Что-то

ЧТО-ТО

  Это был рядовой вечер из такой же обычной, но уже посеревшей жизни мичмана Татиосова. В своем холостяцком быту в его обязанности входили не только уборка, стирка и прочие неотложные «неудобства», как он любил говорить, а так же приготовление ужина - единственная из «обязанностей», которой придавалось непростое значение. Особенно нравилось этим заниматься перед выходным днем, когда не нужно переживать о том, что можно проспать на службу после продолжения трапезы в питейном заведении или просмотра до поздней ночи телевизора, а в последнее время, и прозябания в бесконечной паутине интернета. Ужин являлся как бы преамбулой начала к непредсказуемым желаниям одинокого человека.

  Но впереди ждали будни. О чекушке водки на разогрев и полтора литра «Жигулевского» после не могло быть и речи. Татиосов дорожил местом и никогда не позволял себе рисковать, даже если был стопроцентно уверен, что его никуда не понесет после выпитого.
 
  На сегодня был запланированы щи. Еще, будучи женатым, они у него неплохо получались и очень нравились бывшей супруге и сыну. Да и сам он обожал грызть специально плохо обрезанную кость, тыкая в соль лук, посыпанную прямо на стол и отправляя все это в рот с надломленным кусочком бородинского. Уже были нарезано мясо, порезаны почти все овощи, как вдруг оказалось, что в доме нет картофеля. А без него, как известно, полноценного супа не может получиться. Идти в магазин не хотелось. Татиосов подумал о времени, которое он потеряет при походе за восполнением незаменимого продукта и неприятно поморщился. Но делать было нечего. Не убирать же теперь все в холодильник, когда дело осталось за малым? Он быстро оделся и вышел из дома, предварительно поставив кастрюлю с мясом и капустой на малый огонь. Обычно он никогда не оставлял включенной плиту, но на этот раз был уверен, что не задержится и успокоил себя мыслью о том, что даже за сутки вода в кастрюле вряд ли выкипит.

  Улица встретила мичмана сыростью и тишиной. Только что прошел дождь. Ручейки бесшумно текли вдоль бордюр, увлекая вместе с собой его последние капли. Магазин находился через два длинных девятиэтажных дома от подъезда, где жил Татиосов. Для этого нужно было упереться в пятиэтажку и повернуть направо. Заворачивая и уже собираясь перейти дорогу, он заметил женщину. Она лежала на мокром асфальте к нему спиной и безуспешно пыталась встать.

  Пьяная, решил он тут же и огляделся. Молодая пара прошла мимо, стараясь не замечать человека на дороге, а ей на встречу спешил солидный мужчина в черном плаще и галстуке, разговаривая на ходу по телефону. Он, похоже, совсем не видел никого вокруг себя. Чуть постояв, Татиосов убедился, что до женщины никому нет дела, и пожалел, что заметил ее. Если он сейчас уйдет, начал думать он, то кто ей поможет? Только вылетевший из-за поворота автомобиль, который вряд ли успеет затормозить! А они здесь не редко пролетают, как угорелые.

  Когда он подошел к ней, то не без труда преодолел брезгливость при виде смятого, уже на половину промокшего красного длинного пуховика и пустых, непонимающих пьяных глаз. Это была старушка. С полной уверенностью о ее возрасте нельзя было судить, поскольку люди, увлекающиеся алкоголем, обычно быстро превращаются в таких, вот, особ, которые не перестают искать истину в вине. Как назло он вспомнил слова героя из одного рассказа Чехова о том, что порок не в том, что мы пьянствуем, а в том, что не поднимаем пьяных.

  Женщина оказалась совсем легкой. Татиосов даже испугался, когда приподнял ее, подхватив подмышками, боясь причинить боль.

  - Что ж вы так неосторожно, так! – словно ребенку начал говорить он. – Вот, а теперь туда…с дороги, домой. Вы туда шли? Вдруг машина поедет!

  Она с удивлением посмотрела на мичмана, явно не ожидая так быстро оказаться на ногах. Ее сморщенные влажные губы попытались шевельнуться, но замерли в форме кривой свернутой трубочки.

  - Вот, а теперь идите. Сможете? Вот и хорошо!

  Он осторожно убрал руки, словно от карточного домика, только что построенного им; бабуля шаталась, но стояла, сделав неуверенный шаг, остановилась, попыталась оглянуться, но, начав терять равновесие, передумала. Следующие несколько шагов ее были более уверенными, хотя скорее по инерции, чем осознанно. «Не дойдет», подумал мичман и круто развернувшись, пошел к магазину.

  Прохаживаясь между прилавками, он тешил себя мыслью, что сделал хорошее дело. Ведь никто же не остановился, кроме него. А что, если и вправду бы выскочила машина и раздавила бы старушку? Однозначно бы дело закончилось трагедией. Но как он себя не утешал, в подсознании он надеялся не встретить ее на обратном пути и даже решил идти на другой стороне дороги и не глядеть в сторону, в которую ее направил.

  Тем более в доме плита была включена. Наверняка, скоро закипит вода.

  Он хотел убедить себя в том, что она вопреки всем законом физики сделает это раньше времени. И у него почти получилось.

  Но, возвращаясь, Татиосов не стал переходить на противоположный тротуар. Он порядком задержался, набрав полный пакет продуктов, мотивируя свой поступок пустым холодильником. Холодильник всегда оставался полупустым, и это тоже была слабая отговорка, которую он хотел предложить скребущему чувству внутри.
 
  На пути к дому старушки, слава богу, уже не было. Мичман с облегчением вздохнул и огляделся по сторонам.

  И дернул же его снова черт сделать это!

  Красное пятно у торца девятиэтажного дома шевелилось, пытаясь подняться за его угол.

  - Что же это вы уже который раз падаете? – произнес он как можно мягче, поставив пакет на землю и подойдя к бабушке. Как только она поймала равновесие, мичман взял пакет и уже собрался уходить, но старушка вдруг повернулась и жалобным тихим голосом произнесла: «Помогите». Он сделал вид, что не услышал и подбодрил женщину, – Ничего! Постойте, подержитесь за стенку. Отдышитесь. – и поспешил уйти.

  А ведь она хотела, чтобы ее проводили домой, думал мичман по дороге и представил картину, как он, порядочный молодой человек, идет под руку с пожилой пьяной женщиной в грязном красном пуховике черепашьими шагами, обращая на себя внимание прохожих и, может быть, даже знакомых? Что могут о нем подумать? Представить страшно! А если она замерзнет? Вряд ли она сможет дойти. Опять лежит и пытается встать на ноги. Точно замерзнет! Ночи еще холодные, а для ее дряхлых костей это пагубно. Но он сделал все от него зависящее; она стояла на ногах, живая и почти здоровая. Он дважды помог ей, в то время, как ни кто больше не решился на это, хотя все видели ее беспомощное положение. И ему еще нужно чувствовать себя виноватым? В чем?

  Но от подобных мыслей мичману не стало легче. Чем дальше он удалялся от старушки, тем тверже в нем росла уверенность в том, что смалодушничал. С одной стороны искренняя жалость и желание помочь пожилому человеку, с другой – брезгливость, скорее боязнь находиться с ней в одной компании под взглядами прохожих разрывали его на части. Как поступить? Ведь его никто не осудит, не обвинит в том, что он бросил старушку. Даже она сама вряд ли вспомнит о нем, если все обойдется. А значит, он чист и по-прежнему славный малый, которому так же не стыдно будет смотреть в глаза любому, как и раньше…

  Как и раньше. А что было раньше? До этого момента судьба не испытывала его таким образом. Все, чем он мог годиться по праву это тем, как он однажды проводил через дорогу слепого, хоть ему и не было по пути с ним; как помог занести коляску молодой маме на третий этаж, несмотря на то, что он торопился на службу. Да мало ли чем! Но что-то не давало покоя и это «что-то» все явственнее и явственнее просилось наружу.

  Дойдя до двери подъезда, Татиосов твердо решил вернуться к старушке. Дома он лишь оставил пакет с продуктами и выключил плиту.

  Она лежала чуть поодаль от того места, где он оставил ее в последний раз; все так же пыталась встать, но на этот раз ее сил хватило лишь на бесполезные махания рукой и раскачивания из стороны в сторону своего тощего тела. Теперь мичман не сомневался, что вряд ли дошел с нею до ее пристанища и снова представил себе, как бы это выглядело. Она толком не могла даже объясняться, не говоря уже о том, чтобы идти. Не долго думая, он направился в ближайший магазин. Ему еще никогда в этом городе не приходилось вызывать по сотовому телефону скорую помощь; не знал номера, так как он мог быть отличным от традиционного «ноль три», набираемого со стационарного аппарата. Он собирался спросить его у продавщицы. В магазине были лишь молодая девушка за прилавком с темными до плеч волосами – очень миловидная и вежливая, на которую он всегда засматривался - ,   и пожилая женщина, собиравшаяся уходить, но, видимо, затянувшийся разговор с продавцом заставил ее задержаться, опершись рукой о прилавок с мороженным у самого выхода.

  - Здравствуйте! – поздоровался он со всеми и, запинаясь, спросил. – Не подскажите, как позвонить на скорую?

  Мичман чувствовал, что голос его дрожит, а физиономия, должно быть, имела такое взволнованное выражение, что девушка, заметив это, сначала поинтересовалась, сама переменившись в лице, будто ожидая что-то необычное и плохое, но не касающееся ее лично, однако искренне готовая к сочувствию, - А что случилось?

  - Да…, - он не знал с чего начать и посмотрел на пожилую женщину. Она тоже смотрела на него с нетерпением, готовясь услышать что-нибудь страшное. – Там бабушка пьяная…лежит. Встать не может. Я ее уже два раза подымал…мне ж ее не унести..не на себе же…замерзнет, боюсь.

  Мичману стало стыдно за свои слова. Словно он оправдывался. Так и есть, думал он, оправдывается. Зачем он сказал, что не сможет тащить ее на себе. Все он может, если потребуется. Он понимал, что хочет дать понять им – все возможное и невозможное было сделано и ничего не оставалось делать, как прибегнуть к помощи скорой помощи. Но он знал, что это не так и оттого еще больше злился на себя и стал заметно потеть.

  - Лучше в милицию позвонить, - сказала женщина и переглянулась с девушкой.
  - Почему? – удивился он.
  - Она быстрее приедет. А скорая, вообще, может не приехать. Они пьяных не подбирают.
  - А как туда позвонить?
  - Ноль-два, как обычно, - поспешила вставить девушка. – А где она лежит?
  - У торца дома.

  Татиосов показал рукой в стену справа от нее. Она скрылась за прилавком. На мгновение яркий свет мелькнул откуда-то сбоку. Это открылась дверь в подсобке. Одновременно женщина пошла к выходу, намериваясь своим глазами убедиться в услышанном. Он пошел за ней и как только они вышли, то тут же наткнулись на милиционера, который собирался зайти в магазин.

  - О! Как раз вовремя! – удивился Татиосов, обрадовавшись тому, что не придется звонить. – Вы не могли бы помочь?

  Он коротко объяснил, в чем дело. Милиционер – парень лет двадцати пяти, невысокий, в кожаной форменной куртки черного цвета с рацией в нагрудном кармане и кепке с внушительной кокардой – выглядел славным малым. Но поначалу он заартачился.

  - Я домой иду, - сказал он, растерявшись. – Служба закончилась…
  - Ну, а как человек? Как человек вы можете помочь? – недолго думая, решил надавить на жалость мичман.
  - Да как человек… – начала поддакивать женщина.

  Не желая спорить с ними, быстро смекнув, что проще выполнить просьбу, он достал рацию и сообщил о женщине. Все это заняло каких-то нескольких секунд.

  - Могли бы и сами так же позвонить. Сейчас приедут.

  Он поинтересовался, где она. За магазином уже стояла девушка и смотрела в сторону дома, где все так же безуспешно пыталось встать на ноги все тоже красное пятно. На полдороги к ней мичман и женщина остановилась. Милиционер же подошел к бабушке, нагнулся, видимо что-то проговорив, и снова достал рацию. Он не стал пытаться поднять ее, а только осмотрел местность вокруг, словно обследовал место преступления. Мимо все так же безучастно проходили люди, чуть ли не перешагивая через пьяную бабушку; будто для них подобное событие далеко не новость; будто на их пути каждый день попадаются такие, вот, бабуси, дедушки, мужчины и женщины, сваленные под действием алкоголя, чрезмерно принятого ими в дали от собственного дома, до которого им так трудно добраться.

  - Хорошо, что есть еще добрые люди, - вдруг произнесла женщина и посмотрела на мичмана. – Не прошли мимо.

  Она рассказала страшную историю, из которой он мало что понял. Понял только то, что какой-то молодой офицер, будучи совершенно трезвым, где-то поскользнулся, упал и умер от потери крови, так как скорая не посчитала нужным приехать и забрать его, решив, что если лежит и на улице, значит пьян и недостоин помощи.

  Ему вдруг стало плохо. Он почувствовал себя последним негодяем; слова, которые были сказаны в его адрес, были расценены им как наказание и укор, хотя они были произнесены женщиной совершенно искренне.

  - Вы не торопитесь? – спросил он вдруг женщину.
  - Нет.
  - Я тогда пойду…а то тороплюсь. Вы дождетесь? Посмотрите?
  - Хорошо, хорошо! Конечно!

  Милиционер уже успел сходить в магазин и, присоединившись к ним, тоже стал наблюдать за бабушкой. Ей к тому времени каким-то образом удалось подняться; держалась за трубы, которые тянулись вдоль дома,  шаталась и пыталась сдвинуться с места, но с каждой новой попыткой сделать это, теряла равновесие, подвергаясь опасности снова оказаться на земле. Так и оставалась на прежнем месте - жалкой и беспомощной.

  Пройдя несколько шагов, Татиосов оглянулся. Он увидел, как молоденький милиционер быстрым шагом, чуть не побежав, снова направился в сторону дома, где была бабушка; пожилая женщина встревожено смотрела ему вслед; видел, как «что-то» осталось там, рядом с этой бабушкой, но не мог признаться себе в этом и даже назвать это «что-то» своим именем.

  Как он не утешал себя мыслями о благородстве своего поступка, «что-то», словно вгрызшись в мозг, с претензиями остаться в нем навсегда, не давало ему покоя еще несколько дней, пока оно не стало притупляться и не надоело до такой степени, что совсем забыл, как оно вызывало однажды неприятные чувства и переживания. С тех пор он старался не смотреть в сторону того дома и ходил в магазин по другому маршруту.

конец