Путешествие в никуда и обратно часть седьмая

ПУТЕШЕСТВИЕ В НИКУДА И ОБРАТНО
(СОН, ВОЗНИКШИЙ ПРИ ПРОСЛУШИВАНИИ АЛЬБОМА "ЖЕЛЕЗНЫЕ МАНТРЫ" ЗА МИНУТУ ДО ОКОНЧАНИЯ)
               
МУДРЕЙШИЙ АНАХОРЕТ ЗАМУДОХ
 Спустя несколько часов я добралась до какого-то хутора или поселка, не знаю, чем они отличаются друг от друга, далека я от сельской жизни. Во всяком случае, там было несколько домов, какие-то сараи, небрежные копны сена. Невдалеке паслись некие животные, в которых я признала коз и коров. Местное население, по всей видимости, было в поле. Даже попросить водички испить не у кого, не говоря уже о том, чтобы дорогу узнать.
Не успела я предаться грустным размышлениям о своем одиночестве, как из ближайшего дома выпорхнули три селянки подросткового возраста с большим зеркалом в руках. Я, было, решила, что они собираются на какой-то праздник, потому что разряжены все были порядком, хоть и по моде какого-то давнишнего по моим меркам века – длинные юбки накрахмалены, кофты наглажены, в чепцы на головах вплетены разноцветные ленты, все, как полагается добропорядочным крестьянским девушкам из зажиточных семей.  Зеркало повесили на стену сарая, но вместо того, чтобы вертеться перед ним, оглядывая себя со всех сторон, девицы сгрудились вокруг него и стали что-то рассматривать. Явно, не себя.
Я пригляделась. Не похоже, чтобы в зеркале отражались три смазливые мордашки. Но что-то там, определенно, происходило. Девицы стали издавать восторженные «ОЙ!» и «А-АХ!». Мы с Дусей переглянулись. Кстати, доложу вам, что кошки – существа страшно любопытные, обожают изучать всякие интересные моменты жизни и новые предметы, просто, молоком не пои, а дай посмотреть!
Я, конечно, в этом смысле, от кошек далека. Новые предметы и тайные явления люблю, но что касается пикантных подробностей чужой жизни, то дальше изучения студенческих шпаргалок мое любопытство обычно не распространяется.  Но зеркало явно не было банальным отражательным стеклом.
Дуся спрыгнула с багажника, я не успела ее задержать, и рысью побежала к девицам. Остановилась у их ног, села и вытянулась в бутылочку, наблюдая за происходящим в зеркале. Девицы продолжали охать и ахать, потом стали издавать более членораздельные звуки. Одна закричала в зеркало:
- Мудрейший, это лучшее ваше произведение! Я преклоняюсь перед глубиной его смысла!
Вторая оттолкнула ее и простонала:
- Это, я, Гретель! Здравствуйте, Мудрейший! Спасибо вам за новое стихотворение! Ждем Вас в Местельбинзее на празднике Урожая!
Третья девица тоже взяла слово:
- Привет всем от Белоснежки! Всем жителям Зазеркального Дома Мудрейшего! Добрый день, почтенный Анахорет! Мне особенно понравились строчки про белый кружевной чепчик! Я обязательно одену такой на праздник Урожая!
Я ничего не поняла. Поэтому по примеру Дуси решила подойти ближе, чтобы, наконец, увидеть, что же такого замечательного происходит в зеркале. Слезла с велосипеда и осторожно подкралась к трем девицам. Вообще-то, можно было и не таиться, девицы были так увлечены, что совершенно меня не замечали. Они не увидели бы и бегущего на них галопом стада слонов.
Я заглянула  через плечо той девицы, которая назвала себя Гретель. В зеркале не было никаких девичьих личиков. Немного в глубине, чуть затянутый голубым туманом, во всю величину отражательной поверхности колыхался пергамент, покрытый письменами. В правом верхнем углу был портрет не иначе как этого самого Мудрейшего в профессорских шапочке и мантии серого цвета с перламутровым отливом. Лицо местного гиганта мысли скрывала перламутровая же маска, так что очень сложно было разобрать его возраст и черты лица, тем более, что Мудрейший имел еще и довольно длинную седую бороду.  Но, судя по бороде, популярный мыслитель был  уже в годах. В правой руке он держал горящий факел, призванный, вероятно, символизировать светоч знания. На груди Мудрейшего на массивной цепи желтого металла висел какой-то странный знак в виде перечеркнутой двумя косыми линиями  перевернутой запятой.
Слева от портрета надпись, сделанная готическим шрифтом, гласила: «Простые мысли о главном». Я подумала, что это эпиграф к записям. Чуть ниже были дата и стихотворение:

Люблю я ночи цвет
Иссиня-черный.
В нем - конец всех линий,
Как в завершающем аккорде.
Итог и смысл Бытия.
Но сегодня ближе мне цвет дня –
Кипенно-белый.
Начало и надежда.
Источник спектра.
Он украшает мир,
Как украшает
Кружевной чепец
Лицо старухи.

«Нескладушка, - подумала я,  потом поправилась, - Белые стихи. Или верлибр. Не очень-то я их различаю».
Сложно требовать глубоких познаний в литературе от технолога швейного производства. Спроси меня, чем отличается шифон от крепдешина, я отвечу и среди ночи и в разгар завтрака. А вот стихи – не моя стихия.
«Так себе вирши, - опять подумала я. – По-моему, Блок лучше. И при чем тут старуха в чепце? Какие проблемы у автора со старушками, что это его так впечатлило? Сам-то, чай, тоже не мальчик-одуванчик».
Внизу был текст под заголовком «Ваши отзывы в альбом». При подробном рассмотрении текст, действительно, оказался отзывами. Под именами авторов,  напоминающими интернетовские ники из моего мира (в подавляющем большинстве – женского пола, я прочитала имена уже знакомых мне Гретель и Белоснежки, а также неких Мандаринки, Цветка Бергамота, Синдереллы, Простушки, Скромной Пейзанки, Принцессы-на-бобах, Зюзюшки, Ласкового Теленка, Незабудки и прочее в том же слащавом духе) были написаны несколько строк в адрес Мудрейшего, Почтеннейшего, Светлого Замудоха и Незабвенного Менестреля. Причем тесты постоянно обновлялись, открывая имена все новых Ромашек и Герд-в-поисках-Кая.
Девицы продолжали восторженно охать и ахать, возбужденно подталкивая друг друга локтями. Наконец, я решилась оторвать их от волшебного (как же иначе?) зеркала и, громко покашляв для привлечения внимания, произнесла, используя, как можно более высокий слог, какой имела в наличии:
- Не будут ли так любезны очаровательные прелестницы, оторваться от тщательно ограненного бриллианта мысли Наимудрейшего на краткий миг и уделить луч своего внимания скромной путешественнице, которую нужда привела в этот поистине кладезь познания из отдаленнейших стран. Сами-то мы не местные, укажите хотя бы дорогу, не говоря уже о том, чтобы ковшик воды подать даме бальзаковского возраста.
Про возраст это я уже совершенно зря завернула, откуда им тут про Бальзака знать. Дуся, всецело меня поддерживая, мявкнула басом.
Девицы в ужасе отскочили от своего зазеркального кумира и уставились на меня, открыв рты. Не знаю, за кого они меня приняли, но, явно, не за добрую женщину. Мои потертые джинсы и покрытые пылью гламурненькие розовые кеды не вязались в их представлениях с положительными качествами. Может быть, в обычаях здешних ведьм и прочих нехороших теток было носить штаны и футболки с дьявольскими письменами. Хорошо еще, что сатанинское средство передвижения – велосипед, я кинула у дороги. Девицы просто в панику впали. Белоснежка прикрыла собой зеркало в попытке спасти самое ценное, Гретель собралась бежать за подмогой, а третья девица мелко тряслась в ужасе. 
Я почувствовала, что нужно срочно принимать какие-то меры для улучшения собственного имиджа, иначе все может закончиться катастрофой. 
- Спокойствие, только спокойствие, дорогие дамы, - твердо сказала я. – Не пугайтесь моего странного вида, из-за некоторых обстоятельств, широко афишировать которые не имею права,  я путешествую инкогнито.  То, что на мне надето, это своего рода маскировка, призванная отпугивать нечистую силу, хотя в моих родных местах эта одежда и является дефицитной и даже модной. Да, позвольте представиться – Мария, невеста наследного принца Сомнамбулии Летаргиса третьего. Вот и документ соответствующий имеется.
И я вытащила из рюкзака верительную грамоту, данную мне королевой Гипносией. Не прошло и дня, как она мне пригодилась. И я с благодарностью вспомнила свою потенциальную свекровь.
Девицы осторожно, с недоверием, подошли ко мне и, вытянув шеи, заглянули в грамоту. Видимо, слово Сомнамбулия им что-то говорило, потому что они закивали головами и восхищенно посмотрели на меня. И стали извиняться наперебой, говоря, что места у них глухие, шляется черт знает кто, включая разбойников, а взрослых как раз сейчас  никого нет рядом, чтобы  разобраться, если что. Брат, и тот в коровнике занят. А они – простые девушки, совершенно неискушенные в принцессах. Похоже, они автоматически причислили меня к особам королевской крови, узнав, что я - невеста принца. Я не стала их разочаровывать.
Девицы на время забыли о своем Мудрейшем и забросали меня вопросами о придворных нравах и последних веяниях в моде, потом переключились на Дусю. Она показалась им необыкновенно породистой, как принадлежащая  особе королевской крови, хотя бродившие поодаль кошки были ничуть не хуже Дуси. Но моя животина, почувствовав себя в центре внимания, загордилась, важно выгнула спину и стала расхаживать вокруг девиц как истинная царица, презрительно поглядывая в сторону аборигенок. Те чуть не полопались от зависти и, фыркнув, удалились за сарай.
Я в свою очередь выяснила у девиц, что в данный момент я нахожусь в землях, именуемых Небуландскими, что тут очень скучно, и, если бы не Выдающийся Замудох, жить было бы просто невозможно. Кстати, девиц звали вовсе не Гретель с Белоснежкой, а Маргаритой и Френдолиной. Имя третьей было Роза. Она сказала, что и Мудрейший знает ее, как Розу, потому что лично она ничего от него скрывать не собирается, ибо он сам как-то заикнулся о том, что не плохо было бы посетителям Зазеркального Дома предоставлять свои персональные данные.
Меня заело любопытство и я спросила:
- А кто такой этот Мудрейший?
Тут девицы завздыхали и, перемежая слова восторженными междометиями, рассказали мне о том, что Замудох был вообще-то менестрелем. В их краях менестрелей, бардов и прочих трубадуров  много, почти каждый десятый, но Замудох – единственный и неповторимый. Его баллады всегда отличались глубоким содержанием и двойным, а то и тройным смыслом, понятным далеко не каждому, поэтому Замудох никогда не входил в список менестрелей, приближенных и обласканных правящей элитой, которая, как известно, заумных песен не любит. Но Мудрейшему популярность совсем даже и не нужна, он вообще далек от мирской суеты и ведет скромную жизнь отшельника, поселившись в уединенной пещере, и там рождает свои выдающиеся мысли и новые музыкальные и стихотворные сочинения. Иногда он выходит в мир и дает концерты со своей менестрель-оркестрой «Трапеза», и это просто счастье для всех его преданных поклонников лицезреть выдающуюся личность вживую. Но такое  случается редко и, чтобы поклонники не слишком унывали, Замудох завел личный дом в  Зазеркалье, где периодически публикует стихотворения, из которых не получились баллады, мудрые мысли и просто общается с поклонниками. В общем-то, дома в Зазеркалье не редкость, многие менестрель-оркестры, а то и сами, возглавляющие их менестрели, имеют таковые, но Зазеркальный Дом Замудоха отличается от всех остальных своей таинственностью. Кроме талантливейших стихотворений, полных мудрости и смысла, довольно часто Анахорет дарит свом почитателям загадочные рисунки, знаки и символы, понять которые совершенно невозможно, но это-то и здорово. Потому что их можно рассматривать бесконечно, они настолько притягательны, что взгляд не оторвать. И голова идет кругом и думается неизвестно про что, вернее, известно, но про это мораль земель Небуландских велит молчать.
Девицы каким-то образом прокрутили пергамент в волшебном зеркале, чтобы продемонстрировать мне эти самые рисунки. Честно говоря, меня они не впечатлили. Судя по датам, Замудох не часто баловал своих поклонниц пачканьем пергамента. Мне показалось, что Мудрейший замещает своими таинственными знаками, отсутствие поэтического вдохновения, потому что стихи и рисунки никогда не появлялись вместе в один день.
Судя по всему, Замудох не тратил большое количество времени на живописные шедевры, они были крайне лаконичны и, на мой неискушенный взгляд, довольно однообразны. Последний рисунок, например, изображал перевернутую жирную синюю запятую на золотом фоне. Смысл этой закорюки Мудрейший Анахорет, как всегда, расшифровать не потрудился. Это сделали за него поклонницы и поклонники. Их хвалебные реакции и восторженные отзывы занимали три страницы пергамента.
Я успела заметить, что Замудох периодически зазеркально общался со своими поклонницами и поклонниками, то, публикуя свои мудрые мысли, то просто отвечая на вопросы. Все это тоже довольно лаконично. Мудрость Замудоха отличалась краткостью. Ну и правильно, зачем тратить слова понапрасну, пусть кому надо читает между строк.
Рассказ девиц о Мудрейшем прервал худощавый парень, появившийся из коровника. Он был похож на Розу, из чего я сделала вывод, что это ее старший брат.
- Да надоели вы со своим Замудохом! – презрительно сказал парень. - Он не больше выдающийся, чем этот покосившийся сарай. Вот Бернар Змеемудрый – это сила!            Рекомендую, - подмигнул он мне, - В следующее воскресенье будет выступать со своей оркестрой «Стеклянный дом»  в Верстерборгене. А самое главное – никаких дуростей в их Зазеркальном Доме. Все чинно-благородно, не то, что у  вашей «Трапезы».
Тут разгорелся спор о том, кто же из двух менестрелей на самом деле мудрей и талантливей. Истина в таких спорах не рождается никогда, потому что обе стороны стоят на своем до последнего, хоть в землях Небуландских, хоть в российских. Поэтому, послушав минут десять доводы обеих сторон, я, как старшая и, следовательно, более опытная решила вмешаться, заорав:
- Брэк! Объявляется перерыв за отсутствием явного преимущества какой либо из сторон. Есть предложение перенести словесную перепалку на завтра, а сейчас заняться более приземленными вопросами. Не найдется ли в этом замечательном месте кружечки воды для усталой дамы и мисочки молока для ее кошки?
Тут молодые селянки вспомнили, что я, по их мнению, являюсь особой королевских кровей, а таковые в их местности появляются еще реже, чем Замудох со своей «Трапезой». Поэтому было бы не худо устроить настоящую трапезу для принцессы. Парень, поклонник Бернара Змеемудрого, который, действительно, оказался братом Розы, в этом к девицам присоединился. Повода оттягивать обед далее не нашлось, тем более, что Замудох не собирался  баловать поклонников еще чем-либо. Все, что мог на сегодня, он уже совершил.  Поэтому девицы погасили зеркало и позвали меня пообедать, чем бог послал.
Бог был вполне благосклонен к селянам в этот день, он послал к обеду свежий хлеб, сыр, огурцы и молоко. Скромно, но вкусно, хотя девицы долго извинялись передо мной за отсутствие подобающих королевскому столу яств. Но, поскольку принцесса-то я даже и не на бобах, а вообще мнимая, против такого меню я не возражала. Дуся – тем более, где бы она еще свежего молочка из-под коровы попробовала.
Неспешный обеденный разговор плавно перешел с темы королевского стола на королевские же балы и застопорился опять же на Мудрейшем. Я попыталась перевести тему на Бернара Змеемудрого и, оказалось, что в молодости  оба менестреля начинали в одной оркестре, но потом между ними пробежала черная кошка, из-за чего – история умалчивает. Ни брат Розы, которого звали Хельмутом, ни все три девицы, не знали, что произошло между двумя гениями музыкального мира. Возможно, оба имели разные точки зрения на аранжировку какой-либо баллады или не сходились в трактовке «Пособия для начинающего барда» Фомы Медоточивого, написанного три века назад. Но дело точно было не в женщине, во всяком случае, мое нескромное предположение на эту тему было категорически отвергнуто.
«Все ясно, - подумала я, - значит, гонорары от концертов не поделили. Или разбежались по причине обоюдно непризнанной гениальности друг друга. Вполне понятная вещь. Это и у нас бывает сплошь и рядом, и не только у менестрелей».
Но доподлинно известно, что с тех самых пор оба музыкально-стихотворных таланта друг друга в упор не видели и знать не желали и по меткому выражению Хельмута, если его чуть облагородить,  никогда бы не стали справлять естественные надобности на одном картофельном поле.
Обед, это, конечно, хорошо, но пора и честь знать. Надо бы и поторопиться, разговоры о всяких там не известных мне Замудохах, нисколько не приближали меня к цели. Поэтому я перевела беседу на другую тему и поинтересовалась, не знает ли кто-нибудь, как попасть в Город Храмов.
Разумеется, никто не знал точной дороги, тем более, что ее тут и не было. Я, конечно, не ожидала, что в Землях Небуландских будут расставлены указательные знаки или на каждом углу будут стоять справочные киоски с подробными картами, но все же… Зыбкость и расплывчатость данной реальности начинали уже действовать мне на нервы.
О существовании Города Храмов знали все, но как до него добраться никто не ведал. Девицы-то и в столице Земель Небуландских никогда не были. А вот Хельмут бывал,  ездил с отцом на осеннюю ярмарку два года подряд.  Тут он пустился в красочные, не лишенные юмора,  воспоминания об успешной торговле, выносливых лошадях  которых видел на ярмарке, бегах и скачках, молодых девушках и, конечно же, о большом концерте менестрелей, который всегда завершает осеннюю ярмарку. Бернар Змеемудрый там бывает, а вот Замудоха по каким-то причинам не  зовут.
- Простите, дорогой Хельмут, - сказала я, - Все, что вы рассказываете, крайне интересно и поучительно, из вас вышел бы замечательный летописец. Рекомендую попробовать себя в этом качестве. Но дела мои, о коих предпочитаю не распространяться по причине строгой таинственности, не терпят более отлагательств. Я вынуждена продолжить мой путь, прерванный для теплого общения с вами, мои юные друзья. Благодарю вас за гостеприимство и великолепный обед. Хельмут, не будете ли вы любезны, указать мне дорогу до столицы этих славных земель, надеюсь, что хотя бы она находится на постоянном месте?
Разумеется, Хельмут почел за честь проводить принцессу. Три девицы засуетились, упрашивая меня побыть еще немного и скрасить их унылую сельскую жизнь рассказами о тайнах сомнамбулического двора. Но я была непреклонна. Я уже почти примирилась с мыслью, что меня потеряли на Земле, но все же хотелось хоть когда-нибудь да вернуться, пусть и как Рип ван-Винкль.
Девицы собрали мне узелок с нехитрыми сельхозпродуктами, извиняясь за их скудость и простоту. Я сложила все это вместе с Дусей в багажник и оседлала велосипед. Поселяне удивились чуду техники, правда, их несколько смутило, что оно приводится в движение собственными силами седока, а не иными средствами. Хельмут сел на лошадь и проводил меня до ближайшей развилки, где проходила большая дорога. Там он объяснил мне, как добраться до столицы. Он бы проводил меня и дальше, не каждый день доводиться побыть в свите невесты принца, но отец должен был вернуться с поля, а свою работу в коровнике Хельмут не закончил. И никакие оправдания в виде проводов принцесс не могли бы избавить его от справедливого гнева родителя, тем более, что и принцессы, то есть меня, уже и след простыл.
Я тепло простилась с Хельмутом и покатила по дороге. Иногда мне встречались крестьяне на возах и телегах, реже – кареты. Все норовили объехать меня стороной - мой транспорт не вызывал доверия. Ну и ладно, не очень-то мне хотелось с ними общаться.
Я крутила педали с небольшими перерывами часов пять по моим подсчетам и порядком утомилась. Вечерело. Дорога стала превращаться из широкого тракта в узкую колею. Похоже было, что я сбилась с верного пути. И немудрено - я пересекла множество развилок, а указателей почти не встретила. Дорожная служба в этих землях была в зачаточном состоянии. А с ориентацией на местности у меня проблемы, как у большинства особ женского пола. Как назло, в последний час на дороге никто мне не попался. Лес начал сгущаться и дорога пошла в гору.
Мне стало немного тревожно. Дуся  выглядывала из багажника с озабоченным выражением на морде. Неизвестно, кто мог попасться за следующим поворотом. Сердце подсказывало мне, что, скорее всего, это будет какой-нибудь асоциальный элемент. Учитывая низкое экономическое развитие Земель Небуландских, в здешних лесах должно быть полным полно разбойников, которые вряд ли разделяли взгляды Робина Гуда. Мне же предложить разбойникам было совершенно нечего. Разве что головку сыра или Дусю. Впрочем, Дусю я бы не отдала ни за какие деньги, все-таки друг. Пусть разбойничьи запасы грызут мыши. Деньги грызунам не по зубам. Мне представились залежи золотых монет в пещерах, которые охраняли упитанные разбойники во главе с толстым атаманом, размахивающим вместо сабли окороком.
Все ясно, пора сделать привал и подкрепиться. А еще бы лучше напроситься к кому-нибудь на ночлег. Из прочитанных в детстве сказок и историй я уяснила, что путешественники и прочая странствующая братия запросто стучались в первую попавшуюся дверь, где их встречали с распростертыми объятиями. В крайнем случае, полагалось ночевать в какой-нибудь таверне. Я огляделась вокруг. Ничего похожего на таверну или жилье на наблюдалось. Ночевать на земле под сенью деревьев мне совсем не улыбалось.
Я еще чуть-чуть покрутила педали вверх по дороге. Ничего жилого по-прежнему не было. Зато появились какие-то скальные выступы, подходящие для наличия пещер, что снова напомнило мне о разбойниках.  Где-то вдали раздался звук, похожий на свист. Я посмотрела на Дусю, Дуся на меня. Мы были готовы дорого продать свои жизни.
А пока мы готовились, я забыла о дороге, руль вывернулся у меня из рук, велосипед повело вправо, переднее колесо наехало на какой-то столб или ствол и я неловко повалилась набок.
В общем-то, все обошлось, я почти и не оцарапалась, просто упала. Дуся успела выпрыгнуть из багажника, на то она и кошка, и подбежала ко мне, мяукая. Я взяла животину на руки, чтобы успокоить. Подняла глаза, чтобы посмотреть, обо что же ударился велосипед.
Это все-таки был столб. На столбе, покосившись, висела табличка. В начинающихся сумерках еще можно было разобрать надпись, которая гласила: «Скромное обиталище Мудрейшего Анахорета Замудоха. Просьба не беспокоить и мельканием перед глазами не отвлекать от мыслей о тщете всего сущего». Под надписью красовалась уже знакомая мне перевернутая запятая, перечеркнутая двумя косыми линиями.
«Ого! – подумала я. – А ведь девицы правду говорили. Действительно, их обожаемый менестрель-отшельник живет на отшибе. А не напроситься ли к нему в гости?»
Других вариантов все равно не было. И, хотя все, что я слышала о Мудрейшем от юных селян, совершенно не вызывало у меня симпатии, я подумала, что никакой Замудох, каким бы он не был, не сможет в темную ночь не пустить на  порог даму, пусть даже и не очень приятную во всех отношениях.
Я снова оседлала свой транспорт, благо он уцелел после столкновения со столбом, и покатила вперед. Через двести метров я увидела симпатичную пещеру, вход в которую был закрыт вполне приличной деревянной дверью. На двери висела медная табличка «Посторонним вход категорически запрещен». Над табличкой был прибит то ли щит, то ли тарелка. Под табличкой был нарисован знакомый мне таинственный символ.
Я решила, что это и есть келья отшельника, несмотря на отсутствие имени-фамилии над дверью. Сомнительно, чтобы еще кто-то обитал в этой глухомани. Да и знак что-нибудь да значил. «Наверное, логотип, - подумала я, переведя символ на современный язык, - или что-то вроде факсимиле. Очень удобно, если почерк корявый, поставил этакую закорючку, вместо автографа, и всем сразу понятно, чья это роспись».   
Уже совсем стемнело. Я поставила велосипед у двери, прихорошилась, как могла, все-таки собираюсь в гости к мужчине, зачем его пугать своим диким видом. Пожалела в очередной раз, что не надела приличного, подобающего невесте принца платья. Похвалила себя еще раз за предусмотрительность, ведь успела подстричься и покрасить волосы буквально за два часа до…  До чего, опять же?  Ну да ладно, зачем голову лишний раз забивать лишними вопросами, не время отвлекаться на пустомыслие.
Я взяла Дусю на руки.
- Ну что, кошка, попытаем счастья, - произнесла я, - попробуем воззвать к милосердию сего музыкального отшельника. Человек все-таки, тем более имеет репутацию мудрого. В крайнем случае, прикроемся грамотой Гипносии, выдадим себя за невесту принца.
И я решительно постучала в дверь. Никакого эффекта! Я потолкала дверь – глупо было  надеяться, что она не заперта. Я подолбилась основательнее. Снова – ничего. Тогда я просто стала пинать дверь со всей силой, на которую была способна. Что-то мне подсказывало, что Мудрейший находится дома.
Наконец, раздался скрежет  замка и петель, и дверь так-таки открылась. На пороге стоял непрезентабельный мужичонка лет около пятидесяти с таким кислым выражением лица, как будто он только что съел килограмм лимонов без сахара. Роста он был примерно моего, а я, как известно, не модель. Лицом не красавец, частично лысоват, кстати, голова не первой свежести, давно не мыта. Ну, это не такой уж большой грех, не думаю, что в пещере имелись все блага цивилизации, включая джакузи или хотя бы элементарный душ. На бойлер с горячей водой и то надеяться глупо. Но, вернусь к своему виз-а-ви. Стиль одежды мужичонки был каким-то эклектичным – шелковая пестрая рубаха и холщовые штаны, изрядно помятые. Хотя, может, здесь это последний писк моды, на этот счет никакой информации у меня не имелось. Но сей субъект, модным он был или нет, симпатии у меня не вызывал. Абсолютно. Я приняла его за прислугу Мудрейшего, кто его знает, вдруг в Землях Небуландских любому уважающему себя отшельнику полагается небольшой штат обслуживающего персонала.
 - Ну, чего стучать-то? - пробормотал мужичонка. Голос его мне тоже не показался, он был несколько высоковат для настоящего мужчины. - Ясно же, что мы никого не ждем. У нас все дома. Не ломайте дверь. И лучше убирайтесь подобру-поздорову.
И сделал попытку закрыть дверь. Но это ему просто так не удалось. Я протиснулась в щель и придержала дверь  плечом. Силы были не равны, поскольку мужичонка не отличался атлетическим телосложением и с физкультурой явно не дружил. Да и судя по заморенному  виду, кормили его раз через раз.
- Имейте совесть, господин хороший, - грозно сказала я. – На дворе ночь, я вы хотите выставить даму за дверь. Не слишком-то это вежливо.
- А порядочные дамы, это самое..,  не ломятся по ночам  к отшельникам, - ответил мужичонка.- Чего покой-то нарушать. Мешают тут мыслить. И кошку свою уберите вместе с ее блохами.
Между прочим, за все время пребывания в этой реальности, я впервые столкнулась с таким хамским отношением к женщине. До сих пор все встреченные мной представители мужского пола (не обязательно относящиеся к роду человеческому) были милы и галантны, чем меня и подкупал этот странный мир. Но сей субъект был чужд всякой вежливости, то ли родители его плохо воспитывали, то ли вырос он в диком лесу в дикой стае. Общение с ним начинало меня тяготить и я сказала:
- Слушай, дядя, некогда мне с тобой тут лясы точить, ночь на дворе. Ты бы лучше позвал Мудрейшего. Он быстро разберется, кто прав, кто виноват. Как-никак, я не просто побирушка, а невеста наследного принца Сомнамбулии, о чем имею соответствующий документ. И кошка мой не более блохастая, чем ты сам.  Давай, зови Мудрейшего сюда.
Мужичонка отступил на шаг, презрительно оглядел меня с головы до ног и крикнул кому-то в глубину помещения:
- Тумар, представь меня этой назойливой женщине.
Из глубины помещения (я успела заметить, что внутри пещера была вполне просторная и больше походила на изрядной величины квартиру) вышел здоровенный белобрысый детина, ростом под два метра, косая сажень в плечах. В левой руке детина держал недоеденный ломоть хлеба.
«С аппетитом у него все в порядке, это хороший признак, - подумала я. - Посмотрим, как у него в отношении вежливости…»
Честно говоря, детина мне показался вполне симпатичным. К тому же он широко улыбался.
- Добрый вечер, - сказал детина, чем окончательно расположил меня к себе. – Вернее, доброй ночи, время уже позднее.
Невежливый мужичонка при этих словах скривился так, как будто у него болела челюсть. Этикет, по его мнению,  был лишним номером вечерней программы.
Белобрысый детина  уважительно посмотрел на мужичонку  сверху вниз (удивляюсь, как это ему удалось сделать при такой разнице в росте), кивнул и произнес:
- Позвольте представить – выдающаяся личность нашего времени, Мудрейший Анахорет Замудох. Гениальный философ, талантливый поэт, виртуозный музыкант. За ценнейший вклад в дело борьбы против морального разложения подрастающего поколения награжден Всеблагим Советом Наворотным Знаком третьей степени.
- Каким-каким  знаком? – пробормотала я в смущении. Что еще сказать, я не нашлась. Но чувствовала себя очень некомфортно. Это ж надо, не признала самого Мудрейшего! Нечего сказать, хорошо начинается наше знакомство! Видно, придется коротать ночь в лесу под елкой, обогреваясь Дусей. Правда, в какой-то степени сам виноват, зачем так отличаться от своего парадного портрета, на который я ориентировалась?
- Наворотным, - повторил детина и тряхнул головой, убирая этим жестом свою длинную челку со лба. – Полагается его прибивать на ворота. Но, поскольку таковых не имеется, я его привинтил на дверь. Наверное, видели.  А я, так сказать, правая рука Мастера. Можно просто Тумаром звать, без церемоний.
Замудох скрестил руки на груди и глядел на меня с презрительным превосходством.
Это привело меня в чувство. Хоть мудрейший, хоть гениальнейший, а и я тоже не лыком шита.
- Мария Ивановна, доцент института сервиса, кандидат наук. Невеста наследного принца Сомнамбулии Летаргиса Третьего.
И помахала верительной грамотой перед носом Замудоха. Пока Мудрейший думал, что делать (похоже, он  отличался отсутствием не только вежливости, но и  быстроты реакции), Тумар уже перехватил грамоту и пробежал ее глазами. Потом обнюхал бумагу.
- Мастер, тут черным, вернее, красным, по белому написано, что Мария Ивановна, действительно, является сноувиденной и нареченной невестой Летаргиса, - сказал Тумар. – И бумага подлинная, по запаху чувствую. Купаж дурь-гриба, гашиша и опиума, отличительный признак деловых бумаг Сомнамбулии.
Замудох при этих словах поднял голову и отрешенно уставился в потолок, как бы осмысливая  сказанное. Тумар продолжал:
- Надо бы оказать даме какой-никакой прием, все-таки будущий член королевской фамилии. Нам отрицательный образ ни к чему, и так уже хватает, чуть в чернокнижники не записали. Благо, тут Наворотный Знак подвернулся вовремя. А что в «Зазеркальных проблесках истины» изобразят? Помните, Филиусс Красавчик вляпался так, что мало не показалось? А всего-то сказал некстати пару фраз про розовую хламиду одной девицы.
- А что – образ? – пробормотал Замудох. – Образ – ничто, вечность – все. Вечность, вот о чем полагается думать добропорядочному анахорету, а не о славе.
- Тогда хоть о деньгах подумайте, Мастер! – воскликнул Тумар и снова стряхнул свои волосы со лба. Челка у него явно была длинновата. – На гастроли пригласят. Почему бы и не скататься в тур по Сомнамбулии?
Замудох  недобро посмотрел на Тумара.
- А почему бы и нет? – уже без энтузиазма произнес тот. – Соника с собой не возьмем. А мы – люди к дури устойчивые. По мне так лучше медовухи ничего нет.
Мудрейший почесал свою немытую лысеющую голову.
- Я много места не займу, - поторопилась я, - Могу и на полу расположиться. А утром, раненько, сразу и уеду.
Замудох соизволил остановить свой взгляд на мне.
- А позвольте поинтересоваться, куда это направляется невеста принца Летаргиса вместо того, чтобы благополучно готовиться к свадьбе? – язвительно спросил он.
Думал застать меня врасплох! Не на ту напал!
- В паломничество в Город Храмов. Дала обет перед курильницей опиума посетить Храм Прозрачного Сна перед столь важным шагом, как бракосочетание с наследным принцем. Кстати, не соблаговолите ли вы, господин Мудрейший Анахорет, указать мне верное направление к данному городу?
В глазах Замудоха мелькнула искра интереса, выражение лица стало менее кислым. Он отступил на шаг в глубину своей пещеры и произнес:
- Ладно уж, заходите. Скажите спасибо, что жены моей в настоящее время нет дома.
И замолчал. Похоже было, что он не собирался отвечать на мой вопрос. Я не настаивала, спасибо и на том, что впустил, наконец. Но сказанное Замудохом можно было трактовать двояко. И я не сдержалась:
- Простите великодушно, господин Мудрейший Анахорет, что это вы имели в виду?
Тут пришла очередь Замудоха смешаться. До него дошло, что фраза была несколько двусмысленной.
- Это самое…, - пробормотал он, - Вы чего не подумайте… Я имел в виду, что здесь вам ничего такого не угрожает. Мы с Тумаром люди порядочные. Я уже давно и счастливо женат… Никакого компромата… Никто… Никогда.. Вот, извольте сами посмотреть. Ну, скажи, Тумар?
И посмотрел на Тумара в поисках поддержки. Тумар пожал плечами, делая вид, что он ничего не понимает и,  вообще, все в полном порядке.
Дуся, которой уже надоело сидеть у меня на руках, спрыгнула и уверенным быстрым шагом направилась в глубину пещерных апартаментов Анахорета. Мне ничего не оставалось, как пойти за ней. За спиной раздался скрежет старательно закрываемого замка.
Обстановка внутри нисколько не напоминала келью, как приличествовало бы порядочному отшельнику. Но, памятуя о том, что Мудрейший по совместительству был еще и действующим менестрелем, я воздержалась от публичных язвительных замечаний. Передо мной был большой холл, служивший заодно и гостиной. Его наполняли всевозможные оттоманки, кресла, столики с резными ножками, на полу лежали ковры. У стены возвышался изрядной величины камин. Над камином висел портрет, изображавший Замудоха с женой. Разглядывая супружескую чету, я подумала, что жена Мудрейшего сама же и съедает то, что готовит, если она готовит. Выглядела она на портрете вполне упитанно и довольно.  Замудох же смотрелся как-то замучено и понуро, как будто жена его кормила, да и вообще замечала, исключительно по большим праздникам. Хотя он, как я успела заметить, и в натуре не отличался оптимистическим восприятием и жизнелюбием, но на портрете, несмотря на все старания художника, Мудрейший выглядел как будто, как бы это помягче сказать, умер примерно с месяц назад.
Конечно, у меня нет большого опыта общения с трупами, особенно залежалыми, по счастью я не судмедэксперт, но мне почему-то подумалось, что труп месячной давности выглядел бы именно так. Похоже, что Мудрейший несколько преувеличил, говоря про счастливый брак. Мне казалось, что муж рядом с горячо любимой и любящей супругой должен выглядеть как-то иначе. Впрочем, как известно, у меня нет опыта в подобных вещах, да и все это личное Замудохово дело. Поэтому, я, как добропорядочная и хорошо воспитанная гостья только и сказала:
- Замечательный семейный портрет. Супруга у вас очень красивая, Мудрейший.
Почему-то мой комплимент удовольствия Замудоху не доставил. Выглядел он все-таки получше и поживее, чем нарисованное изображение, но лицом несколько погрустнел  и напрягся при упоминании о жене. Пожалуй, и хорошо, что она в данный момент отсутствовала. Я не стала проявлять нездоровое любопытство и выяснять местонахождение супруги Мудрейшего.  Да и другой вопрос заинтересовал меня намного больше. Я снова вспомнила, как выглядел Замудох на своем портрете в Зазеркальном Доме и вопросительно уставилась на Анахорета. Должно быть, Мудрейший что-то почувствовал и тревожно спросил:
- Что-то не так?
- Ну, как бы это сказать, чтоб не обидеть, Мудрейший, - протянула я. – Я ведь о вас больше наслышана. А вот видеть доводилось только на парадных портретах. Я, конечно, понимаю, что художники обычно приукрашивают действительность, но чтобы такая разница…
- Что – не похож? – возмущенно сказал Замудох, развернулся и исчез за занавесом, скрывающим, вероятно, другую комнату.
Я испугалась, думая, что Мудрейший обиделся и придется мне теперь ночевать где-нибудь в сарае. Но Тумар, устроившийся у камина и доедавший свой ломоть хлеба, уловил мои мысли и покачал головой:
- Все нормально. Сейчас сами увидите…
И действительно, через несколько минут совершенно преобразившийся Мудрейший Анахорет появился перед нами. Вот теперь он был точная копия своего парадного портрета из Зазеркального Дома. Перламутрово-серая мантия и профессорская шапочка и такого же цвета маска на лице. На груди висел тот же странный знак, как и на портрете. К тому же Мудрейший за столь короткое время обзавелся солидной бородой. В руках  Замудох держал лиру.
- Ну? – спросил Мудрейший. – Теперь похож?
«На Деда Мороза, пожалуй, похож», - подумала я, но вслух сказала:
- Да, теперь вижу, что это – вы. Никаких сомнений.
И все-таки не удержалась:
- А бороду могли бы снять. Жарковато тут. Тем более, я уже знаю, что она накладная. А скажите, Мудрейший, зачем такой маскарад? Я, конечно, понимаю, вы еще и артист, сценический образ, так сказать, но ведь в обычной жизни вас и не признаешь…
Замудох со вздохом снял накладную бороду.
- Вот для этого и маскарад. Чтоб в обычной  жизни можно было спокойно существовать. За хлебушком в лавочку к булочнику зайти без помех. А то налетят тут всякие, автограф просить будут или еще чего. А так спокойней, никто не пристает. Кому надо, пусть зазеркально общаются. Тут я всегда пожалуйста, раз в неделю или чаще, как масть пойдет…
Дуся одобрила сценический образ менестреля. Она отошла от камина, где уже устроилась погреться рядом с Тумаром и теперь терлась об край мантии Мудрейшего.  Замудох недовольно покосился на кошку. На всякий случай я взяла Дусю на руки и сказала извиняющимся тоном:
- Простите, Мудрейший, если хотите, я ее на руках всю ночь буду держать.
- Да нет, ничего, - пробормотал Замудох. – Я, это самое, вообще-то к кошкам хорошо отношусь. У меня тоже где-то кот был.
- Ага, - вмешался в разговор Тумар. – Был. Гулять ушел. Как ваша супруга уехала, Мастер, так и он ушел на поиски приключений и подруг. С тех пор мы его и не видели. Как мужик мужика, я его вполне понимаю. А, если бы он был дома, думаю, они бы поладили  с вашей кошечкой, Мария Ивановна.
И подмигнул мне.
- Моя Дуся весьма разборчива в контактах, не с каждым встречным котом будет разговаривать, не говоря  о  чем-то большем, - сказала я и перевела разговор на другую тему.
- А вы, Мудрейший, лиру, вероятно, не зря взяли? – спросила я с интонацией невинного ребенка. Ясен перец, музыкальный инструмент, как ружье в пьесе, если уж появился, обязательно выстрелит, то есть заиграет в конце какого-нибудь акта.
Замудох скромно потупил взор, вероятно, ожидая, что сейчас я  начну  его упрашивать и просто даже умолять спеть. Я, в свою очередь, взяла паузу из соображений общей вредности (стану я  его уламывать, как же,  может от его песен зубы заболят и уши в трубочку свернутся в лучшем случае, а в худшем… Что-то в последнее время я стала относиться к незнакомым песням с большим подозрением.) и, изобразив совершенно невинное и непонимающее выражение на лице, молча рассматривала Анахорета.  Надо сказать, что в сценическом образе Мудрейший выглядел намного лучше, чем в обыденной жизни. Мантия скрывала недостатки фигуры, а маска придавала таинственность. Где-то в глубине своей критичной преподавательской души я начала понимать молоденьких селянок.
- А, знаете, Мудрейший, без бороды вам намного лучше. Вы так выглядите таинственнее и, не побоюсь сказать, сексуальнее, - решила я прервать паузу.
Честное слово, сказала безо всякого заднего смысла, все же я дама почти пожилая, в моем возрасте уже все можно говорить откровенно, в крайнем случае будет воспринято, как первый признак  надвигающегося маразма. Но Мудрейшему сказанное понравилось, он зажевал довольную улыбку (отшельникам, похоже, не пристало улыбаться широко) и смущенно произнес:
- Да я бы, это самое… С большим удовольствием, но если уж рядиться под профессора, положена борода. Это, как неотъемлемый атрибут, без нее нельзя.
И продолжил, окончательно придя в хорошее расположение духа:
- Да вы усаживайтесь поудобнее. Я так понимаю, вы нас еще не слышали.
- И много потеряли, - поддакнул Тумар,  рукой поправляя свои блондинистые патлы.
Мудрейший добавил, извиняющимся тоном:
- Конечно, наша менестрель-оркестра не в полном составе, но можно и так. Кое-какое представление о наших песнях вы сейчас получите. Тумар?
Правая рука Мастера вздохнул и тоже пошел за занавеску. Через минуту он вынес оттуда контрабас и, снова вздохнув, принялся устраивать инструмент поудобней. Я подумала, что контрабас по своим размерам, как нельзя больше подходил Тумару. А еще я подумала о том, что Тумар, вероятно, с гораздо большим удовольствием принес бы сейчас вместо инструмента окорок, ну, в крайнем случае, индюшачью ногу.  И в этом я его вполне понимала, время ужина проходила со скоростью курьерского поезда, а о еде в этом доме еще и не заговаривали. Придется ужинать искусством…Я устроилась на диванчике, как могла, прихватив пару подушек для удобства. Концерт мог и затянуться.
Внезапно послышался дикий скрежет от входной двери, потом грохот и в холл-гостиную влетел молодой человек. Внешностью он очень походил на Замудоха, только был намного ухоженней и одет изысканно, хотя и несколько небрежно. На нем был замшевый костюм, из под пиджака выглядывала батистовая рубашка, на шее  повязан ярко-зеленый бант вместо галстука. Наверное, по меркам Земель Небуландских он выглядел гламурно и метросексуально.
- Папа, денег дай, - выпалил молодой человек, глядя на Замудоха.
Даже маска не могла скрыть недовольную гримасу Мудрейшего.
- Соник, я же тебе утром дал сто золотых, - прошипел Анахорет.
- Ну, вспомнил тоже! – недовольно  произнес Соник. – Сейчас уже вечер. Давай, папа, не ломайся. Мне некогда, меня друзья ждут.
- Соник, по-моему, ты слишком много  тратишь за последнее время, - сказал Мудрейший и добавил, более твердо:
- Я маме скажу, как нерационально ты расходуешь средства. Мама будет недовольна.
Сонник обвел холл взглядом, брезгливо остановил его на мне на пару секунд  и ухмыльнулся:
- Кто бы говорил! Да это я все маме про тебя расскажу. Стоило ей только уехать на воды поправить здоровье, как ты тут начал давать концерты в частном порядке для незнакомых теток. Да еще и Тумар тут же. Просто оргия какая-то. Ай-яй-яй, папа! Лучше дай денег.
Замудох побледнел от гнева:
- Ты что, отца шантажируешь? Да ты знаешь, кто эта дама? Это сноувиденная невеста наследного принца Сомнамбулии Летаргиса Третьего Мария Ивановна! Я тут, понимаешь, дипломатические контакты навожу, прокладываю путь к будущим турам, а он меня позорит!
На лице Сонника появилось выражение крайней заинтересованности. Он присел рядом со мной на диванчик, скинув Дусю, пристроившуюся было около меня, на пол. Дуся недовольно мявкнула и вцепилась когтями в лакированный сапог Соника. Соник заорал что есть мочи и сразу превратился из самонадеянного молодого человека в обиженного ребенка.
- Папа, - хнычущим голосом протянул Соник, пытаясь стряхнуть Дусю. – Ты кого тут развел? Тигры какие-то бешеные кидаются! Только от одного кота избавились, ты еще какую-то тварь притащил. Не хотел денег дать на развлечения, придется давать на новые сапоги. Честное слово, вот только мама приедет…
Мудрейший открыл рот, собираясь что-то сказать, но пока он собирался с мыслями, в диалог между отцом и сыном вмешалась я. Может, Замудох и не был мне  симпатичен, но Соник мне совсем не понравился. Да и,  как педагог, я  не смогла остаться в стороне от воспитательного процесса. Нечего было мою кошку тиранить.
- Послушайте, молодой человек, - произнесла я тоном, каким разговариваю со своими студентами, когда они начинают зарываться. – В вашем возрасте надо самому зарабатывать себе на жизнь, а не тянуть деньги из отца. Это, во-первых. Во-вторых, кошка моя и я не позволю с ней так обращаться разным оболтусам. В-третьих, как вы себя ведете в присутствии дамы? Извольте хотя бы поздороваться! Или  в той монастырской школе, откуда вас с треском выгнали, вам не преподали азы вежливости?
Я выдохнула и оторвала Дусю от  Соникова сапога. Не так уж она его и повредила, вполне можно носить. Ну, всего пара царапин. Не такие уж у Дуси острые когти, поисточились за наше продолжительное путешествие.
Замудох так и не придумал ничего подобающего моменту, поэтому молчал. Соник ошарашено посмотрел на меня и промямлил:
- Здравствуйте… Я – Соникатос, сын вот этого… Мудрейшего… Зверя уберите подальше. А вы, правда, из Сомнамбулии?
- Соникатос, между прочим, окончил Нихреенбогенский университет, - наконец подал голос Замудох.
- Не иначе с третьего захода, - сказала я и угадала. Мой преподавательский опыт помогал безошибочно  определить успеваемость студента по его виду.
- Ну да, - потупился Сонник. – Было такое. Трудно же учиться, тем более мешали постоянно. Папа сам маме слова не сказал, когда она меня в университет спровадила. А потом: «Сынок, помоги нам, поиграй на клавесине». И мама туда же: «Давай, сынок, все равно ни что больше не годишься». Где уж тут учиться, когда этот дурацкий клавесин осваивать пришлось. Всю жизнь мне испортили. Кто родителям разрешил за меня выбирать, чем мне заниматься? Папа, ты уже дашь денег, хотя бы в качестве моральной компенсации за испорченную молодость? Я же, в конце концов, что-то заработал во время прошлого тура!
- Все, что ты заработал, ты давно благополучно спустил со своими так называемыми друзьями! – завопил Мудрейший. – Где же тут на вас всех наберешься! То маме надо на курорт и новое платье, то тебе на карты и цирюльника! Одному мне ничего не нужно!
Мудрейший с досады чуть не грохнул лиру об пол, но потом опомнился и осторожно положил инструмент на круглый столик, стоящий рядом. Не иначе, Замудох вовремя сообразил, что лира тоже стоит денег.
- Папа, - осторожно сказал Соник, -  тебе же и, правда, ничего не надо. Ты же из себя успешно изображаешь анахорета. Лиру и то добрые люди подарили. Вернее очередная добрая тетка, которая встречала нас  в Самарантусе. Между прочим, я маме ничего не сказал. По-моему, мое молчание чего-то стоит. Я ведь и про твой дурацкий Зазеркальный Дом молчу. Про твоих зазеркальных, то есть, вообще-то, вполне реальных поклонниц. Мама-то по наивности думает, что ты там неудачные стихи, которые никуда не годятся, помещаешь. Этакий род черновика. Ну, дай уже денег, а то завтра все узнают, что я остался должен «Золотой Фортуне». К тебе же первому кредиторы придут. А мне уже везти начало…Еще бы чуть-чуть и отыгрался, да золотых не хватило.
-   Соник, -  вздохнул Мудрейший. Его пафос уже выветрился, и сил, а воспитательных слов для взрослого сына так и не нашлось. – Ты же обещал маме больше не подходить к игорным заведениям. Что она скажет? Между прочим, свою прошлую лиру, почти именную, от «Звездного мастера», мне пришлось продать, чтобы расплатиться с твоими долгами. Из-за этого долгое время вынужден был играть практически на дровах!
- Ну, не надо, папа, – сделал невинные глаза Соник.- Ты и на дровах вполне сносно играл, никто и не заметил. Да и публике все равно, хоть на лире, хоть на полене. А маме совсем незачем что-то говорить. Она и не узнает. Я сейчас благополучно отыграюсь и все. Честное слово, сразу уйду. Ты ведь ей не проболтаешься? Дай денег, а? Ну, всего-то еще сто золотых. А то у  Тумара попрошу.
Тумар, на всем протяжении конфликта поколений старательно изображавший, что он настраивает контрабас, занавесившись своей челкой от внешних помех, оторвался от колков.
- А что сразу – Тумар? Вы уж как-нибудь сами решайте свои семейные разногласия, меня не впутывайте. У меня у самого сложное семейное положение – жена все деньги до последней медяшки забирает.
Замудох обвел холл-гостинную глазами – союзников не было. Тумар снова отвернулся к своему контрабасу. Я потупила взор. Хоть и хотелось сказать бездельнику Сонику  все, что я о нем думаю, но дело это было не мое. Сонник даже не был моим студентом. И я сдержала свое справедливое преподавательское негодование, хотя очень хотелось  сказать оболтусу еще пару ласковых слов. Только Дуся, казалось, сочувствовала Анахорету в его явной беспомощности. Она бы с удовольствием повторно вцепилась Сонику не только в ногу, но и куда-нибудь повыше, но я крепко ее держала. Замудох погрустнел и пошел за занавеску. Вероятно, в закрома, по выражению Остапа Бендера.
Соник, не теряя времени даром, подсел ко мне и преданно заглянул в глаза:
- Дурь есть?
- Что-что? – переспросила я. Дуся тоже вставила свою недовольную реплику в нашу непринужденную беседу:
- Р-р-р-мяв.
Соник ей определенно был не симпатичен.
- Ну, дурь? – повторил Соник. – Вы же из Сомнамбулии.
- Вообще-то, молодой человек, я родом не из Сомнамбулии, а совсем из других мест. По вашим меркам можно сказать ниоткуда. В Сомнамбулии проживает мой нареченный жених.
- Да какая разница, - махнул рукой Соник. -  Главное, что вы только что приехали оттуда. Вам по рангу полагается иметь с собой порядочное количество дури.
- Знаете, молодой человек, может у меня и есть некоторое количество собственной дури в голове, но она для личного употребления и передается только по наследству. А какую-либо иную дурь я не употребляю и вам категорически не советую. Да и куда вам еще дурь? Вы бы лучше поинтересовались дополнительным количеством мозгов, а не чем другим.
Конец моей тирады Соник благополучно пропустил мимо ушей. Он разочарованно протянул:
- Жаль. Очень жаль. А я думал, что там все употребляют…
- У вас неверная информация, - назидательно произнесла я. – Не знаю, чему вас учили в университете, но да будет вам известно, что королевы правящей династии никогда не употребляют ничего, что может нарушить ясность ума.
- Ну и не обязательно, - вдруг оживился Соник. Похоже, его озарила какая-то идея. – Вы ведь, как невеста и будущая королева имеете неограниченный доступ к стратегическим запасам дури. Есть заманчивое предложение…
Тут Соник понизил голос и склонился к моему уху:
- Давайте наладим прямые поставки в обход таможни и граничной стражи. Население наших земель испытывает острую потребность в приукрашенном взгляде на эту серую жизнь. Высокую прибыль я гарантирую. Как вам предложение пятьдесят на пятьдесят? Наконец-то перестану клянчить деньги у отца и подожгу этот проклятый клавесин.
Соник мечтательно вздохнул. Я не увидела в предложении ничего заманчивого. Может, я не питаю должного почтения к клавишным инструментам, но зачем же вещь портить? Внутри начал закипать праведный гнев. И у меня  возникла кое-какая идея.
- Предложение хорошее, - кивнула я и тоже понизила голос. –  Я целиком и полностью одобряю ваше желание перейти на самоокупаемость и слезть, наконец, с отцовской шеи. Не такая уж она у Мудрейшего прочная. Только видите ли, я должна сначала выполнить обещание, данное перед шитым белыми нитками изображением Св. Храпа, и посетить Город Храмов. Неизвестно, сколько времени это займет. А вам, Соник, как я могу видеть, не терпится. Поэтому, давайте поступим следующим образом. Я пишу тайное послание своей будущей свекрови и вы ей его отвозите. Она – женщина толковая, всегда готова позаботиться о благе и процветании своего государства, а также своей семьи. Гипносия все устроит в лучшем виде. Согласны?
- А то! – восторженно прошептал Соник. – Пишите скорее, пока папа не пришел.
Я попросила у Тумара бумагу и перо с чернилами. Правая рука Мастера  подозрительно посмотрел на меня, но ничего не сказав, молча принес требуемое.
Я села за стол и нацарапала (именно так, никогда раньше не доводилось писать гусиным пером. И как это Пушкин ухитрялся им целые поэмы изображать?) следующее:
«Дорогая Гипносия! Пишу Вам с дороги, как и обещала. Дела мои обстоят хорошо, Ваша верительная грамота оказала мне, и, надеюсь, окажет и дальше,  огромную помощь. Обращаюсь к Вам с небольшой просьбой. Один молодой человек, между прочим окончивший университет Нихреенбогенский, мечтает наладить с вами деловые контакты. Надеюсь, Вас не затруднит выслушать его и оказать всяческое содействие в исправлении его сложного материального положения. В настоящее время он находится в крайней нужде и вынужден обременять своего немощного отца, известного менестреля Замудоха, своими непомерными просьбами. Искренне надеюсь, что Вы проявите свою выдающуюся мудрость и дальновидность и пристроите Соникатоса на соответствующее его достоинствам место. С уважением, Ваша Маша».
Сонник быстро схватил послание, пробежал его глазами и торопливо сунул в карман. Никаких подозрений мое письмо у него вызвало.
Тут, наконец-то, появился Мудрейший Анахорет. Он протянул Сонику увесистый мешочек с таким видом, как будто отдавал собственную почку. Сонник схватил золотой запас и спрятал  его в карман. Лицо его приобрело такое довольное выражение, как будто  он обыграл все казино Земель Небуландских.
- Спасибо, отец! – Соник вскочил и направился к дверям. -  Вот это – настоящий деловой разговор. Верну, когда отыграюсь.
- Может, останешься сынок? – пробормотал Замудох. – Мы тут с Тумаром собрались спеть пару песенок для нашей гостьи.
- Я бы рад, папа, но друзья заждались. А рулетка – тем более. Да и голос у меня плохой, Марии Ивановне не понравится. Ты, однозначно, споешь лучше. Не смею больше злоупотреблять вашим вниманием, уважаемая Мария Ивановна. Приятно было познакомиться. Желаю вам хорошо провести время в гостях у папы. Надеюсь, свидимся. А ты, папа, не позволяй себе лишнего. Все-таки, невеста самого принца.
С этими словами Соник исчез за дверью. Замудох устало опустился на ближайший пуфик, снял с головы профессорскую шапочку и стал ей обмахиваться.
- Ой, жарко-то как, - протянул Мудрейший. – Что-то совсем Соник меня с мысли сбил. А что делать? Ситуация с работой в наших землях сложная, ребенок мало к чему приспособлен. Да и связей нужных у меня нет. Вот и пришлось его к себе в оркестру пристроить, больше некуда. А за ним глаз да глаз нужен, чтоб не сбился с верного пути. Столько соблазнов кругом! Вот и супруга говорит, смотри, дескать за ребенком, иначе… А что я могу? За мной самим бы кто присмотрел…
- Ой, - Замудох понял, что сболтнул лишнее. – Заболтался. Устал.  Вы чего не подумайте, Соник, вообще-то хороший. Он почти не играет, это так, что-то нашло. И медовуху не пьет. Почти.
«Зачем ему медовуха? - подумала я. – Его интересуют куда более забористые вещи. Надеюсь, Гипносия пристроит оболтуса куда следует и Мудрейший Анахорет надолго избавится от семейного рэкетира. А сам  выдающийся менестрель мог бы и извинения попросить за то, что мне пришлось наблюдать. Впрочем, Замудох и вежливость, как я могла уже убедиться, две вещи несовместные».
А вслух я сказала:
- Вы уж простите меня, Мудрейший, но детей надо воспитывать. Это я  вам, как педагог говорю.
- А что я? – обиженно отозвался Замудох. -  Я и воспитывал, как мог. Когда мог. Дети, они ведь еще и в материальном обеспечении нуждаются. Я, вообще-то, деньги зарабатывал. Нелегким менестрельским трудом. Вот и Тумар подтвердит.
- Ага, - вступил в разговор Тумар. – Подтверждаю, Мастер. Мы, Мария Ивановна, постоянно в разъездах. Иногда, так наездишься, что собственную жену в лицо не узнаешь, особенно, если она к цирюльнику перед моим возвращением сходила.
- Понятно, -  сказала я. – Пока вы пели, жена детьми и хозяйством занималась. Вот и результат женского воспитания. Только что ушел.
- Ой, ну не надо, - поморщился Замудох. – Думаете, петь легко? Еще ведь и придумать, что петь, надо. Мы, менестрели, на полном самообслуживании. Сами песни сочиняем, сами поем, сами играем. Вы-то хоть одно стихотворение в жизни написали?
- Не помню. Наверное, нет, - честно призналась я. - Я ведь больше по прозе специализируюсь, научной главным образом. Статьи всякие, диссертация. Не до стихов. 
- Где вам тогда понять поэта! – воскликнул Мудрейший. Моя научная деятельность его не впечатлила. – Тут пока рифму найдешь, мозги закипают! Это вам не двор подметать и не подгузники менять. Да вы послушайте, я же, собственно, как раз спеть собирался. Да тут Соник все вдохновение сбил. Что за день сегодня! Все от меня чего-то хотят с самого утра!  То вопросы дурацкие задают, то денег требуют, то ночлега! И никто ничего мне, бедному, не предложил!
- Неправда, Мудрейший, - сказала я. – Это вы преувеличиваете свои несчастья. Несколько часов назад я лично слышала и читала, как восторженные почитатели вашего таланта признаются вам в самых лучших чувствах. Кое-кто из них и себя бы предложил  с большим удовольствием, да через зеркало несподручно.
- Ой, - смутился Замудох. – Совсем и не так. Да и посетителей моего Зазеркального Дома не так уж и много. Ну, есть, конечно, отдельные пылкие дамы… Ну, надо же, это самое…, им энергию куда-то девать. Вот и пишут неизвестно что…. Я даже и не все читаю… Да и не виноват я, что они с ума сходят… С чего тут с ума сходить? Что это я такого особенного   пою? Да вы послушайте, наконец.
Мудрейший потянулся к лире. Тумар обреченно вздохнул и взял смычок. Дуся посмотрела на меня напряженным долгим взглядом. А у меня засосало под ложечкой. Остатки сельского обеда давно переварились, да и разговор с Соником отнял у меня порядочно сил. Может, у здешних менестрелей-анахоретов и считается хорошим тоном кормить гостей песнями, но меня такая перспектива не впечатляла. Глядя на Замудоха, я подумала, что если песни соответствуют  внешнему виду автора, их категорически противопоказано слушать на голодный желудок. Еще не хватало заработать язву в чужой стране!
- Простите, Мудрейший, - я рискнула показаться невежливой, но что делать, здоровье дороже! – Я так полагаю, что песни ваши заслуживают вдумчивого прослушивания, не омрачаемого посторонними мыслями. А в тех землях, откуда я родом, есть такой славный обычай, описанный в литературных источниках. Если гостя, даже и непрошенного, с порога начинают расспрашивать и, тем более, пытаются спеть, то гостю полагается сказать: «Ты меня сначала накорми, напои, в баньке попарь, а потом уже петь будем». Ну, баньку, я полагаю, можно исключить из программы, а вот все остальное…
Тумар посмотрел на меня, как на святое изображение. Свой ломоть хлеба он уже давно прикончил, а другого, наверное, не полагалось.
- Мастер, - восторженно завопил он, - это очень правильный обычай! Просто грех его не соблюсти. Давайте, закажем что-нибудь в «Серебряной посудине»! Гостья-то голодная с дороги!
Замудох поморщился:
- Заказать-то можно, да пока доставят, это уже завтрак будет.
Ранний завтрак вместо позднего ужина меня никак не устраивал. Дусю тоже.
- А что, Мудрейший, - поинтересовалась я, - нет ли у вас каких запасов продовольствия? Неужели ваша жена могла поступить так жестоко и оставила своего мужа голодать без крошки хлеба?
- Что же вы о моей супруге так плохо думаете, Мария Ивановна? – возмутился Замудох. – Может я и предпочитаю пищу духовную материальной, и могу пропустить пару приемов пищи, погрузившись в высокие мысли или увлекшись творчеством, но сознательно голодом себя не морю. Кое-что там в кладовой имеется. Но ведь это же готовить надо.
И Анахорет вопросительно посмотрел на меня. Мог бы и не смотреть, есть мне захотелось так сильно, что плата в виде готовки на три персоны, пусть даже двое из них мужского пола, не казалась мне непомерной. Тем более, что Замудоха, судя по его комплекции, вполне можно было посчитать за половину нормального мужика. Вряд ли он нуждался в большом количестве пищи для поддержания своего бренного существования. Мне показалось, что отношения с едой складывались у Мудрейшего очень непросто. Трудно было представить Замудоха с аппетитом вгрызающегося в баранью ногу, в отличие от Тумара. Тумар хорошо бы смотрелся и с окороком и с целым гусем на вертеле. А вот с Анахоретом гораздо больше гармонировала  бы тарелка сухого гороха. Я подозревала, что этой тарелки хватило бы Мудрейшему денька на три. Ну да ладно, накормим, чем бог послал или супруга оставила. Опять же, я надеялась на то, что после ужина Замудоха потянет в сон и он оставит свое желание спеть до лучших времен.
Я ответила Мудрейшему решительным взглядом.
- Я, конечно, не обещаю супа из акульих плавников или пирогов с устрицами, но, если в доме найдется несколько яиц, какой-никакой бекон, полагающийся в таких случаях  и пара луковиц, то тривиальная яичница будет.
- Мария Ивановна,  вас нам бог послал, - восхищенно произнес Тумар.- Все, все есть. И сковородка побольше найдется. Я лично огонь разожгу, с Мастера-то что взять.
На кухне я увидела натюрморт из живописно раскиданных грязных тарелок, чашек и вилок-ложек. После беглого осмотра я пришла к выводу, опираясь на количество посуды, что жена Анахорета отсутствует уже не первый день. На столе валялись корки хлеба и огрызки яблок. Тумар сгреб все это богатство со стола и со словами: «Сейчас яйца принесу», исчез в кладовке.
В шкафу я обнаружила чистую сковородку достаточного размера, чтобы приготовить яичницу на троих. Под табуреткой нашелся помятый чайник. Чай я искала минут десять, пока случайно не заглянула в угловую полочку. Там стояли какие-то травы в пакетиках со странными надписями.
«Уж не занимается ли супруга Мудрейшего зельеварением на досуге? – мелькнула у меня мысль. – Делает втихомолку приворотное снадобье и приторговывает им помаленьку, или мужа поит украдкой, чтоб на поклонниц меньше внимания обращал».
Между травами и обнаружилась банка с надписью «Чай». Я понюхала, действительно, там был обыкновенный чай, не бог весть какого качества.
   Тумар, как и обещал, принес требуемые ингредиенты. Должно быть, он завсегдатай в этом доме, раз знает, где что лежит. По-моему, он и яичницу мог бы сам приготовить, а не злоупотреблять моими услугами. Ну да ладно, чего не сделаешь для собственного желудка, даже если для этого приходится ублажать желудки других.
Через двадцать минут ужин был готов. Мы уселись за стол, Дуся устроилась под столом с куском сыра. К яичнице я добавила скромные подношения хуторянок. Вряд ли девушки могли мечтать о том, что через несколько часов их дары будет вкушать сам Мудрейший, а то заволновались бы и наверняка снабдили меня чем-то более вкусным. Впрочем, меня такой ужин вполне устроил. Тумара – тоже. Да и Мудрейший  не стал делать кислое лицо и воздал яичнице должное. Он даже снял свою имиджевую одежду, чтобы не мешалась, оставив только свой странный знак на цепочке.
Оказалось, что я ошибалась насчет возможностей Анахорета в потреблении пищи. Эти самые возможности явно превышали его внешний вид. Яичницу и все остальное он уплетал с таким аппетитом, что я даже стала побаиваться,  хватит ли еды на троих,  и решила на всякий случай жевать медленнее. Ничего, мне полезно. А, поскольку, пришлось себя сдерживать, чтобы не слопать лишнего, я начала отвлекать себя мыслями.
Первая, пришедшая на подмогу, мысль была о том, что у Мудрейшего  напряженные отношения сложились не столько с  пищей, сколько с  супругой. Видимо, в ее присутствии даже деликатесы не шли Анахорету в горло и в прок. Но такая  мысль показалась мне крамольной, в конце концов это их семейное дело, и я  быстро перестала ее думать. Вторая мысль возникла, пока я наблюдала, как Замудох бойко орудует вилкой. Я решила, что эта мысль достаточно достойная, да и время очень подходящее, чтобы ее озвучить и произнесла:
- Я, конечно, очень извиняюсь, Мудрейший, что прерываю процесс принятия пищи, но еда навеяла мне один вопрос. Видимо, какие-то ассоциации включились. Не скажите ли вы, почему ваша менестрель-оркестра носит такое странное название «Трапеза»?
Вместо ответа Мудрейший подавился яичницей. Пришлось оказывать ему первую помощь. Пока я в суматохе хлопала Анахорета по спине и искала стакан воды, Тумар делал мне какие-то странные знаки и большие глаза, потом пошел за мной к жбану с водой. Склонившись к моему уху, он прошептал:
- Мария Ивановна, это запрещенный вопрос. Мастер терпеть не может, когда его об этом спрашивают. Потому, что спрашивают все, кому не лень. Он дал пространный ответ на этот вопрос лет двадцать назад, а повторяться Мастер терпеть не может.
- Потому, что давно пора составить список запрещенных вопросов, - ответила я. – Чтоб люди знали, что можно, а что нельзя. Я лично об этом не в курсе, вы не потрудились объявление с перечнем разрешенных тем  повесить на входной двери. Вот и получилось, что получилось.
- Мысль хорошая, - кивнул Тумар. – Я скажу Мастеру, вдруг ему понравится. А по поводу названия, я и сам точно не знаю, у истоков не стоял, пришел в оркестру позже. Во всяком случае, к еде это точно никакого отношения не имеет. Ходят слухи, что название  даже не сам Мастер придумал. Был когда-то в наших землях популярен один рыцарский роман «Трапеза под висячей скалой». Я лично не читал, но народу нравилось. Вроде говорят, что название от этого романа пошло.
-Да мне, собственно, уже все равно, - сказала я. – Как хотите, так и называйтесь. Хоть «Яством», хоть «Жрачкой», хоть «Супом», хоть «Кашей». Не принципиально. Но введите меня, по крайней мере, в курс, о чем можно спрашивать, а о чем нельзя, чтоб я больше впросак не попадала. А то, если Мудрейший будет каждый раз так реагировать, это может плохо отразиться на его здоровье.
Тумар почесал могучей пятерней основание шеи под своей белобрысой шевелюрой.
- Ну, про название нельзя. Про семью нежелательно, все что надо, уже народу известно, а что не надо, вы сами, Мария Ивановна, уже узнали, благодаря Сонику. Мастеру также не нравится, когда спрашивают, про что какая-нибудь песня. И про то, какой смысл он вложил в свои рисунки. И об отношениях с кем-то из менестрелей и прочих бардов. Умоляю вас, не говорите ничего о Бернаре Змеемудром, последствия могут быть самые катастрофические. Про детские и юношеские годы тоже лучше вопросов не задавать.
- Понятно, - подвела я лаконичное резюме. – Самое лучшее – молчать, чтобы не сболтнуть чего лишнего.
- Не-ет, - протянул Тумар. – Это тоже не вариант. Мастер любит поговорить, иначе бы свой Зазеркальный Дом не создал. Только отвечает на вопросы, которые ему нравятся.
- Да как же я угадаю, что ему понравится? – возмущенно прошептала я. – Это же не яичница, тут, по крайней мере, видно, если ест человек, значит – съедобно.
 От стола раздался жалобный голос Мудрейшего:
- Кто-нибудь уже принесет мне воды? А еще лучше чаю. Мне же плохо. Я ведь и умереть могу…
Мне послышались Сониковы интонации. Ну, конечно, сынок должен был у кого-то научиться.
Тумар немедленно метнулся со стаканом в руках к Мастеру.  А я пошла за чайником, бормоча, что чай еще заваривать надо, без него еще никто не умирал и, вообще, негоже гостей заставлять себя обслуживать. Может, в Землях Небуландских и существует такой обычай, но у нас  в русских сказках, а в жизни тем более,  такого и в помине нет. Да и благодарности от Мудрейшего все равно не дождешься, спасибо и на том, что дозволил разделить с ним трапезу (вот опять это слово в голову пришло, на всякий случай придется воздерживаться от того, чтобы сказать его вслух!).
После чашки чая Мудрейший вполне пришел в себя и даже зажевал порядочный кусок сыра, полученного мной от селянок. Дуся задумчиво проводила сыр взглядом, потом посмотрела на меня, вероятно тоже размышляя о том, какой объем продуктов может поместиться в Мудрейшем. Замудох заметил Дусин взгляд и угостил ее сыром. Я посчитала этот жест доброй воли, как высшее проявление признательности Анахорета и признак  изменения настроения в лучшую сторону.
Фраза вертелась у меня на языке, я чуть поразмышляла над тем, разрешенная ли это тема, но язык меня опередил и я сказала, как бы между прочим:
- А знаете, Мудрейший, вот этот самый сыр мне вручили ваши верные поклонницы. Думаю, он попал по месту назначения. Они бы обрадовались, если бы узнали, что сыр пришелся вам по вкусу. Вы могли бы их поблагодарить в своем Зазеркальном Доме, думаю они бы не седьмое небо  взлетели от счастья.
Мудрейший косо посмотрел на меня, но ничего не сказал. Чувство благодарности, похоже, тоже было ему чуждо.  А Тумар мечтательно произнес:
- Все-таки в популярности есть своя прелесть.
- Вообще-то, прекрасные юные селянки снабдили меня припасами вовсе не предполагая, что сия снедь достанется Мудрейшему, - язвительным тоном заметила я, - а исключительно из-за моего собственного статуса.
Тут я решила, что пришла пора добавить чувственности в свою роль сноувиденной невесты, а то времени прошло порядком, а я об этом и не вспомнила. Не полагается так себя вести будущим женам наследных принцев. А то могут еще и заподозрить в чем-нибудь нехорошем. И я глубоко вздохнула:
- Ах, мой дорогой Летаргис…Как я по тебе соскучилась.
И тут же добавила:
- Простите, вырвалось нечаянно.
Тумар понимающе посмотрел на меня. Мудрейший кинул косой взгляд и поднялся из-за стола. У меня забрезжила скромная надежда на то, что сейчас Анахорет отправится на боковую. Не тут-то было… Мудрейшего одолело просто маниакальное желание порадовать меня своим пением.  Не иначе яичница оказала на него такое магическое действие.
- Я все же хочу, чтобы вы, Мария Ивановна, услышали нашу музыку. Думаю, мы отдали должное вашим обычаям, пришла пора отдать должное нашим.
И жестом пригласил меня последовать за ним в холл-гостинную. Я пошла, раздумывая по пути над тем, кто будет мыть посуду после ужина. С одной стороны я терпеть не могу немытой посуды, а, с другой стороны, не пристало гостье, к тому же будущей принцессе, заниматься черной работой. В конце концов, я полностью вошла в образ высочества и решила оставить все как есть, тем более никто не настаивал. Глядя на Тумара и Мудрейшего, я подумала, что удел грязной посуды в этом доме быть немытой до возвращения супруги Анахорета. То-то она обрадуется.
В холле я снова удобно устроилась на диванчике, взяв Дусю на колени. Похоже, теперь  никаких шансов на то, чтобы отвертеться от квартирного (правильнее все же сказать пещерного, памятуя, где мы находимся) концерта выдающегося менестреля не оставалось. «Как бы не заснуть после ужина, да еще и с учетом позднего времени, - подумала я. – Вот неудобно-то будет!»
Замудох взял в руки свою лиру, повертел задумчиво и отложил в сторону. Потом посмотрел на свой сценический костюм, валявшийся рядом.
- Ой, Мудрейший, - быстро заговорила я, - давайте как-то попроще, без имиджевых заморочек. По-домашнему, без масок и костюмов. Такой квартирник, или лучше сказать, пещерник.
Анахорет вопросительно посмотрел на меня, слово «имидж» ему ничего не говорило, но показать это значило уронить свой авторитет. Впрочем, и так было понятно, что я хотела сказать. Мудрейший вздохнул:
- Костюм-то ладно, можно и без него обойтись. А вот без маски я чувствую себя неадекватным самому себе. Могу сбиться…
- Ну, если так, - милостиво разрешила я, все более ощущая себя принцессой, - поступайте, как вам удобно.
- Ага, - рассеяно сказал Замудох, надев маску и снова взяв в руки лиру, - я сейчас настроюсь. А то так сразу не могу. Да, я еще могу и слова забыть, заранее предупреждаю. Чтобы потом вопросов и дурацких хихиканий не было.
- Да я –то что, - пожала я плечами, - с кем не бывает. Вы на меня вообще можете внимания не обращать, чтоб не сбиваться.
- Я, это самое…, так и делаю, - пробормотал Мудрейший, - а то, бывает, заметишь кого-нибудь в зале, и совсем из головы все вылетит. Собирай потом слова и звуки…
На всякий случай я замолчала, чтобы не сбивать менестреля с мысли. Иначе концерт угрожал затянуться до утра, а хотелось бы все-таки чуть-чуть поспать.
Замудох посмотрел на Тумара, удобно устроившегося на табуретке с контрабасом между ног.
- Что ж спеть-то? А, Тумар? – тихо спросил Мудрейший. – Пожалуй, вот это, из последнего. Или лучше, из старого? Я это лучше помню…
Я глубоко вздохнула, мысленно уговаривая себя потерпеть, не зевать и не плеваться. С тоской я представляла, как сейчас выдающийся менестрель завоет какую-нибудь ерунду, наподобие нашей авторской песни, которую я, за редким исключением, на дух не переношу. Что еще может произвести на свет такое нудное существо, наполненное унылой мизантропией?
Тем временем, пальцы Замудоха прикоснулись к лире. Как-то не доводилось мне раньше слышать сей инструмент, я подумала, что звучать он должен однообразно и скучно.
Но оказалось, что в своем предвзятом отношении к лире я глубоко ошиблась. Как и в Замудохе. Потому что, когда он запел, со мной что-то начало происходить.
Лира звучала волшебно, не побоюсь такого восторженного определения,  да и Замудох на ней играл хорошо, хоть и сравнить мне было не с чем. Я даже пожалела, что никогда не слышала лиру , и где бы, средневековой музыкой я не увлекаюсь. Во всяком случае, если  такое сравнение корректно, Мудрейший извлекал из своего инструмента намного более приятные моему слуху звуки, чем большинство наших рокеров извлекают из своих электрогитар . Да и голос у Мудрейшего оказался приятным. Не то, чтобы красивым или хорошо поставленным, но было в нем что-то завораживающее. И я начала понимать моих знакомых селянок и всех остальных поклонниц Анахорета. Мой внутренний критик попытался было что-то вякнуть на тему осторожности и бдительности, но быстро затих под воздействием чарующего голоса Мудрейшего.
Я не смогла бы сказать, сколько времени прошло и о чем точно пел Замудох. Что уж там делал Тумар, тем более сказать не могу, но, наверное что-то делал, во всяком случае какой-то аккомпанемент был. Да и не до Тумара мне было, почему-то смотреть в его сторону  совсем не хотелось.
Я погрузилась в транс, пожалуй, это самое верное определение моего состояния. Не глубокий истерический транс с видениями, это уж моему критическому сознанию не доступно, а очень приятное состояние полублаженства. Краем сознания я отмечала, что происходит, слышала каждое слово и находила в песнях Мудрейшего большой смысл, но передать содержание я была не способна. Песни просто проходили через меня насквозь и терялись где-то в запредельном пространстве. Спустя полчаса после концерта я, хоть убей, не могла вспомнить почти ничего, разве что какие-то отрывочные фразы. Только одна песня почему-то мне запомнилась, наверное, потому что она была короткой и последней и я попросила спеть ее на «бис».   
Мудрейший не стал ломаться и просьбу удовлетворил, хотя, как я потом узнала от Тумара, случай этот был уникальным. На публичных концертах у Мудрейшего все шло по четкой программе, почти по шпаргалке, поскольку память у Замудоха была дырявая. Песней этой полагалось заканчивать и уходить со сцены. И никаких «бисов», хоть публика заорись. Нечего народ баловать, а то потом проблем не оберешься.
 Так вот, песню я запомнила, привожу ее дословно. Потому что песенные складушки Мудрейшего, на мой непритязательный вкус, были гораздо лучше помещаемых в Зазеркальном Доме нескладушек.

На отколотом краю луны
Сушит крылья ангел тишины.
Там озера серебра полны
И за звезды зацепились сны.

Лунный мастер делает там челн
Из прозрачных ледяных лучей.
Как монисто, там звенит ручей.
Ткет ткачиха сказки из ночей.

И купаются они в реке,
Что петляет в звездном молоке.
Так бы плыть по небу налегке
От тоски и грусти вдалеке.

- Вот такая песенка, - сказал Мудрейший, чуть стесняясь. И отложил свою лиру в сторону. Снял маску и присел на ближайший пуфик.
И весь флер таинственности и очарования разлетелся на куски. Пока Замудох пел и звук его голоса переплетался со звуками лиры, а лицо скрывала маска, я определенно могла пойти за ним на край света босиком. А такое со мной редко бывает, особенно в последние годы. По молодости, когда я была девчонкой двадцати лет, было у меня подобное влечение к некоторым поющим со сцены личностям. Очень мимолетное, не превышавшее по длительности  времени  их выступления. Соответственно, ни до каких краев света дело не доходило, да и даже за автографом я бы поленилась идти, да и зачем лишний мусор копить? С годами эти знаменитости потолстели, полысели, стали нести со сцены, и не только с нее, всякую лабуду, да и я со временем приобретала все более критический взгляд на окружающее. И ни на какие края света меня было уже не заманить даже самыми сдобными калачами, ни говоря уже о мужиках не первой свежести. Свой диванчик с теплой Дусей дороже. Да и не к лицу дамам моего возраста такими глупостями заниматься. 
А вот теперь это зовущее чувство, совершенно некстати разбуженное Замудохом, снова всплыло со дна моей закостенелой в цинизме души. По счастью, ненадолго, иначе я бы за себя поручиться не смогла. Все-таки дело происходило в довольно-таки интимной обстановке, почти с глазу на глаз. Дуся и Тумар не в счет. Дуся – потому, что кошка и своя в доску (или в хвост?), а Тумар – потому, что на данный момент просто слился с обстановкой и я его просто не замечала.
Но вот Мудрейший перестал петь и из загадочного притягательного мужчины снова  превратился в невзрачное существо предпожилого возраста, с каким я бы не то, что на край света, а и в ближайшую забегаловку бы не пошла. Поскольку мой внутренний критик активизировался и быстренько напомнил мне, как этот самый Замудох меня встретил пару часов назад. И если бы не мой липовый будущий титул, пришлось бы мне ночевать под сосной несолоно хлебавши. То есть, поевши всухомятку. Да и повторюсь, как мужчина Мудрейший без маски и без лиры меня совершенно не интересовал.
Я погладила  Дусю, дремавшую у меня на коленях. И совершенно успокоилась, пришла в свое обычное настороженно-критичное состояние. Но осадочек в душе остался.
Мудрейший задумчиво уставился в центр лежавшего на полу коврика. То ли медитировал, восстанавливая силы, потраченные на пение, то ли намекал, что пора бы уже гостье разразиться   восторженными криками по поводу высокого менестрельского искусства. Тумар скромно водил пальцем по смычку, украдкой бросая на меня  вопросительные взгляды из-под длинной челки.
Я собралась с мыслями. Как ни крути, полагалось сказать что-то хорошее. Да, пожалуй, я и не погрешила бы против истины. Все-таки,  если  отбросить в сторону смутившие меня непредвиденные душевные порывы, Замудоховы песни мне понравились. Мне, конечно, далеко было до экзальтированности юных селянок, но я решила придать голосу некоторую взволнованную дрожь. Запинав своего критика куда подальше, чтобы не мешался, я сказала:
- Ой, Мудрейший, я пребываю в полном восторге! Никогда не слышала ничего подобного! Бесподобно! Я, конечно, не большой знаток музыки, но лирой вы владеете безукоризненно. А слова меня поразили до глубины души! Та-акой всеобъемлющий смысл! Да вы – философ! Полностью оправдываете свое, как это правильно сказать, не прозвище же… И не звание?
- Народное имя, - подсказал Тумар. – Мастер – сама скромность. Он бы ни за что не посмел. Это народ дал ему такое имя.
- Ну, я, вообще-то, ни на что не претендую, - пробормотал Замудох, все еще не сводя глаз с центра коврика. Но я заметила, что он при этом зажевал довольную улыбку. Наверное, анахоретам по статусу улыбаться не полагалось, чтобы не нарушать образа. Но ведь менестрелям-то никто не запрещал выражать свои эмоции. Или Замудох относился к менестрелям печального образа?
- Народу, конечно, виднее, - продолжал Мудрейший. – А песни самые обычные. Но раз уж вам понравилось…
Замудох, наконец, оторвался от любимого коврика (и чем он ему так дорог?) и перевел взгляд на меня. Снова полагалось что-то сказать.
- Да что вы! – вступила я со своей арией заезжей гостьи. – Понравилось – не то слово! Я до сих пор пребываю в состоянии неземного блаженства! Ах, эти божественные звуки лиры! А слова! Жалко, что технический прогресс в ваших землях несколько поотстал. А как бы хотелось привезти домой парочку дисков с вашими записями!
Вот это меня уже повело не в ту сторону. Какие диски? Где я их буду слушать? Тут хотя бы себя в целости и сохранности до родного дома донести, а я о какой-то ерунде. Хоум, свит хоум, где же ты теперь?
 - Ну что вы все про лиру…- сказал Замудох и осмотрелся по сторонам. Коврик ему явно надоел. Мудрейший взял подушку с ближайшего кресла и стал ее мять в качестве моральной поддержки. И чего он так застеснялся?
- Я, вообще-то лиру не очень люблю, - продолжил Мудрейший свои откровения. – Мне лично ее звук как-то не очень. Я, это самое…, клавесины предпочитаю. Ну, в крайнем случае, гитару. Но менестрелям полагается на лире играть, вот и приходится... Да и оркестра наша не в полном составе. Когда инструментов больше и звук иной, объемный. Будете еще в наших краях, приходите на концерт. Только это теперь не раньше осени будет.
«Как-то не хотелось бы задерживаться тут до вашей осени, - подумала я, - лично у меня в моем, надеюсь не совсем прошлом, мире осень давно наступила. И дел у меня там полно, а я тут сижу и слушаю какого-то Мудрейшего Анахорета, который за все время моего с ним знакомства ни одного умного слова не произнес, разве что спел».
Но вслух такие вещи говорить было не прилично и воспитание не позволяло и статус высокопоставленной гостьи. Поэтому опять пришлось приукрашивать действительность:
- Не премину воспользоваться вашим приглашением, Мудрейший, - сказала я, благодарно кивнув и мечтая о том, чтобы Замудох, а тем более Тумар, не вспомнили о Сомнамбулии.
Анахорет и не вспомнил, он продолжал забавляться с подушкой. Помолчал немного, потом внезапно вскочил с пуфика со словами:
- Ой, я же хотел еще своим Зазеркальным Домом заняться! Там какие-то неполадки, Тумар, посмотри, а?
И без всяких извинений (что поделаешь, творческая невежливая личность!) ушел за занавеску, то ли в кабинет, то ли в спальню. И подушку с собой утащил. По рассеянности, наверное. Не могу сказать, чтобы в доме у  Анахорета был дефицит подушек, разных размеров – от думочек до метровых чудовищ, они живописно располагались на диванах, креслах и полу. А, может, это была любимая Замудохова подушка, и с ней были связаны какие-нибудь приятные воспоминания. Хотя мне  было как-то сложно представить, какие такие приятные воспоминания могут быть у Мудрейшего. Но кто их разберет, этих менестрелей.
Я вопросительно посмотрела на Тумара. Тот вздохнул, отложил контрабас в сторону и со словами:
- Жена меня сегодня домой не дождется, вот шуму на утро будет…-
пошел к волшебному зеркалу, стоявшему на камине.
Зеркало было намного меньшего размера чем то, что я видела у моих знакомых селянок. Тумар взял его в руки и уселся на диванчик. Повертев зеркало в руках,  стряхнув в очередной раз со лба челку, спросил:
- Мария Ивановна, а вам правда понравилось?
- Конечно, - ответила я, - зачем бы мне врать?
- Всякое бывает, - сказал Тумар, - в последнее время тут не разберешь, кто врет, кто правду говорит, такие времена пошли. Все говорят не то, что думают, а думают совсем не то, что делают. А так, я рад, что вам понравилось.
- А отчего Мудрейший так поспешно ретировался? – спросила я. – Вроде никаких запрещенных вопросов я не задавала.
- Исключительно в силу своей врожденной скромности, - ответил Тумар, крутя на зеркале какие-то ручки. – Переобщался на сегодня, утомился.
- Что ж, - протянула я, - имеет право побыть в одиночестве.
- Ну, не совсем в одиночестве, - заметил Тумар. – Мастер собрался зазеркально пообщаться с любящей его публикой. Сейчас я зеркало настрою, тоже можете посмотреть. Народу нравится.
«Да уж видели всю эту слюнявую ересь», - подумала я, но решила промолчать. Ложиться спать в этом доме, похоже, было не принято. Да и что-то мне спать расхотелось после концерта. А, соответственно, надо же хоть чем-то заняться, если развлекательная программа хозяина на сегодня исчерпана. Впрочем, никто меня и не приглашал сюда развлекаться, сама напросилась.
- Еще минут десять, - сказал Тумар, занимаясь зеркалом. – Я бы, конечно, предложил вам стаканчик медовухи, но, во-первых, дом не мой, а, во-вторых, медовуха тут уже лет пять как не водится. Даже для гостей.
- Знаете, Тумар, вы меня совершенно этим известием не огорчили, - пожала я плечами, - Не могу отнести себя к горячим поклонникам горячительных напитков. Но позвольте узнать причину такого строгого запрета спиртного? Чтоб даже для гостей? Неужели из-за Соника?
Тумар пристально посмотрел на меня, стараясь понять, можно ли мне доверить что-нибудь важное. А ведь сам начал разговор, я не просила. Раз уж сказал «А», говори и «Б», иного  я не люблю.
- Да нет, - поморщился Тумар, решившись все-таки продолжить. – Соника ничего не удержит. Захочет – сам напьется. Еще не известно, в каком  состоянии он утром притащится.
«Не думаю, чтобы он тут показался в ближайшее время хоть в каком состоянии, - мысленно прокомментировала я Тумарово высказывание. –  Завтра Соник, независимо от того отыграется он или нет, будет вприпрыжку бежать по дороге в Сомнамбулию в надежде на легкие деньги от тяжелого кайфа».
Тумар тем временем продолжал:
- Это из-за Мастера. Раньше он был большим поклонником медовухи.
- И что, до серьезных последствий дело доходило? – поинтересовалась я.
Тумар кивнул головой:
- До самых серьезных.
- А, понимаю, - сказала я. И не смогла удержаться от въедливых замечаний: - В состоянии добротного похмелья можно такого насмотреться безо всякого дурь-гриба. А потом, имея какой-никакой талант, хоть литературный, хоть живописный, красочно все это изобразить словами или кистью.
Тумар уважительно посмотрел на меня:
- Абсолютно точно угадали, Мария Ивановна. У вас просто дар провидицы! Не зря вас Летаргис выбрал. Кстати, вернетесь из паломничества, замолвите за нас словечко своему министру изящных искусств, чтоб нас пригласили где-нибудь выступить. Вам же понравилось? Мы много не просим. Согласны хоть на мешок золотых, хоть на бочку сала. Торг уместен. Я вам на всякий случай координаты нашего устроителя дам, который всеми организационными и хозяйственными вопросами занимается. А, Мария Ивановна?
Честное слово, мне уже стало неудобно. Я бы с удовольствием помогла нуждающейся, по словам Тумара, «Трапезе», но, кажется, это было не в моих силах. Не отправлять же Гипносии голубиную почту с просьбой посодействовать. Да и голубей нет. Меня стали мучить угрызения совести. Я мысленно стала уговаривать себя успокоиться, дала обещание что-нибудь сделать, если мне представится такая возможность, а также решила, что если я все же не найду выход из этой реальности, то вернусь к Летаргису в Сомнамбулию и уж тогда сделаю Замудоха своим придворным менестрелем. Интересно, а сам-то Мудрейший такому предложению обрадуется?  Понапрягав свою далеко не бедную фантазию я поняла, что совершенно не могу представить радостного Замудоха. Даже американская улыбка, не говоря уже о простой искренней, никак не совмещалась в моем воображении с физиономией Мудрейшего. Я бросила попытки, а то как бы от перенапряжения голова не заболела, и, тщательно подбирая слова, пообещала Тумару сделать все, что в моих силах и возможностях для продвижения творчества менестрель-оркестры в пределах Сомнамбулии.
И тут уж никто, включая и меня саму, не сможет меня ни в чем упрекнуть. Какие силы и возможности, такие и результаты. Убаюкав тем самым свою совесть, я решила узнать продолжение истории с медовухой.
- А как же дальше развивались отношения Мудрейшего с горячительными напитками? – спросила я у Тумара.
- А, да, - спохватился Тумар, - я отвлекся, прошу прощения. Собственно, Мастера такая неразрывная связь с медовухой не волновала. Эти вещи более жен заботят, вы, как женщина, наверное, понимаете. Был бы Мастер простым ремесленником, еще куда ни шло, но на нетрезвого менестреля всегда находится много охотников, то есть охотниц. Есть среди них, конечно, и девушки сознательные, готовые совершенно безвозмездно доставить гения по домашнему адресу, но ведь много и других, жаждущих утащить знаменитость к себе в берлогу. Жене Мастера до чертиков надоело лицезреть до чертиков же пьяного мужа и несколько лет назад она решила основательно заняться этим вопросом. Что уж только она не делала! И к знахарям обращалась и в святые места Мастера водила, но все без толку. Пока какая-то подружка не посоветовала воспользоваться самым последним способом отчаявшихся небуландских жен. Вроде бы ее мужу этот способ помог, да и многие жены, пострадавшие от медовухи, браги и прочих настоек и наливок, отмечали его эффективность.
- А что это за способ такой? – поинтересовалась я. – Вдруг и мне понадобится?
- Точно описать не могу, - ответил Тумар, - все-таки это типично женский способ, но заключается в следующем. Берете сковороду потяжелее, желательно чугунную, также подойдет и медный таз для варенья, и как только изрядно набравшийся  медовухи муж появляется на пороге, аккуратно заезжаете ему по темечку. Тут главное силу удара рассчитать, иначе вместо положительного эффекта получите статус вдовы. Потом произносится особое заклинание, его я привести не могу, потому, что не знаю. И все. Когда Мастер пришел в себя, оказалось, что даже запаха медовухи он на дух не переносит. С тех пор медовухи в этом доме не водится, а в семье надолго воцарилась тишь да гладь. Но…
Тут Тумар понизил голос:
- С этих пор Мастер стал несколько странным. Собственно, он и раньше отличался некоторой экстравагантностью, но после такого экстремального воздействия странности усилились и стали заметны невооруженным глазом. Иногда мы Мастера совсем понять не можем. Но деваться некуда, приходится терпеть, потому что работу в землях Небуландских, особенно такую непыльную, как игра в менестрель-оркестре, найти не так-то просто. Хорошо, что вспышки беспричинной агрессии у Мастера редко случаются, иначе с ним бы никакого сладу не было. А то контрабасом по пять раз на дню сложно прикидываться.
- Ну, теперь все понятно, - произнесла я. – То-то я смотрю Мудрейший как из-за угла мешком стукнутый. Оказывается, не мешком и не из-за угла. Знала бы раньше, прошла бы мимо.
- Да нет, - поспешно сказал Тумар, - его странности совершенно безобидные. Можете не опасаться ни за честь, ни за что другое. У Мастера странности другого размаха, более высокого. Честно говоря, я бы и его Зазеркальный дом отнес к таким странностям. Мы несколько не поняли, зачем он Мастеру сдался, но раз уж просил, пришлось сделать. Да вы сами теперь можете посмотреть, я уже все исправил. Тут пергамент не проворачивался, зависло что-то.
Я чувствовала, что мне надо чем-то вдохновиться на такой подвиг, как посещение Зазеркального дома Мудрейшего Анахорета, пусть и виртуальное.
- Тумар, может по чашечке кофе? – робко предложила я. – Если он водится в здешнем доме?
- Наверное, водится, - Тумар тряхнул своей шевелюрой. – Только его искать надо, как и кофейник. К Мастеру-то обращаться за помощью бесполезно. Когда он чем-то занят, лучше не мешать. Да и вряд ли он знает, где это все, даже если и сам куда-то поставил. Забыл уже.
- Ему простительно, - сказала я. – После способа отчаявшихся небуландских жен и не это забыть можно. Но, может, мы сами поищем ингредиенты для приготовления кофе, если это удобно?
И мы с Тумаром отправились на поиски. Кофе нашлось там же, где и чай, а вот кофейника как будто и не бывало. В качестве побочных продуктов поиска обнаружили старую маску Мудрейшего, кучу разрозненных носков, штук двадцать использованных гусиных перьев и пяток кусков пергамента с закорючками и строчками.  Я оставила все на своих местах, еще не хватало наводить порядок в чужом доме. Но пергаменты прихватила. Отдам Мудрейшему  при случае, вдруг там что-то важное. Еще обнаружился целый кофейный сервиз, каждый предмет которого был украшен перевернутой запятой, перечеркнутой двумя косыми линиями. Кофе я решила сварить в ковшике, который нашелся  в кладовке в корзине с яблоками. По своему опыту знаю, качество кофе зависит исключительно от зерна и его обжарки, а вовсе не от посуды, в которой он приготовлен.
Я подумала, что можно воспользоваться и фирменным сервизом. Потягивая горячий кофеек из разрисованной чашки,  поинтересовалась у Тумара, что означает таинственный символ. Не знается ли Мудрейший с какими потусторонними силами (что, конечно, маловероятно, не столько потому, что  в их существование я не верю, а больше потому, что  никакая нечистая сила сама не захотела бы связываться с Анахоретом) или, может, он знаток древнего рунического письма?
-  Да что вы, - махнул рукой Тумар. – Какое там руническое письмо, Мастер и на родном языке не то, чтобы очень грамотно пишет.  Это так, баловство юных лет. Мастер придумал когда-то, да так потом и пошло. Теперь везде рисуем, где можем. Очень удобно использовать вместо подписи.  И поклонники тоже рисуют везде, где хотят. Кстати, сервиз этот тоже поклонники подарили. И с потусторонними силами мы не знаемся, что бы там конкуренты и прочие недоброжелатели не говорили. И колдовством владеем не больше, чем в быту нужно, как и все местные жители. Например,  для пользования волшебным зеркалом.
Выпив чашечку бодрящего напитка, я почувствовала, что теперь вполне готова поближе познакомиться с завсегдатаями Зазеркального Дома Мудрейшего. И, взяв ковшик, где еще оставалось порядочно кофе мы с Тумаром вернулись к волшебному зеркалу.
Оказалось, что оно управляется не только ручками, но и короткими заклинаниями. Я справедливо посчитала, что в будущем мне вряд ли придется иметь дело с волшебными зеркалами, и целиком положилась на Тумара, не затрудняя себя запоминанием заклинаний. Тем более, что для прокручивания пергамента их не требовалось.
Выбрав наугад какой-то день, я наткнулась на картину Мудрейшего Анахорета, вполне порядочную, не закорюку и не запятую. Стиль, на мой взгляд, оставлял желать лучшего, но на вкус  и на цвет, как известно, образца нет. Может, в землях Небуландских этот стиль в моде. Хотя, вряд ли, иначе Замудох давно бы прославился как художник и не изображал из себя бедствующего в аскетизме менестреля. Поэтому, я отнесла стиль рисунка к странностям Мудрейшего. На картинке были изображены два существа коричневого цвета, тесно приникших друг к другу. Я решила, что существа разного пола, потому что они отличались  прическами и более ничем. Сердце у них было одно на двоих, большое и красное, нарисованное посередине между двух фигур. Называлась картина просто и незатейливо - «Двое».
Зато, что творилось внизу, под картиной! Девушки просто истекали страстью. И абстрактной, неизвестно к кому и вполне конкретной к Мудрейшему, Прекраснейшему и Талантливейшему из Анахоретов. Почитав еще немного, я поняла, что далеко не все поклонницы творчества Мудрейшего являются девушками. Было достаточно дам изрядного возраста. Похоже, что всех их объединяла не только неутолимая страсть к Анахорету, но и личная неустроенность. Были все они какими-то несчастными, потому что в конце концов приличная часть завсегдатаек Зазеркального Дома обрыдалась по поводу своего несчастья и начала кричать, что только здесь их понимают и принимают. При этом они не забывали письменно попинывать и поругивать кого-нибудь, случайно заглянувшего в Дом, а то и друг друга. Бегло проглядев отзывы в альбом за несколько других дней, я еще больше укрепилась в своем мнении об особенностях личной жизни посетительниц Дома. Да и оказалось, что заходят одни и те же, подписи повторялись.
Напоследок я  прочитала сегодняшние отзывы, появившиеся с обеденного времени.
Сначала была парочка восторженных откликов на стихи, потом очередное признание в любви, а потом возникла некая Фея Моргана со своими стихами. Хорошими, на мой взгляд. Но поклонницам Мудрейшего Анахорета стихи не понравились. И что тут началось! Бабоньки спрашивали друг друга кто такая Фея Моргана,  крыли ее саму и ее стихи последними словами, не всегда литературными, и посылали Моргану подальше. Скромная Пейзанка в нескромных выражениях заявила, что это их Дом (кого их, я не поняла), и всяким незваным посторонним делать тут совершенно нечего. Ласковый теленок и Незабудка всецело ту Пейзанку поддержали. Ругательства заняли три листа пергамента.
Кофе остыл и мне стало как-то тошновато от всех этих Незабудок и Ромашек, которые жаловались неизвестно на что, а сами ноги вытирали о ближних своих. И у нас бывают такие женщины. Имеют, все, что только пожелать можно, а все не впрок. И почему нельзя довольствоваться тем, что под рукой и не раскатывать губу на каких-то недосягаемых Замудохов? Я было хотела написать этим дамам пару-тройку поучительных слов, уже и псевдоним выбрала подходящий для Зазеркалья – Алиса, да вовремя спохватилась, что псевдоним этот никому ничего не скажет.  Не появился еще в землях Небуландских свой Льюис Кэрролл, не говоря уже про Кира Булычева. И, может, совсем не появится, будут у них одни Замудохи.
Размышления прервал Тумар, поинтересовавшись моим мнением по поводу Зазеркального Дома Замудоха.
- Даже и не знаю, что сказать, - недоумевая, протянула я. – Прямо какой-то  «Клуб одиноких сердец Мудрейшего Анахорета». Зачем ему это надо? Не думаю, чтобы только для распространения информации в массах и пропаганды своего светлого образа, проще говоря, для рекламы.
- Если б я сам знал, - развел руками Тумар. – Мастер такие вещи никому не объясняет. Может, он так просто развлекается. А то еще позеленеет от тоски и скуки.
- Вот этого не надо, - покачала я головой. – Он и так-то выглядит не очень. А если еще и позеленеет, то его вполне можно будет использовать в качестве фамильного привидения. Пусть уж лучше развлекается. В конце концов, каждый развлекается, как может, лишь бы другим это не мешало.
- Да, вроде бы, не мешает, - Тумар почесал в затылке.- Никто пока не жаловался.
- Если не считать Феи Морганы и прочих дамочек, обруганных этими самыми одинокими сердцами. Как это Мудрейший допускает такую бестактную грубость в своем Доме? Очень негостеприимно  со стороны хозяина…
- Мастер придерживается мнения, что каждый имеет право выражаться, как ему заблагорассудится, - вздохнул Тумар. – Полная свобода слова, так сказать. Да это еще цветочки и вполне невинная женская болтовня. Вы не видели, что у нас в Зазеркальном Доме «Трапезы» делается. В беседке. Да лучше вам, Мария Ивановна, этого и не видеть, то есть не читать. Это не для будущих высочеств.
- Нет уж, - решительно сказала я. – Давайте, показывайте. Надо же знать, кого я собираюсь приглашать в Сомнамбулию. Как говорится, скажи мне, каков твой Зазеркальный Дом и я скажу, кто ты.
 Ой, уж лучше бы я этого не делала! Нет, прихожая и гостиная этого Дома были пристойными. За исключением того, что я так и не поняла, из кого собственно «Трапеза» состоит. Состава менестрель-оркестры я так нигде и не обнаружила. Но что творилось в беседке! Вот уж где можно было поучиться нецензурному фольклору. Я и слов-то таких отродясь не знала, хотя вроде не в институте благородных девиц преподаю. Народ отрывался от души, ругая всех и вся наираспоследними многоэтажными выражениями, напрочь забыв, зачем, собственно он здесь собрался. Как это все выдерживал пергамент и само зеркало, ума не приложу. Должно быть, стекло было закаленное специальными антиматовыми чарами.
Тумар забился в угол холла-гостиной, устроившись на маленьком пуфике за какой-то этажеркой с фарфоровыми кошечками, что при его росте было весьма трудно, и старательно делал вид, что читает растрепанную книгу.
- А что, Тумар, - невинным тоном произнесла я, - в землях Небуландских считается хорошим тоном использовать такие выражения?
Тумар замялся:
- Все мы люди взрослые, Мария Ивановна, чего уж там. Я и сам тоже, бывает… Но не при дамах же… Я говорил Мастеру… Ей-богу, прямо неудобно. Но Мастер так ратует за свободу самовыражения…
- Лучше бы он сам выражался посвободней, - сказала я. – Глядишь, и  медовухой бы не так увлекался, и странностей было бы поменьше. А то слишком много их для одного человека. А другие Зазеркальные Дома тоже не лучше?
Тумар долго отнекивался, но от меня просто так не отделаешься. Пришлось ему сводить меня зазеркально в Дома других менестрель-оркестр. Недостатки, на мой взгляд, отмечались у всех, но беседки  были в полном порядке. Никаких нецензурных выражений и нелестных высказываний по отношению к другим посетителям. Особенно понравилась мне беседка «Водяного колеса». Все посетители обращались друг к другу только на «Вы» и «сударь-сударыня». Значит, можно-таки навести порядок.
- Знаете, Тумар, - сказала я, - я, конечно не истина в последней инстанции, но, по-моему скромному мнению, вы совершаете большую ошибку, поощряя такие непристойные нецензурные отношения между посетителями вашего Зазеркального Дома. Представьте только, кто-нибудь первый раз услышит «Трапезу», захочет узнать о ней побольше, зайдет в Зазеркальный Дом, в беседку  и что? Тут же на  него обрушится смертельный ураган ругательств. После этого любой нормальный человек, если он не отъявленный мазохист, побежит оттуда сломя голову. По-моему, так вы теряете поклонников.
Тумар только развел руками, возведши глаза к потолку.
- Раз Мастер так хочет… Что я могу сделать?
«Видимо, желания Мастера – закон, сильнее этических норм и уголовного кодекса. Если, конечно, здесь есть какой-то кодекс», - подумала я и начала подозревать Замудоха в тайной склонности к садизму. Каждый утверждается в меру своей испорченности. Я оглянулась, ища Дусю в качестве моральной поддержки, поскольку ощущение чего-то мерзостного не проходило.
И тут я обнаружила, что Дуся куда-то пропала. Последний раз я видела ее, сидящей на кресле у камина. Но это было еще до того, как я заглянула в волшебное зеркало. Я кинулась искать свою кошку. Еще не хватало потерять свою верную спутницу! Тумар успокаивал меня, говоря, что деться ей из дома, то есть пещеры, некуда, все двери закрыты. Потом вспомнил, что вроде бы видел, как серая тень скользнула в кабинет Мастера.
И я в панике (что взять с взволнованной женщины!) ринулась туда. Откинув занавеску, я без спроса, что со мной случается крайне редко, только в чрезвычайных обстоятельствах, шагнула в кабинет. Мудрейший сидел перед волшебным зеркалом, Дуся нахально пристроилась  у его ног. Анахорет проигнорировал мое вторжение, он был крайне заинтересован тем, что происходило за стеклом. Лицо Мудрейшего потеряло свое обычное кислое выражение, я бы даже сказало, что на нем были признаки легкой мечтательности. Я уже раскрыла  рот, чтобы извиниться, но перевела взгляд на зеркало, и рот мой открылся намного шире. Вместо ожидаемого мной пергамента с записями отзывов, в зеркале отражалась знакомая мне хуторянка Роза. Она в ночной рубашке сидела на постели, распустив длинные черные волосы. Личико ее было обращено прямо в центр зеркала, девушка мило улыбалась и шептала что-то насчет своей глубокой любви к Мудрейшему Анахорету.
Я, было, решила, что Замудох завел себе зазеркальную любовницу и таким образом крутит с ней роман, но потом поняла, что все совсем не так просто. Роза вела себя так, как будто была одна. Меня она не замечала, да и к Мудрейшему обращалась как-то отвлеченно. Похоже, она видела в своем волшебном зеркале только пергамент со стихом Анахорета. Выходит, Мудрейший просто нескромно подглядывал за девушкой?
Я, конечно, не пуританка, но какие-то моральные принципы имею. Тем более, что Роза по возрасту мне в дочери годилась. И, между прочим, Замудоху тоже. Праведный гнев и материнские чувства закипели в моей душе и я заорала, что есть мочи:
- Да что ж ты делаешь, старый пень! Ни стыда, ни совести…
Мудрейший вскочил, как ошпаренный, стул на котором он сидел с грохотом опрокинулся на пол. Он хотел погасить зеркало, но, по-моему, от ужаса забыл, как это делается. А я вспомнила, что говорил мне Тумар, хотя думала, что мне это никогда не понадобится.
- Шухер-стоппен!- прокричала я бытовое заклинание.
Зеркало мигнуло и с треском, похожим на разряд электричества, погасло. Теперь в нем отражался только испуганный Замудох и я. Дуся взлетела на комод и оттуда наблюдала за происходящим с неподдельным интересом.
На грохот прибежал Тумар, спрашивая, не надо ли чем помочь Мастеру.  Глаза Замудоха приобрели размер  полной луны, в них уже был не просто испуг, но и мольба. Конечно, Тумар, как правая рука Мастера, знал о Мудрейшем гораздо больше, чем я, но, кажется, сейчас высокому образу Анахорета  грозило падение с пьедестала.
- Ничего особенного не случилось, Тумар, - успокаивающе улыбнулась я. – Мастер стул себе на ногу уронил. Не можешь ли ты поискать пузырек с йодом?
- Конечно-конечно, - засуетился Тумар и пошел искать средство оказания первой помощи.
Я правильно рассудила, что йод в этом доме найти будет нелегко, а, значит,  время у меня есть. Я уставилась на Замудоха пристальным взглядом преподавателя. Анахорет вжался в стену. Мой праведный гнев искал выход. Я бы с удовольствием взяла Мудрейшего за шкирку, габариты мои и его вполне позволили бы это сделать, но, ладно, пусть живет. Выскажусь на словах.
- Послушайте, Мудрейший, я, конечно, понимаю, кризис среднего возраста и все такое! Но подобные вещи осуждаются и в моей распущенной донельзя стране, а не только в землях Небуландских, славящихся своими высокоморальными ценностями. А еще награжден   Наворотным Знаком третьей степени! Между прочим, вы лопали сыр и прочую снедь, уложенную заботливыми ручками этой самой девушки. И вместо того, чтобы сказать спасибо, подглядываете за ней почти в замочную скважину! Правильно делает ее брат, что вас не уважает. Да знал бы Хельмут, он бы от вас и мокрого места не оставил!
Замудох попытался, было, высказаться в свою защиту, но слова у него не находились. Все-таки реакция у него была несколько замедленной, сказывались годы злоупотребления медовухой. Зато у меня слов было, сколько угодно.
- Мало того, что вы каким-то образом умудрились зациклить кучу дамочек на себе, нажимая на самые нежные и скрытые кнопки чувственной женской натуры! Вы посягаете на самое святое, что есть у нас, женщин. На светлый идеал, на зовущую мечту каждой женщины о волшебной идеальной любви. Вот для чего все ваши маски и прочее. За маской не видно, что под ней на самом деле и можно придумывать себе, что угодно, вообразить себе самый распрекрасный образ. Да выйди вы на сцену в таком виде, как сейчас, половина ваших поклонниц плюнет и разбежится. Правда, другая половина останется, есть такие сумасшедшие, которые готовы за любым уродом гоняться, лишь бы он был мало-мальски известен. Им лишь бы к чужой славе приобщиться, сами-то из себя ничего не представляют, хоть так выделиться. Но не о них речь. А вы тут напридумывали себе флер таинственности и загадочности, позавлекали девушек в свой Зазеркальный Дом и что? Только для удовлетворения собственного вуаейризма? Да лучше бы вы себе просто любовницу завели. Настоящую, теплую, живую, а не через стекло подглядывали. С живой-то женщиной всяко приятней.
- Не могу, - печально прошептал Замудох.
Я глубоко вздохнула. Гнев мой начал рассеиваться. Да и Мудрейший выглядел довольно жалко.
- Что значит - не могу? – спросила я. – А, понимаю, возраст и все вытекающие отсюда последствия.
- Ну, уж, что ж вы так, - пробормотал Замудох, глядя в пол.
Кстати и подушка обнаружилась, которую Анахорет уволок с собой из холла-гостиной после пения. Валялась рядом с опрокинутым стулом. Я, наконец-то, поняла, чем она была так ценна для Замудоха. На подушке была вышита перевернутая запятая, перечеркнутая двумя косыми линиями.
- Тоже поклонница подарила? – неодобрительно произнесла я.
- Угу, - кивнул Замудох.
- Чего-то я все-таки не понимаю, - сказала я. – Подарочки от девушек принимаете, видимо, с большим удовольствием  ими пользуетесь, от признаний в любви млеете.  Так отчего же дальше не пойти? Заведите себе любовницу хотя бы просто для души, если уж не для тела. Поговорить будет с кем, о себе рассказать. Мы ведь, женщины, как известно ушами любим. До остального, может, дело и не дойдет за задушевной беседой.
- Ну, как вы не понимаете, - вздохнул Анахорет. – Это ж столько проблем сразу. Возникнет симпатия, потом большего захочется… Так и затянет. Лучше и не начинать. Так уж как-нибудь.
Замудох отклеился от стены (понял, что бить не будут), поднял стул и уселся на него. Потом поднял подушку и прижал ее к себе.
- Если уж так, как-нибудь, - сказала я, - то хотя бы без вуайеризма. Сдерживать надо низменные желания. Хочется посмотреть, идите в публичный Зазеркальный Дом.
- Это ж не бесплатно, - поморщился Замудох и принялся мять свою любимую подушку. – Как я потом жене объясню, на что деньги потратил?
И поднял глаза вверх. Я перевела взгляд следом. Увидела то, что не заметила раньше – некогда было. На стене над столом, где стояло волшебное зеркало, висел второй семейный портрет. Я предположила, что нарисован он был в период плотного общения Мудрейшего с медовухой, потому что Анахорет выглядел намного моложе и несколько обалдело, хотя еще не познакомился с последним способом отчаявшихся небуландских женщин. Но супруга была такой же упитанной и самодовольной, с решительным видом она держала Анахорета за плечо. В выражении лица откровенно читалось: «Фиг вам, не отдам никому. Ни спиртному, ни девкам».
«Вот еще, - мысленно ответила я супруге Мудрейшего. – Нам такого добра отродясь не надо. Распоряжайтесь сами в свое удовольствие».
А вслух сказала:
- Это уж полностью ваше семейное дело. Но как вы объясняете ей свое, мягко сказать, извращенное увлечение?
Замудох закрылся подушкой:
- Ну что вы опять. Она же не все знает. И не узнает, если вы не разболтаете.
- Надо мне это, - произнесла я с презрением. – Я не журналистка какая-нибудь, не торгую жареными фактами. И болтливостью не отличаюсь. Да и знакомых у меня в этих землях нет, и посплетничать-то не с кем. Думаю, что Розу и ее подружек я больше никогда не увижу. В ваших краях никогда не знаешь, куда попадешь в следующий раз и, похоже, никогда не пройдешь дважды одной дорогой.
- Ну, - оживился Замудох, обрадовавшись, что разговор ушел в сторону от скользкой темы, - если вы путешествуете в пределах одной страны, то пути вполне постоянны и попадаешь именно туда, куда надо. В противном случае гастролировать менестрелям было бы совершенно невозможно. Ну и, это самое… есть способы и за пределами своей страны попасть, куда хочешь.
- И в Город Храмов? -  быстро спросила я.
- С этим сложнее, - Замудох водил пальцем по своему любимому символу, вышитому на подушке. – Вы же сами знаете, что дорога туда никогда не прямая. И так просто в Город Храмов не попасть никакими магическими способами.
- Так вы все-таки с магией знаетесь? – настойчиво спросила я.
Замудох замахал руками:
- Ой, ну что вы! Не изучал я никаких оккультных наук, кто бы, что вам не говорил. Это все досужие сплетни досужих людей. Это вы, наверное, из-за знака  подумали? Так он ровным счетом ничего не значит. Так, закорючка просто. Бред молодости, так сказать, ставший в последствии эмблемой. Это поклонники думают, что знак магический. Ну и пусть думают, если им это нравится. А всю магию, за исключением бытовых заклинаний, Всеблагой Совет давно запретил. Я не хочу вступать с ним ни в какие противоречия, мне уже проблем достаточно.
- Ну, не магический, так не магический, - вздохнула я, имея в виду символ-эмблему. – Я, вообще-то к магии плохо отношусь. Не верю я в нее.
- Тем не менее, воспользовались бытовым заклинанием, – Замудох  посмотрел на меня с некоторым интересом.. – А у женщин не всегда получается хорошо управляться с зеркалом. Тем более, что заклинание экстренное, для обычного гашения зеркала используется другое. Теперь из-за этого мое зеркало чинить придется.
- Чему Тумар научил, тем и воспользовалась, - буркнула я. – И поделом вам. По крайней мере, есть гарантия, что в ближайшее время не будете делать, чего не следует. Не думаю, что ваш Всеблагой Совет это одобряет.
Замудох снова поник.
- Да успокойтесь вы, - повысила я голос. – Никому я не скажу. Обещаю. Хотя вы этого и не заслуживаете. Но хочется сберечь честное имя Розы, не знаю, что с ней будет в случае огласки. Было бы неплохо и с вас взять какое-нибудь обещание, но мне почему-то кажется, что это бесполезно. Все равно не сдержите. Все вы, мужики, таковы. Хотя, вас-то трудно даже мужиком назвать.
 Анахорет обиженно посмотрел на меня. Встал, отбросил любимую подушку, и принял позу оскорбленного достоинства:
- Что уж вы так-то… Пусть я и не молод, но все же… Дамы мне такие признания пишут, сами читали…
- Уж читали, - подхватила я тон Замудоха, - и не только. Я повторяю, не знаю, на что вы там в нас, женщинах, воздействуете, и как это у вас получается, особенно когда поете, но я и сама чуть не попалась на вашу удочку.  Чуть было на край света за вами не пошла. А, между прочим, вы мне совсем не нравитесь. И никакого сексуального интереса не вызываете.
- Совсем? – лицо Замудоха приобрело выражение обиженного ребенка.
- Слушайте, господин Замудох, вы уж как-нибудь разберитесь со своими желаниями, - раздраженно высказалась я. – А то я совсем запуталась. Пару часов назад вы заявляли, что вас не интересуют восторженные сопли поклонниц, что вы выше всей этой суеты, а теперь хвастаетесь тем, что вам пишут. Любовниц заводить не хотите, но оскорбляетесь тем, что я от вас не прихожу в состояние возбужденного экстаза. Я все-таки настоятельно рекомендую вам определиться, что вам на самом деле нужно. А то это уже амбивалентностью называется. Клинический случай, так сказать.
Занавеска отлетела в сторону и появился довольный Тумар с пузырьком йода в руке.
- Вот, нашел, - он протянул мне пузырек, широко улыбаясь. – Надеюсь, с Мастером все в порядке. А что вы тут, собственно, делаете?
И посмотрел поочередно на меня, на Замудоха и на Дусю, все еще сидящую на комоде.
- Ничего особенного, - пробормотал Замудох. – О зеркалах вот волшебных разговариваем. Кстати, Тумар, ты вовремя пришел. Мое зеркало сломалось.
Улыбка сползла с лица Тумара.
- Мастер, можно это до завтра отложить? Я лучше спать лягу, а? Домой-то все равно идти поздно, разбойники в лесу шалят. Я завтра с утра на свежую голову зеркалом займусь, если Мария Ивановна проявит свою монаршую милость и позаботится о завтраке.
- Ладно, - снисходительно произнес Замудох. – Зеркало до утра потерпит.
- Спасибо, Мастер, - с облегчением сказал Тумар и со словами: - Что я завтра скажу жене, если, наконец,  попаду домой…
удалился на покой.
Я проводила Тумара сочувственный взглядом. Потом покачала головой.
- Да вы эксплуататор, Мудрейший. Смотрите, дождетесь революции в своей «Обедне».
- «Трапезе», - недовольно отозвался Замудох. – А революции никакой не будет. Куда Тумар и остальные без меня денутся.
- Не знаю. Рабы тем и отличаются от рабовладельцев, что рабы могут прожить без хозяев, а хозяева без них нет.   
Замудох надулся, как мышь на крупу, наверное, я вступила на тропу запрещенных тем. Но отделаться от меня было не так-то просто.
- Вы, хотя бы, морально компенсируйте Тумару его трудозатраты, материально-то  от вас вряд ли кто что дождется. Благодарность что ли объявите с занесением или на доску почета локального значения повесьте.
Мудрейший недобро покосился в мою сторону, но промолчал. А меня несло:
- Я, впрочем, поняла, и благодарности тоже от вас не дождешься. Только мелких пакостей, как в случае Розы. Кстати, это вы только за ней подглядываете, или за всеми посетительницами вашего Зазеркального Дома?
- Хватит уже об этом. Могли бы и не совать нос не в свое дело, - огрызнулся Мудрейший. – Зря я все-таки вас пустил. Как чувствовал – не надо.
- Поздно теперь каяться, - злорадно произнесла я. – Все равно не выгоните. Побоитесь, что я вас шантажировать буду.
- Ну вот, - грустно вздохнул Замудох. Лицо его приобрело обычное кислое выражение. – Вляпался-таки в скандал. Терпеть их не могу. Просто не знаю, что в таких случаях делать.
- Гадостей не делайте, вот и скандалов не будет. Хотя, в вашем случае мелкий скандал будет даже на руку, огласка всегда повышает популярность. Народ будет пищать от восторга и ломиться на ваши концерты, просто чтобы взглянуть на вуайериста. И каждая девица будет заявлять, что вы именно за ней подглядывали. Это я по своей реальности сужу.
- Не надо со своими мерками подходить к чужой реальности, - жалобно сказал Замудох. – У нас за такое и морду набить могут. И Всеблагой Совет  анафеме предаст. И на осеннюю ярмарку не пригласят. Да все равно не зовут.
- Ладно, это я так, из женской вредности, - успокоила я разволновавшегося Анахорета. – А насчет желаний, все-таки рекомендую определиться. В вашем возрасте душевные метания чрезвычайно вредят здоровью.
- Ой, ну это же так сложно! – простонал Мудрейший. – Желания – это же такая плохая вещь. Сначала одно возникает, за ним другое, и пошло-поехало. Уже невозможно остановиться, так и крутишься в колесе собственных желаний. А еще и близкие какие-то желания выдвигают. И чаще всего так получается, что их желания вступают в непримиримые противоречия с моими. И что делать? Лучше бы совсем  ничего не желать. Впасть в такое нежелательное состояние. Так ведь тоже совершенно невозможно. Есть, например, хочется. Иногда, редко, но все-таки хочется. Как бы совсем без еды обойтись?
- Тогда надо совсем не жить, - вылетело у меня. – Иначе не получится.
Тут мне в голову пришла мысль и я поспешила ее высказать:
- А вы из-за этого в анахореты подались? Чтобы решить вопрос с желаниями?
- Ну, какой я анахорет, - расстроено произнес Замудох. -   Это же просто народное имя. Тумар уже объяснял вам. Народ же не переубедишь, совершенно бесполезное занятие.
Дуся спрыгнула с комода, потянулась  и подошла к Замудоху. Стала тереться об его ногу, помуркивая. С чего бы это? То ли пожалела Мудрейшего, то ли хотела показать мне, что пора заканчивать разговор и ложиться спать. Времени было, черт знает сколько. Часов я нигде не заметила, наверное, Анахорет часов не наблюдал, хотя счастливым его назвать язык не поворачивался.
Я взяла Дусю на руки:
- Знаете что, Мудрейший, вряд ли я вам скажу что-нибудь умное по этому вопросу. Я технолог швейного производства, а не человеческих душ. Лучше почитайте Шопенгауэра. Ах, простите, нет у вас Шопенгауэра. Ну, какого-нибудь другого философа, среди них обязательно сыщется эксперт по желаниям, такого добра в любом времени навалом.
Замудох печально покачал головой:
- Я читал. Еще в детстве.
- Тогда все с вами ясно, - протянула я. – В таком розовом возрасте надо правильные книги читать, сказки например, тогда к зрелым годам не будут возникать всякие дурацкие вопросы. А философов следует читать не раньше кризиса среднего возраста, самое подходящее время для этого, когда некоторые желания и инстинкты угасают. А теперь, я полагаю, спать пора. Такие поздние посиделки до добра и здравых мыслей не доводят.  Как говорится, утро вечера мудренее.
- Наверное, - согласился Анахорет. По нему не заметно было, что он хочет спать, наверное, и с такими немудреными желаниями у него были проблемы,  просто он был рад наконец-то от меня отделаться. – Вы можете в Сониковой комнате расположиться, все равно он да утра не заявится. Она дальше, с синей занавеской.
Я вспомнила про найденные на кухне обрывки пергаментов. Достала их из кармана.
- Вот, возьмите, Мудрейший. Может, пригодятся для чего-нибудь, а то, похоже, потеряли.
Замудох  схватил свои записи, пробежал глазами.
- Неужели это я написал? Уже и забыл. Хорошо, что нашлись. Вот это стихотворение засуну недельки через две в свой Зазеркальный Дом. Раньше не надо, стихов может и не хватить, да и поклонниц незачем баловать. А то привыкнут, начнут требовать каждый день по стиху, где же я вдохновение-то возьму?
- Спокойной ночи, - пожелала я Анахорету, прерывая его размышления.
Не знаю, какой уж будет для него эта ночь, но я была точно уверена, что сегодня виртуальной чести Розы ничего не угрожает. Волшебное зеркало сломано, а за другим, в которое смотрели мы с Тумаром, Мудрейший не пойдет, побоится.
На пожелание Замудох не отозвался. Все-таки, еще раз отметила я, с вежливостью у него  большие проблемы.
Неся Дусю под мышкой, я тихо пробралась мимо Тумара, который уже во всю храпел  в холле-гостиной, нашла Соникову комнату и рухнула в кровать. Но перед тем, как уснуть, решила почитать «Справочник начинающего путешественника» Железного Сфинкса. Прочитала про Земли Небуландские, про развитие искусства менестрелей в этих землях. В статье перечислялись имена выдающихся менестрелей прошлого и настоящего. Бернара Змеемудрого я нашла, а вот никаких Замудохов с своими «Трапезами» не обнаружилось, из чего я сделала вывод, что мой малогостеприимный хозяин является звездой двадцать первой величины. С этой мыслью я спокойно заснула.
Утром снова приготовила яичницу, на большее меня не хватило. Тумар проснулся на запах, а Мудрейший  - нет. Утомился, наверное, после наших заполночных разговоров.
Тумар вышел меня проводить, помог сесть на велосипед. Все-таки, с ним приятно было иметь дело. Напоследок напомнил мне про Сомнамбулию. Я пообещала уладить этот вопрос в случае моего благополучного туда возвращения. В конце концов, Соник уж точно до Сомнамбулии доберется, вдруг умудрится втереться в доверие министру изящных искусств, хотя я сильно сомневалась в его дипломатических способностях.
Я пожелала Тумару скорейшего возвращения домой. Тумар грустно сказал:
- Домой нужно возвращаться либо вовремя, либо все равно когда. Теперь все  равно придется оправдываться, когда бы я ни появился. Причем спросится одинаково, появись я сейчас или через месяц.
И в свою очередь пожелал мне скорейшего попадания в Город Храмов.
И я покатила дальше. Мудрейший так и не появился, да я и не ожидала его увидеть. Может, не в  привычках Анахорета был ранний подъем, а, может, постеснялся после вчерашнего. Ну и пусть, мне ему сказать особо было нечего, а дорогу в Город  Храмов он показать мне не мог.
Примерно через час я увидела красивый медный щит, прибитый на солидном столбе. На щите был выгравирован медальный профиль со змеей вместо венка. Под профилем  надпись крупными буквами гласила:
БЕРНАР ЗМЕЕМУДРЫЙ, ВЫДАЮЩИЙСЯ МЕНЕСТРЕЛЬ СОВРЕМЕННОЙ ЭПОХИ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ.
«Знала бы, проехала  еще немного и напросилась бы лучше в гости к Бернару, - подумала я. – Может, было бы веселее и поучительнее. А теперь уже некогда останавливаться. Как-нибудь в другой раз. Хватит с меня на ближайшее время менестрелей».
И  поехала дальше.