Летопись Ангреноста

От автора.


Немного странно и удивительно, что я взялся писать очередную "Книгу Арды", очередной рассказ о том, что же творилось в многострадальном мире Профессора Толкиена "на самом деле". Странно для меня самого.
Изначально "Летопись Ангреноста" (тогда - "Урук-намэ") задумывалась как шутка, как описание известных всем толкиенистам событий с точки зрения простого орка. Со временем "простой орк" стал приобретать черты Ходжи Насреддина, потом впервые были затронуты вопросы серьёзные, вопросы философские, моральные дилемы и извечный для сообщества толкиенистов вопрос. "Так кто же был прав?"

Да, я не стану отрицать - это произведение вторично. "Летопись Ангреноста" - всего лишь апокриф, альтернативное мнение скучающего фаната. Пусть так. Просто мне захотелось описать известных мне героев так, чтобы я сам в них мог поверить.


Предисловие
О летописях и летописцах. И не только.

Что мы знаем о прошлом? Многое - и ничего. Мы знаем, что такой-то владыка в таком-то году одержал победу. Если владыка был наш - мы гордимся. Если же не наш, то наверняка знаем, что победил он подлостью. Да и победил ли вообще? Не равна ли такая победа сокрушительному поражению? Либо же этот владыка нам безразличен. Впрочем, так бывает редко. Зато часто бывает, что с течением времени деятели древности преображаются. Тот, о ком наверняка знали, что он подлец, на поверку оказывается героем. И наоборот, герои становятся подлецами.
История в чистом виде не несёт в себе эмоций. История - лишь голос памяти, говорящий - было вот так, а уж вы, потомки, оценивайте это, как вам угодно. Голос памяти негромок. Идущий через века, он часто бывает заглушаем рёвом труб, лязгом мечей и звоном золота. Эти звуки вплетаются в мотив, бывший изначально, и мы принимаем их за его неразрывную часть. История не имеет эмоций. Зато ими в полной мере обладают летописцы.
В самом лучшем случае мы знаем как всё происходило. Но о том, почему всё происходило именно так, мы можем только догадываться. И мы пытаемся догадаться, строя очевидные, и не очень, умозаключения. Мы представляем себя на месте героев древности и думаем – что должно было бы произойти, чтобы мы поступили так же? Чем бы мы руководствовались в такой ситуации? А древние короли, воители и мудрецы тем временем лежат в своих могилах, и им уже нет ни малейшего дела до того, в чём мы видим причины их поступков.
Как бы то ни было, шансы ошибиться в поиске причин намного выше шансов угадать. Ну, откуда нам теперь знать, о чём и как думал, например, Феанаро, держа путь в Сирые Земли? Чтобы это знать, надо самому быть Феанаро, все же остальные непременно ошибутся, хотя бы в мелочи. А мелочи... Они бывают очень важны. Один штрих способен перечеркнуть весь рисунок, раскрыть истину, или повести по ложному следу.
Вот он, тяжёлый и почти безнадёжный труд – поиски Истины. Впрочем, довольно себя обманывать! Мы вовсе не хотим найти Истину. Зачем она нам? Вдруг она окажется неудобной для самих искателей? Мы не хотим её найти, мы хотим её сотворить. Собственноручно сотворённая правда проще и понятнее, к тому же, она намного удобнее. А главное, в неё больше хочется верить. По крайней мере, самому творцу.
Итак, я начинаю свой рассказ. Начинаю с самого начала, с самого раннего времени, о котором только сохранились упоминания, дабы не упустить ни одной причины того, что происходило после. Ведь ничего не происходит просто так, само по себе, а если нам и кажется, что предпосылок к действию нет, то это значит лишь то, что мы чего-то не знаем.
Да, я тоже творец Истины, не хуже и не лучше прочих. Мне, как и всем остальным, хочется быть правым. Чем я отличаюсь от остальных летописцев? Да ничем! Я тоже оцениваю события в меру своего понимания, ведь мои познания и способности не безграничны. У меня тоже есть свои симпатии и антипатии – я живой, значит, эмоции неизбежны. Кому-то я обязательно покажусь неправым, и он захочет описать всё по-своему, так, как это видится именно ему. И это – благо. Это – движение, а мир будет стоять до тех пор, пока он движется. Движение, начавшееся с Песни, предпетое этой Песней, задуманное в Замысле и бывшее в Видении. Движение, многократно менявшее наш мир, движение, которое ещё изменит его бессчётное количество раз. Нормы изменённого со временем складываются в Закон, но проходит время – и Закон дряхлеет, ибо мир не стоит на месте. Закон медленно умирает, чтобы возродиться на следующем витке Движения.
Я не претендую на роль проводника Великого Откровения. Я не пророк и не мудрец. Я не хочу ни с кем спорить, доказывать чью-то неправоту. Я просто воспользовался Правом и Долгом любого летописца: видеть, предполагать, мыслить. Размышляя, видеть причины и предполагать следствия.



Песнь Творцов

Сгусток Предвечного Пламени. Бесформенный, бестелесный – но уже живой. Сотканный из языков огня, того самого огня, которым и является Отец. Вот он – первенец Великого Отца и Великой Матери, тёмное багровое пламя, в глубине которого светятся безумно яркие искры звёзд.
-Проснись, айну! - голос Отца могуч и властен, - Я нарекаю тебя Сияющим и даю тебе имя – Алкар!
Звёзды, таящиеся в пламени, ярко вспыхнули.
-А-а-э-э-э-эл-л-лка-о-о-о-о-о-ор-р-р-р?.. - не то спрашивая, не то утверждая протянул новорожденный дух, ещё не осознавший свою сущность.
-Алкар, - подтвердил Отец.
-Ка-а-а-а-о-о-о-о-ор... Ко-о-о-о-о-о-р... - звёзды вспыхнули ещё сильнее, ярясь криком новорождённого разума, - Л-лко-о-о-ор... Эл-лко-о-о-ор-р-р... Элько-о-о-о....
Буйство звёзд угасло и они засветили спокойным ровным светом.
-Мелькор. Я наречён Восстающим в мощи своей. Моё имя Мелькор.
Песнь... Откуда эта Песнь? Как будто она начинается изнутри и тянет... Тянет к чему-то великому и могущественному, но при этом такому близкому... К чему-то, частью чего и являешься, чему-то... родному...
-Сын мой, - голос Матери намного тише, чем у Отца, но он проникает в саму суть разума, его невозможно не услышать, - Сын мой, Мелькор.


Их было множество братьев и сестёр – множество бестелесных живых сущностей, осознавших себя живыми и способными мыслить. Всё было для них внове – и чарующий, успокаивающий голос Матери, и величественная сила и мудрость Отца. Было их множество разных – языков Предвечного Пламени. Были среди них двое. Мелькор – лучи звёзд в багровом жарком пламени. И Манве – язык синего огня, овеваемый порывами ветра. Дети Эрэ и Ахэ, Огня и Тьмы. Первенец, Мелькор, всегда больше тяготел к Матери. Мать вложила в него гораздо большую часть своей сущности, чем в остальных айнур. Немного меньше даров Ахэ получила Варда. Она ясно слышала Песнь звёзд, могла отвечать им, но она не могла вплести их мотив в свою собственную песню. Мелькор мог. Часто он отдалялся от Чертогов Отца, чтобы слушать голос Матери в вторить его напеву, добавляя в него частицу себя.


-Брат наш сторонится нас. Нет ли в его замыслах худого?
-Никогда не думал об этом. Но ты прав, он странно себя ведёт.
-Мне он вообще кажется странным. Отец говорил, что при рождении нашему брату было дано другое имя. Мелькор был сотворён раньше всех нас. Что же произошло тогда?
-Да, я слышал об этом. Его первое имя – Алкар.
-Именно! Ты можешь себе представить такую ситуацию, что ты взял – и отказался от имени? Нет, наши имена связаны с нашей сущностью, и это очень крепкая связь.
-Действительно странно. Но наверняка это должно иметь какую-нибудь весомую причину.
-В нём есть... В нём есть нечто такое... Такое, чего нет в нас. Благо ли это?
-Но нет ничего, чего бы не было в Отце!
-В Отце и Матери, брат.
-Да... В Отце и Матери... Знаешь, брат, ведь все мы слышим её голос, но понимаем ли мы, куда он зовёт?
-Мы сотворены разными. Вот Варда – она понимает.
-Я слышал, для Мелькора тоже внятна Песнь звёзд.
-Не знаю, не знаю. Сила Варды очевидна, при этом сама она – такая же, как мы. А Мелькор... Он мне непонятен, и, если честно, я боюсь его.
-Может, в том всё и дело, что мы просто не понимаем его? Может, оттуда происходит твой страх?
-Не знаю, брат. Отец вложил в меня достаточно, но на всё, что касается Мелькора, у меня один ответ: «Не знаю».


-Пришло время, - голос Отца, как всегда, был величествен, но на этот раз его переполняла радостная гордость. Что может быть приятнее Творцу, чем осознание, что его творение теперь самостоятельно, и, более того, способно творить само.
-Вы слышали мои напевы и напевы вашей Матери. Теперь вы создадите свою Песнь.
Айнур были ошарашены. Они – и свою песнь? Смогут ли? Хватит ли сил и умения? И тогда, в общей тишине, послышался голос Мелькора. Он умел вплетать свой голос в Песнь звёзд. Ей он и начал вторить. Вспыхнуло ярче сапфировое пламя – и Манве присоединился к брату. Он плохо слышал голос Матери, но тем не менее, старательно вторил Песни.
«Гордец!» - рассмеялась песнь Мелькора, - «Старайся, брат, старайся! У тебя хорошо получается!»

Неуверено запела Варда.

«Смелее, сестра, ты же слышишь Песнь звёзд не хуже меня.»
«Я никогда не могла вплести свой голос в её напев.»
«Всё когда-то происходит впервые! Давай же, пой! Ты же чувствуешь Песнь!»
«Брат... Я... Я боюсь...»
«Не бойся», - это уже песнь Манве, а не Мелькора, - «Я с тобой. Я всегда буду с тобой.»

Варда стала вторить напеву Манве.

«Сестра, смелее» - песнь Мелькора не уставала её подбодрять, - «Ты можешь сама. Ты можешь начать свою тему в Песни звёзд.»
«Где же мне взять сил, чтобы покорить себе Песнь?»
«В самой Песни! И не надо её покорять. Подружись с ней. Стань её частью.»

Варда запела увереннее. Её голос окреп. Она оторвалась от темы Манве, чтобы начать свою. Но, оглянувшись назад, увидела бедность темы, ставшей для неё надёжной ступенью.

«Я не умею быть неблагодарной!»

Темы Варды и Манве слились воедино, вместе превосходя напев Мелькора. Им вторили и другие голоса – айнур избавились от первого страха, и теперь один за другим вступали в Песнь.

«Вы же не думаете, что я вот так сразу сдамся?»

Мелькор изменил мелодию своей темы и теперь вновь возвышался над остальными айнур. Некоторые из них, восхищённые изяществом такого поворота, стали вторить ему. Песнь Мелькора возвышалась, усиливалась, ускорялась...
Тогда вступил Эрэ. Всего лишь три ноты, тем не менее, полностью сводящие на нет превосходство старшего из айнур.

«Знай меру»

И ответ.
«Я запомню этот урок, Отец.»

Песнь стала останавливаться, и тогда Эрэ дал новую тему.

«Придут те, кто, как и вы, будет способен слышать Мать»

«Придут и те, кто со временем будет петь наравне с Матерью, чего вы не сможете никогда»

Затихшие айнур восторженно внимали песне Отца. В одиночестве Эрэ допел её до конца и завёл новую тему. Айнур вторили ему, но не понимали, что они поют. Лишь Мелькору, Ульмо, Намо и Вайрэ глубоко запал в душу мотив. Это была Песнь Свершений.
Вдруг Эрэ замолк на полуслове, замолкли и айнур, не в силах продолжить непонятную им тему.
-Не всё предпето, - сказал Отец. Но никто в тот момент не понял, что он имел в виду.
Тогда айнур покинули Чертог и Отец явил им Видение Арды.
-Вот она, ваша Песнь. Песнь Творцов.
Перед взглядами восхищённых духов предстал новый мир. И каждый из них увидел в нём то, о чём пел.
Однако, повинуясь воле Отца, Видение угасло.
-Эа! Да будет так! Я выпускаю Предвечное Пламя, Пламя Творца! Пусть те из вас, чья душа более всего лежит к Творению, отправятся туда и начнут творить. Как бы вы не толковали Замысел, что бы вы не делали, в конечном итоге всё послужит к моей славе, ибо нет ни в вас, ни в Эа ничего, что было бы недоступно нам с Матерью. И помните – когда окончится Срок Творения, когда ваши труды будут окончены, вы станете частью этого мира, и сила повелевать им уйдёт от вас. Вы будете жить вместе с этим миром, жить его жизнью, жить по его законам. Вы будете Валар – Могуществами этого мира и его Смотрителями.

Тогда вышли из числа айнур четырнадцать будущих Валар: Манве, Варда, Ауле, Йаванна, Ульмо, Намо, Ирмо, Эстэ, Вайрэ, Ниэнна, Оромэ, Нэсса, Вана и Мелькор.


Срок Творения

И тогда начался величайший труд Валар.
Предвечный Пламень в сердце мира был окружён Кем, землёй, что согревалась от него и брала его силу, ибо такова была песнь Валы Ауле. Но была та земля иссушенной пустыней.
Тогда была покрыта земля Нэн, множеством вод. Воды были и на поверхности её, и в глубине, имея свою часть в каждом уголке мира. Они питали и смягчали Кем, ибо такова была песнь Валы Ульмо. Но была та земля мертва и недвижима.
Тогда поднялись над миром Вил, ветра. Они погнали воды, образуя течения, они овевали и охлаждали землю. Они принесли в мир первое Движение, ибо такова была песнь Валы Манве. Но была та земля пуста и безжизненна.
Тогда легли в землю семена всего живого. Они питались от Кем, жили от Нэн, дышали Вил, ибо такова была песнь Валиэ Йаванны. Но не пришло ещё их время, и не получили они имени. Мир не был ещё предназначен для них, и спали они, ожидая своего часа.
Была гладкой и плоской земля, свободно перетекали по ней воды, гонимые ветрами, и спали, не в силах пробудиться, семена жизни. И не равно давало тепло земле Предвечное Пламя.
Тогда поднялись горы и опустились низины. И получили воды своё вместилище в низинах, и больше не были носимы по всей поверхности Кем. И встали горы на пути ветров, смягчая, где нужно, их напор и силу. Встали на севере Железные горы, защищающие юг от холодных ветров. И зажглись Великие Огни, питавшиеся от Предвечного Пламени, согревая землю вокруг себя. И тогда пробудились семена жизни, и дали они ростки, ведь теперь мир был к ним дружелюбен. Ибо такова была песнь Валы Мелькора. И пошёл первый дождь, и закружился первый танец ярких снежинок.
И тогда очнулся мир от сна, и подал впервые свой голос, распустившись первыми соцветиями, замелькав по бескрайним чащам и равнинам неисчислимыми созданиями, бывшими жизнью и смыслом мира. Ибо такова была песнь Валиэр Ваны и Нэссы и Валы Оромэ.
И возведены были два столпа, на которых зажглись звёзды, несущие мотив Песни Матери в этот мир. Ибо такова была песнь Валиэ Варды.
И был принесён в мир мотив Песни Свершений, ибо такова была песнь Валы Намо и Валиэр Вайрэ и Ниэнны.
И был дан обет целительства, и была возложена ответственность за мир на плечи Валар. Ибо такова была песнь Валы Ирмо и Валиэ Эстэ.
И был назван этот мир Ардой, малым княжеством в бескрайнем океане Эа.

Приближалось окончание Срока Творения. Мир уже почти был готов, и, видя это, радовались Валар. Но вместе с тем овладевало ими и беспокойство.

«Придут те, кто, как и вы, будет способен слышать Мать»

«Придут и те, кто со временем будет петь наравне с Матерью, чего вы не сможете никогда»

Валар ждали их прихода, дабы направить их по мере своих сил по назначенному им Пути. Но обещанные Дети Великого Отца не приходили.
Тогда Ауле, не в силах больше ждать, начал собственное творение. Он пытался восстановить то, что помнил из Песни Отца, но внёс и частицу от себя. Первый народ был плотью от плоти Кем, стихии Ауле. Он был крепок, как гранит, могучие сердца казались сделанными из железа. Это были Семь Праотцов Гномов.
Но нет ничего, что было бы тайной для Эрэ. И так сказал он Ауле:
-Зачем взялся ты творить то, чего не было в твоём напеве? В силах ли ты создать то, чего не постиг?
-Но Отец, - отвечал Вала, - я слышал песнь Детей твоих. И я помню слова твои, о том что нет в нас ничего, чего бы не было в тебе. Чем же не угодно тебе стремление Творить, от тебя же проистекающее?
-Да, Ауле, я вложил в вас стремление Творить, и я рад каждому вашему Творению. Но в твоих детях нет Предвечного Пламени. Их жизнь – это твоя власть над Кем. Окончится Срок Творения, уйдёт твоя власть – и их жизнь остановится.
-Выходит, они лишние в Арде, - огорчённо проговорил Вала, - Из-за моей ошибки они исчезнут тогда, когда родятся другие. Не лучше ли уничтожить самонадеянно созданное? Если я сделаю так, я никогда не смогу больше творить. Но ради них я готов на это.
С этими словами Ауле занёс огромный молот, дабы разбить свои творения. Но гномы бросились врассыпную, уворачиваясь от удара. И раздался голос Отца, и был он суров:
-Не смей! Никогда не смей поднимать руку на творения своего сердца! Я дарую твоим детям Предвечное Пламя, и будут они равными среди детей моих. Но не пришло ещё время народам населить Арду. Они должны придти туда лишь тогда, когда истечёт Срок Творения, и с истечением его они пробудятся. Так будет и с твоими детьми.

Однажды в Утумно, чертоги Мелькора в Железных Горах, явилась Валиэ Йаванна.
-Что привело тебя ко мне, сестра? - спросил Мелькор.
-Есть нечто, что меня беспокоит, - ответила Йаванна.
-Расскажи же, что именно, может, я смогу тебе помочь.
Валиэ собралась с мыслями и заговорила:
-Некоторые из моих творений, из кэлвар, стали вести себя странно. Не так, как было в моей песни. Это вызывает у меня тревогу. Я помню, какими были аулехини перед тем, как уснуть в глубине Кем. И мне... И мне показалось, что эти кэлвар ведут себя похоже. Не так же, несколько иначе, но очень похоже. Отец помиловал и принял аулехини, возможно, принял бы и моих странных кэлвар... Но мне ведь уже были дарованы Пастыри Древ... Мелькор, прошу тебя, укрой их у себя в Утумно до тех пор, пока не придут Дети Эрэ. Тогда мы пробудим их и я буду просить Отца за них.
Мелькор задумался. Он не помнил таких существ в Песни. Мысленно он попытался обратиться к Матери... Но услышал лишь голос Светильников Варды. Это вызвало у него тревогу, но говорить об этом он пока не стал, решив сначала узнать больше. Тогда он попробовал прислушаться к Арде. И то, что он услышал, поразило его. Долгое время он молча внимал Песни сотворённого и им тоже мира. Потом улыбнулся и сказал:
-Не тревожься, сестра, это не твоя ошибка. Это вообще не ошибка. Твои странные кэлвар – плоть от плоти Арды. Они сотворены ей самой из того, что она сама есть. Кэлвар – не просто твои творения, они тоже часть Арды. Как и Предвечный Пламень, таящийся под толщей Кем. Из них она и сотворила новое племя. Но я всё равно укрою их. Отец сказал, не пришло ещё время народам населить Арду.
Так он и сделал, укрыв первых урук в краях, что восточнее Красных Гор, Орокарни. Там он погрузил их в сон, с тем, чтобы они пробудились тогда, когда придёт время.

Для помощи себе в трудах Валар с благословения Отца сотворили и младших духов, пользуясь силой Предвечного Пламени. Имя их было Майар, и сейчас никто не знает, сколько их. Были среди них и великие кузнецы, и великие лекари. Были среди них и ахэрэ с хэлгеайни, духи – хранители Великих Огней и холодных земель, что лежат к северу от Железных гор.

Срок Творения подходил к концу. Арда была закончена, и, радуясь этому, Валар собрались в своих чертогах, возведённых там, где голос обоих Светильников сливался в единую песнь. Не было среди них лишь Мелькора, который остался в Утумно, погрузившись в размышления о том, почему он не услышал голос Матери. Своим разумом, вспомнив Песнь, он осознал, что песнь Светильников, встречаясь с Песнью звёзд, отражается от неё, создавая несокрушимую стену вокруг Арды. Но нужна ли эта стена? Не является ли это ошибкой? Долго размышлял Мелькор, пока вдруг не услышал знакомый напев.

«Придут те, кто, как и вы, будет способен слышать Мать»

«Придут и те, кто со временем будет петь наравне с Матерью, чего вы не сможете никогда»

Вот оно что! Валар не участвовали в сотворении Детей Эрэ, Отец сотворил их один. Их нет в Арде, но Арда окружена стеной, через которую невозможно пройти! Но что теперь делать? Сокрушить стену? Не приведёт ли это к чему-либо худому?
-Отец! - воззвал Вала, - Отец, услышь меня!
-Я слышу тебя, Мелькор. Я всегда тебя слышу. Ты хочешь знать, зачем вокруг Арды глухая стена?
-Да, Отец!
-Стена ограждает Арду от древнего зла, возникшего тогда же, когда возникла Вселенная. Имя им – Унголиа, Дети Пустоты. Первое творение возмутило Пустоту, и она осознала своё существование. Осознав же, воспротивилась Творению, всё больше и больше умалявшем её. И тогда Пустота вступила с Творением в вечную битву.
-Но стена не позволит проникнуть в Арду Детям твоим!
-Да, Мелькор. Но если её разрушить, Унголиа хлынут в Арду и уничтожат его.
-Тогда я разрушу Светильники в последний миг Срока творения. Проникшие в Арду Унголиа станут её частью, подчинятся её законам. И я смогу с ними бороться, защищать от них Арду.
До Мелькора донёсся смех Отца:
-Ты прошёл своё испытание, сын! Теперь я могу рассказать тебе о твоём предназначении. В мире действуют две силы, Закон и Движение. Со стороны кажется, что они борются между собой, но это не так. Всё имеет свой Закон, но то, что было Законом одного дня, не обязательно будет Законом дня следующего. В этом и цель Движения – помочь миру пройти путь до Закона нового дня. Ты – Движение этого мира, Мелькор. А теперь поспеши! Срок Творения истекает, и, когда он окончится, ты уже не сможешь сокрушить Светильники.

Близилось окончание Срока Творения. Валар с молчаливой радостью ждали этого момента, собравшись вместе в своих чертогах. Не было с ними только Мелькора.

Повинуясь Мелькору, вздрогнула Кем. Безобразными трещинами пошли столпы, на которых покоились Светильники Варды.

«Мне понадобится оружие».

Рождаясь в Предвечном Пламени, закаляясь в подземных водах, рвался наружу Меч.

Светильники покачнулись. Безумный треск наполнил Арду – и прекрасное творение Варды рухнуло, калеча поверхность Кем, иссушая Нэн. Разбились Светильники – и их пламя своим угаром отравляло Вил. Гибли кэлвар и олвар. Это была безумная жертва – но жизнь Детей Эрэ того стоила.

Стена пала.

Большое чёрное Ничто, отвратительные сгустки Пустоты ворвались в Арду и стали поглощать её. Много беды принесло падение Светильников, но Унголиа приносили её несоизмеримо больше. Глядя на гибнущий мир, в котором многое было сотворено им, Мелькор воспылал жаждой мести.

«Ко мне, мой Меч! Ко мне, Меч-Отмщение!»

Меч показался из-под земли и прыгнул в руки Мелькора.

И истёк последний миг Срока Творения.

Унголиа на глазах менялись, приобретая вид огромных пауков. Они были ужасны и многочисленны, но теперь они подчинялись законам Арды. Впрочем, Валар теперь тоже подчинялись им.

Мелькор бросился в бой. Испуганные совершившимися с ними изменениями, пауки отпрянули.
Стон боли, от которой страдала Арда, ударился в уши Мелькора.

«Помоги!»

«Уже помогаю, Сейчас будет легче. Сейчас всё закончится.»

Мелькание мерзких паучьих жвал. Тёмно-красный клинок тяжёлого двуручного меча, рассекающий очередную тварь...

Бег. Безумный бег, вызванный безумным страхом. Как же так? Что же произошло? Как так могло получиться, что они, Могущества и Хранители Арды бежали в единственное место, куда не смогли проникнуть неожиданно напавшие твари? Только Мелькор теперь бьётся с этой мерзостью. А ведь это он обрушил Светильники! Зачем?!

Он всегда был странным.

Это всё из-за него. Это из-за него нам пришлось бежать! Это его вина!

Да. И сейчас он искупает её в бою.

Какая разница, он погубил Арду!

Варда, ещё не пришедшая в себя после воплощения в телесном облике, в изнеможении села на склон круглого пологого холма, сплошь покрытого травой.
А ведь и этот холм, и эта замечательная, сочная ярко-зелёная трава, так приятно щекочущая босые ступни, исчезнут, когда Мелькор, ещё держащийся против неведомых врагов, падёт. Исчезнет и она сама, Валиэ Варда.
Нет, он не этого хотел. Он любит Арду, и сейчас он защищает её. Но он виноват. Я прощаю его, он не нарочно. Но он виноват.

Вдруг Варда услышала то, чего не слышала с тех самых пор, как сотворила Светильники. Она услышала Песнь звёзд.

«Почему ты так давно не говорила со мной?» - укоряла Мать.

Слёзы потекли по щекам бессмертной Валиэ.

«Мама! Мама! Помоги мне! Помоги Мелькору! Он виноват, но он не хотел! Помоги всем нам!»

«Конечно, дочь моя. Не плачь. Конечно, я помогу вам. Следуй моему моему мотиву.»

И Варда запела. Петь в телесной оболочке было труднее, всё время заканчивался воздух в лёгких. Но Варда старалась. Она вторила Песне Матери.

Силы уходили. Мелькору всё тяжелее становилось биться с наседающими на него Унголиа. Многих он уже сразил, но ещё больше их осталось.
Твари обступили его со всех сторон и в предвкушении заскрежетали жвалами...
Сила... Великая сила вдруг начала вливаться в Мелькора. С удвоенной скоростью он заработал мечом, ставшим вдруг удивительно лёгким. Унголиа недоуменно попятились.

Узнав напев, слышанный в Песне Творцов, запела и Йаванна. И из вершины холма показались два слабеньких ещё ростка. Неотрывно глядя на свои новые творения, стремительно растущие и набирающие силу, Йаванна продолжала петь.
Запела и Ниэнна. Она делала невозможное. Она правила Песнь Свершений.

-Брат, я иду!
В руках Манве соткался Меч. Меч, бывший почти близнецом Меча-Отмщения, однако, лезвие его отливало синевой безоблачного неба. Меч-Справедливость.
Братья-Валар встали спиной к спине в окружении Унголиа и, прикрывая друг друга, вступили в бой.

Варда, Йаванна и Ниэнна продолжали петь.
Йаванна почувствовала, что ростки, ставшие уже двумя сияющими Древами, вновь вливают в Валар силу Творцов.
Варда из последних сил переплела Песнь Матери с Песнью Арды – и звёзды вспыхнули ярче, как там, в Чертоге Эрэ.
Ниэнна продолжала петь сквозь слёзы. Она должна была быть одной из Хранителей Песни Свершения. А теперь она шла против своей сути, меняя Песнь ради жизни Арды. И ей было больно. Всё её новоприобретённое тело превратилось в боль.

Запела тетива тугого лука. Впервые Арда слышала этот звук – звон тетивы Тулмарилла, серебрянного лука Оромэ. Унголиа падали, сражённые карающими стрелами Охотника. Рядом орудовали Мечами-близнецами Манве и Мелькор. Объединённая сила трёх Валар была равна злобе Унголиа, и никто не мог склонить чашу весов в свою сторону.

И раздался смех. Между сражающихся Валар возник сгусток ярко-рыжего пламени, начавший превращаться в ещё одного Валу. Это был Тулкас, посланец Отца, Вала-Воин. Светловолосый, с лицом красноватого оттенка, он кинулся в бой, не пользуясь иным оружием, кроме своих рук. Руками он разрывал жвалы, под ударами кулаков крошились паучьи панцири.
Унголиа дрогнули и побежали, но не многие из них смогли спастись от гнева четверых Валар.

Мелькор пошатнулся. Сила, переполнявшая его во время боя, куда-то ушла, и осталась лишь безумная усталость. Он попытался опереться на меч, но натруженное тело подвело его и он без сознания упал наземь.

-Что с ним?
-Древа – олвар, они подчиняются Йаванне. Наша сестра прекратила подпитывать его.
-Да, это правильно. Он виноват во всём этом, и теперь Сила Творца – не для него.
-Он заслужил наказание.
-Да, но... У меня руки не поднимутся сейчас нести его в Валинор. Он виноват, но в бою он прикрывал наши спины и доверил нам свою. Нести его сейчас на суд – против чести.
-Да, Тулкас, ты прав. Не думаю, конечно, что это будет большое благо, но сейчас мы дадим ему восстановиться. Мы не откажемся от того, чтобы воздать ему по справедливости, но не стоит отказываться и от чести. А вот Меч...
-Нет, Манве, я за то, чтобы оставить Меч при нём. Я же воин, я-то понимаю, что значит просто так взять, и отнять меч. Если так делать, то лучше сразу тащить его в Валинор. А это, как я уже говорил, против чести. К слову, нам тоже надо восстановиться. И Валинор обустроить.
-Ладно, пусть лежит. Нам пора на запад, в наш новый дом.

Весна мира

Безоблачное небо окрасилось первым заревом начинающегося дня. Солнце ещё не явило миру свой лик, но уже отступил мягкий сумрак ночи и весь мир замер в ожидании. Молчали птицы, утих ветер, всю ночь шелестевший качающимися ветвями раскидистых пушистых лиственниц, казалось, умолк даже голос реки, что звучал здесь с сотворения мира и будет звучать тогда, когда сменятся сотни поколений.
Наконец, показался первый луч света. Ранние птахи множеством чистых голосов запели гимн пробуждающемуся светилу, плеснула в реке выплывшая к свету рыба.
Два мальчика стояли на невысоком берегу и смотрели вверх.
-Славься, Отец-Пламя, славься, давший жизнь всему, что живёт! Славься, Матушка-Ночь, давшая нам отдых перед новым днём! Славься и ты, Творительница Лесов, что дала нам кров и пропитание! Да будет славен этот день, что рождается на наших глазах!
Звонкий детский голос умолк. Произносивший молитву некоторое время постоял с задранной головой, являя небу свои детские наивные глаза цвета свежей листвы. После чего с воистину детской непосредственностью перевёл взгляд на вещь намного более приземлённую. На траве возле него лежало длинное удило с костяным крючком на конце тонкой бечевы.
-Теперь, думаешь, родители не будут ругаться, что мы сбежали с Встречи Светила? - спросил второй, девятилетний крепыш с жёлтыми глазами лесного волка и растрёпанными светло-русыми вихрами.
-Мы же всё равно его встретили, - пожал плечами его более низкорослый и тощий товарищ, - За что нас ругать?
Крепыш шмыгнул носом и задумчиво протянул:
-Да, вроде, не за что. И впрямь, не пропускать же утренний клёв.
Мальчики деловито закинули крючки, предварительно насадив на них с вечера накопанных червей, и уставились на поплавки, сделанные из гусиного пуха.
У них ещё не было имён – в их народе имена было принято заслуживать. Тот, что покрупнее, заслужил пока лишь детское прозвище Великан. Он был сыном воина, и сам готовился в будущем принять имя и охранять покой своего селения. Его друг, прозванный в селении Лисом, был сыном гончара. Вряд ли у него были шансы получить имя.
Сейчас мальчики об этом не задумывались. Они же друзья, неужели какое-то там имя может повлиять на их отношения? Они были юны в ещё юном мире. Они не знали своей судьбы. Они не знали, что ждёт их племя. Они даже ещё не догадывались о том, что их отцы уже вымочили розги, чтобы наказать сорванцов, сбежавших с утренней молитвы.

* * *
Трое из соседнего рода шли не таясь. Они шли с копьями в руках по земле Эллери Кэнно, что было нарушением покона. Они чувствовали свою собственную силу, они чувствовали силу своего рода, что встанет на их защиту.
Охотники Эллери подняли своё оружие и стали окружать пришельцев, но те, упиваясь собственной силой, сделали вид, что не придали этому значения. Однако, все трое были не худшими охотниками своего рода, о чём говорили шкуры хищных кэлвар, в которые они были замотаны, а значит они были готовы в любой момент принять опасность на копьё.
-Зачем вы, нарушив покон, пришли на землю нашего рода?
А этот эллеро опасен, очень опасен. Шкура чёрного медведя на плечах, серые глаза – два осколка льда – излучают силу и привычку приказывать. Копьё с наконечником из обсидиана в руках.
-Мы пришли сказать слово.
-Говорите, - мрачно кивнул эллеро.
-Великий вождь Эльдар Квэниа Тар Нэнвэ повелевает роду, что именует себя Эллери Кэнно, покинуть его владения. Тар Нэнвэ не желает терпеть в окрестностях священного Куйвиэнена чужаков, чья речь отлична от речи Эльдар Квэниа. Если же кто из рода, именующего себя Эллери Кэнно, ослушается повеления, то охотники Эльдар Квэниа легко найдут себе двуногую дичь.
-Ты всё сказал, эльда?
-Нет, не всё. Через три дня мы вернёмся, чтобы выслушать ваш ответ. Три дня вам даёт Тар Нэнвэ, чтобы выбрать между смертью и уходом со священной земли, что вы оскверняете.
-Через три дня мы скажем вам своё слово, - мрачно ответил эллеро, сжав в руках древко своего чёрного копья.

Не имеют конца и края равнины, что расположены южнее Куйвиэнена. Сочные высокие травы дают пищу сайгакам, турам и диким коням, во множестве живущим в этих местах. Но так устроен мир, что и они являются для кого-то пищей. Для волков, для пардов. И для Эллери Кэнно.
Подобный чёрной молнии, мчится через равнину вороной конь. Могучие ноги оставляют печать тяжёлых копыт на податливой степной земле. Глаза жеребца горят жаждой обогнать ветер. Буйная грива полощется на ветру.
Но на шее коня – ременная петля. А на спине – эллеро. Эллери Кэнно сами по себе были не способны тягаться в скорости со степными животными. Кто и когда первым догадался приручить коня, уже никто не помнил. Наверное, кто-то из мудрых, жуя невкусное конское мясо, задумался о том, какую же пользу можно извлечь из такой дичи, как лошадь.
Ездить верхом умели только Эллери. Обучать этому чужаков, равно как и обучать их искусству объездки коней, было запрещено.
На спине всадника – шкура чёрного медведя, вроде тех, что водятся севернее. Обычно лошади боятся этого запаха, но для вороного это запах хозяина. Он разучился бояться. Он могуч. Своими мощными копытами он способен стоптать любого, даже самого матёрого, волка. А где не справятся копыта, там поможет ровный ряд крепких зубов. Вороной разучился бояться. Даже если конь с чем-либо не справится, рядом всегда есть Он, Всадник, способный одолеть любую напасть.
Конь почти поравнялся с мечущимся в ужасе сайгаком. Сайгак – вечная жертва, его всегда будет вести страх. Всадник поднял копьё и, заревев, подобно раненому зверю, ударил сайгака в бок. Наконечник из чёрного обсидиана хрупок, но его можно сделать намного более острым. Сайгак оступился и кубарем покатился по траве, гася скорость. Сегодня в селении Эллери Кэнно будут есть мясо.
В селение всадник возвращался пешком – на спине коня покоилась добыча. А вот и первый из соплеменников – непоседливый вихрастый подросток.
-Здравствуй, отец. Вижу, твоя охота была удачной. А хорошо ли служило тебе копьё, что я сделал?
-Да, сегодня предки привели мне хорошую добычу. Что же до копья, то оно разит лучше, чем я ожидал. Редко когда до этого мне удавалось уложить сайгака одним ударом. Ты молодец, Гэлион. Ещё бы сам поупражнялся с копьём – и превзошёл бы меня.
-Неужто есть эллеро, способный сравниться с Чёрным Всадником? – засмеялся Гэлион, - А если бы он и был, неужто я проявлю ужасную непочтительность, обставив родного отца во владении копьём?
Всадник шутя шлёпнул сына по затылку.
-О, Великая Мать, и этот сорванец заговорил о почтительности! Воистину, меняется мир, и я перестаю понимать эти изменения.

Трое шли по чужой земле, которую они мнили своей. Три копья, три лука, три охотника Эльдар Квэниа. Один - темноволосый, с резкими чертами лица. Волосы двух других светлые: у одного - почти белые, у другого - цвета мёда или золота. К оленьей шкуре, в которую закутан темноволосый, пришито три лисьих хвоста - знак Тара Нэнве, Первого из Перворожденных. Это посланец. Пока с его плеча свисают три полосы рыжего меха, он не имеет даже имени, он - только голос Нэнве. Всё, что он видит и слышит - то видит и слышит Первенец. Всё, что он говорит - речи Вождя.
-Что снова привело вас в наши земли?
-Мы пришли за ответом, - сказал посланец, - И это земли Тара Нэнве, Первого из...
-Знаю, знаю, - брезгливо отмахивается Чёрный Всадник, - Первого из Перворожденных. Якобы то, что он выбрался из Вод раньше остальных, даёт ему право на чужие угодья.
-Ты отплатишь за свой несдержанный язык, - посланец невозмутим, - После того, как я услышу ответ.
-Вот мой ответ - кричит Всадник.
Копьё с наконечником из чёрного обсидиана пробило грудь посланца. Его золотоволосый товарищ кинулся на Всадника, занося копьё, но тяжёлый кулак эллеро смял ему горло, останавливая атаку вместе с ходом жизни охотника. От удара третьего Всадник увернулся и наконечник из кремня увяз в тяжёлой медвежьей шкуре. Эллеро вырвал копьё из рук эльда и ударил его по темени ясеневым древком. Беловолосый повалился на колени, прижав руки к кровоточащей ране.
-Какую кличку дали тебе в твоём поганом роду? - тон Всадника насмешлив и горд.
-Мой отец, - хрипит эльда, - поименовал меня Ингве. Я происхожу из рода Первого из...
Эллеро расхохотался:
-Так ты - сын Лисьего Хвоста? Не больно и бережёт своих сыновей твой отец, тебе не кажется?
Эльда поднял глаза на Всадника и потянул из тула стрелу.
-Даже не пытайся, - наконечник ткнулся Ингве в грудь, - Не пытайся поднять на меня руку, тогда останешься жить.
Ингве разжал пальци и стрела упала на землю.
Всадник продолжил:
-Ты пойдёшь к своему отцу и скажешь ему мой ответ: в охоте, что он хочет затеять, не ему быть охотником.
-Будь проклят, - прошипел Ингве, поднимаясь на ноги. Наконечник оцарапал ему грудь, но он оставил рану без внимания, уставившись в глаза эллеро. Серые глаза под лохматыми чёрными бровями. Они глядят зло и торжествующе. И немного безумно.
-Ты позволишь мне наломать веток на волокуши, чтобы я вернул тела моих друзей в наш род?
-Тела двоих наглецов будут брошены в степи, - безумный огонёк загорелся ярче, - На прокорм падальщикам. И лишь желание передать послание твоему отцу удерживает меня от того, чтобы добавить к ним ещё и третьего.
-Будь проклят, - повторил Ингве, развернулся - и пошёл к дому, в сторону леса.
-Гэлион, - позвал Чёрный Всадник сына, - Собери охотников и скажи им - пусть готовятся. Мы выступаем.
И добавил:
-Если я знаю Нэнве, он соберёт своих в толпу и поведёт на нас сразу же, как только этот сосунок передаст ему мои слова. Мы встретим их несколько раньше, чем они ожидают.

Охотники Эльдар Квэниа выступили в поход. Почти сотня копий - какой зверь сможет удержать такую силу? Но сегодня лесная дичь может быть спокойна - эльдар идут на иную добычу. Впереди - белокурый эльда с лицом Великого Духа, древко копья его под самым наконечником обтянуто полосой рыжего лисьего меха. Это сам Первый из перворожденных, Первенец Великих Духов, Тар Нэнве, первый из сыновей Вод. Позади уже родной лес, под ноги эльдар ложится зелёная холмистая равнина, пограничная со степью, домом проклятых эллери, безумной ошибки Великих, которую Они допустили, утомившись в последний день творения. И сейчас лучшие из их детей исправят ошибку своих родителей.
Рёв. Грохот тамтамов. Ржаник больших мохноногих коней, дробный стук их массивных копыт. Склонённые вперёд копья. И безумный хохот Чёрного Всадника на вороном жеребце.
Кровь. Всюду кровь. Охотники эльдар валятся в размешанную копытами коней грязь, пробитые копьями, с черепами, раскроенными ударами палиц, со стрелами в груди и спине. Кровь. Кровь и грязь, серая с оттенками багрового жижа. Вот он - цвет охоты на двуногую дичь. Серый с багровым.
Нэнве подпёр копьё ногой, направив его в сторону налетающего Чёрного Всадника. Ощутив укол, конь рванулся в сторону, сбрасывая седока. Копьё треснуло, и в руках у Нэнве остался лишь бесполезный обломок. Эллеро вскочил на ноги, занося копьё, но Нэнве ударил его обломком по голове, как бьют дубиной.
-Это от моего сына.
Всадник бешено зарычал и бросился на врага, заваливая его на землю. Крепкие зубы впились в глотку Первенца, его тёплая, солоноватая кровь наполняет рот. Так степной волк кидается на сайгу, враз перекусывая ей горло. Всадник изо всех сил сжал челюсти. Нэнве дёрнулся в последний раз - и затих. Навечно.
Чёрный Всадник поднялся на ноги. Лицо измарано в крови, и она стекает по подбородку. Исход боя уже решён, эльдар бегут. А те, кто не бежит - уже мертвы. И духами вохмездия носятся по полю Эллери Кэнно, добивая раненых. А посреди поля, закутанный в тяжёлую шкуру чёрного медведя и весь залитый кровью, хохочет Чёрный Всадник. Хохочет над трупом поверженного врага.

В самых древних эльфийских песнях поётся о чёрных тенях, бродящих в холмах возле Куйвиэнена. И о Чёрном Всаднике, который пожирает отставших от рода эльдар.

Стволы сосен рвуться ввысь, их раскидистые кроны укутывают лес сплошным зелёным пологом, погружая его в сумрак. В лесу тихо - привычному уху путника щебет птиц и шорох ветра среди ветвей кажутся уже неотъемлемой частью этой тишины. В лесу дышится иначе, полной грудью. Хвойный дух пьянит, заставляет чувствовать себя единым со всей чащей, с самым высоким деревом и самым маленьким ростком, с россыпями черники и мягким ковром мха. Лес - брат путника, оба они - дети Матери Древ, Дарительницы Плодов.
За частоколом древесных стволов показался дымок. Рядом селение западных урук - народа гордого, вольнолюбивого и гостеприимного. По отношению к друзьям, естественно. Сам путник - из восточных. Его селение в неделе пути от Большой Солёной Воды. Между западными и восточными - вечное соперничество. Чьи охотники принесут больше добычи, в чьём селении лучше дом старейших разрисуют, в конце концов, у кого девушки красивее, да вожди и воины сильнее. В тяжёлые же годы, когда на востоке горели леса и из них бежала вся дичь, с запада пришли урук и снаги со свёртками на плечах. В свёртках было вяленое мясо, горшки дикого мёда, орехи, сушёные грибы. Путник не помнил этого, тогда он ещё не родился. Зато он помнил, как отец и другие мужчины, когда дичь вернулась и дети снова были сыты, повезли на запад ответные дары. И всё бы привезли назад из-за всё той же гордости западных. Но старейшие двух племён нашли выход. Племена встретились в условном месте и просто напросто съели эти самые ответные дары, попутно развлекаясь песнями и плясками.
За деревьями обнаружились землянки, покрытые дёрном и мхом. Путник подошёл к одной из них, чем-то ему приглянувшейся, заглянул внутрь и произнёс:
-Славных имён вашему роду! Не пустите-ли переночевать да обогреться с дороги?
В землянке обнаружилось обедающее семейство, насыщавшееся, сидя на шкурах вокруг очага. Невысокий, но широкоплечий мужчина с курчавой чёрной бородой, его жена и два разновозрастных мальчика.
Отец семейства обернулся на гостя и произнёс:
-Заходи, садись с нами.
Путник с удовольствием последовал совету хозяина и скромно расположился по правую руку от младшего из детей. Хозяин довольно хмыкнул, видя такое проявление вежливостигостя, и снова заговорил:
-Это жена моя, именуют её Хайяр. Сам-то я пока не сподобился, а прозвище мне дали Чёрный Бык. Это сыновья наши, Ясенёк и Сомик. А ты из каких краёв, и как звать-именовать тебя?
-Именовать меня пока рановато, - улыбнулся гость, - Я с востока, а прозвали меня Лис, Гончаров сын.
Чёрный Бык покачал головой:
-Видать, сильный гончар твой родитель, раз так и прозвали, да благословит его Дарительница.
-Лучшим в селении был, а то и на всём востоке. Да вот беда случилась. С матерью они горшки на обмен везли, да в лесу на рысь наткнулись. Зверь совсем обезумевший был, иначе бы не кинулся на двоих сразу, да при варге. Серок наш рысь загрыз, да поздно уже было.
-Бедненький, - сочувствующе вздохнула Хайяр, - Молодой такой, а уже сирота.
-А не из Приболотного ли ты селения, парень? - неожиданно спросил хозяин.
-Да, я оттуда.
-Знавал я гончара Соболя из Приболотного. Изрядный гончар был, хоть и молодой ещё.
-Он и есть мой родитель, - просто сказал Лис, - Это его потом Гончаром звать стали.
-Часто его горшки на мои наконечники копейные меняли. По пяти за горшок. А ты-то сам чем живёшь? Охотник, небось, раз забрался так далеко от дома?
-Где ты при мне лук видишь? Сроду с ним обращаться не умел, не даётся мне ни охотничья, ни воинская премудрость. Зато след любой прочитать, путь в лесу найти - тут я кое-что могу.
-Следопыт, значит? Это хорошо, нужное дело.
-Рыбак ещё, - Лис слегка смутился и покраснел, - Живу не этим, но нравится, да и получается неплохо.
-Тоже хорошо, рыбки иногда страсть как хочется. Вот Сомик тоже любит у реки с удочкой сидеть. За то и прозвали: сидит у воды весь день, молчит, а затемно довольный с уловом приходит. А вообще он в воины хочет.
-Лис, а ты какими судьбами в наших краях? - поинтересовалась Хайяр.
-Да как-то из любопытства, шакка, - пожал плечами рыбак-следопыт, - Куда какой путь ведёт, где какой зверь водится, да где какие урук живут. Никогда ведь не знаешь, что может пригодиться, а знания лишними не бывают. И на горбу их не таскать.
-И куда ты теперь путь держишь?
-Хочу до гор дойти, что на западе, потом домой тем же путём.
-Если тем же, - улыбнулась Хайяр, - То я всегда буду рада видеть тебя в нашем доме.

Трижды по десять дней минуло с того дня, как Лис покинул дом Хайяр и Чёрного Быка, отправившись на запад.
Уже зашло Солнце и небо покрылось россупью ярких звёзд. Недавно ударили заморозки, и теперь звёздный свет отражался от корочки инея, покрывшей лес и землю. Иней весело хрустел под ногами мальчика. Несмотря на явное неудовольствие матери, Сом часто возвращался домой затемно. Небольшой пока, но всё-же какой-никакой рыбацкий опыт говорил ему о том, что на закате клюет намного лучше. Но сегодня рыба брала крючок неохотно, наверное, из-за наступающих холодов.
Неожиданно со стороны раздался глухой недовольный рык. Сом оглянулся - и увидел в десятке шагов от себя тёмный силуэт огромного зверя и два ярких фонаря глаз.
Сом испуганно застыл на месте. Знать бы ещё, что за зверь, можно было бы решить, что делать дальше. Но мальчик не разбирался в повадках хозяев леса.
Рык повторился - и тень двинулась вперёд. Сом всё так же завороженно глядел в глаза зверю, замерев от испуга.
Слева мелькнула ещё одна тень. Раздался короткий стук - и перед зверем рассыпались яркие искры. Зверь отпрянул. Кто-то подхватил Сома на руки и побежал по лесу.
Незнакомец остановился только тогда, когда показались огни селения. Впрочем, почему незнакомец? Теперь Сом разглядел его лицо. Это был Лис.
-Ну, ты даёшь, парень. Наткнулся на медведицу с медвежатами - и застыл. Нельзя так, сразу бежать надо. От детёнышей она бы никуда не пошла, мать, всё-же. Хорошо хоть я заранее углей в горшок набрал, в дороге греться.
-Я... Я не разлядел.
Лис глубоко вздохнул и промолчал.
-Теперь ты возьмёшь меня в своё селение?
Следопыт хлопнул себя по лбу. Как-никак, он спас мальчика, и теперь его жизнь принадлежит ему.
-Так, слушай сюда, - немного подумав, произнёс лис, - Медведицы ты не видел, со мной встретился в этом самом месте.
-Но почему?! - обиженно протянул Сом.
-Потому, что твоя мать любит тебя. И она не захочет с тобой расставаться.
-Но это же бесчестье для семьи воина, носящего имя!
-Сом, проснись! Кто в твоей семье - воин?
-Я. Я хочу быть воином.
Ладно, - сдался Лис, - Расскажем всё твоей матери, как она решит, так и будет.

-Но он же воспитывает воина! - орал высокий молодой урук с окладистой светло-русой бородой, - Как может воспитать воина тот, кто не имеет имени?
-Не кричи, Хаитала, - ответил седой благообразный старик, - Имена просто так не даются. Чем твой друг заслужил эту честь?
Хаитала задумался:
-Он рассказывал, что нашёл на западе новый народ, совершенно не похожий на нас и говорящий иначе.
-Ах, нашёл... Вечно этот юноша что-то находит. То бочонок в болоте, то народ новый, теперь вот парня этого, Сома, нашёл... - Старейший расплылся в улыбке, - А зови-ка его сюда!
Некоторое время спустя в хижину вошёл Лис, сын Гончара.
-Ты звал меня, шарку?
-Да. Ведомо ли тебе, что воспитывающий воина не может быть снагой?
-Этого я и опасался, - пробормотал следопыт, снага в четвёртом поколении, - Отдайте Сома Хаитале. Он - именованный воин, и один из лучших.
-Если юный Сом твёрдо решил стать воином, то без твоего друга точно не обойтись. Ты же копьё в руках как заступ держишь, а лук - как мотыгу.
Лис склонил голову. Не любил он, когда ему напоминали о его неспособности обращаться с оружием.
-Но не Хаитала спас мальчика, - улыбнулся старейший, - Пусть он учит твоего пасынка воинским премудростям, ты же воспитаешь его достойным уруком.
Лис удивлённо уставился на старика.
-Ах да, имя. Ты же у нас следопыт? Вот и будешь Ищущим.
Старейший извлёк из складок одежды чашу, нацедил в неё воды из бурдюка и протянул Лису.
-Пей, урук. Носи своё имя с честью, и пусть оно останется в доброй памяти на долгие годы. Чти Отца-Пламень и Мать-Тьму, помни и о нашей матери, Дарительнице Плодов. Их именем я именую тебя. Ты - Гимбха.

Раньше война представлялась Эльдар Квэниа простым походом в чужие земли. Их охотники нередко забирались далеко от дома. Случалось, и гибли на чужбине. Это было горько, но просто и понятно. Но теперь война пришла в их дом, стучалась в стены их хижин и врывалась за порог. Война коснулась каждого эльда.
После того самого боя в холмах, когда погиб Нэнве, Эллери Кэнно не пошли прямо на Куйвиэнен. Всадник, каким бы он ни был, берёг своих охотников, а в холмах их и так погибло достаточно. Кровь ещё не пролилась в Воды Пробуждения, но эллери всё время были рядом, уничтожая тех из охотников эльдар, что осмеливались отойти от селения, чтобы найти добычу. В Куйвиэнен пришёл голод.

-Это ты зовёшься Махтаном?
Беловолосый эльда стоял на пороге. Ещё двое из его племени стояли за его спиной.
-Да, это я. И что же сыну Первенца нужно от простого Красного?
-Бронза, - просто ответил Ингве, предпочтя не обратить внимания на колкость ороквена, - Кажется, так называется то, из чего вы делаете свои инструменты?
Махтан улыбнулся:
-Да... И нет. Да, мы владеем бронзой. Нет, я не стану вас учить.
-Я ждал чего-то пожобного, - кивнул Ингве, - И я не стану покушаться на твои секреты. Мне нужны не они.
-Что же тогда тебе нужно?
-Копья. И ножи. По пять десятков каждого.
Махтан глубоко вздохнул.
-Ты не понимаешь, эльда. Ороквенди не делают из бронзы оружия. И это не чья-то прихоть, это закон. Никто и никогда в Красных Горах не должен делать копья с бронзовым наконечником.
-Об этомя не слышал. Как давно появился этот закон?
-Сразу после битвы в холмах, когда Перворожденные впервые стали охотиться друг на друга. Тогда все копья были собраны и... переделаны. На более нужные вещи.
-Я знаю, что делать, - подал голос темноволосый эльда, один из спутников Ингве, - Иди с нами. Ты ни в чём не будешь знать отказа. Ты будешь моим другом в моём доме. Взамен мы просим только копья. Тем более, Куйвиэнен - не Орокарни, у нас нет запрета.
-Смысл запрета был в том, - покачал головой Махтан, - чтобы бронза не служила делу убийства. Да, я могу сковать копья в Куйвиэнене, но какой тогда смысл был в запрете?
-Никакого, - резко ответил Ингве, - Сейчас Эллери Кэнно носят оружие из обсидиана. Он превосходит наш кремень. Придумал это Гэлион, сын самого Нденнэра, Чёрного Всадника. Можешь ли ты поручиться, что этот Гэлион не раскроет ваш секрет самостоятельно?
-А что же тогда вы сами не раскроете его?
-У нас нет времени, - честно ответил Ингве, - Куйвиэнен окружён, и среди племён, его населяющих, начался разброд. За моей спиной - лишь немного тех, кто верен имени моего отца. Меня поддерживают только Финве и Эльве, остальные грызутся о том, кому быть новым Нэнве. Уверен, скоро они вцепятся друг другу в глотки. А Всадник может ждать. Среди Эллери Кэнно нет равного ему, его власть тверда. Он может подождать, пока эльдар не перегрызутся, а потом - раздавить всех разом. И тогда уже никакие копья не спасут. Ударить надо сейчас. В этом есть интерес и для Ороквенди - эллери вряд-ли пройдут мимо вас.
-Я так не думаю. Мы не покушались на Степные Земли.
-Послушай, ороквен! - вспыхнул Ингве, - Ты знаешь, как погиб мой отец? Ему перегрызли глотку! Ты мог бы договориться с квенди, такими-же, как ты сам, но это не квенди! Это звери. Дикое зверьё, почуявшее кровь!
-Быть не может... - Махтан смутился от напора Ингве, - Неужели эллери используют в бою зубы?
-Я сам видел. И все, кто пережил тот день, подтвердят мои слова.
-Я... Я подумаю. Если надумаю, то спущусь к Куйвиэнен и найду Тара Финве, что предложил мне приют.
-Да будет так, - кивнул Финве.

Три дня спустя Махтан, забрав с собой жену, а из вещей - только инструменты кузнеца и литейщика, двинулся на запад.

* * *
-Нет, ты всё делаешь неправильно.
Юнец стряхнул со лба непослушную прядь и поудобнее перехватил шест, обозначавший копьё.
-Ты так вцепился в свою палку, как будто я хочу её отнять. Смотри, как надо.
Хаитала поднял с земли шест, такой-же, как у его ученика.
-Правая рука держит, левая направляет. Руки в локтях слегка согни, иначе силы у удара вообще не будет. Вот так, правильно. А теперь коли!
Сом ударил воображаемого врага.
-Опять не так, - покачал головой Хаитала, - Колоть надо резче. Выпрямляй согнутую руку в одно мгновение. Копьё держи ровно. Можешь двигать его вверх и вниз, но наклонять нельзя. Попробуй ещё, убрав левую руку за спину.
-Ударить одной рукой? Но тогда удар будет слабее!
-Зато в левой руке ты сможешь держать нож, или щит, а это важно. Чтобы удар был сильнее нужно просто больше упражняться. Коли!

Гимбха сидел на небольшом возвышении и наблюдал, как Хаитала издевается над его воспитанником. По крайней мере, самому Гимбхе это виделось именно издевательством. Сом воспринимал это иначе. В Хаитале он души не чаял и ходил за ним, как привязанный.
-Нет, имя именем, - пробормотал Гимбха, Но парня надо было отдать Хаитале.
-Не скромничай.
Гимбха обернулся - и вскочил на ноги.
-Бурзуум-гуул...
-Да сиди уж, - поморщился Мэлкхор, - сколько можно повторять, не люблю я этих церемоний.
-Повинуюсь, бурзуум-гуул, - с ехидной улыбкой ответил Гимбха и поклонился.
-Ты неисправим, - расхохотался Чёрный Вала.
-И не стремлюсь. И со скромностью исправляться не намерен. Я всегда буду величайшим из урук по скромности, - вдохновенно произнёс шутник, воздев глаза к небу.
Мэлкхор, смеясь, покачал головой.
Два года назад он предложил урук переселиться к Хэлгору. Племя Приболотного селения согласилось первым, а теперь, когда поодиночке, когда группами, по их пути шли и остальные восточные. Западные почти все отказались, а Мелькор не стал настаивать. Он обещал Йаванне присмотреть за её народом. Удобнее, конечно, если все они будут рядом, но неволить их нельзя. Иначе им не стать равными Детям Эрэ.
А вот с самими Детьми беда. Куйвиэнен - их колыбель, из которой они не ушли, когда было надо, и сейчас они пожинают плоды этого. Мелькор никогда не страдал излишней наивностью, чтобы предположить, что среди Детей всегда будет мир. Им было суждено самим убедится в неправедности войн. И учить было бесполезно. Пока не обожгутся сами, не поймут, да и обожгутся далеко не единожды. Так говорил ему опыт. Нет, не его собственный. Это были знания Отца, переданные при рождении. Он не всё до конца понимал из этого опыта, что-то вообще виделось ему очень туманным. Например, он знал о запрете на ведение войны расщеплением мельчайших частиц Кем, но что имеется в виду, он даже не представлял.
Дети Эрэ его беспокоили. Нынешняя война угрожала существованию всех квенди разом. Мелькор мог бы уничтожить часть из них, неизбежно отбрасывая выживших на два шага назад, но зато и прекращая бойню. Но кто поручится, что через пару поколений спустя война не начнётся заново? Квенди передрались между собой за землю, так кто сказал, что через годы они не размножатся вновь до того, что им снова станет тесно? И что тогда, вновь брать на себя ношу палача?
Был и ещё один выход. Привести часть квенди в Хэлгор, изолировав их от остальных. Нет соперника - нет войны. Разумнее сделать так с Эллери Кэнно. Но будут ли они после этого квенди? Хэлгор - судьба урук, а квенди должны сами строить свою жизнь. Достойно ли будет ради жизни всех квенди лишить права быть собой их часть? Эллери Кэнно могут утратить связь со своим народом, и им никогда не стать урук. Так им и быть, вечно самим по себе, утратившими свою суть. И тогда долг Мелькора - заботиться о них, учить их, чтобы они никогда не ощутили себя чуждыми Арде... Великая Мать, не милосерднее ли будет уничтожить?..

* * *
Эллери Кэнно были разгромлены. Непобедимые всадники, Тени Холмов, как они гордо именовали себя, в ужасе бежали. Эльдар нашли способ с ними бороться. Нденнэр силился понять, что же он сделал не так, что удача отвернулась от него. Он же всё делал правильно...
Двумя клыками, справа и слева, всадники Эллери Кэнно неслись с холмов на жалкую горстку эльдар, собравшихся в низине. Правый клык вёл сам Нденнэр. Левый - Гэлнар, испытанный воин и верный соратник. Эльдар были обречены.
А потом случилось непонятное. Эльдар отошли назад. Не бежали, как часто бывало в подобных случаях раньше, а именно отошли. А на том месте, где они стояли, обнаружились вбитые в землю колья, острыми концами смотревшие прямо на налетающую лавину всадников. Клык Гэлнара с размаха налетел на колья. Всадники посыпались с коней, падая грудью на заточенное и обожжённое на костре дерево, окропляя его своей кровью. В них полетели стрелы - с такого расстояния даже самый худший лучник не сможет промахнуться. Лучники Эльве не были худшими. За много дней до битвы их вождь приказал им стрелять по вкопанным в землю шестам, и теперь здесь были только те, кто двумя стрелами из трёх поражал шест за сорок шагов.
Нденнэр сумел провести своих воинов мимо смерти - на колья выскочили лишь единицы. Но их встретили копья воинов Ингве. Наконечники, сделанные из неведомого материала, блестели на солнце славно заточенными остриями. Одним ударом эльдар пробивали могучие шеи коней, заставляя эллери спешиваться. Нденнар повёл воинов в ближний бой, надеясь на то, что вблизи длинные копья будут бесполезны.
Но тогда по ним ударили воины Финве. В руках они держали длинные изогнутые ножи из того-же блестящего материала. Они кинулись на эллери - и битва стала избиением. Редкие эллери всё-таки сумели вырваться из бойни. Их не преследовали - лишь несколько стрел понеслось вслед. Добивая ещё сопротивлявшихся, не отвлекаясь на бегущих, эльдар двинулись к границам Степных Земель - чтобы уничтожить эллери раз и навсегда.
Перед Нденнэром кик из-под земли вырос высокий мужчина в странном одеянии. Лицо его было бледно, глаза - невероятного тёмно-жёлтого яркого цвета навевали мысль о пламени. Того же цвета были и волосы незнакомца. Правая рука была выставлена раскрытой ладонью вперёд, левая сжимала бич.
-Стой, - крикнул незнакомец, - Уводи своих к северу. Там вас встретят мои братья. Их легко узнать - беловолосые и белоглазые. Это хэлгеайни. Они отведут вас в Хэлгор.
-Но мой народ?! Эльдар идут убивать их!
-К твоему народу уже пришёл Мелькор, первый Вала. Вы встретитесь уже в Хэлгоре.
-А Гэлнар? - не унимался эллеро, - Если он жив, я не могу его бросить!
-Гэлнар убит. Он погиб, как воин, пал, весь исколотый стрелами. А теперь скачите! Скачите, что есть сил! Я задержу эльдар.
Незнакомец помолчал и добавил:
-Наверное, даже убивать не придётся.
-Хорошо, я пойду в Хэлгор. Но ты не открыл мне своего имени.
-Нээре. А теперь скачи, да быстрее. Сейчас здесь будет тепло. Слишком.
Нденнэр ударил коня в бока и помчался к северу. Проскакав около тысячи шагов, он обернулся. Нээре на старом месте уже не было. Вместо него на вершине холма был исполинский язык пламени, в сердце которого угадывалась тёмная фигура, сжимающая в руке пылающий бич. И фигура была не одна.
Эльдар были смущены и потрясены. Сегодня был день их победы, их славы, но в них не было радости.
В тот момент, когда эллери уже побежали, на поле боя появились неведомые существа, чьим телом был огонь. Они не вступили в битву, но закрыли путь.
Никто не знал, что это за существа, но то, что здесь вмешался кто-то из Валар, никто не сомневался. Но кто из Великих мог взять под своё покровительство нечестивых Эллери Кэнно?
В душах воинов эльдар поселился ужас. Они пошли против воли одного из Великих. Что их теперь ждёт? Но они же не могли знать, что всё обернётся именно так!
Воины смотрели на Ингве. Что же решит вождь?
И он решил:
-Запомните, сегодня вы не видели ни одного из Эллери Кэнно. Властью вождя, я запрещаю помнить о них. Я запрещаю произносить имя этого народа вслух. Я запрещаю произносить имя этого народа в мыслях и в осанве. Народа Эллери Кэнно никогда не было. Мы не имеем права навлечь огненных демонов на Куйвиэнен, поэтому мы будем молчать.
-Ты в своём уме? - вполголоса прошипел Эльве.
-Если они вернутся, - поддержал друга Финве, - Им ты тоже скажешь, что их никогда не было?
-Так будет лучше. А Эллери Кэнно не вернутся. Вы не подумали, почему Чёрный Всадник не атаковал нас, получив такое подкрепление?
-Какая атака, если выжило лишь семнадцать всадников?
-А пришло десять демонов. У нас бы не было шанса выжить.
-И как ты это объяснишь?
-Демоны - это не подкрепление Нденнэру. Они не пускают нас к нему, они же не пускают его к нам.
-Ты хочешь сказать, - ошеломлённо прошептал Эльве, что нас...
-Попросту разогнали по разным углам, как подравшихся мальчищек! - закончил за него Финве, - Тогда ты прав. Ни к чему об этом помнить.
В самых древних эльфийских песнях поётся о тенях, бродящихв холмах вокруг Куйвиэнена, и о Чёрном Всаднике, что пожирает отставших от племени. Но ни один эльда не сможет сказать вам, кем на самом деле был этот Всадник. Об этом молчат песни, этого не знают хроники.

* * *
Мелькор был в ярости. В ярости на самого себя. Как мог он, первый Вала, упустить из виду ороквенди? Бронза, ха! Урук в Хэлгоре управлялись уже и с железом. Но проклятая бронза перечеркнула все планы.
Этот Ингве тоже хорош. Реши Мелькор уничтожить Эллери Кэнно, ему бы ничего не надо было делать, только наблюдать. Но он-то решил их спасти!
Достаточно было придти к Эллери Кэнно днём раньше, и проблемы бы не было. Но он опоздал. Он пришёл уже после того, как Ингве разбил Нденнэра. Он опоздал меньше, чем на час! Теперь бесполезно наставлять эллери. Их память будет толкать их на месть. По крайней мере, нынешнее поколение. Новое придётся воспитывать самому, отрывая их от памяти родителей, не позволяя им узнать о прошлом своего народа. Пусть думают, что до встречи с ним, Мелькором, ничего не происходило.
Великая Мать, придётся даже дать этому народу новое имя!
Мелькору предстояло лишить целый народ памяти поколений. И от этого ему было горько.


Эльфы Страха

В кузнице было жарко. Багровые уголья почти не давали света, зато теплом делились в избытке. Впрочем, для Гэлиона жар кузнечного горна уже стал привычным. Он проводил в кузнице целые дни. Зато на выходе получались красивые и полезные вещи, за которые его и прозвали Мастером. Впрочем, сейчас из-под его молота выходили вещи, лишённые излишней роскоши, в наименьшей мере способные радовать глаз, зато сделанные добротно и в быту удобные. Гэлион спешил, ему было не до нанесения узоров. Тяжёлые колуны с широкими лезвиями, стальные трёхгранные иглы – наконечники для горных походных посохов, ладные прочные ножи. Всё сделано из стали, одновременно прочной и гибкой, предмета особой гордости Мастера. Насчёт закалки, правда, подсказал Учитель. Зато способ ковки был придуман самим эллеро.
Три тонких стальных стержня окрасились багровым и стали гибкими. Быстро, но всё-же без суеты, Гэлион перенёс их щипцами на наковальню. Потом взял пару других щипцов – поменьше, чтобы можно было держать в одной руке, и начал сплетать стержни между собой. Работать надо было быстро – пока металл не остыл, но, в то же время, очень аккуратно. Одно неверное движение – и заготовку можно отправлять на переплавку. Привычными движениями Мастер плёл стальную косичку, примерно в локоть длинной. Два сильных удара молотом – закрепить концы косички. И снова в раскалённые угли. Теперь можно придавать заготовке форму. Сильные удары молота намечают грани, и становится ясно – это будет наконечник посоха. Плетение немилосердно расплющивается, в напоминание о нём останется лишь характерный рисунок на стали. На пол локтя игла сужается. Оставшаяся половина будет упрятана в древко. Гэлион отложил малый молот, предназначенный для тонкой работы, и взял потяжелее. Половина косички станет четырёхгранным стержнем толщиной в палец, изрядно увеличившись в длинну.
Гэлион не был единственным кузнецом среди Эллери Ахэ, да и его способ ковки не был ни для кого тайной, но сноровки, чтобы всё это выполнить, хватало только у него. И то, пока в первый раз всё не получилось, как надо, заготовка была переплавлена много, очень много раз. Поговаривали, никак не меньше сотни.
Наконец, заготовка получила свою форму. Мастер снова взял щипцы, и, вынеся плод своих трудов из кузни, погрузил его в бочку с ледяной водой. Готово. Теперь отшлифлвать, заострить – и можно приделывать к древку. Такой посох давал надёжную опору на горных склонах, покрытых качающимися при ходьбе камнями. Посох с цельным наконечником при случайном попадании по твёрдому булыжнику быстро тупился. Гэлионовы посохи тоже, но значительно в меньшей степени. Они легко сгибались, и при этом – столь же легко возвращали форму. Тем же свойством обладали и его ножи. Топоры, понятно, делались по старинке, там плести было нечего. Но всё равно выходили очень добротными. Гэлион делал их многослойными, причём, чем выше слой, тем мягче железо. В результате, при постоянном использовании топор не тупился, даже наоборот, становился острее. Конечно, был и у них свой предел, когда лезвие стачивалось до жёсткой сердцевины. После этого топор надо было уже точить, а потом и переплавлять – сердцевина была довольно тонкой. Получалось не слишком долговечно, зато на первых порах очень удобно. А переделывать исчерпавшие себя инструменты Гэлион не ленился – он любил ковать.
Когда посох обрёл тяжёлое дубовое древко, Мастер добавил его к связке таких же, и, сняв плотный кожаный фартук, вылил на себя ведро воды. На сегодня работа была закончена. Теперь можно отдохнуть немного. Гэлион потянулся и присел на лавку, поставленную возле кузни под навесом, и прикрыл глаза.
-Славных имён твоему роду, Мастер!
Не раскрывая глаз, эллеро поморщился. С Эльфами Страха он виделся редко. Жили они отдельно от Эллери Ахэ, и особо с ними не общались. Кроме одного. Этот, похоже, считал своим непременным долгом засунуть свой нос во все дела Лаан Гэлломе, Аст Ахэ и Хэлгора. Звали его, кажется, Гимба, хотя сам он это произносил на свой шипящий манер – Гимбха.
-Чего тебе? - сонно буркнул Мастер.
-Да ничего, шёл мимо, дай, думаю, с хорошим алба поздороваюсь.
-Не алба, а эллеро! - резко ответил Гэлион, - Хватит давать всему, что видишь, неуклюжие клички.
-Ну, извини, - не остался в долгу Гимбха, - Вы же нас Эльфами Страха за глаза обзываете, хотя сроду мы к вашему племени не относились.
-Можешь отрицать, сколько угодно, - эллеро зевнул, - И не обзываем, а называем на Первой Речи. Как видно из названия, это была самая первая речь в мире, и именно с её помощью всему впервые были даны имена. Которые потому и есть самые правильные. И вообще, ты поспорить пришёл?
-Скай ор сках! - в сердцах заявил Гимбха на родном языке, - Вроде, и нормальные вы ребята, хорошие вещи делаете, красота просто. Но как рот раскроете...
Не договорив, урук махнул рукой, и пошёл по своим делам.
Настроение было безнадёжно испорчено. На Гэлиона накатила злость на Гимбу, и в то же время, жалость ко всем Эльфам Страха. Этому народу выпали тяжёлые испытания, никто не спорит, но надо же как-то работать над собой. Надо изживать из себя старый ужас. Для того Учитель и собрал их в Хэлгоре. Но они продолжают бояться, скрывая это за развязным поведением. Страх до сих пор живёт в них... Неожиданно Гэлион вспомнил ярко-алую кровь, стекающую по заточенному дереву, злые стрелы эльдар, убивавшие всех вокруг него. Вспомнился и перепуганный серый конь, каким-то чудом вынесший его, в ужасе прижавшегося к шее скакуна, из той бойни... Нет, нет, это не может быть одним и тем же, никак не может. Скорее уж они и впрямь другого рода, как пытаются убедить, чем это так. Потому-что иначе те, кто сломался в тот день, они тоже... Нет, не может этого быть, не может...

* * *
Как редко можно видеть двоих, совершенно разных, но в то же время так неуловимо похожих... Нээре расслабленно оперся спиной о шлифованный гранит стены. За плечом - рукоять короткого меча, за пояс заткнут неизменный бич. Одет подчёркнуто скромно и не марко, по-походному, в тёмных тонах, на фоне которых волна волос неопределённого жёлто-рыжего цвета смотрится как вызов. Рядом с ним - Хэлге. Стоит прямо и неподвижно, как изваяние, сложив тонкие руки на груди. Оружия при ней нет, да и глупо бы оно смотрелось в сочетании с длинным расшитым серебром платьем. Белые волосы заплетены в длинную, до пояса, косу, невероятными глазами без зрачков хэлгэайна смотрит как будто вглубь себя самой. Одним словом, полная противоположность Нээре. Но до чего же похожи даже не черты, скорее, выражения лиц, манера говорить, действовать... Эти двое разбирались почти со всеми внешними делами Хэлгора. С ведома и одобрение Мелькора, само собой, к чему оба относились весьма аккуратно, ежедневно сообщая Вале о новостях и внимательно выслушивая его указания.

-Тени заставляют меня беспокоиться, Тар-Мелькори. Они держат себя как-то даже запредельно спокойно и ровно. Если сравнивать с тем, что было дюжину дней назад, они просто невероятно быстро утихли.
-Да, необычно получается, - покачал головой Мелькор, - На первый взгляд всё хорошо, но почему-то это не радует.
-Видимо, просто не хотят привлекать к себе внимания, - предположил Нээре, - Необязательно они что-то задумали, но проверить было бы хорошим шагом. Надо поговорить с Гэлионом - он должен знать.
-Скажет ли? - возразила Хэлге, - Секреты Нденнэра - это секреты Гэлиона.
-Поговорить всё равно надо, - подытожил Мелькор, - Может, и нет там ничего, но мы должны проверить. Расспросите пока Гэлиона, там что-нибудь придумаем.
Хэлге и Нээре как-то одновременно кивнули и направились к выходу, но на полпути остановились.
-Тар-Мелькори, - произнесла Хэльге, - Среди нас ходят слухи о Старших...
-Каких Старших? - не понял Мелькор.
-Наших старших братьях, тех, что были сотворены до нас - пояснил Нээре, - Говорят, они сейчас в Валиноре.
-Да, они там, - Чёрный Вала грустно вздохнул, - Когда рухнули столпы, я оказался слишком занят, и Ауле забрал их с собой.


Гэлион тщательно уложил все сделанные им инструменты в свёрток, взвалил было на плечи... И скинул обратно. Никак не давала покоя шальная мысль, пробуждённая к жизни Гимбой. Проклятый искажённый... Уже пора было идти, но...
Само собой созрело решение. Гэлион оставил свёрток в покое и направился в сторону Хэлгора.
Вперёд по длинному залу до лестницы, после лестницы направо, в третью дверь.
-Учитель?
Мелькор сидел в высоком кресле у жарко пылающего камина. За спинкой кресла стояла Хэлги, чуть поодаль, прислонившись к стене - Нээре.
-Учитель... Я, наверное, позже зайду...
Ну, вот, до чего же он не вовремя. Обсуждаются, наверное, серьёзные вопросы, а тут - он со своими проблемами. Мелькор мягко улыбнулся.
-Ничего, Гэлион, мы уже закончили, - Вала повернулся к ожидающим его слова айни, - С последним, думаю, разберусь сам. Можете быть свободны.
Айни сдержанно поклонились и вышли, аккуратно прикрыв дверь. Мелькор пристально посмотрел на эллеро и нахмурился:
-Ты чем-то обеспокоен?
-Нет, нет, Учитель, всё в порядке... То есть, я хотел сказать, да, обеспокоен, - Гэлион набрал воздуху в грудь, собрался с мыслями, и спросил, - Учитель, страх может сломать эллеро? Превратить его... Сделать его... другим?
-Ихменить? Хм... Страх может изменить кого угодно. Не верь тому, кто скажет, что страха не ведает. Но у всех нас есть силы с ним бороться.
-А что происходит с теми, кого страх всё-таки изменил?
-Здесь уже бывает по-разному. Если поддавшийся страху и раньше был слаб - он просто забьётся в угол, попытается отгородиться от своего страха - и всего мира заодно. Но когда испуган сильный... Это может быть страшнее для тех, кто его окружает. Потому-что сильный будет пытаться напугать сам страх. Он будет кидаться на каждую тень. Он будет изо всех сил доказывать, что не боится ничего, но сразу придёт в бессильное бешенство, стоит хоть кому-нибудь поименовать его страх.
-Спасибо... Это всё, что я хотел знать... - Гэлион, пятясь, вышел из комнаты.
"Ничего на понимаю", - подумал Мелькор, - "Но почему-то мне кажется, что за Ндэннером надо следить внимательнее".

***
Сонмища белых мух, жалящих холодом, облепили лицо молодого снаги, набиваясь в глаза и уши, обильно сыплясь за шиворот, заставляя передёргивать плечами от всепроникающего холода. В негнущихся уже пальцах зажато древко короткого лёгкого копья, за пояс заткнуто главное богатство — широкий бронзовый нож, подарок отца. Чёрный Бык потратил много сил, чтобы как следует снарядить сына на испытание.
Из пелены снегопада вынырнула укутанная в плед фигура.
-Ясень! Ясень, слышишь меня?
Юноша, не желая лишний раз раскрывать рот на холоде, молча кивнул.
-Там дальше — довольно глубокая ложбина. Думаю, можно расчистить там площадку и укрыться если не от снега, то от ветра точно. Что думаешь?
За эти дни по всеобщему молчаливому согласию Ясень стал вроде бы как вождём для десятка таких же юных снаг, желавших стать уруками.
-Ты много говоришь, Волк, - резко ответил он, - Береги дыхание. И тепло.
Сам он изъяснялся отрывистыми короткими фразами, в результате произношение было похоже на карканье ворона.
-Хорошо. Пошли, - прокаркал Ясень ещё и двинулся вслед за товарищем, жестом приказав остальным следовать его примеру.
Обещанная Волком ложбина обнаружилась неожиданно — когда в неё провалился Искра, выскочивший вперёд. Огромный сугроб, являвшийся её содержимым, сравнялся в высоте с основным ледником, и заметить её со стороны было невозможно. Легко догадаться, что Волк обнаружил её подобным образом. Вот и ямка от него видна. И ведь не предупредил, поганец.
-Вернёмся — отхожу хворостиной, - рыкнул Ясень, - Как мальчишку.
-Вернёмся — посмотрим, - ухмыльнулся Волк, - А пока — лезь к рыжему, всё равно нам площадку утаптывать.
Ясень мысленно пообещал себе увеличить время порки как минимум втрое, но резон в словах Волка был. Повинуясь его жесту и примеру, снаги поплотнее закутались в серые пледы, вязаные из варговой шерсти, и шагнули в сугроб. Повозившись по грудь в снегу, они расчистили площадку, способную с комфортом вместить весь десяток. Половину пледов они растянули на копьях, образуя своеобразный навес, другую половину расстелили на полу получившейся землянки, оставив в середине место для костра. Хвороста они набрали заранее, ещё за день пути до гор, как это делали многие проходящие испытание до них. Добрая половина отряда тогда ещё возмущалась тем, что поклажа выросла в разы, зато теперь все понимали, что ворчали напрасно.
Когда воздух под навесами достаточно прогрелся, Ясень завёл разговор:
-Здесь сидим ночь. Надеюсь, к тому моменту снегопад поутихнет. Но даже если нет — утром вылезаем и топаем дальше. Задерживаться в горах больше, чем нужно, я не хочу. Хотелось бы спуститься на равнину раньше, чем пойдут лавины. Следующую ночёвку хотелось бы провести уже на северных склонах.
-Следующую, говоришь? - Искра нахмурился, - Придётся идти очень быстро. Тем более, северные земли пустынны и не плодородны, путь до Весенних Врат не будет лёгкой прогулкой.
-Ологов бы встретить, - протянул Куница, - Они-то тут пути знать должны, может, и подскажут что.
-Насколько я слышал, ологи тут разные водятся, - вернул товарища на землю Волк, - Какие-то может и подскажут, а есть и такие, которые закусить тобой не побрезгуют. Это же не наши добряки-южане, дикари они все тут.
-А, значит, уже «наши»! - не удержался от ехидного замечания Филин, - А не ты ли всю дорогу байки про ологов травил?
-Можно подумать, ты над этими байками не смеялся, - пожал плечами снага, - Тем более, рядом с местными южане действительно «наши».
-Хорош пугать, есть тут и нормальные, которые друг друга не жрут, - оборвал спор Ясень, - Но в любом случае, если кто покажется, оружие держать наготове. Филин, лук не намочил ещё?
Филин не ответил, только потряс чехлом из козьей шкуры, щедро смазанной жиром. Хранившийся внутри лук оставался сухим даже в реке, не то, что под снегопадом.
-Отлично. Если что, держи наготове, а то мне что-то не хочется сталкиваться с ологом в рукопашной.
-Ещё бы тебе хотелось, - буркнул Филин, - Хорошо, буду держать под рукой.
-Ладно, братцы-испытуемые, - Ясень поудобнее развалился на пледе, - Давайте спать, завтра идти много. За костром следим парами. Первая пара — Филин и Искра, вторая — Куница и Головастик, третья — я и Волк, за нами — Белуга и Медвежонок, последними — Колода и Медонос. Всё, спим, снаги.

Следующий день был как близнец похож на вереницу предидущих, вплоть от того самого момента, как десяток вышел на ледник. Снаги всё шли и шли, лишь изредка останавливаясь перекусить, поваляться считанные мгновения на пледах - и снова в путь. Пару раз, заметив мелькнувшую на склонах тень, Филин судорожно начинал расчехлять лук. Солонина и сухари уже не лезли в горло, и от зажаренного на костре мяса никто бы не отказался. Увы, дичь не встречалась вообще, а о природе мелькающих по склонам теней можно было гадать очень долго.
Прямо на север хребет крутой ступенью поднимался наверх. Уже третий день Ясень вёл отряд вдоль этой ступени, не решаясь в такую метель лезть на крутые склоны. Была почти исчезающая надежда на то, что дальше на запад, куда урук и снаги никогда не забирались, есть удобный проход между вершин, ведущий к северным пустошам на другой стороне гор. Уруки, с которым они общались на равнине, ничего не говорили об этом. Вообще, о западной части хребта их рассказы молчали, что можно было объяснить как угодно. Метель тем временем лишь усиливалась, и отряду приходилось постоянно чесать языки о любую тему, лишь бы не молчать, лишь бы слышать друг друга - увидеть засыпанного снегом снагу на расстоянии полушага уже становилось проблемой. Сначала Ясень просто время от времени звал друзей по именам и те отзывались. Но когда в промежутке между перекличками Медонос ступил на снежный карниз, под которым не было камня, и вместе с ним сорвался решили болтать постоянно. Юного снагу спасло только то, что он успел каким-то чудом воткнуть копьё в склон, да так глубоко, что его потом всем десятком не могли вытащить. В конце концов, Ясень, скрипя зубами от досады, вынул из чехла клинок и перерубил древко, превращая копьё в посох. Копьё было единственным оружием Медоноса, но выбирать не приходилось. На следующем же привале снага забрал у Ясеня нож и заострил один из концов получившейся палки. Получилось похуже, чем с настоящим наконечником, но тоже ничего.
Вскоре от постоянной болтовни на холодном воздухе весь отряд начал кашлять. Ясень выругался, пустил по кругу флягу с гхошем - согреться, и принялся тщательно обыскивать все мешки на предмет верёвок. Результатом этих поисков стал длинный канат, связанный из трёх частей, найденных в разных мешках. Канатом снаги связались в неразрывную цепочку и изрядно всем надоевшие разговоры прекратились. Снаги долго шли в молчании. Из десятка голов разом выветрились все мыли, кроме одной - надо переставлять одеревеневшими ногами. Неизвестно почему, но просто надо. Казалось, они всю жизнь так шли и будут идти до её окончания. Потом Куница стал чуть слышно напевать. Ясень сначала решил, что ему чудится, потом обернулся на друга, шедшего следом. Как-то отстранённо вспомнились рассказы урук о жестоких горных гуулах, которые следуют за отрядами испытуемых и выборочно отнимают разум. И пение было одним из признаков их присутствия. Ясень остановил связку и тронул Куницу за плечо.
-Эй, ты в порядке?
Снага поднял на друга изумлённо распахнутые глаза.
-О, Ясень, ты тоже здесь? Представляешь, мы идём за сокровищами Белой Хозяйки. Я знаю путь, это рядом. Пошли с нами? Там их много, на всех хватит.
Резкий подзатыльник обрушился на его голову.
-Совсем из ума выжил?! - зашипел шедший позади него Искра, - Поминать её в таком месте! Накличешь ведь, дурачина!
-Искра, остынь! Это горные гуулы, они рядом! - отрезал Ясень и снова обратился к Кунице, - Идти можешь?
Куница часто закивал.
-Отлично. Тогда идём, может, через какое-то время мы вырвемся из их владений.
-Если не углубимся в самое их сердце, - буркнул Волк из хвоста цепочки. Но на его слова никто не ответил.
Отряд снова начал идти. Прошло время и Куница вновь начал петь. Ясень не стал останавливаться. Надо срочно покинуть угодья гуулов, пока они не похитили и его разум. А ведь он ещё не успел даже вырыть себе нору в этом склоне... Ложкой... Ясень с трудом удержался от того, чтобы не рухнуть на колени и не начать копать. Нет! Нет! Прочь, бестелесные твари, не получите вы меня! Пел уже не только Куница. Каждый на свой мотив, напевали что-то Белуга, Филин и Волк. Медонос и Искра мерно раскачивались в только им слышный такт этой песенной мешанины. Идти, идти, идти! До следующего ночлега нужно покинуть эти места, даже если придётся идти весь день и всю ночь! Хотя, поди отличи их в такой метели, всё едино не видно ничего. Прошла почти вечность, прежде чем Ясень понял, что на этот счёт он ошибался. Стало темнеть.
-Ясень, слушай, - пробасил Медвежонок, - Не знаю, как там гуулы, но ночлег нужен. Посмотри на этих певцов, совсем дурные же, ещё чудить начнут. Брата с рыжим шатает, как осинки в бурю, того и гляди с тропы сверзятся и всех нас с собой утянут. Проспятся - авось пройдёт. Да и мне как бревном по башке врезали, все мысли в кучу.
-Хорошо, - отозвался Ясень после раздумий, - Только место надо найти. Смен на этот раз не будет, пусть все выспятся. Я один за костром прослежу. Но наутро тебе меня тащить придётся.
Медвежонок, здоровый детина, почти равный в ширину и высоту, только пожал необъятными плечами. Ну, потащит, велика тяжесть.
Вскоре на пути встретилась достаточно широкая площадка. Тропа в этом месте огибала гору и уводила куда-то на север. И Ясень не сразу понял, что это значит.
-Эй, а мы ведь, кажется, нашли проход! - наконец сказал он, - Но сейчас туда соваться не будем, место тут для ночёвки слишком хорошее, потом может такого не встретиться.
Стоянку снаги обустроили так же, как и в прошлую ночь, вырыв в снегу яму. На этот раз решили только присыпать снегом навес, чтобы не выпускать тепло.
Борьба со сном тяжело давалась смертельно уставшему Ясеню, но он держался. Главное, весь отряд, признавший его лидером, мирно похрапывает в тепле, а не чудит на ходу в окружении горных гуулов. Кое-как он дотерпел до первого проникшего под навес солнечного луча, потом привычно растолкал Волка и с удовольствием рухнул на свой плед, придвинув его поближе к пышущим жаром углям. Уже засыпая, он слышал, как Волк с тут же проснувшимся Медвежонком что-то обсуждают насчёт благополучно найденного прохода.
Спать Ясеню пришлось недолго. Кто-то безжалостно и бесцеремонно растолкал его. Подняв налитые тяжестью веки, он увидел хмурую физиономию Волка.
-Пошли, на проход свой посмотришь.
Нехотя Ясень поднялся с пледа и вылез на свет. Волк, конечно, редкостный долбак, одна шуточка с ямой чего стоит, но зря он дёргать не станет.
Снаружи было хорошо. Светило солнце, от вчерашней метели не было и следа. Сверху открывался чудесный вид на лежащую внизу долину, утопающую в лесах. Тропа, по которой они шли, круто спускалась ниже уровня ледника и вела через каменистую полосу к зелёному горному лугу, один вид которого заставлял с нежностью вспомнить родной дом... А за лугом тропа упиралась в сплошную стену скал. Пути на север не было.
-Великая Матерь, Дар-рительница Плодов! - сквозь зубы рыкнул снага, - Четыре дня горным козам в охвостье!
-Вот-вот, - кивнул Волк, - Почти то же самое сказали и мы с Медвежонком, когда это увидели. Мы в тот момент вообще мно-о-ого чего сказали!
-Без твоих шуток тошно, - скривился Ясень, - В общем, так. Спускаемся по тропе до самого луга. Там - два дня на то, чтобы отоспаться и набить дичи, если она там водится. Если да, то попутно набиваем ещё и пузо. Отдохнём - будем решать, что дальше делать.
Путь вниз в горах может быть ещё тяжелее, чем путь наверх. Тело, уже привыкшее к тяготам пути, чувствует как постепенно теплеет воздух, в ноздри ударяется пьянящий запах горных трав. Тело чувствует близкий отдых и расслабляется раньше времени. Путь до луга на деле оказался значительно дольше, чем казался сверху. Тропа, словно издеваясь, растягивалась под ногами. Кажется, ещё шаг - и под ногами зашелестит сочная густо-зелёная трава. Но делаешь этот шаг - и замечаешь, что совершенно не приблизился к цели. Путь занял у снаг половину дня, и когда они наконец вышли к лугу, они были совсем обессилены. Раскинув руки, Ясень рухнул в траву, уже лёжа стянул с себя жаркую меховую куртку и провалился в дрёму. Засыпая, он чувствовал, что кто-то сильный с голосом Медвежонка куда-то его несёт. Веки перестал беспокоить солнечный свет, руки ощутили мягкость шерстяного пледа волколачьей шерсти - и на снагу навалился крепкий здоровый сон.
Проснулся он, когда солнце уже начинало закатываться за горные хребты, окрашивая мир в красные тона. Лежал он в маленьком уютном гроте, рядом весло трещал костёр... А его друзья с изумлением смотрели на вход. У входа в пещеру стоял незнакомец. По меркам урук он был слишком узок в плечах и как-то тонок, воздушен. Голову его украшала спутанная грива огненно-рыжих волос, болотно-зелёного цвета глядели сурово и слегка напугано. В руках он сжимал длинный лук, а на поясе его висел бронзовый нож, похожий на ясенев. Снага приподнялся на пледе и собрался было встать, но незнакомец направил лук на него и крикнул:
-Даро, квенда!
Язык был незнаком, но смысл короткой фразы был понятен - лежи, не дёргайся, а то застрелю.
-Это кто такой? - вполголоса впросил Ясень.
-Спроси что попроще, - так же тихо отозвался Колода, - Наверное, хозяин пещерки.
Неожиданно брови незнакомца поползли вверх.
-Орук? - удивлённо спросил он.
-Снаги ещё, - сознался Ясень.
-Снага?! - рыжеволосый удивился ещё сильнее, - Снага быть здесь. Умереть после. Орук лгать, не Снага!
-Кто хоть что-то понял, подайте голос, - пробормотал Куница.
-Подаю, - ответил Волк, - Мы не первые, кто потащился этим путём. Здесь уже был снага, от которого этот тощий нахватался словечек.
-Тощий?! - незнакомец чуть не выронил лук, - Тощий Снага я имя! Ты Снага знать?
-Кажется, он считает, что снага - это имя, - заметил Филин.
-Слышали бы его старейшины! - сказал Искра и захохотал. Остальные секунду помолчали, представляя стариковские лица с отвисшими челюстями, и тоже залились хохотом.
-И что мы сюда потащились! - сквозь смех добавил Волк, - У нас, оказывается, уже есть имя! Одно на всех, правда, но ничего, я не жадный!
Незнакомец выглядел совершенно потеряным.
-Хорош ржать! - утирая выступившие слёзы, прикрикнул Ясень, - Ещё обидится и стрельнёт, не понимает же ничего.
-Да ладно, сейчас я всё ему объясню! - махнул рукой Волк, - Эй, Тощий!
Незнакомец повернулся к нему.
-Тощий... - начал Волк, - Как же тебе объяснить, чтобы ты понял... В общем, слушай. Я - снага Волк, он - снага Искра, а этот угрюмый - снага Ясень.
Ясень показал долбаку кулак, но тот даже не обратил внимания.
-Снагаволк? - полусказал-полуспросил Тощий.
-Угу, - кивнул "снагаволк", - Снага - не имя. Снага означать имя нет.
-Имя нет! - ошеломлённо повторил лучник и добавил что-то на своём языке. Похоже, весть, что кто-то может не иметь имени, потрясла его до глубины души.
-Надо бы его из этого столбняка вывести да пораспросить, - рассудил Ясень, - Тощий! Сидеть к огонь, есть мясо, пить гхош, говорить с мы!
Глаза Тощего расширились в ужасе:
-Гхош?! Гхош нет! Гхош я сдохнуть! - воскликнул он. Потом смягчился и смущённо добавил, - Мясо я есть.
За трапезой Тощий рассказал много интересного. На то, чтобы осознать смысл его фраз, уходило много времени, кроме того, всё равно оставалось множество толкований, но кое-что можно было понять.
Однажды с гор к его гроту спустился совершенно измученный снага. Он был единственным из своего десятка, кто не поддался горным гуулам и не прыгнул со склона вниз. Он увещевал своих друзей, но те не слушали его. Вместо пропасти они видели морок, напущенный гуулами. Тощий обогрел и накормил бедолагу и тот долгое время жил у него, помогал охотиться, добывать дрова, догадался делать отвар из определённых горных трав, который оба с удовольствием пили, в общем, был не нахлебником, а другом. Слушая это, снаги одобрительно кивали. Тот парень перезимовал у Тощего, после чего его ушёл на север, прямо по крутому склону каменной стены. Утром он ушёл, а вечером сошла большая лавина, от которой тощий едва успел спрятаться в своём гроте и потом очень долго разбирал камни, завалившие вход. Снага при этом наверняка погиб.
-В лавина Снага жить нет никогда, - грустно сказал Тощий.
Рассказал он и о себе. Пришёл он в эти места с запада, из-за той самой стены гор. И возврата туда ему не было. Горы эти он звал Орокарни, а свой народ - ороквенди. Он рассказал, что сначала на земли его народа пришли некто Финве, Ингве и Эльве который были добры. Но после него пришёл Эльдар, который был каким-то образом связан с этой троицей. И он был злой. Сначала он просил ороквенди делать ножи, такие, как у самого Тощего и у Ясеня. Тогда же и приходил некто Гимба с востока, который приходил раньше, а теперь принёс мёду и меха для меня на ножи.
-Гимбха! - воскликнул Ясень и хлопнул себя по колену, - Воспитатель Сома, моего брата! Это же он отцу мой нож привёз!
Гимба пришёл один раз, но Эльдар не захотел уходить. Он стал брать ножи, ничего не давая взамен, и заставлять ороквенди делать новые. Добрый Финве с Махтаном из ороквенди попытались прогнать Эльдара, но того оказалось слишком много и он победил. Снаги долго думали и решили: это значит, что Эльдара поддержали многочисленные родичи. Так или иначе, жить на Орокарни стало плохо. Эльдар убивал всех, кто не хотел делать ножи. Тощий не хотел делать, но не хотел и умирать, поэтому сбежал и поселился здесь.
-У нас таких имялишённых, как этот Эльдар, всем миром гоняют, - мрачно буркнул Медвежонок, - И родичи гоняют первые, а не помогают в лиходействах.
Тощий, естественно, ничего не понял, но тон уловил.
-Эльдар уйти. Эльдар сдохнуть. Я... Я эстель... Нет, я нет верно сказать... Я нет знать, как верно сказать...
-Волк, вот ты с ним больше всех говоришь, вроде даже понимать друг друга начали. Скажи, что за эстель? - поинтересовался Куница.
-Не знаю, - пожал плечами Волк, - По смыслу - вера. Или мечта. В общем, хорошее слово вроде этого.
Через два дня снаги решили попытаться пройти путём их погибшего предшественника. Тощий, как узнал, пытался отговорить их, кричал что-то на своём языке и на исковерканном урукском. Тогда Ясень подошёл к нему и сказал:
-Тощий, мы должны. Как же это по твоему... Мы идти. Взять имя. Эстель.
Ороквен глубоко вздохнул, положил Ясеню узкую ладонь на плечо и ответил:
-Эстель хорошо. Имя хорошо. Эстель звать - идти.
И потом, когда снаги уже собрались и стали подниматься по склону вверх, он на прощание сказал:
-Жить!
-Лучший совет, который я слышал в жизни, - сказал Волк.
Ясень обернулся к нему, чтобы по привычке отчитать за неуместные шуточки - и осёкся. Лицо Волка было серьёзно, а глаза его с благодарным выражением смотрели на рыжеволосого ороквена.
-И ты жить, Тощий. Обязательно жить, - сказал Волк ещё и пошёл следом за друзьями. Уже привычно, в конце связки, с видом на спину Колоды. Впереди у них лежал тяжёлый путь по почти отвесной скале, намного более тяжёлый, чем тот, что они уже прошли. Потом - долгая дорога по северной пустоши вдоль горного хребта, до самых Весенних Врат, что далеко на востоке. Путь долгий, тяжёлый и опасный. Но десять юных сердец согревала память о родном доме, вера в то, что они смогут, надежда стать обладателями славных воинских имён. Всё это вместе взятое, которое в языке странного народа ороквенди соединено в одном коротком слове - Эстель.



Продолжение следует.