Город, части xviii-xxi

XVIII.
Там, за осколками этого невероятного зеркала, нет никого. Там действительно никого нет, если мерить нашими «мерками», судить нашими «судами»…
В воздухе висит знакомый черный котелок, в белых перчатках - трость, но теперь не та, узловатая, а настоящая - английская, времен старых добрых джентельменов. Мой Никто где-то разжился еще белоснежной сорочкой с маленькими блестящими пуговками и повязал поверх черную бабочку. Он консерватор, мой дорогой Никто. Приверженец старых традиций, которые для этого полуреального городка должны быть чужими. Или же?..
Никто спокойно пошел на нас, отстукивая невидимыми каблуками тихую мелодию.
- Нам пора… - позвал Бист, потянув меня за руку. Зачем, друг? Я его знаю, я уверена, что все будет хоро…
Слова так и остались непроизнесенными, и в следующую минуту мой милый, знакомый до зубного скрежета Никто оказался в полуметре от нас, вскинул свою новую трость и легонько коснулся Биста. Так просто – последний взгляд ему в глаза, и – пустота.
Бист от этого прикосновения рассыпался сотней мелких искорок и исчез. Ладонь сомкнулась в пустоте…
Так странно… Я думала, этот мир, сотканный специально ради меня, в который я так навязчиво тащила его, рассыплется в след за нами, как только мы разомкнем руки… Я была так уверена, что весь мир, все эти утонченно выкроенные из реальности дома сложатся, как карточный замок, цветными рубашками вниз, а потом стянутся в слив водосточной трубы и окончательно растворятся где-то в пространстве. Ну а я останусь висеть в пурпурном мареве, и только знакомый сиреневый туман будет редко заглядывать в гости. Где-то раз в тысячелетие…
Или прямо из ниоткуда откроется дверь с говорящей ручкой и впустит меня в какой-то другой мир. А может, даже просто вышвырнет домой, в привычную съемную квартиру. А в этой «комнате» останется лишь Никто и туманный зверек.
Но вместо этого – вот она я, стою одна, без него и просто не представляю, что же делать. Друг, что случилось? Где мне теперь тебя искать? Никто шутливо приподнял свой волшебный котелок, будто приветствуя меня, как постоянного посетителя здешних мест и прищелкнул каблуками.
- Как ты мог??! – меня дико затрясло, когда я полностью осознала, что друг исчез… пропал… погиб?! Нервы тихо-тихо стали сдавать, попрощавшись окончательно с моей шизофренией. Поехали лечиться домой, а?..
Никто стоял и молчал, а я лихорадочно пыталась собраться и перестать орать на того, кто посмел… посмел отобрать того, с кем я могла… кого я могла…
- Ну что, неужели ты не послушалась моего совета и нашла где-то эти несчастные черные крылья? – На ближайшем фонаре сидела та самая ворона из моего сна и щелкала клювом. Мне кажется, или все эти бредовые персонажи моих сюрреальных снов решили ожить и замучить меня дурацкими вопросами?
- Я же тебе говорила, что надо всегда брать белые!
- Почему?! – опять начиная закипать, кинулась я к ней. Почему, почему они забрали его?
- Почему-почему… - сварливо отозвалась та, прищелкнув клювом еще раз. – Потому что тогда карма у твоей службы была бы светлой, а не тернистой, как с черными. И все вам объяснять надо… Куда наставники смотрят? – Она расправила одно поблескивающее крыло и стала пересчитывать клювом перья. Странная ворона, странный Никто, этот туман – что за глумливая компания для потерявшейся девчонки?
- Что дальше? – Зло крикнула я. Слишком много эмоций, нужно обязательно успокоиться… Да-да-да…
- Дальше? Дальше я была бы очень не против, если бы ты дала мне время досчитать оставшиеся перья. А то мне уже через неделю сдавать свою норму в цех по изготовлению крыльев, а у меня еще новые не отрасли. Не в курсе, есть что-нибудь в современной медицине для ускорения роста перьев?..
- В аптеке для птиц спроси или в зоомагазин ближайший слетай… Где, черт возьми, Бист?!
Ворона поморщилась, если птицы вообще умеют морщиться, и ехидно ответила:
- Полегче, деточка, иначе я тебя к твоему наставнику даже не почешусь отвести. А уж он-то точно знает, где там твой зверек…
Молча сжимать кулаки? Или найти какой-нибудь камешек и запустить его в эту настырную птицу? Видимо, что-то в моем виде наконец-то смутило эту обнаглевшую птицу, и она лениво стала расправлять свои крылья.
- Ладно, пойдем. Отведу уж тебя, а то вишь, нервная какая… - Буркнула себе под клюв ворона, а я оглянулась в поисках Никто.
- Хватит уж бросать пылкие взгляды на Никто, он все равно бесплотный! – С ухмылкой выдала эта сумасшедшая птица и тяжело полетела, даже не оборачиваясь. Мы втроем с Никто и туманом поспешили вслед, решив повыдергивать этой птице все перья и перевыполнить ее норму при первом же удобном случае.

XIX.
Крылья в черных перьях. Не мои. Эти – настоящие, перышко к перышку, лоснятся под бликами света от оранжевых фонарей. Я едва успеваю за этой летающей плутовкой. Та изредка поворачивает голову и, щелкая клювом, выдает что-то типа:
- Эй, девчонка, тебе совсем не интересно, куда пропал твой дружок, а?
Или:
- Вы, двуногие, всегда так тормозите?
Я молчу и перепрыгиваю очередную кучу мусора. Цепляюсь ногой за резиновую куклу с выколотыми глазами, спотыкаюсь и неуклюже начинаю падать. В последний момент ухватываюсь за подвернувшуюся железяку ржавой кованой изгороди. Ворона нагло хмыкает, но со спокойной душой улетает.
Такое ощущение, что Город изменился, как только мы свернули в первую же подворотню. Сиреневый зверек, махнув туманным хвостиком, растворился где-то на центральной улице, будто бы уже заранее знал, что его может поджидать в подворотне. Никто, отвесив еще один полупоклон, тоже остался где-то там. Но я то не знала, что меня может здесь ожидать. Я стометровку-то сдаю с пятого раза, а тут эта птица устроила мне марафон с препятствиями по разбитой дороге похлеще взбесившегося физкультурника. Дома, увитые жухлым плющом, раззявили выбитые темные окна. Булыжник мостовой раскрошился, и ноги то и дело попадали в ямы, подворачивая щиколотки. Я недовольно морщилась, но продолжала бежать… Ворона изредка хмыкала, отпускала какие-то едкие комментарии по поводу моего многострадального бега и заводила меня во все более разбитые и грязные места. Казалось, что весь лоск, вся краска слазила слоем слизи с каждого дома, оставляя после себя голые каркасы-скелеты…
- Ну же, детка, шевелись! А то ползешь, как столетняя черепаха!
Я остановилась. Надоело. Подобрала какой-то маленький камешек и метко запустила им в улетающую нахалку. Пускай я не умею бегать и с выносливостью у меня проблемы, но на меткость я никогда не жаловалась. Птица каркнула от боли, потеряла парочку перьев и быстро смылась с моих глаз. Чтоб тебе перьев на норму не хватило, курица ощипанная!
Ну и пусть. Не позволю над собою издеваться. Сама найду то здание, не нужна мне больше помощь того, кто жаждет надо мной поиздеваться.
С неба, полностью обложенного сиреневыми тучами, стали падать одинокие снежинки. Чуть сильнее почувствовалось приближение ночи в этом мире. А я-то думала, что здесь всегда будет одно и то же время года, одно и тоже время суток. Такой неизменный опустевший мирок.
Опять эти состарившиеся дома, без света, тепла и уюта. Скрипящие изгороди на несуществующем ветру. Разбитые, оставшиеся без сырного света, фонари. Вот так вот в Город может пробраться голодная пустота…
Дунул порыв ветра, подбадривающее затрепетали концы шарфа. На нос упала снежинка. Пора двигаться. Вопрос – куда?
Вперед.
- Давай же, расправь крылья, это совсем не страшно. – Такое странное ощущение, как тогда – в автобусе, будто бы кто-то только что стоял там, позади, дышал мне в шею. А потом, как и тогда, пропал. Будто бы и не было его никогда. Осталось только тепло, кристалликами укладывающимися на плечи.
Снег пошел чуть сильнее, окутывая разрушенный город льдистой паутинкой. Одна снежинка залетела в разбитый фонарь и зародила в нем какой-то неясный скрежет. А через секунду фонарь уже зажегся ярко-голубым светом. Только лампочки там не было, а сиял – искусственный язычок пламени. В скорости вся улочка была освещена, и по разбитой дороге забродили синие, идеально круглые пятна.
Сзади послышался невнятный шум, и я на всякий случай решила все же обернуться. И правильно сделала, потому что тут же ко мне на плечо легла лапа, собранная из мусора, раздирая любимый черно-бордовый шарф.
- Что за..? – На меня пугающе таращились выколотые глазницы той самой куклы, из кучи, за которую я еще умудрилась запнуться. Железные прутья-пальцы стали больно сжиматься, пытаясь раздавить мои кости, вгрызться в плоть и уничтожить… Другая рука, переплетение колючей проволоки, обломанных веток и выброшенных ржавых ножей, сомкнулась на моем горле, начиная душить.
«Тебе не кажется, что все это уже было с тобой? Ну руки были не из железок, и глаза на месте были…», - все мысли закончились, как только ножи стали скрестись своими выеденными ржавчиной лезвиями о мою шею…
Те же движения, те же цели… Если, конечно, меня может изнасиловать кучка мусора. А она ведь не может? Или в этом мире и такое случается?
Оттолкнувшись ногой от этого монстра, я рывком попыталась отпрянуть, но лишь сильнее разодрала куртку, так и оставшись в его по-настоящему цепких лапах. Ну же… Только теперь, в этот раз, надеяться не на кого – слишком пустой мир, слишком жестоки создания, им порожденные.
- Ну же, девочка… - опять этот шепот ветра, запах разожженного камина и нотки корицы.
Как обухом по голове. Правильно. Что же меня все подталкивают и подталкивают? Я и сама могу!
Крылья, как еще одни порывы холодного ветра, расправились с поразительной скоростью. Просто стоит махнуть сильнее, сдуть всего этого неудавшегося мусороманьяка и взлететь над городом. Банки-жестянки, ветки, осколки стекла, голова пупса – все разлетелось по улочке, но тут же исчезло, лишь только коснулось тротуара. Рожденные мира сего.
- Я же говорила, что это не страшно! – Ворчливо заявила ворона, подлетая ко мне. – А теперь давай, работай крылышками, разминай их. Нас уже ждут. Видишь, уже даже фонари синим зажглись. Это, наверное, Никто решил, что ты потерялась… - ворона продолжала трепаться, а мне не хотелось верить своим глазам. Там, с восточной стороны моего Города, язвой расползалось пепелище…
XX.
А ты когда-нибудь бывал на пепелищах, а, учитель? Чувствовал, как веет жаром от остывающей земли? Видел, как ветер несет вверх серый пепел?..
- Что это такое? – Спросила я, резко разворачиваясь в противоположную сторону. Птица раздраженно что-то вякнула, явно поминая меня и весь этот каркнутый мирок красочными истинно вороньими словцами, и полетела следом за мной.
- Хочу все знать, что ли? – Ворчливо поинтересовалась она, мигнув черным глазом. – Неужто тебе так интересно, а? Жалко стало, да? – Въедливо выпытывала она.
- Да, интересно, - и чуть ускориться, чтобы на всякий случай эта летающая вредина не успела в очередной раз что-то ляпнуть и отбить всю охоту. А она умеет, это точно.
- Ну и куда ты собралась, а? Совсем меня загонять решила? – Она догнала меня настолько легко, будто бы просто появилась рядом. А потом, скучающе:
- Видимо, ты все же абсолютно не хочешь узнать, как там дела у дружка твоего, Биста, кажется…
Резко обернуться. Ччерт! Это место в Городе просто притягивает меня. На столько, что я каким-то образом умудрилась забыть о нем, самом важном, кого я должна вытащить… Гипноз? Тогда почему мне так кажется, что на том пепелище есть что-то более живое, чем бесплотный Никто или полуразумный туман? Нет, конечно, там нет никаких «разгадок», не может быть все так просто. Но не попытаться…
Наглая птаха упорно наблюдала за всеми моими мучениями, ехидно посмеиваясь про себя.
- Полетели-полетели, глупая, - и заманчиво так – крылышком. Мол, никуда оно не денется от тебя, дорогая, через часик вернемся, и будет здесь все, как было, ну прям обещаю. Только ведь вранье – не будет. Исчезнет.
Сложила крылья и комом, простым таким, несуразным, с черно-бордовым шарфом, комом – вниз. Чтобы не успела остановить, поймать и утащить. Да и вообще, все эти побеги, россказни, нестыковки… напоминают каких-то нянюшек при малых детках или молоденьких барышнях с большими амбициями. Они тоже сюсюкают, кормят, меняют им бельишко.
А пепел оказывается – танцует. В воздухе, пока лечу вниз, они превращаются в фигуры и вальсируют по вибрирующему воздуху. Красиво и странно. Белое кружево юбок, серые фраки с черными галстуками… И тут же – просто воздух, просто пепел. Остаток живого.
А земля стонет. Это чувствуется, как только я осторожно опускаюсь на ноги (и откуда такое умение?). Она стонет прямо под моими ногами, от каждого шага. Будто бы я хожу по одному большому ожогу, и даже такие комариные укусы, как мои движения, вызывают дикую боль. Волнами расходятся жалобные вскрики, пепел подымается и опускается. В ушах – аж звон. Поджимаю ноги в надежде взлететь, а вместо этого – бухаюсь прямо на попу, отчего земля заходится в очередной череде вздохов. Боже, что же такое здесь могло произойти, что земля, неживая земля, завыла?
- Удовлетворила свое любопытство? – Хлестко, как пощечиной, выговаривает мне ворона. – Решила добавить, да? Вот сказано тебе было – не лезь! Так нет же, не слушает меня! Не стыдно? – Она нервно пыталась кричать на меня, а я всего лишь затравленно смотрела на нее снизу вверх и боялась пошевелиться, чтобы лишний раз не причинить боль непонятному существу, что раскинулось подо мной. Мой Город. А Город ли?
- Вставай давай! Сама же понимаешь, что больно делаешь! – Каркнула на меня она.
- Как? – Приглушенно, потому что действительно не пойму – как мне это сделать.
- Раком, блин! – Не выдержала она. – Крыльями, черт тебя дери! – Перья у птицы встали дыбом, а глаза так яростно блестели, что у меня пошел мороз по коже. Так вот какой она бывает. А все эти милые подгоняловки-рассуждаловки – маленькая толика? Пряник, да?
Я закрыла глаза и вспомнила о тебе, друг. Мне нужно успокоиться. Отвлечься от того, как ходит подо мной земля. Распахнуть крылья и взлететь. Только не так уж это и легко – взлететь, когда на тебя орут с боку, да еще и сидя на попе. Раза с пятого у меня только смогло получиться, да и то я больно мазнула крыльями по земле, отчего ворона взвыла дурным голосом и от отчаяния часто замахала своими.
Уже минут через пять, когда мы уже вместе с ней летели в другую сторону, а пепелище горестно вздыхало за нашими спинами, она кляла меня всеми возможными и не возможными выражениями. Да, действительно, пряники кончились. В гости нагрянул кнут. Хороший такой. Из садо-мазо.
Потом был шумный выдох и птица, пытаясь установить самоконтроль, резко гаркнула:
- Слушай, детка, внимательно! Я тебе не твой Учитель-недоучка, который тебя все никак приструнить не может! Я. Тебе. Ничем. Не обязана. Понятно выражаюсь? А то вызвалась на свою голову проводить милую девочку, а она тут мне фортеля выделывает! Сама тебе перья лично повыдергиваю, будешь еще тут… - и замолчала. Незнание не освобождает от ответственности, так? Знаю, а веду себя все равно как маленькая. Блин.
Дальше мы летели в тишине, лишь изредка поглядывая друг на друга. Внизу синели разбитые фонари. Никто так и не выключил их. Когда вдалеке показалось то здание, дом учителя, ворона вдруг зависла в воздухе. Вот правда, не знаю, умеют ли вороны зависать в воздухе, но эта делала это так профессионально, что я обзавидовалась.
- Ты хоть понимаешь, куда именно ты решила залететь? Нет? Чем именно тебе этот проступок мог стоить? – Ворона негодующе мотнула головой. – Это раны. Живые, как на теле человека. Голодные до обезболивающего. Они спокойно могут тебя сожрать, понимаешь? Не от того, что они плохие – нет. От того, что им больно. А ты для них – как передвижная аптечка. И никто бы не почесался после этого. Потому что было бы поздно – не по частичкам же тебя собирать. Понятно выразилась? – Она еще раз обеспокоено вздохнула и сказала:
- Ладно, полетели уж. Только пообещай мне, что не полезешь в эти раны ни при каких обстоятельствах сама, хорошо? – Мне оставалось только, изобразив скорбную мину, кивнуть. И все-таки она так похожа на нянечку…
XXI.
Ворона кивнула мне на прощанье и улетела. Я поправила разодранный на полоски шарф и вошла. Почему-то ехидно подумалось, что этот шарф будет как раз в пору тому мусороманьяку. Будет первым парнем на деревне. Всяких мусороманьячек соблазнять.
На этот раз в помещении не было никакой шкуры, тепло полыхающего камина, удобных кресел и других таких приятных предметов мебели. Темно и мрачно.
- Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро! То там сто грамм, то сям сто грамм – на то оно и утро! – из тьмы бодренько продекламировали веселый стишок и звякнули бокальчиками.
На лице появилась какая-то глупая ухмылка. Я тут друга спасать пришла, а вместо этого мне выпить предложили. Что-то уж больно ситуация комична. Что там происходит-то? Еще один шаг и тьма вдруг превратилась в обычную кухню. Стол, деревянный, с резными ножками, но дико обшарпанный. Два стула, в том же стиле. И учитель, намывающий бокалы, с полотенцем через плечо. Я аккуратно присела на стул и тут же на столе загорелось две свечи, тепло искрясь и попискивая от удовольствия. Еще одна веселая забавность – живые свечи. Тут Учитель повернулся, и, расплывшись в улыбке, предложил:
- На брудершафт?
Откровенно уставившись, я неожиданно для себя кивнула. Учитель, напевая еще какие-то жуткости про граммы, мед и остальные винни-пуховские премудрости, разлил красное вино по высоким бокалам, а потом ловко подал мне один, наполненный до краев.
- До дна! – предупредил он, и потянулся ко мне. Улыбнулся, точь-в-точь как Бист, обдал терпким от вина дыханием, и быстро его опустошил. Пришлось не отставать. Почему-то казалось, что сейчас весь этот театр закончится,  и мы плавненько перейдем так к более насущным вопросам. Или скатимся. В принципе, что мне и было мирно продемонстрировано. Учитель спокойно устроился на столе, подложив руку под голову. Через какое-то время, пока я еще не отошла от шока, он стал говорить:
- Глупая-глупая девочка, ты не представляешь, что именно ты умудрилась сделать. – Я пыталась разобрать, произносит ли это Учитель сам, или это кто-то произносит за него. Голос его был глухим и отчужденным, и он все так же не поднимал голову. – Ты притащила своего друга сюда, в этот мир, даже не подумав, что два одинаковых человека просто физически не могут сосуществовать в одном пространстве. Мы – не братья-близнецы, мы – это одно целое. А ты решила нас слить воедино? Посмотри, что ты наделала! – он резко запрокинул голову, и в неровном свете свечей я увидела его глаза – дикая смесь синего и серо-голубого, которая кружилась, разрывалась и менялась прямо на глазах. Это страшно.
- Отпусти его! Пожалуйста! – я смело наклонилась вперед, почти носом утыкаясь в горячий воск. А в ответ донесся лишь смешок. Жестокий. Я слышала только однажды, чтобы Бист как-то так смеялся, но и то – не похоже. Они и в правду – будто сливаются во едино… Нет! НЕТ!
- Зачем он тебе нужен, этот мальчишка? – ревниво-вызывающе. С коктейлем искр в глазах. Учитель бы никогда так не сказал. Он всегда – посмеивается, выдает какую-то занятную, лупящую по башке, информацию, но не ревнует. Потому что уверен с безумной гарантией, что я к нему все равно вернусь. За ответами.
- Он мне дорог. – сглатываю, потому что понимаю  - не так. Не то. Смешок.
- Неправильный ответ. – свечи вдруг разгорелись сильнее, и меня откинуло назад. А Учитель, или мой Бист, стоял там, за стеной огня. Я тебя… потеряла?..
- Он останется здесь, со мной. Из-за твоей ошибки. Понятно? – Черты лица – чуть острее. – Будет гарантом того, что ты больше не станешь делать глупостей!
На глазах – стоят слезы. Ччерт, как мы могли… Как я могла…
- Успокойся! – властно и жестко. Вот это уже полностью – Учитель. – Теперь слушай, что ты должна будешь сделать. Устройся в любую больницу поломойкой. Все, я сказал!
Он махнул рукой и меня отнесло к стенке, резко вмазав головой в какую-то полку. Перед глазами проплыли багровые круги, и я отключилась.
Проснулась я, лежа у себя на кровати. Голова дико болела, будто бы мы с Бистом вчера долго и упорно пили что-то экстра-крепкое.
- Бист??!! – с криком я вскочила с кровати, схватившись за волосы.
На кровати кто-то зашевелился. Будто молнией прошибло. Я метнулась к нему. Черным мазнула макушка.
- Бист?! – шепотом от радости. Одеяло шевельнулось еще раз. Из-под него выползла ворона. Разинула клюв и громко, на всю квартиру, заорала:
- КАРРРР…