Мелодия 2. Воспоминания об Альгамбре

Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее

У. Шекспир

***************************************
Этот рассказ является продолжением рассказа "Мелодия 1: Венеция", который можно прочитать здесь http://proza.ru/2009/03/24/161
***************************************

Гитарист сидел взаперти в своей домашней студии уже третий день. На полу перед ним валялось письмо, в котором организаторы его концертов вежливо его извещали, что по причине плохой раскупаемости билетов они, организаторы, вынуждены отменить все концерты, без конкретных планов на будущее. Письмо заканчивалось стандартной издевательской формулировкой о том, что организаторы надеются на дальнейшее плодотворное сотрудничество в будущем. Гитаристу только и оставалось, что гадать, является ли отмена концертов результатом того, что сограждане, отягощенные мировым финансовым кризисом, не спешили тратить последние деньги на звуки его гитары, копя средства на нечто более материальное, или публика, наконец, заметила его непроходящую депрессию и связанное с ней ухудшившееся качество концертов. Последнее ему казалось маловероятным, ведь он работал не меньше прежнего, так же изнурял себя репетициями, как и прежде, просто он не мог вкладывать в каждый концерт столько же души, сколько до перманентного внутреннего кризиса...

В глубине души Гитарист даже обрадовался такому повороту событий. Не той, конечно, светлой радостью, которая окрыляет и зовет на подвиги, как радость первой любви, как первый подснежник после длинной зимы, как трель соловья в душистом летнем прохладном лесу, а некой издевательски-мазохистической радостью, которая душит сознание в те моменты, когда абсолютно уверен, что уже хуже не будет, потому что хуже не бывает, потому что куда же уже хуже-то?! И вдруг выясняется, что, есть, есть куда хуже! Что вот такой поворот событий все-таки стал для тебя горькой неожиданностью!

В любом случае, письмо немного отвлекло Гитариста от мыслей о его близком друге, который месяц назад разбился на мотоцикле и которого он навещал на днях в больнице. Самое страшное, что друг был намного более опытным мотоциклистом, чем сам Гитарист, он ездил на мотоцикле с ранней юности, права получил как только позволил возраст. Даже в гонках участвовал. Друг всегда поучал Гитариста, когда они куда-то вместе выезжали на мотоциклах, насколько это важно всегда уделять безопасности максимальное внимание и никогда, даже в гастроном за хлебом, не выезжать без полной защиты и шлема, ведь опасность поджидает байкера повсюду, особенно там, где меньше всего ее ждешь.

Вот и в этот раз, друг был, как всегда, в полной защите, предельно собран и внимателен. И в своем последнем дорожном происшествии он был абсолютно прав, не нарушил ни одного правила, не создал аварийной ситуации. Только для его переломанных позвонков, перерезанных нервов и, перебитых, во многих местах, рук, это являлось очень слабым утешением. Для детей и жены тоже. Да, защита его спасла, без защиты он был бы мертв на месте. Удар, пробивший прочный спинной панцирь и костюм, прийдись он на незащищенную спину, был бы не совместим с жизнью.  Гитаристу подумалось, что сам бы он предпочел в такой ситуации быть без панциря, чтобы не влачить  с тридцати пяти лет жалкое существование на привязи в инвалидной коляске, не и имея даже возможности взять в руки гитару и поиграть - единственное в жизни, что он умел делать хорошо...

Как всегда во время депрессии, он брал в руки гитару и что-то наигрывал, не отдавая себе отчета в том, что он играл, особенно в те моменты,  когда у него не было необходимости изнурять себя репетициями и было нечего делать. Не потому что репетировал - так не репетируют - он играл, потому, что надо было чем-то занять себе пальцы и голову. Он мог пребывать в таком состоянии часами, находясь в другой галактике, если не в другой вселенной, пока какой-нибудь внешний раздражитель, вроде телефона или звонка в дверь, не приводил его в чувство.

Если с занятием для пальцев в это раз было все в порядке, им хватало работы, то вот с головой что-то никак не складывалось. От того и играл он скорее механически, не утруждая себя фразировкой, отчего произведение звучало довольно-таки монотонно; находись кто-нибудь с ним рядом, он бы давно уснул, или с тоски повесился бы от такой интерпретации.

Но рядом с ним никого не было. Прошло уже полтора года с тех пор, как Художница не появлялась в его квартире. Бросив Гитаристу напоследок злобное "Запомни: я тебя знать не знаю! Я ничего и никого никогда не вычеркивала из своей жизни, но для тебя я сделаю исключение: ты для меня больше не существуешь", она растворилась в пространстве, чтобы навсегда уйти из жизни Гитариста. До сих пор она свято соблюдала данное Гитаристу обещание.

Что он только не предпринимал, чтобы с ней объясниться: подкарауливал ее возле дома, звонил, писал... Но письма она выбрасывала нераспечатанными, при встречах от него шарахалась, словно черт от ладана, трубку телефона с завидной регулярностью не брала...  Уже отчаявшись вернуть ее, он хотя бы хотел просто узнать, как у нее дела и с кем она сейчас встречается, но даже в этом ему Художница отказала, а телефон вообще поменяла, чтобы он даже и номер ее не знал.

Вдруг Гитарист горько усмехнулся себе в усы. Он осознал, что уже пятый час тихонько наигрывает "Воспоминания об Альгамбре". Наверное, это было не случайно, что отбившиеся от контроля головы пальцы стали наигрывать именно "Воспоминания об Альгамбре", ведь Художница их ненавидела лютой ненавистью, она их возненавидела даже раньше, чем Гитариста.

***

Неминуемый разрыв был запрограммирован еще тогда, в Гранаде, когда Гитарист, после обещанной прогулки по Альгамбре, решил вечером в гостинице сыграть Художнице эти самые злосчастные "Воспоминания...", чтобы тарреговскими эмоциями усилить, как ему казалось, ощущения от величия мавританской крепости. Но затея не задалась с самого начала. Погруженный в игру, -- а там он играл не как сейчас -- чисто механически -- а с полной самоотдачей, он даже не заметил, как лицо Художницы кривилось все больше и больше во время его игры.

Ему показалось, что он неплохо исполнил. Но когда он закончил произведение и торжествующе посмотрел на Художницу, он сначала оторопел от ее взгляда, от ничем не прикрытой ненависти к нему, которую выражал каждый мускул ее лица. Нет, он не ждал, конечно, бурных аплодисментов, он давно заметил, что гитара  ее лишь раздражает. Именно потому он сейчас особенно старался вложить всю душу в свое исполнение, с такой самоотдачей он давно уже не играл на концертах...

Но, все-таки, даже учитывая обстоятельства, реакция Художницы казалась Гитаристу неадекватной. Ведь он в общем-то выполнял данное ей обещание не играть на гитаре и все время уделять только ей. Он и играл-то только по ночам, тихо-тихо, спрятавшись в ванной, когда Художница спала, а по утрам честно вставал вместе с ней в восемь утра, чтобы не опоздать в поездки по достопримечательностям Андалузии. Ему стоило огромных усилий добиться разрешения Художницы вообще взять гитару с собой в поездку. Все его увещевания, что профессиональный гитарист всегда и везде берет с собой свою гитару долго оставляли Художницу холодной и равнодушной. Она ему только и отвечала, что свой мольберт она оставила дома, значит и он сможет провести неделю без своей проклятой гитары.

Когда, дослушав игру Гитариста, Художница открыла рот, тот привычно внутренне сжался, ожидая нового потока ненависти и злобы из уст Художницы; он по опыту знал, что когда она в таком настроении и с таким выражением лица, хорошего ждать не придется... И поток обрушился, но, к великому изумлению Гитариста, не на него, а на несчастное произведение, а заодно и на ни в чем неповинную Альгамбру.

Она говорила много, зло и громко, но ему запомнилось только что-то про то, что это вообще не произведение и за такую какофонию должно было бы быть стыдно автору, а заодно и всем, кому не хватает вкуса, чтобы браться такое исполнять. "В прочем, какая тема, такое и произведение", подытожила она...

По ходу поездки он вообще узнал немало нового о себе, да и о Художнице. То, что его больше всего поразило, так это то, что бывший муж Художницы, о котором в Венеции она просила даже не вспоминать, в Гранаде был уже вовсе не таким уж плохим человеком и очень приличным мужем. Как понял Гитарист, его единственным недостатком было то, что он не мог прокормить семью. В любом случае пристрастие бывшего мужа к футболу и пиву казалось  Художнице, по сравнению с пристрастием Гитариста к гитаре, довольно безобидным и нормальным. "Ведь не бывает же матчей по нескольку часов каждый день! У него все равно оставалось больше времени для меня", сказала как-то она.

К концу поездки их несовместимость была очевидна всем, кроме Гитариста. К концу поездки даже работницы гостиницы тихо начинали перешептываться, как только видели пару, ведь даже до них доносились крики Художницы, когда она в очередной раз была в гневе.

Но, вечно плавающий в облаках, Гитарист тихо упивался своим счастьем от общения с Художницей, даже не замечая, что она давно уже, со своей стороны, перестала подпитывать его любовь, распаляя его и рассказывая ему, что он именно тот, кого она ждала все эти годы, и что только встетив его она поняла, что до него никого никогда не любила, и что если он только захочет, то она родит ему хоть десять детей, десять маленьких и талантливых гитаристиков, как их папа, как она частенько делала в начале их отношений...

***

Короткая трель телефона, известившая Гитариста о пришедшей смс, вырвала его из оцепенения.  Компания мобильной связи поздравляла его с днем рождения. Странно, что сообщение дошло лишь к полудню, обычно таймер срабатывал на наступившие сутки. Видимо, кто-то нажаловался. Сообщение по своему духу очень напоминало то, что прислала ему Художница на прошлый день рождения; тогда она написала: "Поздравляю тебя с Днем Рождения! Желаю тебе здоровья, любви и дальнейшей творческой самореализации". "Странно, что забыла еще денег пожелать", -- подумалось тогда Гитаристу, --"так  было бы еще романтичнее". Хотя больше всего его взбесило именно пожелание любви, которое особо жестоко звучит из уст женщины, недавно тебя бросившей и которая прекрасно знает, что ты все еще ее любишь.

Но на этот день рождения она не стала присылать очередную пресную и до боли формальную смс, или как-то иначе давать знать о себе. Гитарист искренне надеялся, что она сама поняла, что лучше позвонить. Ему казалось, что за прошедшие полтора года, ее ничем не объяснимая и непонятная ненависть к нему прошла и они смогут, хоть по поводу его дня рождения, нормально и спокойно поговорить.

Его ожидание звонка оправдалось, хотя ему пришлось ждать до ночи. В четверть первого пополуночи зазвонил телефон. Он не сомневался, что так поздно ему могла звонить только она.  Его немного удивило, что она звонила, когда день рождения уже прошел, но он списал это на внутреннюю борьбу, которую она, наверное, вела с собой весь день, прежде тем как сжалится и набрать его номер...

-- Алло?, -- Гитарист пытался придать голосу беспристрастность и скрыть внезапно нахлынувшее волнение.

-- Здорово, соседушка! Че все еще мучаешь свою балалайку?

-- Коля?! Ты с ума сошел?! Ты знаешь, который час? Я уже спал!, -- не моргнув глазом соврал Гитарист, чтобы побыстрее отделаться от соседа, которого он всегда не очень любил и избегал.

-- Извини, братан, я к тебе по делу...

-- Какое дело у тебя может быть в час ночи?

-- Важное, причем для тебя. Скажи, это твоя синяя Тойота ЛандкруизЁр стоит у подъезда?

-- Ну, да, а что?

-- Сколько раз я тебе говорил не бросать тачку у дома? Что западло в гараж загнать?

-- Ну тебе-то что? Она же стоит на парковочном месте, обозначенном, никому не мешает, проезда не загораживает. Завтра уберу, -- опять соврал Гитарист, так как никуда он ее завтра увозить не собирался: место прямо под домом редко оказывалось свободным и он старался там держать машину подольше. Только мотоцикл он всегда загонял в гараж, слишком легко с него было что-то свинтить или просто поломать.

-- Да мне-то пофиг, тачка твоя, бросай где хошь, только вот тачку жалко.

-- Почему это тебе ее жалко?

-- Да, блин, понимаешь, тут ехала какая-то дура здоровая, ну у нее там фиговина какая-то торчала из кузова, ну и это, того...

-- Что, того?!

-- Ну, дверцу, блин, тебе, того, это, нафиг!

-- Ты во дворе?

-- Да.

-- Подожди, сейчас выйду.

Накинув первую попавшуюся куртку Гитарист выскочил на улицу. Сосед не соврал: передняя дверца и колесо были примяты. На машине, наверное еще можно было ездить, но ось, скорее всего, была повреждена.

-- Как это произошло, ты сам это видел?

-- Ну да, мы тут сидим с друганами, выпиваем, так сазать, культурненько все, ителлигентненько так, типа все чин чинарем, вдруг слышим: бабах! Оборачиваемся, ну а там, это...

-- Понятно. Ну номер-то "дуры" ты хоть запомнил?

-- Да ну, где уж там... Он был весь грязью заляпан. Да и габариты не работали...

-- Ясно. Ладно, делать нечего, я пошел...

Гитарист дошел до парадного, посмотрел на дверь, остановился, задумался. Потом обернулся, посмотрел на соседа с компанией. Развернулся в сторону компании, оглянулся посмотреть на одинокое окно своей студии, в котором горел оставленный им, при спешном бегстве, свет и побрел обратно к компании.

-- Ребята, выпить не будет?, -- робко поинтересовался Гитарист, еще как бы внутренне сомневаясь.

-- Ты че, маэстро, ты ж в завязке! Тебе ж ни-ни! -- опешил сосед.

-- Ну, я могу иногда...

-- Ну, как знаешь! Только мы винов, это, не пьем, сам знаешь наш "шампусик", хе-хе!

-- Короче, Колян, кончай трепаться! Лучше наливай давай, чё есть, выпить позарез надо!, -- сказал Гитарист, уже без нотки сомнения в голосе, -- А, лучше, мужики, валим все ко мне, че на холоде в подворотне торчать? Еще менты заметут!


Рецензии
Вот полоса невезения у гитариста!..

Елена Серженко   16.12.2011 23:05     Заявить о нарушении
На это произведение написана 21 рецензия, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.