Глава 7. Boys and Girls

 (в предыдущей главе)

Алекс отставала. В ее тяжелом дыхании слышались испуганные всхлипывания. Я обернулся. Положение отчаянное. Дистанция в три метра от меня, пять от них. Я успел первым. Успел еле-еле. И напрасно. Спасибо, Поль, если когда-нибудь тебя увижу, спрошу, как шокер может защитить от стаи свирепых собак. Я свалился поверх нее в сугроб, зажмурился, оглушенный лаем, и надеялся, что смерть будет быстрой...


18 декабря, после полудня
Джесси Монро, Алекс Бонд

Смерти не было. Не было оглушительного лая. Были только сугробы, да и те казались другими. Зато здесь в сугробе подо мной была Алекс. Я уперся руками в землю, нависая над ее дрожащим тельцем. Она все еще не могла открыть глаза. Волосы распластались по снегу, а на лице застыла болезненная гримаса.

- Алекс… все, - я сжал ее руку.

Она осторожно приоткрыла один глаз.

- Они ушли?


Ее взгляд скользнул за мое плечо, а потом остановился на моем лице. Зависла неожиданно неловкая пауза. До тех пор как она не предприняла еще одну попытку оглядеться по сторонам. Взгляд тут же оживился, а сама она резво поднялась на локтях, выкарабкиваясь из-под меня.


- Стой… а где мы?


Она поднялась на ноги, не спеша отряхивать снег с одежды. Пошатнулась. Все внимание сосредоточилось на окружении.


– Мы не возле мастерской, - поняла она наконец.


Я продолжал сидеть в сугробе, собираясь с силами. Оглянулся через плечо, замечая, что местность знакомая. Через пару блоков отсюда были витрины. С теми самыми манекенами, что донимали меня в кошмарах. А до Парка Любви и вовсе рукой подать.

- Джесс!

По ее настойчивому тону я догадался, что она звала меня не первый раз. Я обернулся в ее сторону, вставая с земли.


- Да?
- Мы на другом конце города!
- Да…
- Как мы здесь оказались?


Я с удовольствием отметил, что в ее голосе больше любопытства, чем ужаса или негодования, и выразительно зажмурился, поднимая вверх руки с зажатыми кулаками, в попытке как можно лучше изобразить процесс телепортации. Судя по ее лицу, попытка удалась. Она прикрыла рот варежкой, продолжая смотреть на меня широко распахнутыми глазами. Я смущенно провел рукой по волосам, замечая, что шапка потерялась где-то по пути. Я надеялся, что она просто слетела с головы во время интенсивной пробежки. И очень надеялся, что нет возможности, что ее размазало по пространственно-временному континууму в процессе другого вида перемещения.

Я развернул руки ладонями к ней в знак своей совершенной безобидности.


- Я не кусаюсь.

- Ты врешь.

- Не вру, я в самом деле не кусаюсь!


Алекс наконец отняла ладошку ото рта и пихнула меня в плечо, упрекая за несерьезность.


- Значит, вот как вы выбрались из карантина…


Я осознал, что задержал дыхание, ожидая ее реакции. Выдох вырвался густым клубком пара.


- Что-то вроде того…


Одно дело демонстрировать свою особенность незнакомым людям (пусть, и случайно). Совсем другое – рассказывать об этом человеку, который когда-то занимал очень важную часть твоей жизни. Как секрет, который легче доверять чужим людям. Когда же он попадает в руки знакомые, почему-то краснеют кончики ушей и дрожат пальцы. Начинаешь ощущать всю важность своего секрета, ответственность за него… А главное, боишься – вдруг он не понравится? Наверное, я выглядел еще более ошеломленным, чем она, потому что она спросила:


- Ты в порядке?


Я энергично закивал, скрывая неловкость за отряхиванием джинсов.


- Нам надо вернуться к ребятам, - заявила она.


Ну да. Теперь, к сожалению, приходилось признавать еще одну мелочь:


- Я не могу... Не могу это делать специально.


- О, – она недоверчиво подняла бровь.


- Иначе, зачем мне с вами носиться по всему городу за едой? - тихо возмутился я.


- Нам все равно надо вернуться. Если с ними что-то случилось…


Смешок вырвался сам собой.


- Да что с ними сделается? Они взрослые мужики, смогут за себя постоять. Тем более, они вооружены.


- Мы тоже были взрослые и вооруженные, - возразила она.


- И я постоял за тебя!


Кажется, тот факт, что я снова повысил на нее голос, удивил ее больше, чем чертова телепортация.


- Ладно,- протянула она. Больше весомых аргументов с ее стороны не последовало.


Я неуклюже махнул рукой вместо извинений и предложил:


- Идем домой. Срежем через парк и метро.




18 декабря, день

Улицы города

Глория и Митчелл

Глория с отвращением посмотрела на почти разложившееся тело мертвой собаки и ткнула носом сапога снег, пытаясь забросать им труп животного.


- Авокадо, чего ты там застряла? – из-за угла раздался противный голос Митчелла. Через секунду он уже стоял за спиной женщины.


- Ты развесила здесь листовки? - спросил профессор, разглядывая переулок. Стены, как и раньше, были разрисованы граффити.


- Да, - кивнула Глория, - вон там.


Она указала в сторону мусорного бака, на крышке которого аккуратной стопочкой лежали листовки. Митчелл цокнул языком.


- Это, между прочим, творения Чена.


- Я знаю, - ответила женщина, отходя от собаки, - я не хочу, чтобы его каракули портили вид города. Пускай листовки лежат. Кому надо, тот найдет.


Сунув руки в карманы пальто, Глория обогнула Митчелла и вышла из переулка на главную улицу.


- Городу уже все равно, а людям нет, - нудно начал Строганов.


- Город скучает по нам, - возразила Авокадо и как-то заботливо провела рукой по кирпичной стене дома.


Митчелл закатил глаза.


- Была у меня одна студентка, которая тоже поначалу говорила, что «у зданий есть жизнь. Надо беречь здания», а потом на нее натянули смирительную рубашку и увезли в Сант-Доминик, Чикагскую лечебницу.


Глория злобно покосилась в его сторону и быстро зашагала вперед.


- Ну и куда ты? – крикнул Строганов и побежал за женщиной. - Нам вообще-то в обратную сторону.


- Нам еще надо найти одежду для нашей Пакахонтас. Кстати, Митчелл, у тебя не было студентки, которая обнаружила в себе способность общаться с животными после того, как переболела гриппом?


Митчелл обижено поджал губы:


- Нет, не было.


- Аллилуйя, - возведя руки к небу, выдохнула Глория, - хоть что-то новое для тебя. Наслаждайся.


С этими словами она свернула за угол и вышла на улицу города, где располагались дорогие бутики. Митчелл поежился и снова пристал с расспросами:


- Ты хочешь украсть для нее дизайнерские вещи? Ей это не нужно.


- Ты, что, Строганов, расист? – подняв на него свои глаза, спросила женщина.


Митчелл поначалу оторопел, но осознав, что это очередная глупая шутка, фыркнул и гордо вскинул подбородок. А женщина все шла и шла по бульвару, оставляя за собой магазины одежды. Сперва он подумал, что Авокадо ищет что-то конкретное, но, когда она прошла мимо, наверное, уже десятого магазина, терпение профессора лопнуло.


- Так, - профессор схватил женщину за руку, - все. Давай взломаем вон тот, возьмем вещи и пойдем домой.


Глория мягко высвободила свою руку и улыбнулась:


- Потерпи немножко. Мы уже почти пришли.


«Немножко» растянулась еще на пять минут и, в конце концов, Митчелл с удивлением обнаружил, что они стоят напротив маленького ювелирного салона Тиффани.


- Зачем ей драгоценности? Чтобы она потом меняла их на деревянные бусики? Или на что там меняли свое золото индейцы…


Заметив, что Глория его не слушает, он замолчал. Женщина прилипла к витрине магазина и внимательно рассматривала его содержимое.


- Авокадо?
- Я всегда мечтала о маленьком платиновом колечке от Тиффани, - вдруг, словно очнувшись, начала тараторить Глория. Он отошла от витрины и, подойдя к нему, закатала рукав пальто, обнажив татуировку на запястье.


- Вот на этот пальчик. Бриллиант в три карата, - Глория махала рукой перед лицом Митчелла. Тот обескуражено смотрел на нее.


- Глория, одно дело воровать одежду, другое - красть дизайнерские украшения.


Авокадо сникла.


- Митчелл, не будь ханжой. Я возьму себе кольцо, а ты бери все, что понравится, - зная любовь профессора к деньгам, сменила тактику Глория. - Мы же не знаем, что нас дальше ждет, а драгоценности никогда не бывают лишними. Всегда можно выменять их на что-нибудь. Ммм?


Он думал. С одной стороны, Глория была права, но с другой - кража, пускай даже в пустом городе, это преступление. Ему и так было не по себе от мысли, что они обчистят какой-нибудь магазин с одеждой, а от идеи обокрасть ювелирную лавочку Тиффани Митчелла вообще бросило в жар.


Глория, как опытный змей-искуситель, продолжила:


- Мы будем, как Бонни и Клайд. Ты любишь этот фильм? Митчелл, ну что тебе стоит? Просто крикни, что есть мочи, и стекла лопнут.


Профессор с шумом сглотнул и помотал головой:


- Я боюсь, что лопнут не только стекла, но и твой мозг раскрошится вместе с ними. Я не хочу рисковать ради какой-то твоей прихоти.


Глория обиженно надула губы и сложили руки на груди. Профессор развернулся и, поправив лямку съехавшей сумки, двинулся назад.


- Ты трус, - шептала Глория, идя за ним.


- А ты психопатка, - спокойно парировал Митчелл.


Они молча шли по улице, тихо ругая друг друга. Ветер лениво кружил снег, а тонкие хлопья снежинок медленно опускались на покинутый всеми город.



Ночь с 17 по 18 декабря

Сэм Андерс

Сердце стучало так громко, что, казалось, оно вот-вот вылетит из груди, не в силах больше находиться в теле. Он слышал этот стук, отзывающийся у него в голове и заглушающий дикий рев машины, в которой он сидел, зажатый со всех сторон. Был еще один звук – звук скорости. Как будто гудят мозги, не справляясь с сильной нагрузкой на организм. Но все эти ощущения были ничем по сравнению с безумным адреналином, заполняющим все его существо, текущим по венам от головы до кончиков пальцев на ногах.


Перед глазами очень быстро сменялись картинки – серая трасса, поворот, реклама на плакате. Чувство эйфории достигало наивысшей точки, одновременно с напряжением в голове и болью в сердце.


- Стоооп! – Голос Джо в наушниках звучал неестественно резко.


Сэм нажал на тормоза и машина с визгом и открывшимся сзади парашютом стала замедлять свой ход. Еще несколько мгновений, проведенных как во сне, и он почувствовал воздух в своих легких. Он снял шлем и стал наслаждался прохладным ветерком, обдувающим его лицо. Только сейчас он почувствовал, что весь взмок в машине.

- Сэм, ты с ума сошел! Четыреста километров в час – тебе позавидовал бы сам Шумахер в свое время!


- Да, что-то сегодня нашло на меня, - он глубоко вздохнул, - не знаю, не мог остановиться.


Опустившись прямо на газон, Сэм почувствовал одновременно и облегчение, и разочарование от того, что все закончилось. Ему часто не хватало этого адреналина, который позволял ощутить себя по-настоящему живым. Ведь это же совершенство – чувствовать в себе саму жизнь.

***


Все произошло так быстро, что, казалось, он успел сделать один вдох. Он бежал, как никогда еще в своей жизни не бегал. Дикий холод окутывал тело, будто пытаясь догнать, но покуда Сэм бежал, он не мог умереть от холода. Он был живым – и это было самым главным.

Рядом с ним было еще одно живое существо - на тот момент самое дорогое на свете. Она была так слаба, что не держалась на ногах. Она сидела у него на спине, из последних сил крепко обхватив его шею руками и дрожа всем телом. Он ощущал ее теплое дыхание на своей щеке, и его эмоции достигали предела – он чувствовал счастье, спокойствие и большое облегчение.

***


Когда он нашел Панду в карантине, она была похожа на маленького забитого зверька. Она не могла произнести ни звука, не в силах пошевелиться и убежать. Двери палаты, в которой она сидела, свернувшись клубочком, были распахнуты из-за какого-то электрического сбоя. Было так темно, что мало кто решался вылезти наружу. Сэм чувствовал оцепенение от воцарившейся тишины и страх за нее. Он стоял и спрашивал самого себя - то ли это, что он должен был сделать, и внутренний голос говорил ему «да». Вся его жизнь в настоящий момент была связана с этой девушкой, которую он должен был спасти. С этой девушкой, которая была где-то рядом, испуганная и так нуждающаяся в помощи.


- Панда? - Его голос казался грубым в этой тишине. Дыхание прервалось от возбуждения, когда он услышал ее.


- Я здесь.

***


Он чувствовал все тот же привычный гул в ушах и стук сердца. Он разгонялся, и столь желанная эйфория просыпалась внутри него. Он бежал так, как никогда в жизни, как будто, он сидел в машине, зажатый со всех сторон. Нет, это было другое… Он мог дышать, он будто парил в воздухе, все больше удаляясь от проклятой зоны карантина.



18 декабря, утро
Сэм и Панда


Ночная эйфория сменилась смертельной усталостью, которая погрузила его в глубокий сон. Он лежал на твердой поверхности, не понимая, во сне ли он, или уже в реальности. Мышцы болели так, как будто он… как будто что? Этот вопрос не дал заснуть ему вновь и заставил открыть глаза.


Сэм резко приподнялся, оглядываясь по сторонам. Каким-то волшебным образом они с Пандой оказались в другом конце города. Зажмурившись от солнца, пробивающегося сквозь тучи, и чуть прихрамывая, он подошел к стеклянной стене, рассматривая знакомое название улицы на ближайшем здании. Как он здесь оказался? Он помнил, что взял Панду на руки и бежал, бежал все быстрее, не оглядываясь назад. Он ощущал безумное счастье от чувства свободы, когда зона карантина осталась позади.

Они заночевали в бывшем женском салоне красоты – самое приличное, что мог найти Сэм ночью. К тому же, он подумал, что Панде, возможно, будет легче проснуться именно здесь. Если сейчас хоть что-то может облегчить ей жизнь…

Помимо парикмахерского зала, здесь были и другие комнаты, казалось, давно покинутые своими хозяевами. Они были довольно маленькие, больше походили на подсобки, но зато в них не было окон, через которые проникал пронизывающий морозный воздух. Перетащив в одну из таких комнат бывшее парикмахерское кресло, Сэм аккуратно уложил на него девушку, укутав в пуховик и накрыв теплым одеялом, которое удалось раздобыть в одной из палат карантина. Сам он остался в зале, опасаясь прихода незваных гостей.


***


Это было самым необычным утром в его жизни. Резкая смена обстановки действовала отрезвляюще, было странно непривычно осознавать, что находишься не среди белых стен больницы. Но это было так. Об этом говорили его глаза, об этом говорил другой воздух, другой свет, другие запахи. Солнце все настойчивее пыталось пробиться сквозь облака, чтобы возвестить о приходе нового дня жизни.


Сэм потянулся - боль в теле постепенно прошла, и теперь можно было думать о своих дальнейших действиях. Он быстро вернулся к Панде, с удивлением замечая, что девушка до сих пор крепко спит, словно маленький ребенок. Выражение ее лица было удивительно спокойным, будто она спала дома в своей теплой и уютной постели. Однако смуглое от природы личико отливало неестественной бледностью. Сэм вспомнил ее румянец на щеках, когда они бегали в парке. Казалось, что это было так давно.

Ее веки внезапно дрогнули, как будто она видела страшный сон. Но дыхание, между тем, оставалось ровным. Ему хотелось провести рукой по ее волосам, но он не решался это сделать, боясь, что разбудит ее своим прикосновением. Он осторожно провел рукой по воздуху, в нескольких сантиметрах от ее головы, почти ощущая ее мягкие шелковистые кудри.

Почему-то именно в этот момент она была близка ему, как никогда. Любил ли он ее, он не знал. Точнее он не знал, так ли можно определить его чувства. Он знал, что она дорога ему, что он хочет, чтобы она была рядом. Он хочет ее оберегать, защищать. Здесь и сейчас. Он хотел заботиться о ней так, как не смог позаботиться о… Его дыхание прервалось, а глаза уставились в одну точку… Не смог позаботиться о единственном родном человеке, заменившем ему мать - тете Маргарет. Мальчиком он любил называть ее Марго. Она всегда заразительно смеялась и представлялась ему королевой. Почему он думал о ней в прошедшем времени? Стало трудно дышать… «Она же, она же не…?»

Стиснув зубы, Сэм заставил себя сосредоточиться на текущих проблемах. А они состояли в том, что так долго они с Пандой не смогут здесь находиться. Но сперва необходимо было поесть - он был так голоден, что готов был съесть здоровую свинью. И Панда, когда проснется, тоже вероятно захочет перекусить. Сэм чуть улыбнулся, представляя, какой завтрак она потребует.

Но странно, почему он был настолько голоден? В карантине у него не было аппетита. Наверное, побег отнял много сил. Побег… Как же он смог так быстро сбежать, с девушкой на руках, так далеко? Сэм повернулся к окну, будто ища там, снаружи, ответы. Их не было. Он пытался вспомнить в деталях, что произошло ночью, но воспоминания были похожи на сон - сменяющиеся картинки, образы – вот он находит ее в палате, вот он берет ее на руки, потом кладет на кресло… И тут он вспомнил свои сны. Белые коридоры, как он быстро передвигался по ним, словно паря в воздухе. Но ведь это же были сны, а во сне часто расстояния не ощущаются так же, как и время. Или нет?

Сосредоточенно сдвинув брови, он стал прислушиваться к себе, к своему телу и почувствовал столь знакомое возбуждение от разгоняющейся по венам крови. Ему хотелось свободы, жизни, скорости…

- Я скоро вернусь, принцесса, ты же знаешь, - прошептал он еле слышно, - только не просыпайся. Я вернусь быстро.



18 декабря, день

Кафе Роберта Скотта
Чен и Ариэль

- Эээ… ты бы не мог мне помочь?


Чен оторопел и широко распахнул глаза, делаясь похожим на персонажа из аниме. Заметив его удивленную реакцию, Ариэль потупила взгляд и тихо произнесла:


- Прости, я не хотела тебя пугать. Мне следовало постучаться, прежде чем войти…


Она осеклась, заметив, что ее извинения произвели странный эффект: он отложил книгу в сторону, встал с кровати и замер в нерешительной позе.


- Прости, что-то не так? – девушка закусила губу.


- Нет, просто я первый раз слышу твой голос, - Чен перестал смотреть в одну точку и развернулся к девушке. - Надо же, у тебя нет акцента!


На самом деле ему хотелось кричать на нее: они почти два часа вместе убирали кафе, и все это время играли в молчанку. Если он что-то и спрашивал у нее, то она отвечала жестами или снисходительной улыбкой, заставляя его чувствовать себя полным идиотом. А теперь она так запросто пришла к нему и просит об одолжении. Чен уже было открыл рот, чтобы высказать девушке то, что ему вовсе не нравятся ее «спектакли», но увидев, что она улыбается, так и замер с открытым ртом.


- А разве он должен быть? – изумленно спросила Ариэль. - Я всю свою сознательную жизнь прожила среди англоговорящих людей. Так ты поможешь?


Он часто заморгал.


- Помочь в чем?


- Мне нужно подстричь волосы. Ты же в этом деле спец, да?


Последнее предложение совсем добило беднягу – Чен сложил руки на груди, а его нижняя губа устрашающе нависла над подбородком. Что-что, а вот обиду Ариэль чувствовала за милю и, осознав, что она чем-то расстроила парня, попыталась реабилитировать себя.


- Просто ты постоянно смотришься в зеркало, следишь за одеждой, возишься со своими волосами…


- Я не гей, - обиженно бросил Чен, - я метросексуал.


Эти два необычных понятия запутали не искушенную реальной жизнью Ариэль, и она задумчиво свела брови.


- Глория говорит, что если мужик смотрит на себя в зеркало больше, чем пять секунд, то он… там не было слова «метросексуал».


Чен фыркнул, снова лег кровать, закинув руку за голову, и вооружился книгой.


- Кстати, о Глории, - он откинул книгу и приподнялся, - выходит, ты с ней часто болтаешь?


- Не часто, - рассеяно начала девочка, - только по вечерам, когда я прихожу к ней за плеером. Я люблю слушать музыку ночью. Мне так лучше спится и я…


- Спиться? – зло перебил Чен. - Ты уверена, что ты сама отходишь ко сну? Без помощи тети Гло?


Ариэль испуганно захлопала глазами:


- Не надо кричать…
- А что мне еще делать, когда меня обзывают геем?
- Прости, я не хотела тебя обидеть, просто Гло…


- Как можно быть такой наивной, Ариэль? – теперь он и сам осознавал, что громкость его голоса стала пугающе завышенной, а руки сами собой сжались в кулаки, еще больше пугая девочку. Он был бы и рад сбавить обороты, но контроль собственной ярости никогда не был его сильной стороной, поэтому, как правило, быстро поддавался эмоциям.


- Как можно прощать этой стерве то, как она себя с тобой ведет?! Ты можешь за себя постоять? Ведь Авокадо над тобой издевается! Ей здесь невообразимо скучно, и ты своим овечьим поведением и рабским смирением забавляешь ее! Она же тобой манипулирует, тренирует себя, исследует, а ты… Ты просто ведешься, как безмозглая…


Заткнув уши руками, Ариэль молча смотрела по сторонам. Наконец заметив, что его сбивчивый монолог слышат только стены, Чен сердито всплеснул руками и, подойдя к девочке, схватил ее за запястья, убирая ладони от ушей.


- Нам с профессором надоело возиться с тобой, защищать тебя и вообще. Если тебе нравится твоя роль, то пожалуйста.

- Ты ее совсем не знаешь!


- Не делай вид, что за эти несколько недель, что мы живем вместе, ты поняла весь богатый внутренний мир старой куртизанки, - хмыкнул парень.


Ариэль передернула плечами, показывая, что ей неприятно такое определение.


- Она хорошая. Она пытается исправиться. Она очень жалостливая, - девушка сделала паузу, - она всех очень любит, просто не всегда умеет показывать это.


- Нападать на тебя, считать меня гомосексуалистом – самое приятное проявление материнской заботы.


Ариэль замотала головой и прикоснулась пальцем к губам Чена, призывая его замолчать.


- Она обо всех беспокоится. О тебе, кстати, больше всех. Она говорит, что часто видела, как потеря близкого человека до неузнаваемости меняла…


Еле ощутимые толчки заставили ее замолкнуть. Она с ужасом смотрела на то, как Чен тяжело дышал, с каждым новым громким выдохом увеличивая силу землетрясения.

- Не надо думать, что вы хорошо меня знаете.


- Знаешь, теперь я так совсем не думаю, - рассеяно оборонила девушка и шатаясь вышла из комнаты, оставив Чена в одиночестве справляться со своей вспышкой ярости.



18 декабря, день
Парк Любви

Джесси, Алекс

Идти без рюкзака было легче. Только эта легкость напоминала, сколько полезных вещей мы не несем с собой. Это удручало. Я не мог выбросить из головы кофеиновый напиток, который нашелся в холодильнике. Он обещал вкус корицы. Не то чтобы я наивно полагал, что содержимое в самом деле будет иметь какой-то вкус (кофе в банке - вообще кощунство!), но это было бы неплохим бустером для очередной пешей прогулки.


- Ты видел елку? – Алекс кивнула на зеленую макушку, которая торчала где-то поверх деревьев.


- Ого, - отозвался я бесцветным голосом. Было даже жалко это неподвижное существо, которое стояло там никому не нужное, поблескивая потухшими фонариками на поникших еловых лапах. – В жизни не видел такой грустной елки.


Алекс немного сбавила шаг и оглянулась в мою сторону.


- И как это… - она неуверенно махнула рукой. – Вот так переноситься?


- Ты же была со мной.


- Да, но управлял ты, - она дернула плечом немного нервно, словно сам вопрос доставлял ее дискомфорт.


Я потер кончик носа перчаткой, задумываясь над искренним ответом.


- Я рассказывал, что в детстве мечтал попасть в Диснейлэнд?
- Все дети мечтали.


- Тогда ты знаешь. Я бредил этим местом. По ТВ любовался, слушал байки одноклассников. Кстати, дети любят преувеличивать, - я улыбнулся, вспоминая пару самых диких мифов. – Да бог с ним. В конце концов, свершилось. Поехали всей семьей. Я ходил весь день с открытым ртом, смотрел по сторонам и не мог поверить – таким все казалось нереальным. А когда пришел в себя, мы были уже дома. Вот так и с телепортацией. Просто не можешь поверить, а потом уже все - поздно…


Она смотрела так, словно ей, в самом деле, было важно понять.


- Много сил отнимает?


Я пожал плечами.


- Ты бледный, - заметила она.


- Кто бы говорил…
- Серьезно, ты в порядке?


- В порядке, - заверил я чуть более раздраженным тоном, чем был намерен. – Просто голова раскалывается от всего этого солнца, снега…


- Ладно, - согласилась она. – Тогда прибавим шагу, чтобы успеть до темноты.

Да кого мы обманывали? Она была права в самом начале, когда сказала, что мы на другом конце города. Оставалось лишь мечтать о том, чтобы дом оказался ближе, чем казалось. Или что меня атакует очередной приступ телепортации. Может быть, поэтому Алекс старалась держаться как можно ближе, питая иллюзию ухватиться за меня, если я вдруг начну исчезать.

Солнце все снижалось, оставляя меньше света. А голова продолжала болеть. Настроение это не улучшало. На этот раз вспомнилась упаковка с аспирином, которая так же осталась далеко-далеко в рюкзаке. Либо мне казалось, либо мы сбавили скорость. Теперь она и вовсе держала меня за рукав.


- Умираю с голоду, - призналась Алекс. – Наверное, стоило податься в другую сторону и проверить кафе.


Я остановился, пошарил в кармане и протянул ей шоколадный батончик. Тот самый, который «позаимствовал» для Евы. Возникло странное чувство, что она заботится обо мне оттуда, издалека. Отчего-то вспомнились мои ребятишки, которые охотно угощали меня конфетами. Это особенно забавляло Тая, который с радостью комментировал: «Смотри-ка, тебя даже дети подкармливают». А я был просто счастлив от того, что снова окружен любовью. Впервые за много месяцев.
В любом случае, приносить Еве гостинец из такого места было весьма сомнительной радостью.


- Ух ты, обед, - Алекс не пришлось долго уговаривать для того, чтобы она схватила шоколадку. - Будем по очереди кусать или сразу поделим?


Я отмахнулся.


- Забирай себе, он не в моем вкусе.


- Кончай благородничать, - не согласилась она, разламывая податливый сладкий батончик и протягивая мне половинку.


Я мотнул головой.


- Правда, я не хочу.


- Ты, Джесси Джеймс Монро, в здравом уме и трезвой памяти отказываешься от «Каприкорна»? – она удивленно подняла брови.


Я склонил голову на бок, всем своим видом показывая, что у меня нет настроения отвечать на ее колкости. Она же сняла варежку и шутливо потянула руку к моему лицу.


- Наверное, заболел.


Я поддался минутной слабости и прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновением. А когда открыл, увидел, что выражение ее лица сменилось с озорного на обеспокоенное.


- Эй… ты горячий.
- Да?


Я даже не заметил, когда подскочила температура. Наверное, так привык к этому, что уже и забыл, что такое «нормальное самочувствие». Но теперь, когда она сказала, пришлось признать, что навалившаяся слабость была спровоцирована не только усталостью от долгой прогулки на свежем воздухе.


Алекс рассеянно жевала батончик, напряженно ожидая от меня какой-то реакции.


- Ладно, - согласился я.


- Ты, - она задумалась над постановкой вопроса, – уверен, что дойдешь?


- Да куда мы дойдем? – не выдержал я, наконец, перед лицом очевидных фактов.


– В самом деле? Это же все равно, что марафон бежать! Это же не твой городишко - тут другие расстояния! Без метро мы беспомощны, разве что будем слоняться дни и ночи, как эти хоббиты с кольцом, пока не доберемся до дому… Это была дурацкая затея с самого начала!


- Это была твоя идея, - напомнила она.


- Без разницы, - буркнул я.


- Тогда зачем ты нас сюда… притащил?


Резонный вопрос вызывал еще больше раздражения.


- Не сюда, а оттуда! – уточнил я. – Или ты бы предпочла поближе познакомиться с теми милыми щенятами Цербера?


- Я бы предпочла оказаться дома. А теперь из-за твоего приступа сентиментальности мы застряли тут…

- Сентиментальности?


- Как будто я не помню! – она фыркнула, уверенным жестом вытягивая руку в определенном направлении, и застыла, как указатель в сторону торговых центров с витринами, манекенами, яркими вывесками и кафе, добрая половина которых были совершенно ужасными. Особенно одно - с картошкой фри, пластиковыми ложками и несбывшимися мечтами.


- Да… да и к черту, - сдался я.


Я не нашел, что сказать. Она не имела права повышать на меня голос. Я имел – у меня до тошноты болела голова, дрожали колени, и все тело гудело от усталости. Я осекся на мысли, что она – Алекс – скорее всего, чувствует себя не намного лучше. Поэтому она тоже имеет право.


К моему удивлению, она кивнула в сторону ближайшей скамейки и предложила:


- Давай передохнем. Споры много сил отнимают.


18 декабря

дело идет к вечеру

Ева и Дезмонд


Весь путь обратно я оглядывалась, чувствуя себя на грани чего-то неизвестного и невидимого, но крайне опасного. Так и тянуло произнести про себя молитву, надеясь, что она защитит. Зачем только Мари поделилась со мной всем этим? Да еще таким голосом, которым страшные истории ночью у костра рассказывают? Проще было не верить ей, не принимать все услышанные слова за правду, потому что это ставило под сомнение тот привычный мир, где я жила раньше.


Но ведь когда-то нужно открыть глаза и взглянуть на этот мир? Возможно, когда-нибудь потом, только не сейчас. Сейчас, возвращаясь в неродное место, я знала, что там снова будет толпа народу с хмурыми и опасными лицами. Они будут смотреть на меня, бросая мимолетные взгляды на ружья, а я буду верить в слова «никто тебя не тронет». Но зато будет Джесси… Будет он, и все будет по-другому.


Когда мы были уже у самого дома, Мари попросила Джона пройти с ней до машины, которую они как-то хотели починить. Я посмотрела им вслед, все еще не понимая, кто этот странный мужчина. Может, не стоило скрывать от него свое настоящее имя? Рано или поздно маленькая ложь раскроется, и, наверное, ничего хорошего из этого не выйдет. С этими мыслями я вошла в дом, не изменившийся с моего ухода — все такой же тихий и холодный. Я стояла и глядела на лестницу, ведущую наверх, не зная, что делать дальше. Нерешительно сделала пару шагов по ступеням и почти сразу поняла, кто остался один в этом доме. Внутри тут же зародилось легкое волнение, перемешанное с чувством вины. Мне не стоило оставлять его одного, в чужом месте, не в самом лучшем состоянии. Точно не стоило. В спешке я чуть не поскользнулась на последней ступени, вцепившись мертвой хваткой в деревянные перила, чтобы сохранить равновесие.

Неужели вот так вдруг, посреди хаоса и неясности, я испытала что-то знакомое, то, что происходило со мной раньше? Это чувство вины перед людьми... за свою невнимательность.


Я преодолела последнюю пару метров и застыла возле двери. А вдруг он спит? Что тогда? Еще разбужу его… Но войти надо. Вдруг он не спит, и ему что-то нужно? Я зашла, несмело остановившись возле кровати, на которой лежал мужчина. Осторожно подошла ближе, стараясь понять, спит ли он. Но лица его видно не было, а по спине судить было сложно. Я тихо вздохнула и решилась задать вопрос.


- Как вы себя чувствуете?


Я притихла, внимательно наблюдая за профессором Файенсом. Он перевернулся на спину под ворохом одеял и отозвался хриплым шепотом, который вызвал во мне еще большее чувство вины:


- Плохо.


Я же этого боялась, да? Как теперь я смогу помочь ему? Глаза тут же нашли пузырек с таблетками, оставленный на столике. Я поспешила взять их и осторожно села на край кровати, рассматривая ненужную информацию на этикетке. В самом деле, как описание побочных эффектов и дозы может излечить человека?


- Может, таблетки еще не подействовали? – выдвинула я свою теорию, с беспокойством смотря на мужчину, и тут же смущенно опустила глаза. Это было чем-то знакомым – чувства, просыпающиеся внутри, неожиданные и странные.


Он хлюпнул носом, снова закрывая глаза:


- Так голова кружится.


Я напряженно выдохнула, держа в руках лекарство. Снова посмотрела на Дезмонда, отмечая про себя, что даже в мыслях не было желания называть его «профессором Файенсом».


- Может, нужно еще принять?


Я не знала, что говорить, что делать в таких ситуациях. Я не понимала, как вести себя, слишком боясь совершить малейшую оплошность. Он молчал какое-то время – то ли раздумывал, то ли задремал до того, как что-то ответить. А когда ответил, речь шла о чем-то другом и мне непонятном.


- Я испугался.

- Когда?


Вопрос прозвучал так просто, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном, как, например, покупка ватных палочек. Закусила нижнюю губу, виня себя в излишней болтливости, но придвинулась ближе, боясь упустить что-то важное.


- Про ружье… - невнятно пояснил он. – Они спросили, кто сделал это с ружьем, и я испугался, - он тяжело сглотнул. – Я знал, что они не причинят вреда девочке. И промолчал…


Я с недоумением всматривалась в мужчину, пока до меня не дошел смысл слов.

Пару мгновений я была потрясена. Раз за разом проматывая перед глазами события прошлой ночи, я задавалась вопросом «кто это был?», но не понимала, в чем ценность ответа. Или же думала, что это Джесси. Если он может телепортироваться, то почему бы и нет? В голове так и звучали мои всхлипы и признание. Признание, которое, возможно, помогло.


Я придвинулась еще ближе.


- Наверное, так и правда лучше. Вы все сделали правильно.

- Теперь ты им скажешь? – спросил он все тем же сонным тоном.


- Почему я должна так поступить?


Он достал руку из-под одеяла, дотронулся костяшками пальцем до лба. Я следила за ним, не в силах скрыть встревоженный взгляд.


- Ты не обязана меня защищать.


Хотелось воскликнуть – «вы ошибаетесь!» или «как я могу так поступить?». Но я продолжала смотреть на него, не понимая, что нужно сказать на самом деле. Я знала только то, что все эти вопросы и слова какие-то глупые и неправильные. Такое чувство, словно меня недооценивали. Словно не было той пары дней, в течение которых он стал кем-то… особенным. Не таким, как был раньше.

Теперь я отодвинулась к краю кровати, предчувствуя нечто серьезное и очень важное, и принялась рассматривать свои руки, которые окружающим казались смертельно опасными. Мнительные взрослые люди.


- Я… - мне было сложно признаваться себе сейчас, когда моя — наша - жизнь перешла на какие-то новые координаты. Мне было сложно признаваться ему в том, что почувствовала в первую встречу, когда он только вошел в аудиторию. А теперь, в этой тишине, в этой комнате, мир подобно Титанику раскалывался на части. Холод… Тогда ведь тоже было холодно.


- Вы…


Я зажмурилась, вдохнула, словно готовясь нырнуть под воду, а затем выдала:


- Вы мне нравитесь.


И замерла, с испугом и интересом продолжая изучать свои руки, сложив их в замок; испытывая нездоровый жар, будто только что бежала за автобусом. Даже сердце билось часто и громко.


Мужчина первым нарушил тишину:


- Да?


Его рука скользнула по подушке в мою сторону. Я пыталась скрыть растерянность и набралась смелости, чтобы ответить.


- Да.


Я представляла себе, как это будет. Сто раз представляла, сидя на лекции. Но после признания в моих мыслях не существовало ничего. Прерванная на середине повесть.


- Это мило, - он снова перевернулся на бок, удобнее устраиваясь под одеялом.


Поборов в себе стеснение, я все-таки осторожно посмотрела на него, тут же вновь вернувшись к созерцанию рук.


- Почему… мило?


Он не ответил. Только вздохнул так, словно я маленький ребенок, которому приходится объяснять очевидные вещи.


- Наверное, мне лучше поспать. Возможно, станет лучше…


А мне стало тяжелее, будто весь груз недавних мыслей вновь лег на плечи с новой силой. И признание, которое должно было быть возвышенным и красивым, вышло каким-то плоским и неубедительным. Настолько неубедительным, что я, наверное, сама себе не поверила бы. Захотелось спрятаться подальше от этого человека, но в то же время я испытывала ни с чем не сравнимый трепет, когда он рядом, а теперь еще и знает… Этот трепет оглушал, изгоняя все прежние раздумья о самых пугающих вещах.


Я вздохнула и улыбнулась сама себе, пользуясь тем, что сижу к нему спиной.


- Да… хорошо, - я поднялась с кровати, сжимая в руке таблетки. – Спите.


Еще раз вздохнула и поставила лекарство на тумбочку. Слушала тишину, чувствуя одиночество, сквозь которое пробивалось что-то волнительное и сладкое.


- Да… Может быть, тебе тоже стоит, - не открывая глаз, он сдвинулся на край кровати и небрежным жестом откинул одеяло, вызывая при этом бурю эмоций, от которых я не могла пошевелиться.


А зародившееся где-то там внутри волнующее, непонятное чувство скрашивало все остальные горькие - незнание и непонимание. Отгоняло прочь тусклое зимнее солнце и скрипучий снег, непонятные способности и мои размышления.


Я с замиранием сердца скользнула рукой по куртке и, нащупав застежку, стала расстегивать молнию. Время, казалось, в самом деле замерло. Сначала осторожно села на кровать, словно проверяя, не изменилась ли она с ночи. И, уже довольная результатом проверки, забралась под одеяло, замерев в одном положении. Почти сразу почувствовав знакомое тепло, успокаивающее и убаюкивающее.


- Прямо как там, да? - усмехнулась я, стараясь дышать спокойно.


Мужчина тоже застыл в одном положении.


- Ты знаешь, что это против правил… - начал он.


Я ждала, пока он закончит фразу, но этого так и не произошло. Может быть, он уснул, оставляя меня гадать, о каких правилах идет речь. А может в этом и был весь смысл - в каких-то правилах, о которых я никогда не слышала.


18 декабря, вечер

Парк Любви
Джесси, Алекс

То, что я принимал за холод все это время, оказалось ознобом. Я пытался убедить себя, что это обычная простуда. Лег спать в мокрой одежде - вот и простыл. После вытряхивания карманов меня ожидал сюрприз в виде пакетика с целебным порошком – тем самым, который я собирался скормить профессору, но, не найдя горячей воды, по запарке сунул в карман и забыл. Пока Алекс отошла исследовать местность в радиусе десяти метров, я раскрыл пакетик и бездумно высыпал содержимое прямо в рот. Закашлялся, когда пылинки попали в нос. Как будто отвратительный вкус был недостаточным наказанием. Любопытство взяло верх, заставляя мельком глянуть на пакетик – достаточно внимательно, чтобы определить, что состав предполагает иметь вкус лайма, но недостаточно долго, чтобы вникнуть в строчку про побочные эффекты. В любом случае, я был уверен, что худшего побочного эффекта, чем вкус этой отравы, быть не может, так что самое страшное уже позади.


Другой эффект обнаружился, когда я открыл глаза и понял, что отсутствовал несколько минут. Теперь стало еще темнее. А Алекс сидела рядом. Я выпрямился, не вставая с места, кутаясь в куртку.


- Я уже думала, что ты уснул, - она крутила в руках какую-то неопознанную листовку.


Я провел рукой по лицу, вспоминая, отчего так терпеть не могу эту лаймовую гадость. Воспоминания возвращались к последнему учебному году, когда я решил, что я уже достаточно взрослый, чтобы переносить грипп на ногах. Тогда кофе в термосе сменился вот этим горячим витаминно-химическим напитком, который словно заставлял время идти раза в 3 медленнее. Если на семинарах и практических занятиях я соображал хоть что-то, то на лекциях хватало сил лишь на то, чтобы включить диктофон, плюхнуться головой на парту и отключиться на благословенных полтора часа.


- Я займусь спортом, - пообещал я.


- Что? – она даже хохотнула от неожиданности.


Я откинулся на спинку скамейки и сунул руки в карманы.


- Надоело болеть каждый год. Напичкиваюсь таблетками для профилактики за пару дней до, а никогда мысли не было… ну, знаешь, держать себя в форме – заниматься спортом, правильно питаться, пить витамины… и что там еще делают с этим здоровым образом жизни?


Она усмехнулась.


- Как Тай? Травяные настои… Он до сих пор их пьет?


- Это был огуречный напиток, - напомнил я, задумавшись. – Да, как Тай. Почему он не вбил мне это в голову? Это бы все исправило… Может быть, тогда бы я не заболел в этом году. И не был бы сейчас здесь.


Она промолчала.


- А кто бы позаботился о «твоих ребятах»?


- Кто угодно, все равно… Да, и они бы сейчас спокойно сидели в карантине. А я в «чистой зоне» с Таем, мамой… И папой, - добавил я тише.


На этот раз она молчала дольше, пока не осмелилась.


- А кто бы позаботился обо мне?


- Твои мальчики, - напомнил я. – Ты бы отлично справилась и без меня.


Алекс холодно улыбнулась, глядя прямо перед собой.


- Конечно. Ничего нового.


В сумерках было видно, как ее губы сжались в тонкую линию. Мне стоило извиниться, но я не знал за что. Нет, я знал за что, поэтому извиниться не мог.


- Что ты нашла? – я подался вперед, упираясь локтями в колени.


- Только это, - она указала на листовку. – Некое сообщество приглашает к себе в гости.


- Что за сообщество? – я не понимал, какой это представляет интерес.


- Похоже на группу фанатиков.
- Решила податься в религию?
- Решила податься за помощью.


Я закатил глаза, смутно представляя, какую помощь могут предложить религиозные фанатики.


- Что же они там такое написали?


- Важно не что, а когда, - объяснила она, протягивая мне лист бумаги.


Пришлось изрядно сосредоточиться на буквах, чтобы дошел смысл написанных слов.


- Стой… Это было здесь уже после вируса?


Она кивнула.


- Совсем новенькие. Похоже, мы открыли Америку.


- Есть еще выжившие, - подхватил я. – А это не те самые ребята, на которых вы стволами машете?


- Что, думаешь, они собирают армию против нас? – она забрала у меня лист бумаги и снова пробежалась взглядом по тексту. – Они в этом твоем кафе… Несколько кварталов отсюда, да?


- Нашли же себе местечко под солнцем, - с ревностью промычал я, снова вспоминая ароматные пироги, розовые фартучки и «Дороти», которая на самом деле оказалась Евой. – Предлагаешь, заглянуть к ним на чашечку кофе?


- Домой мы все равно не доберемся, нам надо где-то переночевать. Оставаться на ночь где попало небезопасно. А если совсем повезет, может быть, у них окажется машина на ходу и они не откажут подвезти нас до дома.


Я молча разглядывал лампасы на своих кроссовках, прячась под капюшоном.


- Джесс?


Я и не знал, что она ждет моего одобрения.


- Ну да, да, мир не без добрых людей, - промямлил я, безразлично наблюдая, как синеватый снег ловит алые капельки крови. Так увлекся, что не сразу понял, что капают они из моего носа. По тому, как всполошилась Алекс, было ясно, что она заметила тоже. В нос ткнулась издевательски свежая цивилизованная салфетка, а ее рука снова коснулась моего лба.


- Боже мой… Серьезно, ты снова заболел?


Я осторожно мотнул головой.


- Это не вирус, я уже переболел…
- А что? Устал? Или это от того, что ты сделал… от телепортации?


- Такое уже было раньше, - утверждение звучало, как несмелое предположение. – Это что-то другое…


- Что другое?


Я пожал плечами, глядя сквозь нее.


- Я… я понятия не имею.


И вот теперь стало по-настоящему страшно.

18 декабря, вечер

Дом Монро

Ева, Дезмонд и «ребята»


Я плыла. Точно плыла - неспешно и возвышенно, раскинув руки, созерцая пустоту вокруг. Белую искрящуюся однородную массу. А где-то там внизу были люди - они суетились, не в силах найти себе место, будто играя в ту детскую игру, в которой нужно занять свободное место, пока не прервется музыка. Сейчас в ушах была вата, что совершенно сбивало с соревновательного настроя и ставило на пару ступеней ниже тех далеких и недосягаемых людей.


В голове звенело, пронзительно и неприятно, словно все это время я лежала на твердом полу, а не на кровати. Словно до этого мне снилось что-то до нервной дрожи приятное – то, о чем я мечтала; а потом меня насильно вытянули из этого сна, под аккомпанемент громких голосов, которые и были причиной звона.


Меня на самом деле вытаскивали из кровати, и одеяло сползало на пол. Чужие руки сжимали мои запястья, с силой и какой-то слаженностью. Кто бы дал хоть секунду для понимания, чтобы оглядеться по сторонам...


- Эй, не так жестоко, да?

- Заткнись!


Чего тут думать? В голове только пугающие мысли, которых было не слышно и не видно, но они присутствовали, то и дело сверкая своими яростными глазами из темноты моего сознания. Издевательски смеялись надо мной в тот момент, когда я не могла посмеяться над ними из-за этих людей, в присутствии которых нельзя было улыбаться. Что-то внутри подсказывало, что нельзя.


- Алекс пропала! Как ты это объяснишь?! Пропала, с этим…


Я издала слабый стон, когда мою руку сжали чуть сильнее. Я возвращалась в холодную комнату в холодном доме, в незнакомом месте, в непонятном мне мире. Людей было не так много, как мне казалось раньше.


- Одни драные рюкзаки остались! А их нет!


Раскаты грома рядом, и бешено колотится сердце - как у зайца, на которого ведется охота.


- Внезапно появились - внезапно пропали?


У двери стоял тот самый высокий мужчина, в первый раз сменивший свое равнодушие на более приемлемое такой ситуации чувство - живой интерес к происходящему.


- Я так и знал, так и знал!


Произошло плохое, страшное. Только я не могла понять что. Меня держал здоровенный чернокожий верзила, тот, что ночью больше всех кричал о том, чтобы посадить нас в гараж. Было страшно пошевелиться, страшно поднять взгляд, который мог показаться опасным и спровоцировать ответный акт агрессии.


- Нужно было сразу запереть их в гараже! - с каждым разом в его голосе прибавлялось возмущения и уверенности.


Мужчина у двери чуть улыбнулся, смотря поверх меня, и возникшее внутри желание оглянуться, исчезло. Сейчас что-то произойдет. Точно произойдет. А у меня не было сил бороться.


- Давай их в гараж!


Это было приговором, произнесенным с холодным расчетом. И слишком отчетливо в голове прозвучали слова профессора Файенса о том, что эти люди могут и передумать. Оказалось, что для этого нужно было, чтобы Алекс исчезла и… Джесс?


На меня каким-то образом натянули куртку, лежащую рядом, и повели прочь из комнаты. Руки болели под натиском этой стальной хватки. Позади я слышала шаги, с отчаянием думая «все будет так, как будет». Гараж - это ведь же не смерть. Все не так плохо… не так плохо… Как быстро чужой дом способен превратиться в место заточения. Но ведь потом все изменится?


- Пусть посидят пока здесь.


Наконец, я была свободна. Пусть на запястьях виднелись красные следы чужих пальцев.


Здесь было много ненужного хлама, который принято складывать в такие места. Холодно, и через небольшое окошко виднелись лучи уже угасающего, вечернего солнца. Почему зимой оно так рано садится?


Дверь хлопнула, и мы остались одни. Я обернулась, с жалостью глядя на мужчину. Хотела начать разговор, но промолчала, не решаясь нарушить угнетающую тишину. Просто посмотрела и принялась разглядывать самые ненужные вещи на планете. В детстве мне всегда так казалось, когда мама просила отца что-то отнести в гараж.


Профессор долго молчал, казалось, пытаясь собраться с силами и возмущением. Он прислонился к стене, не решаясь присесть в этом, мягко говоря, не очень чистом месте. Он особенно шумно выдохнул на этот раз, прибавляя вздох кашлем, и неопределенно махнул рукой в сторону двери.


- Как они… какое они имеют право?


Я застыла на месте, услышав его слова. Не знаю, почему у этого человека получалось подбирать именно тот набор букв, задавать именно те вопросы, которые я не решалась произнести вслух. Слабо улыбнувшись, я посмотрела по сторонам, пытаясь оценить место, в котором мы находились. Почувствовать страх перед ним, почувствовать отчаяние того, что я здесь. Почувствовать еще что-то…


- У подонков совсем сердца нет. Ладно, я переживу, но тебя… Ты же еще совсем ребенок. Ей богу, я в твоем возрасте переживал, кто кого побьет – Blur или Oasis, а не сидел по холодным гаражам, - процедил он сквозь зубы с очевидной досадой, которая передавалась от него ко мне, перетекая по каким-то невидимым нитям. Пусть я и с трудом представляла, о каких сражениях идет речь.


- Я не ребенок, - я обращалась больше к себе, нежели к мужчине, слыша в своем голосе отрешение, которое было вызвано прохладой и незнакомым местом. А еще людьми, которые обошлись так жестоко.


Теперь мужчина смотрел на меня – долго, внимательно, с каким-то непонятным сожалением. С какой-то другой серьезностью – совсем не той, что я видела на лекциях. Еще секунда, и придется опустить голову, стараясь скрыть смущение. Но сейчас я смотрела в его глаза с замиранием сердца, все еще чувствуя, как страх начинает прогонять то дорогое тепло… Все это было чем-то необъяснимым, личным. Я вспоминала, каким он был… нет, каким он виделся мне на лекциях, в коридорах, где я могла мимолетно проследить за ним, выхватив взглядом из толпы студентов. Он казался другим, не таким, как сейчас. Или же он, правда, был другим?


- Это все из-за меня, - заключил он. – Они думают, что ты опасна, – он отвел взгляд и потер переносицу. – Тебе здесь не место, я должен сказать им правду.


И вновь слова отдавались в сердце непонятной мне печалью и искрами теплоты. А эти искры призывали на какие-то решительные действия, даже одна мысль о которых пугала. Я подошла ближе к Дезмонду, прислоняясь к той же стене, что и он, ощущая ее мертвый холод.


- Зачем?


- Чтобы они выпустили тебя, - объяснил он. – Зачем им держать безобидную девочку взаперти?


Он пожал плечом, вероятно, сам не уверенный в своем вопросе-утверждении.


– Хотя, на самом деле, возможно, нам лучше держаться вместе. Боже правый, мне будет спокойнее, если ты будешь здесь со мной, хоть и в этом холодном гараже, нежели там – с этими… этими дикарями, - признался он. – Мало ли, что у них на уме.


Трепет внутри вновь давал о себе знать, напоминая о признании. Напоминая о спальне и о том, как я пыталась произнести то, о чем долго думала. То, что не давало покоя. Что-то сокровенное… Оказывается, этому чувству не страшен был даже пугающий гараж и холод.


- Да… - тихо согласилась я, смотря на профессора Файенса, - спасибо.


Я с осторожностью коснулась пальцами его ладони, внимательно рассматривая ее. Воспоминания не заставили себя ждать – колледж, лекции, то, как он записывает особенно трудные названия на доске, как сжимает очки… Мрачные очертания гаража на мгновение дрогнули, а потом я поняла, что сделала что-то непозволительное.


- Извините.


Я почти отскочила от него, чуть не споткнувшись о какую-то коробку, так некстати оказавшуюся на моем пути к отступлению.


- Они не станут держать нас здесь вечно, - его голос еле заметно дрогнул.


Профессор снова прислонился к стене и сложил руки на груди.


- Вечности и не надо, - ответила я, старательно поправляя ногой коробку, чтобы скрыть смущение. Хотела что-то добавить, но передумала. Зато решилась посмотреть на мужчину и повторить про себя его слова о том, что ему будет спокойнее, если я буду рядом. Это было чем-то приятным… и волнующим до дрожи.


***


Я жалела о том, что здесь не было часов. Время совершенно перестало существовать в моем новом мире. Часы, секунды, минуты канули в лету, словно потеряли значение для всех живущих на этом свете. Зачем измерять события временем, если теперь это ничего не значит? Нет ни важных встреч, ни работы, ни свободного времени. Есть солнце, которое встает на востоке, прорезает пронзительно голубой небосвод и садится за багровые облака. И есть непроницаемая ночь - без подсветки фонарей и витрин.


- Я бы сейчас шла в кафе… Хотя у меня сейчас нет часов, чтобы говорить об этом точно.


Боль в запястьях становилась ноющей и, наверняка, будет напоминать о себе еще пару дней. Я натянула рукава свитера на ладони, смотря, как при каждом выдохе появляется едва заметный белый пар. Вечности не надо.


- Глупо представлять то, что можно было сделать, не будь все… так.


Я говорила, потому что мне так хотелось. Просто хотелось сказать вслух о своих страхах, надеясь тем самым выгнать их подальше, мысленно повторяя, что им не место у меня внутри.


В абсолютной тишине было отчетливо слышно, как профессор Файенс с интересом перебирает содержимое одной из коробок, так, словно оно поможет нам выбраться из гаража. Или согреться. Я наблюдала за его движениями, не решаясь подойти.

Перевела взгляд на окошко, за которым лучи солнца тускнели с каждым разом.

Вернулась взглядом к Дезмонду, который выглядел очень… мило.


«Это мило...»

«Да что в этом такого милого? Как будто ему раньше никто не говорил таких вещей!» - я готова была затеять целый мысленный спор, в котором заняла бы сторону защитника своих слов.

«Значит, вы утверждаете, что такого-то числа все-таки признались...»

«Да, я утверждаю».

«И что же вы...»


- Что вы ищете? – наконец, решилась спросить я, отгоняя подальше свои мысленные дискуссии, которые были достойны дополнительного успокаивающего укола.


- Не знаю, - не сразу отозвался он. - Что-нибудь полезное. Боже, ну и пылища, - пробормотал он тише, с какой-то почти болезненной осторожностью вытирая руки о куртку. - Что-нибудь теплое.


После тщательного отряхивания он снова запустил обе руки в коробку, и даже в темноте было заметно, как он оживился, нащупав нечто неведомое. Какое-то неподходящее оживление для всего происходящего. Словно из другого повествования, а не о нас - тех, кто сидит взаперти в чужом доме.


- О…


Как оказалось, его находкой была пачка сигарет.


- Я бросаю бросать курить!


Я осторожно улыбнулась и отвернулась на всякий случай, не желая, чтобы он заметил. Руки мужчины снова прошлись по карманам, и он разочарованно вздохнул.


- У тебя в кармане зажигалка не завалялась?


- Это вещи Джесса, - почему-то это пришло в голову гораздо быстрее, нежели признание о том, что я не курю.


Профессор явно не понял намека, только раздраженно дернул плечом.


- Да какая разница? У Джесса зажигалки не завалялось в кармане? – перефразировал он.


Я виновато опустила глаза. В самом деле, я ведь не могу с точностью судить, есть ли зажигалка в вещах парня или ее там нет. В куртке не было. Я старательно обыскала ее, так и не найдя нужного предмета. Встала, чтобы посмотреть в карманах брюк, которые тоже оказались пустыми. Почему-то чувствовалось дикое смущение за глупость своих действий, не принесших результата.


- Нет, ничего нет, - я смотрела на него с некой печалью, будто всей душой переживая за то, что зажигалка не была найдена.


Он покопался в одной коробке, нетерпеливо открыл другую, упрямо шмыгнул носом, оттолкнул ее, когда, вероятно, ничего не нашел и в сердцах пнул стоящий у стены велосипед, звякнувший на все помещение. Мужчина тут же сдавленно чертыхнулся и тяжело опустился на закрытую коробку.


- Твою мать…


Я с недоумением наблюдала за его порывом. Хотя и самой хотелось сбежать подальше от холода и темноты, и этого места, которое становилось все более чужим с каждым вдохом ударом сердца. В котором не было даже законного владельца.


- Может быть, Джесс вернется… и нас выпустят отсюда. Поймут, что все это напрасно и выпустят.


Профессор внюхивался в найденное сокровище, а потом кашлянул:


- Ради бога, - он скептически поморщился, - конечно, он вернется. Он телепортируется, он может быть уже где угодно – со своей семьей, к которой он так рвался, за пределами города… Думаешь, он вернется за тобой?


- Он вернется за нами.


Мне так хотелось, чтобы тон был уверенный и непоколебимый, чтобы он буквально кричал «конечно, он вернется, даже сомневаться не стоит!» Но… Я не могла не признать, что само слово «семья» значит много. Оно особенное. Оно слишком дорогое и ценное, чтобы менять его на… Так хотелось приказать себе не чувствовать себе нарастающее сомнение. И обиды не чувствовать, той далекой обиды, которая была в карантине, когда Джесси пропал на день.


Мне казалось, что Дезмонд скептически хмыкнет, но после паузы из темноты донесся только тихий вопрос:


- И что потом?


- Что потом? - не поняла я.


- Что будет, когда «он за нами вернется»? - он даже кавычки пальцами показал для убедительности.


Я была обязана что-нибудь сказать в защиту Джесса.


- Не знаю. Все будет хорошо, - с каждым словом я все теряла и теряла уверенность, которую хотела придать своему голосу. Выходила какая-то чушь, за которую было стыдно.


Он с судорожным вздохом выбил сигарету из пачки и рассеянно сунул в рот, кутаясь в свою куртку.


- Тогда дай бог мне дожить до этого момента.


Я какое-то время молчала, вслушиваясь в биение собственного сердца, будто надеялась рассчитать, сколько прошло времени. И старательно избегала поставленной темы - ни одного упоминания о доме, ни одного упоминания о Джесси, ни одной мысли… о семье.


«А что сделала бы ты, будь шанс вернуться домой, но оставить кого-то, кто нуждается в тебе?»


- Ничего теплого так и не нашлось? - я ринулась к коробкам, теперь уже сама с деланным интересом исследуя их содержимое, просто чтобы сбежать от этих мыслей, вызывающих противоречия. Море противоречий, готовых перелиться через край, от которых так хотелось поддаться эмоциям и заплакать.


- Что ты ищешь?


Множество ответов крутилось в голове, но я не была уверена в том, что какой-то из них будет правдивым и искренним. А тот, что был правильным, просто не мог быть высказан словами. Вместо этого я все судорожно копалась в коробке, мимолетно глядя на какие-то старые вещи, совершенно ненужные сейчас. Если занять себя таким простым действием, все станет… лучше. Да, понятнее и лучше. И проще.


- Смотрите, старый подсвечник, - я вытащила одну из его подставок, темных от пыли и ржавчины. Рука дрогнула, но пальцы крепко цеплялись за небольшой прямоугольный предмет, больше всего похожий на…


- Ха, древний магнитофон, антиквариат, - усмехнулась я, пытаясь скрыть свое смятение и неуверенность так старательно, что то и дело приходилось делать паузы в предложении, только чтобы что-то скрыть.


Он не повернулся в мою сторону, даже сигарету изо рта не вынул.


- Да… Как мило.


Можно было не притворяться. Я лишь тихо всхлипнула, прикрыв рот рукавом. В кромешной тишине гаража звук был до неприличия жалким.

А слова звучали непривычно пусто. Но все равно по-особенному приятно.




18 декабря, вечер,

Парк любви
Сэм Андерс

Это уже случалось. Он потерял ее снова.

Сэм стоял в центре парка и чувствовал, как холодная волна отчаяния окутывает его. Перед глазами все еще стоял ее образ, ее спящее лицо, такое спокойное и красивое. А сейчас она исчезла…

Он вернулся так быстро, как только смог, изучив окрестности города, в поисках пищи. Но ее уже не было. Он не знал, что делать, куда идти, где искать. За целый день он не встретил ни одного живого существа, за исключением стаи бродячих собак. Он без труда смог от них убежать.

Сэм, наконец, смог осознать, что может быстро бегать - причем, не просто быстро, а очень-очень быстро. Это происходило порой неосознанно – он просто думал о каком-то месте и вскоре оказывался там, а порой ему хотелось исчезнуть, убежать, и тогда какой-то невидимый мотор внутри него включался – сердце бешено стучало, а кровь с молниеносной скоростью текла по венам. Он не мог объяснить себе, что происходит. Это просто происходило.

Но смогла бы убежать она? Нет. У него перехватило дыхание от охватившего его ужаса. Он боялся думать о беспокоивших его вещах, старался просто интуитивно принимать все так, как есть, надеясь, что ответы когда-нибудь найдутся. Вот только кто ему ответит? «Хоть кто-то живой в этом городе».

Он зажмурил глаза, заставляя себя дышать ровно.

Яркие гирлянды на деревьях превратились в горькую усмешку о былом праздничном настроении перед Рождеством. В темноте ветки деревьев были похожи на уродливые руки с длинными пальцами. Было жутко представить, что когда-то это место было самым романтичным парком в городе. Парком любви. Он слышал тихие голоса, парня и девушки, а вскоре увидел их два небольших силуэта вдалеке. Затаив дыхание и ожидая, чего угодно, он стал наблюдать, как приближаются фигуры, пытаясь понять, насколько они могут быть опасны. Или же они смогут помочь, что-нибудь объяснить.

Незнакомцы не стали подходить к нему вплотную, как будто сами его опасались. Даже на этом расстоянии он мог увидеть пистолет в руке девушки. Однако Сэм не смотрел на нее - он уже узнал лицо парня.

- Джесс?!

Сэм так ярко вспомнил их последнюю встречу, что почему-то захотелось его ударить. Это импульсивное чувство вскоре сменилось жгучим любопытством.

- Алекс, убери пушку, это хороший парень.

Рука девушки медленно опустилась вниз.

- Ты его знаешь, - констатировала она.

- Угу, тот самый верзила, что разукрасил мне челюсть.

Ее рука снова импульсивно устремилась вверх, но, в конце концов, скрылась в кармане.

Сэм не испугался устремленной на него пушки, с еще большим интересом рассматривая своего бывшего противника. Хотя Джесси даже и обидчиком нельзя было назвать. Он выглядел жалко. Посеревшее еще в карантине лицо, сейчас напоминало посмертную маску. Возможно, это был эффект от полумрака в парке, а возможно, парню было совсем несладко. Он сделал неуверенный шаг вперед, глядя на Сэма с не меньшим любопытством, чем Сэм на него.

- Ты выбрался.

- Я смотрю, тебе посчастливилось больше. Ты не один… - Сэм осекся, переводя взгляд на девушку, стоящую рядом с Джесси, которая рассматривала его с пренебрежением и интересом.

- Ты тоже заблудился? - осведомилась она.

- Я? Да, точно… - а что еще он здесь делал? - Именно заблудился.

Сэм оглянулся вокруг, с грустью понимая, что даже это место не кажется теперь ему знакомым. Джесси склонил голову на бок.

- Кто-то еще выбрался?

- Нет, не знаю… Я унес только Панду. Мне удалось ее найти и… потерять.

Каждое слово давалось с трудом. Сэму было горько и стыдно говорить это человеку, которого обвинял в исчезновении Панды когда-то. Тот нахмурился в ответ.

- То есть, как потерять? То есть она сейчас ходит где-то по темному городу… - Он хотел продолжить, но девушка настойчиво дернула его за рукав и повернулась к Сэму.

- Пойдем с нами, - она снова пошарила в кармане и протянула ему какой-то лист бумаги с рисунками и текстом. - Понимаю, звучит не ахти, но нам в любом случае надо устроиться где-то на ночь или найти помощь.

Сэм неуверенно взял странный на вид листок и с сомнением стал читать содержание. Раньше он в ту же секунду бы скомкал его и выбросил в ближайшую мусорку. А сейчас… сейчас все было не так, как раньше. Он пожал плечами, соглашаясь принять единственно возможный на данный момент выход.

- Ответы на вопросы мне нужны, думаю, не меньше, чем вам. Вы в порядке? - Он запнулся. - То есть, не ранены?

Джесса слегка покачивало, но видимых повреждений видно не было. На лице девушки отразилось болезненное волнение, а голос опустился почти до шепота, когда она приблизилась к Сэму.

- Он не в порядке. Не знаю, что это, но, кажется, становится хуже.

Сэм еще раз посмотрел на лицо Джесси, которое от бледности, казалось, светилось во мраке. Он подошел к нему ближе и отметил про себя, что парня бьет мелкая дрожь.

- Ну-ка, пошли отсюда. Где, говорите, находится то место?

Он закинул парня к себе на плечо и обернулся к девушке, которая снова взволнованно закусила губу, когда ее спутник предпринял вялую попытку воспротивиться, но быстро сдался и безвольно повис на Сэме.

- Тебя, кстати, как зовут? Я Сэм.

- Алекс, - кратко представилась она, отводя от него взгляд. - Нам туда, - она указала направление и выступила вперед, чтобы возглавить их скромную процессию. - Надеюсь, мы успеем до того, как окончательно стемнеет.

Сэм хотел было сказать, что успеть - это не проблема, но тут же осознал, что второго человека он уже не сможет закинуть себе на спину. К тому же, он пока боялся открывать им свою тайну. Если бы он мог спросить у кого-нибудь, что с ним происходит. Ведь, может, он не один такой.



18 декабря, вечер

Гараж Монро
Дезмонд и ребята


Дезмонд так привык к воцарившейся тишине, что звук открывающейся двери заставил его вздрогнуть. «Возможно, передумали», - успокоил он себя. Или же вернулись пропавшие приятели, и недоразумение, наконец, разрешилось. Было бы неплохо вернуться в постель — пускай чужую, зато относительно теплую и комфортную, какая и полагается не вполне здоровому человеку. Он старательно хлюпнул носом, подтверждая собственное умозаключение. Однако, звук получился жалким, как только он понял, что на пороге снова их «надзиратели», а их вид не предвещает ничего хорошего.


- Ты, - негр кивнул в его сторону. - Пошли.


- А как же…? - Файенс выразительно указал в сторону девочки, но его жест был грубо проигнорирован. На языке вертелись отборные ругательства, которые в силу инстинкта сохранения предпочитали не вырываться наружу. Негр оскалился, видя его замешательство.


- Хорошо, хорошо! - Дезмонд миролюбиво поднял руки вверх. - Иду.


Он обернулся на Еву и пообещал.


- Я скоро вернусь, все будет в порядке.


Хотя, наверное, все присутствующие понимали, что он может сколько угодно давать обещания, но выполнять их не в его власти.


***


Дезмонд Файенс не любил, когда ему задавали глупые вопросы. Еще больше он не любил, когда ему задавали глупые вопросы, на которые у него не было ответов. Допрос превратился в детскую игру «кто кого переглядит», а он проигрывал даже это сражение, то и дело опуская глаза, словно он действительно был в чем-то виноват. Хотя под суровыми взглядами этих тяжеловесных парней кто угодно почувствовал бы себя виноватым. Он в очередной раз мысленно закатил глаза. От порыва нагрубить удерживало весьма внушительных видов оружие, а уж у него не было сомнений, что стреляет оно не водой и даже не краской, как в пэйнтболе. Конечно, сейчас они находились внутри дома – в гостиной – поэтому он чувствовал себя более или менее в безопасности, поскольку полагал, что у этой великовозрастной шпаны хватит ума не заливать ковер кровью. Он вежливо хлюпнул носом, придавая своему голосу наиболее нейтральный оттенок.


- Молодые люди, давайте рассуждать здраво. Предположим, я, в самом деле, был бы одним из тех, как вы их называете, «уродов». Зачем бы мне надо было оставаться здесь, если бы у меня была возможность исчезнуть вместе со своим коллегой и вашей Алекс?


- Откуда нам знать? - мужчина, назвавшийся Полем, присел напротив него на миниатюрный пуфик, который заскрипел под его весом. – Может, у вас какой-нибудь хитроумный план.


- Это не хитроумный, это тупой план! - не сдержался Файенс, почесывая шею, где совсем недавно красовался никотиновый пластырь.


- Не нервничай, умник.


- Может, свяжем его, босс? – обратился к нему другой парень, разгуливающий взад-вперед за его спиной.


- Уймись, Грег, он не опасен, - не согласился Поль.


- Вот черт его знает, девчонка вон стволы пепелит, а с виду тот еще одуванчик.


- Может быть… Может быть, она не специально, - робко предложил профессор. – Она защищалась, в конце концов! Она никого не хотела ранить, поверьте. Мы пришли с миром, а вы встретили нас во всеоружии.


- Ага, вот все вы «полевые цветочки».


Дезмонда раздражало, как Грег поигрывал с перочинным ножом.


- А с какой стати мы должны вам верить? – не отступал «босс».


- В самом деле? – Файенс неловко поерзал на стуле. – Насколько я понимаю, Алекс и Джесси связывает давняя дружба. Если я сделал правильные выводы, то именно Алекс привела вас в это место, в его дом, скорее всего в надежде встретить его или его семью. Стало быть, она ему доверяет. А если вы с ней действительно в хороших отношениях, то вы должны доверять ее друзьям.


- Но ты-то не ее друг, - возразил Поль.


- Но я-то здесь сейчас только потому, что Алекс исчезла с Джесси, к чему я не имею никакого отношения!


Мужчина нахмурился, очевидно, пытаясь угнаться за полетом его мысли.


- Босс, слушай, ну а вдруг и так? Может быть, наша Алекс сама ускакала с тем пацаном. Ты же видел, как она вокруг него увивалась, - предположил Грег без тени обиды или разочарования.


- Вот именно! – возрадовался Файенс, чуть было не соскакивая со стула.


- Вы, оба! – с чувством гаркнул Поль. – Она бы так ни за что не сделала! Она бы не ушла просто так, не попрощавшись!


Грег обреченно махнул рукой.


- Да мне по тыкве, что пришла, что ушла – сами как-нибудь справимся.


- Вы не думали, что… - профессор сделал выразительную паузу, демонстрируя, как тяжело ему дается это предположение. – Что с ними могло случиться что-нибудь плохое?


Босс тоскливо почесал подбородок.


- Думали.


Облегченный вздох дался Файенсу с трудом. Он закашлялся, мысленно празднуя победу. Грег подошел ближе к ним, выдвигая свое предложение.


- Слушай, давай этого тифозного обратно в гараж засунем и допросим девчонку. Там рявкнешь на нее, девчонки легче пугаются.

- Если она подтвердит его слова, придется тогда что-то делать.


- Искать Алекс? – уточнил коллега-головорез.


- Ну, - он почесал затылок и поднялся с явной неохотой. - Давай по быстрому, а то время теряем только с ними.


Грег обошел стул и грубо схватил профессора за предплечье.


- Пошли, глист, побеседуем с твоей девчонкой.



18 декабря, вечер

Гараж Монро

Ева Лоренс



Еще один напуганный всхлип, и в гараже воцарилась тишина. Я чувствовала ее на собственном лице, на руках, сквозь куртку. Я чувствовала ее везде. Напрасные мечтания о том, что она исчезла, испарилась, ни к чему не привели. Глупо было даже надеяться на то, что все та пустота и страх внутри уйдут и оставят в покое уставшее сознание. Нет, они были здесь. Холод, от которого хотелось скрыться, но он все проникал и проникал внутрь, причудливо смешиваясь со всем остальным содержимым – паникой, истерикой и невнятной привязанностью, в результате превращаясь в какой-то терпкий осколок льда, плескавшийся внутри, как в стакане.


Первый шаг, когда рядом со мной никого нет.

Первый нервный и недоверчивый взгляд, изучающий поведение с новым интересом.

Первый тихий всхлип, искаженный в темноте и замкнутом пространстве.


Они просто пришли и забрали его. Посмотрели на меня, словно я пустое место, и увели его от меня как можно дальше. Куда-то туда, где не было меня.


Без него было плохо. Было плохо одной. И еще было что-то, что я никак не могла выразить словами. Где-то там, в груди, в области сердца, по другую сторону холода - что-то светлое и небольшое… Приглушенный, едва различимый свет.


Я была заперта, я была одна перед неизвестностью. Я ощущала себя украденным ребенком, вдали от дома, от всего, что было знакомо. Украденный, испуганный ребенок, пытающийся удержать слезы, потому что это необходимо. Слезы были признаком потери надежды, на то, что родители найдут его. Поэтому плакать было нельзя. Ни в коем случае. Не отпускать веру. Ни при каких условиях.


Только ребенок был слишком напуган, а гараж был слишком темен и ужасен. Стена была непроницаемая, а я все прижималась к ней всем телом, проводя замерзшими пальцами по гладкой поверхности, поддерживая какое-то представление о реальности. Если замереть на пару секунд, то в поглощающей звуки, живой тишине можно расслышать мои обреченные всхлипы. А если провести ладонью по лицу, то пальцы почувствуют влажные дорожки на щеках.


Мне было плохо…


Если бы только можно было выключить все мысли, которые так настырно теснились в голове, пользуясь одиночеством. Не хотели останавливаться, не хотели замирать, а шли и шли, с новой силой, словно сам воздух был для них пищей.

Еще один ничего не значащий всхлип. Спиной я чувствую стену, смотря в потолок, понимая, что больше не могу не думать.


Когда-то давно по соседству с домом, в котором я жила, пропал мальчик. Его искали, все искали, везде искали. Когда я выглядывала из окна, возле дома стояла полицейская машина. Она вызывала во мне восторг… А мама так и не рассказала мне, что стало с этим мальчиком.


Хочу домой… увидеть маму, папу. Хочу, чтобы было тепло, хочу быть дома, хочу, чтобы на улице были люди. Все как прежде…

Как раньше.

Как всегда.


Всего одно желание. Проснуться и понять, что это все было болезненным и тошнотворным кошмарным сном.


В висках стучало, а этот непрекращающийся водоворот мыслей, от которых было не спрятаться, не скрыться, только сильнее усиливал боль.

Почему нельзя просто взять и заставить себя не думать? Построить вокруг себя большую-пребольшую стену и спрятаться за ней? Взять и спрятаться…


Я упиралась в стену, с единственным стремлением – не упасть.

А головная боль все сильнее и сильнее, словно там что-то шевелилось. Или кто-то оставил в моей голове какой-то чужой предмет, с которым я теперь обязана жить до конца своих дней.


Мне казалось, что-то происходит. Непонятно где, непонятно как. Было плохо, и это единственное, что я могла утверждать с точностью, которую хотела бы променять на незнание.


Со мной… со мной было что-то не так. Настолько не так, что я даже не заметила, как оказалась на полу, упираясь в него ладонями и не понимая, что происходит, но понимая, что все мои попытки подняться ни к чему не приводят. На полу оказалось уютнее. Но все это - боль, пронзающая боль и напряжение, не желающее спадать. Я считала удары сердца, зажмурившись, надеясь преодолеть звон в ушах.


Десять, двадцать… пятьдесят…


Сбилась со счету, распахнув глаза, и уставилась на темные капли, успевшие упасть на пол.


Раз, два, три…


Голова хотела уйти от меня. Что же мне тогда – ведро вместо нее одеть?


Кап-кап-кап… Алые капли падают на ладонь в такт ударам сердца.


Еще немного, чтобы пережить мгновение боли. Последнее.


А потом что-то с силой грохнуло рядом со мной. Так пронзительно, что мне показалось – это конец. Финальные аккорды всего этого невыносимого ужаса.


Аплодисменты.


Мгновения шли, тишина восстанавливалась. Боль утихала. А вокруг был хаос.



18 декабря, вечер

Дом Монро

Дезмонд и ребята

Когда мягкий свет свечи залил помещение гаража, не обнаруживая ни одной человеческой фигуры, Файенс подумал, что девочка сбежала. Но вывод был слишком поспешным, потому что пятно света захватывало только центр помещения, оставляя углы в темноте. Темноты было достаточно, чтобы скрыть ее. Вжавшийся в стену комочек, который представляла сейчас девочка, вызвал у Файенса скорее недоумение, чем жалость.


- Эй, - он удивился, как мягко прозвучал басистый голос Поля, который осторожно склонился над сидящей фигурой.


- Она прикидывается, - шепнул Грег.


Ева еле слышно вздохнула – совсем не притворно - и обмякла, подхваченная мужчиной, который предотвратил ее соприкосновение с пыльным полом.


- Грег, возьми, - он протянул свечу приятелю и подхватил девочку на руки.


Профессор ухватил краем взгляда ее бледное лицо с закрытыми глазами.


- Вот как вы… - несмело начал он, но когда продолжил, возмущение в голосе окрепло. – Вот посмотрите, что вы наделали! Как можно запирать молодую девушку в холодном сарае?


Поль не удостоил его ответом, вероятно ощущая себя ответственным за неприятное происшествие.


- Ну и куда теперь? – прогундел Грег.


- Отнесем в комнату, ей надо согреться.


Дезмонд воспользовался паузой для очередного удара.


- Алекс вас убьет, если вернется и увидит, что вы наделали!


- А если не вернется, то мы убьем тебя! – с жаром пообещал неприятный блондин.


- Только пальцем ее попробуйте тронуть!


Файенс продолжал следовать за мужчинами, которые совершенно забыли, что его следовало запереть в гараже, и теперь, скорее всего, жалели об этом.


- Заткнись просто, а? – миролюбиво предложил Поль, награждая профессора опасным взглядом. Как ни странно, взгляд оказался эффективным. Дезмонд немного сбавил шаг, предпочитая держаться от «хозяев» на почтенном расстоянии.


Они все вместе проследовали в гостиную, где Ева была осторожно уложена на диван. Поль с растерянным видом вытер руки о штаны, не уверенный в том, что делать дальше.


- Надо бы Мари позвать, - решился он, наконец, и обратился к появившемуся на пороге высокому парню. – Гай, слышишь? Сбегай Мари найди, она же у нас медсестра.


Молодой человек медленно огляделся по сторонам, словно ожидал увидеть за плечом какого-то другого Гая, которому адресована просьба.


- Кто, я? – переспросил он.


- Я сгоняю, - перебил Грег, бросая в сторону новоприбывшего презрительный взгляд.


Дезмонд остановится в нерешительности посреди комнаты, между диванном, на котором лежала притихшая девочка, Полем, у которого ситуация явно вызывала не меньшее волнение, и проходом, который был оккупирован этим странным парнем. Все молчали, ожидая, пока придет названная медсестра и совершит медицинское чудо.


- Ну-с, - донесся наконец монотонный голос Гая. – Что новенького?


18 декабря, вечер,

Парк Любви
Джесси, Алекс, Сэм

Волны были волнующие. Волны были резкие и шаткие, и укачивающие… Боже, как я не люблю, когда укачивает. Не люблю дискомфорт, не люблю чувство стыда, особенно, когда не помнишь, отчего оно. Это слишком личное. Не лично иметь что-то стыдное… Нет. Не стыдно иметь что-то личное.


Через два шага в голове прояснилось. Шаги были не мои. Шаги звучали, но отчетливо были не мои… Я открыл глаза и увидел следы. Не мои следы где-то там в темноте на снегу… Скользнул коленкой по чужой куртке. Как на гору взбираться. Только горы не шагают. Гора обвила щупальце вокруг моей талии и встряхнула. Словно сумку на плече поправляет… Информация собиралась по крупинкам и складывалась в определенную картину под заглавием «Как должен чувствовать себя человек, перекинутый через чужое плечо вниз головой?» Я снова дернул коленкой и впечатался ладонью в куртку, выражая протест. Выдавил из себя «ммм», когда это не подействовало. Когда и этот призыв не был услышан, пришлось как следует сконцентрироваться, чтобы выдать стройное предложение.


- Я в порядке…


Говорить было хорошо. Я говорю, значит, я существую. Я тихо кашлянул и увереннее повторил:


- Я в порядке, Тай.


Волны прекратились, шум шагов сменился ее взволнованным шепотом.


- Сэм… - исправился я. – Мне лучше.


Меня с такой осторожностью поставили на ноги, словно я должен был совершить свой первый шаг. Первый шаг удался. Сэм все еще поддерживал меня, но настоящей поддержкой был не он. Ее ладошка снова опустилась на мой лоб как благословение.


- Мне лучше, - повторил я на автомате. Мне, в самом деле, было лучше.


- Продержишься еще немножко?


Я кивнул. Я не понимал, за что держаться и сколько это «немножко». В конце концов, мы шли, и я доверял ей, что это «немножко» скоро кончится, а я продержусь. Говорить, в самом деле, хорошо.


- Когда вы с мамой были там… Вы были в Диснейлэнде?


- В Диснейлэнде? – переспросила она откуда-то издалека.


- Да, в Париже.
- Не-а.
- Почему?
- Да просто не были. У нас же свой Диснейлэнд, зачем смотреть его в Париже.


- Да… - согласился я. Что-то важное ускользало. Терялось с секундами, терялось под ногами. – Почему мы никогда не были там с тобой? Никогда… то есть ни разу?


Она медлила, она что-то скрывала.


- Нам надо будет наверстать, знаешь… Съездить.


- Конечно, - согласилась она легко и мягко. – Мы съездим.


- Разве мы ни разу не мечтали проснуться в Диснейлэнде?


- Мечтали не раз, - успокоила она.


Где-то в глубине сознания неровно пульсировало словосочетание «медовый месяц».


- Мы съездим, - повторил я.

- Кажется, мы пришли.


С ее словами открылось второе дыхание. И тут же закрылось, оставляя меня повисшим на руке Сэма. На чертовски знакомом крыльце маячил человек, а мы понятия не имели, к добру это или нет. Зато это место было особенным. Оно еле-еле подмигивало светом изнутри, напоминая о том, что мы знакомы, но было незнакомо настолько, словно кричало о том, что ничего никогда не станет прежним. И Диснейлэнда не будет.


Продолжение следует...