Старая дева

В открытое окно доносились голоса и смех детворы со двора. Поскрипывали качели, кто-то усердно бухал по мячу.
- Господи, никакого покоя нету! Отдохнуть старому человеку невозможно! - проворчала Татьянина мать, поудобнее укладываясь на подушке.
Татьяна отшвырнула книгу, которую пыталась читать, подошла к окну и резко захлопнула форточку.
- Вот так расколотишь окошко! Ремонтировать кто будет? Мама? Всю жизнь только на мне и едешь. Мама принеси, мама свари, мама подай!
- Замолчи! - неожиданно для себя крикнула Татьяна, никогда раньше не смевшая поднять голос на мать.

Видимо и для матери это прозвучало, как гром среди ясного неба.
- Ты... ты чего это? На меня?! Дожила, дочь родная убить готова, - закуксилась старуха.
- Извини, - пробормотала Татьяна и вышла из комнаты, собрав всю выдержку, чтобы не хлопнуть дверью.
На кухне, наливая себе чай, она уронила и разбила вдребезги чашку, убирая осколки, больно ударилась локтем о холодильник, пнула от злости его ногой, забыв, что босая...
Едва не заревев от боли и раздражения, села за стол и уронила голову на руки.

... Всю жизнь Татьяна прожила под материнским руководством и неусыпным контролем, её диктат воспринимала, как что-то само собой разумеющееся. Отца она почти не помнила, он ушёл из семьи, когда Татьяне было года три, исправно посылал алименты, но сам больше не показывался никогда. Мать называла его гадом, эгоистом, и так внушила это дочери, что у той, даже когда она стала совсем взрослой, ни разу не появилось желания хотя бы из любопытства найти отца, посмотреть, какой он на самом деле. Нет, весь мир её заключался в маме. Сказала мама: «Никаких походов с классом!», значит так и должно быть, «Не дружи с Юлькой Копытовой!» - подружку в сторону. Мать вела её по жизни, заранее планируя каждый шаг дочери. «Пойдёшь учиться в педагогический!»

Таня не спорила, хотя в душе ей хотелось совсем другого, она мечтала стать модельером. Зубрила неинтересные ей предметы, сдавала экзамены только на отлично - а как же иначе показаться пред материнские очи? Подчинение матери стало не просто привычкой, а второй натурой Татьяны. Она и не представляла, что можно жить по-другому. Девчонки в институте бегали на танцы, дружили с парнями, шептались о своих девичьих секретах. Тане до ужаса хотелось того же самого - влюбиться, ходить на свидания, плюнуть иной раз на учебники, но за спиной неотступно стоял образ матери и Таня, будто наяву слышала её голос: «Нечего глупостями заниматься, об учёбе надо думать!» И она думала. Хорошенькая, неглупая, одетая не хуже всех, она, тем не менее, стала белой вороной среди однокурсниц. Однажды девчонки всё-таки вытащили зубрилку Таню на институтский вечер. Оробев в вольной непривычной обстановке, она смотрела на всё широко раскрытыми глазами, со страхом и смятением чувствуя, что ей здесь нравится. И даже мамин голос куда-то отступил, заглушённый громкой музыкой.

 В тот вечер её пригласил танцевать симпатичный светловолосый парень, представился Сергеем. После танцев проводил до общежития и пригласил назавтра в кино. Таня, не подходившая прежде и на километр к мальчикам, влюбилась. Сразу и бесповоротно. Они встречались с неделю. Ходили в кино, гуляли по городу, Сергей рассказывал разные смешные истории. Тане трудно было поддерживать разговор, всё её красноречие, как всегда, сводилось к маме: «А вот мама считает... Мама думает... Мама решила... Маме бы не понравилось...» В субботу Сергей не пришёл, хотя они договаривались. Она случайно увидела его на улице в компании друзей. Он тоже заметил Таню, подошёл и сказал без обиняков, напрямик:
-  Не приду больше. Скучно. С тобой рядом молоко скисает! Пока. Да, и у мамы спроси, что она поэтому поводу думает!

Впервые в жизни Тане было так больно и обидно. Приехав домой на выходные, она по привычке всё доложила матери:
- Неужели я и в самом деле такая неинтересная?
- Ерунду мелешь. Рано тебе ещё о мужиках думать. Вот диплом получишь, на работу устроишься, там и будем серьёзного да обеспеченного присматривать. А что эти студенты твои - голь перекатная. Слушай больше твоих свирестелок-подружек! В институте учиться надо, а не по свиданиям бегать.
- Да нет у меня никаких подружек! Я одна всё время! - с отчаянием сказала Таня.
- Вот и хорошо. От дела никто не отрывает. И запомни раз и навсегда - никакой любви нету. В кино всё напридумывали да в книжках. Выкинь из головы, поняла? Не для того я в тебя силы да деньги вбухиваю, чтобы ты гулящей девкой стала.

…Вот уже и три года работы за спиной. В школу шла не потому что любила профессию и детей, а потому, что так надо, потому, что за это платят. Обеспеченный да серьёзный на горизонте не появлялся и Таня, в конце концов, выбросила из головы мысли о замужестве. Она поняла, что её всё устраивает - покупает, что хочет, ничем не связана, забот дома никаких - еду и ту только мама готовит. Таня же не представляла себе даже элементарного -  как поджарить картошку. Книги, телевизор заменили ей друзей. Так спокойно и планомерно текла её жизнь. Уже далеко за тридцать, а всё без изменений, привычно и накатано.

В доме через стенку жила Нина, примерно ровесница Татьяны, тоже одинокая женщина. Работала секретарём в Таниной школе. Вот с ней иногда Таня общалась, говорили обо всём понемногу, хотя настоящими подругами так и не стали.
- Знаешь, Танька, я так хотела бы ребёночка завести, просто ужас! - сказала однажды Нина.
- Да ты что?! С ума сошла? Распашонки, пелёнки, рёв вечный. Нет уж, мне таких прелестей не надо и за золото.
Нина как-то странно посмотрела на приятельницу и замолчала.

... Когда у Нины появился Артёмка, Танина мать откровенно плевалась:
- Нагуляла под старую задницу, дура. Ходит, никого не стесняется, бесстыжая! Срамота! Да раньше бы за такое... Гулящая, что ещё скажешь. Пащенок её орёт за стеной, покою никакого нет. Вот дал бог соседку. Тьфу, позорница. А ты ещё с ней всё разговоры вела. Подальше от таких держись, поняла?
Таня со всем соглашалась, убивая в душе последние капли жалости и, как ни странно, зависти к Нине. Та, действительно, казалась счастливой, ходила с высоко поднятой головой, помолодела даже. Убито всё было качественно и без остатка. Приходя домой, вкусно пообедав, проверив тетради, Таня блаженно вытягивалась на диване у телевизора. Благодать! «А Нинка опять своего угомонить не может! Не жилось спокойно. Права мама - дура она и есть!» - с презрением думала она, жуя очередную шоколадную конфету.

... Надо же было, что именно шестилетний Тёмка нечаянно запулил мячом в клумбу, на которой Татьяна выращивала свои пионы. Увидев это из окна, Татьяна по-молодому сбежала с третьего этажа, и, не помня себя от злобы, схватила мальчишку за ухо. Тёмка громко закричал, заплакал. Тут же появилась Нина.
- А ну, отпусти ребёнка! Совсем одурела!
- А ты нагуляла, так смотри как следует за своим выродком! Убила бы, честное слово, гадёныша!
Нина прижала к себе плачущего сына и вдруг заговорила тихо, с лёгкой улыбкой даже:

- Нагуляла, говоришь? Да нет, мне не пятнадцать лет было, а тридцать шесть, когда я Тёму родила. Понимала, что делаю. Хотела, чтобы душа рядом родная была, ради которой жить стоит. А ты ради чего живёшь? Чтобы вкусненького пожрать втихаря, ни с кем не делясь? Шоколадку мороженым заесть? Ящик посмотреть, таскаясь на диване? Пылинки со своих дурацких статуэток да книг сдувать? Соседей с мамашей пообсуждать? Шмотки новые купить? А для кого тебе наряжаться-то? Кому ты нужна? Тебя ведь за глаза никто по имени не зовёт. Старая дева да змея подколодная. Это счастье? Живёшь ни чёрту кочерга, ни Богу свеч¬ка. Ни друзей, ни подруг, дети в школе тебя не переваривают. Это счастье для тебя? Мать помрет, ты яичницу себе не приготовишь. Ручки-то холеные ни к чему не приспособлены, разве что крем на щёчки наносить. Да сколько не мажься, возраста не спрячешь. Ты с самого рождения старуха. Меня вон в старости Тёма пожалеет, да обогреет. А тебя? Дипломы твои? Разве что костёр из них развести.

Каждое слово Нины было как пощёчина. Татьяна не могла придумать, что ответить соседке, а та продолжала хлестать и хлестать.
- Попробуй только тронь еще раз кого-то из ребятишек! Сто раз пожалеешь. - Нина взяла Тёмку за руку и направилась к подъезду. Оглянулась, покачала головой:
- Жаль мне тебя, Татьяна. Да ведь сама ты себе жизнь выбрала. Подчинилась мамашке своей. Моя мама рассказывала, что отец твой добрейшим человеком был. Только не место человеку в змеином логове. А ты иди, пошипите на пару. Повод сегодня есть, правда?
- Старая дева! - крикнул Тёмка, за что тут же получил от матери увесистый шлепок ниже поясницы.

Это разговор, вернее Нинин монолог, и был причиной того, что Татьяна сорвалась на мать. Она и без Нины всё это знала, но слова со стороны, сказанные вслух, словно повернули жизнь другой гранью. Но только чтобы посмотреть, а не исправить. Поздно. И нет желания. Уютно, комфортно, беззаботно. Она вошла в комнату матери, села на любимый диван, внимательно посмотрела на мать. Она и впрямь чем-то напоминала затаившуюся змею,
- Мама ты, мама! Что же ты сделала со мной? - прошептала Татьяна.
- Что опять не так?
- Всё так. Так и будем жить дальше - старая дева и престарелая змея!- И уже про себя:
 -Интересно, жив ли отец?..