(Эссе-компендиум)
Я - тот, кто обратит в пыль все ваши доводы.
Нагарджуна.
Кто украдёт крючок от ремня, того казнят;
тогда как укравший престол становится
правителем. Чжуан-Цзы.
Бей красных, пока не побелеют!
Бей белых, пока не покраснеют!
Нестор Махно.
Помнится величайший из историков римских, - Публий Корнелий Тацит, назвал христианство бесчеловечным учением (Тацит, Анналы, XV, 44). Что ж, в отношении исторического (эмпирического) христианства он оказался совершенно прав. Посмотрите, с каким отменным зверством, превосходящим всё содеянное Нероном и Калигулою, Домицианом и Диоклетианом, расправились ваши единоверцы, в эпоху наивысшего расцвета христианства в Европе, с ересиархом Дольчином. Так-то вы, лицемеры, изволите любить своих врагов?!
Отрывок из книги У.Эко "Имя розы":
"В марте 1307 года, в святую субботу, Дольчина, его Маргариту и Лонгина, наконец-то захваченных солдатами, привезли в город Биеллу и передали епископу, ожидавшему папских распоряжений. Папа, получив эти новости, немедленно поставил в известность французского короля Филиппа. Он писал: "У нас сообщения самые великолепные, чреватые восторгом и ликованием. Зловоннейший демон, отродье Велиала и мерзкое чудовище ересиарх Дольчин ценой огромной опасности, лишений, битв и постоянных усилий наконец-то и со своими приспешниками схвачен и находится в наших острогах заслугами многоуважаемого нашего брата Раньера, епископа града Верчелли, и он пойман в канун святой вечери Господней, и многая толпа с ним бывшая, зараженная еретической проказою, перебита в тот же самый день". Папа не имел жалости к преступникам и поручил епископу предать их смерти. Поэтому в июле того же года, в первый день месяца, еретики поступили в руки светской власти. На всех колокольнях города заливались колокола; обреченных поместили на повозку, там же находились палачи, вокруг - стражники, и так волоклись по площадям города, и на каждой площади раскаленными щипцами разрывали им члены. Маргариту сожгли первой на глазах Дольчина, который должен был смотреть, как ее жгут. У него не изменилась ни одна черта лица, точно так же как он не дрогнул под пытками каленым железом. И так продолжали двигаться по городу - а палачи всякий раз накаляли свои орудия в котлах, полных пылающих угольев. Дольчин вынес все мучения и не проронил ни звука, только когда ему отнимали нос - сотрясся всем телом, а когда рвали щипцами детородный орган, он испустил глубокий вздох, похожий на мычание. Его последние слова были непримиримы. Он заявил, что воскреснет в третий день. После этого он был сожжен, а пепел развеяли по ветру".
Да прочитав такое, невольно пожалеешь, что гражданин Робеспьер с гражданином Кутоном и гражданином Фукье-Тенвилем мало порубили подобных сволочей на гильотине в достославном 1793 году, не раздавили окончательно "проклятую гадину" христианской догмы, как завещал некогда гражданин Вольтер!!! Говорю "невольно", ибо ужасы правления якобинцев, явились достаточно закономерным ответом на те сугубые зверства их предшественников у кормила власти - короля и церковников-христиан, которые так остро (во всех смыслах слова) обличал в своих публицистических произведениях Вольтер. Поскольку величайшие умы своего века - Иммануил Кант и Иоганн Вольфганг Гёте - с величайшим воодушевлением и величайшей надеждой на освобождение Европы от пут феодального и христианского догматического мракобесия поддержали Великую Революцию во Франции! В самом деле, якобинцам было чего опасаться! Вся история кишмя кишит примерами того, как люди порядочные и добрые (назовём их условно идеалистами, не столько в философском смысле слова, сколько в смысле их прекраснодушия, крайнего бессеребренничества и бесхитростности) проигрывали в бою со злом всё своё достояние и самую жизнь, только потому лишь, что не решались предпринять против злодеев те крутые меры, какие злодеи эти с лёгкостью предпринимали против них самих. Не решались же они на это из-за того, главным образом, что a priori думали о людях лучше, чем те есть в действительности, меряя всех по себе самим в качестве образца-эталона. Чего стоит хотя бы то прекраснодушное их убеждение, что прощение со стороны жертвы может побудить к раскаянию даже самого закоренелого негодяя?! Хотя, как показывает весь опыт криминалистики, прощение может возыметь ожидаемое действие лишь относительно человека впервые, или вообще случайно, совершившего злодеяние, а будучи употреблено относительно закоренелого негодяя, только подзадорит его на повторное злодейство, в виду осознания им своей полнейшей безнаказанности. (Забегая вперёд, отмечу в сторону, что и крайняя жестокость наказания также не возымеет желаемого действия, ибо восприятие субъекта, в силу его вечности для себя самого, отнюдь не склонно усваивать опыт страданий (а равно удовольствий), интенсивность которого превосходит некоторый верхний предел-порог. В частности, во Франции времён кардинала Ришелье санкция закона по очень большому перечню преступлений предусматривала - что б-де другим не повадно было - принародную сметную казнь через отсечение головы. И часто бывало, что на Гревской площади Парижа, аккурат во время очередной казни карманника, уличённого в краже носового платка, другой, подобный же карманник похищал платок у кого-нибудь из толпы зевак, пришедших поглазеть на казнь. Обыденщина!) Терпя поражение (не только в межчеловеческой, но также и в борьбе со стихиями природы) и не будучи в силах расстаться со своим прежним представлением о человеке и о Мире, без того, чтобы утратить самоуважение, идеалисты, мысленно продлевая причинно-следственные ряды за пределы наблюдаемого Мира, получили представление о Всеведующем, Всеблагом и совершенно справедливом Боге, перед лицом которого все совершенно равны, ибо до всякого Он может дотянуться, и который, хотя бы и в загробном бытии, но обязательно накажет всех злодеев, а всех хороших людей вознаградит. Так были абсолютизированы юридические представления о справедливости и о равенстве перед законом, а несколько позже и сам этот закон, и, чтобы оправдать такую, на опыте никак не подтверждающуюся, абсолютизацию, было введено принципиально ненаблюдаемое всеобщее, каковое, за невозможностью стороннего наблюдателя, было немедля принято на веру. Сходным образом в области астрономии была создана геоцентрическая система Мира, закреплявшая архаическое антропоцентрическое представление о Вселенной, а с целью восполнения постоянно возникающего пробела между обоснованным этим представлением расчётом и данными опыта, вводились в расчёт всё новые и новые эпициклы и деференты, разумеется, не наблюдаемые на опыте. Короче говоря, ум наш порождает подобные антропоцентрические воззрения и в дальнейшем держится их, преимущественно в порядке самозащиты, т.е. рефлекторной реакции-аберрации на поражение и, шире, на страдание, избежать коего он объективно не может; подобно тому, как загнанный в угол страус прячет голову в песок. Но, помимо этого, верование в очеловеченного абсолютно безукоризненного Бога, есть следствие субъективной потребности в совершенно безукоризненном "ближнем" в качестве объекта явления Единого Всем Блага; о чём, однако, речь пойдёт несколько позже. Именно так, в общих чертах, сложилось христианское верование в головах побеждённых Римом народов, когда тысячи ещё вчера свободных граждан ещё вчера суверенного полиса, могли быть сегодня угнаны в рабство за тридевять земель. Как правильно заметил в своём раннем труде "Народная религия и христианство" Георг Вильгельм Фридрих Гегель: "Среди римлян не выдвинулся ни Христос, ни Сократ; ни одного римлянина в период могущества, когда только одна добродетель имела значение, нельзя было смутить тем, что он не знает, что должен делать, — в Риме были только римляне, но не было людей [самих по себе], в Греции, напротив, ценились studia humanitatis — человеческие чувства, человеческие склонности и искусства.<...> Там, где люди установили только одну линию совершенства и добродетель связали с чем-то объективным, служа чему даже страсти могли стать добродетелями, легче оценить, что приближается к совершенству, а что от него отклоняется, нежели там, где имеет место высший интерес, и в скоплении многообразных сталкивающихся обязанностей или в укреплении человеческих наклонностей и обязанностей несравнимо труднее распознать добродетель и границу, до которой природа должна покоряться разуму".
И всё первое тысячелетие нашей эры, в условиях сперва всё крепчающего римского деспотизма, а потом, после падения Империи - из-за последовавших непрерывной чередою и порушивших все основы устоявшегося человеческого быта, варварских нашествий, это верование могло лишь укрепляться. Но даже в Византии, где Империя с её бытом, несмотря на нашествия, устояла, церковники и поддерживавшие их во всём императоры (правителям всегда очень выгодно держать обывателя в страхе и невежестве, ибо так легче управлять обывателем), до того закрутили гайки в борьбе с эллинской вольной сексуальностью и ещё более вольным эллинским философским мышлением, что ни какая любовная поэзия и ни какая подлинно светская, т.е. самостоятельная в своих интуициях, философия на целую тысячу лет стали невозможны, - так сильно были все запуганны и духовною опасностью искушения, и сугубо земными пытками в застенках имперской тайной полиции! О последнем достаточно сказать, что по закону императора Феодосия I за добровольное однополое совокупление, активного партнёра принародно обезглавливали, пассивного же вообще сжигали живьём; а согласно такому же закону Юстиниана I, обоих любовников принародно оскопляли и, кровоточащими, водили по всему населённому пункту, где произошло их соитие, пока те не умирали от потери крови и от болевого шока. Так-то вы, лицемеры, истинно утверждая на словах: "Нет больше той любви, чем если кто положит душу свою за друзей своих" (Еванг. Иоанна 15:13), в века господства вашего верования, на деле расправлялись с людьми только лишь за то, по существу, что их дружба была скреплена половым актом, утратив прежний, чисто рассудочный характер?! Но светлая память о Гармодии и Аристогитоне вопиёт к совести вашей!!! Юстиниан оправдывал эти репрессивные меры тем, что будто именно за дозволение вольностей в половой сфере, Бог карает народы землетрясениями; хотя сам он был женат на вчерашней проститутке Феодоре (за обличение какового "греха" царствующего императора, собственно, и попал в опалу патриарх Иоанн Хризостом).
***
ХРОНЛОГИЯ. ПЕРВЫЕ ТРИ ВЕКА ПОСЛЕ ПРИХОДА ХРИСТИАН К ВЛАСТИ В РИМСКОЙ ИМПЕРИИ.
IV век
301-302гг. Григорий Прозелит (что по-гречески означает "обратитель" [в христианство]), которого в дальнейшем стали величать "просветителем Армении", во время природного бедствия, воспользовавшись восточным суеверием, сумел крестить и обратить в христианство царя Армении Тридата III (Великого). Тридат, воодушевленный речами пророка Ильи (Илья, "Мой бог и Иегова") на горе Кармильон, приказал устроить массовую резню языческих жрецов и превратить в христианские церкви или дома для чтения христианских проповедей все храмы Анаитиды, Митры, Ормузда и греческих и римских богов. Все великолепные библиотеки Армении, собираемые на протяжении веков эллинистическими суверенами, были сожжены "из-за демонических знаний".
309г. Для показа своей силы наиболее отважные христиане сожгли храм богини Фортуны.
313г. Епископ Ириней, однако, заявил: "христианам не нужны законы, поскольку они превыше законов". Святой Антоний Великий, основатель монашества, открыто подстрекает к немедленному подавлению языческого мира ... огнем.
314г. Сразу же после своей полной легализации римским императором Флавием Валерием Константином Христианская Церковь переходит в нападение на языческую религию: Синод в Анкаре клевещет на культ богини Дианы (Артемиды), обвиняя его ... в колдовстве и обожании христианского сатаны.
319г. Константин издает указ, согласно которому Церковь полностью освобождается от уплаты налогов, а христианские священнослужители освобождаются от воинской повинности.
324г. Император Константин объявляет христианство единственным официальным культом империи. Отдает на разграбление храм оракула Аполлона в городе Дидима в Малой Азии, подвергает пытке всех жрецов и убивает их, обвинив их в высоком предательстве. Внезапно производит преследование язычников на священной горе Атос и уничтожает все храмы и святилища.
326г. По наущению своей матери Елены [считающейся христианской святой - мое примечание] император Константин убивает свою первую жену Фаусту. Елена отправляется со своими "духовными наставниками" в Иерусалим, где, несмотря на то, что иудейское законодательство предусматривало сжигание всех без исключения крестов после казни на них преступников, Елена - как то без тени сомнения утверждает христианская литература 114 лет спустя, ("открыла") (естественно, с помощью... еврейских раввинов, что намеревались серьёзно нажиться в ходе разграбления эллинских храмовых сокровищ, скопленных за полторы тысячи лет) нетронутый (целый) так называемый "святой крест", на котором якобы был распят Иешуа, согласно христианской традиционной версии событий. По указаниям Елены ее сын сносит с лица земли храм бога медицины Эскулапа в Аигесе в Силисии и силами своих колонов воздвигает христианские церкви. Кроме того, они разрушает храм Венеры в Иерусалиме, поскольку он якобы был построен на месте гипотетической могилы раввина Иешуа; также он разрушает другие храмы этой богине, как, например, а Апаке, Мамбре, Фениккии, Баалбеке (Иоиополи) и т.д.
330г. Христиане разграбляют и поджигают в Баях святилище римского бога Аполлона и линчуют его жрецов. В дату, указанную астрологами (11 мая, "Солнце возле Стрельца с влиянием Рака, поэтому город религиозный"), Константин переносит столицу Римской империи в основанный им город Константинополь, который он украшает, разграбив для этого языческие святилища и храмы.
335г. Инаугурация церкви ... "святой могилы (Гроба Господня)", построенной на месте руин храма Венеры (Афродиты) в 326-327гг. Ради ее убранства были разграблены все языческие святилища и храмы в Палестине и Малой Азии. По особому императорскому приказу были распяты на кресте как... виновники плохого урожая в этом году все "оракулы и обвиненные в магии". Вместе с ними был замучен Сопатр, неоплатонический философ, который лично пытался убедить Константина вернуть язычество путем, проложенным философией, и вызвал ненависть христиан, посещавший его двор.
337г. Умирающий Константин был крещен арианским епископом Евзевием из Никомедии. Спустя много лет церковь признала его и его мать святыми, и они стали называться "святой Константин" и "святая Елена".
341г. Император Флавий Юлий Костанц (сын Константина) объявил гонения на "всех прорицателей и приверженцев эллинизма". Многие язычники были брошены в тюрьму или казнены.
346г. В Константинополе объявлены крупномасштабные преследования язычников. Был изгнан знаменитый оратор Либан, обвиненный в занятии магией.
353г. Констанц эдиктом вводит смертную казнь для всех, кто любым образом поклоняется с использованием жертвоприношений [мое примечание - к жертвоприношениям относили и возлияние вина] и статуй.
354г. Новым эдиктом Констанц повторяет запрет всех культов с использованием жертвоприношений и статуй и снова утверждает смертную казнь за это поклонение и приказывает опечатать все языческие святилища и осквернить их, отдав азартным играм и проституткам, т.е. превратить их в игорные дома и бордели. Римский епископ Либерий постановляет праздновать день рождения Иешуа 25 декабря, в день, когда язычники праздновали рождение Непобедимого солнца.
361-363гг. Император Флавий Клавдий Юлиан, вошедший в Константинополь 11 декабря 361г., объявил полную религиозную терпимость. Георгий Нацианцинос (Инвективы (Бранные речи) против Юлиана, I 58-61) протестует, заявляя, что тем самым христиане были лишены... радости великомученичества.
363г. Юлиан приказывает устранить в храме Аполлона в Дафны в Антиохии миазмы (вредные испарения) от останков святого Вавиллы (епископа из Антиохии, который считался великомучеником в эпоху Деция, но на самом деле был казнен императором Филиппом Арабом за убийство Гордиана, ... отказавшему ему в "святом причастии"). Христиане подожгли храм после того, как забрали оттуда останки. 26 июня Юлиан был диким образом убит христианином из его свиты, когда сражался с персами.
364г. Новый император Иовиан Флавий приказал сжечь библиотеку в Антиохии.
364г. 11 сентября издается императорский указ, под страхом смерти запрещающий языческий культ. К набору пыток, которым подвергаются язычники, добавляется дробление ребер при помощи железных крюков. Рассмотрение внутренностей в утробах наказывается смертной казнью ("чтобы навсегда избавиться от любопытства в связи с предсказаниями"). Тремя указами от 4 февраля, 9 сентября и 23 декабря конфискуется собственность языческих святилищ, которые были восстановлены при Юлиане, и снова частным лицам запрещается совершать ритуалы, приносить жертвы и петь песни (имеются в виду ритуальные). Синод в Лаодесее рекомендует наказывать смертной казнью астрологов и христиан, которые празднуют субботу.
365г. Имперский указ от 17 ноября запрещает языческим офицерам командовать солдатами-христианами. Язычник Везий Агорий Претекстат заново строит в Риме за свой счет (несмотря на протест папы) святилище Двенадцати олимпийских богов.
370г. Император Валент "срывается с цепи", развернув крупномассштабное преследование язычников во всей восточной части империи с эпицентром в Антиохии (в результате чего были замучены до смерти экс-губернатор Фидустий и жрецы Хиларий, Патриций и другие). Огромное количество книг было сожжено на площадях, и были замучены и убиты тысячи невинных людей, которые просто отказались предать традиции своих предков. В число жертв преследования попали все знаменитые сотрудники Юлиана (Оребасий, Салюстий, Пегасий и другие). После чудовищных мучений был заживо сожжен на костре философ Симонид, а 12 марта отрубили голову философу Максиму.
370-371гг. Западный император Валент, который ненавидел хорошо одетых, культурных, богатых и нобилитет (что подчеркивает историк Марселлин Амиан Марцеллин), "срывается с цепи", развернув преследование против римских язычников. Тысячи людей были сосланы, замучены или убиты, и вся их собственность была конфискована и отдана церкви.
372г. Охваченный истерическим страхом перед магией, император Валент разрешает наместнику Азии Фисту истребить всех язычников и разрушить их труды. Люди в страхе стали сжигать свои библиотеки дотла, чтобы избежать опасности. Других передали палачам.
375г. "Святой" Мартин завершает разрушение языческих храмов в Галатии и на их руинах строит монастыри. Христиане восточной империи опечатывают святилище Асклепия в Эпидавросе и штрафуют/ наказывают за любые знаки, связанные с местным культом, в том числе за театральные представления.
376г. Нерешительный западный император Грациан разрешает христианской общине Рима разрушить многие святилища Митры и традиционные святилища языческого культа в "вечном городе", упраздняет освобождение от налогов недвижимость, которая принадлежала "языческим" жрецам, запрещает передачу им новой собственности и конфискует все их движимое имущество. Под руководством епископа Амброзия из Дамаска, он приказывает заново удалить Алтарь Победы из зала, где собирается Сенат, который туда вернул Юлиан; помимо этого он отрекается от титула "Главный Понтифик", поскольку он был "языческим". Это звание затем было присвоено дамасскому епископу и в дальнейшем перешло к римскому папе.
385г. В Триере, Германия, были обезглавлены за ересь первые христиане, испанец Присцилиан и шесть его последователей.
391 г. Рим. Император Феодосий I запрещает все языческие культы. В этом же году по его приказу был разрушен Дельфийский храм.
392 г. Рим. Феодосий I издает указ о закрытии всех языческих храмов. Часть из них должна быть полностью разрушена. Язычников исключают из армии, управления и юстиции.
394 г. Феодосий запрещает Олимпийские игры.
V век
405 г. По приказанию Стилихона Флавия христиане сжигают Сивиллины книги.
415г. В Александрии в Египте, немного спустя после Пасхи, епископ и будущий христианский святой Кирилл подстрекает толпу христиан к чудовищному убийству знаменитой и красивой женщины-математика, писательницы и философа Ипатии, управляющую знаменитой александрийской библиотекой. Ипатии - этой выдающейся женщине - принадлежит изобретение ареометра.. Ее привели в патриаршею церковь Святого Михаила, где христиане... разорвали ее на куски, которые после того, как они ими вертели, выступая в процессии вдоль по городской улице, сожгли их наконец на огромном костре вместе со всеми ее письменными трудами вблизи Кинарона. После убийства Ипатии, христиане разрушают саму библиотеку. 30 августа вышел новый приказ арестовать и распять на крестах или сжечь живьем всех языческих жрецов северной Африки.
415г. Александрийский епископ Кирилл раздал собственность иудеев толпе христиан. Своими декретами Феодосий II запретил иудеям строить синагоги и выступать в роли судей при рассмотрении дел, в которых участвовали христиане, а также владеть рабами-христианами. При этом императоре врач Гамалиель VI был последним иудейским патриархом. В 415г. Феодосий аннулировал его полномочия, оставив за ним только титул до его смерти в 426г. В 429г. примасы (церковные руководители) получили приказ передавать налоги иудеев непосредственно в казну.
438 г. Рим. Вступает в силу закон, который предусматривает смертную казнь для язычников.
408-450гг. Христианский император Феодосий II (408-450гг.) казнил даже детей за то, что они играли с обломками языческих статуй.
448г. Не будучи в состоянии победить неоплатонизм по итогам философской дисскурсии, христиане не нашли лучшего выхода из этого положения, как сжечь все обнаруженные и изъятые у римских граждан экземпляры критического трактата Порфирия (ученика Плотина) "Против христиан".
451 г. Рим. Вводится смертная казнь и для тех, кто предоставляет свои жилища язычникам для отправления языческих культов.
VI век
529г. Император Юстиниан эдиктом закрывает Академию в Афинах и конфискует ее имущество. Последние семь преподавателей находят убежище у царя Персии Хосроя, который предоставляет им кафедры в университете Юндишапура.
562г. Юстиниан дает три месяца грекам - язычникам в Афинах, Антиохие, Пальмире и Константинополе, чтобы они отреклись от культа отцов (язычества), и после этого следует неистовство толпы, аресты, высмеивание и издевательство, пытки, заключение в тюрьму и смертная казнь язычников. На площади Кинигуи ("Охоты") в Константинополе на огромных кострах сжигают тысячи книг и многие статуи, пребывавшие в частном владении. Ремесленников и семьи привлекают к ответственности за религиозные воззрения их членов. Так же как и хозяев за религиозные воззрения их рабов.
590г. Во всей Восточной империи (Византии) христианские шпионы беспрерывно доносят на "открытые" заговоры язычников. Новые казни в виде сажания на кол, распятий на кресте и отрубания головы. На папский трон сел папа Григорий, получивший прозвище Великий (590-604), и, спустя немного он, сожжет библиотеку с Палатинского холма Аполлона, основанную самим Октавианом Августом, поскольку "заключенная в ней чужая мудрость не должна мешать благоверным войти в царство небесное".
__________________________
Воистину, как сказал, кажется, Леон Фейхтвангер о гитлеровском режиме в Германии: "Там, где сжигают книги, там в конце концов сжигают и людей". Так что не вздумайте требовать сострадания, когда кто-нибудь, будь то радикальные социалисты или радикальные же исламисты – не суть дела, одержат победу над вами силою меча. Его не будет! Не будет, ибо, во-первых, вы сами не знали сострадания к побеждённому вами эллинизму, а, во-вторых, попросту из-за того, что нет претора над победителем, но победитель наследует всё.
***
Ещё один пример. Отрывок из стихотворения Максимилиана Волошина "Таноб":
"От Иоанна Лествичника чтенье:
"Я посетил взыскуемый Таноб
И видел сих невинных осужденцев.
Никем не мучимы, себя же мучат сами.
Томясь, томят томящего их дух.
Со связанными за спиной руками
Стоят всю ночь, не подгибая ног,
Одолеваемые сном, качаясь,
Себе ж покоя не дая на миг.
Иные же себе томяще зноем,
Иные холодом, иные, ковш
Воды пригубив, отвергают, только б
Не умереть от жажды, хлеб иные
Отведав, прочь бросают, говоря,
Что жившие по-скотски недостойны
Вкушать от пищи человеческой,
Иные, как о мертвецах, рыдают
О душах собственных, иные слезы
Удерживают, а когда не могут
Терпеть - кричат. Иные головами
Поникшими мотают, точно львы,
Рыкающе и воя протяженно.
Иные молят Бога покарать
Проказою, безумьем, беснованьем,
Лишь бы не быть на муки осужденным
На вечные. И ничего не слышно
Опричь: "Увы! Увы!" и "Горе! Горе!"
Да тусклые и впалые глаза,
Лишенные ресниц глазничных веки,
Зеленые покойницкие лица,
Хрипящие от напряженья перси,
Кровавые мокроты от биенья
В грудь кулаком, сухие языки,
Висящие из воспаленных уст,
Как у собак. Все темно, грязно, смрадно".
Горючим ядом было христианство.
Ужаленная им душа металась
В неистовстве и корчах: совлекая
Отравленный хитон Геракла - плоть.
Живая глина обжигалась в жгучем
Вникающем и плавящем огне.
Душа в борьбе и муках извергала
Отстоенную радость бытия
И полноту языческого мира.
Был так велик небесной кары страх,
Что муки всех прижизненных застенков
Казались предпочтительны. Костры
Пылали вдохновенно, очищая
От одержимости и ересей
Заблудшие, метущиеся души.
Доминиканцы жгли еретиков,
А университеты жгли колдуний.
Но был хитер и ловок Сатана:
Природа мстила, тело издевалось,
Могучая заклепанная хоть
Искала выходы. В глухом подполье
Монах гноил бунтующую плоть
И мастурбировал, молясь Мадонне.
Монахини, в экстазе отдаваясь
Грядущему в полночи жениху,
В последней спазме не могли различить
Иисусов лик от лика Сатаны.
Весь мир казался трупом, Солнце - печью
Для грешников. Спаситель - палачом.
Водитель душ измученную душу
Брал за руку и разверзал пред ней
Зияющую емкость преисподней
Во всю ее длину и глубину.
И грешник видел пламя океана
Багрового и черного, а в нем
В струях огня и в огневертях мрака
Бесчисленные души осужденных,
Как руны рыб в провалах жгучих бездн.
Он чувствовал невыносимый смрад,
Дух замирал от серного удушья
Под шквалами кощунств и богохульств;
От зноя на лице дымилась кожа,
Он сам себе казался гнойником;
Слюна и рвота подступали к горлу.
Он видел стены медного Кремля,
А посреди на рдяно-сизом троне
Из сталактитов пламени - Царя
С чудовищным, оцепенелым ликом
Литого золота. Вкруг сонмы сонм
Отпадших ангелов и человечий
Мир, отданный в управу Сатане:
Нет выхода, нет меры, нет спасенья!
Таков был мир: посередине - Дьявол -
Дух разложенья, воля вещества,
Князь времени. Владыка земной плоти -
И Бог, пришедший яко тать в ночи -
Поруганный, исхлестанный, распятый".
И не пытайтесь оправдываться, повествуя о том, как папа Иоанн Павел II попросил от имени всей Церкви прощения за средневековые перегибы. Эта просьба вызвана катастрофическим падением влияния Церкви в нынешней Европе, где в одной только Франции из всех тысяча девятисот приходов, за отсутствием прихожан, ежегодно закрываются до тысячи. Падение вашей популярности вызвано, в первую очередь, исчезновением вашего главного электората - безграмотного или, в лучшем случае полуграмотного, общинного в своей основе крестьянства, а также, стремящейся властвовать над этим крестьянством, наследственной землевладельческой аристократии; тогда как квалифицированному рабочему классу и различным офисным клеркам, при их высоком уровне образования и, вообще, жизни, куда важнее и нужнее, например, футбол, чем ваши проповеди и мессы. Пока ваш электорат существовал как реальная сила, т.е. в XVIII, XIX и всю первую половину XX века, вы и в мыслях не имели просить прощения у кого бы-то ни было! Напротив, вы составляли списки запрещённых к чтению верным христианами научных и просто вольнодумных книг, понося с амвонов на чём свет стоит почти все новые открытия и обоснованные ими научные теории. Так что о любви и сострадании - вообще бы лучше христианам помолчать: после того, как они "милосердно" сожгли на кострах, посадили и искалечили не одну сотню нормальных людей - ваших идеологических и сексологических оппонентов. Совесть у вас есть или нет? Кто вы, чтобы рассуждать о милосердии, любви и свободе и что-то доподленно знать обо всём этом? Господь Бог? Но пишет Альфред Боймлер: "Словно на граните выбивает Ницше слова, в которых описывается его религия судьбы: "Никто не несет ответственности за то, что он вообще есть, что он создан таким и таким-то, что он находится в этих обстоятельствах, в этом окружении. Фатальность этого существования нельзя отделять от фатальности всего того, что было и что будет. Это не следствие собственного намерения, воли, цели, с которым не делается попытка достичь идеал человека или идеал счастья, или идеал нравственности - это абсурдно, желать свести свое бытие к какой-либо цели". Нет критики бытия, так как это бы дало основание предполагать, что мы занимаем твердую позицию за пределами бытия, с которой мы можем его оценивать". Что бы усвоить это раз и навсегда, достаточно всерьёз задаться вопросом: каким образом, при полнейшем отсутствии всяких внешних ограничений, совершенно безукоризненный и совершенно благой Бог мог создать из нечего - Ex ouk on`ton, отнюдь не безукоризненный и далеко всеблагой Мир? Не мог же Он, в самом деле, попросту схалтурить! И, стало быть, вся вина за поломку изначально вовсе не дурного творения ложится на человека, как наделённого собственной свободной волею. Если же на это возразят мне, что Бог, создав Мир таковым, пожертвовал Благом твари ради её свободы, то тогда получается, Свобода и Благо не только суть различные, но и едва ли вообще совместимые понятия. Но это абсурдно, ввиду совершенного всемогущества, а равно, и совершенной же всеблагости вашего Бога. Впрочем, этот изъян в логике присущ в разной, правда, степени всем религиям авраамического корня, а не только одному христианству. Однако, "Великих истин нам дороже нас возвышающий [и утешающий] обман". Именно в силу этого психологического обстоятельства прав Йозеф Геббельс, утверждавший: "Чем больше ложь, тем охотнее ей верят". Так что не смейте, без крайней на то необходимости увеличивать количество сущностей хотя бы в этике! Ведь основополагающие законы нравственности, столь блестяще описанные в работах Иммануила Канта, равно как и простые предписания уголовного кодекса, должно соблюдать вовсе не для того, что бы кто-то обрёл в своём посмертии вечное блаженство в Раю, расположенном за пределами наличного Мира. Нет и ещё раз нет, эти нормы должны соблюдаться людьми, только для того одного, чтобы вся жизнь их не превратилась окончательно в сплошной ад!!! Именно этому предмету посвящена по сути вся "Киркенесская этика" Игоря Михайловича Дьяконова, которую я помещаю в приложениях к данному трактату полностью. Более того, Варлам Тихонович Шаламов пишет в своих "Колымских рассказах", подводя совокупный итог тем семнадцати годам, что он провёл в непередаваемо тяжёлых условиях колымской каторги, в правление Сталина: "Именно в это время я стал понимать суть великого инстинкта жизни - того самого качества, которым наделен в высшей степени человек. Я видел, как изнемогали и умирали наши лошади - я не могу выразиться иначе, воспользоваться другими глаголами. Лошади ничем не отличались от людей. Они умирали от Севера, от непосильной работы, плохой пищи, побоев, и хоть всего этого было дано им в тысячу раз меньше, чем людям, они умирали раньше людей. И я понял самое главное, что человек стал человеком не потому, что он божье созданье, и не потому, что у него удивительный большой палец на каждой руке. А потому, что был он (физически) крепче, выносливее всех животных, а позднее потому, что заставил свое духовное начало успешно служить началу физическому" <…> "… жизнь арестанта – сплошная цепь унижений с той минуты, когда он откроет глаза и уши и до начала благодетельного сна. Да, все это верно, но ко всему привыкаешь. И тут бывают дни лучше и дни хуже, дни безнадежности сменяются днями надежды. Человек живет не потому, что он во что-то верит, на что-то надеется. Инстинкт жизни хранит его, как он хранит любое животное. Да и любое дерево, и любой камень могли бы повторить то же самое. Берегитесь, когда приходится бороться за жизнь в самом себе, когда нервы подтянуты, воспалены, берегитесь обнажить свое сердце, свой ум с какой-нибудь неожиданной стороны. Сосредоточив остатки силы против чего-либо, берегитесь удара сзади. На новую, непривычную борьбу сил может не хватить. Всякое самоубийство обязательный результат двойного воздействия, двух, по крайней мере, причин".<…> "Возможностей было мало. Но здесь он будет умнее, будет больше доверять телу. И тело его не обманет. Его обманула семья, обманула страна. Любовь, энергия, способности – все было растоптано, разбито. Все оправдания, которые искал мозг, были фальшивы, ложны, и Андреев это понимал. Только разбуженный прииском звериный инстинкт мог подсказать и подсказывал выход. Именно здесь, на этих циклопических нарах, понял Андреев, что он кое-что стоит, что он может уважать себя. Вот он здесь еще живой и никого не предал и не продал ни на следствии, ни в лагере. Ему удалось много сказать правды, ему удалось подавить в себе страх. Не то что б он ничего вовсе не боялся, нет, моральные барьеры определились яснее и четче, чем раньше, все стало проще, ясней. Ясно было, например, что нельзя выжить Андрееву. Прежнее здоровье утеряно бесследно, сломано навеки. Навеки ли? Когда Андреева привезли в этот город, он думал, что жизни его две-три недели. А для того, чтобы вернулась прежняя сила, нужен полный отдых, многомесячный, на чистом воздухе, в курортных условиях, с молоком, с шоколадом. И так как совершенно ясно, что такого курорта Андрееву не видать, ему придется умереть. Что опять-таки не страшно. Умерло много товарищей. Но что-то сильнее смерти не давало ему умереть. Любовь? Злоба? Нет. Человек живет в силу тех же самых причин, почему живет дерево, камень, собака".
Но Ницше, конечно, не прав утверждая, будто Воля-к-власти вообще не имеет цели. Поскольку имманентной целью Воли-к-власти выступает максимальное её явление в форме субъективного произвола. Иначе как она, всегда будучи чем-то единым (читайте Плотина!), смогла бы обрести форму, явившись, таким образом, в качестве вещи-для-нас? В самом деле, Третья антиномия Иммануила Канта, ежели говорить о том нынешним языком, учит, что ни один из феноменов не мог бы ни начаться, ни кончиться, не будь в континууме люфта между причинами и следствиями, каковой люфт для разума, который может мыслить всякий предмет лишь финитно (т.е. посредством описания, состоящего из конечного количества знаков-символов; без чего, согласно теореме МакКалака-Питса, ни какое представление не может быть адекватно своему предмету), и представляется как идея случайности. Если же мы откажемся от понятия люфта и, следовательно, от представления о случайном, то как тогда обосновать концепцию бифуркации, выступающей, в свою очередь, основанием идеи свободы воли? Если же мы упраздним и эту последнюю, то тогда неотвратимо превратим в сущий абсурд любую систему этики, ибо тогда, в конечном счёте, становится совершенно непонятно, где чья власть - где богова, где кесарева, а где слесарева. Так как, ежели допустить обратное, т.е., что Божественное провидение, в своём всеведении, предусмотрело решительно всё, то неминуемо получается следующий, весьма интересный, исторический парадокс:
Зверское правление императора Нерона, должно было по замыслу Божьему, укрепить через многие страдания и муки, христианство в пределах Римской империи и, прямо пропорционально этому, расшатать устои язычества. Справился ли Нерон с возложенной на него провидением задачей? Ещё бы, превосходно справился! Альтернативный вариант развития событий: Нерон, подобно индийскому царю Ашоке, в истории буддизма, добровольно принимает новую веру (чего нельзя признать полностью невероятным, ибо учителем цезаря был не кто иной, как сам Луций Анней Сенека, этот величайший моралист античности!), но, при попытке утвердить христианство в качестве государственной религии, становится жертвою сенатского заговора высшей рабовладельческой аристократии, сам принимая тем самым мученический венец.
Вопрос: Так как же Нерону отклониться от воли Божьей, оставаясь при полноте своих властных полномочий? Он, стало быть, и согрешить-то, строго говоря, не может.
Ибо, в силу того, что любая власть это всегда увеличение собственной моей свободы за счёт усвоения доли свободы кого либо другого, смыслом Воли-к-власти может выступать только эманация-экспансия за свои начальные пределы (а значит, смысл понятия о власти необходимо содержится, пусть до поры возникновения сознания и в свёрнутом виде, в самом разграничении величин на интенсивные и экстенсивные, каковое разграничение выступает основанием для движения), лишь на уровне субъективного разума воспринимаемая как сознательный творческий акт. А выходя по причине этого усвоения за свои начальные пределы, она тем самым выходит на следующую ступень своего могущества и единства, от избытка какового могущества, вновь спонтанно вычленяя нечто иное из своей тотальности и потом подчиняя его себе, посредством усвоения доли свободы этого нового инобытия. В частности, когда удовлетворены бывают сильный голод или не менее сильная жажда, на арену нашего желания выходит похоть, требуя в полной мере удовлетворить и её, когда ж, в свою очередь, она получит всё ей причитающееся, является столь же значительная тяга к разрешению всевозможных головоломных задач и проблем отвлечённого характера. Но, так как предмет этого знания бывает чаще всего или быстро исчерпаем, оказываясь на поверку вещью сугубо прикладною, или напротив того, непознаваем, по причине своей всеохватности и потому абстрактности, то и желание познания скоро либо бывает удовлетворено, либо существенно притупляется, в силу разочарования нашего в самой возможности его удовлетворения. После чего всегдашняя круговерть наших желаний вновь набирает очередной оборот, может быть, только проскакивая мимо тех или иных секторов этого круга. Ибо не ослабевающая в своём усердии погоня за неведомым, до конца неосуществимым, но как будто должным, иссушает и выжигает сущее бытие, как долгая засуха выжигает степь. В общем, как гласит русская поговорка: "Не было печали - купила баба порося". Такова, в предельно упрощённом виде, без учёта всей огромной сложности разграничения энергийного и потенциального аспектов бытия, структура эманации-экспансии. Но ведь тот, у кого отбирают долю его свободы, неизбежно испытывает страдание: "Один гордится тем, что поймал кабана, другой - тем, что поймал сармата, но оба они ни суть ли разбойники?" - вопрошает Марк Аврелий Антонин.
Кроме этого, следует задаться вопросом: Не является ли абсурдной сама постановка вопроса о вечном блаженстве в вечной жизни? Ибо абсолютное бытие, равно как и абсолютное небытие, для субъекта совершенно не схватываемы и потому тождественны. В самом деле, момент полного счастья для меня уже не существует, за совершенным исполнением всего прежде желаемого и намеченного, ибо в этой точке субъект и его желание совершенно слились во едино и, таким образам, желание моё растворилось во мне без остатка. Воспоминание же о его былой силе становится во мне, по мере удаления моего от точки счастья во времени, всё менее чётким и более размытым. Но ровно тоже самое относится и к моменту моей смерти. Ибо как я могу схватить факт моего исчезновения из Мира, т.е. конкретно из внешней среды, когда мой субъект, моё сознающее Я, уже полностью растворилось в этой самой среде, совершенно отождествившись с нею? Да, но если я не в состоянии непосредственно схватить факт и миг собственной смерти, то тем самым, в силу отсутствия в моём поле зрения конца жизни моей, уже "посюсторонняя" жизнь, во всей совокупности её горестных и радостных периодов и отдельных моментов, субъективно представляется мне вполне беспредельной во времени. А поскольку и момента собственного рождения, вернее ещё зачатия, я тоже помнить не могу, то это означает, что моё Я совершенно бесконечно и безначально во времени, т.е., если выразиться одним словом, вечно. Следовательно, в мою задачу входит лишь уменьшение числа наблюдаемых в Мире страданий, и то лишь в меру моих сил, поскольку устранить страдания полностью не удастся никогда и ни кому, в силу вышеуказанной насильственной специфики Воли-к-власти. Именно эта специфика является причиною того, что в нашем представлении неминуемо смешиваются процесс умирания, т.е. по существу болезнь, с одной стороны, и собственно, не схватываемый мною непосредственно, миг моей смерти - с другой. Ведь болеем-то мы отнюдь не по своей воле, но тратим свои силы в пользу кого-то - государства, человека или просто паразитирующего животного, насекомого, даже болезнетворного вируса - либо чего-то, т.е. попросту преодолевая сопротивление косной материи, также не желающей ничего без боя уступить нам. И потом не боимся ли мы в значительно большей мере болезней, ранее нам неведомых, нежели тех, коими уже довелось переболеть прежде?
Лодейников прислушался: Над садом
Шёл смутный шорох тысячи смертей.
Природа, обернувшаяся адом,
Свои дела вершила без затей -
Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорёк пил мозг из птичьей головы
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
Так вот она, гармония природы!
Так вот они, ночные голоса!
На безднах мук сияют наши воды,
На грудах горя высятся леса!!!
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие.<...>
(Н.А. Заболоцкий)
***
"Каждый всякому необходим,
Ибо все мы друг друга едим".
***
Жизнь, ведь, тоже - только миг,
Только растворенье,
Нас самих во всех других,
Как бы им в даренье.
(Б.Л Пастернак)
***
Моцарт на старенькой скрипке играет.
Моцарт играет, а скрипка поёт...
Моцарт отечества не выбирает -
Просто играет всю жизнь напролёт.
Ах, ничего, что всегда, как известно,
Наша судьба - то пальба, то гульба.
Не оставляйте стараний, маэстро,
Не убирайте ладони со лба.
Где-нибудь на остановке конечной
Скажем спасибо и этой судьбе.
Но из грехов нашей родины вечной
Не сотворить бы кумира себе...
Ах, ничего, что всегда, как известно,
Наша судьба - то пальба, то гульба.
Не расставайтесь с надеждой, маэстро,
Не убирайте ладони со лба.
Коротки наши лета молодые...
Миг - и развеются, как на кострах,
Красный камзол, башмаки золотые,
Белый парик, рукава в кружевах...
Ах, ничего, что всегда, как известно,
Наша судьба - то пальба, то гульба.
Не обращайте вниманья, маэстро,
Не убирайте ладони со лба.
(Б.Ш. Окуджава)
Однако, при всей тяжести жизни, да и вообще почти любой продуктивной деятельности для субъекта, конечный смысл всякой деятельности и самая деятельность есть для Воли-к-власти, взятой в её единстве, не белее, чем перетряхивание цветных стекляшек в калейдоскопе или нанайская борьба, т.е. по сути - игра и суета. Вероятно, вы спросите меня, почему я поставил разум выше веры? Отвечу: потому, что именно потеря строгого разума есть верный признак утраты истины. Почему тот Всеблагой и Всемогущий Бог, от веры в бытие коего вы по умолчанию предлагаете мне отталкиваться в моих построениях, допускает существование той, воистину кошмарной, степени свободы, когда кто-либо (например, героиновый наркоман "со стажем") может сгнить заживо, из-за потери разума? C какой стати я должен верить именно в такого сверхрегулятора вселенских процессов? Ибо если свобода выше Бога, как об этом толкует, например, Н. Бердяев, то какой же он тогда Всемогущий, а если не выше и, следовательно, вся вина за всю эту дурь и за всё зло от этой дури происходящее лежит в последнем счёте на Боге, - то какой же он тогда Всеблагой? Кроме того, вы спрашиваете: "Почему существует зло?" Чтобы было на фоне чего явиться добру в общей картине Мироздания, отвечает Плотин. ([Эннеады: III. 2. 11] "...Должны ли мы сделать вывод, что существование каких-либо конкретных вещей определено необходимостью, проистекающей из Природы, и следствием, проистекающим из причины, и что все вокруг настолько хорошо, что лучше просто не бывает? Нет: все создает и всем управляет Принцип Разума: он делает вещи такими, какие они есть и, в этом осознанном деянии, он сотворяет даже то, что мы знаем под именем зла; он не может желать, чтобы все было хорошо; художник не стал бы изображать животное, которое состоит только из одних глаз; точно также, Принцип Разума не стал бы делать все - божественным; он создает Богов, потом небесных духов, потом переходной порядок, потом людей, потом животных; везде мы находим строгую последовательность, и дело тут не в злой воле, но в Разуме, с его обширным разнообразием. Мы уподобляемся людям, которые ничего не смыслят в живописи жалуются, что краски на картине не везде одинаково хороши; но Художник нанес на каждый участок рисунка именно ту краску, которую было нужно нанести. Обратите также внимание, что среди населения городов, как бы хорошо они не управлялись, нет полного равенства. Или мы уподобляемся зрителям, которые критикуют пьесу за то, что не все ее персонажи являются аристократами, а среди них нашлось место и слугам, пахарям и глуповатому шуту; но исключите "низкие" персонажи и пьеса потеряет свою силу; они - ее неотъемлемая часть".)
Но, само явление всегда есть результат победоносной силы, поскольку то, что есть добро относительно одного субъекта, слишком уж часто бывает злом относительно другого и между этими субъектами всегда царит вражда и борьба, добавляет Ницше. Ведь Единое Всем Благо как таковое, не суть умопостигаемая категория, а, следовательно, в Мир оно являться не может, заканчивает мысль Плотин. Точнее, добавлю я, оно может являться лишь как Воля-к-власти, т.е. Единая Всем Свобода, которая есть присно-попытка стать Единым Всем Благом именно в явлении, обречённая, однако, на постоянную неудачу. Ибо являясь, оно обретает искомое единство именно в субъекте, который есть единственная нераздельная монада (тотальность) созерцания и потому единственно сущее вместилище всякого явления. Но в силу того, что Я вечно, т.е. беспредельно во времени, Воля-к-власти, отождествляясь с ним в явлении и таким образом становясь Единым Всем Благом, мгновенно утрачивает это единство, ибо чтобы продолжать оставаться явлением, необходимо наличие инобытия, каковое незамедлительно порождается Волей-к-власти, от обилия могущества, переливающейся через край чаши Я. Однако, выходя за пределы одного субъекта и порождая всё внешнее, иное, оно перестаёт быть Единым Всем Благом, испытывая из-за этого страдание, а, значит, оставаясь в этом субъекте, испытывает великое удовольствие. Момент же перелива через край чаши, будучи частью одновременно и страдания, и удовольствия, есть максимальное удовольствие, оргазм (не только в собственно сексологическом смысле слова, но и как образ счастья вообще), который всегда есть миг полнейшего ощущения субъектом своей причастности бытию как Благу. Но, будучи мигом, оргазм относится всё-таки к вечности субъекта, а не к протяжённости внешнего Мира во времени. В самом деле, в состоянии глубокого оргазма субъект утрачивает представление о пространстве и времени, т.е. из поля зрения моего Я выпадают предшествующие всякому опыту формы представления[i]. Время же не может быть схвачено субъектом иначе, как будучи разграниченным на части мгновениями, схваченными субъектом преж того. Кстати, из всей совокупности тут сказанного, прямо следует, что основание, в силу которого Царству Божию не будет конца, может быть схвачено умом - а всякий ум может мыслить только финитные предметы - только при условии, что Царство Божие полностью находится внутри нас, т.е. внутри Я. Однако, выходя за пределы Я и, соответственно, становясь многообразием инобытия, Воля-к-власти ограничивает себя, перестаёт быть Волею в высшем значении слова, становясь конкретным волением-желанием и таким образом является в форме произвола; ведь, как говорит тот же Альфред Боймлер: "Воля-к-власти это не воление (Wollen), но способность (Konnen), это реально работающее единство, на чьем месте идеализм позволяет действовать сознанию. Ошибка прежних философов заключалась в том, что они приписывали единство сознания тому, что в действительности образует единство энергии, которую Ницше называл Волей-к-власти". Так что здесь, в области произвола, Волю-к-власти правильнее будет именовать просто волей субъекта, или же ещё кратче - волею. Вот почему верна, вопреки кажущейся её вычурности, концепция об извращениях вплотную подошедшей к верхнему порогу своей сложности кибернетической системы, каковая система, по причине своей избыточной разветвлённости, утрачивает чёткость координации управления частями; а это, в свою очередь, происходит из-за того, что в силу огромной протяжённости канала, интенсивность сигнала на выходе канала, значительно снижается, по сравнению с интенсивностью того же сигнала на входе. Так как именно эта концепция, выдвинутая и популярно изложенная в начале VI из "Диалогов" (1957г., стр.156) Станислава Лема, лучше всего объясняет, если попытаться приложить её к кантовой теории субъекта и восприятия, опытным путём полученные результаты из кандидатской диссертации (4стр.) доктора медицинских наук Г.Е. Введенского, написанной в 1994 году. Процитирую сперва дословно: “Для большинства испытуемых [гомосексуалов] характерны: 1) психический, психофизический или дисгармонический инфантилизм, проявляющийся в виде личностной незрелости прежде всего эмоционально-волевой сферы; 2) признаки органического поражения центральной нервной системы. 3) сверхценность сексуальной сферы, проявляющаяся в фиксации на половой жизни”. А вот как это положение выглядит в терминах наиболее вразумительной, в гносеологическом отношении, системы Канта: Чистый гомосексуал, наделён избыточной сложностью субъекта, т.е. обладает принципиально большею интенсивностью схватывания многообразного опыта, чем того требует интенсивность самого опыта для составления о нём адекватного представления, в результате чего a posteriori в его рассудке отсутствует чёткая граница между "что", "как" и "зачем", т.е. субстратом, структурой (формой) и целью данного многообразного содержания. Короче говоря, он, обладая сверхвысокой обострённостью восприятия, похотлив вдвое больше обычного, почти лишён чувства долга перед обществом, его способность суждения в смысле континуальной связности многообразного содержания опыта подводимого волею под единство восприятия, остаётся на уровне семнадцатилетнего подростка. Ещё бы не быть этому, - ведь воля гомосексуала, не будучи в состоянии объять и вернуть себе во владение своё иное, т.е. достичь слишком уж многообразного желаемого, терпит почти полный крах, поскольку размазываясь весьма тонким слоем по тарелке или вернее по целому блюду его желаний, утрачивает большую часть своей интенсивности, вместе с тем утрачивая и самоё себя, целиком отождествляясь с каждым из этих желаний. И, что бы сохраниться, такой субъект необходимо должен упроститься, принеся в жертву остаткам своей воли континуальную связность представлений собственного рассудка. он попросту впадает в детство, становясь инфантильным в своих действиях и суждениях. И подобно больным синдромом Дауна, также, но в куда более остро выраженной форме, навсегда оставшихся ментальными детьми, чистые гомосексуалы добры, ласковы и ранимы душевно. Поэтому так много чистых гомосексуалов в различных видах искусства и в гуманитарных науках, не требующих ни огромной и при том непосредственной ответственности за свои поступки, ни величайшей связности и точности формулировок, ни, наконец, великой собранности воли, необходимой для победы над соперником, и так мало их в инженерном деле, в точных и в естественных науках, а также в большом командном спорте, где необходимы все перечисленные качества.
Но отвлечёмся немного от вопросов глубинной психологии. Поговорим о лукавстве записных идеологов Золотого миллиарда. Евроамериканские либералы говорят, что гей-парады дескать, нужны для преодоления гомофобных предубеждений у народов сравнительно отсталых в культурном отношении стран. Хорошо, допустим, что так оно и есть в действительности.
Но тогда прошу внятно объяснить мне, зачем нужны именно гей-парады, а не просто карнавалы или, скажем, парады физкультурников, в странах, где упомянутые предубеждения почти изжиты, например, в той же Голландии? А иначе логика этого довода будет сильно походить на мой любимый старый анекдот из ковбойской жизни: Сидят, значит, два ковбоя в салуне, режутся в покер и хлещут виски. Вдруг слышится приближающийся топот конских копыт, а спустя минуту и звон разлетающегося вдребезги от пули стекла в окне второго этажа салуна.
- А правда ли, Гарри, - спрашивает один из ковбоев своего собутыльника – что этот Джо, который сейчас отстреливаясь, носится по прерии, словно угорелый, столь неуловим, как о том судачат? Может и нам следует попытать счастья, получив, в случае успеха нашей затеи, законное вознаграждение из рук шерифа?
- Да на хрен он кому нужен, Сэм, его ж ни кто не ловит, отвечает не слабо уже захмелевший к этому моменту Гарри.
Но, бьюсь об заклад, что ожидаемого внятного объяснения представлено не будет. В лучшем случае они промямлят в своё оправдание, будто бы гей-парады это нечто вроде собраний клубов по интересам, как, например, у филателистов или у байкеров, не ответив, однако, на главную часть поставленного ребром вопроса: чего ради умышленно стремятся участники гей-парадов эпатировать как можно более вычурной внешностью как можно большее число зрителей? В худшем же - выставят вопрошающего за дверь, ошельмовав его предварительно как отъявленного гомофоба и неонациста, в общем, попытаются выставить его в глазах общественности в образе махрового мракобеса. А такое лукавство аргументации прямо означает, что предубеждение большей части публики против гомосксуалов отнюдь не беспочвенны и что имеет место быть вовлечение новичков, преимущественно из числа молодёжи и преимущественно в качестве пассивов, в гомосексуальную ориентацию, путём создания соответствующей модной субкультуры. А коли так, то по этому конкретному признаку, ЛГБТ-движение сильно смахивает на эзотерическую тоталитарную секту, где для внешнего общества и неофитов о вероучении говорится одно, а для посвящённых - нечто противоположное, и это противоположное ближе к подлинному положению вещей. Да, как было доказано Фрейдом и Кинзи, природа человеческая в основном бисексуальна и, в силу энергоизбытка своего, склонна к рискованным предприятиям, особенно в молодости, когда налицо большой аппетит до всего нового и, тем паче, до всего модного. Да, умеренная анальная стимуляция вполне естественна для человека, как биологического вида, а следовательно, может в принципе быть полезной как для женского, так и для мужского организма. Однако, при всём сказанном, всегда надлежит помнить, что существует точка невозврата, за пределом которой всяк должен будет навсегда распрощаться с возможностью успешного гетеросексуального контакта и, как следствие, оставить всякую надежду на продолжение своего рода естественным способом. Поскольку здесь наличествует континуум шкалы сексуальных ориентаций. И человечество стран Золотого миллиарда никогда не признало бы чистого гомосесуала, со всем бесплодным убожеством его воли, вариантом сексуальной и, шире, поведенческой нормы, если бы оно само не впало сходным образом в детство, утратив среди себя тот образец нормы истинной, на фоне которого означенная патология была бы очевидной. (Наинагляднейшим подтверждением тезиса о впадении этих людей в детство служит то, что литература фэнтези – все эти, в огромном большинстве своём, ни к чему не обязывающие ни чему не учащее ум человеческий сказочки для взрослых, вся эта толкиенщина и гаррипотеровщина, оставила далеко позади себя по популярности в странах Золотого миллиарда научную фантастику Кларка, Шекли, Лема, Ефремова, Азимова и братьев Стругацких; при всей серьёзности проработки в русле научно-фантастического повествования социально-этической и научно-познавательной проблематики.) И теперь среди учёных Силиконовой долины всё больше и больше растёт процент индусов, китайцев и выходцев из стран СНГ... На ловца, как говорится, и зверь бежит. Ибо беспрецедентно ускорившийся технический прогресс в течении одной человеческой жизни поставил к услугам рядового потребителя такое количество материальных и не вполне материальных, благ, а капиталистический рынок с помощью всепроникающей рекламы до того раздул спрос на них, что глаза у этого потребителя, до этого жившего только что не впроголодь, разбежались в разные стороны, а руки опустились. Всё стало слишком быстровозможным, что бы и впредь продолжать оставаться в границах здравого смысла. В самом деле, если бы эти сексологи, крепко греющие руки на половых болезнях объевшихся достатком людей Золотого миллиарда, и потому вовсе не беспристрастные в своих исследованиях и выводах - все эти бесчисленные агарковы, шахиджаняны, коны и полеевы, показались бы где-нибудь в Абхазии со своими гнусными лекциями о том, что сугубая педерастия это вполне нормально и здорово, то наверняка тамошние мужчины, ещё совсем недавно столь героически отбивавшие атаку за атакою грузинских милитаристов, не пожалели бы лишнего куска бельевой верёвки, чтоб без малейшего промедления вздёрнуть прохиндеев на первой попавшейся берёзе. Ведь, не будучи в состоянии ни выявлять уже на ранней стадии развития плода, ни излечивать, ни, тем более, вести адекватную профилактику мутации, приводящей во взрослом уже возрасте к сугубой педерастии (главным образом активной), плуты в белых халатах объявили больных людей здоровыми, решив таким, немудрёным способом, содрать моржу с тех заразных или даже просто связанных с бесплодием заболеваний, что стали в обилии быстро распространяться из-за крайне беспорядочной половой жизни, ведомой безответственным большинством гомосексуалов. А беспорядочны они именно по причине того, что чистый гомосексуал в основе своего восприятия продолжает оставаться юношей-подростком вплоть до гробовой доски. Дружбу же юношей уже Аристотель охарактеризовал следующим образом: "...между юношами дружба, как принято считать, существует ради удовольствия, ибо юноши живут, повинуясь страсти [kata pathos], и прежде
всего ищут удовольствий для себя и в настоящий миг. <...>Кроме того, юноши влюбчивы [erotikoi], а ведь любовная дружба в основном подвластна страсти и [движима] удовольствием. Недаром [юноши легко начинают] питать дружбу и скоро прекращают, переменяясь часто за один день. Но они желают проводить дни вместе и жить сообща, ибо так они получают то, что для них и соответствует дружбе. <...>...между [друзьями ради удовольствия] дружеские привязанности [philiai] особенно постоянны, когда они получают друг от друга одинаковое<...> [удовольствие от одного и того же], как бывает у остроумных, а не как у влюбленного [erastes] и возлюбленного [eromenos]. Действительно, эти последние получают удовольствие не от одного и того же, но один, видя другого, а другой от ухаживаний влюбленного. Когда же подходит к концу пора [юности], иногда к концу подходит и [такая] дружба: ведь первый не получает удовольствия от созерцания второго, а второй не получает ухаживаний от первого. Многие, однако, постоянны в дружбе, если благодаря близкому знакомству, как люди сходных нравов, они полюбили нравы [друг друга]". Из сказанного вполне определённо явствует, что Аристотель выступает не против однополого секса как такового, но лишь против того, что бы в зрелые годы, как в юности, интересы полового удовлетворения служили лейтмотивом во взаимоотношениях друзей. Поскольку находит юность очень ветреной. Так, приравняв ошибку природы к её правильному ходу, эти псевдоучёные фактически выбросили за борт корабля современной медицины знамя рациональной просветительской науки, на котором твёрдой рукою Мичурина было некогда начертано: "Нам нечего ждать милостей от природы. Взять их у неё наша задача!" И некому ныне поднять сие знамя. Поскольку не только вы, христиане, но и вообще все действительные последователи монотеистических религий (преимущественно авраамического корня), видели в человеческой гомо- и бисексуальности, главным образом, разновидность криминального деяния, а не медико-биологический феномен, несомненно нуждающийся в бесстрастном скрупулёзном исследовании и в беспристрастном анализе. А при таком подходе к делу всякому и всегда будет казаться, будто бы лучшим средством от головной боли в огромном большинстве случаев является гильотина. Но этого мало. Подобным же образом люди Золотого миллиарда позволили провести себя и тогда, когда признали покер - игру, где, при всей необходимости расчёта вероятностей и наличия хорошо натренированных нервов, стержневым фактором является всё-таки случай - видом спорта, а не игрой коммерческой и азартной. И, хотя структура истории этого неоправданного признания несравнимо проще, чем истории признания сугубой педерастии "вариантом сексуальной нормы", но сходство их налицо - в обоих случаях было создано немалое поле для деятельности разного рода плутов и проходимцев, паразитирующих на жизни социума как основанной на реальном производительном труде. "Эк они лохов-то разводят из того населения!" - скажет о плутах с укоризной и с долей презрения к легкомысленному населению, заматерелый в боях, чуток приблатнённый, абхазский фронтовик. И будет дважды - в прямом и в нарицательном значении слова, совершенно прав. А знаете ли вы откуда произошло слово "лох", с некоторых пор обозначающее в русском разговорном языке облапошиваемого простака в шулерской азартной игре? Издревле на профессиональном жаргоне рыбаков северо-западной России, так называли ту часть сёмги, что, по причине до сих пор до конца не выясненной, перестаёт совершать главный и последний в своей жизни подвиг - идти, вопреки течению, в верховье реки на нерест. И нерестясь в тихих заводях, где действие естественного отбора сравнительно не велико, такая сёмга утрачивает большую часть своего прежнего проворства; обрастая лишним весом и многочисленными патологическими мутациями, постепенно, но, неотвратимо деградируя как вид, прекращает размножаться. (Наиболее наглядным, попросту бросающимся в глаза, недвусмысленным доказательством того, что, по причине продолжительного мира и благоденствия, в парнях евроамериканских народов понемногу выдохлись отличительные признаки истинно мужского характера, является невесть откуда взявшееся повальное увлечение нынешних европейских мужчин серьгами.) Так, вместе с потерей воли к борьбе, т.е. к победе над страданием, неотвратимо уходит и сама жизнь. Ведь для того, чтоб могло существовать явление, как единство познающего субъекта с познаваемым объектом, необходимо должно существовать инобытие; что бы было действие, необходимо противодействие, т.е. разграничение интенсивных и экстенсивных величин, толкаемого и толкающего. На войне взрослеют быстро, сказал Бонапарт. Ибо война есть акт величайшей собранности Воли-к-власти и воли субъекта. Как же жестоко ошибается всякий, кто думает, будто всё, что создаёт природа, создаётся ею лишь для чьей-то пользы?! Ведь современной биологии прекрасно известно, что мутагенные процессы в природе происходят спонтанно и хаотически, подчиняясь лишь марковским вероятностным закономерностям, а, кроме того, огромное большинство вновь возникших мутаций вредны как для особи, так и для вида, к которому эта особь принадлежит. Сугубая же активная педерастия – не бисексуальность, которая суть норма для любого организма, а иначе каким образом можно было бы втянуть кого либо в пассивную педерастию, уже несомненно патологическую, ввиду своего принципиального неплодия, не применив при этом прямого насилия, не содержи она в себе ни какого наслаждения для втягиваемого? Как это, в частности, едва не произошло, если верить Г. Светонию Транквиллу, в случае вифинийского царя Никомеда и двадцатилетнего Гая Юлия Цезаря - это, как правило, результат мутации! И что с того, что, согласно последним биологическим исследованиям (если только эти данные не являются подложными), в каждой популяции и в каждом поколении млекопитающих и птиц присутствует 5-7 процентов чистых гомосексуалов?! Ведь ещё Аристотель сказал где-то, что: "Иногда природа не достигает того, чего хочет; её ошибки - уроды; но ошибаться может тот, кто делает с целью". Вот что пишет о феномене вовлечения в сугубую педерастию известный украинский хирург Анатолий Антонович Мельник в своей замечательной статье "Раздумья старого врача-мужчины", помещённой на литературном сайте "Самиздат": "Половые отклонения были, есть и будут, это патология. 5% населения и мужчин, и женщин имеют врожденное сексуальное влечение к одноименному полу, и к этому надо относиться как к заболеваниям. И уж ни в коем случае не смаковать, и не делать из этого телевизионные шоу с участием "звезд" секс меньшинств, восхищаясь трансвеститами, создавая из них героев и кумиров молодого поколения, встречающих их аплодисментами на телепосиделках, как это наблюдается сегодня. Когда мужики женятся друг на дружке, венчаясь в католическом соборе, и это "торжественное событие" телевиденье оперативно распространяет в блоке важнейших мировых новостей. Надо помнить, что это такие же тяжкие заболевания, как онкологические, как врожденные уродства, может быть еще более опасные, ибо могут переноситься от больного к здоровому. Половые извращения - воспроизводятся по тому же сценарию, что и поиск матери у только что вылупившихся из яиц цыплят и утят, которые первый увиденный движущийся предмет, воспринимают и запоминают как свою мать. Так и подростки, получившие свой первый сексуальный опыт от извращенцев, тем более насильственным путем, запечатлевают на всю жизнь извращенную форму сексуальной ориентации. Это смахивает на бытующее поверье, что вампир, напившись крови жертвы, делает его вампиром. И потому общество, относясь к ним с состраданием, стремлением облегчить их участь, в то же время должно предупреждать распространение этих недугов, как сифилиса и холеры. А телевизионное популиство здесь вовсе ни к чему, не рекламируют же кашель и кровохарканье туберкулезных, онкобольных, поносы и рвоту у дизентерийных и холерных больных. Задача общества состоит в том, чтобы путем соответствующего полового воспитания с участием психологов, врачей эту предрасположенность не будить, стараясь ненасильственно подавлять, и одновременно формировать естественную сексуальную ориентацию, создавать условия, чтобы эти склонности не развивались и не обострялись; поступая аналогично тому, как это делают с чрезмерной агрессивностью и другими негативными чертами характера, формирующимися в раннем возрасте". О насильственном же вовлечении в пассивную педерастию пишет, со свойственной истинному стоику чеканной лапидарностью, Варлам Тихонович Шаламов в своих "Очерках преступного мира": "Возле каждого видного блатаря вьются в лагере молодые люди с набухшими мутными глазами: «Зойки», «Маньки», «Верки» – которых блатарь подкармливает и с которыми он спит. <...>О низменнейших же потребностях, их качестве и размахе мы уже говорили. Эти потребности своеобразны и очень далеки от всего человеческого. Существует еще одна точка зрения на поведение блатарей. Дескать, это – психически больные люди и, тем самым, вроде как невменяемы. Слов нет – блатари сплошь и рядом истерики и неврастеники. Пресловутый «дух» блатаря, способность «психануть» – говорит за расшатанность нервной системы. <...>Блатари почти сплошь педерасты – в отсутствие женщин они развращали и заражали мужчин под угрозой ножа чаще всего, реже за «тряпки» (одежду) или за хлеб. Говоря о женщине в блатном мире, нельзя пройти мимо целой армии этих «Зоек», «Манек», «Дашек» и прочих существ мужского пола, окрещенных женскими именами. Поразительно то, что на эти женские имена носители их откликались самым нормальным образом, не видя в этом ничего позорного или оскорбительного для себя". По сему я охотно допускаю, что мощнейший гипнотизёр, вроде Вольфа Мессинга, может в принципе перекодировать любого закоренелого гомосексуала в отменного "бабника". Но, увы, том-то и горе, что колоссальная часть не только учителей, но и гипнотизёров, суть весьма мелкотравчатые деятели, способные, в лучшем случае(!), закодировать своих подопечных лишь от табакокурения или, чуть реже, от обжорства. Короче, деятели эти и в подмётки не годятся ни В. Г. Мессингу, ни А. С. Макаренко!!!
Мне возразят, что древние спартанцы практиковали однополый секс в войсках и что это служило укрепляющим фактором, так как было верхом позора бросить посреди битвы без прикрытия своего любимого или возлюбленного. На данное возражение надобно ответить: они были бисексуалы и они были людьми чести, для коих интересы отечества и рода всегда стояли на первейшем месте, а закоренелых холостяков, отъявленных в нежелании жениться и обзавестись потомством, они крепко поколачивали палками, не без основания считая их за педерастичных развратников-патикусов, намеренно отлынивающих от выполнения репродуктивного долга перед своим отечеством. И пока дело обстояло именно так, а не иначе, не было во всей Элладе более сильного войска, чем спартанское!!! Да поразит насмерть удар молнии всякого, кто вздумает потешаться и ёрничать над основными ценностями той Спарты: над искреннею любовью к отечеству своему и над воинским братством и взаимовыручкой, над подлинной верностью мужской дружбе и правильным пониманием нужд человеческого тела, для которого одинаково пагубны и беспечная позднеримская распущенность, и гладоморный аскетизм действительного христианства! Римский поэт С. Проперций писал:
"Спарта, дивимся мы многим законам твоих гимнастических игр,
Но более всех - девственной палестре: ибо твои нагие девы,
Среди мужей-борцов, предаются не бесславным играм".
И действительно, спартанские девушки могли заниматься гимнастикой совершенно обнажёнными, не боясь мужского насилия. Ведь когда день парня до верху заполнен тяжёлыми физическими упражнениями, а, в случае крайней нужды, лучший друг помогал помастурбировать, утраивая тем эффект от мастурбации, - этому парню уже не хотелось ничего, сверх меры, отведённой обществом. Община же, со своей стороны, тщательнейшим образом следила за тем, чтоб таковой порядок вещей соблюдался неукоснительно. Кажется, ни один народ во всей Мировой истории не понимал лучше, чем спартанцы, что живут-то все на самом деле совсем не ради Единого Всем Блага, которое, подобно линии горизонта, постоянно маячит перед соискателями своими где-то в дали, но достигнуто быть не может; в действительности все живут лишь ради конкретных, осязаемых побед, как постоянного предъявления себе самому и окружающим практического доказательства, что ты и вправду можешь осуществить то и можешь выполнить это. Жить - значит сражаться, говорил Сенека. В этой сентенции заключена вся суть спартанского миропонимания, которое, увы, всегда было ближе к правде жизни, чем Ваше хвалёное христианство. Именно осознание перспективы потери истины из поля зрения человечества, из-за всё более и более убыстряющегося технического прогресса, сводит с ума персонажа рассказа "Серый автомобиль" А. Грина: "...я описал рукой в воздухе круг, - дело идет о заговоре окружности против центра. Представьте вращение огромного диска в горизонтальной плоскости, - диска, все точки которого заполнены мыслящими, живыми существами. Чем ближе к центру, тем медленнее, в одно время со всеми другими точками, происходит вращение. Но точка окружности описывает круг с максимальной быстротой, равной неподвижности центра. Теперь сократим сравнение: Диск - это время, Движение - это жизнь и Центр - это есть истина, а мыслящие существа - люди. Чем ближе к центру, тем медленнее движение, но оно равно по времени движению точек окружности, - следовательно, оно достигает цели в более медленном темпе, не нарушая общей скорости достижения этой цели, то есть кругового возвращения к исходной точке. По окружности же с визгом и треском, как бы обгоняя внутренние, все более близкие к центру, существования, но фатально одновременно с теми, описывает бешеные круги ложная жизнь, заражая людей меньших кругов той лихорадочной насыщенностью, которой полна сама, и нарушая их все более и более спокойный внутренний ритм громом движения, до крайности удаленного от истины. Это впечатление лихорадочного сверкания, полного как бы предела счастья, есть, по существу, страдание исступленного движения, мчащегося вокруг цели, но далеко - всегда далеко - от них. И слабые, - подобные мне, - как бы ни близко были они к центру, вынуждены нести в себе этот внешний вихрь бессмысленных торопливостей, за гранью которых - пустота. Меж тем, одна греза не дает мне покоя. Я вижу людей неторопливых, как точки, ближайшие к центру, с мудрым и гармоническим ритмом, во всей полноте жизненных сил, владеющих собой, с улыбкой даже в страдании. Они неторопливы, потому что цель ближе от них. Они спокойны, потому что цель удовлетворяет их. И они красивы, так как знают, чего хотят. Пять сестер манят их, стоя в центре великого круга, - неподвижные, ибо они есть цель, - и равные всему движению круга, ибо есть источник движения. Их имена: Любовь, Свобода, Природа, Правда и Красота". Но подлинного неоплатоника подобный расклад свести с ума никак не может, а может только ещё более усилить в нём любовь к судьбе (amor fati). Ведь настоящий неоплатоник, будучи диалектиком, знает, что именно в силу того, что покой есть движение с бесконечной скоростью, глубокий оргазм есть полное отождествление великого страдания и великого удовольствия; освобождение моего Я от того и от другого путём уничтожения грани их разделяющей. Поэтому правильно будет сказать, что наиболее глубокий оргазм есть спокойное угасание, освобождение субъекта и от скуки, и от веселья, и от горестей, и от радостей, и от жизни, и от смерти, короче, от всякого стремления.
Но, недоумённо спросите вы, какое касательство имеет всё здесь сказанное о счастье и о смерти к понятию Общественного Блага, как политике в наиболее широком и в тоже время наиболее возвышенном значении этого слова? Да ровно то касательство, о котором так метко сказал некогда английский острослов: "Если вы не будете заниматься политикой, политика когда-нибудь займётся вами.", - более ни какого!.
Далее. Хотя Ф.Энгельс в общем правильно сформулировал, сказав, что: "Общие законы движения внешнего мира и человеческого мышления по сути дела тождественны, а по своему выражению различны лишь постольку, что человеческая голова может применять их сознательно, между тем как в природе - а до сих пор большей частью и в человеческой истории - они пролагают себе дорогу бессознательно, в форме внешней необходимости, среди бесконечного ряда кажущихся случайностей", но решительно невозможно полностью сделать себя предметом своего же познания. Поскольку это потребовало бы уже на субстратно-нумерическом уровне, чтобы целое стало частью самого себя, дабы изначально исключить любую возможность случайной нетождественности при воспроизведении предмета, а именно такая степень точности потребна, согласно Курту Гёделю, для вполне адекватного воспроизведения систем, способных, сделать предметом собственного мышления само это мышление. Однако, при всём сказанном, у нас всё же есть основания полагать, что все причинно-следственные ряды эволюции фокусируются в человеческой личности, осознавшей себя, своё устройство в искусственном разуме, как рукотворном, и следовательно, в силу этого, вполне известном в своей конкретике, а потому подлежащем самопочинке, и, стало быть, вполне автономном и наличном, т.е. максимально свободном на сколько это возможно для явления. Ведь явлением называется лишь то, что обоснованно чем-то иным и где, следовательно, существует разграничение энергийного и потенциального аспектов наличного бытия. В пределе своём, развитие искусственного разума снимает противоречие между единичностью индивида и единичностью тотальности социума, а равно, и единичностью тотальности наличного Мира, взятыми как равнодейсвующие всех своих частей. Так как всякая единичность отрицает познание, ибо всё познаётся в сравнении, а единичность уникальна. Следовательно, она сама должна быть отрицаема в ещё большем знании. Итак, из того, что большее множество, рассмотренное, прежде всего, как равнодействующая всех своих частей, отрицает множество меньшее, рассмотренное в том же смысле, ясно, что разум стремится к самовоспроизведению, но так же и к самосовершенствованию посредством отрицания предшествующих своих форм. Однако, вовсе не факт, что означенное знание, будучи высшею ступенью развёртывания континуума, должно когда либо явиться в наличном бытие Мира, хотя это развёртывание логически и стремится к нему, как к своему пределу. Ведь здесь, повторяю, мы имеем дело лишь с явлением. Основание же всему - Воля-к-власти, она же Мировая воля Артура Шопенгауэра и Единое Плотина. Что ж до эротической проблематики, столь ненавистной всем вам, то здесь достаточно обоснованным будет только следующее положение. В силу того, что всякое утвердительное суждение, основанное на небылом, как на сущем исключительно в потенции, но не являющемся в наличном бытии, согласно И.М. Дьяконову, не законно, то любая критика любых сексуальных практик, коль скоро те не препятствуют напрямую исполнению долга необходимого воспроизводства перед родом, выражаемого статистически квотою одна пара - 2,3 ребёнка, должна, по сути дела, ограничиться определением, данным ещё Платоном, в его "Пире": "О любом деле можно сказать, что само по себе оно не бывает ни прекрасным, ни безобразным. Например, все, что мы делаем сейчас, пьем ли, поем ли или беседуем, прекрасно не само по себе, а смотря по тому, как это делается, как происходит: если дело делается прекрасно и правильно, оно становится прекрасным, а если неправильно, то, наоборот, безобразным. То же самое и с любовью: не всякий Эрот прекрасен и достоин похвал, а лишь тот, который побуждает прекрасно любить. Так вот, Эрот Афродиты пошлой поистине пошл и способен на что угодно; это как раз та любовь, которой любят люди ничтожные. А такие люди любят <...> своих любимых больше ради их тела, чем ради души, и, наконец, любят они тех, кто поглупее, заботясь только о том, чтобы добиться своего, и не задумываясь, прекрасно ли это". Короче, сделал дело - гуляй смело. Поэтому обязанностью рациональной науки на нынешнем историческом этапе является прежде всего улучшение качественного аспекта жизни вообще и сексуальной жизни, в частности. Ведь в чисто количественном отношении, как впрочем и в отношении дисбаланса потребления в странах Золотого миллиарда с одной стороны и странах Третьего мира - с другой, человечество вплотную подошло к той отметке, за которой начинается перманентные голод и недостаток питьевой воды на территории целых регионов планеты. Что я имею в виду, говоря об улучшении качества человеческой жизни в затронутой здесь сфере секса? Это и популяризация размеренного и умеренного образа жизни, и популяризация существующих и разработка новых методов планирования семьи, исходящего в первую очередь из её достатка, и популяризация существующих и разработка новых методик контрацепции и половой гигиены, и всемерная забота о профилактике простатита у мужчин; это и всесторонняя и всемерная забота об усилении либидо человека в зрелом возрасте и сохранении его плоть до глубокой старости, наконец это задача увеличения сроков человеческой жизни в целом, неразрешимая без разработки и использования методов генной инженерии. Словом, больше технологий хороших и разных! Остальное - энтропия и вздор. Ибо, какой - с учётом всего вышесказанного - рационально и финитно обоснованный и, при том, совершенно незыблемый на века, довод сможете привести вы, например, против практики взаимной мастурбации (гомо- или гетеросексуальной - здесь без разницы), если ныне доподлинно известно, что любая умеренная мастурбация совершенно естественна в юности, а кроме того, весьма полезна в смысле профилактики застойных явлений в мужской простате и в женской матке, будучи, следовательно, простейшим фитнесом для этих органов? Помимо того, обычная взаимная мастурбация вполне гигиенична, ибо отсутствует проникновение, а получаемое так удовольствие, способно ещё больше сблизить настоящих друзей. Ведь и в обычном, гетеросексуальном браке, супругов, помимо, естественной любви к их общим детям и вытекающего от сюда совместного исполнения родительских обязанностей пред обществом, связывает преимущественно отношения верной дружбы, а не любовной страсти. Тогда как сама указанная страсть проходит, чаще всего, ко второму году совместной жизни.
Спорим, что все ваши рациональные доводы сведутся в итоге к тезису в роде: "Как бы чего не вышло из всего этого. Тащить и не пущать их, отщепенцев!". Мои же доводы тогда сведутся к поговорке "Не пойман - не вор". Вот и весь сказ. Довольно, подобно страусу, при любом упоминании слова "секс", прятать, с воплем: "Это искушение диавольское!", голову в ваше Священное писание, составленное не известно кем более трёх тысячелетий тому назад (есть даже версия, что Моисей был внебрачным сыном египетской царицы Нефертити, красавицы-жены фараона Эхнатона). Ибо в век высоких технологий, решительно невозможно затабуировать то, естественная технология чего не сегодня, так - самое большое - завтра, будет полностью во власти научного знания. Это равносильно попытке утаить весьма острое шило в совершенно трухлявом мешке. Ведь скоро очень и очень многим станет ясно, что если запретить какое либо крупное явление сразу и полностью, без тщательного разбора всех доводов "за" и "против", то чаше всего явление это незамедлительно становится весьма заманчивым, ибо запрещено было слишком многое и при том запрещено без выяснения его внутренней природы. Вот лишь несколько фактов, свидетельствующих о пользе сексуальной активности самой по себе, т.е. безотносительно её репродуктивной целесообразности. Итак, ныне известно, что секс...
…СНИМАЕТ БОЛЬ
Причина в том, что при оргазме заметно притупляется острота болевых ощущений. Выбрасывающиеся в кровь эндорфины действуют наподобие морфия, разве что не так долго. Таким образом, в болевых центрах происходит как бы переключение. Мигрень или головные боли могут некоторое время вообще не появляться, а предменструальные боли в нижней части живота практически исчезают.
…ПОВЫШАЕТ ИММУНИТЕТ
Американские ученые выяснили, что секс предотвращает простудные заболевания. У людей, которые занимаются сексом один-два раза в неделю, в крови больше антител иммуноглобулина группы А. Они защищают от насморка и других инфекций, с их помощью быстрее залечиваются раны. Но помните: больше не всегда означает лучше. У тех, кто предается утехам любви более двух раз в неделю, намного меньше телец А, чем у тех, кто умереннее, но регулярнее занимается сексом.
…НЕ ДАЁТ ПОПРАВИТЬСЯ
Любовные игры - самый прекрасный вид спорта. За 30 минут активного секса сгорает около 350 килокалорий, что соответствует 40 минутам утренней пробежки. А так как во время секса постоянно напрягается брюшная мускулатура, это заменяет 15 минут специальных упражнений на сжигание жира в спортивном зале.
…ДЕЛАЕТ ВАС КРАСИВОЙ
Этому способствует выброс в кровь женского гормона эстрогена. Он улучшает способность клеток к регенерации, способствует образованию коллагена. От этого кожа дольше остается упругой и эластичной, без морщин. Исследования американских ученых показали, что у женщин, которые занимаются сексом хотя бы раз в неделю, намного выше содержание эстрогена в крови, чем у воздерживающихся. Кстати, высокое содержание в крови эстрогена препятствует возникновению целлюлита и судорог, так как стимулирует бесперебойную работу лимфотических узлов.
…СТИМУЛИРУЕТ ТВОРЧЕСКОЕ НАЧАЛО
У людей, которые занимаются сексом много и с удовольствием, чаще циркулируют в крови стимулирующие гормоны користол и адреналин. Энергия, производимая половыми органами, стимулирует гипофиз и эпифиз головного мозга, значительно улучшая его кровообращение. Немецкие ученые считают, что секс не только повышает внимание и способность концентрироваться, но и увеличивает творческий потенциал, обогащая сознание звездной россыпью свежих идей.
…ПОДНИМАЕТ НАСТРОЕНИЕ
При оргазме происходит выброс в кровь субстанций, способствующих хорошему самочувствию: эндорфинов и серотонина. Натуральный психо-коктейль, дарящий блаженство. Женщины, живущие активной, полной сексуальной жизнью, намного терпимее к окружающим, реже впадают в депрессию, практически не испытывают беспричинного страха. Полезно знать, что секс - идеальный способ для того, чтобы снять усталость и стресс.
"Я <...> теперь наконец мог сказать, что понял все. Сексуальное удовольствие не только превосходит по изощрённости и силе все прочие удовольствия, дарованные жизнью; оно - не просто единственное удовольствие, не влекущее никакого ущерба для организма, наоборот, помогающее поддержать в нём самый высокий уровень жизненной энергии; оно - на самом деле вообще единственное удовольствие и единственная цель человеческого существования, а все прочие - изысканные кушанья, табак, алкоголь, наркотики - всего лишь смешные, отчаянные компенсаторные меры, мини-суициды, малодушно скрывающие своё истинное имя, попытки поскорее разрушить тело, утратившее доступ к единственному удовольствию. Человеческая жизнь устроена до ужаса просто, и я в своих сценариях и скетчах целых два десятка лет ходил вокруг да около истины, которую можно было выразить в нескольких словах. Молодость - это время счастья, его единственный возраст; молодёжь ведёт жизнь беззаботную и праздную, она занята только учёбой, делом не слишком обременительным, и может сколько угодно предаваться безграничным телесным восторгам. Они могут играть, танцевать, любить, искать все новых удовольствий. Они могут уйти с вечеринки на заре, найдя себе новых сексуальных партнёров, и глядеть на унылую вереницу служащих, спешащих на работу. Они - соль земли, им все дано, все разрешено, все можно." - так пишет в романе "Возможность острова" Мишель Уэльбек, имея в виду тот же самый инстинкт жизни, о котором говорит Варлам Шаламов...
Любопытна параллель этого определения в "Сатириконе" Гая Петрония Арбитра - там, где Энколпий ругательски ругает своего "нестояльца":
" ...так я и сделал и, улегшись в кровать, всю силу своего негодования обратил против единственной причины всех моих несчастий:
<...>
Трус сей, трепеща, стал холодней зимы суровой,
Сам сморщился весь и убежал чуть ли не в чрево,
Ну, просто никак не поднимал главы опальной:
Так был посрамлен выжигой я, удравшим в страхе,
Ввел ругань я в бой, бьющую в цель больней оружья.
Приподнявшись на локоть, я в таких, приблизительно, выражениях стал
поносить упрямца:
- Ну, что скажешь, позорище перед людьми и богами? Грешно даже
причислить тебя к вещам мало-мальски почтенным! Неужели я заслужил, чтобы ты
меня, вознесенного на небо, низринул в преисподнюю? Неужели я заслужил,
чтобы ты, отняв у меня цветущие весеннею свежестью годы, навязал мне
бессилие глубокой старости? Лучше уж прямо выдай мне удостоверение о смерти.
Пока я, таким образом, изливал свое негодование,
Он на меня не глядел и уставился в землю, потупясь,
И оставался, пока говорил я, совсем недвижимым.
Стеблю склоненного мака иль иве плакучей подобен.
Покончив со столь недостойной бранью, я тут же стал горячо раскаиваться
в своих словах и втайне покраснел от того, что, забыв всякий стыд, вступил в
разговор с частью тела, о которой люди построже обыкновенно даже и мысли не
допускают. Долго я тер себе лоб, пока наконец не воскликнул:
- Да что тут такого, если я во вполне естественных упреках излил свое
горе? Что в том, если мы иной раз браним какую-нибудь часть человеческого
тела, желудок, например, или горло, или даже голову, когда она слишком часто
болит? Разве сам Улисс не спорит со своим сердцем? А трагики - так те даже
глаза свои ругают, точно глаза могут что-нибудь услышать. Подагрики клянут
свои ноги, хирагрики - руки, а близорукие - глаза, а кто часто ушибает себе
пальцы на ноге, тот винит за всю эту боль собственные ноги.
Что вы, наморщивши лбы, на меня глядите, Катоны?
Но по душе вам пришлась книга моей простоты?
В чистых наших речах веселая прелесть смеется.
Нравы народа поет мой беспорочный язык.
Кто же не знает любви и не знает восторгов Венеры?
Кто воспретит согревать в теплой постели тела?
Правды отец, Эпикур, и сам повелел нам, премудрый,
Вечно любить, говоря: цель этой жизни - любовь...
Нет ничего нелепее глупых человеческих предрассудков и пошлее
лицемерной строгости"...
Впрочем, вернёмся к Уэльбеку :
"С тобою встретимся мы снова,
Моя растраченная жизнь.
Моей надежды миражи,
Моё несдержанное слово.
И я постигну наконец
То высшее на свете счастье,
Когда тела в сплетенье страсти
Находят вечности венец.
Всего себя тебе отдав,
Я слышу мира колебанье,
Я вижу солнце утром ранним
И знаю, что отныне прав,
И мне, ровеснику Земли,
Единый миг любви откроет
Во времени - безбрежном море -
Возможность острова вдали".
Таково главное стихотворение уэльбекова романа. Весь роман заканчивается фразою: "Счастье лежало за горизонтом возможного. Мир – предал. Моё тело принадлежало мне лишь на короткое время; я никогда не достигну поставленной цели. <…> В моих снах теснились оболочки чувств. Я был — и не был. Жизнь была — реальна". На что это похоже? Ну конечно, - "Незнакомка" А. Блока[ii]. (Необходимо отметить, ради лучшего понимания смысла стихотворения Блока, что в среде петербургских интеллектуалов начала прошлого века слово "незнакомка" служило эвфемизмом для обозначения женщины лёгкого поведения.) Особенно перекликаются концовки произведений:
И каждый вечер, в час назначенный -
(Иль это только мнится мне?) -
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И страной близостью закованный,
Смотрю за тёмную вуаль
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
<...>
И перья страуса склонённые
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
А в этом блоковском стихотворении мироощущение Даниеля и его инкарнаций - главного персонажа уэльбекова романа, представлено просто как на ладони:
Когда, вступая в мир огромный,
Единства тщетно ищешь ты;
Когда ты смотришь в угол тёмный
И смерти ждёшь из темноты;
Когда ты злобен, или болен,
Тоской иль страстию палим,
Поверь: тогда ещё ты волен
Гордиться счастием своим!
Когда ж ни скукой, ни любовью,
Ни страхом уж не дышишь ты,
Когда запятнаны мечты
Не юной и не быстрой кровью, -
Тогда - ограблен ты и наг:
Смерть невозможна без томленья,
А жизнь, не зная истребленья,
Так - только замедляет шаг.
Однако, Уэльбек почти упускает из виду, что данное им определение обретает полную силу свою только в обстоятельствах, где из поля зрения человека, уже полностью исчезла угроза голодной смерти и где, стало быть, индивид имеет в своём распоряжении достаточно сил и времени что бы предаваться сексуальным утехам. Тогда как в обстоятельствах, где угроза голодной смерти ещё не побеждена окончательно или, более того, весьма злободневна, любой непродуктивный секс, т.е. секс не дающий хотя бы капли надежды на то, что рождённое в результате соития новое поколение будет жить лучше и, главное, сытнее своих предков, воспринимается как излишество и даже как разврат, ибо на данной ступени он является растратой вхолостую сил, столь необходимых для простого выживания. Не правы те, кто винит в колоссальном росте в наши дни числа маньяков-насильников только широкое распространение порнографии; говорящие так настаивают на лечении симптомов, а не самой болезни, борются с прыщами, но не с аллергией, эти прыщи вызвавшей. В самом деле, всякий античный и средневековый крестьянин сызмальства чуть ли не еженедельно наблюдал на примере своего домашнего скота процессы совокупления и деторождения; особенно в холодных странах в морозное время, когда мелкий скот забирали из не отапливаемого хлева в избу, где стояла единственная в семье печь. Так что сакраментальный детский вопрос: "Откуда берутся дети?" со стандартным родительским ответом-байкою про аиста или про нахождение младенцев в капусте, в тогдашней деревне просто не мог возникнуть, ибо правда была очевидна каждому и всегда. Да и женили парней в те времена рано - лет в тринадцать-четырднацать. И бани на Руси до середины XVII века не разделялись по половому признаку посетителей. А маньяков-потрошителей и насильников было не в пример нынешнему, мало, и те "оттягивались" в основном не на своих односельчанах, но на соседях, в ходе феодальных усобиц. Жён своих, конечно, поколачивли - куда ж без этого в патриархальном обществе, почти не знавшем индивидуализма - но ведь и рожали от них детей столько, что удельные князья имели возможность основывать и заселять новые города. Всё дело в том, что тогдашняя жизнь, до краёв наполненная повседневным физическим трудом на пределе возможностей человека, была по преимуществу выживанием, борьбою, а не зрелищем-разлечением. Свободного времени, что бы распутничать и измышлять новые способы распутства у рядового индивида было вобрез и в огромном большинстве сексуальных случаев, дело шло сообразно естеству; веселилась по полной только аристократия, она распутничала всегда и везде. Рядовой индивид, обыватель, будучи частью рода, а позже - общины, не отделял себя от общины, поручая ей львиную долю своей свободы, ибо мало что мог без помощи родичей. В частности, новый дом для погорельцев, строили всем "миром". Но и община отслеживала едва ль ни каждое сколько-нибудь значительное действие индивида от колыбели до могилы, без лишних судебных проволочек и адвокатского крючкотворства, уничтожая всех подозрительных лиц, почитаемых за оборотней, упырей или колдунов. Ведь даже поощряя, в известных пределах, однополые связи между юношами, античный полис-община, если верить Аритотелю, тем самым, ограничивал рождаемость своих граждан, до того плодившихся с избытком. Уничтожьте, как предлагал революционный князь Кропоткин, большие города со всей их инфраструктурою, плюс все электротехнологии, вернитесь к земле, к натуральному хозяйству, и проблема большого сексуального и подросткового насилия рассосётся сама собою, как не её и не бывало. Однако вместе с тем вы непременно грохнете и весь либерально-гуманистический корпус Прав Человека, а точнее, Прав Индивида! Можно запретить все изображения эротического содержания и за изготовление и распространение таковых, равно как и за сексуальное насилие, четвертовать виновных на площадях, но до тех пор, пока, по большому счёту, индивид будет нужен только сам себе и будет предоставлен в первую очередь сам себе, любые репрессивные меры будут иметь лишь временный успех. Террор только загонит в подполье рынок сексуальных услуг, превратив борющееся с этим рынком государство в самого крупного в данном обществе субъекта насилия. Поскольку, по закону больших чисел, существование и увеличение, в условиях открытых для торговли границ, больших городов плохо совместимо, если вообще совместимо, с атмосферой сперва родового, а затем, и просто семейного уюта.
Но если надежда на избавление от прямой опасности голода и самого голода, посредством переселения потомства (популяционная экспансия рода) в сытные места и времена, умирает последней, то и память о минувшем голоде у переживших его, способна сохраняться почти на мышечном уровне чуть ли ни пожизненно - так велик ужас пережитого однажды. Нет, не случайно Советская власть со всеми нелепостями её экономики и крайне альтруистической этикой, рухнула именно тогда, когда с большинства ответственных должностей ушло на покой или к праотцам, преимущественно крестьянское по происхождению, поколение помнящее страшное лихолетье Великого террора, Гражданской и Великой Отечественной войн и жившее согласно принципу "Лишь бы не было войны. А ко всем прочим неудобствам человек привыкает". Крестьянское же хозяйство, поскольку оно натуральное и не использует химикатов, весьма часто оказывается на грани, либо даже за гранью голода, в следствии неурожайных лет или истощения почвы. Пришедшее им на смену и не ведавшее этих ужасов поколение урождённых горожан с высшим образованием, не желало и не могло довольствоваться подобным бытовым минимумом. Это новое поколение, его элита, хотело жить и потреблять не хуже чем в капиталистической Европе и в Штатах, в которых они прежде бывали, выезжая в загранкомандировки, и ширпотреб чьего производства они покупали у нелегальных спекулянтов-фарцовщиков. И как только ушёл из жизни последний из крупных сталинских соратников – Лазарь Каганович, они не промедлили с демонтажём системы, опостылевшей едва ли ни всем. Однако и по сегодня российская молодёжь не может, в большинстве своём, вести столь же разгульный образ жизни как, например, их европейские сверстники. Здешняя молодёжь вынуждена учась, одновременно с тем серьёзно подрабатывать, надеясь ко времени окончания вуза, скопить достаточно денег на жильё для себя и своей будущей семьи. Поскольку, из-за недостаточно устойчивой финансовой системы, в стране нет отлаженной и достаточно гарантированной государством системы приобретения жилья в рассрочку, а что бы выплатить всё единовременно, всяк должен вертеться как умеет, причём, в силу высокой, по европейским меркам, инфляции, без какой либо гарантии на успех в результате. И пока молодой житель России, даже будучи уроженцем мегаполиса, усердно учится, старательно работает и при этом лихорадочно копит, он вынужден жить на одной жилплощади со своими родителями, а подчас и с родителями их родителей, которые ещё отчётливо помнят тотальный дефицит советских времён; старики же неплохо помнят и голодные годы сталинского правления. Ну а держа в памяти своей весь ужас пережитого, предки, при всем их желании, не смогли бы стать законченными либералами. Поэтому в нынешней России нет и не может быть той терпимости к сексуальным меньшинствам и вообще, к видам сексуальных утех, какая присутствует в сегодня в странах Золотого миллиарда. Таким образом, не подлежит ни малейшему сомнению, что на этой ступени Воли-к-власти максимальное удовольствие выступает отнюдь не в форме оргазма, но в форме сытости, т.е. освобождения от голода. И действительно, если огромную часть чаяний, снов и фантазий героя романа Уэльбека занимает фелляция, то у основных персонажей рассказов Шаламова ровно то же самое место принадлежит тёплой буханке чёрного хлеба. Цитирую дословно: "Дружба не зарождается ни в нужде, ни в беде. Те "трудные" условия жизни, которые, как говорят нам сказки художественной литературы, являются обязательным условием возникновения дружбы, просто недостаточно трудны. Если беда и нужда сплотили, родили дружбу людей - значит, это нужда не крайняя и беда не большая. Горе недостаточно остро и глубоко, если можно разделить его с друзьями. В настоящей нужде познается только своя собственная душевная и телесная крепость, определяются пределы своих возможностей, физической выносливости и моральной силы. Мы все понимали, что выжить можно только случайно. И, странное дело, когда-то в молодости моей у меня была поговорка при всех неудачах и провалах: "Ну, с голоду не умрем". Я был уверен, всем телом уверен в этой фразе. И я в тридцать лет оказался в положении человека, умирающего с голоду по-настоящему, дерущегося из-за куска хлеба буквально, - и все это задолго до войны. Когда мы вчетвером собрались на ключе Дусканья, мы знали все, что не для дружбы собрались мы сюда; мы знали, что, выжив, мы неохотно будем встречаться друг с другом. Нам будет неприятно вспоминать плохое: сводящий с ума голод, выпаривание вшей в обеденных наших котелках, безудержное вранье у костра, вранье-мечтанье, гастрономические басни, ссоры друг с другом и одинаковые наши сны, ибо мы все видели во сне одно и то же: пролетающие мимо нас, как болиды или как ангелы, буханки ржаного хлеба". Кроме того, правда тут в большей мере на стороне Варлама Тихоновича, а не Мишеля Уэльбека, ибо нечто сравнительно простое в своих основаниях, следствиях и целях, всегда являет собою большее внутреннее единство, а потому и более устойчиво к воздействиям извне, нежели сложное. И отказавшись от натурального хозяйства с его полуголодным бытом и порождаемыми этим бытом отношениями родовых крестьянских общин, минимально зависящих друг от друга в экономическом смысле, человечество выходит далеко за пределы своей экологической ниши, а выйдя окончательно, неизбежно когда-нибудь уподобится тем микроорганизмам-паразитам, что размножаясь безо всякого удержу, в конце концов уничтожают своего хозяина и затем, лишившись среды обитания, гибнут сами. Если даже динозавры, обретя под конец своей истории воистину циклопические размеры, и, потому, перестав быть предметом чьей либо охоты, заполнили, таким образом, свою экологическую нишу, что называется, "под завязку", утратив способность к дальнейшим, столь же плавным эволюционным изменениям в случае нужды к тому, т.е. эволюционную гибкость, ибо никакая другая экологическая ниша уже не смогла бы разом вместить подобных гигантов. Так, одержав победу на всех возможных фронтах, они вслед за тем, оказались в положении безвыходном и безнадёжном. И совершенно прав был великий Лао-Цзы, сказавший: "Существуют такие победы, которые [по уму] следовало бы отмечать тризною".
Упомянутые экономические, экологические и социально-психологические перемены вряд ли правомерно характеризовать как быстро обратимые в историческое время. Ради примера, приведу один факт из истории Второй мировой войны: В начале 1944-го года, когда в Германии была наконец-то проведена поголовная мобилизация способного носить оружие мужского населения, так и не удалось, несмотря на все усилия Минагитпропа и гестапо, поставить, по советскому образцу, к оружейному станку и направить на рытьё противотанковых рвов, всех женщин и подростков. Произошло это в немалой мере из-за того, что обитатели немецких городов были, в большинстве своём, урождёнными горожанами, с присущими всем горожанам индустриальной эпохи индивидуализмом и тою склонностью к мещанскому потребительству и комфорту, которая проявляется в форме погони за постоянными переменами мод на все вещи, - чего, разумеется, не было и не могло быть в СССР, только после Октябрьской революции и НЭПа преступившему к широкомасштабной индустриализации. Более того, сама советская интеллектуальная элита сталинского времени, тоже состояла преимущественно из вчерашних крестьянских детей с их, воспитанной с раннего детства, привычкой к тяжелейшему общинно-подневольному физическому труду под всегдашней угрозой голода. И, естественно, ни кто из них не хотел, чтобы в войне победили немцы, не хотел того категорически, всем существом своим, ибо тогда пришлось бы ему возвращаться в старое, забитое и полуголодное состояние своё, т.е. практически обратно в деревню. Ибо, правду говорят: Жаднее и, вообще, живучее богатых только бедные, поскольку они имеют перспективу стать богатыми. Прежняя, царская, элита, была не только истреблена физически в годы революции и красного террора, и не только была выдавлена за границу, - ещё её намеренно, как потенциальных саботажников, выселяли за пределы крупных городов. Выселения сии продолжались вплоть до декабря 1936-го года, когда вновь принятая Сталинская конституция уровняла формально в правах бывших "лишенцев" и трудящиеся классы. В частности, в одно только градоначалие С.М. Кирова, из Ленинграда была выселена большая часть сохранившегося к тому моменту царского чиновничества и дворянства. В Германии же соответствующий этап индустриализации пришёлся на кайзеровскую эпоху и предшествовал Первой мировой войне. Ликвидацией феодальной и олигархической элиты и их имущественных прав, Веймарская республика почти вовсе не занималась, от чего и провалила с треском все свои начинания, без боя уступив место нацизму.
Следовательно, надлежит скрепя сердце, признать, что история всегда заканчивается произволом, так как только при условии наличия произвола явление может выжигать то инобытие, которое составляет основание и, более того, цель этого явления. Последний тезис является общим местом мировоззрений таких, мало похожих в остальном, авторов, как пессимист Мишель Уэльбек и оптимист Михаил Веллер[iii]. Я же полагаю, что оба они совершенно правы, но правда каждого из них ограничена правдою другого. Но подробнее об этой взаимоограниченности я расскажу чуть позже, после целой серии больших сравнительных выписок и моих комментариев к ним:
Вот как конец цивилизации описывается в блестяще написанной книге Михаила Веллера "Всё о жизни":
"Что мы наблюдаем в нашей мощнейшей цивилизации? Резкое падение рождаемости. Один ребенок в семье - уже типично для всех развитых стран. Коренное население сокращается - без войн и эпидемий в закормленной и благополучнейшей Европе и США. Ребята, это ведь хана. <...> И все это знают. И понимают. И обсуждают. Но увеличивать свою лично семью обычно не хотят. Причины проговорены до банальности: желание повеселиться, неуверенность в завтрашнем дне, намерение сначала сделать карьеру, самоутвердиться через деньги, славу, сегодняшний полураспад института брака и семьи, общий пессимизм мировоззрения, а также развитие и распространение противозачаточных средств и возможность абортов, то есть из ловушки природы "любишь кататься - будешь саночки возить" человечество выскочило. Куда выскочило? В канаву с ярко раскрашенным дерьмом, ведущую к могильной яме? Все причины конкретного нежелания иметь детей - это, конечно, отговорки. Жилье есть, средства на еду и одежду есть, физически можно родить и выкормить, вырастить десяток детей - ведь всяко живут богаче, чем крестьяне двести лет назад, которые по десятку рожали. Что, в Африке или Азии с их огромной рождаемостью живется сытнее или надежнее?! А, ах, да: они же темные, тупые, неграмотные, у них презервативов нет, они же хорошей жизни не видели, ни к чему не стремятся: ни миллион сначала заработать, ни рекорд поставить, спариваются себе бездумно, как животные. И постепенно занимают ваше место в мире, вырожденцы!!! Я, разумеется, ни к чему не призываю. <...> Я лишь вскрываю и констатирую: С развитием цивилизации энергия человечества принимает все менее биологический характер и все более характер внешних действий через разум. Как бы цивилизованному человечеству уже нет необходимости размножаться для значительного преобразования окружающей среды - изменить ландшафт, освоить в своих целях огромные пустующие территории, покорить соседний многочисленный народ, выдать на-гора груду угля и сжечь - т. е. предельно энергопреобразовать все, до чего в принципе можно дотянуться. Раньше брали числом - работников и воинов. Пахать, воевать, строить - надо больше людей. Многочисленный народ мог больше малочисленного, мог в сумме больше сделать, создать, изменить, мог платить больше налогов и создать более сильное и богатое государство. Он покорял и присоединял соседей, вбирал и переваривал их, рос, крепчал. Сейчас не то. Огромные грузовики и экскаваторы, автоматизированные станочные линии и электростанции. Кнопки атомных войн. Энергия сгорания земных недр и расщепления атомных ядер. Плюс рывок компьютерной информатики. Плюс торговые и финансовые механизмы, позволяющие белому меньшинству эксплуатировать нищее большинство малоразвитых стран (где работают за гроши, продолжая плодиться). Белому человеку уже не необходимо активно размножаться, чтобы во все больших объемах и все более качественно переворачивать и изменять мир. Разум изменяет мир активнее гениталий - такова сегодняшняя реальность. Размножение принципиально уменьшило свое значение для изменения мира". <...> "Смысл некоторых табу очевиден и безусловен. Прежде всего - во избежание инцеста, браки между кровными родственниками ведут к вырождению, штука известная. Некоторые же запреты явно условны - типа что можно обнажать и что нельзя. Относительность их подчеркивается зависимостью от места и времени: на пляже или на дипломатическом приеме, сейчас или в Средние века. Но все они сводятся к искусственной, через разум, регуляции всего, что связано с половой жизнью и половыми различиями. Что служит причиной этой регуляции? Повышенное внимание ко всем вопросам секса, в ощущение их важности, потребность вмешаться в "естественный", то есть в "свободно-желательный" ход вещей и тем самым явить свою значительность через изменение мира, изменение "свободно текущего" процесса бытия. Энергоизбыточность, действия сверх необходимого. К чему ведет эта регуляция и что она означает? Она означает более высокую степень структурализации общества, усложнение поведения - что ведет к повышению энергетики общества, как более высокая организация в противоположность энтропийному хаосу. Можно - нельзя, хочется - запрещено, поощряется - наказывается, хорошо - плохо: мы имеем сдерживание, накапливание, регулируемость энергии, направляемой уже под более "высоким давлением" по определенным каналам. Абсолютно свободный секс может "съесть" изрядную часть всей энергии человека, пуская ее в чисто биологическое русло (на уровне ощущений, размножение здесь "автоматически подстегнуто" природой к субъективному желанию человека). Ограничения же одновременно и возбуждают энергию, и ставят ей заслонки, аккумулируя. Что остается делать энергии? Идти на всякие дозволенные "человеческие действия". (Это очень близко к "теории сублимации", ошибочность ее лишь в том, что человек и его психика - не perpetum mobile, который генерирует энергию сам из себя и выдает наружу, а скорее турбина, которая преобразует энергию через себя, получая ее извне и выдавая наружу же. Так что "созидательная" и "творческая" деятельность - это воплощение не сексуальной энергии, которая пускается в другие русла и трансформируется в другие виды, а общая, универсальная, так сказать, энергия человека, которая приходит с пищей, водой, воздухом, светом, преобразуется в организме, но ей перекрываются "широкие" ходы через сексуальные центры, и она может идти только на что-то другое. Разница такая же, как если выгнать бессменных и фанатичных профессиональных танцоров из танцевального зала в поле копать картошку - или закрыть двери зала на замок и оградить пикетами, которые погонят в поле на картошку людей, которые вообще-то шли с желанием потанцевать, это приятнее полевых работ, но раз не пускают в зал и гонят в поле, так что ж делать... силы и время есть, раз не танцевали. Но из того, что люди больше хотят танцевать, чем копать картошку, еще нельзя делать вывод, что энергия копания картошки - это сублимированная энергия танцев: это одна и та же энергия, которая пускается на то либо другое.) А теперь давайте уберем к черту все табу, и посмотрим, что из этого получится. Чего так сразу убирать, у некоторых народов их и так почти нет. <...> У папуасов не было табу на обнажение, на свободные любовные игры (муж жене может, конечно, морду набить, но это и все) - и они сладко резвились друг с другом, "объедаясь лотосом", - на хрена что-то делать, если и так хорошо. Упрощение структуры системы ведет к понижению ее энергии. Это движение в сторону хаоса, энтропии, бессилия. Что такое "разврат и упадок Римской империи"? А это - все можно, живи в своё удовольствие, так на хрен что-то делать, да и сил и желания уже меньше. О, вот то, что мы сейчас, в конце XX века, имеем в "белой цивилизации". Лесбос - пожалуйста, гомосексуализм - пожалуйста, онанизм - приветствуем, сожительство вне брака - святое и законное право личности, порнография - кто смеет ограничивать взрослых людей в их безвредных для других желаниях, стриптиз - почему же нет проституция - древнейшая профессия, почти абсолютное обнажение на пляжах - не надо стыдиться своего тела, непристойные упоминания половых органов и соития в кино и литературе - мы не ханжи. <...> Приходят гости, нарядно одетые люди пьют за накрытым столом чай или вино, говорят друг другу всякие приятные вещи, и в это время телевизор рекламирует им женские прокладки, чтоб слизь и моча не пачкали трусы и не воняли. И каждый невольно задумывается, какая прокладка в трусах у миловидного создания рядом. Приятного аппетита. И что? А то, что мусульмане натягивают на своих баб паранджу, сплевывают с гневом и презрением в сторону европейцев, захватывают и взрывают самолеты с пассажирами и готовы отдать жизнь за то, что почитают ценностями большими, чем жизнь. А евроамериканцы не могут посулить своим людям ничего, кроме потребления и личного благополучия. Кто более энергичен? Кто способен больше дел наворотить? Кто более готов умереть, но защитить свою "честь", "закон" "благопристойность"? Ага. За тем и будущее. "Культурный" русский считает "дикого" чечена да, именно дикарем и бандитом. Обнажит чеченка бюст публично, хоть и на пляже? Да вы с ума сошли, это позор рода, ее камнями забьют. Дикость? Гм. Но одновременно - это высочайшая энергетика народа. И не может победить стотридцатимиллионная Россия менее чем миллионную Чечню. Духу не хватает". <...>"Комплекс табу белой цивилизации резко сократился по сравнению с тем, что было во многовековой истории и что было еще полвека назад. Это означает: упорядоченность жизни сообщества уменьшилась. Уменьшилось разделение всех поступков на можно-нельзя. Можно сказать и так: степень структуризации поведения снизилась. Что это означает уже само по себе? Это означает повышение энтропии сегодняшней белой цивилизации. Понижение энергетики. Закат, упадок, разложение, гибель. Снятие ограничителя с дроссельной заслонки двигателя ведет к его быстрому износу, падению мощности и приведению в негодность. А если насверлить дырок в стенках цилиндров, чтоб газ при сжатии мог выходить куда хочет, а то его давит сильно, он тоже имеет право - то степень сжатия упадет и автомобиль не поедет, а может мотор вообще работать не будет".<...> "Главное горе в том, что спрос рождает предложение. А спрос [на наркотики] растет (не считая даже тот спрос, который формирует наркомафия, втягивая новые жертвы). Можно перекрыть героин, кокаин, морфин, опиум и ЛСД. Перешлепать подпольных химиков, синтезирующих новые наркотики. Запретить кодеин вообще. Уничтожить коноплю как вид и вычеркнуть несчастное растение, столь полезное многие века в канатно-веревочной промышленности, из Красной книги. Вместе с маком. Кондитеры перебьются. Но как быть с эфиром, ацетоном, бензином, быстросохнущими клеями, дихлофосом и массой прочих, неожиданных до дикости, веществ, которые новоявленные эдисоны от наркомании приспосабливают колоть, глотать и нюхать с целью ловли вожделенного кайфа?.. Люди хотят ощущений. Сильных и приятных. Которых не получают иными образами в своей повседневной жизни. Каковая жизнь им недостаточно интересна, недостаточно удовлетворяет. В ней мало труда, мало напряжений, мало смысла. Молодежь томится скукой. Молодежи нечего делать. Молодежь бесится с жиру. Так что ж ее, всю отправить в казармы и заставить маршировать строем, что ли?! Слушайте. Молодежь была всегда. <...> Энергия из нее перла всегда. Всегда она озорничала, хулиганила, норовила отрицать ценности старшего поколения и явить собственную "инакость", - и искала, чем бы заняться. А также пила, дралась и прелюбодействовала. Бесилась в свой срок. Но ведь никогда же не было такой массовой и губительной наркомании! Опий-сырец, сок и масло эфедры, настой беладонны и прочие природные наркотики известны с глубокой древности. А наркоманов практически не было. <...> Взглянем на объективный процесс а уровне социальном. Нет необходимости тяжело трудиться, чтобы жить. Можно ни хрена не делать и все равно быть сытым, одетым и иметь какую-никакую крышу над головой. Для подавляющего большинства людей это большое зло. Человек интеллектуальный, духовно развитой, мыслящий - досугу только радуется. У него много интересов, он всегда найдет себе занятия, ему всегда есть что делать - он личность, "индивидуальность". Он только и мечтает иметь постоянный доход - тогда можно всецело предаться тому, чем хочется заниматься. Но человека не шибко развитого излишек досуга (сверх того, который восстанавливает силы для труда и дает наслаждение самим отдыхом) приводит в растерянность и скуку. Что делать?.. Можно удариться в потребительство. Дом, мебель, машины, всякие вещи. И на фига ради этого ломать горб, справедливо полагает молодой? Смысла не видно. Можно "убить время" (класс! уничтожить часть своей жизни, потому, что не знаешь, что с ней делать) в играх. Карты, биллиард, теннис, гольф. Но как необязательно это все - и тоже бессмысленно. <...> Можно "сотворить себе кумира" и стать фанатом - хоть футбольной команды, хоть рок-певца. Тоже от не хрен делать. А можно нажираться с приятелями. Классический и самый простой русский вариант. Хряпнул - вот ты и при деле, проблема снята. Когда белый человек не "добывает хлеб свой в поте лица своего" - это нарушение Божьего указа выходит ему боком. Лежать на боку вредно для его психического здоровья. Ему пахать надобно, тогда он в порядке. Но на хрена ж пахать, если и без этого можно неплохо обойтись?! А ощущения, напряжения чувств - потребны, особенно в молодости. Сытость, безделье, свобода - вкупе с отсутствием большой общей цели, с деидеологизацией общества - толкают подростков к наркомании. Воспитатели и родители пытаются как-то исправлять положение: всякие скаутские отряды, кружки натуралистов, умелые руки и быстрые спортсменские ноги и т.п. Это, конечно, хорошо и полезно. Но - искусственно, не обязательно, обходимо. И на массовом уровне результата давать не может. И не дает. Педагоги из сил выбиваются, жизни отдают - а наркомания растет. Раньше чего было? Сызмальства помогали по дому и в работе. В школе раздавал затрещины учитель, сек розгами сторож или швейцар, дома что не так - брался за воспитующий ремень родитель. И вообще жить было трудно. Фиг тебе пенсия, социальное пособие и бесплатная медицина. Выживали труженики. Бездельники сливались в тюрьмы, леса, подвалы - вымирали. А сейчас бездельник издевается над тружеником, за счет которого живет на свои пособия и бесплатные раздачи чего ни попадя. Так чего бы не ширнуться, колесико не накатить? Короче, смысл "Домостроя" был не так плох. Заставлять работать, пороть и держать в строгости. Но - если это не является социальной необходимостью, ничего из такой реанимации "строгого воспитания" не выйдет. Искусственность не проходит. В коробке передач Истории <...> заднего хода нет. Однако. Если не закрутить молодежи гайки, если не вынудить ее работать - не для воспитания, а из жестокой необходимости - добра не будет. Слишком хорошо - это плохо. Да ничего не выйдет. Производительность труда растет. Трудиться молодежи в общем незачем. Клинический прогноз - неблагоприятный. На уровне же более общем, историческом, энергетическом, мы имеем вот что. Наркомания, СПИД и снижение рождаемости - это явления одного порядка. Объективные явления. Человечество посредством своего разума слишком активно переделывает и преобразует мир. Слишком - в том смысле, что естественная реакция Природы делается явной: растет сопротивление окружающей среды. Это нормально. Та же макрофизика. Действие рождает противодействие. Человечество, которое со все возрастающей скоростью энергопреобразует мир, испытывает противодавление со стороны мира - мир "пригашает", "размазывает" таран человечества, и это прежде всего сказывается на уменьшении миром прямой, биологической энергии человечества. Ты продолжаешь размножаться, переть, давить? Я буду выключать из действия твоих детей, буду тебя биологически, численно, уменьшать; ты будешь расходоваться на их лечение и содержание, они не подхватят в таком количестве твою эстафету. Ты взял слишком круто к ветру - я буду тормозить тебя биологическим регрессом. Ах, ты умный, машин понастроил, в одиночку горы сворачиваешь? Так я сделаю, что и одиночек меньше будет. Примерно в таком духе. Предохранительный клапан. Сброс части энергии вхолостую. <...> По мере наращивания массы предмета и увеличения его скорости - каждое дальнейшее увеличение массы и скорости требует все большего увеличения энергии, все больших ее затрат. <...> Прогрессирующий расход бензина на больших скоростях. Кубическая прогрессия утяжеления конструкций с ростом линейных размеров. Вот приблизительные аналогии. Со все меньшими индивидуальными энергетическими затратами человечество преобразует все больше энергии вещества Земли. Но платит за это - неявно!! - все большим расходом своей биологической энергии. <...> Этот расход сказывается в том, что уменьшается (как бы ни с чего) половая сила и энергия мужчин (уменьшение половых членов, уменьшение объема выбрасываемой спермы и количества сперматозоидов в ней. Уже не только шведские и немецкие, но и японские и южнокорейские сексологи прогнали такую массовую статистику). Уменьшается плодовитость женщин. Уменьшается рождаемость. <...>И все больше детей, входя в возраст созревания, вышибаются из нормальной деятельности человечества, вышибаются из жизни посредством неостановимого роста наркомании. А наркомания - объективно глядя - есть форма самоубийства, самодеградации, <...>самокалечения. (Невозможно удержаться: вспомните <...> гениальных Стругацких с их "Хищными вещами века" и "Жуком в муравейнике" - где цивилизация уперлась в стремительное ускорение и сокращение жизни повзрослевших детей: несколько лет - и юноша становится старцем, прерывается связь поколений, сокращается и гибнет человечество). Словно включается некий механизм, встроенный Природой в зарвавшееся человечество - все б здорово, но если нет здоровья и счастья детей, которых и так все меньше, то на кой черт мы все это делаем?.. Замедление, замедление развития. <...>Проблема падения рождаемости отнюдь не нова в истории цивилизаций. Она принимала отрицательный, угрожающий характер еще в Древнем Риме периода расцвета - расцвета, а не упадка! Об упадке вообще говорить не приходится. И придумывались в Риме специальные законы, направленные на увеличение рождаемости, принимались меры социального поощрения, деньги из бюджета выделялись дополнительно - за рождение детей и на их воспитание. Не хотели римлянки рожать, хотели жить в благополучии и для собственного удовольствия. А в провинциях с рождаемостью было все в порядке, плодились исправно.<...> Автоматический природный регулятор всегда втыкался в колеса преуспевающей цивилизации. Как бы образовывался дисбаланс в распределении энергии сообщества: больше в производство-потребление и преобразование мира через осмысленные действия - меньше в простую биологическую экспансию. На высоких этапах развития цивилизаций биология всегда являла свое подчиненное положение по отношению к природопреобразующему разуму. Мол, и так слишком много всего можете-делаете, размножаться вам уже необязательно.<...> И все больше свершений - через разум, через голову; и все меньше - через свою биологическую природу, через чресла и руки с ногами. Это подобно тормозному парашюту - чтоб суперскоростной автомобиль не слетел с дороги. Вот в чём - на самом общем уровне - суть и смысл наркомании в конце XX века. ...Очевидно, по собственному разумению и желанию этот процесс переломить мы в принципе не можем. Наркомания исчезнет сама, когда человечество насколько-то уменьшится. Отчасти это произойдет через изменение социальных институтов и социальных отношений, отчасти это будет казаться необъяснимым на уровне частных причин. Тупик в развитии человечества мне представляется невозможным". Раз уж речь зашла о наркотиках, то ко всему сказанному Михилом Веллером необходимо добавить, что с наркомафией в нынешнем мире никто всерьёз не борется. Ловят только мелких оптовиков, что часто сами являются наркоманами, по доносам их соседей, которым осточертело соседство с наркопритоном. Баронов же мирового уровня за последние полтора десятка лет не осуждено и не застрелено ни одного. В сегодняшнем Афганистане выращивается и хранится на складах такое количества героина и просто опия, что хватило бы дозы для каждого жителя нашей планеты, включая новорождённых младенцев и дряхлых стариков. Причём плантации мака расположены аккурат в тех же провинциях страны, что и военные базы международной антитеррористистической коалиции. Так что весьма вероятно, коррупционная моржа с доходов наркомафии капает не только правительству Карзая, но также, через посредство чиновников коалиции, и финансовым воротилам с Уоллстрита, без лоббирования со стороны которых Конгресс США и другие парламенты стран Золотого миллиарда никогда бы ни разрешили продолжения оккупации Афганистана войсками союзников. Поскольку партизанское сопротивление талибов, которые, на данный исторический момент, являются чуть ли не единственной действительно национально ориентированной силой в стране, имеет весьма упорный характер и, пожалуй, пользуется поддержкою народных масс более откровенно марионеточного правительства Карзая. Если даже допустить наиболее на первый взгляд вероятное: что американские воротилы, попустительствуя наркомафии, хотят таким способом подсадить на иглу европейскую молодёжь, чтобы та "сторчалась", а европейские конкуренты лишились квалифицированной рабочей силы, то и тогда нельзя отрицать, что появление очень больших и очень лёгко достающихся денег, ни как не способствует упрочению у людей привычки к труду и к честности, в том числе и в отношениях между своими. Так что это палка о двух концах. "Ты не успеешь спрятаться в кусты, когда тебя уложат из обреза.\ На свете нет прекрасней красоты, чем абсцененция морфинного генеза!" Ещё Веллер пишет: "Онанизм. О нем уже столько всего написано, что, опять же, и упоминать незачем было бы, тем паче его уже не считают не только извращением, но и вообще поощряют как естественный начальный этап половой жизни. Если бы не пара моментов, остававшихся вне рассмотрения. Онанизм - подготовка, к нормальной жизни, утверждает современная сексология. О'кей. Но онанизм и нарциссизм - взаимонакладывающиеся кое в чем понятия. Рассматривание гениталий, мастурбация перед зеркалом, одобрительная оценка своих интимных подробностей - присутствуют всегда. Естественным образом совмещается это "краешком" и с эксгибиционизмом: мне нравится собой "заниматься" и на себя смотреть, у меня все неплохо устроено, - пусть и другие увидят и оценят (положительно), я неплох по сравнению с другими и с тем, что вообще требуется (я самоутверждаюсь через демонстрацию себя, сексуально значительного и привлекательного). <...> ...зернышко гомосексуализма есть в каждом, причем - причем - оно естественным образом связано с зернышком же нарциссизма; нормального человека сколько-то привлекает собственное тело, и стремясь - пусть чуть-чуть стремясь, на тысячную долю процента стремясь, - обладать телом партнера своего пола, он одновременно стремится как бы к своему зеркальному отражению, воплощенному в другое тело". В самом деле, процент любителей "секса ручной работы" от общего числа населения, в странах Золотого миллиарда стремительно приближается к ста. Если верить сексологической статистике, а другой в нашем распоряжении не имеется, уже мастурбируют всухую, т.е. ещё без выброса спермы, восьмилетние малыши и, хотя бы раз в год, мастурбируют восьмидесятилетние старцы. Не так быстро, но тоже стремительно, растёт там и число девушек-любительниц, весьма тщательно изучающих искусство стриптиза, так сказать, для "домашнего потребления".
Необходимо, однако, отметить, что кардинальным недостатком всей философии Веллера (чего нет у Уэльбека) является принципиальное пренебрежение исследованием эволюции субъективного сознания в истории человечества и, происходящая от сюда, принципиальная же недооценка роли субъективного и в истории, и в индивидуальной жизнедеятельности. Кроме того, понятие энтропии, которым так много и с азартом оперирует Михаил Веллер, отнюдь не представляется для современной физики таким однозначным, как он его мыслит. Ибо в нынешней физике существует неплохо обоснованное мнение, согласно которому во II начале термодинамики речь идет не о нарастании, а о неуменьшении энтропии. В самом деле, что запрещает существование вечного двигателя на квантово-механическом уровне? Вращение электрона вокруг ядра - чем не вечное движение? Другое дело при переходе на макроуровень - не в смысле даже характерных размеров, а в смысле потери когерентности, что неизбежно имеет место в преобразователе энергии и выносит обвинительный вердикт авторам "вечных двигателей". А что такое потеря когерентности применительно к одушевлённым предметам, как ни разлад на основе индивидуального и не только индивидуального, но и вообще любого произвола? Ведь субъектом произвола может выступать не только частное лицо, хотя оно им бывает чаще всего, но и банда, гаражный кооператив, государство в лице своих ведомств и чиновников с их всегдашней присказкой, что-де не я веду дело, но бумага дело ведёт. Поэтому не правы те, кто винит в упадке культуры и морали Евроамериканской цивилизации только буржуазную либеральную демократию, дескать: "…умы человеческие охватывает вседозволенность, присущая демократии. Демократия останавливает разъединение мужского и женского начал, к чему обычно ведёт железная дисциплина и закон, кои бывают при диктатуре, и быстро всё старается свести к нулю. Нет разведённых начал - нет развития, начинается деградация и гниение". И действительно, упадок античной культуры и морали пришёлся вовсе не на эпоху демократически управляемых независимых полисов, эпоху периклов и катонов. Нет, пик этого упадка приходится именно на эпоху деспотической Римской империи, рабовладельческая верхушка которой сделала государственный произвол основой всей своей политики, так, что не только рядовые свободнорождённые граждане, но во многом даже сами цезари, утратили влияние на ход государственного механизма. "Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдёт". Кто - в лес, кто - по дрова. Впрочем, полновесным субъектом ни какому общественному единству никогда не стать, как бы оно к тому объективно ни стремилось в качестве равнодействующей своих частей. Ведь общественное единство не обладает той неделимостью восприятия и памяти, какою обладает всякий индивид, но само состоит из этих индивидов как частей. А, значит, каждая такая часть вольна, в большей или меньшей степени, тянуть одеяло Благ на себя. Почему европейская женщина, осознала себя такою же личностью, как и мужчина, а не только и не столько, естественным инкубатором и нянькой, стала рожать значительно меньше, чем в прошлые века? Это произошло не только в силу того, что для женщины стало возможным получить высшее образование и сделать карьеру, но в не меньшей мере также в силу существенного снижения детской смертности, обусловленного не столько даже прогрессом собственно медицины, сколько простой поголовной сытостью и чистоплотностью населения, ибо постоянное недоедание очень сильно ослабляет иммунитет, а у беременных и у маленьких детей - особенно. Первый ребёнок получил больше шансов выжить и вырасти, а, следовательно, необходимость в последующих родах "запасных" детей стала ощущаться объективно меньше; поскольку процесс родов очень труден для женского организма и чреват многочисленными осложнениями, и даже гибелью для матери и для младенца. Возможностей объективно стало значительно больше, чем было прежде, но именно поэтому неслыханно возросла ценность жизни индивида в его собственных глазах, т.е. она возросла субъективно. Поскольку появилась очевидная для субъекта возможность избежать страдания, которого прежде можно было избежать лишь чудом. Хотя объективно, против конца XIX века, ценность её никак не могла вырасти в такой мере, ибо, согласно статистическому закону больших чисел, в силу перенаселённости больших городов, их переполненности всевозможною техникой и ядовитыми химическими отбросами этой техники, для индивида по прежнему очень велик риск умереть не в старости естественной смертью, но погибнуть в аварии или от рака, вызванного аллергией. Но, как говорил в подобных случаях Сталин: "Когда погибает один человек это - трагедия. Когда ж погибают многие это - статистика". И, так как, в субъективном отношении, любая религия это, прежде всего, упование на чудо, то нет ничего удивительного в том, что среди зажиточных классов стран Золотого миллиарда обрушилась всякая, не показушная, но действительная религиозность. Нужно ли чудо, если существует детально разработанная и проверенная опытом технология? Да, как щуке зонт!
Из дневника русского писателя, нобелевского лауреата Ивана Алексеевича Бунина:
"Вот зима [19]16 года в Васильевском:
- Поздний вечер, сижу и читаю в к кабинете, в старом спокойном кресле, в тепле и уюте, возле чудесной старой лампы. Входит Марья Петровна, подаёт измятый конверт из грязно-серой бумаги:
- Прибавить просит. Совсем бесстыжий стал народ.
Как всегда, на конверте ухарски написано лиловыми чернилами рукой измалковского телеграфиста: "Нарочному уплатить 70 копеек". И, как всегда, карандашом и очень грубо цифра семь исправлена на восемь, исправляет мальчишка этого самого "нарочного", то есть измалковской бабы Махоточки, которая возит нам телеграммы. Встаю и иду через тёмную гостиную и тёмную залу в прихожую. В прихожей, распространяя крепкий запах овчинного полушубка, смешанный с запахом избы, стоит закутанная заиндевевшей шалью, с кнутом в руке, небольшая баба.
- Махоточка, опять приписала за доставку? И ещё прибавить просишь?
- Барин, - отвечает Махоточка, деревянным с морозу голосом, - ты глянь, дорога-то какая. Ухаб на ухабе. Всю душу выбило. Опять же не стыдь, мороз, коленки с пару зашлись. Ведь двадцать вёрст туда и назад…
С укоризной качаю головой, потом сую Махоточке рубль. Проходя назад по гостиной, смотрю в окна: ледяная ночь так и сияет на снежном дворе. И тотчас же представляется необозримое светлое поле, блестящая ухабистая дорога, промёрзлые розвальни, стукающие по ней, мелко бегущая бокастая лошадёнка, вся обросшая изморосью, с крупными, серыми от измороси ресницами… О чём думает Махоточка, сжавшись от холода и огненного ветра, привалившись в угол передка?
В кабинете разрываю телеграмму: "Вместе со всей Стрельной пьём славу и гордость русской литературы!" Вот из-за чего двадцать вёрст стукалась Махоточка по ухабам".
В наши дни, когда для отправки приведенного сообщения о попойке в Стрельне обычно бывает достаточно одного сегмента SMS с мобильного телефона, употребит ли деревенская баба, высвободившееся время от тряской и зябкой езды за двадцать вёрст туда и обратно, на самообучение наукам и изящным искусствам? Может, конечно (например, Сталин, будучи по происхождению нищим-кинто из заштатного грузинского городка, на протяжении всей жизни своей весьма тщательно занимался самообразованием), но это мало вероятно, так как для этого потребна высокая врождённая способность суждения и развиваемое с малолетства чувство вкуса к прекрасному, а они и по сей день есть в большей степени дело случая, нежели умысла. Ибо, как уже было показано выше, способность суждения врождена субъекту, поскольку обратно пропорциональна интенсивности схватывания рассудком многообразного содержания опыта, каковой параметр неподвластен субъекту и присущ ему изначально. Хотя субъект может существенно натренировать свою силу воли, каковому параметру его способность суждения прямо пропорциональна. Но, все три параметра: способность суждения, сила воли, интенсивность схватывания многообразного опыта, через взаимоограничение друг друга, определяют восприятие субъекта, его рассудка, столь же неотвратимо, как сопротивление, сила тока и напряжение определяют электромагнитные качества проводника в электромеханике. Вот что пишет о способности суждения сам Иммануил Кант на странице 240 своего главного произведения - "Критики чистого разума": "Если рассудок вообще провозглашается способностью устанавливать правила, то способность суждения есть умение подводить под правила, т.е. различать, подчинено ли нечто данному правилу (casus datae legis) или нет. Общая логика не содержит и не может содержать никаких предписаний для способности суждения. В самом деле, так как она отвлекается от всякого содержания познания, то на ее долю остается только задача аналитически разъяснять одну лишь форму познания в понятиях, суждениях и умозаключениях и тем самым устанавливать формальные правила всякого применения рассудка. Если бы она захотела показать в общей форме, как подводить под эти правила, т.е. различать, подчинено ли нечто им или нет, то это можно было бы сделать опять-таки только с помощью правила. Но правило именно потому, что оно есть правило, снова требует наставления со стороны способности суждения; таким образом, оказывается, что, хотя рассудок и способен к поучению посредством правил и усвоению их, тем не менее способность суждения есть особый дар, который требует упражнения, но которому научиться нельзя. Вот почему способность суждения есть отличительная черта так называемого природного ума (Mutterwitz) и отсутствие его нельзя восполнить никакой школой, так как школа может и ограниченному рассудку дать и как бы вдолбить в него сколько угодно правил, заимствованных у других, но способность правильно пользоваться ими должна быть присуща даже школьнику, и если нет этого естественного дара, то никакие правила, которые были бы предписаны ему с этой целью, не гарантируют его от ошибочного применения их. Отсутствие способности суждения есть, собственно, то, что называют глупостью, и против этого недостатка нет лекарства. Тупой или ограниченный ум, которому недостает лишь надлежащей силы рассудка и собственных понятий, может обучением достигнуть даже учености. Но так как в таких случаях подобным людям обычно недостает способности суждения (secunda Petri), то нередко можно встретить весьма ученых мужей, которые, применяя свою науку, на каждом шагу обнаруживают этот непоправимый недостаток".
Куда вероятнее, что она пустит это время на просмотр идущей в самый прайм-тайм развлекательной гламурно-бульварной телепередачи об амурных похождениях скоробогатого прощелыги-куафёра С.З., а посмотрев, невольно задастся вопросом: "А я-то чем хуже этого козла, у которого нет ни большого ума, ни рожи, ни кожи?" Вот вам и зависть как основание нарциссизма! Строго говоря, капитализм был изначально, так сказать, беремен нарциссизмом и гламуром: когда в светском обществе среди родовитых, "столбовых", дворян стало вращаться много скоробогатых купцов, т.е. простолюдинов, изрядно разбогатевших в течении одной лишь свой жизни, а то и в более короткий срок, ни чуть не менее шикарных, чем те дворяне, - простой народ, видя такое, довольно быстро и не без помощи оных купцов, желавших поживиться веками накопленным дворянским и церковным добром, смекнул, что отныне он тоже "не тварь дрожащая, но право имеет", мигом свернул головы дворянам и их королям, водрузив на освободившиеся престолы купцов, которые незамедлительно провозгласили феномен скоробогатства, спрятанный под христианскою маской равенства (хотя всякому непредвзятому уму ясно, что на самом-то деле, при полном равенстве сил ни какое движение в материальном Мире невозможно), основным принципом организации общества и государства. Поэтому не вызывает удивления высказывание Василия Васильевича Розанова: "Революция вся была "холостая с девочками" (Богиня Разум, Шарлота Кордэ, M-me Сталь, Жорж Санд), и этот-то "холостой быт" её и сообщил ей безнадёжность и отчаяние. Пожалуй - в силу, в силу именно холостого отчаянного порыва, Революция течёт где-то и как-то параллельно хулиганству, Революция есть порыв хулигана сыграть роль героя". К слову, я даже не могу с полным основанием утверждать, что перед смертью все раны. Так как это моё утверждение содержало бы непосредственный вывод-инвективу от отрицания бытия вещей (смерть) к их равенству, как ещё существующим, т.е. это утверждение по умолчанию предполагает полную и всеобщую, словом, принципиально абсолютную обратимость бытия и небытия. Последнее, однако, должно быть поставлено под сомнение, ибо, в колоссальном большинстве случаев, объём принципиально возможного, но почему-либо не воплощённого в действительность, многократно превышает объём налично существующего, т.е. воплощённого; на основании чего и должно признать ненаучным употребление сослагательного наклонения. И в самом деле, как можно признать совершенно равными стасемилетнего ветхого старика, умершего в результате общего ослабления иммунитета из-за старости, и младенца, что, не успев даже толком пожить, умер от удушья при родах? То есть ясно конечно, что все мы когда-нибудь умрём в свой срок и по своей причине, но эти сроки и причины столь различны между собою, что всякая речь о равенстве, применительно к ним будет пустою софистикой; вроде того, как древнегреческий Евбулидов софизм ложно утверждает: "Всё, что ты не терял, ты имеешь. Ты не терял рога, значит, они у тебя есть". Но покажи телевидение в прайм-тайм обильно пересыпанный научными терминами интервью-рассказ профессора политэкономии Е.Т. Гайдара о причинах дефолта в августе 1998-го, наша "Махоточка", не досмотрев и до половины, переключит телевизор на тот канал, где повествуется о похождениях С.З., - до того заумною и вычурной покажется ей профессорская речь. Ведь и профессор Гайдар страдает той изощрённой формой нарциссизма, присущей подавляющему большинству преподавателей высшей школы, когда учитель по умолчанию полагает материал общедоступным, на том лишь основании, что он смог сделать его понятным для своей постоянной, специально занимающейся данной темою, университетской аудитории. Иначе почтенный профессор в качестве популяризатора научного знания, попросту утратит самоуважение. И телевидение вынужденно показывать в прайм-тайм именно то, на что существует реальный спрос у большинства зрителей Диалог же между начавшей нарциссировать "Махоточкой" и нарциссирующим профессором Гайдаром почти невозможен, ибо они обитают на весьма различных планетах. Точнее он будет возможен только при условии, что фальшиво блистательный, по сути клоунский, мирок прощелыги С.З. сделается их общей максимальной мечтой, их идолом и идеалом! Короче, гламур, характерным образчиком коего является С.З., должен со временем стать тем общим и для доярки, и для профессора знаменателем, которым в эпоху преобладания натурального хозяйства была религия. Этот консенсус и есть действительный смысл хвалённой Американской мечты. А без этого консенсуса, как иллюзии равенства, каким, скажите, способом можно, при всё возрастающем уровне разделения труда, удержать общества от постоянных попыток революции и последующих гражданских войн по югославскому или по иранскому образцам? Нет такого способа. Тем паче, что при наличии в стране ядерного оружия или просто атомных электростанций, такие войны и революции чреваты непоправимыми экологическими последствиями; и эта мина замедленного действия непременно когда-нибудь рванёт, особенно, если учесть тот, известный из биологии, факт, что внутривидовая борьба ведётся, как правило, много жёстче, чем борьба с внешним врагом. Последнее лишь вопрос времени, когда ядерный инструментарий окажется в распоряжении каждого из сущих государств. Таким образом, игра в гламур есть единственный способ отсрочить печальный конец. Ведь гламур для самых бедных есть всего лишь дразнилка воображения. Самые бедные видя, как роскошно живёт верхушка общества, ещё пуще распаляются в своей зависти; типа: "В избе холодной \ Высокопарный, но голодный, \ Для виду прейскурант висит \ И тщетный дразнит аппетит.", - ну, показуха, одним словом, а потому "как верёвочка не вейся"... Сделать же, что б и на самом деле все стали равно богаты, умны и свободны, не удастся никогда, ибо это противоречит насильственной специфике Воли-к-власти. То обстоятельство, что русское общественное сознание, будучи по содержанию уже почти совсем буржуазно-индвидуалистисческим и потребительским (первое место на планете по количеству разводов за 2008 год), после падения большевизма с его ультраколлективистской идеологией начал и продолжает рядиться, с упорством, достойным пожалуй лучшего применения, в одежды отжившего своё православия (мода на что, возможно, втихую инспирирована русским правительством, в экономическом отношении не вполне уверенным в собственных силах); равно как и то, что из всех молодёжных субкультур, на улицах русских городов, доминируют отнюдь не аполитичные нарциссирющие фрики, как оно имеет место быть, например, в Европе, но националистически агрессивные скинхэды, - эти и многие другие факты являются симптомами того, что средний класс русского капитализма, тот самый средний класс, который в сложившейся капиталистической системе выступает главным инициатором и хранителем упомянутого диалога, по существу ещё только зарождается.
Итак, именно увеличение возможностей приводит, в конечном счёте, к потере когерентности общественной системой; каковая потеря выступает в субъективной форме атомизации личности, ведущей всё более автономный и всё более нарциссический образ жизни. Этот процесс и его верхний предел (едва ли, впрочем, достижимый в действительности, ибо моей потребности в этике, т.е., в пределе, потребности в Едином Всем Благе, для того, чтобы моё Я могло быть явлено, необходимо не только бытие моего Я, но так же и бытие моего "ближнего", которое есть инобытие в отношении Я. Доказательству ad absurdum последнего положения и посвящена по существу вся "Возможность острова"), Мишель Уэльбек описывает вкратце в следующих выражениях: "...последние тридцать лет европейской истории ознаменовались массовым, внезапным и невероятно бурным крушением традиционных религиозных верований. В ряде стран - таких, как Испания, Польша, Ирландия, - всеобщая, единодушная, глубокая католическая вера на протяжении веков определяла общественную жизнь и всю совокупность поведенческих навыков, обусловливала мораль и структуру семьи, лежала в основе всей культурной и художественной продукции, социальной иерархии, условностей, житейских норм. И вдруг всего за несколько лет, меньше чем за одно поколение, в невероятно короткий срок все это испарилось, ушло в небытие. Сегодня в этих странах уже никто не верил в Бога, не придавал ему ни малейшего значения, даже не помнил, что когда-то в него верил; более того, все произошло легко, без конфликтов, без всякого насилия и протестов, даже без особых дискуссий, с той естественностью, с какой тяжёлая глыба, удерживаемая в определённом положении за счёт внешнего усилия, возвращается в состояние равновесия, как только её отпускают.<...>Когда распадаются общества со строгой религиозной моралью, вначале наступает короткий идеальный период - молодёжи в самом деле хочется жить отвязно, свободно и весело; потом она устаёт, мало-помалу состязание в нарциссизме выходит на первый план, и в результате они трахаются реже, чем во времена строгой религиозной морали.<...> Людей чем дальше, тем сильнее станет привлекать жизнь свободная, безответственная, целиком посвящённая неистовой погоне за наслаждениями; им захочется жить так, как живут уже сейчас, среди них "детки".<...> Таково направление исторического развития, его долгосрочный курс, уготованный не одному только Западу, - Запад лишь задаёт его, расчищает путь, как всегда со времён Средневековья.<...> Разница в возрасте - последнее табу, единственная граница, тем более непреодолимая, что больше никаких границ не осталось, она заменила их все. В сегодняшнем [цивилизованном] мире можно заниматься групповым сексом, быть би - и транссексуалом, зоофилом, садомазохистом, но воспрещается быть старым.<...> ...да, я стареющий мужчина, есть у меня такой недостаток - если воспользоваться вполне замечательным, на мой взгляд, термином Кутзее, лучше не скажешь; свобода нравов, такая чарующая, свежая и соблазнительная у подростка, во мне неизбежно превращается в отвратительную назойливость старого кобеля, который никак не может завязать. <...>Когда [пожилые] хотят подступиться к телу молодых, их безжалостно отталкивают, гонят прочь, осыпают насмешками и поношениями, а в наши дни к тому же все чаще сажают в тюрьму. Физически юное тело, единственное желанное благо, какое мирозданию оказалось под силу породить на свет, предоставлено в исключительное пользование молодёжи, а удел стариков - гробиться на работе. <...> ...уже во времена моего детства единственная идея, способная положить конец любым спорам и примирить все разногласия, идея, вокруг которой чаще всего возникал спокойный, без всяких осложнений, безоговорочный консенсус, звучала примерно так: "В сущности, все мы рождаемся одинокими, одинокими живем и одинокими умираем". Эта фраза понятна для самых неразвитых умов, и она же венчает собой теории самых изощренных мыслителей; в любой ситуации она встречает всеобщее одобрение, едва звучат эти слова, как каждому кажется, что он никогда не слышал ничего прекраснее, глубже, справедливее - причем независимо от возраста, пола и социального положения собеседников. Это бросалось в глаза уже в моем поколении, а в поколении [двадцатисемилетней] Эстер стало еще очевиднее". (Не трудно заметить, что в этом месте Уэльбек пересекается с вышеприведенным рассуждением Шаламова о возникновении дружбы). "В долгосрочной перспективе подобные умонастроения не слишком благоприятны для насыщенных социальных контактов. Общество как таковое изжило себя, сыграло свою историческую роль; без него нельзя было обойтись на начальном этапе, когда человек только обрел способность мыслить, но сегодня оно превратилось в бесполезный и громоздкий пережиток. То же самое происходит и с сексуальностью - с тех пор как искусственное оплодотворение вошло в повседневный обиход. "Мастурбировать - значит заниматься любовью с тем, кого по-настоящему любишь" - эту фразу приписывали многим знаменитостям, от Кейта Ричардса до Жака Лакана; как бы то ни было, человек, высказавший ее, опередил свою эпоху, и, как следствие, его мысль не получила того отклика, какого заслуживала. Впрочем, на какое-то время сексуальные отношения, безусловно, сохранятся - в рекламных целях и как основная сфера нарциссической дифференциации, - но станут принадлежностью узкого круга знатоков, эротической элиты.<...> Что же до любви, то ее больше не стоило брать в расчет; наверное, я - один из последних людей своего поколения, кто так мало любил себя, что сохранял способность любить кого-то другого, да и то редко, всего дважды в жизни, если быть точным. Ни индивидуальная свобода, ни независимость не отставляют места любви, все это попросту ложь, более грубую ложь трудно себе представить, любовь есть только в одном - в желании исчезнуть, растаять, полностью раствориться как личность в том, что называли когда-то океаном чувства и чему, во всяком случае в обозримом будущем, уже подписан смертный приговор. Года три назад я вырезал из "Хенте либре" фотографию: мужчина - виден был только его таз - наполовину, так сказать, не спеша, погружает член в вагину женщины лет двадцати пяти, с длинными каштановыми локонами. На всех фотографиях в этом журнале для "свободных партнеров" всегда было изображено примерно одно и то же; чем же меня так пленил этот снимок? Женщина, стоя на коленях и на локтях, смотрела в объектив так, словно ее удивило это неожиданное вторжение, словно оно случилось в тот момент, когда она думала совсем о других вещах, например, что надо бы протереть пол; впрочем, она выглядела скорее приятно удивленной, в ее взгляде сквозило томное, безличное удовлетворение, словно на этот непредвиденный контакт реагировал не столько ее мозг, сколько стенки влагалища. Сама по себе ее вульва выглядела мягкой и нежной, правильного размера, комфортной, во всяком случае, она была приятно приоткрыта и, казалось, открывалась легко, по первому требованию. Вот такого, приветливого, без трагедий и, так сказать, без затей гостеприимства я сейчас и хотел от мира, только его и ничего больше; я понимал это, неделями разглядывая фотографию; но одновременно понимал, что больше мне этого не получить, не стоит и пытаться".
***
"Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела
все равно, что дранку требовать у кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный".
(И.А. Бродский)
____________________
Однако, пора вернуться к рассказу о том, как Уэльбек и Веллер взаимоограничивают друг друга:
Веллеру, мне кажется, не дают покоя лавры Плотина, который, как известно, снял противоречие между аристотелизмом и платонизмом; и Веллер, намереваясь столь же успешно снять противоречие между системой Гегеля и системой Шопенгауэра, авторы коих при жизни на дух не переносили один другого, не без основания утверждает, что акт самоуничтожения человечества может быть составной частью тотальности Единого Всем Блага (в смысле самовозобновления наличной Вселенной, которая как будто всем своим развитием породила человеческий ум, дабы тот, в итоге, умышленно замкнул на своей деятельности конец и начало её эволюции). Но - не менее обоснованно возражает тут Уэльбек - Единое Всем Благо находится как таковое за пределами поля зрения субъекта, ибо для него оно представляется в своём основании совершенно тождественным с Я, но вовсе не тождественным с чем либо иным, так как Единое Всем Благо имеет основанием своим ни что иное, как факт собственной тотальности. В самом деле, если я, хоть и с немалым трудом, но могу помыслить, что в моё отсутствие всем в Мире будет хорошо, то само это отсутствие никак мною мыслимо быть не может, за тем, что моё Я, как уже говорилось выше, существует для меня вечно; и коли всем будет хорошо, в то время как мне хорошо отнюдь не будет, то может ли такое Благо считаться Единым Всем Благом? Ни коим образом! (Об этом в "Никомаховой этике", уже цитированной здесь, пишет Аристотель: "...никто не выберет жизнь без друзей (philoi), даже в обмен на все прочие блага. В самом деле, даже у богачей и у <...> начальников <...>чрезвычайно велика потребность в друзьях. Какая же польза от такого благосостояния (eyeteria), если отнята возможность благодетельствовать (eyergesia), а благодеяние оказывают преимущественно друзьям, и это особенно похвально? <...>Принято считать, что всякий питает дружбу к благу для самого себя, и, хотя благо есть предмет дружеской приязни в безотносительном смысле, для каждого [благом является] благо для него, а дружбу каждый питает не к сущему для него благом, но к кажущемуся. Разницы тут никакой нет: предметом дружеской приязни будет то, что кажется [приятным]". Отмечу лишь, что в соответствии с общим обыкновением классической античности, Аристотель почти полностью отождествляет более узкое понятие "друга" с более широким понятием "ближнего"). А это означает, что ум субъекта содержит по умолчанию, в качестве обоснования всей своей деятельности, континуум-гипотезу, где неделимое ни на что кроме себя самого, натуральное число (т.е. число с единицею в делителе, либо в итоге), выступает основанием континуальной связности множества, как системы собственных подмножеств. Оная гипотеза, в её развёрнутом и наиболее обобщённом виде, гласит: "Для любого множества, первая мощность, превосходящая мощность этого множества, есть мощность множества всех подмножеств данного множества". Поскольку последний вопрос любой этики, основанной на предположении о существовании произвола, гласит: "Если этого не сделаю Я, то кто это сделает?" Меж тем, именно применительно к деятельности, доказательство данной гипотезы принципиально невозможно, за тем, что оно неминуемо требует, чтобы множество было первопричиною самого себя, абсолютно самопроизвольно производя, т.е., если можно так выразиться, выталкивая за свои (принадлежащие причине) начальные пределы, первое звено причинно-следственного ряда, где каждая из причин и каждое из следствий есть подмножество этого множества. При этом для обеспечения самозамкнутости причинно-следственного ряда, как необходимого условия самонатягивания континуума деятельности, требуется, чтобы всякое последующее звено (следствие) обладало бы большею или равной мощностью (т.е. силою), чем звено предыдущее (причина), что, однако, противоречит условию, когда причина выталкивает следствие за свои начальные пределы, поскольку, при равенстве сил действия и противодействия, ни какое движение не возможно; если же последующее звено мощнее предыдущего, то в их последовательности должна бы произойти рокировка. Если подойти к проблеме с другой стороны и допустить, что все звенья ряда сосуществуют энергийно, т.е. все сразу и всегда, а мой ум лишь движется по ним, как по рельсам, переходя от предыдущего звена к последующему, то в силу чего тогда происходит сие движение? Ведь моё Я отнюдь не инородно ряду, если причины Я породившие и в дальнейшем уничтожающие Я, есть звенья ряда, иначе мой ум не мог бы схватить факт перемещения. Нет ответа. Да, но именно по причине того, что Единое Всем Благо непредставимо мною без моего в нём участия, я всегда буду волей-неволей тянуть одеяло Благ на себя! Таким образом, непосредственной причиною произвола в его сути, выступает трансцендентальный факт вечности моего Я. Правда, на ряду с произволом и стремление к Общественному Благу, как инобытию этого трансцендентального факта, также будет, в большем или меньшем объёме, существовать во мне всегда; каковое стремление собственно и есть потребность моя в этике, т.е. в нравственном законе. Поэтому, как сказал Омар Хайям: "Благородство и подлость, отвага и страх – / Все с рожденья заложено в наших телах./ Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже –/ Мы такие, какими нас создал Аллах!". Короче говоря, ответ на вопрос о том, существует ли объективно Единое Всем Благо, или же его объективно не существует, находится в мёртвой зоне умозрения; он, если употребить терминологию Канта, трансцендентен именно в силу того, что трансцендентален. Однако, коль скоро дело обстоит именно так, то это означает, что кантовское доказательство Бытия Божия ad lexi moralium промахивается мимо цели, намеченной его автором. С куда большим основанием это доказательство подтверждает истинность известного высказывания Гераклита Эфесского о несотворённости Мира, который "не создан ни кем из людей или богов, но [сам] всегда был, есть и будет вечным огнём, мерою разгорающимся и мерою затухающим". Дальше, увы, поезд познания не идёт, а потому и вся данная ветвь рассуждения для практической этики совершенно безразлична, скажет Игорь Михайлович Дьяконов. Впрочем нет, - всё сказанное в рамках этой ветви рассуждения свидетельствует лишь о ложности почти всех догматических учений, за вычетом разве что прагматизма:
Беспримесные либерализм и анархизм - вздор, поскольку ставя превыше всего свободу частного лица, они тем самым по умолчанию полагают чисто субъективным трансцендентальный факт вечности моего Я, на том основании, что в представлении моём Единое Всем Благо неотделимо от Я. При этом они забывают, что для того, чтобы быть явлением, необходимо инобытие, т.е. мой произвол должен быть с железной необходимостью строго уравновешен стремлением моим именно к Общественному Благу. Наглядным подтверждением чему является объявление сугубой педерастии вариантом сексуальной нормы и её легализация на этом основании. Они могут возразить мне, что чистым гомосексуалам тоже есть чем гордиться перед обществом, ибо, утратив способность к деторождению, они получили больше времени и, вообще, возможностей для занятия гуманитарными науками и искусствами, в которых зачастую достигают больших успехов, нежели обычные люди. На это я в праве спросить: Когда англичанина Стивена Хокинга парализовало, он, сосредоточив все свои силы на занятиях физикой, добился, благодаря этой собранности, весьма внушительных научных успехов. И что ему теперь гордиться своим параличом? Ни коим образом! Ибо причиной успехов здесь послужила собранность воли, а паралич - лишь поводом для того, чтобы собрать её. Нельзя гордиться лишённостью! Более того, колоссальная сила воли людей типа Стивена Хокинга или Жоржа Кутона, достойна величайшего благоговейного преклонения. Ибо подобные люди, вопреки превратностям личной судьбы, с максимальным усердием исполняют свой долг перед обществом, пускай даже и в том виде, в каком они в состоянии его себе представить. "[Жорж] Кутон был полутруп. «Он был ослаблен ваннами, питался одним телячьим бульоном, истощен был костоедом, изнурен постоянной тошнотой и икотой». Но его упорство, его энергия были неистощимы. Революционная драма шла в бешеном темпе. «Все ее актеры были столь непоседливы, что всегда представляешь их себе только в движении, вскакивающими на трибуны, мечущими молнии гнева, носящимися из конца в конец Франции – все в жажде раздуть бурю, долженствующую истребить старый мир». И Кутон не отставал от них. Каждый день приказывал он поднимать себя, сажать в кресло, чудовищной силой воли заставлял свои скрюченные руки ложиться на двигатель, напоминающий ручку кофейной мельницы, и летел, среди тесноты и многолюдства [улицы] Сент-Онорэ, в Конвент, чтобы отправлять людей [т.е. аристократов, церковников и, вообще, врагов Революции] на эшафот. Должно быть, жуткое это было зрелище, вид этого человеческого обломка, который несся среди толпы на своей машине-трещотке, наклонив вперед туловище с завернутыми в одеяло мертвыми ногами, обливаясь потом и все время крича: "Сторонись!", – а толпа шарахалась в разные стороны в страхе и изумлении от противоположности между жалким видом этого калеки и тем ужасом, который вызывало одно его имя!" - пишет Иван Бунин. Воистину, “Ни что нас в жизни не сможет вышибить из седла!”…
Вы, либералы, правы только в том, что отменили для больных сугубой педерастией уголовное преследование за их болезнь, позволив создать им свою субкультуру и таким образом "выпустить пар". Ибо в странах Средней Азии, где в уголовных кодексах ещё с советских времён сохранилась статья за мужеложество, гомусексуалы, не имея мест для легальных встреч с себе подобными, чаще вынуждены сбиваться в небольшие банды и прибегать к насилию, обманом напаивая и похищая понравившихся им людей; при чём людей, чаще всего, совершенно нормальной секс-ориентации. Промах ваш состоит, главным образом, в том, что вы, признав болезнь нормою и оказавшись ото всех попыток её исследования и лечения, тем самым позволили ей свободно распространяться в обществе, посредством пропаганды означенной выше субкультуры.
Христианство и вообще всякий действительный монотеизм (преимущественно авраамического корня) - вздор, поскольку они полагают в своём учении о бессмертии души чисто объективным трансцендентальный факт вечности моего Я, на том основании, будто бы Единое Всем Благо может каким либо способом являться совершенно объективно, т.е. помимо моего о нём представления. Наглядным подтверждением чего является представление, согласно которому бес в отношении одержимого им есть инородная самобытная сущность, каковую, следовательно, можно выгнать из одержимого, почти помимо воли одержимого, при условии, что изгоняющий прибегнет к средству (например, к пытке), одинаково чуждому как сущности беса, так и сущности одержимого; подобно тому, как изгоняют клопов из матраса, обильно смачивая его карбофосом, сущность коего одинаково чужда и матрасу, и клопам.
Тем же самым изъяном, что христианство, страдают, только в ещё более гипертрофированном виде, и всевозможные националистические доктрины, готовые видеть врага отечества в ком угодно, только не в дурных свойствах собственного народа, который по умолчанию воспринимается ими как единый безукоризненный субъект.
Коммунизм и вообще социально-уравнительные концепции - вздор, поскольку они, хотя на словах могут и отрицать бессмертие души, но по умолчанию всегда полагают чисто объективным трансцендентальный факт вечности моего Я, полагая (также, как и всевозможные националистические доктрины), что Единое Всем Благо тождественно с Благом Общественным. При этом коммунисты и их подражатели забывают, что Единое Всем Благо само по себе трансцендентно, в силу неотделимости представления о нём от моего Я, а потому, чтобы быть явлением, стремление моё к Общественному Благу должно быть с железной необходимостью строго уравновешено моим произволом. Наглядным подтверждением чему является повальная бюрократизация всей общественной жизни, например, в СССР, препятствующая проявлению любой инициативы на местах ради сохранения относительно строгого имущественного равенства. И, так как долгосрочное соблюдение упомянутого равновесия невозможно, в силу элементарной глупости подавляющего большинства политиков, что, добавлю, вполне под стать глупости рядового обывателя, то история навсегда обречена раскачиваться, подобно маятнику, между перечисленными видами идеологического вздора. Глуп же всякий, главным образом, по причине индивидуальной косности, которая в старости принимает такие размеры, что скрыть её более становится невозможным, а причина самой косности заключена в том законе природы, о коем ещё в XVIII веке так удачно сказал французский естествоиспытатель и путешественник маркиз де Мопертюи: "Природа - лентяйка, она всегда выбирает из всех возможных путей кратчайший". Однако, именно закон минимального действия выступает основанием того, что природа всегда беременна разумом и иногда порождает разум, ибо разум есть орудие сокращающее пути.
Но всё это вовсе не повод для полного отказа от секса ради удовольствия. Ибо хотя, например, дерево, никогда не испытывает оргазма в процессе размножения, а может испытывать только жажду при засухе, да и срок жизни иной его породы в разы превышает срок человеческой жизни, но человек, его вид, изначально является системою значительно более сложной, чем любой вид деревьев, и будучи лишён острейшего из удовольствий, ум человеческий коснеет, постепенно утрачивая свою гибкость. И можно сказать, подводя кое-какой итог данному разговору, что подобно тому, как в ораторском искусстве прекрасно построенною является та речь, где длинные периоды аккуратно перемежаются короткими, прекрасно прожитою надлежит признать ту жизнь, где долгие периоды усердного созидательного труда на Благо окружающим, аккуратно перемежаются несравнимо краткими моментами сексуального удовольствия на Благо себе, острота коего, однако, вполне сопоставима по интенсивности с усердием предшествующего труда. Я не стану говорить здесь о тех немногих, для кого удовольствие от чистого познания равно, или даже превышает по интенсивности, удовольствие от еды или от секса. Их очень мало, а здесь я веду речь о большинстве. Совокупная же длительность жизни в качестве мерила её красоты сугубо вторична, ибо и долгую жизнь можно прожить безо всякого проку и для себя, и для других, а то и во вред всем.
Что ж, надо быть скромнее и не вытирать ноги о тех, кого вы не понимаете. Но это не их, а ВАШИ проблемы!!!
Бери от жизни всё!
Александр Никандрович Ракоши-Шулецкий.
10.10.2009г.
__________________________
[i] Для сравнения.
Мужское описание мужского глубокого оргазма из романа М. Уэльбека "Возможность острова":
"Пятнадцатого августа, в день Успения Богоматери, Эстер занималась со мной любовью ещё сладострастнее, чем обычно. Мы находились в отеле "Сане", напротив кровати висело большое зеркало<...>; я лежал, раскинув руки и ноги, не в силах пошевелиться, все мои чувства сосредоточились в пенисе. Больше часа она сидела на мне верхом, поднимаясь и опускаясь по моему прибору, сжимая и разжимая свою маленькую вагину, она только что сделала эпиляцию. Все это время она одной рукой ласкала свои блестящие от пота груди, глядя мне прямо в глаза, улыбаясь, сосредоточенно ловя все нюансы моего удовольствия. Свободной рукой она сжимала мои яички, то слабо, нежно, то сильнее, в ритме движений своего влагалища. Чувствуя, что я вот-вот кончу, она сразу останавливалась и сильно сжимала их двумя пальцами, чтобы остановить эякуляцию в зародыше; потом, когда опасность была позади, вновь принималась скользить вверх и вниз. Я провёл так час, а может, и два - на пределе, готовый взорваться, в самом сердце величайшей радости, какую только может испытать мужчина, и в конце концов сам попросил пощады, сам попросил кончить ей в рот. Она выпрямилась, положила подушку мне под ягодицы, спросила, хорошо ли мне видно в зеркало; нет, лучше было немного сместиться, я подвинулся к краю кровати. Она встала на колени в изножье постели, так, чтобы лицо было на уровне моего члена, и начала методично, сантиметр за сантиметром, вылизывать его и лишь затем сомкнула губы на головке. Потом в дело вступили её руки, она ласкала медленно, с силой, словно извлекая каждую капельку спермы из глубин моего тела, а язык её быстро скользил вокруг оконечности члена. Мои глаза заливал пот, я утратил всякое представление о пространстве и времени, и всё же мне удалось ещё немного протянуть, её язык успел совершить три полных круга, и только тогда я кончил, и было так, словно все моё излучавшее наслаждение тело исчезло, растворилось в небытии, в волне блаженной энергии. Она не выпустила меня изо рта и почти застыла, все медленнее посасывая мой член и закрыв глаза, словно чтобы лучше слышать безудержный вопль моего счастья".
И, куда менее подробное, женское описание женского глубокого оргазма из романа Лорен Вайсбергер "У каждого своя цена":
"Больше ни я, ни он не произнесли ни слова, рухнув на постель, оказавшуюся в точности такой восхитительной как я себе представляла, и набросившись друг на друга с неистовством, которое могло бы испугать, если бы не доставляло столько удовольствия. Не возможно было сказать, где мои руки, а где руки Сэмми. Я потеряла представление о времени, утратив всякое понятие о том, где нахожусь или где меня сейчас поглаживают. Настоящее переполнение чувств - вес тела Сэмми, запах его дезодоранта, ощущение, что волосы на руках и на затылке встают, когда он касается меня...<...>Я не замечала ни дюжины свечей, расставленных по комнате, ни двух бокалов, с красным вином, оставшихся непригубленными, ни прекрасных мелодий саунд-трека "Будда бар", доносящихся из прикроватного плеера "Боуз", пока не раздался стук в дверь".
_______________________
Полагаю, что именно из этих ощущений, в результате их соотнесения финитным мышлением с итогами ретроспекции процессов развития, и зародилась в человеческом уме идея Рая как Вечного Единого Всем Блага. Ведь если нет Рая, Царства Божия или коммунистической общественной формации в конце истории, понимаемой как сбережение и постепенное наращивание сил и возможностей в ходе борьбы и в результате страданий, то жизнь индивида и его рода, а равно и вся эволюция естественных видов и последующая эволюция человеческих технологий, представляются бессмысленной "гонкой вооружений" (поскольку трудно не заметить, что слова "орудие" и "оружие" - весьма близкие родственники), вечное созерцание которой едва ли стоит свеч. Иначе конец этой гонки - моя смерть и хаос Вселенной, а, как говорит Михаил Веллер: "Безвыходным мы называем то положение, выход из которого нам не нравится". Такая абсолютная всеобщность ретроспективного соотнесения опыта страдания с опытом удовольствия, стала возможной в силу того, что в человеке разумном способность к целеполаганию, присущая всем без исключения умам определённого уровня сложности, получила максимальное развитие, обусловленное инновационною орудийно-трудовой деятельностью человеческих обществ. Однако, здесь есть одно “но”, один оттенок, которому никто из идеалистов (в широком смысле слова) не придаёт сколько-нибудь существенного значения, а меж тем он портит всю ими написанную картину бытия:
“По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем, -
Ни тебе, ни мне.
Путешествие в обратно
Я бы запретил,
И прошу тебя, как брата,
Душу не мути.
А не то рвану по следу,
Кто меня вернет?
И на валенках уеду
В сорок пятый год.
В сорок пятый, угадаю,
Там, где - боже мой! -
Будет мама молодая
И отец живой”.
(Г.Ф. Шпаликов )
[ii] Замечу в сторону, что Мишель Уэльбек, как художник, вообще конгениален Александру Блоку. И даже его "эсхатология" насквозь пронизана именно блоковским ощущением неотвратимости грядущего. Судите сами:
Это - фрагменты романа "Возможность острова":
"Когда проституция была окончательно запрещена и запрет вступил в силу на всей планете, для людей началась сумрачная эпоха. Видимо, она для них так и не кончилась, по крайней мере пока они реально существовали как самостоятельный вид. До сих пор никто не выдвинул сколько-нибудь убедительной теории, объясняющей явление, имевшее все признаки коллективного суицида. На рынке появились роботы-андроиды, снабжённые высокотехнологичным искусственным влагалищем. Экспертная система анализировала в режиме реального времени конфигурацию мужских половых органов и распределяла температуру и давление; радиометрический сенсор позволял предвидеть момент эякуляции, менять соответствующим образом стимуляцию и длить сношение желаемое количество времени. В течение нескольких недель модель вызывала любопытство и пользовалась успехом, затем продажи внезапно резко упали; компании - производители роботов, инвестировавшие в проект сотни миллионов евро, разорялись одна за другой. В некоторых комментариях этот факт объясняли стремлением вернуться к естественности, к подлинно человеческим отношениям; разумеется, это была грубейшая ошибка, что дальнейшие события и продемонстрировали со всей очевидностью: истина заключалась в том, что люди постепенно выходили из игры". <...>"Наверное, умирать было невесело на любом этапе человеческой истории; однако в годы, предшествующие исчезновению человека как вида, это явно сделалось настолько нестерпимо, что, по статистике, процент преднамеренных самоубийств (органы здравоохранения стыдливо окрестили это "уходом из жизни") приближался к 100%, а средний возраст "ухода", который в масштабе планеты составлял приблизительно 60 лет, в наиболее развитых странах снижался до пятидесяти. Данная цифра стала результатом долгой эволюции; в [ту] эпоху, <...> она ещё только начиналась: продолжительность жизни была гораздо более высокой, а самоубийства стариков встречались редко. Однако уродливое, одряхлевшее старческое тело уже сделалось предметом единодушного отвращения".<...>"Каждый год летом во Франции начинался сезон отпусков, и каждый год в больницах и домах для престарелых множество стариков умирали от отсутствия ухода; но никто уже давно не возмущался, в известном смысле это вошло в обычай, превратилось во вполне естественный способ решить статистическую проблему, снизить процент пожилых людей, неизбежно оказывающий пагубное влияние на экономический баланс страны".<...> "Без радикального уменьшения плотности населения на земном шаре<...> нельзя было бы даже подступиться к решению проблем, стоявших перед человечеством. <...>В начале XXI века сложились исключительно благоприятные исторические условия для разумного сокращения численности населения: в Европе - благодаря снижению рождаемости, в Африке - благодаря эпидемиям и СПИДу. Человечество упустило этот шанс, начав проводить политику массовой иммиграции, а следовательно, несёт всю полноту ответственности за разразившиеся вскоре этнические и религиозные войны, которым суждено было стать прелюдией к Первому Сокращению.<...>...начало крушения человеческих цивилизаций сопровождалось внезапными и непредсказуемыми колебаниями температуры. Собственно Первое Сокращение, то есть таяние ледников после взрыва двух термоядерных бомб на Северном и Южном полюсе, осуществлённого с целью затопить весь азиатский континент, кроме Тибета, и тем самым сократить население Земли в двадцать раз, произошло лишь столетие спустя. <...>"Такие области, как Эстремадура и Португалия, исчезли с лица земли. Серия ядерных взрывов, а также наводнения и циклоны, обрушившиеся на этот регион за последние несколько веков, в конечном счёте превратили его в обширную, совершенно плоскую и слегка наклонную поверхность <...>, её покрывал ровный, однородный слой вулканической пыли светло-серого цвета. Эта гигантская наклонная плоскость тянулась приблизительно на две с половиной тысячи километров и уходила в малоизученный район, находившийся на месте бывших Канарских островов; небо там обычно было затянуто тучами и клубами испарений". <...>…начало этого смутного периода ознаменовалось возвратом к верованиям и типам поведения, восходящим к далёкому фольклорному прошлому западного человечества, - таким, как астрология, магия, ведовство, приверженность к сословной иерархии династического типа. Крах цивилизаций, по крайней мере на начальном этапе, когда шло воссоздание сельских и городских племён, восстанавливались варварские культы и обычаи, во многом напоминал предсказания, содержавшиеся в целом ряде научно-фантастических романов конца XX века. Людей ожидало будущее, полное дикости и насилия, и многие осознали это прежде, чем начались первые мятежи.<...> Однако люди, хотя и знали многое заранее, не сумели не только что-то предпринять, но даже наметить какой-либо выход. Человечеству <...> суждено было избыть свой удел и пройти путём насилия до самого конца - вплоть до самоуничтожения; его не могло спасти ничто". <...> " Днём я наблюдал в бинокль за поведением дикарей и уже немного привык к их внешнему облику - грубым, топорным чертам, выставленным наружу половым органам. Если они не охотились, то по большей части либо спали, либо совокуплялись - во всяком случае, те, кто имел такую возможность. В племени царила строгая иерархия, это выяснилось с первых же дней наблюдения. Во главе его стоял самец лет сорока, с седеющей растительностью на теле; при нём находились два молодых самца с сильно развитым торсом, намного выше и крупнее остальных членов группы. Эти трое явно пользовались исключительным правом на совокупление с самками: те, встречая кого-нибудь из главных самцов, опускались на четвереньки, подставляя вульву, но с негодованием пресекали любые поползновения других особей мужского пола. Вожак во всех случаях имел преимущество перед двумя своими подручными; напротив, между ними самими, видимо, не существовало чёткой иерархии: в отсутствие вожака они по очереди, а иногда и одновременно пользовались благосклонностью различных самок. В племени не было ни одной пожилой особи. <...>. В общем, эта социальная структура очень напоминала устройство человеческого общества, особенно в позднейший период, наступивший вслед за распадом крупных федеративных систем. <...> С биноклем в руке я поднялся на вершину центральной башни. Все племя собралось на поляне, они разожгли огромный костёр и выглядели крайне возбуждёнными. Сборищем руководил вожак, восседавший, как мне показалось, на старом продавленном сиденье от автомобиля и облачённый в футболку с надписью "Ibiza Beach" и высокие ботинки; его ноги и половые органы были обнажены. Он подал знак, ритм барабанов замедлился, и члены племени встали в круг, очертив нечто вроде арены, в центр которой двое подручных вождя выволокли, безжалостно пиная, двух пожилых дикарей - явно самых старых в племени, на вид им можно было дать лет шестьдесят. Оба, совершенно голые, держали в руках кинжалы с короткими широкими лезвиями - точно такие же, какие я нашёл в чулане замка. Схватка началась в полнейшей тишине, но при виде первой крови дикари закричали, засвистели, подбадривая противников. Я сразу понял, что это смертельный поединок, имеющий целью уничтожить наименее жизнеспособного индивида; противники наносили друг другу жестокие удары, метя в лицо и в наиболее чувствительные места. После первых трех минут был устроен перерыв, и они, сидя на корточках в противоположных концах арены, обтирались губкой и пили большими глотками воду. Тот, что потолще, видимо, был серьёзно ранен, он потерял много крови. По знаку вождя бой возобновился. Толстяк поднялся, шатаясь; в тот же миг противник бросился на него и вонзил кинжал ему в глаз. Несчастный рухнул на землю с залитым кровью лицом, и пиршество началось. Самцы и самки, подняв кинжалы, с рёвом устремились к раненому, пытавшемуся отползти на безопасное расстояние; снова забили барабаны. Сперва дикари вырезали куски мяса и жарили их на угольях, но исступление нарастало, и они стали просто пожирать тело жертвы, лакать её кровь, запах которой их явно пьянил. Через несколько минут от толстого дикаря остались лишь кровавые лохмотья, разбросанные по поляне в радиусе нескольких метров. Голова лежала в стороне, нетронутая, если не считать выколотого глаза. Один из дикарей поднял её и отдал вожаку; тот встал и помахал ею в свете звёзд; музыка снова смолкла, а племя затянуло какой-то нечленораздельный речитатив, медленно хлопая в ладоши. По моим предположениям, это мог быть некий объединительный ритуал, способ укрепить внутригрупповые связи - и в то же время избавиться от ослабевших или больных особей".
А это - стихотворение "Пётр" Блока:
"Сойдут глухие вечера,
Змий расклубится над домами.
В руке протянутой Петра
Запляшет факельное пламя.
Зажгутся нити фонарей,
Блеснут витрины, тротуары.
В молчанье тусклых площадей
Потянутся рядами пары.
Плащами всех укроет мгла,
Потонет взгляд в манящем взгляде...
Тогда пускай из-за угла
Невинность молит о пощаде!
Здесь на скале весёлый царь
Возжёг зловонное кадило.
И ризой городская гарь
Фонарь манящий облачила.
Бегите все на зов, на зов -
На перекрёстки улиц лунных!
Весь город полон голосов:
Мужских - крикливых,
Женских - струнных.
Он будет город свой беречь...
И, заалев перед десницей,
В руке простёртой вспыхнет меч
Над затихающей столицей".
Из его же "Скифов":
"Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома, лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона, и Мессины!
Вы сотни лет глядели на Восток
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот - срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет - не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!
<...>
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!
<...>
Мы любим плоть - и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах...
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых...
<...>
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Но сами мы - отныне вам не щит,
Отныне в бой не вступим сами,
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами.
Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!"...
[iii] Чтобы наглядно убедиться, что для Веллера "стакан на половину полон", тогда как для Уэльбека - "на половину пуст", достаточно просто сравнить два места, посвящённых критике одного и того же христианского автора:
М.Уэльбек, "Возможность острова":
"Если было на свете что-то, что неизменно рождало во мне печаль или сострадание, короче, повергало в состояние, исключающее любую форму злобы или иронии, то именно существование Тейяра де Шардена - впрочем, не столько его существование само по себе, сколько тот факт, что у него есть или могут быть читатели, пускай и в ограниченном количестве. <..> В пятнадцать лет мне случайно попала в руки "Божественная среда", оставленная на вокзальной лавочке в Этреши-Шамаранд, видимо, каким-то обескураженным читателем. Через несколько страниц я взвыл; от отчаяния я даже разбил насос своего гоночного велосипеда о стену подвальной кладовки. Разумеется, Тейяр де Шарден был из тех, у кого, как говорится, "крыша поехала", но впечатление от него оставалось откровенно тягостное. Он смахивал на тех немецких ученых-христиан, описанных в свое время Шопенгауэром, которые, "едва отложив в сторону реторту или скальпель, начинают философствовать о понятиях, усвоенных во время первого причастия". К тому же он, естественно, разделял заблуждение всех левых христиан, да и христиан-центристов - скажем так, христиан, зараженных еще со времен Революции идеей прогресса, - а именно верил в то, что похоть - вещь простительная, маловажная, не способная отвратить человека от спасения души, а единственный настоящий грех есть грех гордыни. Ну и на каком месте у меня похоть? На каком - гордыня? И насколько я далек от спасения души? По-моему, ответить на эти вопросы не составляло большого труда. Паскаль, например, никогда бы не позволил себе вещать подобную чушь: когда его читаешь, чувствуется, что ему отнюдь не чужды плотские искушения, что он мог бы испытать сам все прелести вольнодумства; и если он выбирает Христа, а не разврат или самоотчуждение, то не по рассеянности или неведению, а потому, что Христос представляется ему определенно более сильным допингом, - короче, это был серьезный писатель. Если бы кто-нибудь вдруг обнаружил эротические записки Тейяра де Шардена, меня бы это в известном смысле успокоило; но я ни секунды в это не верю. Как же он умудрился так жить, этот возвышенный Тейяр, с кем он общался, чтобы составить себе настолько благостное и идиотское представление о человечестве - в то самое время, в той самой стране, где подвизались такие нехилые подонки, как Селин, Сартр или Жене? Зная, кому адресованы его посвящения, его письма, начинаешь догадываться: с изящными, прилизанными католиками, более или менее благородного происхождения, часто иезуитами. С чистыми, невинными младенцами".
М.Веллер, "Кассандра", отдельная главка "Тейяр де Шарден":
"Итак, на конечной стадии космогенеза, "сверхжизни", души всех людей объединятся и достигнут конечной цели эволюции "точки Омега" - и сольются с Христом и во Христе, и вот движением жизни к этой финальной цели все и регулируется. И предназначение будет выполнено, и Истина будет достигнута, и будет все хорошо, и воссияет вечный свет. Комментирование теории Шардена никак не входит в задачу этой книги. Но поскольку он "эволюционист-финалист" (на свой оригинальный лад) - то финал эволюции по Шардену, слияние всего в "точке Омега", представляется примечательным: A) Жизнь человечества конечна и подчинена задаче общекосмического характера. Б) Человек - самое энергетичное и совершенное (что соответствует одно другому) творение. B) В конце концов через человечество, т. е. так или иначе посредством человечества, вся (в основном вся?) энергия Космоса соберется в одной точке. Г) Собирание в одной точке всей основной энергии Космоса, воплощенной в человечестве, и будет главным событием в эволюции Космоса. Начнется Новая Высшая Сверхжизнь.
В эклектичной христианско-механистической парадигме Шарден пытается близиться к той же картине мира, которую дает энерговитализм: стремление человечества к Максимальному Действию как цели и финалу-началу энергоэволюции Вселенной. "Точка Омега" и есть на самом деле точка "слияния-гибели-и-рождения" нынешней Вселенной и Новой. Поистине, таланту свойственна великая интуиция".
ПРИЛОЖЕНИЯ:
Игорь Михайлович Дьяконов
Киркенесская этика
Опубликовано в журнале “Знание - сила”6/’89
В конце 1944 года немецкие войска отступали от нас в глубь Северной
Норвегии, сжигая и взрывая все, что только могло гореть и рушиться.
Маленький трактат, напечатанный ниже, был написан молодым
советским офицером среди руин норвежского городка Киркенеса в декабре
сорок четвертого. Мы были тезки и в одном воинском звании. Трактатик
был оставлен мне в полную собственность, и я хранил его. Ныне наше общество
страстно поднимает нравственные вопросы, поэтому мне показалось, что
"Киркенесская этика" может оказаться сейчас не лишенной интереса, и я
решил, что могу опубликовать ее как не совсем обычный памятник того времени.
Утверждение, будто существует много различных этик, которые меняются в
зависимости от общественного производства, периода, расы, национальности,
религии или класса, неверно. Существуют два единых основных этических
принципа для всех систем общественного производства, периодов, рас,
национальностей, религий и классов; разница заключается только в
количественном истолковании этических понятий. Первый этический принцип, или
максима, заключается в том, что благо моего ближнего важнее моего личного
блага. Это прагматически верно, потому что в нашей жизни мы привыкли
отождествлять хорошего человека как человека альтруистичного, а злого
человека - как эгоистичного. Это биологически правильно, потому что Я
означает особь, а "мой ближний" не является раз навсегда определенной
индивидуальностью; следовательно, он представляет вид, а с биологической
точки зрения смысл жизни заключается в сохранении вида, а не особи. Это
социально-экономически верно, потому что индивид не может существовать, не
составляя части коллектива, но коллектив может существовать без индивида.
Если индивид присваивает себе первенство, он, в конечном счете, разрушает
общество, а тем самым предпосылки человеческого существования. Это верно в
религиозном отношении, потому что во всякой религии Бог или божественные
силы имеют первенство перед личностью; Я может быть мыслимо как включаемое
в божество, но только поскольку это Я есть часть человечества, а поэтому
не как нечто предпочитаемое "моему ближнему". И т. д. и т. п.
Поэтому принцип первенства блага моего ближнего над моим благом -
первый принцип этики - обязательно должен являться общим для любой
жизнеспособной этической системы.
Между прочим, это дает ответ на вопрос, дошедший до нас из седой
древности, поднимавшийся еще авторами "Невинного страдальца", "Экклесиаста"
и "Иова", - почему праведный несчастлив, а злой счастлив? Ответ: потому что
счастье индивида не имеет существенного значения; имеет значение благо того
сообщества людей, которое мы условно называем "моим ближним"; а также
потому, что это сообщество погибло бы без праведности праведного. Часто
спрашивают: разве не справедливо, чтобы праведный был вознагражден, а злой
наказан? Ответ содержится в притче: у одного отца было два сына; один был
послушен, добр, трудолюбив и сострадателен; другой же сказал: "Отец, я буду
послушным, если ты дашь мне сладкого вина, добрым, если ты дашь мне пряник,
трудолюбив, если ты дашь мне денег, и сострадателен, если ты меня
похвалишь". Должен ли отец дать вознаграждение второму сыну? Нет, потому что
это не сделает его более праведным, но разбалует его, подвигнув на еще
большее зло. Но следует ли отцу дать вознаграждение первому сыну? Тоже нет,
ибо дешево то доброе дело, которое ожидает вознаграждения, и, будучи
вознагражденным, первый сын будет не лучше второго. Вознаграждение есть
подарок, милость, но она не вытекает логически из праведности.
В скобках. Вот почему автор "Киркенесской этики" не верит ни в рай, ни
в ад, но "довлеет дневи злоба его" ("достаточно дню его заботы"). Тем не
менее, как мы увидим ниже, даже и в этической системе, построенной на рае и
аде, первый принцип этики сохраняется, хотя и искажен тщетными обещаниями
вознаграждения. Человек не потому праведен, что он ожидает награды, а он
потому праведен, что праведен. То, что некоторые индивиды должны быть
праведными, заложено в природе человека, иначе человечество само себя
уничтожит. Прирожденная сила, делающая человека праведным, может быть
названа совестью. Можно также сказать, что "Царство Божие внутри нас", но
это значит просто выразить ту же мысль другими словами. Чтобы человечество
выжило, не необходимо, чтобы все люди были праведными; достаточно, чтобы
некоторые люди были праведными.
Но доля совести сокрыта в каждом человеке, добром и злом, за
исключением немногих монархов и великих вождей. Существование совести можно
было бы, вероятно, объяснить биологически, как некоторый механизм,
необходимый для выживания вида; такой механизм пока не выявлен, но может
быть выявлен впоследствии [1], как выявлены биологические механизмы страха,
гнева, радости и наслаждения; совесть можно было бы при желании объяснить
как некоторое чисто духовное (религиозное) явление - для настоящего трактата
это безразлично.
Теперь мы подходим к разнице между этическими системами, которые
существовали в истории человечества. Разница состоит только в различном
объеме, приписываемом понятию "ближний".
Даже самый примитивный дикарь, живущий по правилу: "если я съем моего
врага, это очень хорошо; если мой враг съест меня, это очень плохо",
несомненно, следует тому же, первому принципу этики. Дело в том, что для
него враг - не ближний. В этом-то и беда большинства этических систем:
открыто или молчаливо они исключают из числа "ближних" иногда меньшую, а
иногда большую часть человечества. Иногда они доходят до того, что считают
"неближнего" нечеловеком, как свободолюбивые греки считали нелюдьми рабов и
варваров, а в более новые времена нелюдьми считались все члены
антагонизируемой расы, нации или класса, и т. п. Если даже мы объявляем
вместе с Шиллером "Обнимитесь миллионы, слейтесь в радости одной", то на
самом деле никто не может жить, практически отождествляя "моего ближнего" со
всем "человечеством". Святой Франциск (если я не ошибаюсь) [2] и Сиддхартха
Гаутама Будда включали все живые существа (а не только людей) в круг своих
"ближних", а из удивительной книги Арсеньева "Дерсу Узала" мы узнаем, что то
же делал сибирский абориген, звавшийся так. Я склоняюсь перед этими тремя
людьми; но я знаю, что даже Гаутама, которого я ценю чрезвычайно высоко, и
апостол Павел, который мне очень несимпатичен как личность, хотя я признаю
его ведущую роль в превращении христианства в великую религию, не полностью
включали женщин в число "ближних"; даже всеобъемлющая формула в "Послании к
Колоссянам" не включает женщин [3]. В этом даже Иисус из Назарета был не
всегда последователен. Поэтому, в то время как категория Я неразделима,
категория "мои ближние" обычно разделяется на концентрические круги; на
внутренних расположены те, кто "более мои ближние", а на наружных - те, кто
"менее мои ближние".
Это непроизвольное нарушение Единого Великого Правила - не каприз, но
зависит от имманентного недостатка того же единого этического принципа: дело
в том, что он абсолютно действителен только между двумя людьми, но
недействителен, если речь идет об отношениях также с третьим. Подобно задаче
трех тел в небесной механике, эта задача не имеет очевидного решения, во
всяком случае без привлечения в высшей степени изощренного математического
аппарата, которым Я не может оперировать в своих отношениях с людьми.
Благо моего "ближнего" имеет право преимущества перед моим благом. Ну а если
я имею дело одновременно с двумя людьми, то очевидно, что благо как одного,
так и другого имеет преимущество перед моим. А что будет, если благо одного
не есть благо другого? Или, если я должен уступить свое благо моим ближним,
то как мне выбрать между ними, когда благо, как чаще всего и бывает,
неразделимо?
Притча: два ребенка одного пола и возраста тонут в канале. Я, женщина,
могу спасти только одного ребенка. Которого выбрать? (Задача Буриданова
осла). Предположим, что один ребенок - мой. Буду ли я подлежать этическому
осуждению, если я, мать, спасу своего ребенка?
Конечно, если мы обратимся к житийной литературе, скажем "Житию Алексея
Человека Божьего" [4] или житию того, другого типа, имя которого я забыл,
который оставил свою пятнадцатилетнюю сестру на произвол мужчин в городе и
отправился спасать в монастыре свою душу, или обратимся к другим подобным
несимпатичным историям, то покажется, что сделать праведное дело ценой
страдания наиболее близких к тебе людей именно и есть вершина святости. Но
нормальный порядочный человек, не святой и не Будда, сказал бы, что на
женщине, спасшей своего ребенка, а не другого, нет морального пятна. Причина
в том, что, подобно тому как первый этический принцип врождён человеку, -
являясь кантовским "категорическим императивом", - так же точно и разделение
ближних на концентрические круги - тоже чувство врожденное.
Другая притча: мужчина любит женщину, но обручен с другой (или состоит
в браке, или связан моральными обязательствами). Ясно, что женщины эти имеют
преимущества перед мужчиной. То обстоятельство, что он любит, в данном
случае значения не имеет. Но ясно ли, что мужчина должен отдать предпочтение
той, с которой обручен, а не той, которую любит? А если она тоже любит его,
а будущая невеста - нет? Или если мужчина, отвергнув любимую женщину,
вызовет ужасные последствия, в то время как другая довольно равнодушна к
возможному ходу событий? Число возможных вариантных ситуаций бесконечно, и
почти всегда нет простого ответа на задачу.
Еще одна притча, и именно та самая, которая вызвала к жизни
"Киркенесскую этику". Это случай войны. Конечно, война препятствует
универсальному толкованию понятия "ближний" и в любом случае есть величайшее
из преступлений. Но оставим это пока в стороне и не будем также задаваться
вопросом, кто виновен в войне. Возьмем этические проблемы, которые в
условиях войны должны решать простые люди, как мы с вами.
Война, раз начавшись, сразу разделяет всех людей резкой чертой фронта.
К противнику не относятся никакие этические преимущества. Убить противника
не значит совершить убийство. Теоретически это относится только к
вооруженному и носящему форму противнику, не находящемуся в плену. В
реальной действительности - ничего похожего. Пилот-бомбардировщик сбрасывает
свой смертоносный груз, прекрасно зная, что он разорвет на части или может
разорвать на части и гражданских лиц, детей. То же относится к артиллеристу
и (чаще, чем обыкновенно полагают) к рядовому пехотинцу [5]. Грабеж, кража,
изнасилование сопутствуют каждой войне. Автор "Киркенесской этики" начал
свою военную службу с кражи сена у крестьянина: его люди расположились в
неотапливаемой хибаре, на дворе был октябрь, а место действия - недалеко от
Полярного круга.
Теперь предположим, что в этих условиях есть довольно большой участок
фронта, сильно укрепленный противником и окруженный диким лесом, а
командующий армией (или командир дивизии) в течение десяти месяцев не имеет
сведений о том, что происходит позади вражеских укреплений. Одна
разведгруппа за другой погибает, командир потерял уже четыреста - пятьсот
человек, и наконец разведчики приводят пленного офицера. Но этот офицер
молчит и этим исполняет свой долг, ибо от его молчания зависит жизнь тысяч
его товарищей. Что должен делать наш командир? Является ли тот факт, что
офицер противника приволочен на эту сторону фронта и разоружен, чем-то,
из-за чего он автоматически переводится в круг ближних из круга неближних? А
даже если так, то разве долг командира по отношению к дивизии не
перевешивает его долг по отношению к пленному? Я не думаю, чтобы подобные
проблемы имели разумное решение; они должны решаться в основном интуитивно.
Но говоря так, мы, по-видимому, разрушаем все сложное построение
универсальности этики, и прежде всего первого этического принципа, который
мы вначале объявили врожденным. Разве девяносто процентов этических проблем,
встающих перед нами, не являются проблемами трехчленного или более сложного
характера? Нет простого решения для каждой этической задачи в частности, но
есть общее правило этического поведения.
Мы переходим ко второй максиме этических принципов, которая тоже носит
всеобщий характер: по мере твоих сил не умножай мирового страдания. Это
правило более трудно для интерпретации. Мы еще не дали определения "добру" и
"злу". В биологическом смысле "добро" - это, видимо, просто выживание рода.
Однако это не может быть прямой целью действий, мотивированных нашей
совестью, потому что такие действия иррациональны, автоматичны и
эмоциональны. Поэтому, когда индивид действует интуитивно в соответствии со
своей совестью, он не может знать, что важно для выживания вида в данном
случае: решение, принятое спонтанно, по обстановке, в какой-либо не
предрешенный заранее момент, не может определяться высшими соображениями;
оно складывается именно иррационально, автоматически и эмоционально. Однако
же, если индивид попросту старается не умножать каких бы то ни было
страданий в мире, он совершает косвенным образом поступок, способствующий и
выживанию вида, и в этом смысле совершает "добро" и в биологическом смысле
[6].
Что касается "зла", то единственное толкование этого понятия, не
вызывающее противоречий, - отождествление зла со страданием. Страдание может
прямо, немедленно эмоционально быть воспринято нашими чувствами; мало того,
человек способен также к сочувствию страданиям других. Поэтому правило "не
причиняй другим страданий" не превосходит человеческих возможностей, даже
при условии, что действие это автоматическое и эмоциональное.
Правда, если сравнительно легко установить, кто твой ближний, - по
крайней мере, в рамках унаследованных норм нашего круга, нашего общества,
нашего идейного окружения, - и если сравнительно легко даже определить, какие
мои действия увеличат зло в мире, страдания в мире, то гораздо труднее
выбрать, какие из моих действий более, чем другие, увеличивают зло в мире.
Что надо особенно иметь в виду - это отдаленные последствия наших действий
(сравните "Фальшивый купон" Льва Толстого). Несомненный факт, например, что
насилие, которое в момент его совершения казалось необходимым и меньшим злом
(скажем, во время войны или гражданской войны), имеет тенденцию полностью
менять сознание лиц, его применявших, и вызывать цепную реакцию насилий,
которые могут продолжаться без конца в течение десятилетий. Это легко
подтвердить общеизвестными фактами из истории XX века. А значит, правило о
неумножении страданий в мире верно и в социологическом смысле. Что касается
религии, - во всяком случае, если взять современные религии - это правило,
очевидно, верно.
Возвращаясь к трудности выбора между действиями, увеличивающими сумму
страданий (как выбрать, которое из них меньше увеличивает страдания?), мы
опять приходим к интуиции, то есть, в конечном счете, к совести. Мы уже
упоминали, что почти никто из людей не лишен совести полностью, однако тут
следует различать два типа людей: с одной стороны - фанатиков, идеально
приспособленных к действию, но видящих только одно непосредственное
следствие из него, и интеллигентов, способных видеть этически разные стороны
предмета и тем самым более ограниченных в своей способности действовать.
Однако эта ограниченность лишь мнимая, потому что она в сущности сводится к
ограничению способности увеличивать страдания мира. Но поскольку решение
относительно моих действий целиком зависит от моей интуиции, моей совести -
и, конечно, от моей свободы воли, это вытекает из функциональной роли
совести, - поскольку "царство божие" внутри нас: только мы сами можем оказать
милосердие и проявить самоотверженность и самопожертвование.
Как мы пытались показать выше, что бы ни правило нашей жизнью -
биологическая эволюция, Второй закон термодинамики или Бог, - это сила, не
имеющая дела и не могущая иметь дело с личностью, но, в лучшем случае, лишь
с видом. Это сила не всеблагая и не милосердная, может быть, в человеческом
смысле, она даже вообще не благая (для личности). И, по-видимому, она не
может быть всеведущей, разве что в отношении самых общих законов развития
Вселенной [7].
Мало того, можно утверждать, что всезнание физически и философски
невозможно: оно нарушает принцип неопределенности, - зная место частицы в
пространстве, мы не можем знать направления и скорости; зная скорость, мы не
знаем места в пространстве. Заметим, что речь идет не о несовершенстве
человеческого познания, - просто в природе что-то не может существовать
одновременно, а несуществующего не могло бы познать даже всезнающее
существо. Вообще, верховная сила весьма равнодушна к нашим личным
страданиям, что и показано в "Книге Иова". Но именно эта сила вложила в нас
инстинкт совести, разрушительный для его индивидуального носителя, но
необходимый для выживания человечества. И только в этом "Царстве Божьем" -
которое внутри нас - мы можем искать доброту, снисхождение и любовь.
Однако и тут не вижу места ни для веры, ни для надежды. Надежда -
хорошее успокоительное, но она не необходима для добрых деяний. Мало того,
- и это, кстати, о Рае и Аде - я думаю, что святые мученики были
праведны не потому, что они надеялись на награду, а несмотря на то, что
они на нее не надеялись.
Итак, будем надеяться, что наша совесть не слишком часто вводила нас в
заблуждение, и то, что живет в нас, по-отцовски простит нам те ушибы,
которые мы - время от времени, вольно или невольно - оставляли на ребрах
ближних. Но, конечно, и эта надежда, как и всякая надежда, тщетна, и нам
следует выполнять наш долг в меру нашего понимания, не беспокоясь, простят
нас в конце концов или не простят. Остальное - энтропия.
____________________
Примечания:
1. Это как будто подтверждается некоторыми новейшими биологическими
исследованиями. - И. Д.
2. Автор не ошибается. - И. Д.
3. "Нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара,
скифа, раба, свободного" и т. д. - И. Д.
4. Разве Алексей не нарушил заповедь "Чти отца своего и матерь свою"? -
Автор.
5. Все это было написано до Дрездена, Хиросимы и Нагасаки. - И. Д.
6. Можно возразить, что страдание особей может быть биологически
необходимо для вида. Это верно. Однако в отношении между А ("мной") и Б
("моим ближним") индивидуальность представлена только А, в то время как Б
представительствует за целый вид: мой ближний в качестве ближнего не есть
особь, а есть представитель вида. Страдания индивида могут быть на пользу
виду, однако страдания вида - безусловное зло. Поэтому страдать должен А, но
не Б. - Автор.
7. Первородный грех, как его изображает христианская традиция, есть
нечто весьма тривиальное; трудно понять, какое зло (в смысле данного выше
определения) было совершено Евой и Адамом - разве что считать эту историю
притчей об отдаленных последствиях наших деяний. Но она полностью
противоречит представлению о всеведущем божестве. Оно бы предвидело
совершение первородного греха, ибо решение свободной воли человека было бы
заранее известно Божеству. Зачем же тогда наказание? И разве оно не слишком
жестоко для отношений между Отцом и его Детьми (оно длится тысячелетиями!)
Также принесение божеством самого себя в жертву, если считать, что оно
всеведуще, производит странное впечатление: выходит, что Иисус знал, что его
мучения продлятся всего шесть часов - то есть меньше, чем предсмертные
мучения большинства людей, умирающих естественной смертью, - после чего он
знал точно, что проснется в Раю, в то время как умирающий человек в этом
уверен быть не может и от неведения страдает больше! Вечное наказание
несправедливо и аморально, и вообще почему столько хлопот об обеспечении
вечного блаженства для избранных, раз они уже предрешены заранее всеведущим
божеством, которое могло бы все сделать сразу. Первородный грех может быть
истолкован только как врожденное несовершенство человеческой совести и
потому - человеческих действий. Жертва божества может означать добровольное
соучастие в этом несовершенстве, а обещанная награда - незаслуженный дар,
милость. Смысл этого был бы в том, чтобы вырвать человечество из слишком
узкого круга "ближних" и показать, что правило должно, по возможности,
применяться универсально. Я не думаю, что из всего этого можно вывести
всеведущее божество, и вообще жертва Иисуса за все человечество кажется мне
куда убедительнее, если считать, что он был человеком. - Автор.
Фейербах. Критика христианства.
Впервые опубликовано на интернет-сайте “Дом Солнца” 12.06.2008г. философом П.С. Дубовицким, пишущим под ником Vehemens.
Начало критики или начало глав падает на введение, в котором большая часть размышлений происходит вокруг человека. Именно в нем задается вектор дальнейшего хода нашей критики. Здесь еще нет четкой проблематизации и ее решений, однако уже здесь можно будет увидеть, чему ставится приоритет.
Итак, религия для Фейербаха - это некая ступень эволюции сознания, показатель усложнения форм, а вместе с этим и противоречий. Здесь происходит «существенное отличие человека от животного», именно благодаря наличию сознания, в классическом своем понимании, возможно понятие религии, согласитесь, несколько не догматическая трактовка. Религия, грубо говоря, рационализируется, и чем сознание активней, тем человек больше проникается чувством религиозности. Соответственно размежевание человека и животного, приводит нас непосредственно к анализу сущности человека.
В чем заключается истинная сущность человека? Фейербах выделяет три качества, присущие человеку – это Разум, воля и сердце. По его мнению, это силы, довлеющие над человеческим родом, от них человек никуда не денется, они привнесены человеку более могущественным и высшим существом – Богом. Заметьте, Фейербах совершенно противоречит церковным учениям, обосновывающим главное для человека – Веру, надежду и любовь. Эти силы (фейербаховские) объективны для человека и объектом их созерцания выступает также объект (извиняюсь за тавтологию), последним является Бог. Благодаря самосознанию возможно постижение Бога, поскольку Бог, есть высшее сознание, высший объект сознания, и к которому вечно стремится человеческое. Сознание – это способность познавать себя самого в качестве предмета, наслаждаться своим совершенством, опосредованно другому объективному сознанию. Отличие человека от животного заключается в таком принципиальном моменте, как самообъективирование, которое, в свою очередь является показателем способности к постижению религии. Субъектом в этом случае выступают вышеназванные человеческие возможности – Мышление, воля, чувственность, которые объективируют человека в случае его деятельности посредству их самих. Познание Бога, исходя из этого осуществляется и зависит от этих способностей т.е. Бог, как бы то ни был он всемогущ, зависит от способностей человека, который в принципе одинаковы. Мыслительная способность задает рамки своего виденья Бога и тем самым его же и ограничивает. Бог и отношение человека к нему проявляется и в других связях т.е. человек то признает совершенным, где умение его в определенной отрасли достигает высшей точки. Так же дело обстоит и в религиозном плане, все существо человека стремится к познанию этого высшего, по средству и возможностям своих способностей.
Соответственно стремление, поиск покоя в этом высшем ,возможен в том случае ,если это нечто в-себе самом не противоречит моей сущности, если он не «иное» по отношению ко мне. Проблема в том, что Бог, должен быть: во-первых гораздо могущественней человека, во-вторых он должен быть не человеком, но схожим с ним в- третьих, он должен оставаться чем-то высшим, объективным, являться предметом поклонения. Отсюда и начинается критика Фейербаха, учитывая все те моменты, необходимо различать; где здесь человеческое, а где божественное, что достойно поклонения, а что нет? Это придется решить.
Человек и Бог, Человек и религия, меж этих сущностей всегда происходит пересечение, косвенное или явное, но оно всегда присутствует. «Сознание Бога есть самосознание человека, познание бога – самопознание человека». Поэтому, отсюда видно, что мысль о боге в человеке существует, и существовала всегда, и в этом плане религия «первичней философии и истории», человеческие усилия в процессе всей истории, всегда были направлены на познание самого себя, а религия это воплощает сполна. В религии человек себя объективировал, поскольку для познания всегда необходим объект, человек себя и рассматривает как объект. В связи с этим эволюция религиозного мировоззрения заключается в изменении объективирования сознания человека, выражавшееся в представлении божеств. Усложнение форм, глубина самопознания характеризует более современную форму поклонения. Религии предшествующие еще неосознанно обожествляли некоторые идолы, постепенно приходя к антропоморфизации своего культа. Соответственно нынешнее поклонение, нынешняя религия и критика ее сводится к проблеме человека, а не бога. Она становится более человечной. «Божественная сущность – не что иное, как человеческая сущность, очищенная, освобожденная от индивидуальных границ, т.е. от действительного, телесного человека, объективированная, т.е. рассматриваемая и почитаемая в качестве посторонней, отдельной сущности».
Тема признания Бога, его существования определяется рядом свойств присущим ему, иначе говоря, восприятие осуществляется на базе явлений, предикатов, которые воспринимаются и по ним же судится о сущности предмета. Так Бога мы познаем предикативно, удостоверяемся в его существовании. И чем ясней станут эти явления, чем конечнее, тем человеческий разум ограниченнее. Соответственно тот, кто отрицает предикаты бога, являются атеистами. Проблема, связанная с признанием и не признанием божественных свойств обсуждается Фейербахом, в которой он отстаивает точку зрения, о непостижимости их, иначе мы приходим либо к атеизму, либо к ограниченности разума, либо о конечности существования Бога, в любом случае все это отрицательные крайности.
Познание Бога идет в совокупи с самопознанием и человек удостоверяется в истинности существования бога, только потому, что последний составляет его внутреннее мироощущение. Религиозный человек не будет сомневаться в существовании Бога, в объяснении, кто он? Что это? Как выглядит? и.т.д. Поскольку он (Бог) для человека – высшая инстанция и человеческое. Воображение, мышление представляет ее как высшую, бесконечную, мудрейшую и т.д., т.е. удит по его атрибутам.
«Сущность и сознание религии исчерпывается тем, что заключается в сущности человека, его сознании и самосознании». Отсюда множественность предикатов, являющих многообразие и множество вообще человеческих индивидов.
Различие в отношении человека к Богу обусловлено, как множественностью индивидов, так и в более частном виде противоречием внутри самого человека. Причиной противоречия, кроящегося в человеческой сущности, является, по мысли Фейербаха, - Разум – ум или рассудок. Именно из-за рассудка человек способен поступать по велению закона, т.е. порой жестоко, беспристрастно, холодно, вопреки всем другим. Но только в этой способности человек способен к абстрагированию и отрицанию самого себя, а это есть путь к чему-то высшему и бесконечному, поскольку рассудок по своей сути – это нечто всеобщее, «достояние всего рода». Парадоксальность в том, что как бы рассудок по своей сути не стремился к Богу, и не был единственным посредником, он диктует свои условия последнему. Отсюда проблема противоречия, раздрая личности. Решение этого вопроса, Фейербах, видит вот в чем: это не проблема. Смысл в том, что разум действует так, как ему положено действовать. Как бы он ни диктовал условия божеству, он зависим от него и к нему тянется. Все свои предметы, объекты для наблюдений он заимствует у Бога, он сам есть порожденное им. «Бог есть потребность мышления, необходимая мысль, высшая ступень мыслительной способности». Но… «Я» человека не удовлетворяется этими рассуждениями, они ему чужды и непонятны, единственное, что он может понять – это то, что диктует ему разум, а разум, в свою очередь, диктует, то, что сам мог постичь, т.е. с «человеческой» точи зрения, Бог зависит от разума. Насколько тот его представляет, настолько это понятно человеку, и настолько, по его мнению, возможно высшее существо.
С точки зрения моральности, то религия выступает причиной некоторых нравственных предпосылок, от которых скрупулезный разум отходит и вторит свои законы, жесткие и не подстепные. Фейербах со своей гуманистической точки зрения утверждает, что безверия в человека, приводит к отрицанию религии, и вообще самого себя. Здесь он также приходит к антропоцентризму, утверждая человека, как меру всего в объективном мире, и основой нравственности считает – сердце, любовь. Говоря, что любовь – это посредник между всеобщим и единичным, «между совершенными и не совершенным, греховным и безгрешным. Любовь делает человека богом и бога – человеком». Следовательно, благодаря любви возможно нравственное существование людей, «слушающих» свое сердце, которое несколько смягчает или вообще порой отрицает рассудочные категории. Предпосылкой же всего этого является вера в человека, опосредованная религией, в которой признается антропотелеологичность. Интересным моментом у Фейербаха, становится толкование самой любви. Что это? Для него это не пустая духовность! Это родство основанное на крови и плоти. Это платоническая, «живая» любовь. Думаю, это не стоит понимать в изощренной форме, как некоторое лишь сексуальное влечение, в буквальном смысле – платоническое, скорей здесь возможна любовь к тому, что живо т.е. в котором течет кровь, бьется сердце, что чувствует. Это всеобъемлющая любовь, к каждой «твари Божией».
«Только такая любовь способна прощать грехи… только чувственные, а не отвлеченные существа бывают милосердны». Воплощение Бога в человека, осуществлена, исходя из этой схемы. Человечество нуждалось в том, в кого могло бы поверить, тот, кто станет схожим с ними, кто покажет им чувство «сердца». Вочеловеченный бог, это не человек, это бог, но принявший облик, форму человека, в остальном же, свободный от человеческой ограниченности. Этим Фейербах объясняет роль сына в проблеме триединства Бога и явление Христа. Только из-за великой любви бог снизошел до человечества, именно в этом «настоящая причина воплощения – любовь без всяких дополнений, без различия любви божественной и человеческой». Истинно религиозный человек в обращении к богу раскрывает все потаенные уголки своего сердца, также как и бог по отношению к человеку, к людям, отсюда выводится тождество бога и человека.
Итог. Как я считаю, суть крики было показать несостоятельность догматической установки христианства, да и вообще религии, показать разделённость человека и Бога, угнетенность и подавление, страх перед Богом. Фейербах, это жестко критиковал и доказывает обратное, что нет никакой разделённости между подлунным миром и миром надлунным, все действует в совокупности. В этих размышлениях, на мой взгляд прослеживается преемственность некоторых гегелевских положений, о взаимодействии и проникновении двух крайностей, примиряющихся в одном среднем термине, который и осуществляет движение, проникновение и вечный круговорот. То же, но в несколько иной степени это видно и у Фейербаха. У которого в материализме построенном на плоти и крови, кроются идеальные структуры, подлогом его материализма антропологического является гегелевский идеализм.
ПЕДАГОГИКА МАКАРЕНКО ДЛЯ ЧАЙНИКОВ.
Статья от 21.05.2008г. из блога украинкого педагога Олега Ласукова
Долго ходил я по коридорам Педагогического университета и спрашивал якобы будущих, якобы учителей: «Кто такой Макаренко?» Наиболее распространённые ответы: «В первый раз слышу», «Это был педагог, который воспитывал коллективно», «Нас в школе им грузили, я даже записывал, но уже помню», «Писатель… он написал какую-то поэму про педагогов…»
Среди студентов, собирающихся летом в лагеря вожатыми, где-то четверть эту фамилию слышала, но книгу «Педагогическая поэма» не читал никто.
Итак, год 1920-й. Разруха, голод, и орды беспризорных детей, ворующих всё, что плохо лежит. Грабежами и убийства тоже – на каждом шагу, а на устах гимн «Позабыт, позаброшен…» Большевики сказали «надо», Дзержинский ответил «есть» и ВЧК принялась за дело. Повсеместно начались облавы и бурный рост детских воспитательно-трудовых колоний…
Одну из них наробраз Украины решил организовать под Полтавой. Туда и был брошен «делать нового человека» молодой учитель Антон Макаренко, прочитавший целую гору педагогической литературы. Как он это сделал – непонятно, ибо всякий знает, что читать педагогическую литературу в принципе невозможно, страшно далека она от реальных детей. Нет, вы попробуйте прочитать вот эту цитату из одного «учебника» по педагогике: «Руководя воспитательным коллективом, воспитатель может педагогически целесообразно организовать и направить жизнь детей в общественно-полезное русло, а, следовательно, организовать и направить процесс воспитания детей, руководить им, т. е. внести в жизнь детского коллектива содержание, соответствующую организацию, формы и методы деятельности…» Господи, как же хочется убить, того, кто это писал… Но я отвлёкся.
Первые воспитанники колонии оказались отнюдь не малолетками. Это были вполне совершеннолетние грабители и убийцы, занизившие свой возраст, чтобы не идти под расстрел. Они очень невнимательно прослушали пламенную речь Макаренко о новой жизни, а после вообще перестали обращать внимание на воспитателей – уходили в город, когда хотели, возвращались только ночевать, вытирая с ножей чью-то кровь. Таково было, как признавал он в «Педагогической поэме»: «бесславное начало колонии имени Горького».
В этой книге Макаренко пишет, что впервые заставил обратить на себя внимание воспитанников, дав одному из них по лицу. Почему после этого воспитанники не убили его, а покорно пошли пилить дрова – из книги не очень понятно. То ли зауважали физическую силу Антона Семёновича и его решимость, то ли им просто стало стыдно...
Книга писалась в разгар сталинизма и, понятно дело, очень о многом в ней говорить было нельзя. Из анализа умолчаний, а также воспоминаний бывших воспитанников можно предположить, что поначалу дело было вовсе не в педагогике. Просто в колонии дежурил наряд чекистов, который в любую минуту мог препроводить зарвавшегося воспитанника обратно в тюрьму. Так что по-настоящему Макаренко начал с того, что вызвал этот самый наряд и ласково предложил всем сделать выбор: или тюрьма или «…а кто останется жить в колонии, тот будет соблюдать дисциплину. Как хотите. «Малины» не будет».
Много чего написано о «гуманистическом» воспитании, уважении к личности и о том, что педагог «выгоняя ученика, пасует перед ним». Всё это правильно, но уже потом. В самом начале пути эта интеллигентская трескотня разбивается о суровую действительность. Хотят того гуманисты или не хотят, но все выдающиеся педагоги начинали свой путь к воспитательным вершинам с грубоватого административного принуждения. Воспитуемые, так или иначе, должны были начать совершать какие-то нужные педагогу действия, (например, первый раз в жизни помыться), а потом вдруг увидеть, что это хорошо (согласитесь, когда у тебя нигде не чешется, то это хорошо). Но, боже упаси, заставлять это проделывать одного – только всех сразу.
В колонии Макаренко начали трудиться. Не потому, что их убедило доброе слово гуманиста, не под влиянием личного примера воспитателя (когда Макаренко с завхозом Калинычем разгребали снег – колонисты стояли на крыльце и ржали), а потому, что выбор у них был скуден. Начали работать… и с каждым днём всё с меньшей ленцой…
И что же вскорости обнаружилось? В колонии загудели печи, и стало тепло. Чистенькие комнаты, аккуратнейше застеленные кровати, белоснежные скатерти и цветы, цветы повсюду – приятно ласкали взоры. Подсобное хозяйство обогатило как стол, так и стул воспитанников, а ещё: «к марту все наши колонисты были так одеты, что им мог бы позавидовать любой артист…» С каждым днём и старожилы и новенькие убеждались, что в колонии по любому жить лучше, чем в кутузке или подворотне. Платой за эту жизнь была строгая дисциплина и упорный труд… Т.е. создав, говоря современным языком, «пространство соблазнов» Антон Семёнович в принципе мог потребовать с воспитанника за право пребывания в этом «пространстве» очень многого. Первичное принуждение ни в коем случае не должно достигаться криком, угрозами и физическим насилием. Только предоставлением выбора: «Ты или с нами или где, хочешь».
Решив задачу первичного принуждения, великий педагог, следуя своему таланту, интуиции, а также, конечно, пробам и ошибкам начал создавать Систему самоуправления колонии. Он понял главное: никакой воспитатель даже в тысячной доле не может так влиять на ребёнка, как это делает коллектив сверстников. Будь сотрудница детской комнаты милиции хоть самым разнеможным психологом, хоть семи педагогических пядей во лбу, пусть она хоть сутками проводит с трудным подростком душеспасительные беседы из цикла: «Ну, что же ты, Саша» – дворовая компания легко сведёт её усилия на нет. Только создание коллектива – вот единственно правильный путь педагога, если, конечно, его цель – результат, а не процесс. (После убийства перуанского студента, все воронежские ВУЗы отчитались о проведении «Вечеров толерантности». Хорошие студенты попели песни с хорошими неграми. И что? Процесс налицо, а результат?)
У Макаренко было множество крупных открытий и мелких находок: повсюду зеркала – и нет больше чумазых, убрали повсюду плевательницы – и никто не плюётся, но помимо всего этого я бы выделил несколько самых главных посылок.
Во-первых, воспитанники должны трудиться всегда, упорно и видеть зримые результаты своего труда: огороды, клумбы, птичник, клуб, карусель, столовая… и везде ослепительно красиво. Во-вторых, чем меньше у питомцев свободного досуга – тем лучше. При колонии было множество кружков, секций, ансамблей, оркестр и самый настоящий театр. В-третьих, любое дело, должно планироваться, осуществляться, а потом тщательно анализироваться. Ничего не имеет смысла, если дело потом не обсуждено. Собрания и Советы командиров были неотъемлемой частью жизни колонии.
Ещё одно открытие Антона Семёновича привело меня в восхищение – это изобретение сводных отрядов. В колонии были постоянные отряды с назначаемыми или избираемыми командирами. Но как только намечалась какая-либо разовая работа: наряд на кухню, заготовка дров, подготовка праздничной театрализованной постановки… то это никогда не поручалось постоянному отряду. Обязательно формировался отряд сводный, которому назначался командир из «рядовых» колонистов. Каждый воспитанник помногу раз бывал в роли и руководителя и подчинённого. Эта система подняла уровень дисциплины в колонии имени Горького до прямо-таки фантастического, нереального уровня, например, 8-летнего дежурного не осмеливался ослушаться 16-летний здоровяк.
Конечно, путь к созданию одного из самых прекрасных детских коллективов был для Макаренко труден, тернист и противоречив. Конечно, его ели. Коллеги и чиновники брызгали слюной – вечная история.
Так или иначе, но коллектив был создан и жил по прекрасным человеческим законам. Сила его особенно блестяще проявилась тогда, когда Макаренко был переведён в детскую колонию Куряж, под Харьковом, где находились четыреста вконец разложившихся воспитанников.
Поначалу Антону Семёновичу предлагали взять с собой только десятерых воспитанников «…хорошие мальчики будут полезно влиять на плохих мальчиков. А мне уже было известно, что самые первосортные мальчики в рыхлых организационных формах коллектива очень легко превращаются в диких зверёнышей…» Макаренко настаивал на сотне и настоял. В общем, наступил день, когда чистенькая колонна горьковцев под барабаны вошла в загаженный Куряж… и к празднику первого снопа уже никто не мог отличить горьковцев от куряжан...
Ну, а дальше была коммуна имени Дзержинского при ГПУ-НКВД, знаменитый завод, выпускающий фотоаппараты ФЭД, литературная деятельность, и внезапная кончина в возрасте 51 года.
Его педагогические успехи были поразительны и даже невероятны, он оставил нам бесценнейший опыт, книги и статьи. Будущие педагоги их не читают, хоть их и «грузят». Они не знают, и знать не хотят имени великого воспитателя Антона Семёновича Макаренко.
Русь и Украина, куда несётесь вы?
Против христианства
© Copyright: Александр Ракоши-Шулецкий, 2009
Свидетельство о публикации №209100700574
Свидетельство о публикации №209100700574
Рецензии
Ну вот, не успел я... И Вас уже нет. Извините.
Грустно всё это. Светлые идеи - и их претворение в жизнь.
Есть Христос и есть наживающиеся на Его Имени.
Из христианства чьи-то заботливые лапки убрали первоначальную идею вечной жизни (перевоплощения души) и заменили на идею сатаны...
Хорошо бы основательно редактнуть текст. Нелегко читается.
Добрая Вам память.
С искренним уважением, Ваш
Феликс.
Феликс Эльдемуров 01.04.2010 14:40 • Заявить о нарушении
Грустно всё это. Светлые идеи - и их претворение в жизнь.
Есть Христос и есть наживающиеся на Его Имени.
Из христианства чьи-то заботливые лапки убрали первоначальную идею вечной жизни (перевоплощения души) и заменили на идею сатаны...
Хорошо бы основательно редактнуть текст. Нелегко читается.
Добрая Вам память.
С искренним уважением, Ваш
Феликс.
Феликс Эльдемуров 01.04.2010 14:40 • Заявить о нарушении
Присоединяюсь.
Мои соболезнования родственникам умершего.
Саша Милый 14.08.2010 18:32 Заявить о нарушении
Мои соболезнования родственникам умершего.
Саша Милый 14.08.2010 18:32 Заявить о нарушении
На это произведение написана 31 рецензия, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.