Гадкий утёнок

Зинаида Оксенгорина

Серия «Сказки о Золушках»

Гадкий утёнок.

Бытует мнение, что любовь, яркая, страстная, безумная, бывает только в юности, проистекает бурно, тяжело и, как любая детская болезнь, проходит быстро и без последствий.
Это конечно редкость, но любой медик подтвердит, что есть люди, умудряющиеся заболеть корью или свинкой в тридцать лет. Хорошо, если первый раз, некоторые, особо талантливые или невезучие, Вам судить, болеют дважды.
Не надейтесь, повествование не о медицине, и столь модных ныне методах самолечения.
Ещё один рассказ о странной болезни с  традиционными симптомами тяжёлых хворей: жар, потеря сна и аппетита, нервное напряжение первых встреч, боль разлуки... Только лечиться никто не хочет!
Догадались?  Ну, конечно это любовь...



Как в сказке Грина, в белой пене парусов
На капитанском мостике с комп;сом,
Стоял мечты моей прекрасный капитан,
А шхуна уплывала... уплывала...

На капитанском мостике с комп;сом,
В загадочные дальние края,
Он уплывал, не ведая печали,
И оставлял на берегу меня...

Стоял мечты моей прекрасный капитан,
Надолго он покидал родимый свой причал,
Его о славе мысли занимали,
И он любви моей не замечал.

А шхуна уплывала... уплывала...
Чтоб возвратиться через много лет,
И я сама тогда ещё не знала,
Что на вопросы все мои один ответ.

Как в сказке Грина, счастья не вкусив,
Мечта младая тихо прозябала,
Жила, ждала, тоскуя, умирала,
И ожила, увидела, увидела, узнала,
У горизонта, в алой пене парусов,
На капитанском мостике с комп;сом,
Стоял мечты моей прекрасный капитан,
А шхуна...


Чувствуя себя великомученицей, Лика прошла в сауну. Ноги её в этом косметическом салоне не было бы, но положение обязывает. Завтра важная встреча с очень богатым, влиятельным клиентом. Нужно быть в форме. Она не успела с утра, совещание с сотрудниками затянулось, и сейчас ей предстоял полный комплекс удовольствий послеобеденного посещения.
В салоне красоты открытом в пригородном посёлке и очередь поменьше, и парикмахеры, косметички, мастера-профессионалы, и соседку, постоянную клиентку всегда без предварительной записи примут. Одна проблема, здесь уже собрался весь цвет общества, скучающие жены деловых людей, и призрачная надежда на всего один лишний час отдыха во время процедур летела ко всем чертям.
Представьте! Три часа бесплатно выслушивать то, что за определённую плату  она вынуждена слушать каждый день на работе. Темы всего две: предполагаемая или вполне доказанная супружеская неверность и, как следствие этого, жадность, расточающего деньги на стороне, мужа. 
И в бане, и на массажном столе, и под феном, в наказание за опоздание, ей придётся выслушать с десяток жалоб на скаредность богатых супругов, непонимание женских проблем, нежелание идти навстречу маленьким капризам, стоимость которых исчисляется порой десятками тысяч, незрелых, то есть зелёных, таких необходимых в деле, для американцев просто денег, а для жителей стран СНГ условных единиц.
Лика уже давно не была женой, да и за те три года, что была, в общем-то, не успела войти в роль, вкусить прихотей безработной, скучающей светской дамы. Она сама стала деловой женщиной, и прекрасно понимала мужчин, старающихся сэкономить на бесполезных безделушках и вложить деньги в бизнес.

Всего каких-нибудь пятнадцать лет назад, в деревне, в которой родилась девочка, названная родителями в честь бабушки несовременным именем Гликерия, никто даже не подозревал, что у одного человека денег может быть больше, чем в колхозной кассе в день выдачи зарплаты.
Родители работали, и они совсем не бедствовали, жили, как все, но столько денег, сколько она сегодня оставит в этом салоне красоты, никогда в руках не держали.
Папа тракторист, передовик труда, победитель социалистического соревнования, с первой оттепели и до первого морозца, от зари до зари в поле работал. Его в отпуск только зимой отпускали. Мама, пока колхоз не развалили, трудилась бухгалтером по зарплате. Представить страшно! Без компьютера, ведомости на всех пятьсот колхозников каждый месяц переписать, трудодни каждому рассчитать,  по больничным листам перерасчёт сделать, отпускные добавить, за прогул снять, отчёт подготовить... и бабушки, как назло, одна на Кубань к маминой младшей сестре жить переехала, другая в далёком городе Ужгороде всю жизнь прожила. Вот Геле и пришлось с пяти лет хозяйством заниматься. Она и огород полола, и за двумя младшими сестричками присматривала, и обед варила и кур кормила, а, переделав всю работу, мечтала о новом платье с рюшами, как у дочки агронома, воображалы Наташки, о портфеле с блестящими пряжками, о велосипеде со звоночком и уже потом о красивой, как в кино, любви.
Лучшими друзьями Гелиных родителей всегда были ближайшие соседи Фёдоровы. Так уж получилось. Мама и тётя Вера выросли в соседних домах, дружили с детства и мужей к дружбе приобщили. И в разделяющем участки заборе всегда были оторваны три доски, чтобы и высокая, толстая бабушка Мария, мама тёти Веры могла беспрепятственно пройти к соседям, посмотреть, что там «фулюганы» делают. «Фулюганами», то есть хулиганами, по мнению бабы Марии, были все, живущие в деревне дети. Она ругала своих внуков, Гелю и её младших сестричек Стасю и Марийку, забежавших поиграть соседских детей, потом грозно говорила,
• Я вам сейчас дам! – хмурила брови и вынимала из огромного кармана, затерянного где-то в необъятных складках халата пригоршню конфет «Золотой ключик», выдавая по одной на каждый хохочущий рот.
Повзрослев, Геля поняла, что этот, вошедший в привычку ритуал, имел двойной смысл, и детвору побаловать, и хотя бы одну минутку, пока крепкие зубки с тягучей, липучей карамелькой расправляются, тишину послушать. 

Князевы и Фёдоровы вместе праздновали дни рождения, пролетарские и религиозные праздники, крестили детей. Женщины вместе варили варенье, шили платья себе и девчонкам, слушали, одного на двоих, любимого певца Льва Лещенко.
Мужчины вместе ходили на рыбалку, пристраивали летние кухни и баньки и выпить, под настроение рюмку, искать собутыльников никогда на улицу не ходили.
Куда же детям деваться? Им друзья-подружки были заранее, как женихи дочкам монарха, приготовлены.
С Гелей дружила старшая дочь Фёдоровых, Лариска, с сестричками маленький Денис, только старший сын соседей Женька ни с кем не дружил, вообще ни с кем в деревне и, зайдя к Лариске, Геля с опаской поглядывала на строгого, (на целых шесть лет старше), брата подружки. С самого раннего детства, он казался ей загадочным, недосягаемым, как принц из сказки. Геля не знала ни одного другого мальчика, который бы так любил учиться. Евгений был всё время очень занят: развивал память, изучал английский и немецкий языки, с помощью учителя по физкультуре постигал Самбо. Укрепляя душу и тело, он плавал в уже покрытой первым ломким ледком речке, надолго сам уходил в пешие походы, обучался ориентироваться по компасу, по Солнцу и по звёздам, вечно что-то читал, и с явным пренебрежением поглядывал на резвящуюся мелюзгу.
Лариска иногда, когда других дел не было, потихоньку смеялась над Женей, не без тайного уважения, называла его заумным зазнайкой, но Геля точно знала, что подружка гордиться необычным, всё знающим, старшим братом, очень любит его.
Это только взрослым кажется, что у детей нет забот. У девочек всегда дел по горло, где уж тут обращать внимание на соседского мальчишку, который в куклы не играет и сказки не читает. И всё-таки Гликерия была благодарна Женьке за науку.
Они с Лариской учились уже в третьем классе, и на вечер у них было намечено серьёзное мероприятие, пойти к клубу и через окно посмотреть на танцующую молодёжь.
Развлечений и бытовых услуг у жителей деревни было вполне достаточно.
Для стариков и серьёзных мужчин кафе, где буфетчица Лида совершенно официально наливала желающим пиво и из-под прилавка жаждущим водку.
Для старушек и замужних женщин парикмахерская и даже маникюр, посиделки на лавочках  возле конторы и целый ворох тем для обсуждения.
Для молодёжи танцы под магнитофон в клубе и два раза в неделю для всех молодых и старых кино в этом же клубе.

Для десятилетних девчонок, танцы, конечно, были самым волнующим и интересным мероприятием в культурной жизни колхоза, и пропустить столь важный бесплатный урок деревенских, хороших манер, они никак не могли, но была одна проблема – «Природоведение».
Учительница задала на дом – написать заметки фенолога, а кто такой фенолог и с чем его едят, не объяснила, или объяснила, только они были заняты, вместе читали записку Валерки Силкина, предлагавшего дружбу. Подружки покопались в учебнике, спросили тётю Веру и, поскольку, принципиальная Геля, списать завтра на перемене у того же Силкина отказалась, Лариске пришлось идти на поклон к всезнайке. Длинный, важный Женька, как всегда, свысока посмотрел на девчонок, достал с полки последний том Детской энциклопедии и бросил на стол,
• Нельзя же быть такими тупицами! Книги читайте!
Лариска вместо благодарности, прошипела,
• Заумный зануда! – а Геля покраснела, потупилась.
Не то, чтобы её тогда интересовало мнение этого зазнайки, она была занята более серьёзным вопросом, ей или Лариске предлагает дружбу Валера, не написавший кому записка, но быть тупицей было, почему-то очень обидно.
Она стала читать всё, что попадалось под руку, учебники, выпрошенную у подружки Детскую энциклопедию, книги из школьной библиотеки и почувствовала явную выгоду. Её теперь хвалили и учителя и родители и к одиннадцати годам, когда окончивший школу Евгений, уехал поступать в офицерское училище, она уже была отличницей  и искренне, без сожаления, пожелала отъезжающему соседу,
• Ни пуха, ни пера...

Жизнь школьницы! Уроки и контрольные это раз. Посмеяться с Ильфом и Петровым или Джеромом К. Джеромом, потом поплакать с Анной Карениной или Чалыкушу, это два. Уговорить маму не покупать в единственном в деревне магазине, такое же платье, как у Вальки Сидоровой, а пошить самой, это три. Влюбиться, как все девчонки, в актёра Харатьяна, это четыре и ещё масса всяких интересных и полезных дел, которые можно сделать, в период учебного года, а на каникулах...
Каникулы в деревне, это Вам не городской выбор между беготнёй в душном дворе и поездкой в пионерский лагерь, где всё просчитано и промерено, от одинаково невкусной пищи для всех, до игр и купания в определённое время. Каникулы в деревне, это лес, речка, фрукты, созревающие, в своём и соседских садах. Ни времени, ни желания думать о курсанте, приехавшем на недельку другую погостить к родителям нет.
В июне Лариска и Геля окончили восьмой класс. Последние свободные школьные каникулы, на следующий год гулять некогда будет, всё лето повторять придётся, чтобы не хуже других, чтобы школу отлично окончить в университет поступить. Геля уже точно знала, что будет экспертом-криминалистом, как Зиночка Кибрит из телесериала «Следствие ведут знатоки». Она ещё не знала, что лишь в кино всё красиво и интересно, а в жизни, пальцы загрубевшие, в волдырях от реактивов, выезды на место происшествия за полночь, кровь и грязь на орудиях преступления и зарплата меньше, чем у заслуженной артистки. А с другой стороны, должен же кто-то и эту работу делать. Только это всё потом, после окончания десятилетки, а сейчас пятнадцать лет и родители разрешили.
Сегодня подружки впервые, как взрослые, идут на танцы. Они давно погладили платья, накрасили ногти, ресницы, чуть подвели малиновым фломастером губы и как раз накручивали друг другу локоны маминой плойкой, когда к Князевым зашёл поздороваться приехавший в отпуск Женька. Лариска завизжала, бросаясь на шею брату, а Геля только недовольно повела плечами, обычный, знакомый с детства сосед, в спортивном костюме, не произвёл на неё никакого впечатления. Если отвлекаться по всяким пустякам, опоздать можно. Кино начнётся и никаких танцев!

В зале было полно народа. Несколько пар «женатиков», брак которых был делом решённым, известным всей деревне, взрослые парни и девушки, лет двадцати-двадцати пяти уже танцевали. Зелёный молодняк с независимым видом слонялся по периметру фойе, рассматривал фотографии артистов и другую наглядную агитацию, сидел на расставленных вдоль стен стульях, нетерпеливо притопывая ногой и всё же не решаясь выйти в круг.
Девочки устроились в уголке и Лариска, не отрываясь, уставилась на молодого зоотехника, две недели назад, приехавшего по распределению на работу в колхоз. 
Геля попыталась вразумить подружку,
• Прекрати! Неудобно! – но Лариска только прошептала,
• Такой красивый... - улыбнулась, смущённому парню и зоотехник, окончивший в городе институт, взрослый двадцатидвухлетний мужчина, улыбнулся в ответ, подошёл к, зардевшейся от удовольствия, старшекласснице,
• Разрешите Вас пригласить?
Лариска красивая! Всегда мальчишкам нравиться. Валерка Силкин ей ещё в третьем классе записку написал, потом она с Мишей, Володей, Жорой дружила, а потом... пальцев на руках пересчитать не хватит. Высокая, полногрудая, длинноногая не то, что подружка. Геля и ростом не вышла и фигуркой хлипкая, тощенькая, наверное, родители ей в детстве витаминов недодали. Сестричка Стася на три года младше, а уже старшую сестру догнала и перегнала.
Совсем не завидуя, белобрысый, стеснительный зоотехник Сергей, отнюдь не казался ей таким уж красивым, Геля оглядела зал, и вдруг впервые увидела, и с первого взгляда влюбилась в знакомого с детства, соседского мальчишку, а нынче лейтенанта, каких-то непонятных войск.
Евгений, самоуверенный, стройный, синеглазый, в новенькой, с иголочки, форме в одно мгновение стал мечтой всех девушек в колхозе, и перспективы соседки-восьмиклассницы были равны нулю. Где уж ей до красавиц!
• Ты с ума сошла! Не по себе сук рубишь! – убеждала Лариска, - Он и раньше принца из себя строил, а как погоны нацепил, таким важным стал, на козе не объедешь!!! - но Геля была влюблена, молча страдала, глядя, как ловко отплясывает и, не стесняясь, прижимает в уголке деревенских красавиц, когда-то такой серьёзный сосед. 
Месяц пролетел быстро, Евгений уехал и был сразу забыт деревенскими красавицами. На то они и красавицы, – «С глаз долой – из сердца вон!» Только девчонка-школьница, которую он так ни разу и не пригласил на танец, долго плакала в подушку.
Сначала она часто, часто, вспоминала свою первую, не состоявшуюся любовь, потом страдания вроде притупились, утратили остроту, во всяком случае, она так себя убеждала, но даже сейчас иногда, под настроение ей снились синие глаза. 

Окончив школу с одной четвёркой по химии, (проблема была не в том, что Геля не любила химию, а в том, что мама когда-то давно, ещё в молодости, отбила папу у учительницы Варвары Степановны), Гликерия поступила в университет, на юридический факультет. Она получила место в общежитии и была быстро переименована новыми, продвинутыми подружками из Гели в Лику. 
«От сессии, до сессии, живут студенты весело». Лика не очень веселилась, думая о Жене, перебирая в памяти каждый его жест, каждое слово, но ей было интересно учиться, и она исправно посещала лекции, аккуратно вела конспекты, отлично сдавала экзамены. На каникулы она приезжала домой в деревню, но с Женей так ни разу за пять лет и не встретилась.
• Он на задании! – гордо и загадочно говорил дядя Андрей, тётя Вера тихо вздыхала, поглядывая на мужа и Лариска, вместо привычного, - задавака,  - сообщала,
• Женечка в заграничной командировке. Он уже старший лейтенант. Его орденом наградили!
Геля-Лика вздыхала, как тётя Вера, плакала по ночам, пару раз целовалась с однокурсниками, но забыть, выбросить из головы лейтенанта с синими глазами так и не смогла...
Она, конечно, выбрала специализацию «криминалистика», мечтая об уголовном розыске и на четвёртом курсе, оказалось, что, при подготовке к диплому, её будет индивидуально консультировать, сам декан факультета, профессор Петровский.
Это никого не удивило. С первой лекции строгий профессор выделял из весёлой студенческой ватаги старательную, тихую девушку, преодолевающую смущение, чтобы задать нестандартный вопрос. У Лики и в мыслях не было, что это любовь. Она очень удивилась, когда Виктор Всеволодович стал приносить на консультации по диплому цветы, забыв о криминалистике, читал стихи. Потом она испугалась, когда, применив накопленное с годами умение, он поцеловал так, что у неопытной девушки долго дрожали коленки, и по всем правилам, предложил руку и сердце.
Мама плакала,
• Подумай доченька! Он же на семь лет старше папы!
Девчонки в общежитии завистливо шипели,
• И дом, и машина «Волга», и должность... Чем она других лучше?
Лариска сообщила,
• Женька женился. Городская! Красивая, как артистка! - и Лике стало очень больно, но выйти замуж за профессора она была ещё не готова... пряталась, пропускала консультации.

Обычная невысокая девушка с чуть угловатой фигурой и резкими движениями подростка совсем не была красавицей, избалованной толпами поклонников. Правда, ей достались от мамы длинные, почти серые, платиновые волосы и большие, тоже серые широко расставленные глаза, но даже эти прелести не компенсировали в глазах сверстников, категорический отказ от более смелых нежностей после первого поцелуя.
Мальчики не настаивали, переходили к более доступным объектам, и Лика быстро причислила себя к грустной когорте «Гадких утят», девушек, которым не повезло, не сложилось в первый, иногда и во второй раз.
Бедные девчонки, боящиеся громко заговорить, искренне засмеяться, выплыть белым лебедем из выстроенной собственным неверием в себя пещеры, на свет, на середину озера. Они ещё не знают, что красота, как и талант, достающаяся не многим, совсем не является залогом счастья, всё зависит от того, как сумеет хозяин её реализовать. Они завистливо смотрят на своих счастливых подружек, тоже не красавиц, окружённых мальчишками, не осознавая, что тем просто повезло. Они сразу нашли, может быть не свою единственную, но первую в жизни пару, и поэтому милы и непосредственны, уверены в себе и этим привлекают окружающих.
В двадцать два года Лика уже уверила себя, поверила, что она некрасивая, неудачница, недостойная большой любви, поставила на своём счастье большой крест. А профессор был терпелив и настойчив, приглашал её на громкие театральные премьеры и скандальные выставки, караулил возле общежития, и она сдалась, под напором Виктора Всеволодовича, но после тихой свадьбы, все три года краткосрочного замужества не была счастлива.

Муж был человеком умным, образованным, и она была удовлетворена тихой, обеспеченной жизнью, радовалась общности интересов, беседам о любимой криминалистике, спорам о литературе и музыке, поездкам на отдых и на научные конференции в статусе жены профессора.
Утром, днём и вечером всё было удобно и интересно, но, отвечая «Да» она как-то не подумала, и никто не подсказал, что у супругов общие не только дни. Редких не просто ночей она ждала со страхом и отвращением, придумывала различные недомогания и отговорки, плакала и даже через годы после его смерти, не только вслух, но и про себя, называла мужа по имени и отчеству...
Лика очень, очень уважала и любила Виктора Всеволодовича. Нет, не то слово, но... Как иначе сказать?
Велик и могуч русский язык! Вот слово «красный» сколько синонимов имеет? Алый, багряный, кумачовый, пурпурный, - всё это красный цвет. Даже если оттенки не вспоминать, ещё пару красных наскрести удастся, а любовь...
• Я люблю сардельки с горчицей, - и – Я люблю Вас!
Чушь какая-то!!!
Нежная любовь к родителям, трепетная, к своему ребёнку, полная гордости или горчащая, приправленная болью любовь к своему отечеству, животное, потому что на уровне живота, удовлетворение от съеденного поросёнка с хреном и сокровенное, страстное, болезненно-сладкое... А слово одно - любить.
Она любила мужа, почти как родителей, гордилась его умом и эрудицией, уважала, доброго и знающего своё дело, учителя. Она искренне, нежно, преданно любила  Виктора Всеволодовича, понимая, что это совсем не та любовь... 
И всё-таки Лика долго болела, когда её муж, знаток права, активно консультировавший не только местных членов партии и правительства, но и их выезжавших за границу и там, в чужих странах, постоянно попадавших в какие-то неприятные ситуации, родственников умер. Он видимо, знал нечто, что было отмечено грифом «совершенно секретно», и поэтому сразу после развала СССР, скоропостижно скончался, в одночасье, от непонятной болезни.

Значительно позже, Лика вспомнила, подумала о том, что уж очень спокойно, без партийных собраний и выговоров с занесением в учётную карточку, шестидесятипятилетний бездетный вдовец, профессор женился на выпускнице своего факультета. Товарищ Петровский был, конечно, не Юпитером, кем-то поменьше, но уж точно не быком, и ему было известно и, поэтому дозволенно многое.
Муж никогда не рассказывал ей о придворных секретах, так, иногда, несколько слов, без фамилий, как юридический казус. Они не были особенно близки все эти три года. Днём Виктор Всеволодович был всегда занят, ночью не очень страстен. Он был и остался для неё скорее уважаемым наставником, чем близким другом,  а она... она, видимо, стала для него сбывшейся мечтой о детях, и ему было приятно, что рядом девушка, так похожая на его первую любимую жену, живое и тёплое воспоминание, о его молодости.
После похорон, в гости к Лике несколько раз приходили «друзья мужа», незнакомые, целеустремлённые мужчины, раз за разом задававшие одинаковые, странные намёки-вопросы. Неразговорчивая и осторожная от природы, она обдумывала каждое своё слово и через полгода поздравила себя с тем, что соответствующие органы, оставили её в покое. Наверное, не приняли всерьёз девчонку, странную блажь пожилого профессора.
Лика ещё не успела прийти в себя от потрясения, а тут всё, что казалось незыблемым, вечным, вдруг стало разваливаться на глазах и ассистент профессора, аспирант Коля Пименов, заскочив попросить денег взаймы, по дружбе, посоветовал быстро снять сбережения с книжек, унаследованных от мужа, и вложить в акции нового нефтяного концерна. Коленька даже познакомил Лику с серьёзным мальчиком Веней в больших, стильных очках, и с непонятной, неизвестной никому в прежней жизни профессией брокер.

Сначала она удивилась, получив доход с мудрёным названием дивиденды, и была очень благодарна Коле, так удачно связавшим с биржей, её начавшее рушиться благополучие.
Брокер Веня посоветовал вложить без проблем заработанные деньги в какую-то новую структуру, и почти два года Лика безбедно и безрадостно существовала в пустом доме, а потом, осуществляя старую мечту об уголовном розыске, получила лицензию, открыла и потихоньку расширяла своё сыскное агентство, в котором уже трудились восемь частных детективов.
Сегодня Лика была уверенна, что у неё есть всё: интересный, доходный бизнес, добротный, без новомодных выкрутасов, весной и летом утопающий в зелени дом на окраине города, новенький «Форд» вместо состарившейся «Волги», выписанная из деревни, восторженно и преданно глядящая в глаза младшая сестричка. Что ещё нужно человеку?
Выйдя замуж, она вычеркнула, выбросила Евгения из головы, из своей жизни и, приезжая в деревню к родителям, никогда, ни разу не спросила о нём...

Анализируя утреннее совещание Лика, постаралась, как можно незаметнее устроиться на буковой скамье в сауне, но разве можно ускользнуть от бдительного ока жены сахарозаводчика.
Матильда Архиповна «первая дама королевства», на правах соседки, быстро отгородила Лику от прочих соискательниц на «свободные уши».
Сахарозаводчик Антипов в прежней жизни, то есть до 1991 года, работал простым деканом в Технологическом институте пищевой промышленности. Как всякий уважающий себя профессор, наезжал в колхоз, где каждый год весной и осенью, как рабы, за тарелку супа и матрас в школьном спортзале, трудились на прополке овощей и сборе урожая фруктов студенты. Именно там Семён Семёнович подсмотрел разваливающийся заводик по производству сахара из, произрастающей на полях колхоза, свеклы.
По мнению Матильды Архиповны, муж её ничего особенного не сделал. Он взял ссуду в банке ещё твёрдым деревянным рублём, и выкупил пущенный с молотка за копейки завод. Основной пакет акций оставил себе, а остальные акции под ваучеры выдал рабочим, чтобы трудились как бы на себя. Выгнал пьяниц, модернизировал производство, отдал банку мягкими, как туалетная бумага, ещё советскими рублями. И сейчас на необъятных полях этого и двух соседних колхозов вместо, спускавшихся сверху по разнарядкам, злаков и кукурузы, произрастала сахарная свекла. Её бурые корешки, пройдя процессы отбеливания и кристаллизации, превращались в опять деревянные рубли для налоговой инспекции и полновесные доллары для исполнения маленьких, стоящих тысячи, капризов Матильды Архиповны. 

Посёлок, в котором когда-то построил дом и куда привёз молодую жену профессор Петровский, расположенный в черте города, на ближней окраине, давно облюбовали руководящие работники советского высшего образования. Добротные двухэтажные дома летом утопали в зелени, выращенных хозяевами фруктовых садов, зимой радовали нарядными, не замаранными промышленными отходами, сугробами. И дом, и дача одновременно.
Не то, чтобы здесь принудительно ходили в гости, но скучающие профессорские жены, подражая богатым купчихам, с удовольствием устраивали чаепития с самоваром, баранками и вареньем собственного приготовления, прямо на, примыкавшем к дому, садовом участке и сидя в удобном кресле, за, накрытым столом зазывала проходящих соседей. Не привыкшая к забавам высшего общества Лика сначала старалась избежать учёных посиделок, где разговоры крутились от совершенно непонятных научных тем, до интимных бесед о новой возлюбленной академика N и подробной информации о процедурах для одряхлевшей собачки. Матильда Архиповна не обижалась, снова и снова приглашая молодую, неразговорчивую соседку, без приглашения, на минутку заходила в гости, сообщить поселковые новости.
Позже Лика поняла, что если не дать вовлечь себя в дискуссию о, вошедшем в моду, фасоне шляпки, а поискать среди гостей юриста, филолога или искусствоведа, который сам работает, а не пересказывает на свой лад мнение мужа, можно узнать много нового, получить удовольствие от похода в гости, от интересной беседы. Именно такие чаепития в саду подсказали ей направление деятельности и именно там, разворачивая свой бизнес, она нашла первых клиентов.

Что может быть проще? Постарайтесь и Вы доставите богатой скучающей даме удовольствие за её деньги. Если выяснится, что трудолюбивый муж двадцать четыре часа в сутки горит на работе, какая жена будет не рада такой вести? А если муж, как старый козёл ныряет в молодую капусту? Даме достаётся приличная часть имущества и утешительный приз,
• Вы были правы! Всё именно так, как Вы предполагали. Вот доказательства.
Заказчицу, конечно, не волнует, на какие ухищрения идут частные сыщики, чтобы представить ей десяток фотографий, которые будут фигурировать в суде. Её задача дать исходные данные и внести на счёт сыскного агентства нужную сумму.
Таковы были дела фирмы «Пеликан» (Петровская Лика и «кан» для красоты).  Если быть до конца честной «кан» предполагало криминалистика, аналитическое направление. Как оказалось никаким «каном» в частном сыске не пахнет. Со времени Шерлока Холмса остался один Канкан, пахнущий обгаженными дворовыми котами подворотнями возле офиса предполагаемого нарушителя супружеского долга, мусорными баками, в которые походя брошены клочки записки и прочими гадостями, связанными с сором, выметенным из избы, со слежением за объектом и его «примерным» поведением. 
Только недавно в агентство впервые обратился серьёзный клиент, с поручением выяснить финансовые возможности предполагаемого партнёра и именно для встречи с ним Лика решила привести себя в порядок, пришла в салон красоты.   

Матильда Архиповна начала, издалека, похвасталась, новым колечком, купленным по случаю у пра-пра-правнучки княгини Волконской. Без перехода поведала, что сын Алёша встретил на улице бывшего сослуживца, настоящего профессионала-разведчика,
• Ну, Вы понимаете, голубушка! – соседка многозначительно закатила глаза, и сообщила, что муж нанял этого специалиста для неё, водителем-охранником, - А как машину водит! Мастер! Шагу ступить одной не даёт! Охраняет! – набивала цену Антипова, уже в массажном салоне, восхищаясь смелостью Лики, которая в такое неспокойное время везде ездит одна.
Сидя рядом под феном, она заметила, что нынче не только опасно, но и неприлично без «секюрити». Лика улыбнулась, уж очень смешно, в нос, произносила соседка это иностранное слово.
Под конец, потирая руки, чтобы быстрее просушить наманикюренные ногти, сахарозаводчица призналась, что новый телохранитель её раздражает,
• Слова не скажет! Еле упросила мужа повысить зарплату водителю и вернуть Николая Владимировича. Такой милый человек, и сумку поднесёт, и анекдот расскажет.
Только одна проблема. Сын Алёшка, добрая душа, не хочет бывшего сослуживца на улицу выгонять,
• А я мать, Вы же понимаете, голубушка, мальчик у меня один, он просил, не могу же я ему отказать. Всех подруг перебрала, но женщины хотят внимания, интеллигентной беседы, рассказать кому-то о своих проблемах... а он всё время молчит, вот я и подумала. Вы женщина неразговорчивая, и такой молчун только Вам подойдёт.
Не смутившись, каменным безразличием собеседницы, не вступая в пререкания, Лика старалась без слов продемонстрировать, насколько её не интересует это предложение, Матильда Архиповна дождалась, пока маникюрша Таня, нанесла последний штрих на Ликины ногти и увлекла её на улицу, знакомить с охранником.

Лика покорно прошла за госпожой Антиповой на стоянку машин. Зачем спорить, если «Форд» и «Мерседес» стоят рядом? Посмотрела на прислонившегося к автомобилю мужчину и в одно мгновение превратилась из тридцатилетней бизнес дамы  в пятнадцатилетнюю, влюблённую девчонку.
Они не виделись лет пятнадцать и, за это время, юношеская чуть угловатая стройность длинного, худого тела превратился в пугающую мощь мускулов, демонстрацию силы, но больше всего изменилось, лицо Евгения. Лика не смогла подобрать слово, чтобы пояснить себе, произошедшие изменения. Вокруг когда-то улыбчивых губ, залегли жёсткие морщины, глаза синие, как тёплое весеннее озеро, покрылись корочкой льда и в чёрных волосах появилась белая изморозь. Показная мальчишеская самоуверенность, сменилась суровой уверенностью мужчины, привыкшего рассчитывать только на себя.
Евгений очень изменился, но для Лики он был всё тем же потрясающе красивым лейтенантом, и синий джинсовый костюм так же облегал широкие плечи, как военная форма.
Она сразу узнала его, а он её не узнал, выполняя заученный ритуал, вежливо пожал, протянутую руку.
Минут десять Евгений и Лика с одинаковым интересом, молча изучали колесо «Мерседеса». Матильда Архиповна, как профессиональная сваха, говорила за троих, попеременно расхваливая работодателя и работника, вставляя информацию о том, как высоко ценит Евгения и его профессиональные качества её сын, сообщила о возвращении уволившегося водителя, спросила,
• Ну что? – и Лика растерялась.
Она пыталась понять, как, почему человек с самого детства отличавшийся целеустремлённостью, с хорошим багажом знаний и высшим образованием, окончивший офицерское училище, делавший, по словам его родных, блистательную карьеру, оказался простым водителем-телохранителем, и не успела ни о чём другом подумать, ничего решить, автоматически подала визитную карточку,
• Я жду Вас завтра в пятнадцать часов у себя в офисе!

Всю ночь Лика не могла спать. Она не строила планы, не готовилась к разговору. Сразу после первой брачной ночи, она уверила себя, что предала свою любовь, и теперь не имеет права даже думать о Жене.
По прошествии времени, уже умудрённая опытом, составила целую теорию, разъяснив себе, что он никогда не замечал, не любил её и для уважающей себя женщины, просто стыдно страдать по человеку, которому она не нужна. Лика так часто напоминала себе, что забыла Евгения, не должна, не хочет думать о нём, почти уговорила себя, не осознавая, что, выстраивая стену из обид и запретов, подсознательно создаёт себе кумира, как девочка, мечтающая об артисте, понимает, что это невозможно и от этого ещё более страстно мечтает о встрече. И сейчас, когда он так неожиданно появился на её пути, не могла решить, что делать со свалившейся на неё проблемой. Пройти мимо? Но ведь он односельчанин, сосед, брат подружки и он в затруднительном положении, остался без работы. Принять на работу? Но как могут сложиться их отношения? Он не узнал её! И хорошо, что не узнал, она тоже уже ничего не помнит, совсем забыла о том, что было, а впрочем, ничего ведь и не было...
В голове крутились какие-то обрывки воспоминаний, разорванные клочки мыслей: Какой он красивый!!! Лариска говорила, что он женат... У него, наверное,  уже дети... Мне, какое дело... я его на работу беру... а может лучше отказать... зачем мне водитель, я сама пять лет машину вожу... и охранник мне не нужен, кто меня тронет... – и снова, снова, как тогда давно в юности, восторженно, - Какой он красивый!!!
Она так и не решила, принимает или нет Евгения на работу, и если принимает, то зачем, а если отказывает, то почему...

С утра всё валилось из рук, даже плакать захотелось, а потом он пришёл, и, видимо на нервной почве её прорвало. Она говорила, грозила, предупреждала, требовала дисциплины и аккуратности, выдвигала странные, непомерные требования, а он сидел уставясь в пол иногда неопределенно покачивал головой и, кажется, всё-таки надеясь, что он откажется, Лика сообщила,
• Я живу за городом. Задерживаюсь на работе не часто, но бывает, возвращаюсь, когда последний рейсовый автобус в центр уже ушёл...
Он безразлично ответил,
• Мне всё равно где комнату снимать! Могу в Ваш посёлок переехать, если цены за жильё приемлемые...
Сердце прыгнуло, как теннисный мячик,
• Значит, он развёлся!
Она, отдёрнула себя: Какое мне дело! Всё давно в прошлом! Постыдись! Он тебя в упор не видит! - и, видимо так увлеклась самобичеванием, что неожиданно для себя, просто на автопилоте, бесцветным голосом предложила,
• У меня дом двухэтажный. Вы меня и после работы охраняете, а я с Вас за проживание плату не беру.
Через час прибежал офис менеджер,
• Где ты его взяла? – как всегда в экстремальных ситуациях, брызжа слюной, вопрошал Пётр Терентьевич, - Ты знаешь, что он в тюрьме сидел, два года назад вышел? Правда, характеристики с мест работы прекрасные. Последняя так «Филькина грамота», полтора месяца проработал, а дифирамбов на целый лист, но предыдущая вроде серьёзная, почти два года без ДТП и эксцессов хозяина рынка возил, только водителем. Помнишь, в газете писали о перестрелке, в конторе рынка. Хозяин погиб, характеристику его жена подписала, а ниже, - улыбнулся менеджер, - горячая южная душа, приписала: «С детьми домой уезжаю. Никуда бы не отпустила. Хороший водитель». Может мне пошуршать по своим каналам?

Ныне офис менеджер, в «до перестроечной» жизни, работник уголовного розыска, вдохновитель и первый сотрудник фирмы «Пеликан» случайно оказался в нужное время и в нужном месте.
Молодая, растерявшаяся, вдова не могла одиноко сидеть в пустом опостылевшем доме. Лика придумывала для себя какие-то дела и, посетив намеченный магазин или кинотеатр, долго, бесцельно слонялась по улицам, заходила выпить безвкусный кофе в случайно примеченном кафе, сидела на скамейках в весёлых, летних и холодных, мокрых, осенних парках. Всё равно, только бы мимо проходили люди, только бы где-то звучал детский смех, только бы вместо тоскливого существования перед глазами была жизнь...
Однажды рядышком на скамью в парке уселся пожилой человек и, как-то само собой получилось, что она сначала выслушала грустную историю, отправленного на пенсию, несговорчивого офицера милиции, а потом, как на исповеди, рассказала всё о себе, всё, всё, даже о полученных дивидендах, только о старой, иногда ноющей боли-любви не рассказала. У неё были деньги, у него знания и опыт розыскной работы. Пётр Терентьевич увлёк новую знакомую идеей частного сыскного бюро, и она вспомнила о богатых дамах, жаждущих узнать подробности интимной жизни своих мужей.
Они вместе оформляли документы, искали помещение, оборудовали офис и пока работали только вдвоём, опытный опер, научил, многое знающую теоретически, но ничего не умеющую женщину, как проводить опрос, вести слежку и ещё всяким премудростям необходимым сыщику. Клиентки оценили работу сыскного бюро, хвастаясь или жалуясь, разрекламировали фирму «Пеликан» своим подругам и знакомым. Дел оказалось неожиданно много и Пётр Терентьевич, постепенно, по одному, привёл восемь своих коллег, которые не сумели притерпеться к новым условиям, когда не потерпевшего, а преступника защищает закон, именуемый в народе, «волосатая рука» высокого начальства.
Год назад Пётр Терентьевич заболел, сердце, Лика придумала для него более спокойную должность, не связанную с беготнёй по улицам, – офис менеджер: и почту просмотреть, и отдел кадров, и снабжение, и завхоз и если нужно форточку починить. В перерывах между основной деятельностью, Пётр Терентьевич с удовольствием помогал Лике принимать клиентов и иногда выручал, шурша по старым связям, если возникали проблемы.
Потирая раскрасневшееся лицо, взмокшими от напряжения ладошками, Лика молча, отрицательно покачала головой. Она уже решила и не хотела, не могла ничего изменить.

Евгений, жёстко пресёк попытку сестрички Марийки завести разговор, загнав «Форд» в гараж, исчезал до утра. Он вроде никуда не уходил, но в его комнате всё время было тихо, тихо. Только поздно вечером, или ночью, лёжа в постели, Лика слышала шаги, крадущиеся по коридору, по лестнице, шуршание ветки за окном, тихие окрики, отпугивающие загулявшего прохожего, скрежет дверного замка, чуть слышный скрип, закрываемых на ночь окон первого этажа. Мероприятия по охране дома.
До переезда в дом телохранителя, они жили втроём. Лика, Марийка и пёс Пират. Собственно в другом порядке. Сначала поселился пёс.
Возвратившись однажды со своих шатаний по городу, Лика увидела возле забора шубу, не шубу, кучу грязного, черного меха, лежащую прямо на мокрой от дождя, пожухшей траве. Она подошла ближе и отшатнулась, потому что это всё поднялось, с шумом отряхнулось, разбрасывая брызги, и превратилось в дворнягу, огромную и худую, как велосипед. Собака, оценивая, посмотрела на Лику единственным правым глазом, левый был закрыт опущенным веком и не залаяла, что-то горестно сообщила на своём, собачьем языке. Как всегда в таких необычных ситуациях, чувства опередили разум.
Лика сказала,
• Если хочешь, я отдам тебе вчерашний суп и поделюсь хлебом с колбасой?
Она могла поклясться, что пёс кивнул, отряхнулся и вытер лапы о коврик, входя в дом.
Пират, названный так за отсутствие глаза, благосклонно принял кличку, без возражений, с шампунем, искупался под струями садового шланга, послушно улёгся для просушки на старом одеяле возле разожжённого камина и стал первым, кто скрасил Ликино тоскливое одиночество.
Позже в её жизни появились Пётр Терентьевич и сыск, а потом приехала Марийка.
Выйдя замуж, Лика всего несколько раз приезжала к родителям, и то ненадолго, на пару часов. Сначала не хотелось никого видеть, а потом... Бизнес есть бизнес. Если хочешь, чтобы он состоялся, ему, как ребёнку в первые годы жизни, нужно отдать всё внимание, всё время, всю себя.
Два года назад средняя сестра Анастасия вышла замуж, с мужем и сыном жила в доме родителей, а Марийку Лика забрала к себе в город, и самой не так одиноко, и уж очень засматривалась младшенькая на Михаила, мужа сестры.
Стася зачаровала строителя «шабашника», беженца из разорённого Карабаха, нанятого мужем Лариски Сергеем, для ремонта коровника, серыми глазами и домов в придачу, а Марийка... На безрыбъи и рак рыба. Молодёжи в деревне совсем не осталось.   

Прошло всего три месяца, а Лика уже привыкла к двум надёжным рукам, ненавязчиво принявшим на себя управление автомобилем.
За всё это время Евгений не сказал ей и трёх слов. Ей иногда казалось, что она выдумала себе телохранителя, потому что его просто нет. Она не чувствовала его присутствия ни в машине, ни на работе, ни дома. Его не было, но каким-то непонятным образом, он возникал за мгновение до того момента, когда Лика решала выйти из офиса, закончить разговор и попрощаться, беззвучно, как тень следовал сзади, но, ещё не успев усесться в автомобиль, она уже видела, что он за рулём, что он готов ехать. 
Если разобраться Евгений вел себя просто по-хамски, всячески демонстрируя, что ему всё равно, женщина или мужчина хозяин, никогда не здоровался первым, только что-то шипел в ответ на утреннее приветствие, не помогал сесть в машину, не подавал руки на скользких ступеньках, не отвечал на редкие попытки завести разговор. Лика, от природы человек неразговорчивый и работы всегда много, но он работал, как автомат, запущенный на определённую программу, демонстративно не допуская никаких отклонений, от служебных отношений. Правда, периодически отлаженный механизм давал сбои. Если она сообщала точное время выезда, а встреча затягивалась, дорогу слишком медленно переползала старушка или слишком быстро перебегала школьница, он бурчал, что-то неодобрительное себе под нос и главной героиней этих монологов всегда была женщина, не конкретная женщина, а все живущие ныне дочери Евы, глупые, развращённые, неорганизованные.
Лика раздражалась, обиженно надувала губы, даже хотела его уволить, но... 
К хорошему быстро привыкаешь.
Она уже почувствовала, как удобно набирать номер на мобильном телефоне или прикуривать, когда обе руки свободны от руля, узнала, сколько листов отчёта можно прочесть за полчаса, если глаза свободны от давно заученной наизусть, надоевшей, утренней дороги до офиса. И, кроме того, недоумевая, дивясь человеческой глупости, она поняла, что, заведя охранника, заработала ещё толику уважения своих клиенток. Эти «ново русские» представления о приличиях!!! Деловая женщина должна иметь телохранителя.
Как говорил герой актёра Ростислава Плятта в спектакле «Госпожа министерша»,
• У каждой министерши должен быть любевник!
Артист произносил это слово именно так с буквой «е» и зрители смеялись, совсем не задумываясь: А зачем министерше любевник? Почему без него никак нельзя? Чёрт его знает!!! 
Стараясь быть честной, хотя бы с самой собой Лика, поразмыслив, приписала свои обиды, старой, детской влюблённости, подумала, что он всё-таки отрабатывает свою зарплату, и всё время пыталась выбросить женские капризы из головы, но Евгений сам всё время нарывался на неприятности.
С Ликой он не связывался, но ей всё время казалось, что это не уважение к хозяйке-работодателю, скорее пренебрежение к низшему существу, отвращение к женскому полу, а вот с сотрудниками агентства, у него периодически возникали стычки. Из-за неверно сказанного слова, недостаточно чёткой формулировки, он умел молча окинуть провинившегося презрительным взглядом, а уж если открывал рот, то одна короткая язвительная фраза, покрывала багрянцем все девять суровых мужских лиц. Удивительно, но её сообразительные сыщики, терялись под его взглядом, только потом, когда он уходил, возмущённо перебирали варианты достойных ответов.
Вмешиваться в мужские склоки было неудобно, но однажды Лика не выдержала, наедине, в автомобиле попросила придержать язык, и услышала злобное,
• Как я этих ментов ненавижу!!!

Прекрасно понимая, что Евгений раздражает, выводит её детективов из себя, и это мешает работе, потому что частный сыщик должен быть нацелен на объект наблюдения, как пёс Пират на любимую «Докторскую» колбасу, а мысли об обидах очень отвлекают, чувствуя постоянный дискомфорт в его присутствии, Лика так и не решилась ни поговорить по душам, ни пригрозить увольнением.
Она стыдила себя за бесхарактерность, пыталась придумать оправдания для этого хама, и даже, с удивлением призналась себе, что побаивается иронического взгляда, острого, как заточенная бритва, языка, так и не решилась задать себе прямой вопрос: «Почему? Почему взрослая, деловая женщина в ущерб бизнесу, в ущерб собственному спокойствию и достоинству, терпит злобные выходки?» От одной мысли о таком самоанализе, болезненно сжималось что-то внутри и она жила, как Дамокл под подвешенным на тонкой нити мечом, пока не произошёл инцидент, на который она обязана, была среагировать.
День выдался особенный, просто «чудесный».
Утром, уезжая заправлять машину, Евгений предупредил Петра Терентьевича, а старик забыл, не сказал и, простояв десять минут на улице, она только-то и спросила,
• Сколько можно Вас ждать?
Не отвечая, он почти оттолкнул её, проскочил в дверь и Лика, почувствовав неладное, побежала за ним, но не успела. Она не услышала, что он сказал, она увидела, как страшно, болезненно хватает ртом воздух Пётр Терентьевич. Боковым зрением приметила, как, всегда спокойный, уравновешенный Рома, схватил Евгения за ворот куртки, как, сжимая кулаки, поднимаются из-за столов мужчины, закричала,
• Прекратите!!! – доставая из аптечки «Нитроглицерин».
Евгений легко отшвырнул, замешкавшегося Рому и выскочил из комнаты, а Лика, забыв, что через сорок минут встреча с одним из двух хозяев биржи, Прохановым,  двадцать минут приводила в порядок офис менеджера. Приказав не оставлять  Петра Терентьевича одного в конторе и в случае чего, сразу вызывать «Скорую помощь», она уселась в машину и всю дорогу до биржи, раздражённо разъясняла, что обижать, оскорблять людей, с которыми вместе работаешь недопустимо, что это переходит всякие границы. Сообщила что хозяин биржи, это не скучающая, подозрительная супруга, это совсем другой уровень, что она шла к этому уровню пять лет, а сейчас у неё руки трясутся, и ей будет сложно сосредоточиться на  разговоре.
С таким же успехом она могла бы увещевать коробку передач. Пират бы, наверное, как-то среагировал, а Евгений нет. Он сидел за рулём, сосредоточенно глядя на дорогу, равномерно выжимая из «Форда» дозволенную скорость. Ни один мускул на его красивом лице не дрогнул в ответ на гневный монолог...    

Разговор с господином Прохановым был очень тяжелым. Капризный, как избалованный ребёнок, бизнесмен ругал брокеров, порядки на бирже, американцев, работающих на понижение, украинцев, ворующих из газопровода, весь мир. И естественно во всём была виновата она Лика.
Когда он, наконец, перешёл к делу, предложил выяснить, насколько лоялен его партнёр по бизнесу, Лика уже устала от его «Плача Ярославны» и не сумела настроиться на разговор. Выходя из кабинета, она подумала, что пропустила несколько важных вопросов, ругая себя, что крепка задним умом, поспешила за уходящим клиентом. Своего телохранителя она, как всегда, не заметила. Фотореле раздвинули створки двери, Лика шагнула на улицу, собираясь, всё-таки спросить господина Проханова о привычках его партнёра и неожиданно пролетев несколько метров, оказалась за квадратной колонной. Евгений навалился всем телом, прижал её к холодному камню, обвил, обнял крепкими руками, прикрывая собой, а её собеседник, с которым она ещё не успела попрощаться, медленно, как в кино стал оседать на лестницу, и когда он упал Лика увидела, что лоб хозяина биржи украсила маленькая красная дырочка, размером с двухкопеечную монетку.
Прижавшись к колонне, чтобы спрятаться, отгородиться от суетящихся телохранителей, убитого бизнесмена, зевак, сбежавшихся на происшествие, неизвестно откуда, появившегося фотографа-репортёра, она плакала, кричала,
• Поехали! – но Евгений ехидно прошипел,
• Пинкертон в юбке! - заставил её вернуться в помещение, дождаться милиции, дать показания.
Потом, уже в машине, он просто влил ей в горло коньяк из фляги, обнял, и она долго рыдала на его груди, всхлипывая, как ребёнок, причитая, как старуха.
Она хотела ехать домой, но он презрительно бросил,
• Женские фокусы! - и повёз её в офис.
Она уже не раз слышала незаслуженно обидное,
• Женские штучки! Женские капризы! Женские фокусы! – осуждающее бурчание, короткие фразы, первым, в которых было слово «женские».
Евгений всегда произносил это слово в лучшем случае иронически, чаще с долей ехидства или сарказма. Он ни к кому не обращался, говорил безлично ни о ком, просто бормотал себе под нос, и ей не к чему было прицепиться, подслушивать некрасиво, хотя очень хотелось накричать, отругать. Вот и сейчас от этих двух, чуть слышно сказанных слов, захотелось обидеть, ударить, но она сдержалась и почувствовала себя лучше. 
Рассказывая и пересказывая сотрудникам события страшного полдня, Лика постепенно успокаивалась, избавляясь от сжимающего сердце ужаса, и выпив три чашки кофе настолько приободрилась, что под вечер нашла в себе силы, выслушать традиционные доклады детективов.
По дороге домой, она вдруг, совсем ни к стати вспомнила, как хорошо, тепло и надёжно чувствовала себя одно короткое мгновение, там возле колонны, пока ещё не поняла, что случилось. Краснея, из-под ресниц посмотрела на Евгения, но он был бесстрастно спокоен, как всегда, и ей стало стыдно, как будто её уличили в чём-то нехорошем, неправильном...
Робкая попытка поблагодарить, превратилась в короткий монолог без ответа, и Лика, в который раз, обиделась, прекратила бесполезную игру в одни ворота.

Страх уже почти прошёл, но это не формулируемое, непонятное ощущение пустоты, возникшее, когда едва знакомый человек, с которым ты только что проговорила целых полчаса, лежит на асфальте и маленькая красная дырочка на его лбу, как наклеечка у индийской красавицы...
Стараясь не думать об этом, Лика уставилась на дорогу, рассматривая давно знакомые пригородные пейзажи.
Перед поворотом к дому, она встрепенулась, приказала,
• Остановитесь! – выскочив из машины, побежала за высоким мужчиной в кожаном пиджаке.
Отец Алексей появился в небольшой, всегда пустовавшей церквушке, построенной в предшествовавшей посёлку деревне, всего два года назад и успел уже стать одной из самых заметных и уважаемых фигур.
Несмотря на деревенское воспитание Лика, не была религиозной, как впрочем, и её родители, соседи, односельчане. Это было что-то другое. Куличи, пасхи, крашеные яйца, вечеря крестным, обычная традиция, как флаги и разноцветные шарики на Первое мая, а религия, религия пионерке, комсомолке Геле была ни к чему.
Когда умер муж, Лика вспомнила, как после международного конгресса криминалистов в Болгарии, они остались и целых две недели жили у тёплого Чёрного моря, в одной из прилепившихся к горе лесенкой, симпатичных гостиниц. Виктор Всеволодович, долго смеялся, когда она, удивлённо распахнув глаза, водила головой вверх, вниз и снова вверх, рассматривая необычное строение. Огромный, яркий, зефирно-розовый куб первого этажа, прижавшись тылом к горе, спускался к самой кромке белого песка, глядя по сторонам десятками широких окон. У второго этажа глаз-окон было на десяток меньше, у третьего ещё меньше. Каждый следующий этаж худел, отодвигался, представляя отдыхающим площадку для солнечных ванн, на крыше предыдущего. Они купались в море, загорали, а потом поехали в Варну, погуляли по городу, посидели в кафе, расположившемся возле археологического раскопа древнего городища какого-то века до нашей эры, в центре города и муж уговорил её пойти в церковь.

Лика, скучая, смотрела по сторонам, пока Виктор Всеволодович сосредоточенно, молча стоял возле иконы, вслушиваясь в бархатный бас священника.
Он поднял голову, поймал безразличный взгляд молодой жены,
• Что насупилась? – и она честно призналась, 
• Нудно... 
Профессор улыбнулся, потрепал её щеку,
• Ты совсем молоденькая, потом всё поймёшь, - и неожиданно горестно произнёс, - Я хотел бы, чтобы меня похоронили по христианскому обряду... - задумался, - но это невозможно...
Кто же знал, что всего через два года, в 1990, озарённом кострами, сжигаемых, как средневековые ведьмы, партбилетов невозможное станет возможным, непривычное, привычным, непонятное, ещё более непонятным.
Вспомнив о желании мужа, Лика побежала в церковь. Отец Тимофей, уложив, на выпирающий из-под рясы живот, холёные белые руки, вскользь утешил молодую вдову, и долго договаривался о гонораре, всё время, жалуясь, что жертвуют мало, а храм ветшает. После похорон, священник пришёл на поминки и так напился, что опухшая от слез Лика, трясущимися руками завела машину и отвезла пьяного попа домой. 
Матильда Архиповна, по секрету сообщала, что жена отца Тимофея, обрядившись в партикулярное платье *, каждый месяц ездит в город, на базар, продавать оставленные после свадеб вышитые полотенца, зачем-то положенные при крещении, белые мужские рубахи, по полгода кормит свиней пасхами, и крашеными яйцами. Эти сведения веры и уважения к религии Лике не добавили...

Прошло года три и, та же, госпожа Антипова принесла новую весть, отец Тимофей, видимо за пьянство, отправлен на пенсию. Нового пастыря прислали, отца Алексея. 
• Молодой, лет тридцать пять, симпатичный, но... -  Матильда Архиповна понизила голос до шёпота, - знаете, голубушка, это, по-моему, неприлично... Новый священник с двумя сыновьями, в спортивных костюмах, сами храм штукатурят, а матушка и младшая девочка им раствор замешивают.
Потом слухи покатились по всему посёлку, как снежный ком. Больше всех старались, посещающие церковь, сменившие партбилеты на молитвенники пожилые дамы,
• Отец Алексей вчера на проповеди сказал, что плотская любовь не грех и дана человеку для продолжения рода! Стыд, то какой!!!
• Священник наш по улицам в джинсах и кожаном пиджаке ходит, волосы, как мальчишка, в хвост забирает!!! Срам!!!
• Сын то батюшки нашего, в садике вечером с хулиганами сидел, о чём-то сговаривался. Это же нужно! Сын священника – хулиган!!!
• На Пасху, только службу окончил, мальчишки эти, что в саду сидят, детские качели ломают, все дары, что мы храму оставили, в коробки сгребли, унесли обжираться!!! Лучше бы я соседку, Цилю Ароновну угостила...
• Поп совсем обнаглел! Дары все, полотенца, платки, рубахи, всей семьёй и с ними мальчишки, хулиганы эти, в машину грузили, и ещё игрушки в кульках, пасхи, яйца крашенные в лукошках. Сам за руль сел, попадья рядом, а Вовка и Жорка которые в прошлом году Ленину в парке нос отбили, с его детьми сзади. Поехали куда-то. Упаковано всё в целлофан! Точно в магазин повезли, продавать!!!
Потом уже совсем неслыханное,
• Этот-то! Водку в церковь запретил приносить. Сказал, - лучше деньгами!
• А в пятницу, - рассказывала Матильда Архиповна, приносившая Лике всю эту информацию, - день урожайный выдался. Харитоновы дочь замуж выдавали, у Прохоровых внук родился, а академик Христофоров помер. Возле  церкви очередь, как в социализм в гастрономе, стояла - крестить, венчать, отпевать, половина жителей посёлка собралась. И вдруг, к церкви... - госпожа Антипова, интригуя, сделала паузу, - подъехал автобус. Вы бы посмотрели голубушка на этих бандитов с большой дороги! Мальчишки и девчонки, все с кистями на палках, с вёдрами, в штанах и футболках, краской замазанных, в шапочках из газет, а мордочки чистенькие, - сахарозаводчица улыбнулась, - и хором,
• Здравствуйте!
Директриса их речь сказала,
• Воспитанники нашего детского дома для слабослышащих, очень благодарны вашей общине за подарки к светлому празднику Пасхи. Отец Алексей и мальчики ваши рассказывали, что вы храм всем миром восстанавливаете, вот мы и решили помочь.
• Что тут началось! - Матильда Архиповна закатила глаза от избытка чувств, - Народ о своих праздниках забыл. В костюмах лестницы из дома тащат, в нарядных платьях вёдра с краской несут, а отец Алексей, стоит в сторонке, как сатана, (прости меня Господи!), ехидно улыбается, - сообщила соседка и неожиданно сделала заключение, - Я знала, всем говорила, что он честный настоящий священник!
Несколько раз, Лика передавала с Антиповой деньги для больных детей, а потом, на улице, к ней подошла незнакомая женщина,
• Вы Лика? – приняв подтверждающий кивок, сказала, - Меня Ириной зовут. Мы с Алексеем давно хотим с Вами познакомиться. На те деньги, что Вы пожертвовали, троим малышам детские импортные, слуховые аппараты купили. Приходите к нам в гости, когда захотите.
В церковь Лика бы не пошла, а в гости...
Ирина и Алексей люди приятные, интеллигентные, слушают заинтересованно, но вопросов не задают. Что хочешь, расскажи, а что не хочешь, твоя воля. И дети у них хорошие, воспитание, и в доме уютно. Лика их вниманием не злоупотребляет, и они заняты и своих дел хватает, но иногда, когда жизнь достанет, заходит на часок, вроде ни о чём поговорить, в чужом семейном тепле погреться, и уходит успокоенная.
Вот и сегодня, на сердце неспокойно, а этот сидит за рулём, как истукан, слова не скажет...
Лика догнала отца Алексея возле перекрёстка, уже в который раз за уходящий день рассказала о происшествии и он вроде ничего особенно важного не сказал, но приободрил, успокоил.

Усевшись в машину, она, сама не зная зачем, сообщила, даже не повернувшему голову Евгению,
• Поселковый священник. Очень хороший человек!
Он неожиданно ответил, ехидно констатировал,
• Священник Ваш, с хвостом, больше на стилягу-программиста похож, чем на адепта религиозного культа. И за локоток даму-благотворительницу совсем по-светски придерживает, нежно денежки вытрясти хочет...
«Форд» уже остановился во дворе, перед воротами гаража и Лика развернулась всем корпусом, зло уставилась в иронически прищуренные, синие глаза,
• Откуда в Вас столько злобы? Вы мужчин презираете, женщин ненавидите, даже священник, которого Вы первый раз видите, Вам уже чем-то не угодил!
Евгений отвернулся, изучая муху, гуляющую по лобовому стеклу,
• Я презираю мужчин, не умеющих сосредоточиться, и выполнить простое поручение, а особенно ментов, которым на всё, кроме себя наплевать! Не уважаю бездельников, а Ваш поп, один раз в неделю бабушкам-старушкам расскажет, что грешить нельзя и всю неделю, баклуши бьёт, не думает, о том, что бабки не грешат, не потому, что он запретил, а потому, что у них зубы все от старости выпали, им грешить нечем, а женщины... За что вас любить? В ядовитой змее доброты, порядочности больше. Змея, пока ей на хвост не наступишь, не тронет, а вы для развлечения покусать готовы!
Это бывает очень редко, но сейчас Лика разозлилась по-настоящему: Самовлюблённый наглец, воображала, зазнайка! - подстегнула она себя, а вслух очень спокойно сказала,
• Пётр Терентьевич специалист высочайшего класса, добрый и умный, но возраст берёт своё. Может быть, Вы тоже, что-то забывать станете, если доживёте, если своим ядом раньше не подавитесь!
Отец Алексей, в свободное от основной работы время, церковь сам ремонтирует, а деньги на ремонт епархией выделенные для глухих сирот в детский дом отправляет, с трудными подростками, лучше Детской комнаты милиции, работает, так что баклуши ему бить некогда, разве, что Вы его на соревнование вызовете!
А женщины? – она сделала паузу, он повернулся и они, кажется, целую вечность сверлили друг другу глазами, - Женщины бывают разные преданные и верные, надёжные и заботливые, умные и умеющие любить, просто Вы, наверное, пару по себе выбираете! Вот Вам змеи и попадаются...   
Евгений, кажется, растерялся, получив отпор от слабого пола, и Лика, быстро покинула поле боя, пока противник не пришёл в себя, не перешёл в наступление выскочила из машины, громко хлопнув дверкой.
Сидя с Марийкой на кухне, она услышала размеренные шаги, спокойно попирающие ступеньки лестницы на второй этаж, потом хлопнула дверь и стало тихо.
Медведь ушёл в свою берлогу... до утра.

Сестра уехала с друзьями в горы. Смешно! Никита альпинист, и Марийка, всегда высоты боялась, а тут вдруг за два месяца скалолазкой стала.
По телевизору однообразные сериалы, перемежаются повторяющимися новостями. Пират бездельник, раньше дом охранял, а сейчас совсем обленился. Интересно, как он узнал, что другой охранник есть. Ещё Солнце не село, а пёс уже ушёл спать в свою будку. Лика покопалась в саду, замёрзла, вошла в дом.
Утренней почтой Евгений получил письмо, весь день был особенно задумчив, хмур, и, поставив машину в гараж, куда-то ушёл.
Просмотрев газеты, она улеглась в постель и уже усыпала, когда в соседней комнате что-то с грохотом упало, покатилось, потом громко ударили в стену, зазвенело битое стекло. Шум продолжался и продолжался. За стеной падало, звенело, билось и, натянув на ночную рубаху халат, Лика направилась к вдруг ставшему шумным, квартиранту. Она постучала, услышала невнятное бормотание, приняв за разрешение войти, открыла дверь и остановилась, открыв от удивления рот.
Евгений без рубахи в одних шортах, стоял возле полок, прихлёбывая водку прямо из зажатой в левой руке бутылки. Правой он брал с полки стенного шкафа книги, сувениры, посуду, что под руку попадётся, и, размахнувшись, со всей силы, швырял в, висящий на противоположной стене, портрет красавицы в свадебном наряде. Он был сильно пьян и всё-таки ни разу не промахнулся, знаменуя каждое попадание целым потоком отборнейших непристойностей.
Лика закричала,
• Прекратите!!! – он, пошатываясь, двинулся к двери, прорычал,
• Пошла вон сука! – дыхнул ей в лицо, ещё не превратившимся в перегар, алкоголем, и она ударила его по щеке.
Евгений схватил её за плечо, как тогда у колонны, вдавливая в стену, другой рукой безжалостно вцепился в волосы, не давая отстраниться. Она успела отвести свободную руку, пытаясь ещё раз ударить, и почувствовала, что задыхается, потому что в лёгких уже не кислород, вкус его губ, запах его тела. Лика хотела закричать, но его язык пробил оборону, раздирая непокорно сведенные губы, овладел её ртом. Она попыталась оттолкнуть, освободиться, но её руки, инстинктивно, бездумно, согреваясь о горячую плоть, вцепились в мощные шары предплечий, впились ногтями, пытаясь удержать. Евгений напрягся, одним резким движением разрывая халат и кружевную рубашку, застонал, схватил, сжимая до боли, требуя покорности и Лика сдалась, приняла не силу, силу желания. Он почувствовал капитуляцию, ослабил железную хватку, совсем иначе страстно притягивая её к себе. Его руки, ползли по её телу, властно захватывая, проникая в запретное, сокровенное, вызывая неведомое сладкое напряжение где-то в самой глубине, его губы хрипло шептали страшные гадости в её кожу, в её грудь, и она дрожащим от желания голосом стыдила и ругала его. Потом он сполз по стене, увлекая её на холодный пол, перегнул, каждым движением, хриплым дыханием требуя подчиниться, и она закричала, но уже без слов, без памяти, впервые в жизни закричала от наслаждения...
Он уснул прямо на полу, что-то бормоча и всхлипывая во сне, а она тихо освободилась от его рук, подложила ему под голову подушку и, собрав то, что осталось от рубашки и халата, ушла к себе, радуясь, что он спит. Ей было стыдно. Ей было стыдно, что впервые не стыдно...  что ей хорошо...

Всю ночь Лика пыталась составить какую-нибудь картину из свадебного портрета, растрёпанных книг и битого стекла, начинала усыпать, и просыпалась от острого болезненно-сладкого томления, воспоминания о первом, незнакомом, женском удовлетворении.
Деревенское воспитание в стране, где секса нет.
Супруги не стеснялись ругаться при своих и чужих детях, вспоминая постыдные, мерзкие поступки, используя неформальную лексику. Мужчины, вчера напившиеся до скотского состояния, сквернословившие, дравшиеся, бросавшиеся с топором на, пытавшегося утихомирить, соседа, уснувшие под кустом прями на улице, на глазах у всей деревни, на завтра, не смущаясь, смотрели детям в глаза. И женщины не выбирали выражений, при народе разбираясь со сплетницей или подружкой, покусившейся на чужого мужа, вцеплявшиеся друг другу в волосы, обзывавшие мерзкими, не всегда заслуженными, словами не очень то стеснялись. Ничего зазорного, это жизнь, но поцелуй...
Поцелуй дети могли увидеть на свадьбе под крики «Горько!», осмеянный и ославленный поцелуй на людях, не в меру разгулявшегося охальника, поцелуи генеральных секретарей братских партий по телевизору и, если родителей нет дома, по тому же телевизору, совсем запретный, бесстыдный поцелуй в американском фильме, который «Детям до шестнадцати лет смотреть запрещается».
Сексуальное воспитание от мамы,
• Стыд! Срам! Позор! – и уж совсем страшное, - Ребёнка в подоле принесёшь!
В школе и на улице, от старших девчонок, только на ушко, только шёпотом, не так страшно, но тоже, как будто о постыдном, и ещё неудачный опыт, полученный с человеком, который в три раза старше, у которого к моменту свадьбы уже были свои, совсем другие запросы и возможности.
Прожив три года в браке, Лика осталась совершенно невинной, целомудренной не девственницей, так и не сумевшей понять, о чём восторженно шептались сокурсницы, о чём вздыхают брошенные дамы клиентки, о чём визжат дивы в, ставших вдруг доступными и даже привычными, эротических фильмах... и вот впервые...
Она пыталась понять, но поняла только, что  не прогонит, не отпустит Евгения, пока не узнает его тайну.

Контрастный душ, питательная маска и макияж, взгляд в зеркало. Странно! Она, кажется, никогда с утра так хорошо не выглядела. Садясь в машину Лика, точно знала, что будет делать и, когда Евгений, не поднимая глаз, пробурчал,
• Я сегодня же уволюсь... – она, с самым невинным видом,  спросила,
• Почему? – он, кажется, впервые, с интересом посмотрел на неё, смущённо почесал затылок и уставился в ветровое стекло. 
Это было лучше любой «развлекалочки» по телевизору.
Тайно, искоса, из-под длинных, как у девицы, ресниц, он изучал, исследовал её, стараясь понять, было или не было, и если было, почему она так спокойна, а если не было, откуда могла возникнуть эта странная ложная эротическая память...
Всю дорогу до офиса, Лика, делая вид, что просматривает документы, упивалась его смятением, его интересом к своей особе.
Возле офиса, он впервые подал руку, помогая ей выйти из машины, попытался заглянуть в глаза, смущённо прошептал,
• Ночью... – она перебила,
• У Вас что-то упало? – посмотрела в распахнувшиеся от удивления синие глаза, - Ничего страшного! Я ещё не спала!
В конторе она заперлась в своём кабинете и, наплевав на работу, чего не случалось, все эти пять лет, продумала план.

В субботу, закупив подарки и приказав водителю присмотреть за домом, Лика поехала в гости к родителям. Помогая маме накрывать на стол, она долго расспрашивала об односельчанах, а потом, безразлично, спросила,
• А Женька Фёдоров где?
Мама остановилась, даже руками замахала от огорчения,
• Сгинул Женька!
• Погиб? – вела допрос Лика,
• Лучше бы погиб... - совсем расстроилась мама, - В тюрьму его посадили, - и попросила, - Ты о нём при Фёдоровых даже не вспоминай. Андрей после суда напился, на всю деревню кричал, - Нет у меня больше сына! Нет!!! - а Вера плачет, совсем старухой стала...
Лика, как-то совсем забыла, выпустила из виду информацию Петра Терентьевича о судимости Евгения, с искренним интересом спросила,
• За что же его арестовали?
• Он жену убил... – сообщила мать и Лика уронила тарелку.
Она ожидала чего угодно, утеря табельного оружия в нетрезвом состоянии, превышение служебных полномочий, растрата, в конце концов, но убийство...
Ничего себе охранника посватала Матильда Архиповна. У неё собачка сдохла. Нужно будет ей на день рождения крокодила подарить.
Она уже решила, что уволит Евгения, телохранитель-убийца, смешнее не придумаешь, но следствие необходимо довести до конца.
• И где он сидит?
• Не знаю, и не спрашивай... – прошептала мама, задумалась, - Может Лариска знает. Она в суд, в город ездила,
• И что? – Лика интересовалась Евгением, но мама ответила о том, что знала,
• Андрей на неё кричал, ремнём побить хотел, - осуждая, покачала головой, - Это же нужно такое придумать, мужнюю жену, мать троих детей ремнем хлестать ... - помолчала, вспоминая, - Нет! Девчонок тогда ещё не было. Она тогда только Игорька родила.
Понятно! Следующий свидетель подружка.

После обеда, уложив в пакеты большой, яркий платок для Лариски, бутылку водки «Абсолют» для её мужа, футболку для сына и игрушки для девчонок, Лика пешком направилась к реке. Там на пригорке возле фермы построил дом муж подружки Серёжа.
Километра три, не меньше. Можно бы и на машине доехать, но, во-первых, после этих хлябей «Форд» не домоешь, а во-вторых, всё-таки нужно принять решение. Она собиралась по дороге подумать о том, что делать, отругать себя за то, что не послушала Петра Терентьевича, пожалеть себя, размышляя о том, что Евгений мог с нею сделать, тогда один на один в пустом доме. Последняя мысль завладела ею, изгоняя прочие думы, воспоминание вызвало не страх, страстное желание, чтобы всё повторилось. Лика физически ощутила сильные, горячие руки, приятную тяжесть мощного тела, чуть терпковатый запах мужчины, влетела в лужу, намочила сапожки и заставила себя сосредоточиться на дороге.
Интересно устроена человеческая память. Она почти всегда идеализирует детство, выхватывая из него светлые, весёлые моменты, абсорбируя детские заботы и печали, отметает нервы и томление переходного возраста, забывает горести и проблемы юности.
Шагая по разбитой, грязной тропинке, обходя частые лужи, разглядывая опустевшие, с забитыми крест на крест окнами, домики в запущенных садах, Лика воскрешала в памяти время беззаботной радости: «Когда деревья были большими», - и - «Небо синее, а трава зелёная...»
Тогда по этой улице, между выкрашенных одинаковой  ядовито-зелёной краской заборов (единственный цвет, поступавший по разнарядке в сельмаг), бегали дети, гуляла молодёжь, степенно, останавливаясь возле сидящих на неудобных, прибитых к заборам скамеечках, старушек, шествовали старшие.
И кому всё это мешало?
Возле фермы Лика остановилась, удивлённо распахнула глаза. Навстречу важно шёл маленький Женька из их общего детства. Загорелый до черноты мальчишка, гордо нёс черноволосую голову, сосредоточенно глядя перед собой огромными синими глазами.
Он вежливо произнёс,
• Здравствуйте, - и прошёл, даже не взглянул на незнакомую женщину.
И Лика не обернулась, не посмотрела ему вслед, только вдруг в одно мгновение поняла, что всегда, с самого нежного возраста любила, не по-детски серьёзного соседа, самоуверенного старшего брата лучшей подружки, просто девичья гордость запрещала даже себе признаться, потому что... потому что... вспомнила, как когда-то сказала Лариска,
• Не по себе сук рубишь! – и как до слёз обиделась девочка Геля.
А ведь обидели не слова подружки. Обижало, унижало сознание, принесённая из детства досадная уверенность, что маленький принц, тайная мечта девчоночьих снов, превратился тогда во вполне реального, сказочного воина в блестящих латах, как в детстве, недосягаемо прекрасного для соседской девочки из другой сказки, так и оставшейся для него «гадким утёнком».
Она постояла ещё минутку под холодным осенним дождём, сообразила, что маленький принц, призрак прошлого, Ларискин сын Игорь, детская копия, повзрослевшего дяди и толкнула калитку.

Подружка, как в детстве, закричала,
• Гелечка! – и Лика даже почувствовала, какое-то раздвоение личности, как будто городская бизнес леди издали наблюдает за своим деревенским двойником, утонувшим в сильных руках Лариски.
Эта городская дама исподтишка рассматривала располневшую, коротко стриженную, сельскую жительницу, размышляя о том, что макияж, маникюр и другие услуги косметического салона подруге не помешали бы, а хозяйка, не обращая внимания на протесты гостьи,
• Я, только что с родителями пообедала! – накрывала стол, ставила самовар и совсем, как закадычная подружка, привыкшая к молчанию собеседницы, говорила за двоих, только хвасталась не новым платьем и привезенным папой из города пеналом.
Восторженно, взахлёб Лариска рассказывала о муже Сергее, о детях, о коровах, о почти новом тракторе, купленном по случаю и снова о муже, о муже, о муже...
Ну, просто Чеховская Душечка, - мстительно подумала Лика, - Можно говорить прямо, чётко задавая вопросы. Лариска никогда академиком не была, а сейчас, когда её муж зоотехник коров в развалившемся колхозе по дешёвке купил, у стариков землю в аренду за копейки взял, ферму завёл, совсем «фазендурой» стала.
И всё-таки она решила деликатно подойти к интересующей теме, вклинившись в паузу, подруга сосредоточилась, вылавливая из банки консервированные помидоры, сообщила,
• Возле ворот Игоря встретила. Он так на Женьку похож.
Лариска  притворно пожаловалась,
• Ну, его! Такой же кот учёный, лучше бы по хозяйству помогал! – и Лика поняла: Опять хвастается, - впервые откровенно болезненно - остро позавидовала подруге.
Она уже как-то привыкла не думать о семье, о муже, смирилась с тем, что ей такое женское счастье по штату не положено, но сейчас вдруг проняла, что очень, очень хочет, чтобы и у неё был такой же красивый, умный, как Игорь, сын, а Лариска оставила ложку, присела к столу, пригорюнилась,
• Ты уже знаешь?
• В общих чертах... – скрывая волнение, произнесла Лика,
• Пропал наш Женечка, совсем пропал... – запричитала подружка и стала рассказывать, вытирая тыльной стороной руки, набегающие слёзы, - Ты же помнишь, как он училищё окончил, потом какие-то курсы и пошёл, пошёл... Командировки за границу, каждые два года новое звание, квартира, орден... Женился на городской красавице. У Марины, жены его, папа профессор и мама профессор, аптеку свою в городе держат...
• Провизоры, - уточнила Лика, подруга махнула рукой,
• Какая разница? Главное, любовь у них была, пока он на недельку между заданиями два раза в год приезжал, деньги, чеки на которые в «Берёзке» можно было шмотки заграничные купить, привозил. А потом Женечку ранили, как раз перед тем, как СССР на буквы разваливался. Он тогда болел долго. Сначала в госпитале лежал, заражение крови началось, потом дома долечивался...
В общем, скандалы у них с женой начались. Соседки-свидетельницы на суде рассказывали. Он то молчал, ты же знаешь, из него слова не вытянешь, а Марина на весь дом кричала,
• Ты неудачник!!! Тебя, как ненужную бумажку, кинули!!! – потом исчезла, ни у родителей, ни у подруг нет. Женька в милицию заявление написал, они какие-то соскобы на полу сделали, замытую кровь на паркете нашли, и в пистолете его два патрона не хватало, вот они Евгения и осудили. Десять лет дали, хотя адвокат сказал,
• В состоянии эффекта,
• Аффекта... – поправила Лика,
Лариска заплакала,
• Ему, когда последнее слово дали, он сказал,
• Я её не убивал! – и всё. Не поверили они ему, а я поверила, и Дениска говорить,
• Не мог он! - тоже переживает.
Письма в колонию писала, ни на одно не ответил. В прошлом году срок закачивался. Я начальнику колонии позвонила, к себе Женю взять хотела, и Серёжа не возражал, понимает, что родная кровь, а начальник мне,
• Освобождён досрочно за примерное поведение, - и всё... и нет его нигде...
• Найдётся! – они уже обе плакали, утешая друг друга, похлопывая по рукам, обнимая за плечи и подруга, которую Лика всегда считала бесхитростной дурочкой, прошептала,
• Ты ведь любила его, а он, умный, умный, а дурной. Не по себе сук срубил, городскую жену взял. Вот этим сучком по темени и получил. Он молчун. Его чтобы понять, очень любить нужно...
Накручивая километры в город, Лика думала о своём открытии, уже точно уверенная, что любила Евгения всегда, что читала книги, училась, вышла замуж за профессора, чтобы что-то ему доказать... так ничего и не доказала... но всё это теперь в прошлом... Просто она поверила подруге, не верит, не может поверить, что человек, выросший рядом, непонятный, но знакомый с самого детства, убийца. Только поверить, это же совсем не много... Вот Лариска верит, а помочь не смогла, - но подружка, это подружка, а она Лика частный детектив с лицензией и опытом работы. В конце концов, она сыщик - профессионал. Пётр Терентьевич её многому  научил, она слишком заинтригована и она сама, без посторонней помощи проведёт расследование.

Благими намерениями выложена дорога в ад. Лика планировала поговорить, рассказать о том, как беспокоиться Лариска, плачет тётя Вера, переживает брат Денис.
Евгений спал в кресле, в гостиной, но сразу проснулся, вскочил и она, стараясь завести разговор, сообщила,
• Дорога кошмарная! Устала, как собака... 
Он не ответил, пошёл к двери и, понимая, что он сейчас уйдёт к себе в комнату,  Лика ничего не придумала, чтобы удержать его, попросила,
• Принеси мне чай, пожалуйста. Я пока посижу, отдохну.
Он почти с ненавистью посмотрел ей в глаза,
• Это не входит в мои служебные обязанности! – она не сдержалась, иронически улыбнулась, пошутила,
• А ты попробуй, может быть, я тебе за это зарплату повышу, - и испугалась.
Всегда спокойное, бесстрастное лицо Евгения покраснело, исказилось от злости,
• Я Вам не холуй!!! И прекратите мне «тыкать»!!!
Она всё это время говорила ему «Вы», но сегодня, поговорив с Лариской, почувствовала сострадание, поверила, что он не виновен, не задумываясь, как в детстве, перешла на «ты», а он...
Велика и вечна, природная женская мудрость!!!
Если мужчина обидел, закричал, феминистки советуют орать, оскорблять и топать ногами, не сдаваться, бороться за равенство, но женщина по природе не боец, она женщина и получила для защиты другие средства. Лика заплакала. Она уронила сумку, упала в ещё хранящее его тепло кресло, как к любимому, надёжному плечу, прижалась щекой к округлой спинке и плакала, плакала, плакала, дёрнулась, когда он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью, но не остановилась. Она плакала из-за его злобы и хамства, из-за своей не удавшейся, не состоявшейся любви, из-за подружки Лариски, потому что это приятно, быть уверенным в себе, богатым, самостоятельным человеком неопределённого пола, но,
• Серёжа сказал, Серёжа решил, Серёжа сделал, - может повторять и повторять сто раз только женщина, счастливая женщина, которая замужем, которая живёт за сильным, любимым и любящим мужем.
Евгений вернулся, попытался вложить ей в ладонь чашку и она, обжигая пальцы, оттолкнула его руку, давясь слезами, приказала,
• Уйди! - не хотела, чтобы он видел её заплаканной, несчастной.
Он не ушёл, уселся на подлокотник кресла, взял её за плечи, притянул к себе, успокаивая, гладил её спину, растирал, осторожно отрывая пальцы, прижатые к мокрому, искажённому страданием лицу, и она вдруг вспомнила, как давно, в детстве плакала над первой двойкой за единственный раз в жизни невыполненное домашнее задание. Лариска, никогда не принимавшая учёбу всерьёз, засмеялась, а Женя, прогнав сестричку, точно так же молча гладил соседскую девчонку, пытаясь успокоить. Воспоминания подсушили слёзы, она позволила Евгению открыть, поднять её лицо, посмотреть в, покрасневшие от слёз, глаза, увидела, почувствовала его жадный взгляд, напряглась. Ей показалось, что он сейчас поцелует, но он целую вечность рассматривал её мокрое, несчастное лицо, отстранился, сказал-спросил,
• Геля!?!
Лика не успела ответить, что-то объяснить, а он уже выскочил из комнаты, и она услышала частые, быстрые шаги, отбивающие дробь по деревянным ступеням лестницы на второй этаж.   

Часы на камине пробили двенадцать, наверху что-то тихо зашуршало, и Лика сгруппировалась. Значит, не зря она устроила засаду, значит, всё правильно рассчитала, храбрый воин решил дать дёру.
Когда Евгений со своим большим рюкзаком на плечах осторожно ступая в темноте, прошёл через гостиную и взялся за ручку двери, она спокойно спросила,
• Я могу рассматривать это, как заявление об увольнении?
Он резко развернулся на каблуках, включил свет, недоумевая, уставился на женщину, устроившуюся в кресле с охотничьим ружьём в руках,
• Что ты здесь делаешь?
• Дом охраняю! Я предполагала, что ты сбежишь, а одной в пустом доме страшно...
• Ты же раньше жила одна, - смущённо, пробурчал Евгений,
• В меня раньше не стреляли, - сообщила Лика,
• Ну, положим не в тебя, в Проханова, - уточнил он, и она почувствовала, что добилась своего, у него изменилось настроение. Как когда-то, давно в детстве, защищая её и Лариску от решившего поиграть телёнка, он снисходил к слабости трусливой девчонки,  - А ружьё зачем?
• От воров защищаться, - прошептала она, и он захохотал...
Лика  не знала, забыла, что Женька умеет смеяться так весело, заразительно.
Он задорно дёргал головой, показал на неё пальцем,
• Охранник!!! – спросил, - А ты стрелять умеешь?
Она уверенно сказала,
• Здесь целишься, здесь нажимаешь, - проинформировала, - Я с мужем два раза на охоте была.
Отсмеявшись, Евгений ехидно спросил,
• И чему тебя ещё муж научил?
Лика обиделась,
• Ты моего мужа не тронь! Он бы женщину одну в доме никогда не оставил!
• Что же он тебя одну в жизни оставил?  - паясничая, спросил Женя, - Не выдержал командного тона деловой дамы? – и ей стало больно.
Второй раз за этот вечер слёзы поползли по щекам,
• Он умер! – прошептала она, и он виновато пробормотал,
• Извини, я не знал. Иди спать. Я не уйду, пока ты не найдёшь нового охранника...

Войдя в свой кабинет, Лика позвала Петра Терентьевича.
Так уж повелось, что она, хозяйка, владелица капитала, стригущая купоны с бизнеса, сейчас будет отпрашиваться с работы, пряча глаза, придумывать, для чего ей нужно свободное время, а её офис менеджер станет ей помогать и она, посмотрев ему в глаза поймёт, что он знает всё о том, о чём ничего знать, не может...
В общем, так и получилось, только значительно проще, чем она себе представляла.
Когда она, запинаясь, промямлила,
• Мне нужно... свободное время...
Пётр Терентьевич улыбнулся,
• Свободное время? Я тебя заменю, если потребуется...
Окончательно смутившись оттого, что офис менеджер не задал ни одного вопроса, Лика попросила принести личное дело водителя-охранника, целый день перечитывала две характеристики с предыдущих мест работы, ксерокопию первой страницы паспорта, ругая себя за отказ от, казавшейся ей не нужной формальностью автобиографии. Может быть, Евгений написал бы, какой суд его судил, а так...
Достала телефонный справочник, понимая бесперспективность затеи, напечатала запросы.
Такая важная государственная структура, как суд вряд ли частному сыскному бюро ответить изволит.
Ответ пришёл через неделю только из одного суда.
Уважаемым частным детективам сообщали, что копия решения суда может быть выдана осуждённому по предъявлении паспорта или его адвокату, состоящему в адвокатской коллегии по предъявлении договора обслуживания, а протокол судебного заседания по запросу соответствующих государственных органов, так что... с наилучшими пожеланиями.
В общем: А не пошли бы вы к чёрту? – в вежливой форме.
Самое неприятное, по мнению Лики, было то, что письмо, без пометки «личное», как всю прочую корреспонденцию, вскрыл и прочёл Пётр Терентьевич. Он ничего не сказал, как всегда положил папку на её стол, пока Лика уезжала на встречу с очередным клиентом. Никоим образом не подозревала офис-менеджера в распространении сплетен, но ей теперь всё время казалось, что, то один, то другой из её детективов, смотрит на неё не так, как смотрел раньше. Она не могла объяснить себе, как, не так, и естественно корила себя, что ни на йоту не продвинувшись в расследовании, дала повод мужчинам... Дальше следовали не формулируемые самообвинения в дурости, глупости, идиотизме, потому что чётко сказать себе, в чём её вина, и что могут подумать сотрудники, она не могла...

Прошло ещё три недели. Лика побывала в судах, пытаясь, с помощью представительских расходов, на конфеты и парфюмерию втереться в доверие к секретарям. Ей удалось выяснить только, какой суд осудил Евгения, но дальше, сколько не старалась, она так ничего узнать не смогла.
Во вторник, когда сыщики разошлись по заданным объектам, и она уже собралась ехать в налоговую инспекцию, сдавать отчёт, появился Пётр Терентьевич.
Минут десять говорили о налогах, о погоде, о его внучке, потом он сказал,
• Лика!?! – и она насторожилась, чем-то смутил его тон, опущенные в пол глаза.
Перехватило дыхание, захотелось убежать, спрятаться. Лика приказала себе подняться, снова плюхнулась на стул, краснея, дернула головой, и старый оперативник опасливо посмотрел на независимо вздёрнутый подбородок, подумал и решился,
• Ты извини, что я в твои дела лезу, но мы тут с мужиками пошуршали, кое-что нашли, - Пётр Терентьевич вынул из кармана, свёрнутые вчетверо листы бумаги, - почитай. Доказательств ноль! Сашка Федотов, скотина, «глухарь» закрывал! Парню жизнь перепортил!!!
Офис менеджер пошёл к двери, обернулся, 
• Он, между прочим, передо мной извинился... Мужик он конечно сложный... но милицию, за дело не любит...
Размышляя о том, что знают о ней, о Жене её сыщики, Лика читала ксерокопии листов судебного дела, дивясь человеческой беспринципности, возмущаясь «прущим непрофессионализмом», наплевательским отношением служителей закона к своим служебным обязанностям, к человеческой жизни.
Сашка Федотов конечно скотина, «глухарь» закрывал! А прокурор? А судья? А адвокат?
Всё обвинение построено на соскобах крови на паркете в кухне, отсутствии двух патронов в табельном оружии, но Женя говорит, что Марина за неделю до исчезновения, готовя обед, руку кухонным ножом порезала, что он, вернувшись с задания, пистолет в руки не брал.
И как всё быстро! Всего за две недели управились!
На то, что эксперт баллистик подтверждает,
• Оружие минимум полгода не использовалось. Пороховой нагар давний, - и криминалист, проводивший дактилоскопические исследования оружия, уверен,
• Свежих отпечатков пальцев на пистолете на момент изъятия из тайника, оборудованного подозреваемым Фёдоровым Е.А. нет... - внимания не обратили, «несознанку»  «отягчающим вину обстоятельством» посчитали.
Справочка из Главного разведывательного управления Вооруженных сил СССР, просто прелесть: «Не был, не состоял, не участвовал», - а где был, в чём участвовал, государственная тайна, а человек – винтик в государственной машине, на него наплевать. Так получается у Вас товарищ начальник ГРУ ВС СССР?
В общем, «веских доказательств» показания трёх старух-соседок, с лавочки во дворе прослушивавших, семейные скандалы и всё.
Десять лет в колонии строгого режима, лишение звания и наград... и квартиру ведомственную разведывательное управление забрало, но это уже справка зачем-то приобщённая к делу по ходатайству представителя того самого ГРУ ВС СССР.
Бедный Женька!

Частный сыщик отличается от милицейского опера, огромным перечнем того, что оперу дозволенно, а сыщику нет.
Даже для того, чтобы опросить свидетеля, частный детектив должен получить от этого свидетеля письменный документ о том, что он свидетель не возражает, чтобы его частный сыщик опрашивал, а наш человек, вникнув в суть письменного документа, конечно, не хочет, чтобы его какой-то не милиционер опрашивал и, оставив частного сыщика ни с чем, готов сам идти «далеко и без продуктов» только бы его в покое оставили. Государственные органы и господа служащие оных учреждений вообще частного сыщика человеком не считают, он для них хуже, чем проситель, который без протекции и взятки в кабинет ввалился. Приходится хитрить и выкручиваться, тщательно готовится и действовать наверняка иначе, если каждому давать, никаких денег на взятки не хватит.
В судебном протоколе не только доказательств, но и самых тоненьких ниточек, за которые можно было бы зацепиться нет. Ни друзей, ни связей, ни единого упоминания о родителях, просто знакомых Марины, как будто человек двадцать пять лет жил в пустоте, ни с кем не общался.
Вот! Убитая пять лет училась в университете. Десять лет прошло и всё-таки на филфаке её кто-то должен, во всяком случае, может помнить, но как подойти к делу?
Закурив, Лика подумала, что в этом университете работал её муж, его там многие помнят и его вдове любую информацию на соседнем факультете добыть помогут, и тут же отдёрнула себя, отбрасывая лёгкой путь. Она сразу, без объяснений, решила, что неэтично, использовать память Виктора Всеволодовича для расследования этого убийства. 
Углубляться в вопрос этики с двумя персоналиями – покойный муж и Евгений Лика не стала, присела к компьютеру, лепить легенду:
Мы почти сверстницы, значит, познакомились в пионерском лагере, («Артек» для солидности);
Долго переписывались, она даже два раза в гости ко мне приезжала, к себе приглашала, потом лет десять назад, писать перестала, а я адрес потеряла;
Нет! Потерять адрес любимой подружки, не очень красиво. Я уехала... и приехала... Вот! У нас пожар был, всё сгорело и адрес тоже... А я!
Я замуж на дипломата вышла. За границей жила. Адрес через «Справочное бюро» искала, не нашла...
С мужем из-за границы приехала, хочу с подружкой повидаться.
Всё прекрасно, логично, одна проблема. В лучшем случае отправят в архив, адрес в личном деле искать, а в худшем... И все равно нужно попробовать!

Дедуктивный метод, криминалистика, научный подход, подготовка к следственным действиям, всё это очень важно. Но господин случай!!!
Ей просто несказанно повезло. Первым человеком, попавшимся на глаза Лике в здании филфака, был ассистент профессора Петровского, Коля Пименов. За эти годы длинный, худой парнишка превратился в солидного, видимо преуспевающего мужчину серьёзных габаритов, только глаза, иронически прищуренные за стёклами очков, остались прежними, весёлыми, озорными.
Коля сразу узнал её, поспешил навстречу, галантно поцеловал руку, сообщил, что пришёл за женой, студенткой последнего курса.
Он откровенно одобрительно осмотрел с ног до головы, смутившуюся Лику, сделал комплимент,
• Ты так похорошела! Знал бы, на Таньке не женился, к тебе посватался! – и захохотал, - Ну, ничего не поделаешь! Зато Танюшке повезло! – потом уже серьёзно спросил, что привело её в университет, и Лика быстро склеив из старой легенды новую, поведала, что по поручению клиентки, разыскивает женщину, учившуюся на филфаке почти пятнадцать лет назад.
Естественно Коля был своим человеком и в архиве университета. Если бы не он, частного детектива точно бы послали, потому что Марина поступила учиться под девичьей фамилией, потом, на четвёртом курсе вышла замуж, стала Фёдоровой, а в судебном деле даже девичью фамилию не указали.
Роясь в толстых, припорошенных пылью папках, дама-архивист Инна Петровна, сказала, что помнит Марину. В архиве она только три года, а раньше в деканате филфака работала.
• Такая красавица была, за ней все мальчики на факультете бегали, только её наши мальчики не интересовали. Она сразу с Саидом встречаться стала. Парень совсем невзрачный, но шейх или шах. Папа его в Институте дружбы народов когда-то учился, понравилось, вот сынка к нам и пристроил.
Учились оба неважно, но на весь факультет гремели. То она ему пощёчину прямо в аудитории влепит, а потом в общежитии под дверью часами стоит. То он её при всех, как пьяный сапожник, обругает, иностранные студенты из всех премудростей русского языка, первым делом всякие пакости осваивают, - сообщила архивист, - а потом из окна учебного корпуса горы цветов ей на голову бросает. На третьем курсе, перед летними каникулами опять поругались, в аудитории скандал устроили, подарки друг другу в лицо возвращали. Он домой отдыхать поехал, а она на четвёртый курс уже с новой фамилией пришла, замуж вышла...
Одна из главных добродетелей сыщика, по мнению Петра Терентьевича, сначала не перебивая выслушать всё, что рассказывает свидетель и только потом задавать вопросы.
Слушая бесконечный рассказ о тысяче пощёчин и водопадах цветов, Лика думала о том, что этот Саид, получив диплом, видимо, уехал в свою страну, к интересующим её событиям, произошедшим через три года после этого знаменательного момента, скорее всего, никакого отношения не имеет, и встрепенулась, услышав новое имя,
• Я сама, мужа Марины никогда не видела, но Леночка Петрыкина, они с Мариной с первого курса дружили, говорила, что он разведчик, офицер, постоянно на каких-то секретных заданиях.
Получив, благодаря Колиной протекции, не только адрес Марины, но и Саида в государстве Египет, и Леночки Петрыкиной, которая во время учёбы была постоянно прописана, в городе Павловское, совсем близко от города тогда Ленинграда, а ныне Санкт-Петербурга, Лика оставила архивисту Инне Петровне, заранее приготовленные коробку конфет и банку кофе «Нестле» и, выходя из здания филфака, поздравила себя: Следственные действия дали первый результат.
Переписка со справочными бюро городов Павловское и Санкт-Петербург, где сейчас, выйдя замуж и сменив фамилию Петрыкина на простенькую по мужу - Александроневская, проживала Елена, заняли месяц.

На работе Евгений продолжал молчать, исполнял свои обязанности, как компьютер, но, недели через две после ночного разговора, по дороге домой спросил,
• Ты мне замену ищешь?
Лика шутя, объяснила,
• Ищу, но такого как ты смелого и доброго найти сложно, - сжалась, ожидая вспышки гнева, и удивилась. Евгений засмеялся.
Прошла ещё неделя, и он удостоил Лику целой беседы.
• Ты, когда в деревне была, моих видела?
• Только Лариску и Игоря. Он на тебя так похож, - тянула время Лика, соображая, как рассказать, чтобы не разозлить, но он не дал подумать,
• И что Лариска?
• Плачет...
• Муж обижает? – обеспокоено спросил Евгений, и она решила сказать всё как есть,
• Нет! Муж у Лариски, что надо, хозяйственный, её и детей любит. Она из-за тебя плачет!!!
• Вот дура! – зло прошипел Женя, - Чего меня оплакивать! Живой ещё!!!
Ну, это уж слишком! Лика приказала остановить машину, двумя руками взяла за лацканы куртки, поворачивая его лицом к себе, закричала,
• Это ты дурак! Сестра нервничает, не знает где тебя искать, а ты из себя графа Монте-Кристо строишь! Обидели? Унизили тебя? А ты честный, благородный на родителях, на сестре, на брате зло срываешь? Они там с ума сходят, ничего о тебе не знают!
• Не нужен я им... стыд на всю деревню... – прошептал Евгений, пытаясь     высвободиться, отвернуться, но Лика держала крепко,
• Ты так решил! На письма не отвечал, освободился, не сообщил... А ты знаешь, что Лариска начальнику колонии звонила, приехать за тобой хотела. Они с Серёжей решили, что ты у них жить будешь, с Дениской поругались. Он кричал, что у него детей нет. Тебе у него спокойней будет...
Она выпустила пар, замолчала, посмотрела в ледяные глаза и отпустила его, уставилась в пол, сдерживая слёзы. Во льду образовалась маленькая полынья и прозрачная, совсем крохотная слезинка, капнула из первой весенней лужицы, на миг задержалась на реснице, поползла по его щеке.
Мокрым, дрожащим голосом он пробормотал,
• Ну, дурак... ну, убей меня...
Она призналась,
• Не могу... – и он взял за плечи, прижимая её к себе.
Это было так сладко, просто плакать, уткнувшись носом в джинсовую куртку на его груди, и потихоньку, между делом, шмыгая носом, чувствовать, впитывать его запах, присущий только ему аромат, чуть приправленной дезодорантом, мужской силы, сигарет «Кент» и «Мятных» леденцов.
Да за это полжизни отдать не жалко! Ещё полжизни за хриплое, нежное,
• Ну, перестань... успокойся... я прошу тебя...
Вот и нет ничего. Всю жизнь ему отдала...

Ехали молча, только возле дома Евгений спросил,
• Ты им рассказала?
Лика отрицательно повела головой,
• Нет!
• Почему?
• Есть вещи, которые мужчина должен сделать сам! Родить сына, посадить дерево, поклониться родителям, - он, кажется, шмыгнул носом,
• Как там родители?
• Тётя Вера плачет, а дядя Андрей за одну ночь после суда, совсем седым стал, - просто, без пафоса, сказала Лика.
Они, как всегда разошлись в разные стороны, Лика на кухню, обедать с сестричкой, Евгений к себе в берлогу на второй этаж, но через час он спустился вниз, попросил чаю. Марийка, так и не узнавшая бывшего соседа, когда он из деревни уехал, совсем маленькая была, ушла с Пиратом гулять, а, возвратившись, легла спать. Решила, что обсуждают производственные вопросы.
Заполночь, вспомнив всё, что рассказывали мама и Лариска, Лика во всех подробностях описывала, как погрустнела, состарилась их общая, маленькая Родина, как разъехались сверстники, стареют и умирают когда-то, в их общем детстве молодые, сильные мужчины, красивые, весёлые женщины.
Она никогда так много не говорила, совсем устала, но Женя сидел напротив, смотрел на неё прекрасными синими глазами, и она готова была вспоминать всю ночь, только бы он не ушёл, не закричал, не обидел. Только бы он был рядом.
Часы пробили один раз, потом два и он опомнился,
• Давно пора спать. Завтра на работу, - она улыбнулась,
• Сегодня. Сегодня уже суббота. Поспишь позже, а я на домашнем компьютере поработаю...
Поднимаясь по лестнице, он придерживал её за локоть, возле двери её спальни хрипло сказал,
• Ты стала совсем другой Геля...
Она почувствовала в его голосе желание, ласку, но это было совсем не то, так воспоминание, о том, чего не было... отвечая на не заданный вопрос, грустно прошептала,
• Тебе кажется... – и тихо закрыла дверь перед его носом.

Лена в девичестве Петрыкина со своим мужем  Александроневским отдыхали где-то в Сочи.
Поругивая их за то, что выбрали такой неудачный сезон, поздняя осень, почти зима, Лика занималась обыденной работой, выслушивая новых клиенток, которые, кажется, платили не только за розыскные мероприятия, но и за возможность высказаться, разделить с ней Ликой свои сомнения и печали.
В конце дня, она по установленному порядку, выслушивала доклады своих сыщиков, прибывших с задания, поморщилась, когда в кабинет боком протиснулся Юра, неприметный мужчина, неопределённого возраста со стандартным лицом и серенькими, прилизанными волосами, гений «норушки», не той, которая мышка, наружного наблюдения.
На маршруте Юра, в мгновение ока перевоплощался, меняя потрёпанную кепку подвыпившего работяги, на модное кепи, скучающего без своего «Интернета», хакера. Он быстро и ловко выворачивал двухстороннюю куртку, демонстрируя, то чёрную сторону, больше напоминающую старый ватник, то серую, блестящую, стильную, был совершенно незаметен в толпе, мог, без страха залезть по пожарной лестнице на балкон и притаиться там, имитируя часть стены, прокатиться в багажнике автомобиля. Юра умел без инструкции, с первого раза, за считанные секунды, установить и настроить любую новую подслушивающую и подглядывающую аппаратуру, чтобы отследить, не обижает ли няня, доверенного ей малыша, не пристаёт ли шеф к секретарше, не принимает ли партнёр по бизнесу индивидуально важные решения.
Ну, должен же быть у человека хотя бы один недостаток? 
Ничего страшного, преступного, недозволенного. Этим страдают даже наши политики. Правда, Юра совсем не страдал.
Совершенно уверенный, что чётко и доступно сообщает информацию, он двадцать раз говорил,
• Ну. Понимаете. Это. Ну, это. У это, – и, ожидая решения или вопроса, смотрел в глаза начальнице.
Понимал Юру только Пётр Терентьевич.
Лика обычно произносила,
• Хорошо, я подумаю! - отпустив «красноречивого» сотрудника, потихоньку
 чтобы не обидеть, перепоручала его заботам офис менеджера.
Но сегодня, Юра не спешил уходить, потоптавшись перед столом, сказал,
• Ну, я это мимо... а там этот... и я, понимаете, это... - смущённо потупился и положил на стол ксерокопию какого-то старого списка, напечатанного на обычной машинке в то время, когда ещё не наступила эра компьютера.
Бросив взгляд на бумагу, Лика упёрлась взглядом в первую фамилию «Александроневский Вадим» и быстро пробежав по буквам, в самом конце прочла «Фёдоров Евгений». Это был список курсантов офицерского училища и, сообразив, сколько сил и умения потратил Юрий не по долгу службы, не за деньги и точно не из-за желания выслужится, просто по дружбе, добывая для неё этот документ, Лика, ничего другого, не придумав, чмокнула, растерявшегося сыщика в щеку.
Это было уже кое-что. Граждане с ординарной фамилией Александроневский встречаются не часто даже в пределах одной шестой части суши, вне зависимости от отсутствия или наличия государственных границ. Значит, Вадим учился вместе с Женей, а потом женился на лучшей подруге Марины...

Телефон уже, кажется, покраснел от взаимной лжи и недомолвок. Лика вдохновенно плела сеть из пионерского лагеря, старой дружбы, информации, полученной от архивиста филфака и очень интересного факта, который нашуршал Юра, а Лена, золотой рыбкой, путаясь, выпутывалась, повторяя, как припев,
• Я ничего о ней не знаю, и знать не хочу...
Чувствуя, что эту стену молчания ей по телефону не пробить, Лика уже собиралась положить трубку, соображая, как перед Новым годом выкроить минутку, съездить в Питер, намереваясь сказать: До свиданья! – вдруг, от отчаяния, неожиданно для себя, прошептала,
• Он так мучается... а я... я люблю его...
На другом конце провода зависла тишина. Лика затаила дыхание, ругая себя, подумала, что Лена положила трубку и вздрогнула от крика,
• Женя!?!
В Питере щёлкнул телефон, переходя на громкую связь, сочный баритон заорал,
• Женька! Фёдоров! Ты где? – тихо зашелестел, поясняя, женский голос, потом Лена решительно потребовала,
• Дайте, пожалуйста, его телефон, адрес!
Лика почувствовала, что сейчас может узнать что-то очень важное, сгруппировалась, как перед прыжком, спокойно сказала,
• Я частный детектив. Евгений не знает, что я веду расследование. Мы с ним друзья детства и я хочу ему помочь, верю, что он не виноват...
В Питере опять шептались. Лика слышала мужской голос,
• Это ты во всём виновата... хуже не будет... куда уж хуже... – и женский, оправдывающийся, - Я же не хотела... хотела, как лучше... – она, терпеливо ждала и дождалась.
Елена начала из далека. Волнуясь, глотая окончания слов, она рассказывала о Марине. Лика уже знала о скандалах и цветах, но не перебивала, слушала, а Лена поясняла,
• Многие думали, что Маринка из-за денег с Саидом встречается, но это не так. Понимаете, есть такой тип женщин, для них любовь, как коррида. Ударить, причинить боль, получить ответный удар, упасть, подчиниться грубой силе и восторжествовать, когда победитель бросится к ногам побеждённой. Они с Саидом были идеальной парой. Я сама видела, как он её по щекам хлестал, а потом на коленях ползал, прощения просил. Она другой любви не понимает, а я молодая, глупая была, обрадовалась, что они поссорились, с Женей её познакомила. Мне, кажется, он сразу влюбился, и Марина притихла, он ей точно нравился. Первый год вроде счастлива была, перед Саидом недоступной павой ходила, как ей хорошо с мужем демонстрировала, а когда университет окончили, Саид уехал, а Маринка просто взбесилась, по телефону мне каждый вечер звонила, Женю ругала,
• Он тюфяк! Из него слова не вытянешь!
Вадик и Женя на задании. Я переживаю, места себе не нахожу, жду возвращения мужа, а она шипит и шипит. Надоело. Посоветовала я ей развестись, хорошему парню жизнь не портить. Разобиделась, звонить мне перестала и Вадика, наконец, в Питер перевели, мы оба ленинградцы, об этом всё время мечтали, рапорта подавали, а Женька, Вы же знаете, ни писать, ни по телефону говорить не любит.
Потерялись мы с ними, ничего не знали, а в прошлом году, новости одна за другой, как снег на голову.
В феврале к Вадику в управление соученик Гена Расторгуев по делам, в командировку приехал. Рассказал, что Евгений Марину застрелил, в тюрьме срок отбывает, а в сентябре я Лёву Бермана на Невском проспекте встретила. Он на геолого-географическом факультете учился, но земляки, мы с ним ещё на первом курсе в поезде познакомились, вместе домой и обратно на учёбу ездили, втроём веселее. Лёвка Марину хорошо знал и Саида знал, мы часто вместе всякие праздники отмечали. Поговорили об Израиле, Берманы туда всей семьёй эмигрировали, потом о студенческих годах поговорили, и Лёва вспомнил, как, улетая в Израиль, в Шереметьево-2 Саида и Марину встретил,
• Бросился к ним, перед отъездом навсегда, каждый знакомый родным кажется. Саид вообще сделал вид, что не узнал, по-арабски что-то пробурчал, а Марина, вся в чём-то чёрном, длинном, платком по самые глаза завязана, прошептала,
• Отойди ради Бога! – за Саидом побежала.
Мы с Вадиком даты сопоставили, у Лёвы советский «серпастый и молоткастый» паспорт с печатью пограничной сохранился, Расторгуеву позвонили, всё сошлось.
Чуть с ума не сошли, развестись собрались. Вадик мне каждый день кричал,
• Это ты виновата! Это ты их познакомила!
А я разве плохого хотела. Они на свадьбе, как принц и принцесса из сказки были, красивые, счастливые...
Лена заплакала, и Вадим взял трубку,
• Я уже трибунал запрашивал, а там такой бедлам, ничего не найдёшь. Мы показания Бермана нотариально заверили, он ксерокопию паспорта сделал, письмом прислал, а в трибунале говорят дела такого нет. Ленка Марининым родителям позвонить пыталась, а они адрес, телефон сменили. Вы Жене скажите, пусть к нам приезжает. Я ему быстро работу найду, а поживёт у нас, пока свою квартиру дадут.            
Действительно! Почему офицера разведывательного управления Министерства обороны, судил не трибунал, обычный, районный суд. С одной стороны конечно обычная «бытовуха». Офицер один женился, он жену любил. Она стала много гавкать, он её убил, и закопал... – а с другой стороны, - офицер раз, табельное оружие два, кодекс чести плюс круговая порука три.
Министерство обороны не любит свои внутренние дела в гражданских организациях обсуждать. Очень интересно, но сложно. Тут даже Петру Терентьевичу не прошуршать. Может позже с этим Вадимом Александроневским встретиться, посоветоваться, но это потом, а пока родители Марины.

По старому адресу не проживают, новый в Справочном бюро без имени, отчества и года рождения - не дают. И фамилия у них «редкая» Смирновы.
Эту фамилию крепостным, господа для памяти, чтобы смирными были, через одного давали. Вот народ у нас и привык всю жизнь по команде «смирно», как солдат на плацу стоять.
Не зря же анекдот, народная мудрость вопрошает,
• Пол страны на работу ходят, зарплату не получают. А вот интересно. Если с них плату за вход на завод брать, они и тогда на работу приходить будут?
Покопавшись в карманах пиджака, в поисках сигарет Лика улыбнулась. Ей ли «новой русской» хозяйке думать о бедах народа, когда об этом правительство должно денно и нощно беспокоится и всё-таки, если мы ушли от Ленинского принципа, «чтобы не было богатых» и строим что-то с человеческим лицом, очень хочется, чтобы не было бедных.
Развернув новый телефонный справочник, она открыла книгу на букву «с» и удручённо покачала головой. Смирновы занимают пять страниц с хвостиком, мелким шрифтом. Вернулась к букве «а» аптеки и тут четыре страницы.
Лариска, один раз, больше десяти лет назад в аптеке у Марининых родителей была, для мамы редкое, импортное лекарство покупала. Её туда Марина за руку вечером привела, вот у Лариски в памяти Блоковские ориентиры и остались,
• Ночь, улица, фонарь, аптека, безжизненный, белесый свет,
Ищи, свищи хоть четверть века и выхода другого нет...

Пётр Терентьевич просто гений и золотой человек, подсказал, через отдел по выдаче лицензий искать, там все Смирновы, аптеками владеющие зарегистрированы.
А в этом отделе у них свой человечек есть. Он им уже десять раз за приемлемую мзду, частнодетективные лицензии без волокиты выдал.
Это же нужно! Беленький, не пустой конвертик в карман, два часа и пять листов Смирновых, как в волшебном ящике у фокусника, превратились в восемнадцать адресов Смирновых, владельцев аптек с указанием имён, отчеств и дат рождения. «Марина Сергеевна», Сергеев семь. Дальше! Двое слишком молоды, чтобы дочь Марину тридцати четырёх лет иметь, один слишком стар, девяносто лет, «орденоносная ширмочка» для внуков, остаётся четыре.
Для начала, нужно самой не светится, сыщиков своих послать.
Пётр Терентьевич после ознакомления с судебным делом, Женьку почти усыновил, а офис менеджер сила. Детективы уже все, кажется, её телохранителя сыном полка считают, развернуться, характер свой показать бедному мальчику не дают. Евгений, как всегда, на высоком напряжении, а они тихо, мирно, скандал на тормозах спускают.
Он уже и сам заметил, в машине спросил,
• Что ты им сказала? – Лика действительно не поняла,
• Кому?
• Ментам своим! Что они со мной, как с припадочной барышней, разговаривают?
Лика ехидно улыбнулась, она уже не боялась его дразнить,
• Сам виноват! Нервный ты. Вот они тебя по доброте душевной жалеют, нервы твои берегут... – он прошипел,
• Ну-ну – и уставился на дорогу.

Провизоры Смирновы, сообщили, представившемуся работником университета, проводящим исследования о нынешнем статусе выпускников филфака разных лет, Максиму, что их дочь Марина убита.
Опытный сыщик засомневался, потому что мать убиенной не только, как он выразился «строила ему глазки», но и во всех подробностях выяснила, как и где взять копию диплома об окончании ВУЗА, хотя всем точно известно, что там, куда уходят покойники, документ о высшем образовании не требуется.
Остаётся переписка. Жанр этот в век телефона и компьютера не в чести и всё-таки это пока единственное, что Лика придумала, но частному детективу ни один прокурор ордер на перлюстрацию корреспонденции не даст. Она не стала идти на почту. Всё равно с её лицензией, ничего официально не добьёшься.
Отправив Евгения с Эдиком следить за очередным котом, который, несмотря на кольцо на пальце, гуляет сам по себе, она сменила дорогое пальто, на неприметную куртку и косыночку, которые сохранились в шкафу ещё с тех пор, когда она сама вела слежку и на автобусе добралась до аптеки, принадлежащей родителям Марины. Для начала, купила Анальгин, отметив, что хотя прошло десять лет, всё-таки провизоры, для убитых горем родителей единственной, пусть пропавшей без вести дочери уж слишком цветут и пахнут. Потом исследовала соседний двор, место постоянного проживания Смирновых, нашла нужный почтовый ящик. Пообщалась с хранящими дворовые тайны старушками и выяснила, что бабушки и рады бы рассказать, но ничего не знают о судьбе Марины,
• Вредные они! – сообщила одна, - Никогда не здороваются.
Вторая сказала,
• Слова не скажут, – и чтобы Лика поняла, пояснила, - и дочка к ним никогда не приходит, значит, и с ней не разговаривают.
Третья добавила,
• Разве у этих узнаешь? - неодобрительно повела головой в сторону аптеки.
Старушки синхронно закивали и собрались рассказать всё о другой Марине из третьего подъезда, которая здоровается, и недавно мальчика родила, но тут появилась почтальон, стала раскладывать газеты и письма по ящикам и, распрощавшись с бабушками, Лика поспешила к ней.
Легенда была заготовлена заранее. По опыту такая история почти всегда проходит на «ура» с вахтёршами, младшим медперсоналом и другими дамами, для которых Клара Цеткин придумала «Праздник международной солидарности трудящихся женщин». Промокая сухие глаза платочком, Лика поведала, что муж, сволочь, с подругой гуляет, через аптекарей переписывается. В обратном адресе пишет «Марина», а какая он Марина, он скотина, двоих деток оставить хочет, а эта «разлучница», в соседнем доме живёт, в аптеке письма получает. Почтальон смахнула слезу, ответила, что понимает, у неё тоже «кобель» был, на заводе работал кабель воровал, семью обеспечивал. А соседка по коммунальной квартире, когда им отдельные квартиры дали, в гости ходила, ходила, пока «кобеля» вместе с его кабелями не увела, их с дочкой Ниночкой сиротами оставила.
В общем, они поняли друг друга, и тётя Аня пообещала позвонить, если придёт письмо от Марины-скотины. 

Перед Новым годом затишье. Клиенты покупкой подарков, закупкой продуктов заняты, никто не хочет себе настроение информацией об изменах на праздник портить.
Детективы в офисе сидят, с компьютерами в карты играют. Грустно. Марийка Новый год пойдёт к сокурсникам по истфаку праздновать, она в прошлом году в университет поступила. Подруги настоящей в городе нет, знакомые замужем, им деловая, холостая, под выпивку не уродливая, рядом не нужна, мало ли что произойти может. К родителям в деревню не хочется.
Мама опять причитать начнёт,
• У всех мужья, дети, только ты у нас одинокая...
И ещё глупость собственная гвоздём ржавым в голове сидит. Это же нужно, такое сморозить, его друзьям,
• Я люблю его, - сказать.
Вадик, наверное, внимания не обратил, а Леночка эта точно запомнила. А если она Жене расскажет и он спросит... Спросит, пол беды, скажу, что Пётр Терентьевич научил,
• Опрашиваемого свидетеля, нужно неожиданным ходом огорошить, - только он ведь не спросит, а что подумает...
Лика второй час металась по кабинету, решая, как выкрутиться из этой ситуации. Не самой же с Евгением разговор о любви заводить. Может позвонить Александроневским, попросить Лену ничего Женьке не рассказывать? Не очень удобно, особенно по телефону... А может быть к ним на праздник съездить? Заверенное свидетельство Бермана забрать... и Женьку с собой взять... как телохранителя, в командировку. Они ему более подробно всё расскажут, и Новый год вместе встретим, а с кем Новый год встретишь... – дальше она думать не стала, разыскивая в записной книжке Питерский телефон.
Лена, кажется, искренне обрадовалась,
• Приезжайте обязательно!
Лика уже хотела попросить её ничего не говорить Жене, но вмешался Вадик,
• В гостиницу не идите, сразу к нам! У нас три комнаты! – и она передумала говорить на щекотливую тему по телефону, улыбнулась, услышав удаляющийся речитатив,
• Мы не будем ехать к Людке! Пусть и не надеется!
Пусть её Степан от злости на лысо побреется!!!
• Это он так моей подруги Люды мужа любит, - прокомментировала Лена, - А вы обязательно приезжайте. Мы вас ждём.

Только успела положить трубку, позвонила почтальон. Сработало!!! Пришло письмо от Марины. Правда, тётя Аня удивилась, что письмо из Египта, фамилия очень неразборчиво написана, но Лика предвидя, заранее подготовила ответ,
• Муж в командировке. Его от фирмы в Египет на полгода отправили, а «разлучница», потому и старается. Хочет, чтобы ей все подарки достались.
Обманутые женщины всех стран соединяйтесь!!!
Почтальон разрешила на целый час увезти письмо, предупредила,
• Только осторожно, чтобы не заметили!
А за час Лика успела и довольно большое письмо прочесть, и ксерокопию с текста и фотографий сделать, и у знакомого нотариуса на всякий случай заверить, и праздничный подарок – два пакета продуктов тёте Ане закупить.
Марина сообщала «дорогим мамочке и папочке», что у неё всё хорошо. Третья жена Саида тоже родила девочку и поскольку у неё Марины два мальчика, она снова любимая жена. Дальше следовали всякие бытовые подробности, и обещание приехать в гости в феврале. У Саида деловая поездка в Вологду. Паспорт на новое, мусульманское имя готов, пока муж  будет делами заниматься, Марина к родителям на несколько дней съёздит.
Внимательно осмотрев, кажется, совсем нетронутое письмо, почтальон смущённо приоткрыла подарочные пакеты, прошептала,
• Нам с Ниночкой на три праздника хватит, - загнула пальцы, - Новый год, Рождество и Старый новый год и ещё останется... – улыбнулась, - Зачем столько денег потратила? У тебя же своих ребят двое.
Лика потупилась,
• Для меня это очень важно, а деньги... – безразлично повела плечами, и тётя Аня спросила,
• Любишь его? – частный детектив честно кивнула и почтальон пообещала,
• Если ещё письмо придёт, я тебе позвоню...

Уложив дорожные сумки в багажник, остановились возле машины, последний раз покурить перед дорогой.
Весь день город тонул в противной слякоти, а к ночи подморозило, даже мелкие снежинки с неба или изморозью с проводов по одной, редко на головы сыпались. Утром окна дома покрылись белыми узорами и, глотая дым, Лика внимательно рассматривала эти узоры, стараясь не смотреть на Евгения. Она поясняла себе, что ей это только кажется, что она всё придумала, выдавая желаемое за действительное. Уже несколько недель она ловила на своём лице непонятные синие взгляды из-под ресниц, уверяя себя, что он просто перестал хмуриться и всё-таки его глаза ожили, утратили стальной механический блеск, в них постоянно был какой-то не заданный вопрос. Впервые за год, он усадил её в машину, пока она думала о причинах нечаянной милости, уселся за руль, завёл двигатель, вырулил со двора на промёрзшую, безлюдную улицу.
Самолёт с прелюдией ожидания, не отменят ли рейс, перенося его по несколько раз на неопределённое время, трёпкой нервов в багажно-посадочный период, напряжением и заученными, неискренними улыбками миленьких стюардесс, был Лике противопоказан. Неделю до рейса и неделю после она бесилась, орала на каждого кто попадался под руку, честно признаваясь себе, что лучше ползать по земле, чем ещё раз пережить раздирающие уши, давящие на желудок ощущения взлёта и посадки. Поезд уже лучше. Он выходит и приходит по расписанию, не отрываясь от земли, но всю ночь болтаться в замкнутом пространстве, глядя в окно на лесопосадки и придорожные строения, не спать на шатающейся, кренящейся на поворотах полке, тоже не большое удовольствие. Одно посещение туалета, мотающегося, как собачий хвост, чего стоит.
То ли дело автомобиль. Её внедорожнику любые заносы и гололёд нипочём. В любой момент можно остановиться, рассмотреть понравившуюся речку, нормально без тряски пообедать в придорожном кафе, переночевать в маленькой уютной гостинице.
Лике очень нравиться останавливаться в таких, выросших у дорог, как грибы после дождя, частных гостиницах, где весь персонал родственники, работающие на себя. В такой гостинице постоялец чувствует себя «совсем не татарином», дорогим, почётным гостем.
Лика и сама не побоялась бы проехать такой маршрут, а вдвоём, сменяя друг друга за рулём, это просто удовольствие.
Евгений не возражал, произнёс,
• Лучше выехать пораньше, - она согласилась,
• Хорошо в шесть.
Машина равномерно урчит, как сытый кот, накручивая на колёса километры. Красота!
В девять остановились позавтракать в малюсеньком кафе на четыре столика с громким названием «Придорожная корчма» и хозяйка она же повариха и официантка быстро пожарила яичницу-глазунью, подогрела в микроволновой печи булочки, подала кофе в медных турках. Лика собралась расплатиться, но Евгений опередил её, и она удивлённо спросила,
• Зачем? – он улыбнулся,
• Подлизываюсь. Может быть, ты мне зарплату повысишь.
Это было просто чудо, услышать от него обычную шутку. Лика не придумала ответ, только кивнула головой.
Вечерело. Они уже трижды сменяли друг друга за рулём, и он признался,
• Устал, - приказал, - Если я усну, разбуди через час! - и удобно устроившись на сидении, закрыл глаза.
Час прошёл, но он так смешно складывал губы бантиком, улыбался во сне и она подумала,
• Пусть поспит.
«Форд» легко одолел довольно крутой подъём, накатом спустился по ровной, без выбоин дороге и мгновенно, без перехода въехал в плотный, как молоко, туман. Жёлтые противотуманные фары выхватывали из темноты дерево, дорожный знак, указатель. Лика свернула на просёлок, и через несколько километров фары высветили купу деревьев, в которые уткнулся бампер. Лесок или посадка? Она поняла, что заблудилась, разбудила Евгения.

Он молча выбрался из машины, достал из багажника верёвку, привязав к антенне, ушёл, и ей стало страшно, показалось, что она совсем одна в этой полной таинственных шорохов белесой слепоте и только натянутая верёвка, медленно описывающая полный круг, успокаивала: Он где-то рядом.
Прихрамывая, собирая кольцами на локоть верёвку, Женя вернулся к машине, сообщил,
• Ни на трассу, ни на жильё не наткнулся, ногу подвернул, - повозившись в автомобиле, приказал, - Давай спать! Пока туман не рассеется нам отсюда не выбраться.
«Форд» авто не маленькое и всё-таки спать вдвоём не самая лучшая перспектива. Лучше бы мы поездом поехали, - подумала Лика, сжимаясь на мягких подушках от нового сообщения,
• Двигатель заводить не будем. Угореть можно и бензина совсем мало осталось. Я, проснувшись, заправить машину собирался. Пледом укроемся, а куртки мою и твою на ноги положим. Через полчаса холодно будет.
Тяжелая, сильная рука властно легла на её плечо, притягивая к мускулистой широкой груди. Она попыталась сопротивляться, прошептала,
• Прекрати! – и он захохотал, передавая возбуждающе приятную дрожь её телу, сказал,
• Не командуй! Ты вчера сама приказ подписала. Менты твои неделю в отгуле, а я чем хуже. Спи!
Пока он смеялся, она успела отвернуться, и он прижался грудью к её спине.
Легко сказать,
• Спи!
Только, как уснуть, когда твоя грудь утонула в больших, ласкающих ладонях, когда его вдруг ставшее прерывистым дыхание на твоём затылке, на волосах, на шее.
Вырваться! Убежать! Но как вырваться от своего счастья, куда убежать от своей любви.
Кто сказал,
• Через полчаса холодно будет.
Совсем не холодно! Жарко!!! Так жарко, что одежда дышать мешает, свитера, джинсы летят ко всем чертям. Жарко... жарко... От ласк его, от тела горячего, навалившегося, к обивке прижимающего жарко... от поцелуев частых и долгих жарко... от темпа бешеного, от шёпота страстного,
• Геля... Геля... Гелечка... – жарко... жарко... жарко...
И утром, когда Солнышко встало, золотыми лучиками пробираясь в ветровое стекло, разбудило, покрывая румянцем щеки, жарко. Женечка спит, положив голову, ей на грудь, тихо дышит в затвердевший, затерпнувший от прикосновений его губ сосок, прижимает, сжимает руками, так, что от тяжести, от силы его, от наслаждения дышать тяжело, от счастья вздохнуть и проснуться одной дома в постели, страшно.
Он потянулся, просыпаясь, пробормотал,
• Геля!?! – не открывая глаз, нашёл её рот, надолго припал, присосался к сведенным ожиданием губам, легко откатился в сторону, натягивая брюки, - Одевайся! Точно на назначенную тобой встречу опоздаем. 

Только одеться успела, Женя открыл дверцу, приказал,
• Выходи!
Лика не успела сообразить, а он уже, как пушинку, подхватил на руки, прижимая к себе, пробежал несколько кругов вокруг «Форда», остановился и стал поднимать её на вытянутых руках.
Она завизжала от восторга, закричала,
• Поставь меня на землю!!! Я тебе не штанга для тренировки! - он по секрету сообщил на ушко,
• Ты мне нужна для другой тренировки! – захохотал, - Совсем разучился, - и целовал, целовал, целовал, обнимал, не давая вырваться, только руки её отпустил, позволяя в чёрные с проседью, жёсткие, как характер, волосы вцепиться, и ласкать, ласкать, перебирая пальчиками, понимая, что, как к гусю из сказки, прилипла навсегда...
Потом она стояла, прислонившись к авто, очень коленки дрожали, а он отогнул огромную ветку, отпустил и завыл от удовольствия, когда мириады крупных, холодных капель, напоминание о вчерашнем тумане, искрясь, посыпались на могучий, обнаженный торс, на поднятое к небу лицо.
Лика щурилась, улыбалась Солнышку, потому что всё было, как в детстве, небо синее, трава зелёная и Женечка, сильный, умный, красивый, как принц из сказки, даже красноватый шрам от левой ключицы через грудь к правому бедру картины не портит.
Мужчину шрамы украшают, а этого и шрамы, и суровые морщины вокруг губ, и седина, всё красит, опять, как девчонка, влюбилась.   

Во дворе Евгений сказал,
• Я тебя здесь подожду, - и, не желая портить сюрприз, Лика шутя, приказала,
• Рядом! – попросила в домофон, - Спуститесь, пожалуйста.
Она успела вовремя отскочить в сторону. Мужчины хватали друг друга, били по плечам, размахивали руками от возбуждения, орали,
• Куда же ты пропал, чудило? – потом выскочила Лена, закричала,
• Соседи уже милицию вызвали!!! Новый год в КПЗ встретите!!! – и с силой неожиданной для маленькой, худенькой женщины, по одному втолкнула мужа и Женю в парадное, повернулась к Лике, улыбнулась, как старой знакомой,
• Пошли! Обед стынет! – но до обеда было ещё далеко.
Сначала было исполнение басом и баритоном арии Сильвы и Эдвина «Помнишь ли ты? Помню ли я!» из оперетты «Сильва» Имре Кальмана.
Это продолжалось бы очень долго, но Лена предупредила,
• Мы сейчас с Ликой на кухне всё съедим, а вы до ужина голодать будете! Вадик похудеет, а ты Женечка помучаешься...
Первое впечатление обманчиво. После телефонного разговора, Лика представляла Елену Александроневскую уверенной, даже немножко напыщенной, всё знающей классной дамой. А она оказалась даже не ровесницей, маленькой капризной девочкой с ранней сединой в ярких рыжих волосах, преждевременными морщинками, метками бессонных ночей, вокруг искрящихся весельем зелёных глаз и маленькой детской кнопочкой, задорно вздёрнутого курносого носика.
Лена шутила, рассказывала анекдоты, сама первая заразительно смеялась, показывая мелкие белые зубки и всё время, разговаривая, хохоча, убирая посуду, ненароком дотрагивалась до своего крепкого, высокого мужа, как будто проверяя, ещё раз убеждаясь, что он не на задании, что он дома, рядом. Она сразу перешла на «ты», бесцеремонно впрягла Лику в работу по уборке стола перед подачей кофе, на кухне обняла за талию, как подружка-школьница подружку-школьницу по секрету спросила,
• Ты его любишь? – когда Лика, краснея, кивнула, прошептала, - Счастливая! Он очень хороший, только сумасшедший, - поймала недоуменный взгляд собеседницы и пояснила, - Они все сумасшедшие и мой тоже... Очень нервная профессия Родину защищать!

Двумя глотками осушив огромную чашку кипящего кофе, Вадим, без обиняков произнёс,
• Лёвка Берман твою Марину, за месяц до суда видел. Она с Саидом в Египет улетала...
Лика ожидала чего угодно, возмущения, негодования, злости, но только не этого.
Попивая маленькими глоточками чай, Женя спокойно сказал,
• Во-первых, она никогда моей не была, а во-вторых, я знаю, что она жива... Как только освободился, пистолет в «Детском мире» купил. Дождался пока тесть бывший погулять вышел, к тёще любимой в гости заскочил, она мне всё рассказала. Сначала испугалась даже не пистолета, вида моего, башки бритой наголо, зубов оскаленных, а потом так обрадовалась, что может соль на рану мою открытую пригоршнями сыпать, разговорилась, что спрашивал и, что не спрашивал, рассказала.
Евгений перевёл дух, грустно улыбнулся,
• Не любила меня тёща оказывается, и боялась, потому что молчал, значит, камень за пазухой прятал, а Мариночка её умница первая успела, первая камень мне в голову кинула. Хотел я ей даже не о карьере моей загубленной рассказать, о карьере в пенитенциарном учреждении, где камень восемь часов каждый день за миску тюремной баланды рубил, передумал, не поймёт...
Он устал, от длинного монолога, положил локти на стол, сжал голову ладонями, как рогами, длинными сильными пальцами увенчал и затих...

Лена принесла картонную папку для бумаг с растрёпанными завязками, Лика достала из сумки современную синтетическую с зажимом-замочком, но тоже папку для бумаг.
На освобождённый от торта и чашек стол легли заверенные у нотариуса показания гражданина Израиля Л. Бермана, ксерокопия письма родителям и фотографий, на которых улыбающаяся Марина прижимала к себе двух симпатичных, черноглазых мальчишек, копии протокола судебного дела десятилетней давности и справки-характеристики из ГРУ МВС СССР.
Пока Лена во всех подробностях рассказывала Евгению о встрече с Лёвой, Лика не отрываясь, смотрела на, читающего протокол заседания суда, Вадима. Когда он перешёл к справке из родного управления, Лена уже замолчала, и Лика задала три мучающих её вопроса, произнесла вслух три, Почему?
1. Почему Министерство обороны допустило, чтобы офицера разведчика судил не трибунал, обычный районный суд;
2. Почему Управление разведки не заинтересовалось, не защитило своего сотрудника, когда непрофессионалу видно, что всё обвинение «шито белыми нитками»;
3. Почему характеристика капитана-орденоносца Евгения Фёдорова вопиет на весь мир, «А нам всё равно». Ведь не о зайцах, не о трынь-траве речь идет, о судьбе человека.

Помолчали.
Женя сказав,
• ... не поймёт... – так всё время и просидел, обхватив голову руками.
Леночка крутила головой, поочерёдно рассматривая молчащего Евгения, задумчиво рисующую, на папке чёртиков Лику, возбуждённо бегающего из угла в угол мужа. 
Наконец Вадим остановился, посмотрел окрест,
• Ты где такую бабу взял Женька? Да она же!!! Мы же с тобой!!! Стыд и позор!!! А она!!!
Жена закричала на него,
• Женщину!!! Когда ты от этого хамства отучишься!?! У тебя прабабка графиней была, а ты «баба»... Дворянин, а говоришь как дворняжка!
Лика пропустила мимо ушей Ленину воспитательную работу. Не сообразив ещё, хвалят её или ругают, опасливо посмотрела на Евгения. Он одобряя, улыбнулся, видимо не забыл, понял Вадика, как Терентьевич понимает Юрия,
• Спец заказ! Частный детектив, профессионал... Не зря же я её с самого детства для себя воспитывал, уму-разуму учил... Ну, рассказывай, что ты там придумал!!!
• Губу раскатал! – улыбнулся Вадик, - Разведчик ты или... – с опаской посмотрел на Лену, - Вместе думать будем! Ты в девяностом в ... – Вадим назвал маленькую Латиноамериканскую страну много лет шедшую то в сторону социализма, то поворачивающую в капитализм, кто больше даст, - в группе полковника Доброва работал?  - Евгений кивнул, и Вадим задал следующий вопрос,
• Кто входил в группу?
• Добров – руководитель, Костя Белов, Сева Нестеров, Алик Квашин, Вася Аненков, Руслан Уфимцев  и я, - загибая пальцы, перечислил Евгений, - только Сева и Вася там, в перестрелке погибли...
Вадик кивнул головой,
• Вы прямым рейсом в Москву возвратились, а полковник?
Вспоминая события одиннадцатилетней давности, Женя задумался,
• Он сказал, что должен в Дрезден заехать. У него там встреча с осведомителем из братской разведки «ШТАЗИ» была назначена...
• Правильно! Была у него там встреча, только не с осведомителем, а с женой и сыном. Они по туристической путёвке в ГДР приехали.
Костя Белов – Павлик Морозов с борта радиограмму начальству отстучал и о том, что Добров в Германию полетел и о том, что ты с полковником перед полётом о чем-то шептались...
• Ты же помнишь, Добров меня работать учил, в свой отдел взял, своим человеком считал. Вот полковник мне на ухо и шептал, чтобы я в госпитале отдельную палату и хирурга профессора Перельмана требовал.
• Задание? – спросил Вадик, когда Женя показал глазами на женщин, захохотал, - Пора повзрослеть мальчик. Это в молодости, я государственные тайны от жены скрывал, а сейчас точно знаю – мой дом, моя крепость. Только здесь могу сказать всё, понимаешь, всё, не боясь предательства... – посмотрел на Лену и перевёл взгляд на Лику, - С такими бабами, простите дамами, я бы не задумываясь в разведку пошёл.
Он, паясничая, поклонился женщинам и обе, не сговариваясь, лучезарно улыбнулись, за комплимент, прощая ему слово «бабы» и наигранно театральный реверанс.
Евгений чётко, как вышестоящему начальству, доложил,
• Для поддержки дружественного режима, в страну был направлен самолёт с новейшим оружием, но пилоты, по неизвестным причинам, уклонились от курса, и весь груз попал в руки какой-то местной мафии. Приказ гласил: «Найти, уничтожить, передать оружие по назначению»...
Полковник один из всей группы испанским языком владел. Мы ещё удивлялись, что, как специально «безязыких» послали. Встретили нас очень неласково. Командир их орал что-то, даже ногами топал. Добров сначала огрызался, потом дверь закрыл, пошептались они немного и выдали нам грузовик, проводника и двадцать солдат...
Женя достал сигарету, закурил, глотнул остывший чай,
• Полковник не в кабину, с нами в кузов сел. Всю дорогу молчал, думал о чём-то. Приехали. Маленький аэродром. Ангар, конторка, две взлётные полосы и десяток вышек по периметру «колючкой» в несколько слоёв связаны. Добров увидел, что из джунглей на открытое место выезжаем, по кабине стукнул, заорал что-то, но нас уже заметили, стрелять стали. Васю Аненкова и четырёх солдат сразу убили, мы обратно в лес уползти пытались, а их там человек сорок. Водитель с проводником сбежать хотели, так они их уже за деревьями с вышки нашим реактивным снарядом «Муха» достали. Перестрелка завязалась нешуточная. Они, как звери воюют, ничего не боятся. В психическую атаку цепью пошли. Мы их прилично постреляли, но и наши потери десять солдат и Сева Нестеров. В общем, только к ночи до конторы добрались, я первым из-за дверного косяка выглянул, а там амбал двухметровый с «Калашкиковым». Гранату ему под ноги бросил. Он не растерялся, автомат кинул, гранату в окно вышвырнул, на пол шлёпнулся. Я, как идиот, решил, что он безоружный, забыл, что там за город выйдешь, сразу джунгли. Два дня по тропинке никто не ходил, всё уже лианами заросло не пройдёшь. Каждый мужчина с мачете и во сне не расстаётся. Перекатился через порог, автомат успел схватить и тут он меня своим ножичком, через всю грудь. Хорошо, что из положения лёжа, по касательной полоснул. Такой «мачо» со своим мачете не напрягаясь пополам разрубить может...
От страха, Лика зябко передёрнулась, сглотнула подступивший к горлу ком. Евгений заметил, взял её за руку, улыбнулся,
• Уже не может... он уже много лет ничего не может... - задумался надолго и окончил рассказ, - Из другой комнаты человечек с поднятыми руками вышел, маленький, лысенький, но видно, что привык командовать и по-английски,
• Я хочу говорить с начальником!
Добров ему что-то по-испански сказал, потом солдатам видимо «город на разграбление» дал, уж очень они обрадовались, из помещения не пошли, побежали. Нам приказал ангар обследовать, оружие пропавшее искать, сам в кабинете с типом этим остался, дверь за нами закрыл.
Ничего мы там кроме двух американских «Джипов» потрёпанных и «Мерседеса» приличного не нашли.
В один «Джип» солдаты со своей добычей мародёрской сели, во второй мы вчетвером, и ребят погибших уложили, а полковник пленника за руль «Мерседеса» усадил, пистолет ему к боку приставил. Куда солдаты поехали, не знаю, а мы на аэродром...
• Теперь всё понятно! – Вадим, рисовавший, пока Женя говорил, какую-то схему, поставил последний значок в квадратике, поднял глаза, - Командир местный, видимо возмущался, что уже три самолёта в стане врага приземлились. Полковник человек опытный сразу смекнул, что дело не чисто, сообразил, что за такие операции орденами обычно посмертно награждают, меры принял, себя не обидел, а генералу, который таким образом свои счета за границей пополнял, свинью подложил.
Евгений пробормотал,
• Ты что?
Вадим горько улыбнулся,
• Святая простота! В девяностом старые боссы, кто застрелился, кто из окна выпал, кто заболел и умер в один день, а шеф наш просто в революционном воздухе растворился. Вчера в служебном кабинете советский генерал, большой начальник сидел, красными лампасами сверкал, а сегодня банкир или нефтепромышленник в одной из стран, так и не победившего социализма, партнёров плохим произношением удивляет. Ну и чёрт с ним, а тогда  дело, видимо было так.
Увлёкся товарищ генерал. Три самолёта с оружием подряд мафии продал и испугался, вдруг друзья латинос шум поднимут. Специально «безязыких» послал, решил, что покрутитесь, волну вспените и домой. Полковника Доброва недооценил, а тот видать сразу всё понял. Предложил человечек полковнику сделку, а Добров подумал, что если генералу не позорно, то и полковнику не зазорно.
Повезло ему очень. Министр начальство всё на семинар в Сибирь, на полигон услал, там испытание нового оружия проводили.
Вадим произнёс несколько букв и цифр, Евгений кивнул. Женщины ничего не поняли, но спрашивать не стали.
• Секретари или адъютант о таких мелочах, как встреча Доброва с осведомителем и радиограмма Белова сообщать по спец. связи не стали, обычная операция. Они же не знали, что товарищ генерал именно этой информации ждёт. Целых двадцать дней полковнику подарили. Он жену и сына по туристическим путёвкам сумел в ГДР вызвать.
Генерал вернулся, Мишка Сёмин из спец. части рассказывал, от злости готов был всех расстрелять. Телефонограмму в ГДР отправили, а там уже Стена зашаталась, свой бедлам разворачивался. Доброва не нашли, за женой и сыном следили, надеялись, что полковник с родными на связь выйдет. На третий день родственники Доброва вместе с другими туристами Дрезденскую галерею посетили, а когда в зал, в котором «Сикстинская мадонна» висит вошли, там всегда толчея, исчезли. Сотрудники из группы слежения на улицу, только хвост «Мерседеса» с чужими дипломатическими номерами увидели...
А Костя Белов, когда сообщал, что вы с полковником шептались, о чём-то сговаривались, видимо на повышение рассчитывал, только не помогло ему это. Так старался, яму тебе и Доброву рыл, сам в неё и попал, и ребят, - огорчаясь, щёлкнул языкам Вадик, - за собой утащил. По молодости не понял, что не обычное задание, что легче людей, которые может быть, о чём-то догадываются, убрать, чем своё потерять.
Уфимцев, Квашин, и Белов тоже, несмотря на демонстрацию преданности, в течение полугода один за другим с заданий не вернулись, а ты в тюрьму сел...
Евгений, вопрошая, поднял глаза на товарища и тот пояснил,
• Генерал тогда, наверное, обрадовался, что одной заботой меньше. В конфликтный район посылать неудобно, рана ещё не зажила, от заражения крови не оправился, а так спокойнее. Кому ты там, в зоне расскажешь, если что-то сообразил, да и разговоришься, там, сам знаешь, от человека избавиться легче...
Вадим опять прошёлся по комнате, подошёл к Лике, звучно чмокнул её в макушку,
• Умница! Ты эти вопросы задала, Женя рассказал и у меня отдельные сплетни, рассказы, служебная информация, как стёклышки разных цветов, в разных коробках лежащие, в один витраж, в картинку со смыслом сложились...
• Ночь уже! - Лена ревниво стрельнула зелёными глазами, - Идите отдыхать. Тебе Лика я в кабинете на диване постелила, а Женечку сейчас здесь в гостиной устроим...
Лика потупилась, покраснела, потому что Женя спросил,
• Зачем? – сообщил, - Мы прекрасно на диване вдвоём поместимся, - и, обняв за плечи, увлёк её в кабинет...         

Подложив руку под голову, Евгений, не отрываясь, смотрел в потолок, как будто внимательно читал, на выкрашенной белой водоэмульсионной краской поверхности что-то написанное только для него.
Он окаменел от боли, от пережитых страданий, от давних и всё-таки и сейчас болезненных предательств... жена... начальники... товарищ по хартии, с которым вместе делали общее дело...  как жена Лота, превратился в соляной столб.
Лика боялась дышать, чуть передвинуть затекшую ногу. Она понимала, о чём он думает, не хотела мешать, только прижималась к нему, стараясь отдать свои силы, облегчить его муку.
Нервно хохотнув, Женя вдруг вслух сделал вывод,
• Если я её сейчас найду и убью, мне ничего не будет, потому что я за это убийство уже отсидел!
У Лики оборвалось сердце. Этого ещё не хватало!!! Приподнявшись на локте, она долго говорила о том, что ещё в Союзе был прецедент, ей Виктор Всеволодович когда-то рассказывал.
Муж отсидел срок за убийство жены, возвращаясь из колонии, в поезде встретил ту, за убийство которой десять лет за решёткой провёл, с новым мужем и убил. Профессор говорил, что тогда самые известные юристы страны, год спорили, а судья их слушать не стал, ещё на шесть лет человека в тюрьму упрятал, ещё и рецидив припаял. Лика даже вспомнила, что, кажется, Михаил Шафутинский, которого она, к стати терпеть не может, а может быть Круг, песню об этом случае написал. Посмотрела в любимые синие глаза и поняла, что не убедила.
Евгений сказал,
• Ты что-то путаешь, Геля!
Геля!!! Уже почти пятнадцать лет, однокашники, сотрудники, знакомые, даже родители и сестрички называли её Лика. Водитель-охранник Евгений на работе, при чужих и знакомых тоже величал Ликой, только Женечка, наедине произносил полузабытое, Геля и ей казалось, что ветерок из детства нежно ласкает, наполняет счастьем не потому, что больше схватил, дешевле купил, дороже продал, а потому что  небо, Солнце, простор, это всё ты...
В детстве всё другое, и ребяческая беспечность, и беззаботная радость, и приправленная весёлой хитростью детская мудрость, которая выветривается, усыпает с годами, но иногда, разбуженная словом, старой, притаившейся в дальнем ящике игрушкой, исковерканным детским языком именем, пробуждается и видит то, что взрослым с высоты знания и опыта не дано разглядеть.
Юрист, детектив Лика со своей научной лекцией о прецедентах и спорах юристов, не убедила. А Геля, девочка из детства, ещё не до конца осознавшая, что такое карьера разведчика, не понимая, что такое суд, приговор, десять лет в колонии строгого режима, убеждать не стала, увидела то, что лежит на поверхности, засмеялась от счастья,
• Ты дурак!  Она же тебе жизнь спасла... – радостно закричала, - Ты живой!!! Живой!!! Живой!!!
Она хватала его за плечи, тормошила, целовала синие глаза, морщинки в уголках губ, седые виски, повторяя и повторяя,
• Ты жив!!! Ты жив!!! Ты жив!!! – почувствовала, он ожил, хотела сказать, - Прекрати! – но не смогла, разучилась говорить, стала неразумной птицей, прародительницей всех птиц на земле.
Она курлыкала журавушкой, клекотала лебёдкой, кудахтала глупой несушкой, когда он, став на колени перед диваном, медленно скатывал вверх её свитер, целуя, облизывая открывающийся живот, грудь, щекотно, как расшалившийся морж, фыркнул в беззащитную шею и навалился, нежно покусывая мочку, вдруг ставшего главным органом в её теле, ушка. Потом он полз вниз, скручивая её спортивные брюки, целуя,  целуя,  целуя,  и она ласкала, блуждая руками по его спине, впивалась ногтями в мускулистые плечи, пытаясь сообщить без слов, учащённым дыханием, птичьим пеньем, что не может больше терпеть, просит пощады и понимала, что не сможет ничего изменить. Он жёсток, неумолим, он не спешит, и она горит от этой неспешной молчаливой, полной лаской страсти, сгорает в каждом долгом требовательном и нежном поцелуе и возрождается, как птица Феникс, опять готовая сгореть в муке любви. 

Три дня в предновогоднем Петербурге. Пахнущие хвоей огромные, сверкающие огнями, ёлки на фоне восхитительных дворцов, похожих на выросшие по мановению волшебной палочки ёлочные игрушки.
Сладкая усталость, когда не только ноги, всё тело болит от целого музейного дня, в котором позволяешь себе присесть только на минутку, пристальнее вглядеться в понравившуюся картину, и в голове полный сумбур, калейдоскоп лиц и фигур, выхваченных с разных полотен. Засыпанные белым снегом парки, ледяная Нева и медный Пётр с белой, как у грузинского князя, снежной папахой на голове.
В Кунсткамеру очередь. Сколько лет прошло. Народ из необразованной массы в толпы индивидуумов с, по меньшей мере, средним образованием вырос, а всё равно до диковинок, как предки охоч.   
В Эрмитаже толпы туристов. Бегут, несутся пожилые американцы в джинсах и фуфайках с яркими надписями.
Женя улыбается.
• Самая пристойная у джентльмена в очках!
Лика бросает взгляд на седого, длинного старика, определяет на глаз, лет семьдесят пять, отвернувшись, хихикает. На чёрной фуфайке у дедушки, красными буквами напоминание, чтобы не забыл, «Застегни ширинку!»
Быстро, но обстоятельно рассматривают императорские табакерки туристы из Германии,
• За билеты заплатили, значит нужно всё осмотреть!
Шустры японцы, страдают от отсутствия фото и кинокамер: В музее запрещено фотографировать! – по привычке любуются картинами через приставленный к глазу кулак.
Степенно, бросая безразличные взгляды на скульптуру, шествуют молодые финны: Не на каменных дев смотреть приехали!
Вот отбудут, предусмотренный экскурсионной программой номер, а потом... Здесь и водка, и девочки, и милиция значительно дешевле, чем у них на родине!
Музей военно-морского флота. Как сказал В.С. Высоцкий, «А здесь всё больше бывший наш народ», в смысле все тихо читают таблички, переговариваются по-русски. Флаги, конституции, президенты разные, а история, прошлое одно на всех...
А по вечерам они пили чай, и Вадим рассказал, как в девяностом, в августе, 23 числа в разгар путча ГКЧП, Добров прислал письмо генералу на все факсы управления.
• Получатели от страха, - извините дамы, - полные штаны наложили, - но кто-то письмо сохранил и уже после бегства большого начальника, в период неразберихи, письмо ходило по отделам, с грифом «совершенно секретно», передавалось из рук в руки. Казаки, писавшие письмо турецкому султану от зависти бы лопнули! - хохотал он, - Обычные, человеческие слова, только для связки слов в предложении, всё остальное мат. И смысл, как бы это при дамах интеллигентнее сказать... – он на минуту задумался и продекламировал, - Ты старый человек нетрадиционной ориентации, подкравшись с тыла, хотел меня девственности лишить, но ничего у тебя не вышло. Это я тебя, за себя, за воинскую честь, за Советскую власть, за дружественную страну многого раз... и так далее и в том же духе.
 
В Гостином дворе толпы народа, не меньше чем в музеях, подарки к Новому году выбирают. Лене и Вадику быстро, вроде настоящую (если по цене судить) французскую парфюмерию подобрали, потом Лика, пристроив Женю в очередь за кофе, купила для него серебряный портсигар и зажигалку.
Вспомнила, как приехавший в отпуск курсант Женька всё пытался у её папы на что-нибудь трофейный серебряный портсигар сменять. 
Нагруженные пакетами с разной снедью, включая фрукт заморский ананас, они вошли в квартиру Александроневских, и не узнали за два дня уже привычных помещений. Коридор, комнаты, кухня и даже туалет увешаны гирляндами и шарами, заставлены мягкими, пушистыми белыми зверьками, и гномами. В гостиной ёлка до потолка в разноцветных лампочках, Дед Мороз и Снегурочка в санях, запряжённых северным оленем и на журнальном столике гвоздь программы, завершающая точка всей этой красоты – торт «Винни Пух», украшенный кремовыми розочками, мармеладными листочками, ягодами из разноцветного желе. 
Настоящий праздник Новый год с водочкой на прощания со старым и шампанским на встречу новому, розыгрышами, шутками и подарками.
Лена вытащила из пакета, на всеобщее обозрение восхитительную, белую ночную рубашку с кружевами и бантами, засмеялась,
• Для новобрачной, - протянула краснеющей Лике, но Женечка перехватил прозрачный шёлк, попробовал пальцами, удовлетворённо прорычал,
• Разорву! – успел схватить, убегавшую, Лику, прижать к себе, - А это...- достал из кармана, протянул ей серебряный портсигар и зажигалку.
Лика засмеялась, и он обиженно надулся,
• Чек не потеряй. Если не понравилось, поменять можно.
Продолжая смеяться она достала точно такие же портсигар и зажигалку. Он улыбнулся и Лика, встав на цыпочки, поцеловала жёсткую складочку в уголке губ.
Она не отдаст, не поменяет этот подарок на всё золото мира и чек не потеряет, сохранит, потому что этот чек, отдельный подарок. На маленьком бланке штамп с адресом. Магазин не Питерский, он ей подарок заранее рядом с домом купил.
Они возвратились домой почти без приключений, только Лика задремала под вечер, проснулась в тумане и долго смеялась, когда Женя, опустив голову, сообщил,
• Я заблудился...
Она не была в претензии, он просил прощения всю ночь, и от нежных и страстных извинений таяло сердце, кружилась голова. Она кричала о нём, о себе, о счастье на весь мир, и он закрывал ей рот губами, обнимал, удерживая на земле, поднимая к звёздам...

А дома, дома хорошо, только новогодняя сказка кончилась и Лика часами лежала без сна, прислушиваясь к звукам за стеной.
Ночь.
Она не сказала,
• Приходи... – подумала, что он поймёт, а он не понял, и она ругала себя, ругала его, но встать, пройти десять шагов по коридору, постучать в его дверь, не могла.
Под утро, вспомнила, поняла, почему ничего не сказала, почему мучается, не может, не хочет всё решить сама.
Лаская, целуя, он молчал, только один раз,
• Геля, Геля, Гелечка... – и ни разу, ни слова о любви, ничего кроме учащённого дыхания, силы страсти, но желание, это не любовь.
У мужчин всё иначе. Они глазами не только любят, но и чувствуют. Увидел упругую грудь, точёные ножки сразу, скажем так, слюной зашёлся. А женщины? Женщины любят ушами! Интересно? Чем же я люблю, если он всю жизнь молчит, слова не скажет. Неужели по-мужски, глазами? Кажется, любила его всегда, а узнала, призналась себе, когда он блестящий, красивый на танцы в клуб пришёл, и когда Матильда охранника сватала, - Какой он красивый! – подумала...
Нет! Всё-таки не так! Тогда в детстве, как все девчонки, прекрасного принца ждала, в праздничном наряде узнала, а сейчас...
Сейчас и не такой он высокий, всего сантиметров на двадцать пять выше её метра пятьдесят восемь, и морщины, страдания губы в тонкую, ехидную полосу сжали, лоб избороздили...
Антипова дама со вкусом. Красавчика, просто так, чтобы похвастаться перед подружками, как собачку породистую, возле себя бы держала. А может быть, испугалась? Нет! Сын её Алёша, человек умный, точно мамочке, что Женя в колонии сидел, не сообщил. И Лена на своего огромного графа Александроневского с восторгом смотрит, красоты Евгения не заметила.
Только для меня он самый умный, самый красивый, потому что любимый, желанный и если бы тот гнусный мафиози своим страшным мачете не по груди, по лицу прошёлся, разве я бы его меньше любила? - вздохнула и закрыла глаза, усыпая.

Ещё одна ночь.
И опять только деловые отношения, только взгляды косые из-под длинных ресниц и игра в молчанку.
Живут же люди без любви, сама так жила... Можно подумать, у меня других проблем нет. У Марийки переэкзаменовка по двум предметам, Пират в лапу занозу где-то загнал, свои проблемы, женские, в дороге простудилась. И ещё Сергей в Новый год, видимо перестарался, язва желудка открылась, в больницу забрали, а клиенты две недели праздновали, заскучали, новых впечатлений ищут, каждый человек на счету. Завтра самой «тряхнуть стариной», на «норушку» выйти придётся, а его в архив за справкой, в библиотеку газету найти, ксерокопию сделать и в суд, официально копию решения по его делу получить, пошлю. Нечего ему в машине у конторы сидеть, баклуши бить...

Вечер.
Так трудно разговаривать, когда человек отвернулся, в глаза не смотрит, всё время кажется, что он что-то не договаривает, «зеркало души» прячет, а Евгений специально разговоры, сидя за рулём ведёт,
• Письмо от Лариски получил, - проинформировал.
Лика помолчала, подумала, что он больше ничего не скажет, пробормотала,
• Ну!?! – и он сообщил,
• Все здоровы. Тебе привет передают, - размял сигарету, она достала зажигалку и уронила, потому что он остановился на перекрёстке, повернулся, посмотрел ей в глаза. Ещё хуже! Это же мука в его синие глаза смотреть! -  Мама тебе до земли кланяется, а Лариска написала, что ты тогда, давно... в меня... - и не договорил, светофор переключился, поехали.
Ему хорошо, он занят, руль, сигарета...
Лика тянула время, подняла зажигалку, закурила, ответила,
• Всё это было так давно...
Опять светофор, красный свет. Он посмотрел на неё и она, опустив глаза, долго копалась в сумке, что-то разыскивая.
Евгений ехидно констатировал,
• Ну, да... ты же теперь деловая женщина,
Лика разозлилась, решительно приказала,
• Всё! Давай прекратим этот разговор!

И ещё одна ночь.
Очень интересно! Лариска написала, что ты тогда, давно в меня влюблена была. Удружила подружка!!! И он хорош. Ты меня любила, и сейчас любить должна...  так получается? Никому я ничего не должна!!! Какой-то артист сказал, «Если я не нужен искусству, зачем искусство мне»...
Вот в этом вся проблема, что он мне нужен, а я ему нет. Если бы нужна была, сам бы пришёл, приглашений не ждал... Мужчина сам решить должен...

День, ночь, день, ночь, январь, февраль...
Ночь двадцать второе февраля...
По традиции каждому сотруднику фирмы «Пеликан» двадцать третьего февраля от хозяйки подарок и поцелуй в щёчку положен.
С подарками проблем нет. С Петром Терентьевичем ещё позавчера в магазин «Спорттовары» съездили, всем мастерам спорта инвентарь в подарок купили. Частного сыщика, как волка, ноги кормят, спортивная подготовка всегда помогает, а иногда и жизнь спасает, вот по интересам и прикупили: два дзюдоистских кимоно, боксёрские перчатки, форму футболиста, гирю, костюм лыжника, и два халата для борцов. Петр Терентьевич себе скромненько эспандер выбрал, еле уговорила спортивный костюм купить. Он после болезни своё самбо бросил, трусцой вокруг дома бегает.
Жене Лика хотела купить штангу, раз уж он её поднимать отказывается, но постеснялась. Большой футбольный мяч, вратарские кепку и перчатки выбрала. Он по воскресеньям на поселковый стадион с мальчишками в футбол играть ходит. Подарок купили, но, как я его поцелую? И как я потом от щеки его оторвусь?
Точно женщина из ребра мужского создана, и ребро это костью в горле стоит. Живет себе не счастливая, не несчастная, нормальная женщина, ничего плохого никому, кажется, не делает и вдруг эту самую кость, как рыба наживку, хватает... и всё. То счастливая, то несчастная, хотя, если тест правильно сделала счастливая... очень счастливая...
Нужно будет время выкроить, к врачу сходить... и завтра вино не пить, только воду... у мужчин завтра праздник, им водку пить положено, а я за рулём...   

Утром, позволив себе, лишний час сна, Лика садясь в машину, приказала,
• Отвези меня в салон красоты и поезжай в офис. Может нужно будет куда-нибудь съездить. Сыщики, сегодня все муниципальным транспортом приедут, машины дома оставят – мужской праздник.
Евгений злобно пробурчал,
• А я не мужчина или на меня праздник не распространяется?
• Почему? – примирительно сказала Лика - Вечером я за руль сяду, - и постаралась весело улыбнуться, - а в офис автобусом доберусь.
Утром в салоне, тишина. Дамы света ещё спят, косметологи, парикмахеры тихо переговариваются, даже вздремнуть во время масок, чисток успела. Перед выходом на улицу большое зеркало.
Лика посмотрела и улыбнулась своему отражению,
• Совсем не красавица, но уже кажется и не «гадкий утёнок».
Милочка маской какой-то новой синяки под глазами, след бессонницы убрала, Лидочка волосы, обычно в тугой узел собранные, подстригла, по плечам распустила, Машенька стойкий макияж наложила, Танечка ногти нарастила.
Лика вспомнила фильм-сказку Александра Роу «Морозко», восхитительную актрису Инну Чурикову, не боящуюся показаться некрасивой, сообщила зеркалу,
• Принцесса! Нет! Не принцесса, королевна! - поправила новый, тёмно-серый, джинсовый костюм и, накинув на плечи пальто, постукивая каблучками, вышла из салона.
День необычно тёплый, Солнышко светит. Для женщины очень важно хоть иногда самой себе нравиться! Обернулась на знакомый звук клаксона, на миг насупилась и тут же улыбнулась: Во-первых, мужской праздник, во-вторых, настроение хорошее и, в-третьих, он так одобрительно посмотрел,
• Хорошо... – одними губами прошептал, тут же глаза опустил, но она сумела услышать, успела поймать взгляд, поняла, что понравилась.
Уже в городе на светофоре Евгений пробормотал,
• Петру Терентьевичу позвонил. Он просил, я водку и торт купил.

Праздновали весело. Петр Терентьевич, хоть и обижен, что на пенсию раньше отправили, на полковничьей папахе сэкономили, в форме пришёл.
«Иконостас» не такой большой, как у дяди Андрея, совсем молодой был, войны только краешек зацепил, но три ордена, пять медалей, впечатляет. Сыщики тоже принарядились, свитера, новые пиджаки, белые рубахи, галстуки. И, как всегда, чем больше выпито, тем красивее кажется единственная дама, тем призрачнее субординация хозяйка - работники, тем чаще звучат комплименты...
Лика никогда из себя даму-правительницу не строит, но и вольностей не допускает, не потому что работодатель, потому что девятью мужчинами командовать, задания давать, отчёта о проделанной работе требовать, это не шутки, это работа, врагу не пожелаешь. Каждый день демонстрировать, что у тебя «любимчиков» нет, что ко всем одинаково требовательна и самое главное одинокая женщина и мужчины, не все одинокие, но сообразительные, весёлые, спортивные, как на подбор... но сегодня праздник. Можно пошутить, посмеяться и даже, по велению офис менеджера, под магнитофон по одному танцу на каждого...
Первым естественно приглашает Петр Терентьевич.
Пожилой человек, а как ведёт, раз, два, три шептать не нужно.
Юра тоже хорошо танцует. Просто Цицерон танго, если бы он так говорить умел.
 А Ромка, высокий, красивый, а танцевать не умеет, все ноги оттоптал.
Остальные, кто лучше, кто хуже, но танцы, удовольствие с детства. Как они с Лариской поскорее вырасти, состариться до танцевального возраста мечтали. И чтобы музыка, и большой зал в клубе, и магнитофон, и парень высокий, красивый, и ты сама в новом платье, с взрослой расклешенной юбкой, в туфельках на каблучках, не в косичках, с причёской «Конский хвост», как секретарша Валя, первая модница в деревне... 
Механически улыбаясь Максиму, Лика так увлеклась воспоминаниями, что забыла, кто следующий партнёр. Покраснела, как девчонка опустила глаза, когда Евгений взял за талию, по-хозяйски, властно привлёк к себе и повёл в медленном вальсе, отдавая ей, долг за все танцы, которые тогда давно танцевал с другими, красивыми на глазах у маленького «гадкого утёнка».
Она заставила себя откинуть голову, и они медленно скользили по лакированному паркету, глядя, друг другу в глаза.
Синие глаза, кажется, что-то таили и серые просили, молили рассказать, раскрыть тайну. Она надеялась, что сейчас он скажет, не много, только три слова, но он промолчал, (не успел?) музыка кончилась.

Домой возвратились за полночь. Посёлок уже спал, погасли окна, решением поселкового совета, для экономии потухли фонари и только огромный, в пол неба диск луны освещал, ставшие загадочными великанами, ели, протянувшие небу зелёные лапы среди голых зимних деревьев.
Они долго, зачарованно смотрели вверх, пытаясь запомнить навсегда сказочный небесный круг, в чёрном  просторе, чудесные громады зелени, а потом он сунул ей в ладони мяч, подхватил на руки, нежно, чуть, чуть прижимаясь губами к её виску, понёс наверх по вдруг ставшей длинной лестнице. Он останавливался на каждой ступеньке, исследуя в темноте губами её лицо, шею, не прикрытую материалом выемку в разрезе пиджака. Его пальцы медленно, по одной расстёгивали пуговки, пробираясь к её груди, и она, дрожащим голосом, шептала,
• Прекрати... Прекрати... – и сама понимала, что это не запрет, призыв к действию... хотела оттолкнуть нахальные пальцы, но руки, доверенным мячом заняты...
Как в замедленной съёмке, упал на пол женский джинсовый пиджак, распласталась, покрыла его мужская джинсовая рубаха, как во сне, сами исчезли, испарились брюки, открывая, на зависть луне сплетённые в медленном танце, прекрасные в первобытной наготе тела.
Нет! Это не только желание, когда частое дыхание, ласкающие руки, страстные поцелуи, тихие стоны, болезненно-острый крик и вздох наслаждения, всё, всё, на всю ночь, даже молчание одно на двоих...
Она уснула, удобно устроившись в сильных руках, проснулась на рассвете и долго любовалась прекрасной картиной. Он расслабился, разметался во сне, помолодел лет на десять, разгладились морщины, улыбка не ехидная, удовлетворенная по-детски разомкнула сжатые губы. Он что-то шептал, смешно и трогательно открывая и закрывая рот, на миг, демонстрируя белые, крепкие зубы, а она долго ждала, потом поёжилась от утренней прохлады, забрала вещи и ушла к себе в спальню.
Она больше не сомневалась. Подружка сказала,
• Он молчун! Его чтобы понять, очень любить нужно...
Он молчун, а она женщина и её тоже нужно понять. Она хочет, имеет право, хотя бы один раз, услышать, совсем тихо, только три слова...
Утром, подходя к замёрзшему «Форду», Лика остановилась, удивлённо воззрилась на Женю, который улёгся на капот, снял перчатку, старательно писал что-то пальцем на заиндевевшем ветровом стекле. Он окончил работу, скатился на землю и поднял глаза, выжидая, уставился на неё.
Оторвавшись от любимого лица, она прочла, «Я Вас люблю, чего же боле. Что я могу ещё сказать?», прошептала,
• Скажет он! Дождёшься от него! – он горько улыбнулся,
• А что скажешь?– вздохнул, - Нам лучше расстаться. Всё равно ничего хорошего из этого не выйдет...
От возмущения Лика ткнула ногой безвинный снежный сугроб,
• Я не отпущу тебя!
Евгений пояснил,
• Ну, и глупо!  Кто я? Убийца без перспектив! – она ответила,
• Ты не убийца! Докажем! И перспектива у тебя есть! – он с сомнением буркнул,
• Какая? – и она подумала, что это не по-женски, что женщины так не говорят, что сказать первой просто неприлично, но у него был такой жалкий вид, и она решилась, прошептала,
• Стать моим мужем...  – почувствовала его руки, сжимающие изо всех сил, его губы на своих губах и поняла, что сейчас просто умрёт от  счастья.

На следующий день она проснулась в лучах Солнца. В её и Марийкину спальни Солнышко приходит к полудню, в кабинет и библиотеку вечером, на первом этаже все окна прикрыты плющом и ёлками и только в угловой спальне, в его спальне Большое Светило с утра.
Значит, она не ушла! Не смогла уйти, потому что он ласкал и ласкал, доводя до восторга, до умопомрачения, щедро, молча дарил наслаждение, и она упивалась его силой, его властью над её ставшим вдруг красивым для неё самой, телом, но это было ночью в темноте, а сегодня...
Лика быстро натянула сползшую простыню до самого подбородка, осторожно, на ощупь попыталась поднять с пола какую-нибудь одежду, не разбудив Женю. Он спал на боку, отвернувшись к стене, посапывая, как ребёнок и его спина, покрытая буграми мышц с маленьким шрамом, видимо от пули, на левом плече вызвала такую нежность, такое голодное желание приласкать, погладить. Она не смогла удержаться, протянула руку, прикоснулась кончиками пальцев к шраму, и он проснулся, разворачиваясь, раскрываясь, как свернувшийся в клубок котёнок. Она собралась вскочить, натянуть кофту, пока он ещё не открыл глаза, не успела, задохнулась собственным стоном. А когда зазвонил будильник, приказывая вставать, Женечка протянул руку, нажал на кнопочку и протянул её на ладони маленькую, бархатную коробочку,
• Если не нравиться, можно поменять...
Неловко, придерживая сползающую простыню, Лика открыла коробочку и, забыв обо всём, уселась на кровати, восторженно глядя на притаившееся в красном бархате колечко.
Он уселся рядом, обнял, зашептал на ушко,
• Помолвка состоялась? Подумай! Ты ещё можешь отказаться!
Она не могла говорить, только молча повела головой.
Да кто же от такого кольца, с  рубинами в сплетённых сердечках белого золота откажется?

Вечером позвонила тётя Аня, пришло письмо. Лика уже волновалась, что почтальон передумала помогать.
Марина сообщала, что приедет всего на неделю, двадцать восьмого февраля о времени и виде транспорта сообщит из Вологды по телефону. Хорошо, что она не брезгует эпистолярным жанром, но господин Белл,* придумав телефон, очень усложнил задачу.
Самолёт, поезд или автобус? Одна радость на перекладных нынче не ездят. Хотя всё равно. Для слежения на всех вокзалах людей не хватит, значит, пост возле дома провизоров-родителей.
Пять, максимум шесть дней на подготовку и оперативные действия, которые Лика придумала, нарушение закона в чистом виде, тут и совет и помощь необходимы.
Сначала совет от Петра Терентьевича.
Знаток законов, разбрасывая слюну, кричал,
• Нас всех мои коллеги бывшие по разным камерам распихают! – бегал по кабинету, хватался за голову, присел на стул, спросил, - Ты его так сильно любишь? – и когда Лика смущённо пробормотала, о справедливости и законе, захохотал, нарочито грубо бросил, - Я что вчера родился? У вас совершенно одинаковые, влюблённые морды! – помолчал и тихо добавил, - Аж завидно... 
Всё! Процесс воспитания неразумной девчонки окончен, можно переходить к делу.
Пётр Терентьевич диктует, Лика вносит в компьютер, иногда вставляет свои соображения. Они спорят, даже ругаются, но это нормально, конструктивная, серьёзная работа.
Прошло два часа. Черновой план готов, можно собирать «большой хурал».
Евгений удивлённо поднял бровь, когда Лика официально пригласила его в кабинет, оглядел, занявших места детективов, уселся в уголке у окна.
Офис менеджер внушительно, с нажимом произнёс,
• Дело серьёзное! Всем придётся поработать! – и Лика мягко перебила, взяла его за плечо, усаживая на председательское место перед компьютером, медленно прошлась по кабинету, успокаиваясь, заговорила буднично, чуть виновато,
• Дело действительно проблематичное, не связанное с основной деятельностью фирмы. Если быть до конца честной, это в какой-то мере моё личное дело, и я прошу у вас помощи. После того, как вы просмотрите документы, каждый из вас решит, хочет ли, может ли он принять в этом участие. Об обиде, принятии каких-нибудь мер к сотрудникам, отказавшимся закон нарушать, не может быть и речи. Принять участие в этой афере или нет дело каждого. Оплата обычная, почасовая плюс тридцать процентов за риск. А для начала почитайте, подумайте,
На стол легли десять папок с ксерокопиями показаний Льва Бермана и Александроневских, протокола судебного дела, писем Марины, изложением разговора с архивистом филфака, план мероприятий.
Читали долго, возвращались назад, перечитывая прочитанное, кто-то делал пометки, кто-то рисовал человечков или геометрические фигурки на полях, Саша довольно похоже, изображал на обратной стороне листа портрет Жени, а сам Евгений хмурился, грыз карандаш, не поднимая глаз.
Лика не торопила, понимала, что не дети, юристы, опытные оперативники. Каждый уже сообразил, чем пахнет и должен решить для себя, как поступить.
Она уже хотела сказать, чтобы они подумали до вечера, но тут Юра встал, хлопнул рукой по папке,
• Я, понимаете, это, и конечно тоже, у... это, но это... деньги... – помолчал, раздумывая, и вдруг сказал чётко, по-человечески, - Хозяйка у нас, что надо, и этот злой, но не подлец.... 
«У это» была команда, все заговорили разом, давая советы, обсуждая, потом Слава подытожил,
• Правда, денег не нужно. Это будет наш свадебный подарок!
Лика опустила глаза, из-под ресниц, с опаской, посмотрела на Женю, а он встал, протянул руку Славе, сказал коротко, как отрезал,
• Договорились!!!

Забросив другие дела, весь день обсуждали подробности, распределяли задачи, продумывали детали.
Домой возвратились поздно, уставшие, возбуждённые. Возле гаража, в машине, он нежно обнял, поцеловал в губы и отпустил,
• Я в суд уже обращался. Мне отказали... Помнишь, - улыбнулся, - у меня тогда ночью что-то упало...
Лика, как девчонка, пойманная с маминой косметичкой, застеснялась, попросила,
• Больше так не роняй...
Женя очень похоже, совсем, как она тогда утром в машине спросил,
• Почему? – и она не стала объяснять, заверила,
• Всё будет хорошо!
Оба засмеялись, потом долго целовались и разошлись по своим спальням. Завтра тяжёлый день. Сыщик на завершающей стадии дела сродни профессиональному игроку. Азарт захватывает полностью все мысли, вытесняя из головы все другие думы и проблемы, всё, всё даже любовь, главное результат, вожделенный приз.

Предварительно договорившись о встрече, Лика и Женя, поехали в контору молодого, очень успешного адвоката, известного в городе, как юрист с удовольствием берущийся за сложные, скандальные, гиблые дела, и приносящий клиентам победу. Парень он конечно рисковый, но на такое и его, наверное, придётся долго уговаривать.
Миша уехал «охмурять» знакомого нотариуса, выручавшего фирму в щекотливых ситуациях, так на всякий случай, если вариант номер один даст сбой. Юра, обрядившись сантехником, направился к Смирновым проверять работу батарей парового отопления и, за одно установить подслушивающую аппаратуру. Остальные сыщики расползлись по запланированным делам. В офисе остался только Пётр Терентьевич, принимать информацию, отгонять клиентов, координировать действия, давать советы.
Категорически не признававший такой атавизм, как отчество, адвокат, откликавшийся на имя Ксаверий, внимательно выслушал Лику, просмотрел документы, засмеялся,
• Берусь! – видимо, желая огорошить клиентов своей уверенностью в победе, заявил, - Мой гонорар – тридцать процентов от суммы, которую Вы получите в качестве возмещения морального ущерба господин Фёдоров, но мне необходимо...
Лика более привычная к профессиональной и человеческой наглости, молча записывала в блокнот, под столом, предостерегающе, пожимая левой рукой, вырывающиеся пальцы Евгения, потом пообещала,
• Я сделаю всё, что Вы советуете! – уже в машине получила короткий нагоняй,
• Ты сошла с ума! Как ты себе это всё представляешь?

Это была самая сумасшедшая и, кажется, самая счастливая неделя в её жизни. Женя с утра до вечера был занят. Постоянное присутствие обвиняемого, трансформированного в истца просто необходимо, когда адвокат оформляет документы для «Повторного рассмотрения дела по вновь открывшимся обстоятельствам», просит и требует назначить слушание не позднее пятого марта.
У Лики были свои проблемы, дозвонится по междугороднему и международному телефону, заказать билеты на самолет, прослушать кассеты, привезенные от днюющего и ночующего в машине у аптеки Юры и ещё масса мелочей, требующих времени.
Вечером они, казалось, валились с ног от усталости, а ночью обретали второе дыхание, забывая о Марийке, спавшей в соседней спальне, о дневных делах, обо всём на свете.
Каждый раз у двери спальни Лика шептала,
• Спокойной ночи! Завтра тяжёлый день, - но Женя не слушал, закрывал ей рот губами, и, проснувшись утром на его плече, после отнюдь не спокойной ночи, она понимала, что не права, потому что никогда ни одной подушке она так хорошо, так удобно не отдыхала...
 
Встречу организовали в двух вариантах, в аэропорту и возле дома.
Рейс внутренний, никакого паспортного контроля, пассажиры прибывшие из Вологды везут и несут свои вещи к выходу, где их встречают наглые, вырывающие чемоданы из рук, таксисты и, безразличные к местным путешественникам, карманники.
Прижимая к глазу кинокамеру, Лика подумала, что зря взяла в аэропорт Женю. Она сама сразу узнала Марину, подала знак Саше и Максу, привезенным специально для того, чтобы удержать Евгения от необдуманных действий, помахала рукой кому-то за Марининой спиной и повела объективом высокую, элегантную блондинку в строгом, коричневом костюме, не спеша направившуюся к бегущим навстречу родителям.
Фотографии лишь бледное отражение истинной красоты. Сердце закололо от просыпающейся ревности. Марина действительно необыкновенно хороша. Не тощая фотомодель, точёная фигура кино-дивы с высокой грудью, тонкой талией и длинными ногами, подпирающими крутые бёдра. Длинные светлого золота волосы со старательной небрежностью спадают на узкие плечи, лицо без единой морщинки, полные губы и огромные голубые, беззаботные, как у ребёнка, глаза.
Оторвавшись от окуляра, Лика повернулась к мужчинам, хотела сказать,
• Пошли! Упустим! – но слова застряли в горле, на глаза навернулись слёзы.
Детективы крепко держали Женю под руки, и он не вырывался, просто напрягся настолько, что стал, кажется выше ростом, руки, шея затерпли, налилось кровью лицо превратилось в страшную маску ненависти из тёмного, красного дерева. Рассечённая топором, косая щель рта, оскаленные волчьи зубы, огромные белые от злости глаза, набухающие, сочащиеся ядом... Она махнула рукой и мужчины, медленно, как безнадёжно больного, повели Евгения к машине.
Максим сел за руль, Саша на переднее сидение. Они тихо переговаривались, делая вид, что увлечены разговором, а Лика, устроившись рядом с Женей на заднем сидении, растирала ему руки, лицо, шею...
Затор! Нормальная ситуация. Вещевой рынок, аэропорт, большой автопарк, близлежащие сёла, а дорога одна. Впереди море разномастных авто.
• Минимум полчаса простоим! – констатировал Саша.
Сыщики вышли из «Форда» покурить и Лика применила последнее, доступное вне клиники средство, нежно прижалась к сведенным мукой, застывшим губам, отогревая, как учили когда-то на Гражданской обороне в университете, проводя процедуру «Искусственное дыхание рот в рот».
Помогло! Он сжал до боли, прошептал,
• Любимая... – и она решила не останавливаться, провести терапию до конца. 
Они целовались и целовались, содрогаясь от уходящего нервного напряжения, превращая нервную дрожь страдания в сладкий трепет страсти, не обращая внимания на мельком заглядывающих в стёкла водителей, вышедших размяться, покурить, обменяться информацией о надоевших пробках на дорогах. Услышали тихое покашливание Максима и затихли крепко обнявшись.

Третьего марта на четырнадцать часов в суде назначено «Повторное рассмотрение дела об убийстве Фёдоровым Евгением Андреевичем своей жены Фёдоровой Марины Сергеевны по вновь открывшимся обстоятельствам», а  в тринадцать тридцать во двор расположенный рядом с аптекой въехал, арендованный в автопарке, старый автобус.
К ветровому стеклу приставлена табличка «Санэпидемстанция».
Интеллигентный молодой человек, сообщил старушкам и мамочкам, выгуливающим детей, что сейчас будет проводиться дератизация, травля грызунов, крыс и мышей сильнодействующим ядом. Он посоветовал войти в квартиры, закрыть окна и задёрнуть шторы, чтобы предохранить помещения от не опасного для жизни людей, но очень неприятного едкого запаха, а так же позвонить родным и друзьям, сообщить, что от передвижений по двору на ближайшие два часа лучше воздержаться. Мужчины в рабочей одежде уже вытащили из облезлого «ЛАЗ»а прибор, очень напоминающий краскопульт для побелки и напуганные жильцы разбежались по своим квартирам, исполнять предписание должностного лица в галстуке и с портфелем.
Всё сложилось очень удачно. Юра сообщил, что утром Марина с родителями собралась посетить «Птичий рынок», купить сыновьям в подарок щенка, в Египте собаки дороже, а к трём обязательно вернуться домой. Будет звонить Саид.
Автобус поставили в подворотне так, что обойти его можно было только с одной стороны, там, где двери.
Первым в ворота вбежал Георгий, в просторечии Гоша из группы слежения,
• Идут!
Эдик и Серёжа уже тащили к автобусу одолженный строителями на пол дня, краскопульт. Рома, Миша и Гоша образовали заслон, со стороны двора, сзади вошедших в подворотню Смирновых  подталкивали Максим, Саша и Юра.
Лика на минуту оторвавшись от кинокамеры, лучше всё снять на плёнку, вдруг пленники заявят, что им наносились телесные повреждения, пригласила,
• Садитесь, пожалуйста!
Захваченные врасплох Смирновы, так обалдели от вежливого напора, что безропотно поднялись в автобус, послушно уселись на указанные места. Нотариус, приглашённый, чтобы засвидетельствовать ненасильственный захват, промокнул платком лоб, ничего не понявший водитель завёл двигатель, Эдик приказал,
• В суд!
Поехали...

В коридоре суда, под присмотром пристава, ждали своей очереди свидетели.
Елена и Вадим Александроневские шептались. Испуганной мышкой сидела в уголке архивист Инна Петровна. Рядом тихо переговаривались мужчина и две женщины, оставшиеся в городе, не переехавшие, найденные сыщиками, однокашники Марины.
Когда, восемь мужчин, под предводительством небольшой, но очень решительной женщины, ввели в коридор потерявших дар речи, ошалевших от удивления Смирновых, произошло замешательство. Свидетели вскочили со своих мест, зашипел, пытаясь, навести порядок, судебный пристав и воспользовавшись суматохой, Лика проскочила в зал суда.
Она незаметно показала большой палец обернувшемуся Евгению: Всё в порядке! – огляделась, прислушалась.
Ксаверий допрашивал свидетеля, буквально размазывая его своими вопросами по полу. Тучный мужчина с «бухгалтерским» начёсом «покрытие недостачи, материалами имеющимися в излишках» то есть покрытие лысины длинным клоком волос, выращенным с одной стороны, не хуже Юры мычал и «нукал», пытался огрызаться и снова мычал. Через минуту Лика поняла, что это тот самый Сашка Федотов, который «глухарь» закрывал, следователь, который вёл и передал в суд дело по обвинению в убийстве.
В первом ряду сидел Пётр Терентьевич и удовлетворённо кивал головой, ибо по его «наводке» и не без его участия приглашён и доставлен этот свидетель.
Адвокат окончил опрос, занял место рядом со своим клиентом и когда судья отпустил Федотова, обратился с ходатайством внести в список и выслушать вне очереди свидетеля Марину Сергеевну Фёдорову, в девичестве Смирнову.
Судья, недоумевая, воззрился на адвоката,  видимо решил, что Ксаверий  сошёл с ума. Прокурор, представитель обвинения, подводивший решение к формулировке, «в связи с отсутствием доказательств», сомневаясь, громко сказал,
• Ну-ну! – а представитель Министерства обороны, седой, щуплый полковник полез под стол. Он от неожиданности очки уронил.
Марина уже пришла в себя, быстро выстроила линию обороны. Нагло глядя на адвоката, судью, испепеляющего её взглядом Евгения, спокойно по-арабски сказала, видимо, что она гражданка Египта Шахида-Мариам Несами.
Пойманная Ксаверием на простенькую наживку,
• Я прошу до следующего заседания, на которое будет приглашён переводчик с арабского, избрать мерой пресечения взятие под стражу! – не дав судье отклонить ходатайство, перешла на русский язык, и заявила, что готова принести паспорт, если ей позволят съездить к родственникам, у которых она остановилась.
Она, без тени смущения, утверждала, что её девичья фамилия Иванова, что она выросла в Чечне, все документы сгорели, когда в дом попала бомба. Удивлённо поднимала брови, сообщая, что она не знает Евгения, впервые видит Вадима, никогда не была знакома с Еленой, соучениками по Альма Матер, Инной Петровной и сдалась только тогда, когда Ксаверий окончательно запутал вопросами её мать, госпожу Смирнову.

Решение суда гласило «Реабилитировать» и предполагало компенсации за моральный ущерб и выплату полного офицерского довольствия за восемь, проведенных в колонии лет.
Ксаверий требовал взятия под стражу прямо в зале суда гражданки Египта госпожи Несами, но она отделалась штрафом за введение суда в заблуждение. По обвинению за введение в заблуждение следствия и выезд из страны по чужому паспорту сроки давности давно истекли.
Господин Федотов, к сожалению даже выговор за ненадлежащее исполнение служебных обязанностей не получил, отделался лёгким испугом, потому что он уже лет восемь не следователь прокуратуры, он нынче хозяин большой охранной структуры.
Министерству обороны предписывалось возвратить Евгению Андреевичу Фёдорову чин капитана и государственные награды, выплатить отпускные за два года и по сданным больничным листам, задержанным в связи с взятием под стражу, а также восстановить Е.А. Фёдорова в ранее занимаемой должности.      
Адвокат требовал возмещения морального ущерба от «Вечерней газеты», опубликовавшей тогда одиннадцать лет назад, статью «Офицер убийца»,  но этот номер у него не прошёл.
Это была победа и Лика уже неделю боролась с эйфорией, охватившей не только её и Женечку, весь коллектив. Мужчины резонно намекнули, что не мешает обмыть ещё не полученную компенсацию, чтобы не рассохлась, а утром Женя опять завёл разговор об увольнении. В разведку он не вернётся, но теперь после реабилитации хочет подыскать себе более престижную работу.
Она не могла спорить, доказывать, не хотела прервать, охватившее душу умиротворение, сошедшее после посещения знакомого врача, просто спросила,
• А кто будет Петру Терентьевичу помогать? Мне по закону отпуск по уходу за ребёнком на три года положен.
Посмотрела в синие глаза, и подумала, Лариска права, если любишь, своего молчуна без слов понять можно... 

Девятого марта утром Лике позвонил Ксаверий,
• У меня тут господин Саид Несами с супругой. Он хочет с господином Фёдоровым встретиться.
Она предложила,
• В «Пеликане»? - адвокат не возражал.
Саид превзошёл все её ожидания. Она хорошо запомнила, сказанное Инной Петровной «невзрачный», но, подумала, что архивист  не права, совсем не то слово, когда в кабинет важно прошествовал почти квадратный брюнет с крупным носом на голову ниже, съёжившейся под чёрной одеждой Марины. Особенно поражали глаза, большие, чёрные, властные, отражающие жёсткий, сильный характер.
Он говорил по-русски почти без акцента, длинными, цветистыми, восточными фразами, смешивая горький перец и специи с рахат-лукумом и шербетом, решительно рубил воздух руками, называл Марину «это женщина» и, кажется, больше всего был обеспокоен тем, что огласка этой старой истории повлияет на его статус честного бизнесмена, ведущего дела в странах СНГ.
Саид заверил, что, не знал, что Марина сбежала от мужа, и о последствиях её поступка тоже не знал,
• Эта женщина сказала, что давно развелась, потому что не может жить без меня! – хвастливо, растягивая в самодовольной улыбке рот, пояснил он, - И я поверил, вывез её по паспорту старшей жены.
Потом он произнёс несколько длинных клятв на смеси арабского и русского языков, которые должны были уверить слушателей, что он Саид Несами никогда не брал чужого и не взял бы вещь, если бы знал, что она принадлежит другому человеку.
Лика хотела перебить его, сказать, что женщина не вещь, но пока составляла достойную отповедь, он уже сообщил, что готов сейчас же возместить моральный ущерб, только бы его фамилия не просочилась в газеты и даже, если господин Фёдоров захочет, возвратить ему «эту женщину».
Открыв портфель, Саид вытащил увесистую пачку зелёных купюр, Евгений рассмеялся,
• Ни в коем случае!!! – имея в виду оба предложения, но Ксаверий предостерегающе посмотрел на него, оттащил Женю в угол, зашипел,
• Вы с ума сошли! Из прокуратуры годы будем деньги выбивать! Что же я, по Вашему мнению, голодать должен? - и быстро перевёл разговор на интересовавшую его финансовую тему.
Адвокат, по-хозяйски устроившись за столом, оформлял документы, быстро печатая одним пальцем. Саид внимательно, не отрываясь, следил за бегающей по клавиатуре рукой Ксаверия, только иногда грозно посматривал на Марину и она сжималась, опускала глаза, но как только Саид отворачивался, впивалась взглядом в Евгения.
Чёрный не платок, ку-клукс-клановский балахон покрывал женщину, скрывая красоту, только глаза из узкой щели-амбразуры, смотрели остро, заинтересованно и Лика испугалась.
В присутствии красавиц, она всегда чувствовала себя плохо, срабатывал комплекс «гадкого утёнка». Ей казалось, что все сравнивают, сопоставляют её с находящимся рядом стандартом Афродиты и естественно это сравнение не в её пользу. Длинные стройные ноги и метр пятьдесят восемь на всё, про всё от пяток до макушки. Ещё упругая, но небольшая грудь и большие, привлекательные холмы силикона, если не повезло, а если повезло, если всё это богатство своё от природы и преподносится гордо. Она, конечно, могла бы позволить себе оплатить операцию, но была уверенна, что при её пропорциях это красоты не добавит.
Круглое лицо с милыми ямочками на щеках, небольшой ровный нос. Такое лицо французы назвали бы пикантной мордашкой, если бы не привычка хмурить тёмные вразлёт брови, морщить носик и плотно сжимать пухлые губы, почувствовав на себе мимолётный взгляд. Лика смущалась, уверенная, что её сравнивают, критически изучают, и сама уродовала отпущенное природой женское обаяние. Дожив до тридцати двух лет, она совсем не умела пользоваться данным природой оружием, стыдливо опускала прекрасные серые глаза, а Марина умела. Даже сейчас, прикрытая уродливыми, оскорбляющими женскую красоту чёрными тряпками, Марина ловила Женин взгляд, томно взирая из-под длинных ресниц, откровенно призывала, нежно просила, ласкала.
Евгений покраснел, опустил глаза, вскочил, стал суетливо искать в карманах сигареты. Лика затравленным мышонком, проследила, как он открыл форточку, нервно затянулся дымом, посмотрела на манящую глазами Марину, вдруг вспомнила, как охарактеризовала Марину давнишняя подруга Лена Александроневская, 
• Есть такой тип женщин, для них любовь, как коррида. Ударить, причинить боль, получить ответный удар, упасть, подчиниться грубой силе и восторжествовать, когда победитель бросится к ногам побеждённой, - и всё поняла.
Лукавила Марина, сообщая родителям, что она снова любимая жена. Не уверена она. Любовь Саида требует доказательств и для получения этих доказательств, жёсткого шейха или шаха нужно спровоцировать, вызвать у горячего южного мужчины ревность, а для этого нужна жертва. Избалованный женским вниманием, молодой, франтоватый Ксаверий на кучу чёрного тряпья, вряд ли клюнет, а вот Евгений, который всё, что под слоями материи не только в другой, более соблазнительной упаковке, без оной видел, вполне подходит. И наплевать на то, что он потом будет страдать, мучиться, важно, что Саид увидит, что она Марина интересна другим мужчинам, поймёт, оценит доставшееся ему счастье. Всё просто, как пустой горшок. Хищница идущая к своей цели, воюет со своим Саидом единственным, доступным ей сейчас оружием, стреляет глазами, но Женя...
Стоя у окна, он, дрожащей рукой, поломал в пепельнице почти целую сигарету, возбужденно постучал ногтями по дарёному портсигару, закурил следующую.
Злится или нервничает?
Лика быстро встала, подошла, положила руку на Женино плечо. Она не знала, чего хочет, не осознавала, на что рассчитывает, просто хотела защитить, уберечь от этого взгляда, от холодных голубых глаз.
Евгений повернул голову, надолго прижался губами к её руке, потёрся щекой, сжал Ликину кисть в своей большой ладони, посмотрел в серые глаза, улыбнулся, одними губами прошептал,
• Любимая... – и Лика вытянулась во весь рост, гордо подняла голову.
Блестящие счастливые глаза, раскрасневшиеся щёки, алые, приоткрытые улыбкой губы.
Марина кинула ненавидящий взгляд, поняла, что здесь ей ничего не светить, отвернулась. Саид, кажется, сначала совсем не обративший на Лику внимания, окинул её с ног до головы одобрительным взглядом знатока.
Хороша девка, когда засватана! 
Заинтересованный, возникшей тишиной, Ксаверий поставил точку, поднял глаза, и вдруг захохотал,
• Вы сволочь господин Фёдоров! Я Вам дело провёл, моральный ущерб возместить помогаю, а Вы, пока я занят, такую красавицу у меня из-под носа уводите!
Женя, грозно насупился, обнял Лику за плечи, притянул к себе, не терпящим возражений тоном, сказал,
• Моя!
Он сказал одно слово, только одно слово... но он молчун, его чтобы понять очень любить нужно... 
Лика подняла голову, вытягивая шею, посмотрела в любимые синие глаза, как в зеркале, увидела незнакомое счастливое лицо, подумала: Лебедь? Может и не лебедь... только...  Точно не гадкий утёнок!!!