Исповедь приговоренного

Дело это происходило в далекие 70-е годы прошлого столетия. Молодому журналисту поручили написать серию статей о маньяке, длительное время терроризировавших один из наших советских городов. В то время наш народ не был еще избалован американскими фильмами ужасов. В прессе время от времени повалялись статьи об успешной работе нашей доблестной милиции, которая борется с преступностью, поддерживая раскрываемость на уровне 100%. Конечно обилием подробностей такие статьи не отличались. Но в этот раз был особый случай, необходимо было вызвать, так сказать «праведный гнев трудящихся» тем более сотрудник редакции был молодой, в меру тщеславный, и в душе лелеял мечту написать потом целую книгу о психологии маньяка.

Закавыка была в том, что маньяк упорно не хотел делиться подробностями, понимая, что ему светит вышка. Ну а какая же статья, если не знаешь, о чем думает преступник. Наш журналист, назовем его Александр, недавно с отличием окончил институт, и по распределению попал в один из городов необъятного Советского Союза. А неподалеку в соседнем городе жил и работал фронтовой друг его отца. Должность его была одной из ключевых в городской прокуратуре. И Александр ничего умнее не придумал, как обратиться за помощью к своему знакомому. У него созрел, как ему казалось, гениальный план. Под видом такого же преступника, которому светит расстрел, его, подсаживают в камеру к данному маньяку, и там, в процессе, так сказать, общения, он выведывает все, что нужно для его статьи и книги. Тогда широко практиковался метод «Журналист меняет профессию». Вот Саша и решил так сказать примерить на себя «профессию серийного убийцы».

-Да поймите вы Сергей Палыч, чтобы написать хорошую статью, потрясти всех подробностями, мне нужно влезть в душу этому человеку,- горячо убеждал он своего знакомого.
-Гм,- многозначительно промычал Сергей Павлович.
-Я должен почувствовать, что ощущает человек, ожидающий расстрела, что твориться в его душе.
-Ну а если тебя узнают?
-Да кто меня узнает, я в этом городе впервые, приехал два дня назад, в моем городе у меня тоже знакомых раз два и обчелся. Так что риска практически никакого.
-Ну а редактору что скажешь, нужно ведь не менее месяца, чтобы человек стал тебе доверять и откровенничать.
-Да уговорю я редактора, упрошу месяц меня не тревожить, пообещаю серию готовых статей.

Видя горячность Александра, Сергей Павлович постепенно сдавал позиции. Последним шагом к его капитуляции был намек, что если Саша напишет книгу, то посвятит ее отцу и его боевому другу.
В общем, все преграды в душе прокурорского работника были сломаны. Техническая честь дела была сложна, но журналист и тут придумал, как все осуществить. Отыскав не раскрытое дело, трех летней давности, которое тянуло на «вышку», они вклеили в него фото Александра, и якобы протокол задержания при оперативно-разыскных мероприятиях. Потом протокол допроса, в котором преступник был «изобличен и во всем чистосердечно признался». Бардак в те времена творился еще тот. Главное раскрываемость, а как она поддерживается на должном уровне дело десятое.

Наконец журналиста препроводили в камеру. Принято описывать маньяков как дегенератов, с туповатым выражением лица, и дебильной ухмылкой. Но в данном случае было исключение из правил. Виктору, соседу по камере, было 23 года, симпатичный молодой человек, вот только рассказы его леденили кровь в жилах. По началу принявший соседа по камере настороженно, но потом, когда прошел суд, и Виктора, как и ожидалось, приговорили к Высшей мере наказания, поняв, что терять ему уже нечего, смертник все рассказал «товарищу по несчастью».

Банальная история. Виктор был советским школьником, ничем ни хуже и не лучше. Выпускной вечер, первая любовь, проводины, обещания ждать хоть «всю жизнь», армия, «прости, полюбила другого, выхожу замуж». Тогда стоя на посту, он выстрелили себе в рот. Но, пуля, скользнув по черепу, вышла наружу, и Виктор остался жив. «Плохо прицелился», - мрачно пошутил он. Его вытащили с «того света», комиссовали, но в мозгах что-то сдвинулось. Придя, домой он решил жестоко отомстить своей бывшей девушке, и, подкараулив ее в парке, изнасиловал и убил, вырезав ей глаза, которые Виктору когда-то очень нравились и, засунув их в 3.14зду. Ну а потом уже не мог остановиться, решив, что виноваты «все бабы». Виктор успел убить 6 девушек, когда его поймали. Особо он и не скрывался, всегда оставляя свою «черную метку», за которую опера прозвали его «3.14здоглаз».

Конечно, блокнота и ручки у Саши не было, но такое не забудешь до самой гробовой доски.
Саша тоже рассказал соседу по камере, что «убил трех человек», причем убивал за деньги, принципиально не желая работать на это государство, а жить нужно было.

Но не будем останавливаться подробно на этом, ибо наш рассказ о другом. Приговоренным к смерти делали небольшие послабления, конечно про телевизоры в камерах в те времена даже не слыхали, а вот газеты и книги доставляли. От скуки Саша и Виктор прочитывали их от начала и до конца.
И однажды Виктор, который взял газету первым, вдруг сказал:
-Во, глянь, еже одного падлу черти прибрали.

Саша взял в руки газету и обомлел. В черной траурной рамке был портрет Сергея Павловича и некролог, в котором сообщалось что в автомобильной катастрофе, трагически погиб верный ленинец, юрист и.т.д. и.т.п.
О том, что Александр подставной убийца знали только они вдвоем, и последствия было не трудно представить. Обезумев, Саша стал долбить в дверь камеры и просить следователя или своего адвоката. Конвойный пообещал сообщить начальству о его просьбе. Вечером его вызвали на допрос к следователю. Журналист, путаясь и захлебываясь от страха слюной, торопливо рассказал про редакционное задание, про друга отца и все остальное.
-Все?- равнодушно спросил следователь.
-Ну да, все.
-Милый, я за 20 лет работы со смертниками такого наслушался, один даже говорил, что он с Марса прилетел внутреннее устройство землян изучать, так что придумай, что нибудь посмешней.

С того дня Александр впал в депрессию, мало ел, ни с кем не разговаривал, тем более Виктора скоро от него перевели. Ни о какой книги речи уже быть не могло. Через месяц состоялся суд, который журналист помнил как в тумане. Он еще раз попытался рассказать адвокату все подробности, но…
-Понимаешь, скоро великая дата в стране, ну а два обезвреженных маньяка всегда лучше, чем один. Могу только посоветовать написать прошение о помиловании в Президиум Верховного совета СССР.
Суд приговорил «убийцу 3 человек» к расстрелу.
Прошение о помиловании также было отклонено.

В один прекрасный, а может быть поганый день, лязгнул замок камеры, и конвоир сказал:
-На выход, без вещей…
«Ну, вот и все, конец», - равнодушно подумал Саша. В камере, ожидая суда и помилования, он провел 3 месяца.
Его завели, в какую то комнату, где еще раз повторили, что прошение о помиловании отклонено, и сейчас приговор будет приведен в исполнение.
Потом какой-то санитар что называется «намазал ему лоб зеленкой».

Шутники в полосатых робах говорят, что делается это для того, чтобы нестерильная пуля в организм микробы не занесла. На самом деле, после приговора, у смертника нет имени, его просто называют по номеру. И именно этот номер пишут на лбу перед расстрелом, чтобы в тюремном морге не спутать с кем-то другим. На памятнике (чаще всего это брусок с прибитой жестянкой) гвоздем выбивается номер и все. Связано это с необходимостью иногда эксгумировать трупы. Иногда находились родственники, желающие похоронить смертника по человечески. (Дату расстрела естественно никто им не сообщал), или была необходимость повторно снять отпечатки пальцев, по какому то вновь открывшемуся делу. Да мало ли?

После этой процедуры Александра провели в подвал, и впихнули, в какую то комнату. Яркий свет заставил смертника закрыть глаза руками. Когда глаза привыкли к свету, он увидел в комнате несколько человек, и среди них своего адвоката, редактора и… Сергея Павловича.
-Ну что сынок, узнал, что смертник чувствует?- раздался насмешливый голос друга отца.
Ноги подкосились, и сознание покинуло журналиста. Краем глаза в висевшем на стене зеркале Александр увидел свою седую как снег голову.

P.S. За свою книгу «Исповедь приговорённого» Александр получил премию имени Ленинского комсомола.