Глава 15. Куролесов получает крылья

...  Через задернутые шторы светило яркое солнце. Она  улыбнулась  летнему позднему утру,  своему безделью и вдруг вспомнила: Куролесов! Все, что произошло  после того, как он сел вчера на лавочку рядом ними быстро пронеслось у нее перед глазами. Вот только вчера или во сне?
         Не очень похоже на сон, решила она, перебирая в памяти произошедшие события одно за другим. Сны обычно быстро забываются, и не бывают такими длинными и отчетливыми. Как проверить?  Она вскочила и подбежала к своему сарафану, брошенному вчера на стуле. Он был мятым и грязным.  Безобразно грязными были и ее руки, а взгляд в зеркало отразил невероятно чумазую физиономию. А ноги! Если бы мама увидела, в каком виде ее дочка улеглась в  постель, ей бы стало дурно.
         Она попыталась вспомнить,  какие другие обстоятельства,  кроме тех,  что  весь вчерашний день и всю ночь они с Шуркой провели в куролесице с Куролесовым, и не смогла вспомнить ничего другого. Правда, смутное ощущение того, что все же было что-то еще у нее осталось.
        «Надо спросить Шурку,  если мне  все приснилось, то Шурка про это ничего знать не будет», - подумала она и побежала звонить. Дома у Шурки никто не подходил к телефону. Она стала искать свой мобильник, но не нашла. Позвонила на мобильный Шурке. «Аппарат абонента выключен…». Ладно. Она набрала  номер своего. Ответила Ирка.
        - Ир, привет, а когда это я у тебя телефон забыла?
        - Вчера… Нюр, что  ты вчера придумала к нам на антресоли залезть, я так и не поняла. Конечно, оригинально…. Когда телефон заберешь?  Может, сегодня сходим куда-нибудь?
        -  Ладно, позвоню попозже. Слушай, а число сегодня, какое?
        - Двенадцатое.
        Этот разговор запутал Нюрку еще больше. Пока она принимала душ и завтракала, она думала только о том,  что надо срочно найти Шурку.
         В решительном настроении она вышла на улицу,  прошла мимо флигеля с заколоченными окнами и направи¬лась к арке, в правой стене которой была  дверь  с  надписью Шура + Нюра = любовь.  Их с Шуркой очень занимал вопрос, что там за этой дверью. Никогда не было видно, чтобы кто-нибудь в нее входил или из нее выходил. 
         Возле двери был звонок, и ей всегда  хотелось в него  позвонить, но как разумный человек, она  спрашивала себя,  что будет делать, если  откроют. Отсутствие приемлемого  ответа  удерживало ее от того, чтобы нажать на кнопку. Но сегодня,  она, не раздумывая, позвонила. Дверь  тотчас открылась. Перед ней возник  Куролесов. На нем не было серого плаща, а была байковая рубашка в красную и синюю клетку и тыквенно-желтые джинсы.
        - Ой! Так это Вы здесь живете! - сказала Нюрка.
        Куролесов засмеялся и пригласил:
        - Входи.
       За дверью была большая комната. Все ее стены были заняты стеллажами. На них стояли скульптуры и  лежали груды холстов, а еще всякая всячина, которой бывают наполнены мастерские у художников. Кое-где стеллажи были закрыты большими географическими картами. Еще висела огромная карта линий метро. Весь круглый потолок занимала карта звездного неба, а звезды на ней светились как в планетарии.
        В комнате было темновато. Кроме звезд на потолке ее освещал скудный дневной свет, проникающий через большое, наполовину зашторенное окно. За окном был серый день, и лил дождь.  Возле окна стоял обшарпанный конторский стол  с зеленым сукном.   Нюркино внимание привлек сверкающий шар,  размером  с  большой арбуз.  Завороженная его блеском она подошла поближе и увидела, что  это  школьный глобус,  обклеенный зеркальными осколками. Рядом с ним на бумажной салфетке лежали маленькие щипчики и мо¬лоточек,  стоял пузырек с клеем, а в пластмассовой коробочке из-под зубного порошка лежала кучка битого зеркала.
         Пока Нюрка рассматривала комнату, Куролесов уселся за стол и возобновил занятие, прерванное, судя по всему,  ее приходом. Он щипчикам выбирал из коробочки осколок, нама¬зывал его клеем и с помощью миниатюрной кисточки наклеивал на  глобус. Нюрка встала рядом и смотрела.
         Раздавшееся за спиной  "Хм" заставило ее вздрогнуть и обернуться.  Только теперь она  заметила слева от двери  диван, а на нем Шурку.
От ее вскрика Куролесов уронил обратно в коробочку только что выб¬ранный осколок, раздраженно сморщился, вытащил из стола кусок ваты, сунул себе в рот и принялся быстро-быстро жевать. Хорошенько пожевав, он  вынул  вату изо рта,  разделил на ее две части и затолкал  себе  в уши, после чего вновь углубился в работу.
        Шурка сидел, с большой книгой на коленях. Нюрка плюхнулась на диван рядом, и заглянула на обложку книги.
        «Почему у человека на руках пять пальцев и зачем ему уши». Его глаза светились восхищением:
        - Прикольно ?!
        - Конечно, - размытым от невнимания голосом согласилась Нюрка.
 Он махнул на нее рукой и погрузился в чтение.
        - Интересно, - сказала она громко,- почему на улице сухо и солнце, а за окном пасмурно и  дождь.
        Куролесов домазал клеем очередной осколок и наклеил на  глобус. Прошло некоторое время,  в течение которого девочка пыталась понять,
услышал он ее или  нет. Потом она  спросила погромче и  по-другому:
         - Я  хотела спросить, откуда тут окно, если снаружи глухая стена, и никаких окон как бы нет.
         - Там как бы нет, а здесь как бы есть, - с этими словами Куролесов, кряхтя, разогнул спину, положил пинцет и посмотрел на мокрый пейзаж за окном.
         - Дождь мне и самому надоел! Из-за него от окна несет сыростью, и у меня все время болит спина.
         - Почему бы не сделать так, чтобы дождь перестал? - задорно крикнул с дивана Шурка.
        - Не получается, - вздохнул Куролесов и снова взялся за пинцет.
        - А я люблю дождь,- сказала Нюрка.
Прошло время, потом еще... и еще... Прошло, наверное, очень много времени потому, что Шурка успел прочитать уже половину толстой книги.  А Нюрка все смотрела на дождь, а Куролесов все клеил и клеил осколки  на глобус.
 Потом он поднялся из-за стола,  взял зеркальный шар, укрепил его на штативе и слегка крутанул. Шурка на секунду оторвался от чтения и, мельком взглянув на шар, и заявил:
  -. А, такие на дискотеках бывают. А еще я такие видел в Таиланде – на рынках продают. В чем прикол самому такую фигню делать?
         Ему никто не ответил.
Шар плавно закружился.  Он кружился и кружился и не собирался ос¬танавливаться, а Куролесов стоял рядом и выковыривал  пинцетом  вату из ушей. Нюрка смотрела на шар и через некоторое время ей начало казаться, что поверхность шара сделалась абсолютно прозрачной и внутри прокручивается кино, в каждой сцене, которого участвует она сама.
         Фильм увлекал ее все больше и больше.  Чем дальше она смотрела,  тем более захватывающим ста¬новилось содержание.  А  через некоторое время она с удивлением обнаружила, что в какие-то моменты она сама определяет дальнейшее движение сюжета. Это ее чрезвычайно заинтересовало, и она решительно взялась делать кино по своему вкусу,  но оказалось,  что  получается это  далеко  не всегда.   
        - А  сейчас такие игры уже есть, я в Нэте читал. Только пока еще ни у кого не видел, -  сказал  рядом Шурка, и все кончилось. Куролесов рукой остановил шар. Он снова стал просто обклеенным зеркальными осколками школьным глобусом.   
        - Сапфира  Митрофановна с Дядей Мишей  за ним гонялись? – вдруг догадалась Нюрка, - но зачем?  
        - Зачем им Преобразователь Судьбы?  -  усмехнулся Куролесов, - Детский вопрос.       
        Куролесов вытащил  черный чемоданчик, водрузил  на стол и  принялся складывать в него какие-то вещи. Потом он надел плащ. На мгновение мелькнула его удивительная подкладка, и немного пахнущей сиренью серебристо-фиолетовой пыли поднялось в воздух. Одна маленькая звездочка упала на пол и лежала там, мерцая. Нюрка засмотрелась на нее. Внутри у нее стало так, как будто она летела на самолете и попала в воздушную яму.
         Мне нужны твои крылья, - услышала она шуршащий голос Куролесова.
         Она сразу  поняла, что речь о крыльях бабочки от ее новогоднего костюма, оставшегося еще с детского сада, таких красивых  из шелка,  натянутого на проволочные каркасы. Они хранились в шкафу у Бабушки в комнате.
         Вам  нужно лететь, чтобы ее найти? – спросила она.
Куролесов ничего не ответил ей, только посмотрел ей прямо в глаза как будто из какого-то ужасного далека. Нюрка заторопилась к двери. 
        На улице ее догнал Шурка.
        - Я все слышал. Зачем ты собралась отдавать ему свои крылья? Почему он так с тобой разговаривает? Что это значит, вообще:  «мне нужны»!   
        -  Понимаешь, ему нужно найти Любовь…
        -  С чего это ты взяла? Он же не ответил на твой вопрос ни «да», ни «нет». А даже если и так, пусть сам ищет. Он же Волшебник. И это его личное дело. А ты подумала, как ты будешь без них?
       Нюрка  отступила на шаг и посмотрела на него, как на больного:
        - Ты, Шур, там не зачитался часом? Тебе на математичку совсем наплевать? И зачем мне нужны крылья от детского костюма маскарадного?  Я ведь уже выросла.
        - А он не вырос еще? Я вообще не понимаю, как он на них лететь собрался они же маленькие совсем….   Может в них, какая-то особая сила спрятана и всю эту канитель он затеял только для того, чтобы их у тебя выудить? То-то он все время приговаривал: «Она итак умеет летать».  Кстати, ты не подумала, откуда он  знает о том, что у тебя они есть?
        - Шур, ну зачем мне летать, что я ворона? Иди, читай, что ты там читал. Может там и про крылья дальше будет написано. Между прочим, я тебе не успела рассказать, он тебе жизнь спас, пока ты кактусом был, - с этими словами, она отодвинула его с дороги и помчалась домой….   
          Шурка не стал ее останавливать.
          - Надо же, оказывается, он мне жизнь  спас. Конечно, если бы он перед этим меня в этот самый кактус не превратил, вряд ли бы это понадобилось.  Все же пойду, поблагодарю. Заодно поинтересуюсь насчет крыльев, - пробормотал он ей вслед и решительно отправился к Куролесову.   
      Он рывком распахнул незапертую дверь мастерской. Куролесов возился возле стеллажей, перебирая какие-то холсты. При появлении Шурки, он обернулся и серьезно на него посмотрел. 
       Едва тот открыл рот, чтобы прямо и без обиняков спросить, зачем ему понадобились нюркины крылышки, Куролесов перебил его:
        - Вопрос резонный, и я на него отвечу.  Крылья нужны мне для того, чтобы поднять Преобразователь на необходимую высоту над Землей. Только таким образом  можно запустить его в работу.
        Шурка несколько секунд думал над тем, что услышал и, усмехнувшись, спросил:
         - А чью судьбу Вы собираетесь преобразовать? Ведь свою собственную, не так ли? Вряд ли всего человечества…. Почему же в таком случае Вы бесцеремонно собираетесь использовать для этого чужие крылья?
        - Какой же ты не по годам сообразительный. Свою собственную, это правда. Судьба человечества меня мало волнует. Но, чисто технически, невозможно использовать эту штуку себе на благо, без того, чтобы не улучшить судьбу всех остальных. И заметь в не меньшей степени, чем свою собственную, - объяснил Куролесов, и принялся снова копаться на стеллажах.
       Теперь Шурка  думал над тем, что услышал, целую минуту. Потом со смесью сарказма и уважения спросил:
       - Это, что же Вы сделали, что-то типа той штуки, про которую в «Сталкере»?         
       Куролесов, не оборачиваясь,  буркнул: «Угу».
        Тут в комнате появилась запыхавшаяся Нюрка.  Куролесов молча взял у нее крылья, сунул их под мышку,  свинтил со штатива шар и взял его в правую руку,  левой рукой с усилием поднял со стола чемоданчик и молча пошел к двери.
         Шурка и  Нюрка поспешили за ним.  В арке, жмурясь от солнца,  Куролесов засмеялся и сказал Шурке:
          - Достань ключ в правом кармане и закрой дверь, а то руки заняты.
Шурка сунул руку к нему в карман и вытащил обыкновенный английский ключ.
Он запер дверь  и хотел его вернуть, но Куролесов мотнул головой:
          - Пусть будет у тебя.
        Быстрыми шагами он направился на детскую площадку. Шурка с Нюркой само собой за ним. На  залитой  полуденным солнцем детской площадке было пусто.
          Куролесов поставил на лавочку кейс и зеркальный шар и начал  надевать Нюркины крылышки прямо поверх плаща.  Для этого ему понадобилось просунуть  руки в две резиновые лямки. Это ему едва удалось. Ведь лямки были рассчитаны на девочку шести лет, а не на взрослого дядю в плаще. Приладив крышки, он снова взял в руки кейс и шар и пошел к детской горке.
          - С нее будет взлетать, - шепнул Шурка в ухо Нюрке.
          В самом деле. На верхней ступеньке Куролесов остановился на миг. Посмотрел на ребят, подмигнул им, засмеялся и стал медленно подниматься в воздух.  Он поднялся  уже метра на полтора,  когда из арки вышел  Дядя Миша. Он сделал в  сторону Куролесова несколько шагов, а потом застыл на месте с открытым ртом.  Тот заметил его и снова засмеялся. 
           Со стороны Кедрового переулка появилась Сапфира Митрофановна, бредущая домой с двумя тяжелыми сумками. Она шла, сосредоточенно глядя себе под ноги.  Перед аркой ей пришлось затормозить, потому что посреди дороги, глядя в небо с разинутым ртом, стоял Дядя Миша. 
          - Ну, что Вы встали,  в самом деле. Нашли место, где ворон считать, - начала она на него наезжать.
         Полное отсутствие реакции с его стороны заставило и ее заинтересоваться тем, что же приковало к себе его внимание. Она  обернулась, уронила сумки и  застыла на месте рядом с ним в аналогичной позе.
         Куролесов тем временем поднялся над горкой еще выше. Нюрка увидела,  что ее  детские крылышки  в самом деле делают тяжелую для их маленьких шелковых поверхностей работу, пытаясь поднять в  небо  Куролесова вместе с его серым волшебным плащом, зеркальным шаром и тяжелым черным чемоданчиком. Она вздохнула.   
         И вдруг… лопнули резиновые лямки. Освободившись от непосильной ноши, крылышки вспорхнули легко и свободно, засверкали под солнцем как большая золотистая бабочка, и принялись кружить и порхать над детской площадкой, а Куролесов  смешно растопырил руки и, балансируя чемоданчиком и стеклянным шаром, шлепнулся на детскую горку. Правда шар ему удержать не удалось и тот, сорвавшись со штатива, полетел в сторону. Он бы неминуемо разбился, но Сапфира Митрофановна и Дядя Миша, как два футбольных вратаря высшей лиги,  бросились  к нему, и схватили его с двух сторон.  Сапфира Митрофановна и Дядя Миша, молча и ожесточенно каждый на себя, тянули Преобразователь Судьбы…. Увидев это, Шурка, конечно, бросился к ним, и тоже, крепко схватив двумя руками шар, начала тянуть его к себе.
      Куролесов съехал с горки и сидел внизу, охая. Нюрка, подбежала посмотреть, не повредил ли он себе чего-нибудь, когда падал. А тот, сидя на земле возле горки, рассмеялся:
       - Не в свои крылья не садись, так, кажется в поговорке, говорится.
       -Кряхтя, он поднялся с ее помощью на ноги, оглянулся в сторону троицы, продолжавшей сопеть в борьбе за зеркальный шар, и зашелся от смеха:
       -Что дальше? Вы  же не знаете, как он работает. 
        Сапфира Митрофановна и Дядя Миша, похоже, и вправду, никогда не задумывались над тем, что же они будут делать с Преобразователем Судьбы, когда он окажется у них в руках,  потому вопрос Куролесова  поразил их, как удар молнии. Они остолбенели и рефлекторно отпустили шар. Это создало мгновенное преимущество на стороне Шурки, который тут же дернул его к себе, прижал  к груди, и пустился было бежать, что есть духу.
       - Стой! Стой! Кому говорю! Вернись немедленно! – возопил ему вслед  Куролесов.
       - Да, Вы не бойтесь, - попыталась его успокоить Нюрка, - он же за  нас!
       - За нас, за вас, -  начал раздражаться Куролесов, - как же вы все меня достали с вашими «казаками-разбойниками».
       Шурка, услышав крики Куролесова, остановился на всякий случай в отделении от Сапфиры Митрофановны и Дяди Миши. Увидев, что за ним никто не гонится, а  Куролесов и Нюрка машут ему руками, он подошел к ним, бережно прижимая к себе  зеркальный шар.          
         - Преобразователь Судьбы пора привести в действие – сказал Куролесов, забирая его у Шурки.
         - А как Вы теперь планируете поднять его на необходимую высоту? – по-деловому спросил Шурка.
        - Есть одна идея. 
         - Дядя Миша, Сапфира Митрофановна, вы, кажется, горели желанием поучаствовать? Я Вас приглашаю, - обратился он к своим преследователям,  все еще в недоумении стоящим поодаль.
           Шурка, озабоченно, посмотрел на часы. Куролесов заметил это, и не преминул его слегка цапнуть:
          - И ты, Штирлиц, иди сюда. И прошу тебя, расслабься, перестань уже думать о секундах.   
          Все столпились вокруг Куролесова и он скомандовал:
          - Беритесь за шар, крепко зажмурьтесь и начинайте думать о своем самом заветном желании. О том, чтобы оно исполнилось.  А теперь одновременно обо всех других людях сразу и  том, чтобы исполнились их заветные  желания.
          - Еще чего,  - прокаркала Сапфира Митрофановна, - это полная ерунда и глупость, -  этим Вы детям головы морочьте, а не нам. Если  кто-то только и думает о том, как бы врубить музыку на полную мощность, а мне это действует на нервы, то с какой стати,  я буду желать ему исполнения этого желания.
          - Я никого насильно тут не держу. Не нравится, идите себе, куда знаете,- отрезал Куролесов.
          - Я так понял, молодого человека, - неожиданно для всех прогундосил Дядя Миша, - что необходимо думать о своем САМОМ ЗАВЕТНОМ желании. Неужели, Сапфира Митрофановна, Ваше заветное желание состоит в том, чтобы некто не включал слишком громко музыку? Я думал о Вас, как о более глубоком человеке!
          - Ага, - вступил Шурка, - а у того, кто музыку иногда включает только самую чуточку погромче, думаете, делать это - тоже самое пре-самое  заветное желание? 
         В этом месте его речи Нюрку, которая вместе со всеми, зажмурившись, крепко держала шар, как будто что-то толкнуло под локоть и заставило открыть глаза. Она увидела с краю детской площадки поодаль стоящую математичку.
         - Ой, смотрите, Любовь Доменовна, – воскликнула она радостно и попросила у  нахмурившегося при звуке этого имени Куролесова, - может быть, мы ее тоже возьмем?
        Все посмотрели на него. Казалось, он целую вечность теребил свою бороду, но потом, наконец, кивнул соглашаясь. Шурка с Нюркой  в один голос  начали звать.
      - Любовь Доменовна, Любовь Доменовна, иди к нам! Ну, пожалуйста!       
     Шурка был уже готов сорваться с места и бежать за ней, но она уже сама шла к сгрудившейся вокруг зеркального шара компании. Ее лицо было очень серьезным, а походка как у выпендривающегося подростка.  Она встала в круг между Шуркой и Куролесовым и тоже зажмурилась.
      - Итак, думаем об исполнении самых заветных желаний всех, всех, всех, всех, и своего в том числе,  и по моей команде на счет «три» подбрасываем шар так высоко, как только сможем. После чего открываем глаза и смотрим на него, не забывая думать о самом заветном желании.
      Все начали думать о своих заветных желаниях и почему-то не произвольно, и  совершенно не сговариваясь легонько раскачивать шар вверх вниз. Возникла какая-то общая волна. Какой-то общий импульс, он становился все сильней…
      Вдруг хриплый каркающий голос Сапфиры Митрофановны оборвал его:
     - Дурите, Вы нас, юноша. Дурите. А если у кого-то будет такое заветное желание, чтобы мое заветное желание  не исполнилось?
      Все замерли. Открыли глаза и посмотрели на Куролесова. Тот нервно всплеснул руками:
      - Ну, не бывает таких заветных желаний! В принципе не бывает! И прекратите, называть меня юношей!
      Полученное объяснение, похоже, Сапфиру Митрофановну ничуточки не удовлетворило. Она растопырила локти,  вцепилась в шар посильней и только зыркала на всех недобрым глазом. 
       - Вы, я полагаю, уважаемая, несколько преувеличенного мнения о себе, - певуче зазвучал в повисшей напряженной тишине голос Любови Доменовны, - неужели Вы думаете всерьез, что здесь кому-то больше не о чем  думать, как о Вас, с Вашими желаниями? 
     Шурка хихикнул,  Куролесов вздохнул, а Нюрка заволновалась, что Сапфира Митрофановна сейчас разозлится окончательно, но та, напротив, вмиг успокоилась.  Похоже, математичкин аргумент показался ей вполне убедительным.
      Все снова закрыли глаза и принялись думать каждый о своем самом заветном и сокровенном желании. Постепенно они так углубились в это занятие, что позабыли обо всем и обо всех на свете.
      - Не забудьте, подумать обо всех, всех, всех, как сквозь сон донесся до них голос Куролесова. При этих его словах, вновь возникшая общая слаженность движения несколько расстроилась. Сапфиру Митрофановну начало сильно трясти. Дядя Миша впал в ступор, а на Любовь Доменовну напал смех. Однако шар никто из рук не выпустил, и через некоторое время былая слаженность возникла вновь.
      Шурка неотступно думал о своем самом заветном желании, и чем дальше думал, с удивление обнаруживал, что откуда-то приходит к нему понимание, а точнее даже просто ясное знание заветных желаний других людей. Он знал теперь это и об отце с матерью, и о Нюрке, и Куролесове, и о Сапфире Митрофановне с Дядей Мишей. А дальше перед его глазами чередой поплыли сначала друзья-товарищи, потом какие-то далекое от него, но все же известные ему люди, а потом  и вовсе какие-то не знакомые. Поначалу он еще удивлялся не совпадению  того, что он думал раньше на счет заветных желаний других людей, и тому, что понимал про них сейчас, а  потом уже нет.  Его начала постепенно наполнять все пребывающая радость следовавших одно за одним открытий, что ни одно из тех сокровенных желаний других людей, которые он узнавал для себя не мешали осуществиться его собственной мечте.
       Его руки сделались огромными и очень сильными, такими сильными, что он мог, казалось, взлететь, просто взмахивая ими. Вдруг он услышал, как Куролесов начал считать:
- Раз, два, три!
       И услышав «три», он  свою силу своих рук вложил в то, чтобы подбросить шар высоко, высоко в небо…   
       Нюрка открыла глаза. Похоже, она заснула,  сидя на лавочке. Какое-то время у нее в голове царит полный кавардак, и она никак не может понять, сколько сейчас времени, какой день, и что она вообще здесь делает?  Потом она вспоминает, что шла в химчистку…и в одно мгновение перед ее глазами проносится вся череда приключений, начиная от того момента, когда на лавочку к ним с Шуркой подсел Куролесов и до того, как они подбросили в небо зеркальный шар.
     - А где же все? – громко спрашивает она и с недоумением оглядывает совершенно пустую площадку. Она поднимает голову  и, прикрывая глаза рукой от солнца, она смотрит на небо. На нем нет ни облачка, и ей кажется, что  высоко, высоко она видит  золотистую бабочку. Устав смотреть в небо, она опускает глаза и с удивлением обнаруживает, что земля на детской площадке сверкает и искрится под солнечными лучами. Ей приходит в голову, что это может быть множество осколков, от разбившегося зеркального шара, который они подбросили в небо, но присмотревшись, обнаруживает, что земля на площадке усыпана  разноцветным конфетти из фольги.
        Делать на площадке Нюрке больше нечего. Она поднимается,  идет в арку  и обнаруживает, что дверь в мастерскую Куролесова приоткрыта. Она чувствует,  как по спине у нее пробегает  холодок  и входит внутрь.
      Перед ней открывается пустое помещение абсолютно нежилого вида. Возле
окна на перевернутом ящике, сидит Шурка и читает  книгу.  Нюрка  проходит  мимо него  к окну и наступает на что-то шуршащее. Она кричит и отпрыгивает.
        - Ты что! Это же полиэтиленовый пакет, - отвлекается от чтения Шурка.
Нюрка смотрит  под ноги. Действительно, на очень пыльном полу валяется яркий полиэтиленовый пакет из-под импортной курицы. Она ничего не говорит, подходит  к окну и смотрит на   зеленые кустики под окном и желтые листья на  траве возле них.
        - Дождь за этим окном больше не идет, - говорит она задумчиво,  - но ведь снаружи-то все равно глухая стена, не говоря уже о том, что лето!
       Она продолжает смотреть в окно на кусты, на деревья, с которых падают желтые листья и вдруг видит в небе Куролесова. В своем сером плаще и тыквенно-желтых брюках, он удобно возлежит на облаке, одной согнутой в локте рукой опирается на свой кейс, а второй, слегка гребет, направляя движение своего облачного плота.
        - Шур, иди, посмотри, только тихо, - шепотом зовет она друга, как будто боится громким звуком разрушить чудесное видение.
       Шурка подходит к ней  сзади очень близко и тоже шёпотом говорит:
      - Смотри-ка! Летит, и безо всяких крыльев.
      - Как ты думаешь, они с математичкой помирятся? -  шепчет Нюрка.
      - Кто их знает? – отвечает Шурка, потом встряхивается, как будто сбрасывает с себя остатки сна,  и громко спрашивает, - а это что, твое самое заветное желание? 
      Нюрка аж  подскакивает на месте от этого его вопроса:
      - Нет, конечно. Пусть сами разбираются.
      - Тогда айда на великах кататься.
       - А  времени хватит, тебе ведь еще собираться? –  почему-то снова  шёпотом отвечает она.   
       - Времени должно хватить на всех, - в тон ей шепчет он. Он, конечно, просто оговорился, хотел сказать «на все». Но ей  нравится то, что получилось. Она  быстро оборачивается и громко говорит:
       -  Раз времени хватит на всех,  тогда помчались.
Они выбегают из двери и в арке сталкиваются нос к носу с Сапфирой Митрофановной и Дядей Мишей.  Их  не узнать. И дело даже не в том, что Дядя Миша без своей обычной кепки, в  элегантном костюме и светлой рубашке с галстуком, а Сапфира Митрофановна с аккуратной скромной стрижкой, в светлом платье в цветочек и с букетом в руках. Дело  в том, что эти «вечные враги», идут  под ручку и с нежностью смотрят друг на друга, ничего не замечая вокруг.
    Шурка и Нюрка на секунду останавливаются, переглядываются, смеются и  бегут на перегонки домой за великами, распевая на разные  голоса:
«ВРЕМЕНИ ХВАТИТ НА  ВСЕХ
ВРЕМЕНИ ХВАТИТ ДЛЯ ВСЕХ,
ВРЕМЕНИ ХВАТИТ НАМ ВСЕМ».