Глава 5

Глава – 5




    Нахмурившись,  он  зашагал  за  Александром  на  кухню.  Сел,  облокотился  и  о  чем-то  задумался.  Иваныч  разогрел чай,  разлил  его  по  бокалам.  Поставил  на  стол  вазочки  с  печеньем  и  вареньем.  Все  приготовил,  сел  на  табурет  и  сказал:
    - Пей  Мишань.  Все  на  столе.  Жуй  печенье,  колбаску.  Намазывай  батон  маслом.  Не  сиди…
    Мишаня  уставившись  в  одну  точку,  ложку  за  ложкой,  насыпал  в  бокал  сахар,  пока  Иваныч  на  лету  не  поймал  его  за  руку.  Тот,  не  заметил,  отпустил  ложечку  и,  не  глядя  начал  жевать  все,  что  попадало  ему  под  руки.  Иваныч,  сначала  с  усмешкой,  а  потом  с  удивлением  наблюдал  за  ним,  как  Мишаня  с  огромной  скоростью,  почти  не  пережевывая,  съел  все  приготовленное  из  тарелок.  Затем  поднялся  и,  развернувшись,  молча  ушел  в  зал,  опять  уселся  в  кресло  и  обхватил  огромными  ручищами  голову.
    - Мишань,  что  ты  молчишь?- спросил  его  Александр,  примащиваясь  в  соседнем  кресле.- Продолжай,  слушаю…
    - Что?  А-а-а!- Мишаня,  словно,  очнулся.- На  чем  я  остановился?
    - Ну,…  это,  когда  ты  чуть  медвежью  хворобу  не  подцепил,- снова  засмеялся  Александр.
    - В  натуре  говорю!  Что  мне  брехать-то?  Я,  потихоньку,  туда  зашел.  Смотрю,  перед  экраном  два  кресла  стоят,  опутанные  проводами.  И  в  них  лежат  какие-то  обручи.  К  ним  тоже  прицеплены  целые  пучки  всяко-разных  проводочков.  Один  взял
в  руки.  Покрутил его,  повертел,   рассматривая.  Что  за  чепчик  Серега  придумал – не  пойму.  Взял,  да  на  башку  свою  дурную  надел,  не  подумавши.  И  тут,  словно  из  ружья  прострелили  голову.  Такая  боль,  что  я  чуть  было,  не   заорал!  Начал  его  сдирать  и  что  меня  дернуло  в  этот  момент  взглянуть  на  экран – не  знаю.  А  там,  Иваныч,  ты  не  поверишь.…  Не  цифры  бегают,  а  какого-то  жуткого  зверя  увидел.  Я,  как  рванулся  в  сторону,  так  обруч  с  башки-то  и  слетел.  Меня  аж  пот   прошиб  от  увиденной  картины!
    - Ха-ха-ха!- закатился  от  смеха  Иваныч.- Ну,  Мишаня.…  Ну,  балабол!  Дня  не  можешь  прожить,  чтобы  не  набрехать.  Не  зря  тебя  «Мутным»  прозвали.  Одним  словом – трепло!
    - Зачем  такое  говоришь?- обиженным  взглядом,  посмотрел,  на  него,  Мишаня.- Слушай,  что  дальше  было  или  я  уйду.
    - Ну,  хорошо.  Говори.  Послушаю   твои  россказни,- усмехнулся  Александр.- Мне  некуда  торопиться.  Моя  Надюха   только  вечером  с  работы  вернется.  Хоть  повеселишь  меня.  Я  потом  Мишке  расскажу.  Пускай  и  он  над  тобой  поржет.
    Мишаня  не  обращая  внимания  на  его  слова,  продолжил:
    - Я,  как  ошпаренный,  вылетел  из  гаража.  Не  помню,  каким  образом  и  дверь-то  закрыл.  Прыгнул  в  машину  и  оттуда  быстрее  рванул.  Еду,  а  перед  глазами  эта  морда  страшная  стоит.  Домой  примчался:  весь  взъерошенный,  глаза  выпученные.  Это  мне  Тамарка  потом  сказала,  когда  я  в  дверь  ломился.  Сразу  в  комнату  к  зятьку.  Своими  граблями  как  ухватил  его  за  шкирку,  в  воздух  приподнял  и  трясу:
    - Ты – кусок  аборта,  ошибка  природы!  Ты  чего  это  устроил в  моем  гараже,  а?
    Он,  словно  кишка мотается,  а  сам  эдак  меня  небрежно  ухватил  за  руку  своей  цыплячьей  лапкой  и  нагло  заявляет:
    - Папа!  Во-первых:  поставьте  меня  на  пол,  во-вторых:  не  суйтесь  не  в  свое  дело,  в-третьих:  пусть  Вас  не  касается – где  я  столько  денег  взял.  Если   нужно,  я  сейчас  их  Вам  привезу.  Доллары  подойдут?  Или  предпочитаете  английские  фунты?
    Иваныч,  он  таким  нахальным  голосом  это  произнес,  что  я,  невольно,  руки-то  разжал.  Серега  лишь  мослами  по  полу  загремел.  Потом  поднялся,  отряхнулся  небрежно,  посмотрел  на  меня  презрительным  взглядом  и  сказал:
    - Сейчас  я,  Вам,  папуля  дорогой,  привезу  деньги,  чтобы  Вы  меня  куском  хлеба  не  попрекали.  Ждите…
    И  спокойненько  вышел  из  квартиры.  Иваныч,  ты  понял,  что  он  заявил?  Куском  его  попрекнул - этого  сморчка!  Ух,  если  бы  не  дочка.…  Здесь  и  Тамарка  меня  локтем  в  бок  ширяет  и  шепчет:
    - Езжай   за  ним,  охламон!  А  то  еще  из-за  тебя  в  беду  попадет.
    Во,  я  уже   во  всем  стал  виноват.  Заступница,  етишкин  малахай!  Пришлось  мне  назад  ехать.  Машину  у  края  гаражей  оставил,  а  сам,  чуть  ли  не  на  карачках,  к  нашему  боксу  добирался.  Хорошо,  что  соседей  не  было.  Опозорился  бы  перед  ними.  Подкрался  к  двери.  Смотрю,  а  она  приоткрыта.  Зятек,  наверное,  психанул  и  забыл  за  собой  закрыть.  Ну,  я  глазом-то  в  щель  уперся,  чтобы  получше  рассмотреть,  где  у  него  заначка  спрятана.  Уши  навострил,  каждый  шорох  слушал.  Смотрю,  а  там  что-то  непонятное  творится.  Думал,  что  Серега  начнет  из  какой-нибудь  щели  «бабло»  доставать,  но  я  промахнулся.  Он  в  кресло  уселся.  На  башку  обруч  напялил.  Две-три  кнопки  нажал  и  сидит.  Я  ничего  не  пойму.  А  потом…
    Мать  моя!  Серега,  сначала,  от  боли  весь  скукожился,  а  потом  стал  исчезать.  Иваныч,  ей-богу,  не  брешу!  Я,  аж  глаза  протер.  Думал,  что  мне  показалось.  Опять  к  щелке  глазом  прилип.  А  вместо  зятя,  на  кресле,  какой-то  силуэт  прозрачный  светится.  Вот  тут-то  я  чуть  со  страха  в  штаны  не  наделал.  Не  смейся,  Иваныч!  Проверил - проверил,  сухо  в  них  было.  Во,  опять  насмехаешься.  Что  у  вас  за  семья?  Фомы  неверующие.  Им  правду  толкуешь,  а  они  лишь  ржут  надо  мной.  Жеребцы!
    - Все,  Мишань,  не  буду.  Гони  свою  правду  дальше.  Занятно  у  тебя  получается.- Сквозь  хохот  проговорил  Александр.
    - Ага,  тебе  легко  смеяться  сидя  в  кресле.  А  мне  каково  увидеть  такое?  Ладно,  слушай.…  Смотрю,  а  зятек  проявляться  начал.  Ну,  прям,  как  на  фотографии.  И  что 
самое  главное – в  руках  целую  пачку  денег  держит.  Я,  как  это  увидел,  так  галопом  и  рванул  к  машине.  Такие  гонки  устроил,  что  Шумахера,   словно  мальчишку  бы  сделал.  Еле  в  поворот  вписался,  когда  к  дому  подъезжал.  По  тормозам,  как  дал,  что  чуть  было  без  покрышек  не  остался – аж  задымились! 
    Домой  забежал.  Глаза,  как  у  рака  выпученные.  Два  слова  связать  не  мог.  Мычал,  пальцем  тыкал  в  сторону  двери,  а  сам  быстрее  на  диван  улегся.  Тамарка  мечется,
как  юная  разведчица.  То  воды  мне  принесет,  то  нашатыркой  в  рожу  тычет.  Очухался  немного,  ей  рассказал.  Она,  меня,  всяко-разными,  матерными  словами  обозвала,  плюнула.  Себе  корвалольчику  чуть  ли  не  половину  пузырька  накапала.  Хлопнула  его  и  продолжила  костерить.  Тоже  не  поверила  мне.  А  вскоре,  этот  призрак  домой  заявился.  Подошел  к  дивану,  где  я  лежал  и  с  таким  гонором  кинул  мне  на  грудь  пачку  денег.  Я,  как  увидел,  сколько  их,  так  с  дивана-то  и  грохнулся.  Ты  спрашиваешь – сколько?  Подсчитай  сам.  Сто  бумажек.  И  каждая  по  сто  баксов.  Это  какая  сумма  получается?  Во!  Десять  тысяч  долларов.  Не  вру,  Иваныч!  Позвони  Томке.  Она  подтвердит.  А  эта  червоточина  посмотрел  пренебрежительно  и  говорит,  что,  мол,  когда  «капуста»  закончится,  то  он  еще  нам  ее  «накосит».  Ты  понял,  как  он  меня  унизил?  Словно  в  коровью  лепешку  рожей  натыкал.  Ишь,  ты,  отец-кормилец,  нашелся!
    И  тут  Мишаня  вовсю  разошелся.  Александр  сидел  и  только  глазами  от  удивления  хлопал.  Сколько  лет  он  знал  Мишаню,  но  чтобы  тот  так  выражался,  впервые  услышал.  В  старые  времена  боцман  бы  позавидовал.  Не  пяти-семи,  а   десяти,  двадцатиэтажными  выражениями.  Все  на  одном  дыхании,  да  без  перерывов.  Ну,  прямо,  как  из  пулемета  строчил!  Долго  Иваныч  сидел.  Слушал  и  жалел,  что  нельзя  было  на  магнитофон  записать  все,  что  говорил  Мишаня.  Потом  можно  было  бы  издать  самое  малое – двухтомник  русских  нецензурных  выражений.  Вскоре  Мишанин  источник  иссяк,  и  он  замолчал,  пригорюнившись…