Начало века Гардарики X

Ни вправо, ни влево – сжатый на сидении крепкотелыми ребятами, Степка не мог пошевелиться, не то что выбраться из автомобиля. Иномарка бесшумно скользила – да, именно скользила – по шестичасовому городу. Наверное, парень и думать не мог, что когда-нибудь в своей жизни «прокатится» на таком джипе, так плавно и бесшумно…
Все время – давящее молчание. Степка сидел ни жив, ни мертв, страшно хотелось есть и спать. Еще он испытывал неловкость – его спутники были одеты в чистые, выглаженные костюмы, а в милиции-то ему приходилось в одной клетушке соседствовать с очень дурно пахнущими и облаченными в грязное одеяние. Да и от него самого распространялся «аромат» затянувшейся дороги и долго не снимаемого белья…  Хотелось отмыться-оттереться, как в ту лунную ночь.
Страх перед незнакомцами внезапно стал отходить, и он решил, что от него ждут каких-то слов, объяснений. Уж то, почему его так внезапно, ранним утром выпустили из застенка, он не мог понять ровно настолько же, насколько зачем его вообще туда взяли и еще подложили наркотики.
- Я…я… хочу сказать… - заикаясь, наконец, начал он.
- Послушай, человек, - резко оборвал его ведущий машину мужчина, - давай так – ты первый раз откроешь рот для того, чтобы съесть что-нибудь, а уж потом все «ля-ля». Идет?
Возразить было нечего да и незачем. Джип остановился на какой-то центровой улице перед дверью заведения. Когда Степана жестом пригласили войти в эту дверь, он опять замешкался – по причине той же своей нечистой одежды.
- Не тормози! – услышал он приказ.
Поразила обстановка заведения – какая-то волшебная чистота, яркий свет. Было невообразимо уютно. Бодрая и радостная, несмотря на ранний час, женщина, поприветствовала вошедших так, что не оставалось сомнения, она действительно им рада, относится к людям, как к родным и постоянно ожидаемым.
- Владимир Сергеевич! Утро доброе. Что вам?
- Мариш! Реанимируй мне человечка, - ответил на это мужчина, - плотный завтрак… Свининка у тебя славная с картошкой. Затем овощной сок концентрированный и чай с сибирскими травками. Есть?
 Через две минуты Степка уже навалился на еду, жадно поглощая незнакомые ему вкусности. Человеку, вышедшему из ментовских застенков, в первую очередь необходимо поесть, кем бы он ни был. По любому, такого рода преисподней не заслуживает никто.
Степка чувствовал, что его изучают. Не менее пристально, чем на тракте, когда он получал то злополучное письмо. «Поздорову тебе, дочь достойных родителей…» - он мысленно проговорил текст по словам и удовлетворенно убедился, что не забыл пока ни единого слова. Ей-богу, как заклинание какое в нем засело.   Как молитва… Ой! В деревне же осталась бабушка, у ней еды максимум на неделю, а деньги он увез последние, и те украли… Что же делать то?!
- Послушайте меня… Пожалуйста!!! – без раздумья после этого воспоминания обратился он к мужчине, судя по всему, главному среди этих людей. - Мне очень надо попасть в «Северянку», а затем каким угодно способом ехать домой… Там у меня бабка, она старенькая…
- Ты сыт? – только и спросил на это человек, сидящий напротив.
- Да! Спасибо вам огромное. Теперь мне…
В общем, большого ума не требовалось, чтобы понять, что данный «пассажир» никакой не наркокурьер, что ему дурь подложили... Вот только с какой целью?! И еще – с какого перепуга этот деревенский увалень приперся в Санкт-Петербург в «Северянку». Такое у Сибиряка в практике было впервые. Полная чушь и какая-то фантастическая неадекватчина. Несуразица полная! Иногда, по его опыту, такая несуразица могла знаменовать очень-очень нехорошие дела.
- Тогда рассказывай, - вздохнул Сибиряк и окатил Степана пронзительным, жадным до информации, взглядом. – Все с самого начала…

Во время рассказа Мамин как бы записывал все слышимое во внутренний блокнот. Особенно его взгляд, как заметил Степан, оживился при описании попутчика - Ивана. Лоб собеседника нахмурился, он воздел глаза к потолку, будто прокручивая в памяти полный перечень чего или кого-либо.
- Есенин, говоришь? – на секунду прервал он парня.
Да уж! Интеллигентного имиджа поездной вор, профессионально втирающийся в доверие. Да и нет таких профи-то на железной дороге… Если только в составах бизнес-класса, уж никак не в пассажирских «кукушках» таким промышлять!  Подсел к явно нищему, как церковная крыса… Потратил на него все дорожное время (то есть потенциальные ДЕНЬГИ) и нехилую, судя по описанному почтальоном похмелью, дозу снадобья… и взял…
Кошмар! Самое тревожное – неизвестность. Стоп! А почему он к нему подсел вообще??? Значит…. Да, Еленка, нашла ты на свой мягкий орган приключений!  А эти, блюстители-то вокзальные, тоже, что ли чего то… На что-то нацелены?
- Письмо! – одним словом сказал он, требуя прочтения текста.
Степан замешкался, покраснел и стушевался.
- …Не… не могу… оно… Елене Шокальской…
Владимир пронзил почтальона, по привычке, гневным взором, но затем смягчился.
- Сам-то какого хрена прочитал? – резко вдруг спросил он.
Бедный Степка готов был провалиться сквозь землю. На этот вопрос он, увы, ответить никак не мог. Никаких слов и определений не хватило бы. Сам ведь не хотел, как будто кто заставил. Так и есть, ЗАСТАВИЛ.
- Ну! – настаивал Сибиряк с ответом.
- Да мне… - после мучительной минутной паузы, как сквозь слой земли глухо заговорил Степка. - Понимаете… я был… словно не я. Видели бы вы, кто его вручил! – вдруг прорезался крик парня. - Он! Он сказал!.. – Сибиряк очень внимательно слушал. Но тут «красноречие» деревенского парня резко прервалось. Действительно, что «он сказал»-то? Что путь ведет к Лане?! Что надо ехать в Питер?!
- Ладно, едем в «Северянку», - вдруг резко принял решение Владимир, - подъем!

В конторе ударно наводился порядок, восстанавливались «жертвы и разрушения» после вчерашнего ментовского налета. Когда в открытой двери, отпирающейся только по кнопке домофона или своим магнитом, показались Сибиряк со Степаном вдвоем, Дмитрий, сразу все поняв, провел их в отдельную комнату.
- Оба-на! Живой все-таки! – игриво блеснул он взглядом на Степана. Тот оторопел… Это тоже был человек из параллельного ему мира, таких людей он видел только по телеку, если случайно включалась трансляция какого-нибудь концерта… - Ну, борода, сегодня, считай, твой день рождения! – продолжал шокировать «музыкант». В его отношении чувствовалось какое-то добродушное участие, беззлобность и приветливость.
- Не хочет давать показания! – удрученно-комично пояснил Сибиряк. - Подавай ему Елену, говорит.
Дима засмеялся.
- Ну и запросы у тебя, дружбанище! С чего попроще начинать-то надо!
- Слышь, Дим, он и тебе не скажет… Время теряем. Кажись, надо звонить тут, – прервал пустую тему Владимир. - Человек явно подзомбирован, а тема его, вроде, не так проста. Звони! – Дмитрий достал аппарат и защелкал клавиатурой.

Воистину, непредсказуемо бывает покрытие сотовых операторов! Непроглядный туман клубился над бездвижной гладью озера, выдающей только слабый-слабый,  беззвучный прибойчик.  Белесая пелена скрывала видимые объекты прямо через пару метров. И кто бы мог представить, что в этой сказочной тиши вдруг раздастся крайне неприятный звук зовущего мобильника. Все трое вздрогнули от неожиданности. «У тебя проблемы!» - как будто визжал сигнал, при этом был он омерзительно настойчив…
Елена, заглатывая очередной ковшик озерной воды – последствие вчерашних душевнейших посиделок – хрипло вопросила:
- Милан! Что за дерьмо ты вчера купила?!
- Так ты ж покупала-то! «Весьегонскую» эту…
- Да нет… Я… про балалайку эту…
- Как чего!!! МТС, «Эриксон»!
- Б-лин-н! Лучше бы что китайское и … ну, кто там у нас только в крупных городах ловит… Алло!  Да, моя радость… Утро доброе… Что такое?
Внезапно она подобралась.

- Тебе повезло, я – именно она. Давай, говори! Угу… Поняла. Кировская область, N-ский район… Арсений!!! Как-как, еще раз? «Соляной голод»?!! – ее голос моментально утратил абстинентную глухоту и резко звенел в затуманенном пространстве таежного водоема. - А письмо, говоришь, спиз… ой, мужчина, простите, ук-ра-ли? – она нервно закурила. - Послушай, чудо, а какого лешего ты все-таки вскрыл конверт? А?
Бедного почтальона уже в который раз замутило. Отзывалась бессонная ночь, но уснуть он все равно долго не смог бы. Этот молодой властный голос в телефонной трубке просто размазывал его, расплющивал. ОН НИЧЕГО ВНЯТНО НЕ МОГ ОТВЕТИТЬ, а ответов от него жадно ждали на каждом шагу. И что-то, что не сказал попутчику в поезде, ментам на множестве допросов,  тому мужчине в кафе, теперь выкладывать этой властной девушке по телефону? И что, что, ЧТООО говорить-то? Как вдруг – все равно что с небес подсказка… И голос проснулся, и слова.
- Если бы я не вскрыл, вы бы его не узнали! – скороговоркой выпалил парень. Девушка, показалось, запнулась в переваривании услышанного.
- Я не хотел вскрывать, честное слово! – меж тем почти кричал он. - Это… это не я! Это как приказ, как… как на-на-наитие какое-то, понимаете?!
Он начал задыхаться. Нервное напряжение было, практически, нечеловеческое.
- Понимаете, Елена… Елена…
- Только попробуй сказать «Станиславовна»! – оскалился в улыбке Дмитрий.
- С-станиславовна… Это непросто, это не… не… И этот Арсений, он тоже не… - он как нельзя явно почувствовал, что разум  его покидает.
- Ладно, чудо, извиняй. Верно, ты прав. И что с тобой далее-то?
- Милиция на вокзале… Наркотики подложили…
- ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ!  - как-то зловеще отрезала «властная девушка». - Тут уж, братишка, кроме этого, ничего не добавишь.
Где-то он уже это слышал. Ах, да! От милиционера, задержавшего на вокзале.
Информации – хреново море, действия – полная неясность. Ленка судорожно подбирала слова, цепляясь за бесконтрольно резвящиеся, будто издевающиеся, мысли. Как же это порою сложно – срочно, в процессе разговора, что-либо решить, когда задача стоит если не с бесконечностью, то с  миллиардом неизвестных…
- Елы-палы, у меня и десять классов-то с трудом есть, что вы меня так грузите безбожно, сволочи… - вдруг прорвалось у нее в такт размышлениям. - Ой!.. Давай так, чудо… Сибиряк там рядом?
- Кто?
- Ну этот…этот… Владимир Сергеич…

- Что скажешь, Елена Премудрая?
- Что скажу! Плохо мне! Водка в Вологде отравленная какая-то!!!
- И мужчины потные, что ли… Ты почуяла?
- А ты почуял сутки назад, когда я рыдала тебе, пугая теток на почтамте?! Нет ведь!
- Мать-Тереза!! Если бы следовали твоим инструкциям, то…
Это верно, не поспоришь.
- Володька! Прикинь на секунду! Его «вели» от самого дома!!!
- Я вообще не понимаю,  что в твоей работе такого, что привлечены… хрен поймешь, что за силы!..
- Эй-эй! Ты, надеюсь, не в конторе?
- В машине. Что за бестселлер ты пишешь, что за вестерн тут снимается?
- Господи, Вовка! Как мы с тобой давно не говорили… И так неудачно – меня нет… Если бы я знала сама. Слушай! «Пробить» этого «Есенина» как-то можно по твоим?
- Составим сейчас робот, уже думал. Только что толку? Неужели неясно, что не ворье это…
- Ясно, Вовка, ясно! Но вдруг все-таки известный. Или… или… а вдруг все настолько банально, и мы просто в мороке пребываем? Или… или это вообще не «Есенин»!! А кто еще, проводница, к примеру…
- Это не МЫ, а ТЫ там, видать, в мороке…
- Проводницу тоже срисуйте!.. Ладно, с его родиной я решу сама… Уже понимаю, как. А где, кстати, этот блюститель вокзальный сейчас?
- Горьков-то? Ждет пока своей участи у…
- КТООО???? ИМЯ!!! – Елена аж подпрыгнула на месте не пойми от чего.
- Ну этот, Горьков Толян, кажется… Да, точно, Анатолий.
Девушку исказила гримаса непонятного чувства. Непонятного от противоречивости вскрывшегося факта.
- Слушай, Сибиряк! – сказала она, наконец, нервно дыша. -  Надеюсь, тебе радостно будет услышать, что произошло глобальное совпадение… Накладка божьего дара на яичницу, так сказать. Эти вокзальные чертики не участвуют во всеобщем празднике, у них своя свадьба!
- То есть?..
- Во-ов, если ты мне друг, то оставь его в покое, он – мой!
- Кто твой?
- СЛЕД мой. Я наследила, мне и подтирать… Ты же любишь справедливость? Вот и оставь его мне. Видишь, славненько! Половина вопроса решена! Ура!

- Да, чудо! Ну ты и нашумел, однако, уметь надо! Чем-то ты мне нравишься. Мечтаю познакомиться с тобой очно.
Нет, Степан нисколько не разделял желание этой девушки в телефоне. Он таких не знавал по жизни и, по разговору, она его откровенно пугала.
- Ты, понятно, не врубаешься, как попал! Тогда слушай… Пока ребята исследуют все твои приключения, тебе, может статься, и по улице ходить-то опасно! Под собственным именем по крайней мере. У кого твоя ксива-то, знаешь?? И я не знаю, - сокрушенно вздохнула Ленка после короткой паузы.
Он мог только слушать. И думать о бабке, оставшейся далеко-далеко, в лесной запредельности вятчины. Все, что угодно, но к бабке он обязан вернуться…

«Все в руках создателя. Все пути, встречи, помыслы, пересечения людей и судеб. Время вышло из-под контроля сознания, мироздание подает сигналы путем знаков и символов. Воля вынуждена притупить собственные изъявления и  прислушаться к шелесту звезд…»

- Есть предложение и есть время подумать. Не будет ли тебе интересно дождаться меня в Питере? Ты ведь, вроде, мечтал о встрече со мной?
- НЕТ! – вскрикнул Степан. - Бабуля у меня там… Старенькая и… и одна. – Он почувствовал, как душный комок уже мешает говорить, давит на горло изнутри груди. - Что бы там ни.. ни бы-ло.. мне надо до-мой. - Тут он беспомощно икнул. Еще немного, и говорить не сможет… А рядом уже стоят и этот Владимир Сергеевич, и Дима, и еще… и девчонки молодые с интересом на него пялятся.
- Братишка! Твою бабулю я беру на себя. Ты писать умеешь? Ну, чтобы она поняла, что это от тебя и у тебя все классно… - признаться, он и слушать-то не мог по-человечески. - Бесплатно тебя никто, понятно, не кормит. Ты заработаешь в Питере… ну гораздо больше, чем у себя, все ей же… вам, то бишь, и пойдет. А пока тебя нет, она ни в чем нуждаться не будет. Лады? Это все МОЕ теперь, ты с себя снял. Ты же мне письмо от Арсения привез… Сам стал письмом, как у Бредбери… С меня долг!
Почтальон угрюмо молчал, нервно стиснув трубку мобильника. Икота, перемежаемая всхлипами, уже разрослась до невозможности скрыть…
- Вариант второй. Ты получаешь билет прямо через полчаса и сразу уходишь. Но, солнышко, пойми -  в таком случае я за твое сохранение не поставлю и пол-серебряника. Дойдешь ли ты до поезда? Только твоя воля, твой выбор. И с привлекательной герлой не познакомишься, к тому же…
Он все-таки нашел в себе силы прислушаться к словам этой невозможной девушки. Как будто от нее исходило некое успокоение, как будто она даже по телефону давала какую-то веру в свои слова, надежду…
- Я прекрасно понимаю твое состояние, так что просто слушай… ВАУ! Батарейка садится, быро-быро-быро! – она затрещала довольно быстро, но предельно внятно. – Значит так. Твоя бабуля спокойна и обеспечена и не одна, за ней – уход! Все хорошо! Ты – зарабатываешь бабки, какие там не заработаешь, домой катишь потом почти упакованный. ТЕБЕ – интересно многое узнать, многое изменить в своей жизни, с Питером познакомиться. Ведь ты в деревне НЕ УСПОКОИШЬСЯ, по-любому. И вряд ли я тебе сейчас соврала. Чуйку не пропьешь. МНЕ – интересно встретиться с тобой очно. Подробности при встрече. Скажи, я предлагаю что-то неправильное, левое, неразумное?
- Да…не… ну, если так, то…
- Все! Следующий контакт, если пожелаешь – после зарядки батареи. Я - почти блондинка, почти совершенство…  Приложу максимум усилий тебя не разочаровать… Давай Димона быстро. Привет!

- Ну ваще! – только и могла сказать Шокальская после часового, где-то разговора по мобильному с различными людьми.
- Что, мам, проблемки? – с напускной важностью спросил Стас.
- Да уж! – тишину очень глухо разбавил из немыслимой выси гул самолета, заунывный и как бы очень медленный в ощущении. - Лан, как ты вчера пела «Не к полетной красоте ли… поднят взгляд любого…»
- «Самолет мой», - нараспев произнесла Милана, привычно входя в экстаз от произносимых слов. - «Крест нательный… Неба голубого…»  Классная песня, правда?
- Да… «Крест нательный», это точно. К нашей «полетной красоте» поднимают взгляд. Ладно, это лирика.
- Мамуля, темнишь что-то! Ты еще спела вчера, помнишь, что «Качали нас звезды лесные… На синих глазищах озер». Мне так понравилось… Я что-нибудь такое напишу, обобщающее,  где и самолет, и синие глазища, и озера – все в одном стихе…
- Да, сына! Там еще, в этой песне,  говорится, что «уже изготовлены пули… Что мимо тебя просвистят». Вот это точнее будет.
- Да вы чего, семейство! – вдруг звонко вклинилась Милана. - Вы о чем так вещаете гротескно? ОНИ изготовлены гораздо раньше, чем вы, чем мы все даже родились. Именно НАШИ! И свистят себе мимо, пока их не позовут… Не позовут прямо по имени…
- Вот именно, разумница! А если их ЗОВУТ! Просят прямо-таки?
- Не пора ли тебе искупаться, дорогуша? – продолжала веселиться Ланка. - НЕВОЗМОЖНО ТАК ЗВАТЬ, ЧТОБЫ ТЕБЯ НЕ УСЛЫШАЛИ! Значит, хреново зовешь! Или не те зовешь, что «изготовлены» для тебя. И вообще, ты еще нужна нам, поэтому не пугай уж так.
- И вам, и не только вам… А искупаться – это клево… Ребята, вам есть чем заняться друг с другом? Мне бы часочек потусить в одиночку. – Лена уже как то остервенело разоблачалась от одежды. - Как там в «Данилове»? «Мне надо побыть синим быком» Во! Беловежским синим туром….
- Мамуль! У тебя и тут одни туры на уме, что ли?
Ланка зашлась в бессильном хохоте.
- Ну… ты… уже близка к этому… Сейчас вот ты похожа на «синюю» телку, блин!
Они со Стасом уже вдвоем сходили с ума. Боже! Они как созданы друг для друга. Какая им радость!
- Ну да, это мысль, Стас! Зеленый тур – «Гандж Трэвел»,  Синий тур – «Дринч Трэвел» - увлеклась философией от языкознания Милана…
- Дождетесь, когда я заговорю вам на санскрите… Каждое словечко с корнями. Умрете ведь оба! – Лена уже стащила последние детали одежды и поднималась на метровой высоты валунчик у берега. - Станислав! Ну отвернись же, гаденыш мелкий, кому сказала!!! Ладно, я на часок где-то.  Прогуляюсь по пленеру, – с этими словами она резвой «рыбкой» занырнула в туманящуюся воду. Взяла направление в невидимую глазами в белесом забытьи открытую гладь водоема.

После где-то семиминутного наслаждения пустотой внутри непроглядной белизны она почувствовала ногами дно и приметила темное размытое пятно суши. Выбралась на подрагивающую под ногами почву – сплавина.  Здесь уже очертания предметов на берегу были различимы, поскольку испаряло только воду. Открылся вид на древний ельник со средней густоты подлеском. Мхи различных видов и семейств полностью покрывали поверхность земли в ельнике. Коряги, выворотни – все, как и надо в таких лесах.
Температура воздуха уже не казалось такой теплой, как в последние несколько ведерных дней, можно было сказать даже, что было весьма прохладно, хоть и безветренно. Елена даже поежилась. Да, конечно, было очень одиозно бродить по тайге «в костюме Евы», но почему бы и нет, почему бы не отдыхать от одежды хотя бы там, где никого нет. Это же такая редко достающаяся радость.
И даже хорошо, что холодает. Девушке всегда казалось, что правильный, животворящий поток всегда холодный. Чистящий, оздоровляющий, заряжающий. Как ледяная вода. Вообще, вероятно, уже чувствовалось дыхание северо-востока… Хотя КОНКРЕТНОЕ дыхание северо-востока выдохнулось недавно из телефонной трубки.
Она встала на границе воды и тайги и удовлетворенно себя оглядела. Ух! Прекрасно поработал «самый главный мужчина» в ее жизни над ее телом, еще находясь в утробе, а затем «потребляя» ее в прямом смысле слова. Ну, правильно, она ведь тоже была «самой главной» женщиной для него (пока!) После рождения Стаса канула в небытие подростковая жилистость и «мальчишестость». Теперь ей уже откровенно было «что показать» и кому-то там «за что подержаться». «Красава» – очередной раз убедилась Ленка.
После чего сделала несколько робких, уважительных шагов в лес, как бы прося разрешения погрузиться в его сущность и пообщаться на его языке. Под ступнями мягко покачивался моховой ковер с вырвавшимися из него, как вихорки в непослушной мальчишеской прическе, кустиками черники, брусники, голубики… «Ягодные поля» Бродского (кажется), уже близко. Катим на северо-восток… Ее глаза уже рыскали по очертаниям леса в поисках подходящего для общения, «ее» дерева. Тут в чащу уходило русло, вероятно, бывшего ручья, окончательно пропавшего не столь давно в сфагнумовой зеленой перине. Ложбина русла, как корытце, уходящее в бесконечность лесной глуши. Корытце, перекрещенное упавшими стволами и стволиками отживших свой век деревьев.  Выбрала гладкоствольную елочку среднего возраста, но отличающуюся от своих соседок гладкостью нижней части ствола, почти отсутствием нижних веточек. Конечно, ее дерево была береза, но где они тут…  К стволу плотно прижалась спиной и затылком, чтобы почувствовать слитие с душой дерева, стать единым целым с ним. Тогда можно и обозреть положение с высоты еловых крон, и выше, а также обозреть не только географическое пространство своего пребывания, но и иного рода положение. Поток осознания от дерева к женщине пошел, ощутились взаимные энергетические токи. Елена закрыла глаза.
Водоворот природного духа так резко взвил голову в спиральной волне, что легко осозналось – местечко это не вполне рядовое, что-то тут есть, и это что-то совсем рядом, может, в паре шагов от нее, обнаженной стоящей у ели.
Сразу в проекции отобразилась картина, подобие которой она не раз видела с вертолета или маленькой «аннушки» - сверкающий, как страж плоскости, горный пояс и безграничное зеленое поле, как будто колыхающееся неровностями рельефа. Блюдца низин, выпуклые черепашки холмов, и все такое остренькое, зубчатое – ели, ели, пихточки, сосенки. И монолитный, непоколебимый твердокаменный страж границы зеленой беспредельности… Конечно же, У-Ра-л, «Стоящий у солнца» на санскрите. Поднявшись над географией еще повыше, можно стало узреть, как  зеленая площадь утрачивает зубчики и меняет цвет – зелень светлеет, и по ней гуляют блуждающие искорки красного, желтого, фиолетового, белого оттенков, и каждый из этих цветов – переливается в панораме бесчисленностью оттенков. Такова тундра, гигантская кладовая солнца, где все клады не уходят глубоко – не пускает мерзлота. Отсюда и подобное многоцветье, каждый живой элемент впитывает в свой организм всю эту таблицу Менделеева, отсюда и величайшая целебная сила тундряных ягод и прочих производных  земли. Еще выше – все. Далее бело-серое безмолвие, лысые острые скалы, холодные фьорды… Земли одержимых пилигримов, царствие «снежной королевы» - скучающей зрелой дамы. Которая ворует горячих мальчиков из теплых стран, уставших от избытка тепла и спокойствия в своей жизни, для разбавления одиночества своей внутренней заторосенной ледяной пустыни. Красота холодного, металлического духа, мужества и агрессии покорения ради покорения, войны во имя войны… Да, «война во имя войны – Афганец – «Белый Колдун»…  Нет, конечно, эта цепочка пронеслась в памяти Елены еще до этой медитации, еще в процессе последнего разговора. Сейчас просто напомнило очередной раз о предстоящем действии.
ЗабУхали тяжелые аккорды музыки сих бескрайних земель. Темно-зеленое, ярко-пятнистое, серо-стальное, и над всем этим с востока отражающий радугу «Тресветлого» светила Стоящий у Солнца. Недаром «Каменный пояс» в фольклоре уже недавних, коммерческих эпох. Так и есть, «Пояс». (Почему-то, вот извращенное сознание, сразу вынырнул с фрейдистских задворков подсознания «пояс невинности Руси»). И это верно тоже…  Судя по прочитанному и сознаваемому, так оно и есть. И туда, именно туда, устремлены они, трое, и все события последних дней, казалось бы, всячески препятствуют продвижению ТУДА, зовут вернуться, чтобы погрузиться в бестолковую, лишнюю, затеянную пока еще бог весть кем драчку за… за бог весть что, по большому счету.
И неужели кто-то думает, что она, Елена Шокальская, поддастся на эти провокации? Стоящий у Солнца, божественная Милана, Стас и дух пропавшего без вести отца его, принесшего себя в жертву Стоящему у Солнца – вот кто обладает реальными ответами на всевозможные вопросы, в том числе и возникшие вчера-сегодня. Вот куда надо вострить лыжи.
Да, именно так! ПРИНЕСШИЙ СЕБЯ В ЖЕРТВУ, когда неверно, по-детски, решил за свою невозможность творить ДЕЙСТВО в этом измерении, в срединном мире.
«АААХ!» - чуть было вслух не вскрикнула Елена от нежданно догнавшего ее откровения… ЧЬИ ПРОВОКАЦИИ? С кем она вела этот нелицеприятный диалог? Как смеет?! Испытания ниспосланы не человеками, выбор же ДЕЙСТВА всегда за человеком. Но это не провокации неожиданных «бойцов невидимого фронта», это провокации либо ее самой (Вах! Опять вклинивается память незабываемого жесткого тренинга у Белого Колдуна. И именно от него же вчера…), либо… НЕЕЕТ!
Бетховенские аккорды северного безмолвия резко свернулись, как при одновременно лопнувших струнах на музыкальном инструменте, орган материальной жизни – сердце – выдало немыслимую шаманскую «вспляску», цепанув, все равно что расшалившийся ребенок, острием деревянного ножа,, все соседствующие с ним органы.   И вдруг пришел за этим стрессом кайф, сродни которому было лишь то, что испытала она у того же Белого Колдуна – Арсения, но в данном случае этот кайф был не сексуальный, а куда более всепоглощающий. Картина северо-восточных рубежей Гардарики проявилась тут же еще более отчетливо, чем ранее. Елена вклинилась медитативным взглядом в Уральский хребет. Красавец! Как величаво он подымался от срединной разрушенной котловины синей громадой центрального хребта… Котловина – там неприятный цивил, промзона, Ё-бург (извините за выражение), Челяба. Грязь, ржа, раны истории, безработица. Вот он дичает к северу – туда не, туда соваться рано во всех отношениях…  Пермский край. Девушка сама себе не признавалась в том, что от прихода на Северный Урал ее удерживает глобальный страх!  Страх потерять возбуждающую и веселящую кровь мечту, что там, на этой части гор, действительно существует общность «ГОЕВ», людей новой… вернее, не новой, а высшей расы, впитавших от арийской цивилизации без исключения все то, что арии, якобы, унесли за собой в мифологию. Для коих она, несомненно, была «ИЗ-гоем», уж куда там…*** Юношеская мечта о существовании того, к чему желаешь идти и стремиться, что досконально подтверждает все твои непростые, противоречащие, казалось бы, всему научно-разумному, взгляды на существующий порядок вещей. Это ведь реально невыносимо – потеря ориентира в штормовом океане. Или потеря Веры.
Куда проще Приполярный – там нет фактически населения, там золотоносная зона, одна из тех, с которыми девочка-Леночка знакома с раннего детства. И где тот самый, пока еще мифический для нее арийский след от движения переселенцев проявлен во внутренних ощущениях и нередких посещениях тонких сущностей из той самой, сокрытой от «железного века» в Верхнем мире Гиперборее. И как весело, как уверенно центральный хребет Уральской гряды вскинулся ввысь в этом месте. Там – молодые горы, пережившие новый рост уже в те времена, когда их более южные сородичи только дряхлели и рассыпались под безжалостной эрозией веков покоя. С него, с Приполярного стоит начать (если оно когда и случится) сознательное продвижение на Северный, к коммуне, к «штабу», выражаясь военным языком вездесущей ницшеаны, гоев. Он, этот Приполярный,  так же молод и весел, как она сама, как и они все, пилигримы железного века, «пушечное мясо мироздания».
И, далее, хребет, сдавший направление (опять же) к северо-востоку, плавно снижается и растворяется во фьордах Карского моря. Как усталый гигантский зверь, выполнивший свою охранную функцию и решивший отдохнуть, оздоровиться в бесконечной ледяной воле… Красавец!   

… После сравнительно долгого стояния у дерева Елена пошла уже более твердым ходом ровно туда, куда легко было идти не думая, как с завязанными глазами. Подсказка ели, где, на какой из ближайших точек, будет лучше всего видно что-то еще, с земли и от земли к тем высотам, где вершатся эпохи. Вот оно! От тела поступил приказ остановиться и прилечь… Господи, как же прекрасно быть Евой! Никаких мыслей, что намочишься, испачкаешься.. Ложись и принимай всей кожей торфяную теплоту мха. Теплоту! Сладость озерной воды, которой отпивались «после вчерашнего» подруги, была обусловлена тем же торфом, продуктом передачи жизненной силы от одних  жизней другим.
Теплота и сладость торфяной подстилки, кислота преждевременно созревшей черники, открывшейся глазу, когда девушка всем телом залегла на таежную почву. Захотелось поворочаться на спине по теплому мху, как сытой, довольной волчице, и вожделенно поурчать при этом. Больше всего не хочется уходить отсюда, выходить из этого своего астрала-нирваны. Зверь радуется всегда! И от всего… Просто, оттого, что жив. И всего-то ему хватает. 
А вот и он! Зверь… Резкий треск в каких-то десяти метрах от нее и невообразимо громкая песня сминаемого мха и веточек подлеска. Колыхание подвижной, танцующей на торфе, почвы под скоростной тяжестью крупного животного. Или человека? Да нет, человек вряд ли бы убежал от лежащей, нежащейся обнаженной нимфы. Скорее наоборот. Только кто? Она резко вскочила, но успела углядеть среди веток только ускакивающую от нее спину. Даже не поняла, серая ли она, или бурая, или еще какая. «Ну куда ты, милый!» - как то блаженно пропела Елена про себя , «братишка же ты мне, или сестренка!».

- Ну, борода, что вы там с Валькирией решили. Ты остаешься или бежишь от нас? – глубокий голос Дмитрия вывел Степку от очередного морока, вызванного переговорами с Шокальской. – Не, в натуре, отлежись у нас… Реально,  какой-то триллер намечается, и ты рискуешь стать разменной брошкой в нем. – Длинноволосый парень говорил проникновенно, задумчиво. Весь его вид выражал участие, дружелюбие, даже УВАЖЕНИЕ к нему, Степану. Уж этого то он точно не ощущал на себе ни разу в жизни… Ну, опять, если только в светлом неосознанном детстве.
- …Приказала работу тебе дать… Питер показать… Концерты…  Спать, есть где… - доносилось до Степана сквозь пелену безумия происходящего с ним
Вся муть последних мучений, весь дурман застенков, боли, страха, одержимости колдовского намерения. Все то, что держало в столбняке и заставляло мышцы тела пребывать в фиксированном омертвевшем положении, как от ушата горячей воды рассыпалось на тысячи осколков и пошло растворяться, разлагаться в ней, той самой теплой воде из кем-то выплеснутого ушата. У почтальона подломились дрожащие ноги, он куклой осел на пол офиса. Тут же чьи-то руки бережно приподняли, подставили стул…
И опять тот самый Серый, опять его грандиозный, музыкальный полет над снежной целиной. Только сон или явь? Вот он летит, его взгляд благородный, божественный, прыжки, движение, музыка. Откуда музыка? А, оттуда, откуда же и сам зверь. Дребезжащее, психоделическое звучание инструмента, старая известная песня – столько раз слышал ее на танцах, но почему-то по-другому звучит она… И имитация волчьего воя так пронзительна, мороз по коже, хочется зайтись в мелкой тряске, как при падучей. «…Серый, ты не шути… Хочешь крови, ну что ж… Я такой же, как ты…» Слова сводят с ума, прорывается очередной неостановимый, неуправляемый вулкан из телесной  четвертьвековой запертости.   
«А далеко, далеко… Где-то там, в Подмосковье… Фотографию сына… Уронила рука». Тут все наоборот! Не уронила ли рука его фотографию на далекой вятчине, беспредельно теперь уже далекой! Да нет, не уронила… И не уронит, ведь ЭТА ДЕВУШКА, «директор Елена Шокальская» пообещала, сказала… Сказала… значит так и будет… Все хорошо будет…
Он сам не слышал звуков, рвавшихся из его изодранной в клочья не пойми плоти или души. И только в момент затихания извержения катарсического вулкана распознал СВОЙ, а никакой не волчий, вой. Такой беспомощный, жалкий, скулящий… И ощутил на мокрой вдрызг щеке прикосновение чего-то теплого и родного. Симпатичная пухленькая девчушка гладила его шевелюру, погружала всего его в свои ярко-контрастные глаза. В них тоже, казалось, мокро. Ее чувственные, теплые губы покрывали материнскими поцелуями небритую щеку Степки.
- Ну что ты, милый, - слышался дрожащий шепот девчушки, - не надо так… Все позади… Свои. СВОИ ЖЕ! Эй! Я ж говорю – СВОИ!
О господи! Какое чудное слово – СВОИ!
-Ау, Пелагеюшка! – прервал идиллию властный бас. - Хватит лирики, вон они – ТВОИ – пришли! Брысь за комп! – на мониторе домофона обозначилась пожилая, благообразно-богатого вида, пара.
- Извини, борода! – Димон взял его под локот., - Скипаем отсюда. На хату, отоспишься хоть. – Он уводил парня задним ходом, в обход главного, из офиса.

*** "Гои" - творчество и идеи Сергея Алексеева

Продолжение
http://www.proza.ru/2009/10/16/786