Диалог с Достоевским - 16a

ВООБРАЖАЕМЫЙ ДИАЛОГ С Ф.М.ДОСТОЕВСКИМ

О национальном самосознании
и межнациональных отношениях,
о вере и неверии, мире и войне
[1978 -1979]

Часть шестнадцатая: Амбициозная гордыня. – В пределах двух крайностей. – Змеиный шип. – «В еврейской хижине лампада…». – Имперская хрустальная ночь. – Руссизм и расизм.

Г.Г. Ваша национальная гордость выплескивается наружу как безудержная амбициозная ГОРДЫНЯ. Она силится наводнить оба полушария планеты «светом всемирной русско-православной правды». Для меня всю жизнь безответным остается вопрос: почему ревностные радетели русского «корня» так болезненно реагируют на всё нерусское? Почему так склонны многие из них отвергать и ненавидеть инородные корни? Я чувствую большую растерянность: против тезиса можно выставить антитезис, а вот против злобы и вражды - что выставить? Тоже злобу и вражду?

Если обратиться конкретно к юдофобии, или, как ее чаще называют, антисемитизму, - надо бы получше уяснить себе: что это вообще такое? Причем нельзя забывать: неприятье евреев, антиеврейская позиция вовсе не обязательно проявляются в открытую. Нередко всё это обретает «благопристойные», «гуманные», даже и наукообразные формы.

Антисемитизм лежит в пределах двух крайностей. Одна вообще отказывает евреям в праве называться нацией, мотивируя сей отказ «классической формулой»: нация-де - всенепременный синтез географической, исторической, языковой, экономической и прочей общности. Другая крайность, наоборот, приписывает раскиданным по всему свету евреям не только нестираемую, ярко выраженную национальную особливость и общность, но и чрезвычайное единство, монолитность, «генотипическое» ядро.

Обе эти крайности, несмотря на их кажущуюся противоположность и взаимоисключаемость, смыкаются в одном: в ОПОРОЧЕНИИ еврейства. Разница лишь в том, что первая выражает ПРЕЗРЕНЬЕ к евреям, сводя их к ничтожеству, вторая же поощряет НЕНАВИСТЬ к ним, усматривая в их «единстве» и «монолитности»  угрозу национальному достоинству и самому существованью других народов.

Вы, Федор Михайлович, принадлежите второй крайности, но, возражая вам, я вовсе не хочу признать истинной крайность первую. И то и другое представляется мне радикальным упрощеньем. Как в теоретическом, так и в практическом, житейском плане вопрос по-прежнему стоит ребром. За всем этим скрыт большой, хотя и по-детски наивный, «смысл».

Те, кто считает евреев не нацией, а грудой щебня и обломков, раскиданных историческим взрывом, исходят зачастую из стремленья не столько принизить, ущемить евреев и оправдать свое к ним презренье, сколько облагородить и возвеличить самих себя, хотя бы в своих же глазах. Точно так же и те, кто, напротив, утрирует национальное единство евреев, их «нерушимый сплоченный строй», их «идею», - с одной стороны, стремятся выпятить евреев как самого опасного и коварного врага человечества и, с другой, опять-таки возвышают самих себя, входя в роль «спасителей» и «благодетелей» мировой цивилизации.

Конечно, я тоже упрощаю, но в моем подходе заключена, пожалуй, вся суть и подоплека антиеврейских мифов. Эти мифы, эти сгустки измышлений об евреях (да если еще запевалой в такой кампании оказывается столь гениальный «сирен», как вы) сбивают с толку подчас и самих евреев. Многие из них начинают скрывать свое происхожденье, стыдиться его. Пораженная вирусом антисемитизма, некоторая часть евреев склоняется к самобичеванью - им мерещатся на самих себе и на всех соплеменниках «язвы» и «лишаи», якобы омерзившие Моисеево семя.

Есть евреи, что дичатся друг друга, готовы вообще чуть ли не отречься от собственного лица, нередко и сами становятся завзятыми антисемитами; другие же, в противовес, начинают кичиться своей принадлежностью к преследуемой и гонимой нации, окружают себя трагико-величественным ореолом. Но в любом случае нарушается естественное бытие и развитие национального самосознания, да и сознанья вообще.

К чему всё это может привести и приводит? Скажу только: у меня на глазах на моем веку поникла не одна судьба, испытав на себе разные по силе и характеру, но всегда отравляющие душу змеиные укусы антисемитизма. А иной раз и просто ШИПЕНИЯ бывает довольно, чтоб отравить человеку жизнь.
 
Еще немного по поводу того, на что конкретно направлена антиеврейская ворожба. Отношение к еврейскому народу, моральную его оценку выводят часто из критической оценки иудейской религии. Один маститый и весьма остроумный германский ученый, ваш современник, говорит так: «Я не друг евреев, ибо я знаком с талмудом». Не правда ли, изящное высказыванье? И всё же по смыслу оно как нельзя более ошибочно и несуразно. Всё равно что сказать, например: «Мне не нравится Москва и не милы московиты, ибо я знаком с московским градоначальником».

Я - плоть от плоти и кровь от крови "стопроцентный" еврей, но (так уж сложилось) я не знаю талмуда. Не знаю талмуда, но знаю евреев, многих евреев, и нет среди них, как на грех, ни одного сколько-нибудь знакомого с талмудом или другими толкованиями иудейской веры. Так что талмуд и евреи - это, по меньшей мере, не одно и то же. Вот, кстати, и вы, Федор Михайлович, - хоть и стремитесь отождествить себя с православием, на деле у вас обстоит совсем не так.

Теперь об одном любопытном словечке, которым вы почтили меня при первой встрече: «жид». Не стану вникать - откуда оно взялось и каков исконный смысл его. Оно в свое время так прочно обосновалось в русском языке, что им стали метить не только «еврея» и «еврейское» - оно обернулось синонимом и символом воплощенной СКУПОСТИ, ПРОДАЖНОСТИ и тому подобных понятий. Это слово упрочилось и чисто грамматически: помимо популярных, излюбленных вами форм - «жидовство», «жидовствующий», «жидовский» - вошел в употребленье еще и новый глагол: «жидиться», причем его можно услышать не только из уст юдофоба, но и в речи тех, кто чисто механически усвоил это слово, вовсе не связуя его смысл с еврейством.

Можете сказать мне: по всему видать, сам народ русский признал жидов олицетвореньем алчности, торгашества. Не зря - скажете - народ окрестил евреев «христопродавцами». Можете вновь напомнить мне фразочку Гоголя: «вечная мысль о золоте, как червь, обвивает душу жида». Да, не спорю: виртуоз глубочайшего трагического комизма и особенной поэтической прелести, великий таинственный гений России отвел душу на евреях. Но, к чести его, укажу и на то, что, при всем его измывательстве над «рассобачьим жидом» - в том же «Тарасе Бульбе», - злосчастный Янкель, обрисованный предельно уничижительно, высказал-таки свое сокровенное, прозвучавшее от лица всего племени:

«Схватить жида, связать жида, отобрать все деньги у жида, посадить в тюрьму жида! Потому что всё, что ни есть недоброго, всё валится на жида; потому что жида всякий принимает за собаку; потому что думают - уже и не человек, коли жид!..».

И Пушкина, пожалуй, призовете в свидетели - как чистейшего и первейшего выразителя народной правды. Да, Пушкин мог не колеблясь сказать, например, в своем романсе «Черная шаль»: «Ко мне постучался презренный еврей» - и действительно изобразил здесь еврея как самого низкого и корыстного доносчика. Пушкин запросто мог вывести «Жида» персонажем своей маленькой трагедии, опять-таки наделив его страшными чертами: «Жид» здесь не просто ростовщик и мздоимец, он еще и гнусный пособник торговли ядом, и подстрекатель к отравленью.

            Его червонцы будут пахнуть ядом,
            Как сребренники пращура его...

И еще в одном малоизвестном четверостишии у Пушкина читаем:

            Теснится средь толпы еврей сребролюбивый,
            Под буркою казак, Кавказа властелин,
            Болтливый грек и турок молчаливый,
            И важный перс, и хитрый армянин…

Здесь для еврея выбран эпитет, бьющий в ту же точку. Так что же - значит, и Пушкин неприятель евреев? Тоже стрижет их всех под одну гребенку?

Нет! Не делал он тех обобщений, что так по сердцу вам, Федор Михайлович. У Пушкина это всё не выпады против евреев. Прежде всего, это ОБРАЗЫ и ТИПЫ, в ряду других, в общей картине, подчиненные общему тону. Блестяще очерченные, образы эти налиты полнокровным колоритом, не исключая и национального, но ни в коем случае это не есть определение целой нации, тем паче не приговор ей.

Ну возьмите хоть трагедию «Скупой рыцарь». Воплощенье скупости и бесчеловечной алчности, сама Скупость, Алчность в этой трагедии не связана ни с «жидовством», ни с какой-либо иной трактовкой в национальном смысле. Пушкин видит, проникает и освещает глубже, основательней. Он наделяет скупостью и алчностью отнюдь не еврея - некоего высокородного БАРОНА. Особенное, «рыцарское» отношение к своей пагубной страсти как будто даже поэтизирует его, осеняя знаком величия, что кладет на картину необычайный отблеск подлинного трагизма. Пушкин привык судить о людях и явлениях по их прямой и непосредственной сущности, не прибегая к расхожим «общим» мнениям. Вспомните его эпиграмму на Булгарина:

            Не то беда, что ты поляк.
            Костюшко лях, Мицкевич лях!
            Пожалуй, будь себе татарин –
            И тут не вижу я стыда;
            Будь жид – и это не беда;
            Беда, что ты Видок Фиглярин.

Так что не следует понимать Пушкина слишком буквально и обобщенно, когда он называет грека «болтливым», перса «важным», армянина «хитрым», а еврея «сребролюбивым». Тут уместно вспомнить еще одно его стихотворенье. Признаться, оно занимает в моем сердце особое место. Позвольте, Федор Михайлович, напомнить его вам.

[Окончание Части шестнадцатой следует]