Тургеневская барышня

Маленький носатый автобус пылил по грейдеру на юг, в сторону отрогов Тянь-Шаня, на Лазурное озеро, на берегах которого располагались пионерские лагеря и дома отдыха. Из салона неслось лихое "Ты ж мэнэ пидманула, ты ж мэнэ пидвела-а...", исполняемое практикантками-пионервожатыми, едущими в лагерь на второй сезон. Ни июльская жара, ни пыль, стоящая в автобусе, не убавляли энтузиазма девчонок, вырвавшихся во временную самостоятельную жизнь из-под родительской опеки. Одна песня сменяла другую, орались речёвки, которые будут разучиваться с пионерами, потом автобус ненадолго затихал, все клевали носами и через полчаса снова взбадривались - всё равно на неудобных, с короткими спинками, сиденьях долго не поспишь. Кто-нибудь начинал: "Ка-ли-на красна-а-я", остальные подхватывали: "ка-а-лина вызрела-а..." И так продолжалось уже пятый час пути. Наша "тургеневская барышня" и по совместительству моя близкая подруга Оля песен не пела и речёвок не орала. Она сидела у окна, отрешённо-мечтательно-грустно глядя на выжженную июльским солнцем степь. Много лет спустя, вспоминая этот взгляд, мне казалось, что это было предчувствие, предвидение, предощущение - называйте, как хотите - всех последующих событий, если не всей жизни.
Вскоре вдали заголубели очертания гор, но прошло не меньше трёх часов, прежде чем мы прибыли в лагерь "Орлёнок". Сегодня - отдых, а завтра и послезавтра мы знакомимся с лагерем, распределяемся по отрядам, приводим в порядок корпуса, получаем бельё, словом, готовимся к заезду.
Сходили в душ, выволокли на середину веранды большой круглый стол, вытащили оставшиеся съестные припасы и то, что нам принесли из кухни, и приступили к трапезе. За разговорами не заметили, как на веранду поднялся парень. Ну парень, как парень, ничего примечательного: серо-голубые глаза, светлые короткие волосы. Правда, когда заговорил, что-то в нём почувствовалось такое... как бы лучше выразить... словом, как будто он оказался на веранде пионерского лагеря проездом из великосветского салона на королевский приём.
-Здравствуйте, - сказал он, слегка склонив голову и при этом встретившись взглядом с Олей, сидевшей точно напротив входа.
-Здравствуйте, - эхом откликнулась та, опередив всех нас.
-Меня зовут Павел, - продолжал парень - я работаю здесь плавруком, тоже на практике. Сегодня у нас банкет по случаю окончания первого сезона и мне поручили пригласить вас всех на этот банкет в столовую в девять вечера. Вы придёте? - и он снова глянул на Олю - Приходите!
Павел вышел, а мы стали бурно обсуждать новость. Соседка мне что-то сказала, я собралась ответить, но тут Ольга дёрнула меня за рукав:
-А куда надо идти?
Я отмахнулась, начала отвечать соседке, но снова почувствовала тычок в бок:
-Куда надо идти? Когда?
Не обратив внимания на тычок, я продолжала говорить, но Оля не унималась:
-Куда? Ну пожалуйста, скажи!
Удивлённая такой настойчивостью я обернулась к ней:
-Ну он же объяснил... - и осеклась. Ольга сидела бледная, с дрожащими губами, а взгляд был такой, как-будто от моего ответа зависела её жизнь.
-Пожалуйста! Куда надо идти?
В тихом голосе слышались мольба и даже паника. Я растерялась (громко было сказано, все же слышали!), начала пересказывать то, что сообщил нам Павел и почему-то спросила:
-Ты правда не слышала?
Банкет получился весёлым, много танцевали, а Ольгу как подменили, казалось, что за спиной у неё трепещут два серебристых крылышка. От тургеневской барышни не осталось и следа - она сияла, лучилась, сверкала. Кончился лагерный сезон, начался учебный год, подошёл Новый год, а Ольга с Павлом будто не замечали времени, жили в другом измерении, другой реальности, на пределе чувств. И вдруг в одночасье всё оборвалось. Ольга как-то окаменела, потеряла интерес ко всему - не ходила на вечера, танцы, в кино. Нет, она, конечно, присутствовала на занятиях, разговаривала, иногда улыбалась даже, но часто уходила в себя так глубоко, что не слышала, когда её окликали. Не явилась на выпускной и, неожиданно для всех (её распределили на работу в город - мечта любой выпускницы) уехала в какую-то деревню. Через год вернулась, снова похожая на прежнюю тургеневскую барышню, только в глазах появилась странность: они жили сами по себе, тая печаль, даже если Оля смеялась.
Вскоре Ольга вышла замуж, но быстро ушла от мужа. Потом второй брак, в общем-то нормальный. Она спокойно пережила все эти жизненные встряски. Павел тоже женился дважды. И вот, когда мы все уже разменяли свой "сороковник", однажды утром позвонил Ольгин муж:
-Олечку ночью увезли в больницу, в тяжёлом состоянии. Перитонит.
Была операция, мучительный период неизвестности, балансирование на грани жизни и смерти, поиски одноразовых систем, шприцев, лекарств, ватных тампонов, марли... Наконец, опасность миновала и в один из дней, придя в больницу, я застала Ольгу стоящей возле окна в коридоре. Она держалась за ручку окна и смотрела в больничный парк. Опираясь на меня и на стену доковыляла до палаты и, обессиленная, легла в кровать. Началось медленное выздоровление.

Прошло пять лет. Оля с мужем уехали в Германию, оставив дочь на маму, доучиваться в девятом классе. В июне Ольга вернулась за дочерью, мы часто виделись, а перед отъездом позвонила:
-Приходи, у меня есть шампанское. Прихватив по дороге наши любимые пирожные явилась, в предвкушении одного из тех вечеров, которые мы так любили. Поболтали, вспомнили девчонок, классную, смешные случаи, операцию...
-Знаешь, - рассказывала Ольга - в больнице я многое стала видеть другими глазами - предметы и людей. Было ощущение, что всё знакомо, но поверхностно. Как я удивлялась всему, что видела! Впервые поняла, что такое "деревянный", "железный", "стеклянный"... И ещё подумала, почему мы так боимся выражать свои чувства? Вот умрём и ничего не останется, только куцые воспоминания о нас. И мне так захотелось рассказать Павлу о том, как я его любила! Просто чтобы он знал. Чтоб его согревало то, что были - я, другие, может быть, - кто его любил. Тогда, помнишь, в лагере, влюбилась в него сразу, с первой секунды. Когда он вошёл, я только и услышала его "здравствуйте", а потом, как в замедленной съёмке - вижу, но ничего не слышу и только назойливый длинный звук на одной ноте в ушах. А потом я услышала "приходите". В тот момент могла бы уйти хоть на край света с ним, не спрашивая, куда и зачем. А когда ты мне не говорила, куда идти, я думала, умру, жизнь кончилась, вдруг я его больше не увижу? Впервые я поцеловалась с ним. Как это было! Я не чувствовала ни своего тела, ни опоры под ногами, ни времени - космос и разноцветные яркие круги... А знаешь, он ведь меня нашёл там, в деревне. Но я не смогла, ну не смогла! простить его исчезновениe тогда... И вот после болезни решилась позвонить. Узнала, что у него своя туристическая фирма, нашла телефон, готовилась, что сказать, каким тоном... Долго не решалась. Неделю назад позвонила:
-Здравствуй, Павел", - а он так тихо:
-Здравствуй, Оля.
Двадцать семь лет прошло! Если бы мне пришлось напоминать, объяснять ему, кто я такая, наверно, было бы легче, а так..." Ольга судорожно вздохнула несколько раз, чтоб не расплакаться.
-То, что приготовила сказать, конечно, не сказала, горло сдавило и растерялась. Но пригласила посидеть часок в кафе. Он ответил, что с удовольствием, обязательно. Договорились на следующий день, но за час до встречи Павел позвонил, извинился и сказал, что у него неприятности с туристическим автобусом и сегодня он не может. Потом, когда всё утрясётся, позвонит..."
Ольга помолчала.
-Послезавтра уезжаю и мы никогда больше не увидимся. Когда-нибудь умрём и он так и не узнает ничего... Может, испугался? Получилось всё как-то... смешно... и не нужно..."
Снова помолчала, махнула рукой и, почти шёпотом:
-А! Давай пить шампанское!..