Цыганочки с выходом продолжение

8.
Я скакала верхом на лошади по бескрайнему полю. На мне была светлая амазонка в стиле девятнадцатого века. Она развевалась на ветру, а мне было весело, и я громко смеялась – даже не думала раньше, что умею сидеть в седле.
Рядом на белом коне скакал Андрей. Он был в байкерском костюме, на голове шлем. Он тоже смеялся, но как-то приглушенно, видимо из-за шлема.
Я обогнала его и понеслась вперед.
- Куда, куда?! – закричал Андрей, - Туда нельзя! Остановись!
- Догоняй! – крикнула я ему, продолжая смеяться, и неслась все дальше и дальше.
Навстречу мне шла толпа цыган в ярких блестящих одеждах. Они обступили меня, радостно крича. А потом стащили с лошади и поволокли за ноги куда-то в сторону своих кибиток. Странно, но у меня не получалось сопротивляться им, я волочилась по полю, голова моя подпрыгивала на кочках. Впереди я увидела свежевырытую могилу, а цыгане подтащили меня к ее краю и начали туда сталкивать.
- Андрей, - кричала я, - Помоги мне! Помоги!
Но Андрея нигде не было.
Я полетела вниз, в темноту. Меня обдало могильным холодом и я открыла глаза. Ничего не произошло. Вокруг было по прежнему темно и сыро. Я закрыла глаза и снова открыла. Опять ничего.
«Конечно, это сон, - догадалась я, - но почему ничего не видно? Обычно во сне что-то показывают, пусть даже и в темноте». Еще пооткрывав и позакрывав пару раз глаза я поняла, что уже не сплю, потому что голова нестерпимо болела и все тело дрожало крупной дрожью, видимо, от холода. А почему же я тогда ничего не вижу? Я внезапно вспомнила, что со мной случилось. Наверное, от удара по голове я потеряла зрение. Мне стало очень жаль себя, и еще я запаниковала: как же тогда понять, где я нахожусь, если я ничего не вижу? И кто меня ударил по голове? Может, это ветка отломилась с дерева и прицельно приземлилась мне на макушку?
Я осторожно села и ощупала себя. Так вроде бы все на месте. Сижу на чем-то жестком, похоже на доски. Поставила ноги на пол и ощупала его – вроде бы земля. Видимо, я лежала на скамейке в парке. А кто меня туда положил? Осторожно, мелкими шажками я пошла вперед и скоро уперлась во что-то твердое. Ощупала – кирпичная кладка. Ясно, я лежала на скамейке перед домом, теперь дошла собственно до дома, и нужно найти в нем дверь или окно. И позвать на помощь. Меня смущал запах сырости и жуткий холод вокруг, вроде бы днем была отличная погода. Но, может, уже наступила ночь? И заодно прошел дождь? Я шарила руками по стене дома, пытаясь нащупать что-нибудь похожее на дверь. Но стена неожиданно закончилась и образовала прямой угол, но не в ту сторону, в которую, по идее, должна была. Получалось, что не дом стоит передо мной, а я нахожусь внутри дома.
«Интересно, как это я могу находиться внутри, если я снаружи? – подумала я – Или это дом так странно построен, с выступом вперед? А может, я все-таки еще сплю?» Снова продвигаясь на ощупь, но уже быстрее из-за подстегивающего меня любопытства, я наткнулась лицом и руками на какие-то палки, которые стали падать на меня, отпрыгнув в сторону я опрокинула ведро, наступила ногой в железное корыто, споткнулась и, уже в полете, приближаясь к земле, судорожно хватаясь руками за воздух, успела увлечь за собой еще и какие-то железки, которые с грохотом, перемежающимся звоном разбитого стекла, обрушились рядом.
И вдруг я услышала какой-то странный скрип и увидела свет.
- Свет! Я вижу свет! – закричала я.
И тут что-то, видимо, не долетевшее до земли в свое время, обрушилось мне на голову. И мое сознание снова временно отключилось.
Я сидела поздним летним вечером у костра среди цыган. Костер приятно согревал теплом, а цыгане пели заунывные песни под гитару. Рядом со мной сидел смуглый голубоглазый цыган с легкой степенью небритости, как раз такой, как я люблю – два-три дня. «Какой красавчик», - подумала я. Тут он протянул ко мне руки, сказал: «Теперь ты моя жена» и попытался обнять меня. Все внутри меня возмутилось, я воскликнула: «Нет, я люблю Андрея Романова!» и оттолкнула красавца. Костер вдруг взметнулся к небу, вспыхнул ярким пламенем, и все исчезло. Я лежала с закрытыми глазами неизвестно где, а рядом бубнили два женских голоса.
Я открыла глаза и увидела белый потолок. «Ура! – мысленно возликовала я. – Зрение вернулось!» Я прислушалась к голосам. Один говорил:
- Джинес карик тэ джяс?
А другой отвечал:
- Саро джином.
«Ни хрена не понимаю, - подумала я, - что-то про джин толкуют. Зрение-то вернулось, а с головой, видимо, проблемы. Наверное, в голове что-то нарушилось от удара».
 Я вспомнила историю, которая приключилась с коллегой моей мамы. Мама преподавала в школе информатику и дружила с учительницей английского языка, приятной во всех отношениях и относительно молодой женщиной, которая в один прекрасный день пострадала самым невероятным образом.
На нее с балкона уронили горшок с цветами, совершенно случайно и всего лишь со второго этажа.  К тому же горшок был пластмассовый и не самый крупный. В общем, пустяк, казалось бы. «Англичанка» потерла макушку, глянула наверх, надеясь увидеть виновника инцидента и посмотреть в его честные глаза, но, конечно, никого не увидела, сказала что-то вроде «Fuck» и пошла домой. Дело было вечером, и она благополучно легла спать.
Но утром, когда она, как обычно, приготовив завтрак, позвала на кухню мужа и ребенка, они уставились сначала на нее в недоумении, потом попытались, судя по лицам, возмущаться. То, что они говорили, бедная женщина не понимала. А муж и сын не понимали ее. Оказывается, она напрочь забыла русский язык и разговаривала с ними по-английски. Они сначала решили, что она попросту издевается над ними, но, увидев на ее лице искреннее недоумение, вызвали «психиатричку». Память у маминой подруги со временем восстановилась – спасибо медицине. И русский язык вспомнился. Но не сразу.
Я посмотрела в сторону бубнивших голосов и увидела Гили. И не одну. Дело в том, что их было двое – две абсолютно одинаковые Гили. Но одна была одета в какие-то блестящие юбки, а темные блестящие волосы прикрыты цветастым платком, а вторая – в недешевое черное платьице,  лаковые сапожки и лаковую же кожаную курточку красного цвета с коротким рукавом. Интересно, что за безумный дизайнер создал данный шедевр? И стоимость данного наряда тоже, несомненно, безумная.
«Ну, точно, - подумала я, - с головой не в порядке. То ли в глазах двоится, то ли раздвоение личности. Мне требуется помощь психиатра». И я застонала от осознания собственной инвалидности.
Гили посмотрели в мою сторону, потом переглянулись между собой, и одна из них сказала, обращаясь ко мне:
- Сыр тут кхарен?
«А вот сыр тут вообще не причем», - подумала я и, сначала замычала, разводя руками, пытаясь показать, что я не совсем понимаю, а потом все-таки произнесла:
- Я твоя не понимать.
- Ты что, иностранка что ли? А в мобильном все контакты по-русски, – спросила та Гили, которая была в красной курточке и, открыв мою сумку, повертела в руках мой мобильный телефон. И до меня, как ни странно дошло то, что она спросила. От радости я резко вскочила и с округлившимися от радости глазами воскликнула:
- Я тебя поняла!
- Ну хорошо, хорошо, не надо так орать, - сморщилась она, как от зубной боли, - поняла и поняла, мы за тебя рады. Так кто ты, как тебя зовут?
Я не успела ничего ответить, как дверь распахнулась и в комнату ворвалась еще одна девица. Она не была похожа на цыганку – русые волосы, светлые глаза, а одета была в бесформенную одежду, купленную, видимо, на одном из китайских рынков.
- Хорош тут орать, я ребенка еле уложила, а они тут голосят как потерпевшие! – заорала девица и, увидев, что я пришла в себя продолжила, - А, придурошная ваша очнулась! Нет, ну это чья идея была сунуть эту дуру в погреб, она там все банки с огурцами переколошматила! А мне за этой коровой убирать теперь. Убирайте сами, раз ее туда пихнули, а то Розка в понедельник вернется, будет бухтеть.
- Пошла отсюда, тварь, - обозлилась Гили в красной курточке и стала выпихивать девицу обратно за дверь. Та начала было сопротивляться и орать что-то нецензурное, но Гили быстро выпихнула ее и закрыла дверь на замок.
- Сучки, я вам еще покажу, раскомандовались здесь! Убирайтесь к своему Мише и там командуйте! – орала девица с той стороны и колотила в дверь руками. – Вот я ему расскажу, что вы сюда девку какую-то приволокли.
- Вот гадина, - по инерции на русском произнесла вторая Гили, в юбке, - теперь до вечера орать будет. Денег ей, что ли, дай, чтоб молчала. Я не хочу, чтобы Миша что-нибудь узнал.
- Вас что, действительно двое? – осторожно подала я реплику.
- Действительно двое, ты что, близнецов никогда не видела? – сердито спросила Гили в курточке.
- Ах, близнецов, - начала что-то понимать я – не зря же я имею два высших образования и работаю секретарем, быстро соображать – это у меня профессиональное. Значит, девчонки – близнецы, сидела я в темном погребе, поэтому ничего не видела, и говорили они между собой по-цыгански, поэтому я ничего не понимала.
У меня все равно осталось еще много вопросов, но задать их я не решалась – раз меня посадили в погреб, то явно относятся ко мне без должного гостеприимства. Лучше пока помолчу, осмотрюсь, а там видно будет.
Гили в курточке сердито посмотрела на меня, сверкнув глазами, и сказала:
- Будешь рыпаться – посадим обратно в погреб. Попытаешься бежать – убьем и похороним так, что никто никогда и костей твоих не найдет.
«Ого! Круто, - подумала я, - ситуация осложняется».
Гили в курточке тем временем произнесла, обращаясь к Гили в юбке:
- Мэ ява.
- Де бут?
- Дадывэс, - хитро улыбнулась она, и я в очередной раз пожалела, что ничегошеньки не понимаю.

Я прилегла обратно на диванчик, на котором лежала, все-таки вдруг у меня сотрясение мозга, ведь врачи рекомендуют в таком случае лежать, и стала думать. Нахожусь я неизвестно где, попала сюда неизвестно как, что со мной будет – тоже неизвестно. А если все-таки попытаться бежать? Но цыганка ни на секунду не выходила из комнаты: сидела, листала книжку, периодически поднимая на меня глаза. Чтобы создать идеальную ситуацию для побега, нужно, видимо, попроситься в туалет. Или попить. Тогда она выйдет, а я сигану в окно.
Но на каком этаже мы находимся – не понятно. Если это третий этаж особнячка Михаила Яновича, то сигать вниз чревато третьей потерей сознания. И я решила попытаться завести разговор.
- Скажи, а Гили это ты или твоя сестра?
Цыганка удивленно вскинула брови, но все-таки ответила:
- Сестра. А я Галя.
- А где мы находимся?
- Где надо.
- А с Борисом Крымским кто из вас знаком: ты или она?
Галя побелела, насколько это было возможно при ее смуглой коже, и прошептала:
- Ты кто? Откуда знаешь про Борю?
Я решила полностью раскрыть карты. Вроде бы она не такая уж неприятная особа, очень даже ничего  на первый взгляд, вот ее сестрица – да, чувствуется, что девушка с перчиком. А Галя выглядит какой-то более доброй, что ли. Поэтому я призналась:
- Меня зовут Мила, я лучшая подруга Вари, жены Бориса. Она про тебя ничего не знала, пока Бориса не убили. Тогда майор Романов, который ведет дело об убийстве, рассказал Варе, что у него была еще одна женщина. И даже ребенок. Значит, это ты?
- Да, - сказала Галя и вдруг заплакала. – Раз ты ее подруга, то, конечно, не поймешь… Мы с Борей так любили друг друга, мы были просто созданы друг для друга, он от твоей Вари не уходил только из-за ребенка. Обещал мне, как только разбогатеет, мы уедем с ним за границу. То есть, конечно, у него деньги были – он квартиру нам снимал, всегда подкидывал на жизнь, это, конечно, лишнее было – я и так не нуждаюсь, только он об этом не знал. В общем, он меня любил, а Варя нам только мешала…
- Значит, ты его убила, потому что любила? – спросила я, - или я что-то не понимаю?
- С ума сошла! – немедленно вскочила Галя на ноги и нервно заходила по комнате. – Это не я, не я! Я когда пришла, он уже лежал на полу! Это Варя твоя, небось, узнала про нас, или орден решила одна захапать, вот и убила его! Только ничего ей не досталось! Или?… - и она вопросительно посмотрела на меня.
- Откуда про орден знаешь? – спросила в свою очередь я.
- Много ты что-то вопросов задаешь, не в милиции, случайно, работаешь? А? И как у Миши в саду оказалась? Подслушивала? Для Вари своей старалась?
У меня голова распухла от обилия вопросов, которые я хотела задать Гале. К тому же сильные удары по ней не прошли бесследно – она вдруг нещадно заболела. Я обдумывала, какую линию поведения мне выбрать в отношении Гали, чтобы получить от нее информацию, как вдруг в дверь постучали.
- Кон дый? – крикнула Галя.
- Мэ!
Галя бросилась к двери и открыла. Вошла Гили, а за ней незнакомый мужчина, явно не цыган, а лицо кавказской национальности, причем в самом худшем его проявлении: среднего роста, пузатый и с усами. И одет соответственно. Только кепки не хватало.
Он зыркнул глазами по сторонам и спросил у Гили:
- Гдэ?
- Вот, - показала она на меня.
- Эта? – картинно изобразил он удивление.
- Да, а что тебе не нравится?
- А что мне может нравица, а? – агрессивно спросил он Гили. – Ана же старая, да?
- Гоги, подожди, она не старая, сколько тебе лет? – гневно спросила она меня.
- У дамы не принято спрашивать о возрасте, но мне около двадцати пяти, - кокетливо ответила я.
- Ты слышала, да? Двадцать пять ей, савсем старуха. У меня дэвочки работают по шестнадцать-семнадцать лэт, а эту я куда дену? Для извращенцев?
- Ну почему, она еще очень ничего, посмотри. – И, обращаясь ко мне, - Ну ты, покрутись.
Я сделала один оборот вокруг себя и Гоги воскликнул:
- Ана еще и толстая, да? А что с волосами?
Тут я не выдержала и воскликнула:
- Ну вы ваще, офигели что ли! Я в фитнес клуб хожу, между прочим, в очень хороший! И лишнего веса у меня нет! И я блондинка, и волосы у меня в порядке! И я красавица! А ты на себя бы посмотрел в зеркало, потом другим замечания делал!
Гоги секунду ошарашенно молчал, потом сказал, обратившись к Гили:
- Она психованая, да? Ты кого мне подсунуть хочешь? Из «дурки» ее украли? Нет, так дэла не дэлаются, я пошел, - сказал Гоги и направился к двери.
- Послушайте, мужчина, - продолжала возмущаться я, - вы что, замуж меня, что ли, берете? Что за оскорбления приличной девушки?
Гоги остановился, уставился на меня, покрутил пальцем у виска, потом снова направился к двери.
- Гоги, стой, я скину тебе, в два раза… - начала было Гили.
- Нэт, нэт, и даром не нада, до свидания, - сказал Гоги и ушел.
Гили рассерженно топнула ногой и выбежала вслед за ним, хлопнув дверью. Вслед за ней ушла и Галя, а ко мне с тарелкой супа в руках заглянула давешняя русоволосая скандальная девица.
Она поставила передо мной тарелку и с какой-то жалостью в голосе произнесла:
- На, ешь, оголодала небось? Тебя звать-то как?
Я решила воспользоваться случаем, раз у нее так резко переменилось настроение и она испытывает ко мне жалость, может, расскажет что-нибудь интересное и, пытаясь вызвать максимальное сострадание, ответила:
- Мила. А тебя?
- А меня Таня.
- Тань, ты извини меня, что я банки тебе в погребе побила. Я не нарочно, - заскулила я, подлизываясь к ней.
- Да я не сержусь, что мне эти банки, Розка только вопить будет, когда вернется, она по любому поводу вопит. И девок этих терпеть не могу, сами нищета безродная, а пальцы гнут, как королевы. Я тоже, между прочим, не на помойке себя нашла. Ты не смотри, что я с ними так ругаюсь – я и школу с серебряной медалью, и техникум закончила. Просто их тут много, командирок, а я одна.
- А Розка - это кто?
- Хозяйка всего имущества, - усмехнулась Таня.
- А почему ты тут живешь, среди цыган? Ты работаешь тут, что ли?
- Хуже, - засмеялась Таня, - за работу деньги платят, а я тут забесплатно пашу. Я замужем за младшим Мишиным братом. Сначала Мишина третья жена тут была в поломойках, а как Рома мой меня привел, так Миша с женой сразу в свой дом переехали. Ну, а как я появилась, так Розка за меня взялась. Розка – это, можно сказать, сверовка моя. На самом деле она Мишина старшая сестра, мать их рано умерла, Роза их с Ромой растила. Она всем здесь заправляет. Знаешь, какая стерва. Я один раз, как сюда переехала, полы помыла, а ей не понравилось. Так она моему Роме сказала, чтобы он меня побил. И он побил, представляешь, вся в синяках потом ходила. Уж Розка довольная была. Она хотела сначала Роме найти цыганскую жену, у них так принято - только на своих жениться, типа, они цыгане, а все остальные люди - гадже, только Роме уж скоро сорок стукнет, а женат не был, и никто ему не нравился. Вот Розка и согласилась на меня, но чтобы я все их традиции соблюдала. Теперь чуть что – меня попрекает. Вообще, у цыган принято, что мужчина главный в семье, но и у свекрови большой авторитет, а она Мише с Ромой была вместо матери. Сыновья и невестки, все свекровь слушаются и почитают. А если бы она не захотела меня принять, то Рома бы на мне и не женился. Или вот взять хоть Мишу - уже почти шестьдесят, бизнесмен, а к Розке прислушивается, в рот ей смотрит. У него самого жена уже третья. Первая сама сбежала, еще давно дело было, с его лучшим другом. Да потом умерла она. Гили и Галя ее дочери. Ну да это долгая история. Вторая жена погибла, сама или нет, не знаю. А эта третья, молодая, так рада была, когда мой Ромка женился, что не ей пахать теперь. Уехали теперь отсюда.
- Надо же, Мише шестьдесят, я думала, он моложе, хорошо он выглядит.
- Да, я думаю, они какие-то секреты цыганские знают – травы там и все такое. Розка тоже у нас цветет, хоть ей скоро семьдесят стукнет. А энергии, знаешь, сколько – на трех молодух хватит. Но она колдунья, небось, какие-нибудь заговоры делает.
- Так мы не у Миши дома? – продолжила я расспрос.
- Нет, это Розкин дом. Мишин тут рядом, за углом.
- А зачем этот дяденька грузинский приходил?
- Это Гоги, он сутенер. Гили в бордель тебя хотела продать. Да, видно, старовата ты уже для этого дела. Я ей сразу сказала, что ничего не выйдет, но, может, в итоге она и пристроит тебя – в поле пахать или хоть на наркоту кто возьмет.
- Это как?! – испуганно воскликнула я.
- Наркоту развешивать и по пакетам рассовывать. Это несложно.
- Нет, я домой хочу, - заныла я, - нельзя мне как-нибудь домой, а?
- А зачем ты к Мише полезла? Скажи спасибо еще, что девки тебя заметили, а не он. Его охрана тебя бы так отделала, в живых бы не осталась.
- Так это Гили меня ударила и сюда притащила?
- Ну да. Они с Галей в конюшню ходили, заметили, как ты по Мишиному участку бегаешь, шпионишь, по башке тюкнули и сюда приволокли. Миша, небось, и не знает. У него охранники те еще деятели, тут чужие никогда не ходят, вот они и ворон вечно считают, вместо того, чтобы за порядком следить. А тебя продать можно, вот девки и не растерялись – Гили, знаешь, какая, за копейку удавится. Я думаю, она на наркоту подсела.
- Надо же, - удивилась я.
- Да, некоторые цыгане торгуют наркотиками и сами подсаживаются, особенно молодежь. Но сейчас они уже хватились, особенно такие богатые, как Миша, борются даже с наркотиками, движения организовывают. У него сын единственный был от второй жены, ну то есть это не его был сын, в подоле Лола ему принесла, да неважно это. Так вот, он погиб от передоза, так Миша сейчас знаешь, какую деятельность против наркотиков развернул! Международные организации привлек. Это он про Гили еще не догадывается, а то всыпал бы ей по первое число, да под замок посадил! Многие русские думают, что раз цыган, то обязательно торгует наркотой, а это не так – во многих цыганских семьях наркотики запрещены. Но народ-то уже не переубедить.
- Да брось, чем же еще цыгане занимаются? Все знают, что они воруют, да наркотиками торгуют! Ну, танцуют еще в ансамблях.
- А вот и нет! - С жаром воскликнула Таня, - У многих цыган свой бизнес, они занимаются торговлей в основном, держат точки на вещевых и продуктовых рынках, у кого-то небольшие артели производят всякую мелочевку, кто-то извозом занимается. А Миша так вообще – серьезный бизнес имеет, птицефабрика у него, конюшню построил, разводит лошадей…
- Тебя не поймешь – ты то жалуешься, то теперь защищаешь цыган.
- А что бы мне их не защищать? Хоть Розка мне чуть что – по рогам сразу, но все-таки я теперь тоже, считай, цыганка, и дочь у меня в школу пойдет, не хочу, чтобы на нее пальцем показывали…
- А что ж ты терпишь, не пойму, ушла бы, вышла за русского.
- Да куда я пойду? Родители мои – нищета, дом наш, поди, развалился уже. Отец пьет беспробудно, мать пашет, но все без толку. У нас в поселке платят копейки. А тут цыган богатый на меня польстился. Конечно, мне захотелось по-людски пожить, я и согласилась, он у меня мужик-то неплохой. Только свекровь – отрава. Она и гадать умеет, и колдовать. Боюсь ее до смерти – наведет какую-нибудь порчу, как на мать Гили с Галей. Да и ребенка я родила, куда ж идти с такой обузой на руках.
- Тань, умоляю, помоги мне убежать отсюда! Я тебя отблагодарю! – с надеждой в глазах воскликнула я. – Я хотела подруге помочь, а видишь, что получилось…
- Да ты что, мне потом от девок кирдык будет, если я тебе помогу. Даже не проси.
- Меня будут искать! – запальчиво воскликнула я. – Мой жених – майор милиции!
- Ну да, конечно, и как же он тебя найдет, интересно? Сиди уж, не рыпайся. А если и будут тебя у Миши будут искать – не найдут.
В тоске я завалилась опять на свой диванчик и с сожалением подумала: «Вот продадут меня в бордель, а у нас с Андреем даже ничего ни разику и не было. Надо было ему сразу отдаться, и что я все тянула? Как он там, мой бедненький. Хватился меня, наверное, ищет с собаками. На него теперь вся надежда. Или работать мне проституткой до конца дней своих». О том, что в проститутки меня не приняли по возрасту и внешнему виду, мне думать не хотелось. Конечно, после подвала я не так уж шикарно выгляжу, но если привести себя в порядок, то я просто конфетка. А этот Гоги просто идиот, потерял такой ценный кадр. Уж я-то точно знаю, что все мужчины от меня без ума.
Таня забрала пустую тарелку, посмотрела на меня и сказала:
- Эй, слышь, не кисни. Если поставят тебя наркоту фасовать, то даже весело будет. Работа непыльная, а веселящий порошок под рукой.
Я даже не повернулась в ее сторону. Для меня это было слишком слабым утешением.
Через секунду, после того как Таня ушла, вошла Галя. Она погнала меня кухню – все-таки мне решили поручить кое-какую несложную работу по дому. Рядом со мной постоянно кто-то находился и удрать отсюда не было никакой возможности. Пока Галя вела меня по дому, я осмотрелась. Рука дизайнера явно не касалась этого богатого цыганского дома, все было как-то очень традиционно: яркие ковры и пестрые занавески, телефоны в каждой комнате, портреты сородичей маслом, все уставлено вазами, завешано тряпочными искусственными цветами.
Я встала к мойке мыть посуду. Я немного изучала фэн-шуй и знаю, что нет ничего хуже скопления грязной немытой посуды, поэтому мыть посуду очень полезно для концентрации положительной энергии. Я мыла посуду и медитировала. Настроение мое понемногу улучшалось. «Ничего, - думала я, - прорвемся. Выход есть даже из самой безвыходной ситуации».

9.
Поздним вечером меня снова водворили в мою комнату на диванчик. Зашла Таня и принесла мне ужин – я даже не стала разбираться, что в тарелке, накинулась на еду, несмотря на то, что было уже больше восемнадцати часов. А я ведь обычно после восемнадцати не ем – берегу фигуру.
Таня жалостливо посмотрела на меня, видимо, ощущая неловкость оттого, что не согласилась мне помочь. С одной стороны, я ее, конечно, понимала – влетит ей по первое число, если кто-нибудь узнает, что она мне помогла. А с другой стороны, я бы на ее месте обязательно помогла бы тому, кто влип в такую неприятную историю. Ну вот честное слово.
Чтобы как-то заполнить паузу, я спросила ее:
- А что там за история с Гилиной и Галиной матерью?
Таня оживилась оттого, что вопрос показался ей простым, и ответить на него было даже приятно, и начала рассказ:
- Мне Рома мой рассказывал, это у них любимая семейная легенда. Когда Миша был молодым, у него была жена Соня. Такая красавица, я видела их свадебные фотографии, а на чердаке есть ее портрет, ну просто картинка. Обычно цыгане обручаются и поженятся по выбору родителей: родители парня ищут подходящую невесту, у кого есть дочери на выданье – цыганское радио тут же доложит. Засылают сватов. Если родители жениха видят, что девушка хорошая, из приличной семьи, договариваются – и готово. За девушкой следят, чтобы, не дай Бог, до свадьбы не выкрали.
Роза замужем так ни разу и не была, воспитывала Мишу с Ромой одна, но уже смолоду она была известной гадалкой, к ней со всего Питера приезжали. И сейчас едут, но она не всякого еще и примет. А тут к Розиным родственникам на свадьбу из Москвы приехала семья Сони. Они хоть и дальние родственники, но цыгане и к дальним родственникам относятся как близким. А какие подарки дарят – и машины, и золото, и деньги. И в то время так же было. Вот тут Миша Соню и увидел, и сразу влюбился в нее без памяти. Дело было молодое, ему тогда всего-то двадцать пять и стукнуло, а она только школу закончила. Ну, она вроде бы отнеслась к нему так себе – отшила, короче, мол, как родители скажут. Миша ее посватал, а ее родители ему отказали - он тогда еще и богат не был, все больше Розе в гадании помогал. У него есть дар, поэтому он и смог бизнес наладить. Уехала Соня в Москву, а Миша ее и выкрал, и сюда привез. Тут уж деваться некуда, пришлось ее родителям смириться, свадьбу сыграли.
Но  Миша постоянно переживал, что вроде бы не может ее обеспечить так, как она привыкла. Соня на вид скромница была – глазки опустит, молчит, а что там у нее на уме – неизвестно. К тому же выкрали ее против воли, она вроде бы и не жаловалась, но ходила все время как замороженная. К родителям вернуться она не могла – они бы ее не приняли, это позор, и с Мишей жить ей было не в кайф. Потом, в цыганских семьях развод не очень принят – если вышла замуж или женился, так терпи. Миша с ней носился как с писаной торбой, чуть какие деньги появлялись свободные – все на нее пускал. И Розка, что странно, с ней тоже сюсюкала, работой не перегружала, как меня. Все-таки Соня из семьи цыганских баронов была, ее мать в девичестве была Буряце – слышала такую фамилию?
Я мгновенно оживилась. Слышала ли я такую фамилию? Да я в последнее время только и слышу ее! Но, чтобы подстегнуть Таню, сказала:
- Нет, а что – это какая-нибудь известная фамилия?
- Ну, ты даешь! Борис Буряце был известным человеком, оперным певцом, сначала работал в театре Ромэн, а потом его любовница, Галина Брежнева, пристроила в Большой театр. Говорят, он был связан с цыганской мафией, торговал антиквариатом, бриллиантами, и много лет все ему с рук сходило, как будто бы так даже и надо. Знаешь, как он жил – как сыр в масле катался, и родственников не забывал. Для цыган вообще родственники – это все.
- Ну а дальше-то что?
- А дальше вот что. У Миши был друг, они дружили с детства. Миша любил его сильно и очень ему доверял. Друга этого все звали Сашко, он такой бедовый был, мог на спор с моста сигануть вниз, а если в карты садился играть – то ли везло ему, то ли знал секреты какие, любого мог обыграть. А уж пел как, как танцевал! Он был солистом в Государственном ансамбле цыган в Ленконцерте, и когда Миша женился, он как раз уезжал на гастроли. А когда вернулся, увидел Соню и погиб. И он Соне понравился – высокий, красивый, веселый. Когда Сашко к Мише приходил, Соня прямо вся расцветала, начинала улыбаться. Миша, конечно, ревновал страшно, бесился. В конце концов, запретил Сашко приходить в свой дом. Но это не помогло. Однажды Соня пропала, оставила записку – мол, не ищите, ухожу навсегда. Все сразу догадались, что они с Сашко сбежали. Такой переполох поднялся! Миша их искал, ездил к Сониным родителям, умолял, те ему ничего не сказали – им новый зять нравился больше, чем Миша, все-таки артист и очень талантливый. Миша хотел и с собой покончить, и их грозился найти и убить, в конце концов Розка что-то там наколдовала – сделала им заговор на смерть. Потом только мы узнали, что колдовство ее удалось.

- Дядя Миша, помоги, - бросилась Соня в ноги к Михаилу Буряце, маминому двоюродному брату.
Уже две недели, как они с Сашей в Москве, скитаются по знакомым, да родственникам – страшно, вдруг муж ее найдет. Как Соня его ненавидела! Разве о таком замужестве она мечтала?! Она хотела известного, богатого мужа, ласкового, веселого. А Михаил был ей противен – все, что бы ни делал, вызывало у нее отвращение. С трудом она сдерживала себя столько долгих месяцев. Если найдет ее – пусть лучше убьет, обратно она не вернется, ни за что.
А дядя Миша – человек влиятельный, хоть и молодой совсем – тридцати еще нет, он в беде ее не оставит. Им бы с Сашей только пару месяцев где-нибудь пересидеть, а там они устроятся.
- Помогу я тебе, помогу, не переживай, - ласково сказал дядя Миша, - тут как раз Борису человек нужен, чтобы ходил с ним везде, да мог в случае чего отпор дать.
- Это как? – удивилась Соня.
- Да избили его тут как-то, теперь он один ходить опасается. Врагов много у него, он человек заметный. А Сашко твой – парень крепкий, то, что надо. Если все хорошо будет, Борис за него попросит, устроим твоего Сашко в хороший ансамбль. Сама будешь у Бори жить, по хозяйству помогать. Муж твой туда не сунется – Боря человек влиятельный, сама понимаешь, в самых верхах вращается. Ну что, довольна?
- Довольна! – бросилась Соня на шею дяде Мише.
- Ну и лады. Бери Сашко, поедете на улицу Чехова, вот адрес.

Они с замиранием сердца вошли в квартиру дяди Бори. Он принял их радушно, сразу пробежался взглядом по Сашко – отметив про себя, что тот парень высокий, плечистый, довольно улыбнулся: то, что надо, не обманул Миша. Уже несколько раз его сильно избивали – подкарауливали у подъезда. Борис знал, чьи это происки, но что поделать, когда твой враг – легавый самого высокого уровня, только надежная охрана и спасет. И Соне нужно помочь – родня, как никак, Зарочки, любимой двоюродной сестры, дочка.
Соня огляделась – огромная квартира, кругом антикварная мебель, красивые безделушки, иконы, да и сам Борис выглядел как человек весьма небедный – американский джинсовый костюм, на шее огромный платиновый крест с бриллиантами. Родители Сони тоже были люди обеспеченные, но с такой роскошью напоказ Соня столкнулась впервые.
И началась сладкая жизнь. В квартире Бориса постоянно собирались друзья – его и Галины Брежневой. Соня помогала накрывать шикарные столы с изысканными яствами – продукты для них доставлялись прямо из Елисеевского гастронома, с директором которого Борис дружил. Гулянки частенько затягивались, и Галина все чаще и чаще оставалась ночевать. Утром она, небрежно накинув на себя что-нибудь, спускалась вниз, в парикмахерскую по соседству, туда для нее направлялись лучшие московские мастера парикмахерского искусства.
А Соня на правах родственницы командовала прислугой – пыль вытиралась, обед готовился. Да и дядя Боря был человеком не жадным, одаривал иногда племянницу подарками – колечки, да сережки.  Не жизнь, а малина. К тому же в канун нового, тысяча девятьсот восемьдесят второго года, Соня поняла, что беременна. Столько времени жила с Мишей – и ничего, а тут…«Сашко пока не буду говорить, - решила она, - скажу на Рождество». Но судьба распорядилась иначе.
Сразу после нового года Борис позвал Соню и дал ей сверток.
- Возьмешь этот пакет, отвезешь вот по этому адресу. Тебе нужна Надежда Крымская, отдашь ей пакет лично в руки, скажешь: «Я от Бориса Буряце». Она знает, что дальше делать. А тебе вот за беспокойство, - протянул Соне Борис золотые серьги с крупными бриллиантами и обнял ее, засмеявшись. – Золотая ты моя, бриллиантовая! Назад не торопись, навести родителей, а то Зара мне вчера звонила, беспокоилась, что ты их совсем не навещаешь.
- Хорошо, спасибо, - улыбнулась Соня.
В подъезде она остановилась, снедаемая любопытством – что же такое в этом свертке? Борис приторговывал бриллиантами и антиквариатом, но ей никогда никаких поручений не давал. Что же там? Соня осмотрелась: вроде бы никого вокруг. Тихонько приоткрыла сверток и вытрясла содержимое. На руку ей упала восьмиконечная звезда, сплошь усыпанная бриллиантами. Бриллианты искрились в полумраке подъезда, ослепляя, как мощный фонарь. Соня оторопела – такой красоты она еще в жизни не видела.
Вдруг внизу резко хлопнула дверь, и несколько человек, переговариваясь между собой, начали подниматься вверх по лестнице. Соня быстро спрятала звезду обратно в пакет и, сунув сверток за полу шубы, медленно пошла вниз. Мимо нее прошли несколько мужчин с сосредоточенным выражением на лицах, выдающих в них гэбэшников, сзади пара человек в прокурорской форме, а замыкали шествие две пожилые женщины. Соня вгляделась в их лица – они были ей знакомы. Это же две старейшие артистки из Большого театра, известные сплетницы! Борис как-то однажды проводил ее за кулисы Большого, и представлял ее им. Соня быстро отвернулась, боясь, что они ее узнают. Один из мужчин, проходя мимо Сони, скользнул по ней цепким взглядом – но ничего, прошел мимо.
Процессия остановилась у квартиры Бориса.
- Гражданин Буряце, откройте, милиция! – крикнул один из мужчин, одетых в штатское.
Сердце Сони кольнуло в тяжелом предчувствии, и она стремглав побежала вниз.
От Надежды Крымской она сразу же поехала к родителям, а от них позвонила Борису.
- Дядя Боря, у вас все в порядке? Мне можно приезжать?
- Конечно, все в порядке, приезжай. А как ты, отвезла?
- Да, она взяла, сказала, все сделает и свяжется с вами.
- Хорошо, молодец. Кишка у них тонка! – выкрикнул он напоследок, гневаясь в адрес невидимого противника.
Когда Соня вернулась в квартиру Бориса, она не узнала ее – все было перевернуто вверх дном, ящики выдвинуты, вещи из них бесформенными грудами валялись на полу. Даже паркет был местами отодран от пола.
По квартире нервно ходила Галина Брежнева.
- Нет, какие сволочи! Какие сволочи! – гневно выкрикивала она. – Как посмели!
- Ничего, ничего. Не волнуйся. Подумаешь, ну забрали пару побрякушек. Пусть еще докажут, что это камни Бугримовой. А ты зря так кричала, да еще при этих… Артистках! Завтра вся Москва будет о нас говорить.
- Наплевать на них, о нас и так вся Москва говорит.
Соня быстро нырнула в свою комнату. Сашко лежал на кровати, заложив руки за голову, и угрюмо смотрел в потолок. Соня быстро прижалась к мужу и зашептала:
- Сашко, что тут случилось?
- Обыск был. Чувствую я, дело серьезное. Скоро придется нам искать другое жилье.
- Да брось, вон Борис ничего не боится, Галина за него заступится.
- Нет, не понимаешь ты, все не так просто…
- Ладно, ладно, я пойду там хоть немного приберусь, а утром поговорим.
- Хорошо, - буркнул Сашко и отвернулся к стенке.
Скоро Бориса вызвали на допрос в Лефортово.
Он стоял перед зеркалом, тщательно осматривая свой наряд, потом смахнул пылинку с бархатного пиджака и расправил жабо на рубашке:
- Сашко, иди погрей Мерседес, сейчас поедем. Сонечка, одень нашему песику тот ошейник с золотой цепочкой, и приготовь мне шубу.
- Ой, вы и песика с собой хотите взять?
- Да, мы ненадолго. Туда и сразу обратно.
Борис одел сапоги, отделаные мехом норки, небрежно набросил норковую шубу до пят, взял  свою карманную собачку – подарок Галины и вышел из квартиры.
Угадав каким-то шестым чувством, что ни Бориса, ни Сашко она никогда больше не увидит, Соня собрала все ценное, что осталось в доме, и уехала к родителям. Сашко сразу же умер в СИЗО – на одном из допросов его забили до смерти, Бориса посадили на пять лет. В августе Соня родила двух девочек близнецов, одну из которых назвали Галей в честь Галины Брежневой, а вторую – Гили, в честь Сониной бабушки. Через несколько дней Соня умерла от родильной горячки.
Когда Миша узнал о судьбе своей непутевой жены, он неделю пил. На восьмой день Роза с трудом привела его в чувство.
- Вот что, наломали мы с тобой дров. Взяла я грех на душу, сделала им заговор на смерть, только зря я тебя послушалась. Надо было тебе Соню отпустить с миром.
- Роза, умоляю, не надо, я и так себя ненавижу…
- Подожди, я еще не все сказала. Детей у тебя никогда не будет. Я тебе не говорила, ты свинкой болел в детстве, и не смотри на меня так, - выкрикнула Роза, увидев округлившиеся Мишины глаза, - Ты позаботься лучше о Сониных дочерях как о родных, может, и искупим мы с тобой свой грех. Судьбу я твою смотрела – деньги будут у тебя, а любви не будет. Люби хоть этих девочек, как своих дочерей, опора тебе будет в старости.
Так Миша и стал заботиться о Гале с Гили. Сначала навещал их, деньги посылал, а как выросли они, стали сами приезжать к нему. Только вот замуж они не вышли. И вряд ли их кто возьмет – они уже перестарки, им по двадцать шесть лет.

Тут Таня замолчала, видимо, устав от такого длинного рассказа, а я удивилась – надо же, двадцать шесть, а выглядят на восемнадцать. Хотела бы я так выглядеть в свои почти двадцать пять. Все-таки все дело в худобе. Если женщина тоненькая, стройная, она и выглядит моложе. Надо сесть на диету, а то что-то я стала поправляться.
Потом мысли мои вернулись к Гале с Гили – да, несчастливая у девчонок судьба. Тут поневоле озлобишься. Но это не повод продавать меня в рабство. Я ведь еще и замуж ни разику не сходила…
 Утром Таня повела меня во двор – следить за детьми. По специально сделанной детской площадке носилась орава ребятишек – я насчитала восемь человек, но цифра была очень примерной, поскольку все они периодически перемещались и были все одно лицо, к тому же одеты примерно одинаково – в цветастое тряпье. Только одна девочка, которая лежала в коляске, была светленькой и голубоглазой. Я внимательно пригляделась к ней – хоть режьте, но она была похожа на Бориса Крымского! Те же бессмысленные светлые глаза, круглое лицо. Только кожа чересчур смуглая.
- Тань, а это чей ребенок? Гилин или Галин? – оторопело спросила я ее.
- Ты что, с дуба рухнула? Это моя, - ответила Таня.
- Твоя? Ты точно помнишь, что именно ты ее родила? – уточнила я на всякий случай.
- Слушай, ну ты точно на всю голову больная, - улыбнулась Таня, - а как же еще, по-твоему?
- Просто она очень похожа на одного человека…
- Ты мне это дело брось, - сурово посмотрела на меня Таня, - я родила, я, сама и от своего мужа. А если она в годик на кого и похожа, так она еще сто раз за свою жизнь поменяется. Дети, знаешь, как меняются.
- А остальные откуда? Почему так много?
- Это всей родни. Все уехали на свадьбу в другой поселок – и Роза, и Рома, и другие родственники, а детей сдали нам, я все равно со своей осталась, так уж заодно. Только я с ними заколебалась. Ты уж будь другом, посмотри, - сказала Таня и убежала, не дождавшись моего ответа.
Я осмотрелась. Дети, это, конечно, хорошо. Но мне надо срочно подумать и о себе. Забор вокруг опять двухметровый – не перепрыгнуть. Я попробовала оторвать какие-нибудь деревяшки от детской горки, чтобы соорудить из них что-нибудь вроде лестницы и перемахнуть через забор, но деревяшки были приколочены намертво. От берез, растущих здесь же – никакого толку, стволы слишком гладкие, мне не влезть по ним. Забор прочно опоясывает детскую площадку, единственная дверь вела в дом. Я подергала ее – закрыто.
Я села на пенек и задумалась. За забором как будто бы проехала машина – мне послышалось шуршание шин по дороге. А что если позвать на помощь? Тут же прибегут Гили с Галей и опять стукнут меня по голове. Нет, тоже не годится.
И вдруг через забор начали перепрыгивать какие-то люди в черном, в бронежилетах и с автоматами. Они прыгали молча, в полной тишине, не считая галдежа, издаваемого детьми. Кто-то подскочил ко мне и с криком «Лежать, руки за голову!» повалил меня на землю, остальные рванули к двери в дом. Но дверь уже открылась с той стороны, и оттуда стали выскакивать точно такие же люди, а среди них – Андрей Романов.
Увидев меня, он с криком раненого слона подскочил ко мне и начал обнимать с такой силой, словно это были последние объятия в его жизни.
- Милочка, как же я рад тебя видеть, - бормотал Андрей в полубезумном состоянии, целуя меня по всему периметру лица, - я уж и не надеялся тебя найти.
- А меня, представляешь, чуть в бордель не продали, - начала жаловаться я.
- Жаль, что я так рано тебя освободил, ты могла бы там заработать кучу денег, от клиентов бы отбоя не было, - с хитрой улыбкой проворковал Андрей.
«Ну вот, начались типичные Львиные комплименты»,  - подумала я, а вслух сказала:
- Да уж, придется тебе одному отдуваться за всех моих потерянных клиентов.
Андрей взволнованно засопел, но все-таки с порицанием в мой адрес произнес:
- Сначала я тебя выпорю, за то, чтобы ты сбежала из гостиницы, да еще стала за мной следить. Я чуть с ума не сошел, когда ты пропала!
- Так, начало многообещающее, - стала я уводить разговор от опасной темы, - а что ты будешь делать после порки?
- А после порки я… - начал было Андрей, но тут его отвлек один из его коллег:
- Товарищ майор, задержанные в доме, будете допрашивать?
Андрей с сожалением оторвался от меня:
- Буду. Веди, показывай, где они там.
Задержанными оказались Гили, Галя, Таня и пара женщин из прислуги. Андрей остался с ними, а меня проводили в милицейские «Жигули». Я посмотрела на себя в боковое зеркало и ужаснулась – волосы всклочены, стоят дыбом, лицо в неизвестного происхождения подтеках, под глазами синяки… Пристально осмотрев себя, я обнаружила, что одежда моя к тому же мятая и грязная, а ноги в царапинах. «Да, надо было подготовиться к встрече героя, - подумала я, - сейчас мы вместе поедем в город и я должна сидеть рядом с ним в таком виде? Ну уж нет!»
Осторожно я пробралась обратно в дом. Найдя санузел, я решила не мелочиться: сунула голову под кран и вымыла с мылом. Потом намочила полотенце и кое-как вытерла себя с ног до головы. Ну ладно, вроде бы более менее привела себя в божеский вид.
Я уже приоткрыла дверь и хотела было выйти, как услышала гневный крик Андрея:
- Где моя невеста? Почему в машине ее нет?
«Невеста, - блаженно подумала я, - он назвал меня невестой!» и в моей голове зазвонили свадебные колокольчики.
Все вокруг сразу засуетились, затопали по лестницам в сорок ног, а я, как ни в чем ни бывало, выплыла из туалета и улыбнулась:
- Ты меня искал, мой дорогой?
- Искал, - буркнул Андрей, смягчаясь, - больше ни на секунду тебя одну не оставлю, а то ты все время куда-то исчезаешь.
Я тряхнула мокрой головой и блаженно улыбнулась. Действительно, стоило на пару дней пропасть, чтобы услышать все это.

По дороге домой Андрей начинал меня несколько раз ругать, но каждый раз это заканчивалось сюсюканьем и пожиманием моих рук – наброситься на меня и зацеловать до потери сознания при водителе и коллегах Андрей не решался. Он нервно ерзал по сиденью и вздыхал:
- Нет, ну скажи мне, пожалуйста, зачем ты помчалась за мной?
Я многозначительно молчала, потому что сама не знала ответа на этот вопрос.
- Нет, ну ты представляешь, какой опасности ты подвергалась? Если бы не этот водитель, который к нам пришел, неизвестно, чем бы дело закончилось.
Оказывается, Валера, который меня подвозил до цыганского поселка, озабоченный тем, что меня так долго нет, сообщил обо мне на всякий случай на посту ГИБДД, который стоял при выезде из поселка на шоссе. Там сначала над ним посмеялись, но, когда меня начали искать, а по утверждению Андрея он поставил на уши весь Питер, работники ГИБДД передали информацию, что был сигнал об исчезновении похожей женщины в поселке неподалеку. Сначала милиция обшарила весь Мишин участок и нашлась Валерина куртка, сиротливо висевшая на дереве там, где я ее повесила.
Тут уж Мише досталось по полной программе – прошерстили и конюшню, и дом, опросили всех, кто был в доме, и, в конце концов, один из Мишиных работников признался, что, когда ходил по поручению хозяина в дом к его сестре, видел там незнакомую девушку, по приметам похожу на пропавшую, то есть на меня. Питерская милиция не поскупилась на группу захвата, и меня красиво и профессионально освободили.
Андрей проводил меня до двери гостиницы, а сам помчался опять в Главное управление допрашивать задержанных Гили и Галю. Я была отчасти рада такому повороту событий – есть время привести себя в порядок. Я быстренько звякнула Варьке и в двух словах рассказала о своих приключениях. Она отругала меня как следует, не скупясь на слова, не то что Андрей, но потом она сменила гнев на милость, и мы с ней пришли к выводу, что хорошо то, что хорошо кончается.
Я приняла ванну, переоделась и отправилась в салон красоты, который был тут же, в гостинице. Там мне привели в порядок голову, а заодно уж я решила сделать и маникюр. Сказать по правде, это просто блаженство – после таких приключений заняться собой, не торопясь, с толком, с расстановкой, надеясь на предстоящее вечернее рандеву. Я растеклась по стулу, отдав свои руки мастеру в безраздельное пользование, а сама думала: чем бы еще себя ублажить? Может, какую-нибудь волшебную маску для лица? Или обертывание для тела? И тут мастер предложила мне сделать аппаратный педикюр.
Педикюр я, как всякая уважающая себя девушка, конечно, периодически делала, преимущественно как раз летом. Ко мне на дом приходила знакомая мастер, и не торопясь, за разговором, обрабатывала мои ножки. А тут что-то новенькое. То есть я, конечно, слышала раньше, что бывает педикюр и аппаратный, но плохо представляла себе эту процедуру.
«Была-не была, - решила я, - попробую!»
Меня усадили в удобное кресло рядом с аппаратом, похожим на стоматологическую бормашину, и действо началось! Сначала на мои ножки нанесли приятный жидкий крем, чтобы размягчить слой мертвой кожи, а на ногти специальную жидкость. Оказалось, что для аппаратного педикюра вода вообще не нужна.  Мастер включила свою бормашину и начала, меняя насадки и колпачки, шлифовать мои ножки, забираясь в самые труднодоступные места, обрабатывая мои пальчики со всех сторон, а маленький, встроенный в машину пылесос, тут же засасывал ороговевшие частички, снимаемые с моих ножек. Это было похоже на приятный тайский массаж, и я, прикрыв глаза, впала в нирвану. В конце процедуры мастер избавила меня от «любимых» мозолей на мизинцах, высверлив их специальным бором и заполнив образовавшиеся пустые места чудодейственным кремом. И ни одного пореза, ни одной царапинки! А какое волшебное ощущение легкости! Теперь всегда буду делать только аппаратный педикюр!
Я без сожаления отдала какую-то совершенно безумную сумму за посещение салона красоты: в конце концов, моя прекрасно уложенная голова, ухоженные ручки и необычайная легкость в ногах того стоили.
Окрыленная я побежала к себе в номер выбирать наряд для свидания. Ох, не зря я взяла с собой столько одежды – теперь мне есть из чего выбрать! Принарядившись, я стала дожидаться Андрея.
10.
Андрей вернулся только к вечеру, усталый, но довольный, и, восхищенно поглядывая на меня преображенную, повел ужинать.
Мы вышли на Невский проспект и по нему пошли пешком в сторону Адмиралтейства. Что за чудо – Петербург летним теплым вечером! Хотя он и зимой прекрасен, но летом им любоваться особенно приятно. Белые ночи уже, конечно, давно закончились, но и в неоновых огнях этот город необыкновенно хорош. Как-то все тут по-особому романтично, особенно когда идешь вдвоем и знаешь, что впереди у тебя целая ночь любви. Мы зашли в Литературное кафе – и я удивилась: несмотря на обилие посетителей, для нас тут же нашелся столик. Видимо,  Андрей позаботился обо всем заранее. Он мне начинал нравится все больше и больше, хотя куда уж больше! Кажется, я влюблена в него так, что больше просто невозможно.
Звучала живая музыка, приятный женский голос исполнял русские романсы. И кухня здесь европейская, и готовят – просто объеденье. Весь вечер я удивлялась – почему он привел меня именно сюда, как он угадал, что я люблю романсы и такую романтическую обстановку? Почему мы, например, не пошли в ночной клуб скакать до утра под «тынц-тынц»? Или опять в какой-нибудь китайско-японский ресторан? Может, он просто выбрал на свой вкус, и наши вкусы самым волшебным образом совпадают? В конце концов, я решилась об этом спросить.
- Я знаю, ты девушка романтичная, вот и пригласил тебя сюда, - ответил Андрей, который к тому времени уже пропустил пару коктейлей и был более откровенен, чем обычно - Вы же, девушки, все такие разные, так интересно за вами наблюдать…
«Ну вот, опять! – подумала я. – Лучше бы и не спрашивала! Он, оказывается, просто эксперименты на девушках ставит. Видимо, глаз у него наметан, знает, кого куда приглашать!»
По изменившемуся выражению моего лица Андрей понял, что сказал что-то не то и поспешил сменить тему:
- А почему ты не спрашиваешь, как прошел допрос?
- Ну и как он прошел? – сердито пробурчала я.
- Ты знаешь, такая интересная картина складывается. В убийстве наши близнецы не признаются, все отрицают. Говорят, что Бориса Крымского знают давно, и познакомились с ним только ради того, чтобы выйти на его мать. Якобы, она хранит сокровище – старинный орденский знак в виде восьмиконечной звезды, усыпанной бриллиантами. Сокровище это принадлежало родственнику Галины и Гили Шишковых, Борису Буряце, и, якобы было передано Надежде Крымской по его поручению в начале восьмидесятых.
С их слов дело обстояло так. Галина знакомится с Борисом Крымским в надежде, что он знает, где мать прячет орден. Девчонки сказали, что они, якобы, опоили его каким-то приворотным зельем, от которого он потерял голову. Я в эти зелья не очень-то верю, на самом деле, я думаю, Борис просто не отказался завести интрижку на стороне, раз девица сама вешается на шею, тем более девица очень привлекательная. Самое интересное, он думал, что девушка одна – сестры периодически менялись, живя то в Москве, то в Питере, и с ним под именем Галины жила то одна, то другая. Честно говоря, я тоже не сразу понял, что их двое. Он пускал девчонкам - или как лучше сказать? Девчонке? - пыль в глаза, снял квартиру в том же доме, где жили цыганские родственники Шишковых, тратил на них деньги, кое-что перепадало и цыганским родственникам. В общем, как истинный дворянин, жил на широкую ногу, ездил к цыганам – его мать открыла на его имя счет в банке, хотела поддержать его и Варю, надеялась, что он все-таки найдет работу и все образуется. Борис же пускал все средства на свою цыганскую семью.
В конце концов, проведя разведку боем, девушки понимают, что Борис не в курсе, что мать владеет какими-то невиданными сокровищами. Он рассказал им и о счете в банке, и о фамильных драгоценностях, но про орден – ни-ни. Тогда они решают надавить непосредственно на Надежду Михайловну. Галя и Гили на долгое время исчезают, а потом везут с собой в Москву Татьяну Иванову, жену брата Михаила Яновича Иванова, с ее грудной дочерью, под предлогом знакомства с московской родней. И уже с младенцем, которого Галя выдает за дочь – свою и Бориса, она заявляется к нему и предлагает в виду новых обстоятельств бросить Варю и вместе бежать.
Борис, конечно, сначала был обескуражен своим новым отцовством, но потом все-таки пообещал бросить законную жену и уехать с Галей и ребенком за границу. Но для этого нужны средства. А взять их можно только у Надежды Михайловны. Галя открывает Борису глаза на то, что он знает не обо всех ценностях, принадлежащих матери, и предлагает свой план, на который Борис мгновенно соглашается.
Согласно этому плану Гили, в образе Гали, с младенцем и Борисом едет к Надежде Михайловне знакомиться и умоляет ради сына и его счастья отдать им бриллиантовый орден, который Надежда Михайловна хранит много лет. Та обещает подумать, но на самом деле она в ужасе оттого, что кто-то еще знает про орден, и оттого, что у Бориса другая семья. Надежда Михайловна делится впечатлениями от этого события с подругой, Светланой Георгиевной, рассказывая той, что Борис связался с неподходящей девушкой, цыганкой, которая предъявила ребенка, рожденного, якобы, от Бориса, но в это отцовство она лично не верит и хочет, чтобы все принадлежащее ей имущество досталось внуку Саше, сыну Вари. Для этого она решает переписать завещание в самое ближайшее время. Но обстоятельства складываются таким образом, что она не успевает этого сделать – ее убивают.
С убийством много неясностей. Гили призналась, что накануне убийства приходила к Надежде Михайловне. Со слов Гили, она рассказала Надежде Михайловне, что является родственницей Бориса Буряце и требовала вернуть принадлежавшее ее семье сокровище на правах близкой родственницы Буряце. Если верить соседке Валентине, беседа эта проходила на повышенных тонах, поскольку она слышала крики, доносившиеся из квартиры Надежды Михайловны. Я охотно в это верю, пообщавшись с Гили. Такая способна и надавить, и запугать, и ударить.
Надежда Михайловна, взяв с Гили обещание, что она оставит в покое ее сына Бориса и его семью в обмен на орден, в свою очередь рассказала той, что орден лежит в тайнике в стенном шкафу в квартире Бориса, и при первой же возможности она вскроет тайник и отдаст Гили сокровище. Все это звучит очень убедительно, и я допускаю, что у Надежды Михайловны был какой-то план, и она просто хотела выиграть время.
Гили утверждает, что в момент ее ухода Надежда Михайловна была жива и здорова. Более того, помнишь, Варя говорила про пакеты с продуктами? Гили утверждает, что Надежда Михайловна в приступе доброты предлагает Гили один из трех пакетов с продуктами, которые стоят у нее на кухне, поскольку она чувствует ответственность за Бориса и считает, что Гили нуждается, так же как и Варя. Гили не сопротивляется и забирает один пакет, а два, видимо, остаются в ожидании Вари.
Далее Гили уезжает, а вслед за ней через небольшой интервал времени, я думаю, не более пятнадцати-двадцати минут, с учетом того, что Варю в подъезде задерживает молодой человек и по лестнице приходится подниматься и спускаться пешком, приходит Варя. Она обнаруживает уже труп Надежды Михайловны. И не обнаруживает на кухне пакетов с продуктами.
Но! Прошу учесть, что все это со слов Гили. А девица эта, честно говоря, производит впечатление не совсем адекватной – вспыльчивая, нервная, легко переходит на крик, циничная, я бы сказал, эдакий отморозок в женском обличье. Я считаю, она способна и на убийство. К тому же мнение экспертов однозначно – убийца не выше ста шестидесяти пяти – ста семидесяти сантиметров, сила удара невысокая. Это, конечно, может быть и Гили, и Варя. Галя, кстати, производит более приятное впечатление. Она, как мне показалось, была искренне привязана к Борису и мечтала уехать с ним за границу, после того, как орден окажется у них в руках.
Но это еще не все. После ухода от Надежды Михайловны Гили звонит сестре и делится с ней сведениями о том, где находится орден. Она предлагает самим забрать его и ничего не сообщать Борису. Галя же не может не поделиться с любимым, который находится как раз у нее, ставит его в известность о том, что в его квартире в тайнике спрятано сокровище и предлагает достать его. Они едут домой к Варе и Борису, надеясь немедленно добраться до тайника. Борис, убедившись, что Галя ждет его недалеко от подъезда, поднимается в свою квартиру.
Проходит довольно много времени, но Борис не спускается. Галя начинает нервничать, в конце концов, она не выдерживает и тоже поднимается в квартиру, желая поторопить Бориса. Войдя в незапертую дверь, она обнаруживает Бориса на полу, видит пустой тайник и в ужасе выбегает на лестницу. Слыша, как по лестнице кто-то идет, она поднимается этажом выше и ждет. Сначала в квартиру заходит Варя, потом ты с Сашкой. Галя присаживается на скамеечку во дворе и ждет развязки.
Она видит, как Бориса грузят в «скорую». На машине Бориса, от которой у нее есть ключи, она следует за «скорой помощью» до больницы. Галя решает не выпускать любимого из виду и на следующий день по липовым документам ложиться в палату по соседству с Борисом якобы на обследование. Но в то же время она делится с сестрой информацией о том, что их кто-то опередил.
Гили в бешенстве. Она ругает сестру, что та не послушалась ее и рассказала обо всем Борису, и в тоже время она ломает голову: кто же еще мог знать про сокровище? Александр Петрович в больнице, Борис сам себя ударить не мог, Варя вряд ли в курсе дела, но, тем не менее, ее со счетов списывать нельзя. Тут она вспоминает, что Борис упоминал подругу матери, которая работала с ней в Гохране и имела отношение к бриллиантам. И решает пойти к ней. Под видом почтальона проникает к Светлане Георгиевне в квартиру и всячески запугивает, надеясь, что та признается, что орден взяла она.
- Подожди, - прервала я Андрея, - а откуда сами девушки узнали про орден? Ведь их мать умерла, когда они были новорожденными.
- Дело в том, что когда их мать, Соня, была беременна, Борис Буряце ухитрился передать ей с зоны маляву…
- Что передать?
- Ну, письмо.
- А…
- Да уж, привыкай, раз связалась с опером, учи теперь блатной жаргон, - улыбнулся Андрей, - ну так вот. Соня получила письмо, в котором было написано, что Борис передал Надежде Крымской бриллиантовый орден для продажи за границу. Не забывай, что это было начало восьмидесятых, и что-либо вывезти из страны было не так просто, но Надежда, хоть и уволилась из Гохрана, периодически в частном порядке проводила оценку ювелирных украшений, в том числе старинных, имела определенную репутацию и знала, к кому из искусствоведов можно обратиться за границей. К тому же ее отец был на хорошем счету и выезжал на международные научные семинары и симпозиумы, где выступал с докладами.
Надежда обещала Борису Буряце переправить орден за границу и выручить за него определенную сумму денег, и Борис предложил Соне, зная, что она теперь вдова и нуждается, забрать обещанные деньги у Надежды и жить на них. Сам Борис в тюрьме чувствовал себя вольготно, и ни в чем не нуждался – его покровители обеспечивали ему приличный уровень жизни на протяжении всего заключения.
Когда Соня пошла к Надежде Михайловне за деньгами, та заявила, что ситуация изменилась. Ее отца перестали приглашать за границу и вывезти орден нет никакой возможности, а продавать его здесь, в России, Надежда Михайловна тоже не станет, поскольку орден раньше находился в Алмазном фонде, и его могут вообще конфисковать.
Тогда Соня попросила вернуть орден ей, надеясь хотя бы вынуть камни и продать их по отдельности, но Надежда заявила, что отдаст его только Борису Буряце лично в руки, прекрасно зная, что в данный момент он находится в тюрьме. Соня ушла, несолоно хлебавши, и рассказала об этой истории своей матери, Заре. А та, в свою очередь, сообщила эту историю Гили и Гале, когда им исполнилось по двадцать лет. Возможно, кто-то из цыганских родственников был в курсе этой истории, но никакого интереса к сокровищу никто не проявлял много лет, считая этот рассказ просто красивой легендой. Поэтому Гили решила, что ее родственники к этой истории непричастны и стала искать убийцу, забравшего орден, среди знакомых Надежды Михайловны. Я думаю, со временем она бы добралась и до Вари. Так что мы во время арестовали этих сестриц.
- Ты думаешь, Гили убийца? Или все-таки нет?
- Пока у нас нет улик, одни подозрения. Если взять убийство Надежды Михайловны, - орудия преступления нет, подозревается женщина – но это половина населения земного шара. Единственное, за что можем зацепиться – дверь Надежда Михайловна открыла сама, то есть знала убийцу. Но и тут бабушка надвое сказала – убийца могла представиться тем же работником почты. Следов много, но опять же это следы все тех же знакомых нам лиц – Гили, Вари и так далее. Если взять убийство Бориса – отпечатки на молотке, которым его ударили, вообще Варины, так что подозрение падает и на нее, а в квартире полно следов опять же всех известных нам лиц.
И еще меня смущает одно обстоятельство: Надежда Михайловна прекрасно знала, сколько может стоить бриллиантовый орден. Неужели она действительно могла отдать его Гили? Думаю, нет, на самом деле она хотела передать его внуку. Почему тогда рассказала о тайнике? Или Гили просто сочинила красивую историю, чтобы отвести от себя подозрение в убийстве.
А с наркотиком, которым Бориса в конце концов убили, вообще сложно. Мы с питерскими ребятами провели огромную работу, но пока следов такого наркотика на территории Петербурга и Ленинградской области обнаружить не удалось. Конечно, они будут еще искать, но… пока этот след тоже ведет в никуда.
- И что в итоге?
- Предъявим сестрам обвинение, будем собирать улики, но… боюсь, дело развалится еще до суда. И Михаил Янович уже бросился на спасение своих воспитанниц, нажимает на все доступные ему рычаги. Будем переводить их в Москву, только боюсь, как бы они не сбежали…
- Ты серьезно?
- А то! Ты знаешь, как они действуют на мужчин! Просто ведьмы! Очаровывают бедных беззащитных мужиков, заводят знакомства, где только можно, и пользуются ими на всю катушку. Взять хотя бы того кассира в супермаркете – помнишь, ты рассказывала? Улыбнулась пару раз и пролезла без очереди. И так они действовали всегда. Когда дело касалось нашего брата, они ни в чем не знали отказа. У нас даже некоторые оперативники попали под их чары, а ты говоришь…
Я мысленно заревновала – вон, как Андрей расписывает силу очарования этих цыганок. А я, что же, таким даром не обладаю? Он, как будто прочитав мои мысли, снисходительно улыбнулся и, взяв меня за руку, сказал:
- Но мне нравишься только ты.
Тут же я словно очнулась: сижу в шикарном ресторане, слушаю свои любимые романсы, рядом любимый мужчина, впереди у нас целая ночь любви и еще вся жизнь. И что это я, правда?
Я улыбнулась Андрею и посмотрела в его бирюзовые глаза. Какой он замечательный, сколько долгих счастливых дней нам предстоит провести вместе. Неужели, наконец-то, я встретила своего принца? И ручки какие у него теплые, ласковые, но в то же время по-мужски твердые… и даже его улыбка, по-Львиному самоуверенная и самодовольная, не раздражает меня, а кажется идеальной – так и должен улыбаться настоящий, уверенный в себе мужчина.
«Интересно, у нас это и вправду, надолго?» - подумала я.
А Андрей прошептал:
- Пойдем…

Когда мы пришли в гостиницу и поднялись в мой номер, на меня буквально налетел тайфун под названием Андрей Романов. С меня мгновенно слетела вся одежда, я даже упустила момент ее исчезновения, так я была поглощена разворачивающимся действом.
Я и раньше знала, что мужчина-Лев в постели - это всегда максимум энтузиазма и энергии, но Андрей превзошел мои самые смелые ожидания. В его руках я почувствовала себя куском пластилина, из которого он вознамерился слепить невероятную по сложности фигуру. Он сминал меня так увлеченно и с таким самозабвенным выражением на лице, что мне показалось, что вот-вот он действительно зарычит от удовольствия. Все время я оказывалась в каких-то сложных позах, перекатываясь с одного края постели на другой, а пару раз даже ощутила на своей попе увесистые шлепки и, как ни странно, мне это очень понравилось! Постепенно энтузиазм Андрея увлек меня, и я начала отвечать ему на каждое движение. Это привело его в дикий восторг, в какой-то момент он смял меня особенно тщательно и, все-таки издав победный рык, ловким умелым движением нажал мне на низ живота. И тут со мной случилось что-то необыкновенное – по телу прокатилась теплая волна, и мое последующее состояние можно было описать кратко: я выпала в осадок.
Андрей умиротворенно прижал меня к себе, уткнулся носом в мои волосы и затих. А я, подмятая под него и придавленная сверху его мощной ляжечкой, пыталась собраться с мыслями и обдумать только что произошедшее со мной.
Все это было так прекрасно, что мне стало немножечко страшно. Он такой опытный мужчина, видимо, и правда, у него было много женщин. И с каждой из них он в итоге расставался. Что же я значу для него, в конце концов? Может быть, я тоже просто один из приятных эпизодов в его жизни? Как же я потом смогу жить без него? 
Андрей, видимо, слегка успокоившись и отдышавшись, обрел дар речи. Он посмотрел мне в глаза, снова улыбнулся своей самодовольной улыбкой и игриво спросил, ни на секунду не сомневаясь в моем ответе:
- Понравилось?
- Ага, - прошептала я, спрятав лицо у него на груди.
Он, легонько потянув за мои волосы, оторвал меня от своей груди и снова заглянул мне в глаза. Взгляд его был таким серьезным и изучающим, что я даже слегка покраснела. Прочитав с моих глазах какую-то нужную ему информацию, он нагнулся ко мне и поцеловал меня настойчиво и страстно. От сердца отлегло.
«Все будет хорошо, - подумала я, - все обязательно будет хорошо».

Андрей не давал мне спать всю ночь. Только я забывалась беспокойным сном на пару часов, как он снова будил меня и снова неистово занимался со мной сексом. К утру я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни какой-либо другой частью тела. Я лежала счастливая и уставшая в наступивших утренних сумерках и думала: «Жизнь прекрасна!» Нет, на самом деле, конечно, это было немного слишком. Но для Андрея «слишком» - это, видимо, и есть норма жизни. И мне придется к этому привыкнуть.
Разумеется, я была очень рада такому повышенному вниманию к моей персоне. Любой женщине было бы приятно вызвать в мужчине такую страсть. К тому же я по гороскопу Скорпион, а более сексуального знака, чем Скорпион, в гороскопе нет. Но напрасное некоторые думают, что секс для Скорпионов – это смысл жизни, это совсем не так. Для нас, женщин-Скорпионов, секс – всего лишь приятное дополнение к флирту. Я всегда считала, что очаровать мужчину, заставить учащенно биться его сердце, видеть его страдающим, умоляющим, наконец, позволить себе снизойти до него, наблюдая, как он принимает меня как подарок судьбы – вот оно, блаженство! А секс – это всего лишь начало конца. Несколько приятных часов, после которых мужчина снова обретает самоуверенность и чувствует себя победителем. Победителем женщины, то есть меня. А как не хочется быть в роли побежденной! Да, в принципе, дело даже не в этом. Просто нам, женщинам-Скорпионам, хочется все время флиртовать, обретая все новых и новых поклонников, нам хочется, чтобы весь мужской мир упал к нашим ногам и восхищался нами, и очень трудно остановиться на каком-то одном мужчине и решить: «Вот он, один единственный, на всю жизнь, так сказать, пока смерть не разлучит нас». Ведь это означает потерять всех остальных!
Теперь я лежала и раздумывала: будет ли на этот раз все по-другому? Не станет ли мне после секса скучно, как это обычно со мной бывает? А Андрей – не изменится ли он этим утром, получив мое долгожданное тело? Вот скоро он проснется – и что будет дальше? Разойдемся по своим квартирам, изредка вспоминая, что были когда-то в нашей жизни приятные моменты, или останемся навсегда вместе?
Я тихонько, чтобы не разбудить Андрея, выбралась из его объятий и стала его разглядывать. Плотная, коренастая фигура, даже невозможно представить, чтобы он смог бы когда-нибудь похудеть, розовая нежная кожа, как у ребенка, на лице удивленное, беззащитное выражение. Я умилилась, глядя на него – как он мне нравится! Да, не Том Круз, конечно, но как все в нем прекрасно! И его лишний жирок, и круглое пузико, и короткие толстые пальчики – все такое прелестное, такое милое.
«Я точно влюбилась, - решила я, - причем, как кошка».
В конце концов, я не выдержала пассивного созерцания такой соблазнительной картины, и нагнулась к Андрею, чтобы вдохнуть запах его кожи. Он зашевелился и приоткрыл свои удивительные глаза, которые в утренней полутьме показались мне синими.
«Как же хорош!» - только и успела подумать я, прежде чем Андрей снова подмял меня под себя.

Когда я проснулась в следующий раз, Андрея рядом не было. Наверное, он решил принять душ, и, чтобы не будить меня, убежал к себе в номер. Я заволновалась. Захотелось немедленно помчаться на его поиски, чтобы убедиться, что все в порядке и он по-прежнему меня любит. Но я взяла себя в руки – ни в коем случае нельзя этого делать! Теперь, если я хочу надолго удержать Андрея возле себя, я должна только улыбаться с самодовольным видом, односложно отвечать на вопросы и ждать, когда инициативу проявит он. Иначе он, конечно же, может решить, что я полностью у него в руках и потеряет ко мне интерес.
Я быстренько приняла душ и привела себя в порядок. И стала ждать Андрея, правда, совершенно безрезультатно. Прождав пару часов, я поняла, что ужасно проголодалась. И что делать? Идти за ним, уронив свою гордость, или пойти завтракать одной, но вдруг тогда он обидится? Просидев еще час, я поняла, что близка к состоянию голодного обморока. Наступив своей гордости на горло, я пошла к Андрею в номер и постучалась. В ответ – тишина. Подергала ручку – заперто. В полном недоумении спустилась вниз и на рецепции узнала, что Андрей освободил свой номер пару часов назад.
Я сидела за завтраком, глотая слезы обиды. Вот так, значит, он поступил со мной! Смылся, не сказав ни слова! А мне казалось, что все было так чудесно…
В полном трансе я поднялась к себе в номер и стала обдумывать сложившуюся ситуацию: если Андрей вот так вот исчез, без всякого предупреждения, а мне завтра на работу, наверное, нужно подумать, как мне добираться теперь до Москвы. Сперва нужно узнать, есть ли билеты на поезд. Или лучше самолетом? Неужели он мог так со мной поступить?!
Из задумчивости меня вывел звонок мобильного. Я посмотрела на определитель - звонил Андрей. С замиранием сердца я сняла трубку и прошелестела:
- Алло.
- Алло, Мила, ты меня слышишь? Я тебе звоню-звоню, а ты трубку не берешь! Где ты была? – возбужденно кричал он.
Я уже хотела было ответить ему максимально язвительно, в конце концов, это не я исчезла утром из номера, не сказавши адреса, а он! Но коли уж я настроилась на совместное проживание с этим мужчиной, нужно терпеть. И я как можно доброжелательнее произнесла:
- Ходила завтракать, а мобильный оставила в номере.
- Ты уж, пожалуйста, носи всегда мобильный с собой, а то я волнуюсь! – продолжал кричать Андрей, - Меня вызвали на работу, появилась новая информация. Ты пока собирайся, я подъеду за тобой к часу, и мы вернемся в Москву. Поняла?
«Ох уж эти мужчины-Львы, - подумала я, - теперь он всю жизнь будет разговаривать со мной, как с идиоткой!» Но вслух проворковала:
- Да, милый, к часу буду готова.
Андрей, удовлетворенный моим послушанием, сменил гнев на милость и игриво прошептал:
- Ну, как ты себя чувствуешь? Попка не болит?
- Ох, болит, - удовлетворенно улыбнулась я в трубку. – Только ты сможешь ее вылечить.
- Ждите, доктор скоро будет, - довольно ухмыльнулся Андрей, - я уже по вас соскучился…
«Все, попался! – подумала я, нажимая клавишу «отбоя». – Теперь ты мой!»
В час Андрей прибежал взволнованный и, на мгновение впившись в мои губы страстным поцелуем, сказал:
-  Готова? Все, срочно возвращаемся в Москву!
Мы сели в его джип и понеслись в сторону Москвы. Оказывается, у Андрея появилась какая-то новая информация по убийствам Надежды Михайловны и Бориса, но он категорически не хотел ей со мною делиться. Я к нему заходила и с той, и с этой стороны, и умоляла, и заигрывала, но он так и не раскололся. В конце концов, я обиженно надула губы и отвернулась к окну. Конечно, раньше он все мне рассказывал. А теперь, как только получил меня, уже все совсем по-другому.
- Мила, ну как ты не понимаешь, это же служебная тайна! Я же не могу тебе все рассказывать! – воскликнул он.
Я отреагировала презрительным взглядом, и он тоже обиженно замолчал.
В довершении всего у Андрея зазвонил мобильный, и Андрей нарочито радостно воскликнул в трубку:
- А! Привет! Куда ты пропала? Нет, сегодня не смогу, я в Питере, еду в Москву. Завтра? А куда? В боулинг? Нет, Оль, в боулинг не хочу, лучше где-нибудь посидеть в спокойном месте. Давай я тебе позже перезвоню! Ну все, пока!
Внутри у меня все всколыхнулось от негодования. Захотелось немедленно дать Андрею Романову по его тупой голове, или, на крайний случай, выскочить из машины и убежать, куда глаза глядят. Но куда я побегу? Я даже плохо представляю, где мы сейчас находимся: в Бологое иль в Поповке?
Нет, надо просто взять себя в руки и проанализировать ситуацию. Конечно, он воспользовался звонком какой-то Оли, чтобы позлить меня. С другой стороны, не факт, что он параллельно со мной он не встречается с какой-нибудь Олей, Валей, Настей. Конечно, он человек свободный и имеет на это право. В конце концов, он мне никаких клятв не давал. И что мне предпринять, как отреагировать? Сидеть и делать вид, что никакого звонка от Оли не было?
Последующие несколько часов до моего дома мы провели в гробовом молчании. Я сидела и кипела как чайник от возмущения, а Андрей мрачно гнал свой джип на бешеной скорости. Я ужасно хотела в туалет, но решила ни за что не разговаривать с ним и терпеть до последнего. Раз он так, то пусть! Пусть встречается со своей Олей!
Андрей резко притормозил у моего подъезда и буркнул:
- Приехали.
Я выскочила из машины и стала ждать, когда Андрей вытащит из багажника мой баул. Он подошел ко мне и, как мне показалось, с надеждой заглянул мне в глаза. Он не выпускал мой баул, видимо, рассчитывая проводить меня до двери, но я вырвала свой багаж у него из рук и ехидно произнесла:
- Хотела тебе предложить завтра вечером увидеться, но раз ты уже договорился с Олей, то, конечно, не получится.
- Нет, почему же, давай встретимся, а Оля перебьется, - поспешно произнес Андрей.
- Ну зачем же так огорчать девушку, - продолжала я ехидничать, - не стоит.
- Да, ты права, - сделал Андрей скучающе-равнодушное лицо, - и правда, не стоит. Пока.
И пошел к машине с самым что ни на есть равнодушным видом.
Я топнула ногой от злости. Ах, вот как! Ну все, между нами все кончено!

Придя домой, я прорыдала весь вечер. А утром с работы позвонила Варьке.
Варька была взволнована сверх меры. Она стрекотала в трубку, как пулемет, даже не отреагировав должным образом на то, что у нас с Андреем все кончено. Она лишь отмахнулась от меня, сказав что-то вроде: «Ну я же тебе говорила!» и продолжала рассказывать свое:
- Сегодня с утра меня вызвали на Петровку. Я думала, все: посадят. Предупредила родителей, мама приехала, забрала к себе Сашку, а сама еду туда, вся в мандраже. Вхожу в кабинет, там твой Романов и еще какие-то опера. Они представились, а я ж ничего не понимаю, у меня поджилки трясутся, вся на грани нервного срыва.
- Ты видела Андрея, ну и как он? Мрачный?
- Слушай, иди ты со своим Андреем. Ничего он не мрачный, сидел там все со своими сотрудниками перехихикивался. Я же тебе говорю – с него как с гуся вода. Ты лучше послушай, что дальше было. Короче, задавали опять всякие вопросы, все снова-здорово. Я и не пойму, зачем вызвали, что за дурная привычка одно и то же по сто раз спрашивать. А тут они мне и говорят: «Сейчас мы проведем очную ставку, если кого-нибудь узнаете…» ну и все в этом роде. Я удивилась – кого они мне будут показывать? И что ты думаешь, тут входят…
И тут по второй линии позвонил мой начальник. Я быстро отсоединилась от Варьки – у нас был с ней на этот счет уговор, что если я отсоединяюсь, значит, говорить больше не могу и перезвоню позже. Было, конечно, интересно, узнать продолжение. Но тот факт, что Андрей был весел и вел себя как ни в чем ни бывало, взбесил меня сверх меры.
На продолжительное время мною завладели мысли об Андрее. Я тут, значит, переживаю, рыдаю в подушку, а он! Небось, пойдет сегодня вечером со своей Олей встречаться.
Вполуха я выслушала указания шефа и на автомате соединила его с нужным человеком. Андрей никак не выходил у меня из головы. Ну зачем я так с ним, не надо было настаивать, чтобы он мне рассказывал про новые подробности – все равно бы сегодня узнала все от Варьки. Сидела бы себе, молчала, он бы с этой Олей не стал бы ворковать назло мне. Пошли бы вечером куда-нибудь с ним сходили. Например, к нему… Я ведь у него еще не была. И кто меня только за язык тянул!
В это время мой мобильный два раза пискнул – пришло сообщение. Окрыленная, уверенная, что сообщение от Андрея, я стала читать. Но нет, это писала всего лишь Варька:
«Мила, умоляю, встретимся вечером – Петровичу нужны вещи в больницу, а я боюсь идти в ту квартиру одна».
Я разочарованно вздохнула и ответила:
«ОК».
 
Вечером я поплелась к Варе. Настроение у меня было самое что ни на есть мрачное, казалось, еще немного и я разрыдаюсь так, что меня будет не остановить. Навязчивая мысль о том, что Андрей сейчас, в эту самую минуту, встречается с другой, вызывала такой приступ ревности, что меня периодически начинало трясти, как в ознобе.
Когда Варька открыла мне дверь и увидела, в каком я состоянии, она первым делом потащила меня на кухню и налила пятьдесят грамм коньяка. Потом, с жалостью посмотрев на меня, сказала:
- Ничего, держись. Я, когда поняла, что у нас с Борисом не клеится, тоже, знаешь, как переживала. Казалось, сердце разорвется. А потом ничего, утряслось. Со временем все проходит. Тем более, что у вас с Андреем ничего еще толком и не было, ну подумаешь, пару дней провели вместе! Встретишь другого, еще лучше…
- Да, - сквозь слезы выкрикнула я, - как же, другого! А если я знаю, что это мой человек, если мне все-все в нем нравится, ну вот просто он создан для меня! Никогда у меня больше такого не будет!
И зарыдала в голос. Варька с умным видом сдвинула брови и изрекла:
- А если он создан для тебя, значит, все еще наладится. Расслабься и жди.
Я еще пару раз всхлипнула и с надеждой спросила:
- Правда? Ты так думаешь? Может, мне ему позвонить, извиниться, что я так глупо себя вела?
- Ой, ну ты совсем овца, или от любви так поглупела что ли? – возмутилась Варька. – Еще чего, звонить ему! Я тебе точно говорю, сиди и жди, пока сам позвонит. Такому мужику точно не понравится, если будешь бегать за ним.
- А ты думаешь, позвонит?
- Обязательно позвонит, - отрезала Варька, - давай собирайся, пойдем за вещами.

По дороге в квартиру Варькиных свекров я вспомнила, что Варька рассказывала что-то интересненькое по поводу ее посещения Петровки. Она уже не с таким энтузиазмом, как утром, но все-таки довольно увлеченно сообщила, что Андрей ей показал несколько молодых людей, и среди них был тот парень, который пристал к ней в подъезде, когда она шла к Надежде Михайловне. Тогда в подъезде было темновато, но все равно она его запомнила – высокий красавчик с огромными серыми глазищами. Варька, конечно, к мужской красоте более равнодушна, чем я, она считает, что в мужчине главное – ум, совесть и чувство юмора.
Нет, конечно, одной красоты мало, я согласна, но все-таки, если мужчина внешне привлекателен, то почему бы им не любоваться, даже если он и несет чушь? В конце концов, предметы искусства вообще молчат, а какое удовольствие можно получить, любуясь ими! Варька же не разделяла моего мнения в этом вопросе и с возмущением вспоминала:
- Главное, останавливает меня в подъезде, нет, чтобы сказать что-нибудь, типа: «Давайте помогу сумки донести». Он начинает нести какую-то фигню: Я влюбился в вас с первого взгляда, девушка, вижу, что вы моя судьба, давайте поженимся. Ребенка вашего усыновлю. Только сначала нужно поближе познакомиться…
- Как-как-как ты сказала?! – выкрикнула я так громко, что Варька во все глаза уставилась на меня и замерла с ключом в руке на пороге свекровиной квартиры. – Высокий красавчик с серыми глазами? Ты знаешь, как его зовут?
- Слушай, ты на лестнице так громко не ори, пожалуйста, - стала успокаивать меня Варя, - а то тут слышимость, знаешь какая. Откуда ж мне знать, как его зовут? Я его тогда первый раз и видела в своей жизни.
Мы прошли в квартиру и я начала нервно ходить по кухне, пока Варя в комнате собирала вещи Александра Петровича. Моя догадка не давала мне покоя. Я должна была срочно поделиться ею с Варькой. Или, может, позвонить Андрею и все уточнить у него? Неужели, неужели это действительно Влад, сын Валентины? И что, они подозревают его в убийстве? А как же заключение экспертов, что убийца невысокого роста?
Я бросила взгляд на телефон и тут в моей голове вспышкой озарения ярко вспыхнула какая-то мысль, которая никак не формулировалось во что-то конкретное. Что-то такое, связанное с телефоном… Валентина сказала: Светлана Георгиевна не могла дозвониться, телефон был все время занят, потому что трубка неплотно лежала…
- Варя!!! – заорала я. – Варя!!!
Тут же прибежала Варька и с выпученными глазами воскликнула:
- Что случилось?!
Я схватила ее за руки и потащила к стулу.
- Сядь, - приказала я, - скажи мне, когда ты звонила в милицию, ты звонила с сотового или с городского?
- С городского, конечно, зачем же я буду с сотового-то звонить, когда городской есть? Да что случилось-то? Скажи по-человечески!
- Подожди, не перебивай меня! – воскликнула я. – Я и сама еще не поняла, что случилось. Ты мне скажи, когда ты сняла трубку и стала звонить в милицию, телефон работал нормально или там были короткие гудки? Ну, типа, трубка плохо лежала?
- Нет, нормально все работало, был длинный гудок, - решила Варька не спорить со мной, видя мое ажиотированное состояние, - А потом, видишь, здесь на кухне радиотелефон, как же, по-твоему, трубка может неплотно лежать? Даже если ты забудешь нажать «отбой», то трубка сама через некоторое время выключиться. Здесь все по-умному.
- Да, вижу, - ответила я, - А ты именно с кухни звонила, с этого телефона?
- Да, с этого.
- А есть еще другие?
- Да, есть в коридоре и в комнате. Вот в коридоре может быть, что трубка неплотно легла, там аппарат старый, знаешь, такой квадратный, белый, как в офисах бывает.
Я рванула в коридор и уставилась на телефонный аппарат. Попробовала - да, действительно, если трубку снять и положить мягко, не дожать до конца, то будет слышен длинный гудок, а через некоторое время пойдут короткие. И дозвониться сюда будет невозможно. Это что-то значит, что-то важное. Только пока не пойму, что… Надо посоветоваться с Андреем.
Варька смотрела на меня и, в конце концов, не выдержала:
- Ну ты мне скажешь или нет, наконец, что случилось?!
- Смотри, - стала объяснять я ей, - когда я приходила к Валентине, то та сказала мне, что Светлана Георгиевна не могла дозвониться до Надежды Михайловны и сообщить, что она сегодня в гости прийти не сможет, потому что телефон без конца занят. Как я понимаю, неплотно лежала трубка. Сама Валентина сразу пойти к Надежде Михайловне не смогла, а потом идти уже было не нужно, потому что ты зашла к ней и сказала, что произошло убийство. При этом позвонив в милицию с телефона, который уже работал нормально.
- Ну и что? Может, Надежда Михайловна с кем-то долго разговаривала, поэтому телефон был занят, а потом просто положила трубку. Нормально. А потом я тебе уже сказала, не приходила я к Валентине, сама она притопала. Вот и все.
- Нет, не все, - возразила я, - мне сама Валентина сказала, что трубка неплотно лежала. Якобы она пошла убираться сюда в квартиру после того, как милиция уехала, а трубка неплотно лежала. Из этого она сделала вывод, что именно поэтому Светлана Георгиевна не могла дозвониться. Значит, это ты трубку неплотно положила?
- Мила, ау, я звонила с кухни! Даже если бы и положила на кухне неплотно трубку, телефон бы все равно сам бы отключился и…
- Да-да, я помню, - надулась я, оскорбленная снисходительным тоном подруги, – можешь не повторять. Может, кто из ментов звонил?
- Они просили позвонить, я им давала радиотелефон с кухни. А этот аппарат в коридоре расположен неудобно, чтобы говорить по нему, надо стоять, да еще на проходе. А трубку взял, пошел, куда нужно, сел и позвонил.
- Да, ты права. Надо еще раз поговорить с Валентиной. Пойдем прямо сейчас?
- Пойдем, конечно, - неуверенно начала Варя, - но…
- Никаких «но», - отрезала я.
Мы долго звонили в дверь, но никто нам не открыл. Странно, что поздно вечером никого не было дома. Из-за этой телефонной истории я забыла поделиться с Варькой своими догадками относительно молодого человека, который приставал к ней тогда в подъезде. Уж очень он показался мне похожим на Владика. В итоге Варька, взяв сумку с вещами Петровича, поехала к себе домой, а я к себе. Завтра на работу как-никак.

11.
Как ни странно, встав утром с постели, я обнаружила, что выспалась. Переживания последних дней так измотали меня, что мой организм отключился накануне, как только моя голова коснулась подушки.
Я налила себе кофе, включила телевизор на кухне и села завтракать, вспоминая свой сон, который снился мне всю эту ночь. Конечно, мне снился Андрей. Я стояла у подъезда какого-то незнакомого дома, который во сне считала своим, а Андрей подъехал ко мне на своем крутом байке, в крутом байкерском костюме. Я задала ему какой-то важный вопрос, теперь уже и не вспомню какой, а он молча отвернулся от меня, одел шлем и уехал. Я хорошо помнила чувство досады и раздражения, которое охватило меня при этом.  Он не ответил мне и уехал. Он знал, что я разозлюсь, и нарочно не ответил мне. Он нарочно злил меня. Почему он так со мной поступает? И, хотя это был всего лишь сон, чувство раздражения осталось.
Я почувствовала, что больше не страдаю, не ревную, не скучаю. И больше не чувствую себя виноватой.
Андрей позвонил мне, как только я пришла на работу и, налив традиционную утреннюю чашечку кофе, села за компьютер просматривать электронную почту. Сердце радостно стукнулось изнутри о грудную клетку, но я не сняла трубку. «Звони, звони, - решила я, - сниму трубку только на третий раз».
Второй раз Андрей позвонил ровно через пятнадцать минут, и я лишний раз сделала вывод, что, как только говоришь себе, что данный мужчина тебе не очень-то и нужен, он тут же начинает настойчиво осаждать тебя. Интересно, как они, мужчины, узнают о нашем охлаждении к ним? Чувствуют на расстоянии? Неужели телепатическая связь действительно существует? На второй раз трубку я, конечно, не сняла, и стала дожидаться третьего звонка.
Теперь Андрей заставил меня поволноваться. Он больше не звонил мне весь день, так что к концу рабочего дня я уже сожалела, что была так упряма. Но вечером, когда я, завернувшись в уютный плед, устроилась у телевизора и, чтобы компенсировать чувство утраты, позволила себе вскрыть коробку шоколадных конфет, долгожданный звонок раздался. Я, не желая больше рисковать, схватила трубку, лежащую под рукой, после первого же гудка. За весь день я так и не смогла выработать четкую стратегию своего поведения, единственное, что я решила – не спрашивать Андрея, как он провел вчерашний вечер. И ни в чем его не упрекать. В конце концов, мы свободные люди. Пока что! И я тоже, если б захотела, могла бы вчера провести весь вечер в компании какого-нибудь мужчины. Так что сдержанность, сдержанность и еще раз сдержанность!
- Алло, - сказала я максимально сдержанно.
Андрей, огорченный таким холодным приемом, но не сбитый с толку, осторожно произнес:
- Приветик, как дела?
Вот уж вопрос из вопросов! И что мне ответить? «Плохо» - значит, мне без него плохо, я скучаю и хочу помириться, подумает еще, что я раскаиваюсь. «Отлично» - значит, я не скучаю и он зря позвонил, еще быстренько распрощается и повесит трубку. «Нормально» - значит признать, что то, что мы поссорились для меня норма жизни, и меня это никак не трогает. Можно, конечно, ответить «Как сажа бела» или «Пока не родила», но не воспримет ли он это как грубость?
- Мила, ау, ты тут? – поинтересовался Андрей после продолжительной паузы.
- Да, конечно, - бодро воскликнула я. Люблю простые вопросы!
- Ну и почему молчишь?
- Я задумалась, - честно призналась я.
- А о чем думаешь? Обо мне? – начал заигрывать Андрей.
«Признаться, что думаю о нем и поддаться на его заигрывания? Или ни за что не признаваться и дать понять, что недовольна?» - опять начала мучиться я неразрешимым вопросом.
- Мила, если ты не одна или занята, я могу перезвонить позже, - холодно произнес Андрей, расценив мое молчание по-своему.
- Нет-нет, я одна, и не занята, - быстро нашлась я, мысленно отмахнувшись от вопроса «Не сказать ли ему, что я не одна, и что из этого выйдет?» - Просто размышляю тут над одной проблемой по убийствам.
- Да, и над какой же? – удивился Андрей.
И тут я подробно рассказала ему о своих вчерашних подозрениях по поводу телефона. Андрей внимательно выслушал меня, не перебивая, и только в конце произнес:
- Подробно мне расскажи, как ты приходила к Валентине, что ты спрашивала и что она тебе отвечала, дословно.
Я рассказала Андрею все, что помнила, и он удовлетворенно произнес:
- Картина начинает проясняться. Думаю, скоро нам удастся закрыть это дело.
- Ты думаешь, Валентина причастна? – спросила я Андрея.
- Мила, ты опять меня просишь нарушить все инструкции, и мы опять поссоримся! – воскликнул Андрей.
- А что, мы уже помирились? – ехидно спросила я и испугалась, и впрямь назревает ссора.
- А что, разве нет? – примирительно спросил Андрей.
- Ну, я не знаю, может быть, - пошла я на попятный.
- Ты завтра не выходная?
- Выходная.
- Может быть, я за тобой заеду, переночуешь у меня?
- Сейчас?
- А что, уже слишком поздно для тебя?
- Да нет, но… - осеклась я, поехать безумно хотелось, но пусть поуговаривает меня. И неожиданно для самой себя выпалила свои самые сокровенные опасения – А что, разве ты не устал после вчерашнего свидания с Олей?
Андрей удовлетворенно хохотнул в трубку и сказал:
- Нет, я выносливый.
От такой наглости я временно потеряла дар речи и стала мучительно подбирать самые язвительные, самые обидные слова, но Андрей меня опередил и примирительно сказал:
- Нет никакой Оли. Я тебя разыграл. Позвонил мой сотрудник, а я специально чушь молол, чтобы ты начала ревновать.
- Ах ты гад, - прокричала я в трубку смеясь, - немедленно приезжай, я буду тебя убивать!
- Уже лечу! – довольно отозвался Андрей, - можешь начинать раздеваться…
Приехал Андрей за мной на байке. Ввалившись в мою квартиру с двумя шлемами в руках и найдя меня за входной дверью абсолютно голой, он сначала поразговаривал сам с собой, бормоча, что-то вроде:
- Нет, мне слишком долго раздеваться. Хотя… Нет, лучше сначала доедем до меня… Ну ладно, только один разочек, а потом сразу поедем ко мне…
Я сначала молча наблюдала за его терзаниями, потом прильнула к нему и продолжительно поцеловала.
- А где тут у тебя кровать? – задал Андрей главный вопрос и потащил меня вглубь квартиры.

Утро следующего дня я встретила в объятиях любимого у него дома. Мы проснулись по звонку будильника, но не спешили вставать. Я, потому что совершенно не выспалась и хотела бы еще пару часиков поспать. А Андрей, влекомый совершенно другим желанием, не открывая глаз, отправился на экскурсию по моему телу. Мое тело с энтузиазмом откликнулось на его призывы, и я в который раз удивилась: Андрей имел надо мной какую-то странную, я бы даже сказала, мистическую власть. Не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь испытывала что-нибудь подобное. Конечно, я и до встречи с Андреем влюблялась, но то, что я чувствовала сейчас, было даже не похоже на любовь. Он стал для меня наркотиком – и я от каждой минуты, проведенной с ним, получала удовольствие.
Наверное, и я для него что-то значу – не могу представить, чтобы с каждой своей женщиной Андрей себя так вел. Это было бы слишком. Я покрепче обняла его и прильнула к нему всем телом, он застонал от удовольствия, а мне захотелось зарыдать, так мне стало вдруг страшно оттого, что я могу его потерять. И почему меня посещают такие мрачные мысли в самый ответственный момент?
Когда же, наконец, довольные приятно начавшимся утром мы вылезли из постели, Андрей стал кормить меня завтраком. Он намазал мне на огромный ломоть хлеба плавленый сыр, налил кофе, при этом посластив его и даже размешав сахар и, периодически заглядывая мне в глаза, спрашивал:
- А хочешь сливок в кофе? А йогурт? Может, ветчинки?
Себя он при этом тоже обслуживал самостоятельно, а я, как VIP-персона, восседала на мягкой подушечке, предусмотрительно подложенной мне под попу, чтобы, видимо, последняя не мерзла на холодном кухонном стуле, и с удовольствием принимала заботу Андрея обо мне. Какое блаженство, когда с тобой так носятся, как с писаной торбой, стараются угодить…
Наши разговоры крутились вокруг каких-то отвлеченных вещей – кто какие спектакли смотрел, какие книги любит, куда ездит отдыхать. Наши вкусы с Андреем самым чудесным образом совпадали. И только когда Андрей, одевшись, уже готов был убежать на работу и начал прощаться со мной со словами:
- Ты хорошенько выспись, а когда будешь уходить, захлопни дверь. Я тебе позвоню, вечером куда-нибудь сходим.
Вот тут только я вспомнила, что хотела спросить про Влада. Но вдруг Андрей опять расценит это как попытку получить секретные сведения?
- Андрей, а скажи, пожалуйста, этот молодой человек, которого узнала Варя, это Влад, сын Валентины и Александра Петровича?
Андрей, пристально взглянув на меня, вздохнул и ответил:
- Ну что с тобой делать! Да, это он…
- Значит…
- Слушай, все равно сегодня все решиться, а мне сейчас надо бежать, приезжай лучше ко мне на работу, я тебе выпишу пропуск и все расскажу. Не хочу говорить об этом во время свидания с тобой, а на работе как-то привычнее.
- Хорошо, - расцвела я, польщенная таким доверием.
- Только выспись хорошенько, и за меня тоже! – воскликнул на прощание Андрей и, поцеловав меня, помчался к лифту.
Выспавшись, неспешно приняв душ и выпив еще одну чашку кофе, я решила осмотреться в квартире Андрея. Говорят, что дом может многое рассказать о его хозяине, поэтому мне захотелось все повнимательней рассмотреть и, может быть, узнать что-то новенькое о своем любимом.
Уверена, что многие осудили бы меня за то, что я решила полазить по чужой квартире в отсутствие хозяина. Но я лично просто не могу представить себе женщины, которая на моем месте удержалась бы от искушения получить какую-то новую информацию о своем любимом мужчине. И поэтому я отправилась в обход по квартире, стараясь не упустить ни одной детали.
Я знаю, что если дома у холостого мужчины все блестит чистотой,  а все вещи отсортированы и лежат по многочисленным шкафчикам и полочкам, то данный мужчина – рационалист, и в любовных отношениях он будет холоден и стерилен, как и его жилище.
Полная противоположность рационалисту – индивидуалист. Причем у хаотичного индивидуалиста дома полный хаос, вещи валяются по всей квартире, уборку он делает по большим праздникам, но зато такой мужчина, как ни странно, может быть надежным другом. У индивидуалиста рассеянного дома много книг, рабочий стол завален газетами и бумагами, в вазах – засохшие цветы, в квартире – беспорядок. Такие мужчины – интеллектуалы и нравятся женщинам, но их трудно «раскрутить» на ответное чувство.
Есть еще пижоны, которые повышенное внимание уделяют дизайну и всяким дорогим и антикварным штучкам. Такой мужчина и женщину воспринимает только как часть своей антикварной коллекции.
Внимательно осмотрев квартиру, я убедилась, что Андрей не относится ни к одному из вышеупомянутых типов. В квартире чисто, но порядок не возведен в культ. Во всяком случае, за дверью в спальне я обнаружила огромную гору неглаженого белья, копившегося там, видимо, не одну неделю. Ну что ж, это хороший знак. Ему действительно нужна женщина, на которую он с удовольствием смог бы переложить большую часть работы по дому. И вообще, к мужчинам, которые привыкли полностью обслуживать себя самостоятельно – готовить, гладить, убирать, - я отношусь с опаской. Зачем им вообще тогда нужна женщина, если они с удовольствием делают все сами?
Я заглянула в холодильник и обнаружила, что он полон съестных припасов, причем самого высокого качества. К тому же я заметила, что в обеих комнатах стоит мягкая, удобная мебель. Андрей явно ценит комфорт и удовольствия. Ну что ж, в этом мы с ним похожи.
Отдельного внимания заслуживал платяной шкаф. Я заглянула в него с особым любопытством и с удовольствием стала дотрагиваться до вещей Андрея. У рационалиста одежда, конечно же вычищена, выглажена и отсортирована, но у Андрея и в шкафу вещи лежали вперемешку, правда, аккуратно сложенные. Я не нашла там старых, ненужных вещей, которыми обычно бывает забит шкаф неисправимых романтиков. Значит, Андрей – практик, трезво смотрящий на вещи. Не обнаружила я в шкафу и каких-то старых писем, бумаг, милых сердцу безделушек, которые обычно хранят люди замкнутые, легко ранимые.
А самое главное, я не обнаружила в квартире Андрея присутствия какой-нибудь другой женщины. Единственное, что меня удивило, это запас свечей в стаканчиках. Интересно, по какому случаю он их использует?
Съездив домой, чтобы переодеться, ближе к обеду я предстала пред очи Андрея. Он, опять заинтересованно осмотрев меня с ног до головы и убедившись, что я все так же хороша, произнес:
- Ну, Мила, можешь меня поздравить. Раскрыли мы это дело. И ты молодец, когда рассказала мне про телефон, у меня сразу вся картина сложилась.
- Ну и кто же все-таки убийца?
Андрей, взяв продолжительную паузу, во время которой он поднялся из-за стола, неспешно подойдя к только что скипевшему чайнику и медленно насыпав себе в кружку зеленого чая, многозначительно посмотрел на меня и спросил:
- Ну а ты как думаешь?
- Говори быстро, а то я тебя покусаю! – воскликнула я.
- Ну хорошо. Только расскажу тебе историю с самого начала. Когда-то давно на одной лестничной площадке жили-были юные влюбленные Александр и Валентина. Валентина Александру очень нравилась – симпатичная, хозяйственная, но жениться на ней в его планы не входило. У него были амбиции. И он женился на Надежде, дочери известного ученого, человека обеспеченного и со связями. Но ребенка, который у них с Валентиной родился, он признал, и Валентине обещал щедро помогать, при этом строго-настрого приказав: «Если кому-то сболтнешь, что ребенок мой, алименты будешь получать через суд». Валентина рассудила, что щедрые алименты лучше, чем пятнадцать процентов от зарплаты Александра, - в советское время были другие законы, чем сейчас, - и согласилась. И так они тихо и мирно жили, при этом Александр Валентину не обманул и частенько заглядывал к ней по-соседски и не только. Надежда,  может быть, о чем-нибудь и догадывалась, но виду не подавала. А может, и не догадывалась, теперь мы никогда этого не узнаем. Но эту часть истории ты уже, наверное, слышала?
Я согласно закивала в ответ головой: мол, давай уже, рассказывай дальше. Андрей продолжил:
- А дальше интереснее. Как ты думаешь, какие чувства испытывала Валентина по отношению к сопернице? Угадала, ненависть и зависть. Она приходила домой к Валентине и Александру и делала вид, что дружит с ними. Надежда же была снобкой, и подругой Валентину не считала, более того, даже подсмеивалась над ней за глаза. Валентина об этом знала и от этого ненавидела Надежду еще больше. И убить ее, Валентине, наверное, иногда хотелось, но не по-настоящему, а так, лишь в мыслях. Со временем чувства к Александру Петровичу сошли на нет, и единственным светом в окошке для Валентины был сынок Владик, на которого, кстати, она продолжала получать деньги, хотя дитятко уже выросло, отучилось, отслужило в армии и худо-бедно, но работало в автосервисе слесарем.
В тот день, когда убили Надежду Михайловну, ей позвонила Светлана Георгиевна и попросила: «Надюша ждет меня в гости, а я приехать не смогу, жду внучку с женихом. Дойди, пожалуйста,  до Надежды и передай, что я не приеду, а то у нее телефон все время занят, а номер мобильного не могу найти». Валентина проверяет и действительно: городской телефон занят, а мобильного она не знает. Тогда она идет в квартиру напротив, звонит, но никто не открывает.
Александр Петрович на работе, Надежда Михайловна ушла за покупками, поскольку ждет в гости подругу, а заодно решает купить кое-что и для невестки с сыном. Валентина тоже занята по хозяйству – печет пирог для сынульки, и ей некогда бегать туда-сюда по лестничной площадке. Поэтому она просит только что пришедшего домой Влада: «Возьми ключи от квартиры соседей, сходи к ним, проверь, что с телефоном». Влад берет ключи, идет в квартиру Александра Петровича и Надежды Михайловны, обнаруживает, что их нет дома, и начинает обход. Телефонов три: на кухне, в коридоре и в спальне. Влад начал со спальни. Но тут домой возвращается Надежда Михайловна. Владу нужно бы обнаружить себя, но как это сделать максимально деликатно, не напугав соседку? Представь, что ты возвращаешься домой, а там тебя встречает сын соседки – ситуация какая-то двусмысленная. Надежда Михайловна, ни о чем не подозревая, идет на кухню, достает из сумки продукты и собирается готовить мясо, а Влад тем временем решает пробраться в коридор и незаметно выскочить на лестницу. Он подкрадывается к коридору и заодно проверяет следующий телефон – обнаруживает, что трубка лежит неплотно и поправляет ее. Но тут раздается звонок в дверь, и Влад снова ныряет в спальню. Приходит Гили.
Надежда Михайловна сначала не хочет ее пускать, но та упрашивает ее жалобным голосом ради внучки пустить поговорить – я уже тебе говорил, эти девицы просто артистки – меняют наряды и интонации в зависимости от ситуации. Надежда Михайловна пускает ее в квартиру и приглашает на кухню. Она ограничена по времени, поэтому одновременно слушает Гили и готовит. Влад, который опять пробрался в коридор, прислушивается к их разговору и тут Надежда Михайловна восклицает: «Да ты хоть представляешь, сколько стоит орден! Миллионы долларов! И ты хочешь, что бы я вот так запросто тебе его отдала?» Гили бубнит в ответ свои аргументы, а Влад, естественно, задерживается и старается подслушать подробности. Между Надеждой Михайловной и Гили возникает словесная перепалка, в ходе которой он узнает о тайнике, и слышит, где тот находится, а потом, поняв, что Гили собирается уходить, тихонько выскальзывает за дверь. Затем первым делом бежит к матери и подробно ей обо всем рассказывает.
Валентина быстро принимает решение. Она понимает: существует некоторое сокровище, лежащее в тайнике, местонахождение которого им теперь известно, и если не поторопиться, сокровище вынут другие. Они вместе с Владом идут к Надежде, чтобы взять у той ключи от квартиры Бориса. Конечно, они могли подождать, когда Надежда Михайловна уйдет из дома, и тогда поискать у нее в квартире нужные им ключи. Но время будет упущено, а вдруг тайник вскроет кто-нибудь другой? Думаю, Валентина уже тогда принимает решение убить Надежду. Она понимает, что, если сокровище действительно стоит миллионы долларов, они с Владом могут начать новую жизнь. И не нужны им тогда подачки Александра Петровича, Влад станет состоятельным человеком. Тут сыграли роль несколько факторов: и ее слепая любовь к сыну, и ненависть к Надежде, и несостоявшееся личное счастье. И Валентина вместе с Владом идет к Надежде с самыми серьезными намерениями.
Надежда внимательно выслушивает их и понимает: тайна, которую она хранила столько лет, стала каким-то образом достоянием гласности. Но она не боится Валентины – всю жизнь та для нее была просто смешной навязчивой соседкой, поэтому Надежда сначала спокойно отвечает, что ничего рассказывать ни о каких сокровищах не намерена и ключей не даст. Тогда Влад, детина двухметрового роста, подходит к Надежде Михайловне и, взяв ее за волосы, приставляет нож к горлу. Все эти подробности нам сообщил сам Влад на допросе. Так что, сведения вполне достоверные. Надежда Михайловна пугается и сообщает, где лежат ключи от квартиры Бориса, а также, чтобы защитить себя, кричит, что к ней сейчас придет Варя с внуком.
Валентина описывает Владу внешность Вари и посылает его вниз и просит задержать девушку с ребенком до тех пор, пока Валентина не позвонит ему на мобильный. Ей не хочется, чтобы Варя неожиданно вошла в самый ответственный момент, а также необходимо время, чтобы уничтожить возможные улики против себя и Влада. Думаю, что она также произнесла небольшую речь перед тем, как убить – выложила ненавистной сопернице все свои тайны, отвела душу, так сказать.
Влад вполне справляется с задачей – он заигрывает с Варей, задерживая ее, и только слыша звонок от матери, отпускает. Валентина в это время убивает Надежду Михайловну обычным молотком для отбивки мяса, который лежал тут же на столе, вложив в один удар всю свою ненависть, копившуюся столько лет, а потом, уничтожив все следы своего пребывания в квартире, уносит этот молоток к себе. Самое интересное, что она моет его и вешает у себя на кухне на стену. Можешь себе такое представить? И, хоть она и вымыла его на первый взгляд достаточно чисто, нашим экспертам удалось доказать, что именно он является орудием преступления – во-первых, форма молотка совпадает, во-вторых, кровь Надежды Михайловны затекла под насадку и впиталась в деревянную рукоятку молотка, в общем, доказательств достаточно.
Валентина, работающая в больнице медсестрой, готовясь к убийству, сначала планировала вколоть Надежде Михайловне препарат, который в определенных количествах действует как яд, и с этой целью взяла с собой ампулы и шприц. Но вколоть лекарство жертве достаточно трудно и без Влада она бы не справилась. Так как в последний момент она решает не делать сына соучастником преступления и отсылает задержать Варю, она убивает первым, что попадается ей под руку и кажется подходящим для убийства. Конечно, это потребовало от нее определенных усилий, и Надежда Михайловна пыталась обороняться, об этом говорил оставленный беспорядок на кухне. Валентина  быстро вытирает все, к чему прикасалась, забирает с собой орудие убийства, а также пакеты с продуктами – да-да, она решает поживиться, пусть даже такой малостью. Она уверена, что о  продуктах никто ничего не знает, ей и в голову не приходит, что Варя идет именно за ними.
Далее парочка – мать и сын решают затаиться и выяснить, что предпримет милиция. Им немедленно хочется бежать за сокровищем, но они решают, что на сегодня впечатлений хватит. Пока непонятно, где находится Борис и когда Варя пойдет домой – то ли она под подозрением и ее задержат, то ли она вот-вот вернется домой и вскрывать тайник опасно.
Валентина сует нос в квартиру, где произошло убийство, чтобы выразить сочувствие Варе, а заодно прислушивается к тому, что творится в квартире. Сотрудники милиции в итоге ее вежливо выставляют. Но вечером после ухода Вари она снова заходит в квартиру, чтобы убраться там, и если остались какие-то улики, незамеченные милицией, уничтожить их. А может быть ее просто, как всех убийц, тянуло на место преступления? Но! С телефонов в коридоре и в спальне уже сняты отпечатки пальцев – и это отпечатки пальцев Влада.
Отпечатки пальцев Влада хранились в нашей картотеке, потому что еще до армии Влад попадал в поле зрения милиции – привлекался за драку. Но тогда дело закончилось для него легким испугом – потерпевший забрал заявление. И мы, обнаружив отпечатки его пальцев сразу на двух телефонах, сначала были в недоумении, совершенно не понимая, с чем это могло быть связано. Но когда ты рассказала мне про эпопею с неплотно лежащей трубкой, как-то все само собой станцевалось. Влад начал давать показания, а Валентина, естественно, взяла всю вину на себя. Она проговорилась тебе, что трубка лежала неплотно, но сказала, что поправила ее уже после ухода милиции, видимо, не подумав, что телефоном мог кто-то пользоваться до этого момента.
- А кто ударил Бориса? – робко спросила я, польщенная, что Андрей отметил тот факт, что я помогла ему раскрыть такое сложное дело.
- Все те же лица. На следующий день Валентина и Влад с утра идут к дому Бориса и Вари и, позвонив по городскому телефону и убедившись, что в квартире никого нет, они решают рискнуть и начинают вскрывать тайник. Неожиданно возвращается Борис. Он, войдя в квартиру, слышит шум в одной из комнат и идет туда. К тому времени тайник уже был вскрыт и Валентина и Влад собирались уходить. Он взяли с собой из дома кое-какие инструменты, поскольку знали, что им предстоит вскрывать тайник в стене, но по случайному стечению обстоятельств рядом лежат «домашние» инструменты Вари и Бориса – молоток, плоскогубцы, дрель... Эти инструменты лежали среди одежды в стенном шкафу, и Валентине, прежде чем пробраться к тайнику, пришлось все вынимать из шкафа. А вообще, у меня сложилось впечатление, что Варя - хозяйка аховая, самые невероятные вещи у них в квартире лежат в самых неподходящих местах…
- Ну нет, просто у нее ребенок маленький, она устает и ей некогда… - стала заступаться я за подругу.
- Ты знаешь, мы, мужчины, очень ценим чистоту и комфорт, - категорично перебил меня Андрей. Вот у тебя дома мне очень понравилось – все чисто, аккуратно, ничего лишнего нигде не валяется, пыли нет.
Я покраснела от удовольствия и подумала: «Ого, он все успел заметить! И даже то, что пыли нет. Хорошо, что сразу после приезда из Питера мне пришла в голову мысль сделать уборку – пригодилось!»
О своих выводах относительно его квартиры я скромно умолчала.
- Ну так вот, - продолжил Андрей свой рассказ, - Борис, естественно, задает непрошеным гостям законный вопрос: «Что вы здесь делаете?» Он узнает Валентину, и ей ничего другого не остается, как устранить ненужного свидетеля. Отвлекая его вскриком: «Ой, здесь в стене тайник!», она заходит сбоку и ударяет его в висок. Борис, видимо заметив боковым зрением опускающийся на его голову молоток, в последний момент отстраняется, и удар оказывается не смертельным. Замечу, что Валентина и Влад были в нитяных рабочих перчатках, поэтому мы находим на рукоятке молотка только отпечатки Вариных пальцев.
Влад напуган – он менее хладнокровен, чем его мать. Это и объясняет, что Валентина, профессиональная медсестра, не замечает, что Борис жив. В спешке они с Владом собирают свои инструменты и осторожно выходят, оставив, между прочим, из-за разлетевшейся повсюду бетонной пыли следы, которые попадают в поле зрение милиции, прибывшей по твоему вызову, и эти следы также являются дополнительным доказательством их присутствия в квартире. Галя, которая ждет внизу на улице Бориса и не сводит глаз с подъезда, припомнила, что видела эту парочку и опознала их при очной ставке.
Далее Борис попадает в больницу. Валентина звонит Варе и узнает, что он жив, и операция прошла успешно. Она в панике – ей необходимо во что бы то ни стало устранить Бориса до того, как он очнется и начнет давать показания. И вот здесь на сцене появляется тот самый наркотик, о котором я тебе говорил. Долго мы искали концы, но, в конце концов, все выяснили. Дело в том, что Влад служил в составе российской пограничной группы в Таджикистане и охранял таджикско-афганскую границу. Ситуация в этом регионе с наркотиками настолько сложная, что героин выступает там в роли валюты – на него можно выменять все, начиная от автомобиля и заканчивая продуктами питания. Оттуда Влад и привозит с собой «Слезы Аллаха», это не составляет никакого труда, ведь этот наркотик жидкий – достаточно налить его в пластиковую бутылку и положить в рюкзак, и ни у кого не возникнет никаких подозрений: лимонад он и есть лимонад. Валентина добавляет наркотик в бутылку для капельницы и под видом медсестры с марлевой повязкой на лице и в белом халате спокойно ставит капельницу Борису и уходит. Она не вызывает у сиделки никаких подозрений – та не знакома со всем персоналом больницы, к тому же Валентина действует профессионально и уверенно.
- Ну а как же орден? Где он сейчас? – в нетерпении воскликнула я. – Он был в тайнике? Валентина и Влад отдали его?
- Нет, орден мы не нашли, - с досадой в голосе произнес Андрей. – Валентина и Влад в один голос утверждают, что тайник был пуст. Конечно, они могут и лгать, надежно спрятав орден в каком-нибудь укромном месте, но обыск в их квартире не дал никаких результатов. А потом, помнишь я тебе говорил – уж больно легко Надежда Михайловна выдала местонахождение сокровища, а ведь она хотела оставить его внуку. Думаю, она знала, что тайник пуст.
- В чем же тогда смысл этого тайника?
- Ну, я предполагаю, что он был сделан давно, еще в советское время. Тогда там вероятно и лежали какие-то ценности – фамильные драгоценности, например. А потом, когда появилось огромное количество банков и такая услуга, как сейфовая ячейка, Надежда Михайловна вынула из тайника все, поместив банк. А тайник снова закрыли и оставили на всякий случай – вдруг когда-нибудь пригодится. Вот такая у меня версия.
- Да, невероятная история, - сказала я и задумалась. Все услышанное никак не укладывалось у меня в голове. С виду вроде такая обычная женщина, а вот на тебе – взялась за молоток и шарахнула соперницу по голове. Все женские несчастья – из-за мужчин или из-за денег.
- Ну что, красавица, сходим куда-нибудь вечером, отметим успешное завершение нашего расследования? – вывел меня из задумчивости Андрей.
- А я никогда не против, вот только с Варей надо увидеться.
- Хорошо, поезжай к ней. Я тут все закончу, вечером отзвонюсь и подскочу за тобой. Только возьми у Вари какие-нибудь штаны, а то я на байке.
Я улыбнулась. Расследование наконец-то завершено, Варя теперь вне подозрений. Вот только орден… так и не смогли мы его найти. Даже странно. Ведь лежит где-то, надежно спрятанный, ждет своего часа…

12.
Когда я приехала к Варе и рассказала ей всю эту невероятную историю, она сначала всплакнула, потом успокоилась и сказала:
- Хорошо, что все закончилось. А я Сашку в садик пристроила. Так вообще мест нет, но я теперь как мать-одиночка добилась, чтобы его взяли. А еще я сегодня ходила на собеседование – меня берут в одну компанию пока кассиром, но я восстановлюсь в институте, подучусь, глядишь, и в бухгалтеры перейду.
Я подивилась разительным переменам, произошедшим с Варькой. Действительно, начинает новую жизнь.
- Давай по пятьдесят грамм, - предложила я, - за новую жизнь. Остался у нас еще коньяк?
- Как раз по пятьдесят грамм хватит, - ответила Варька, рассматривая бутылку. – Новую куплю с получки! А давай Петровича навестим в больнице, расскажем ему все?
- А он знает про Бориса?
- Нет, - растерянно ответила Варька. – Но, по-моему, догадывается. Он уже и спрашивать меня о нем перестал.
- М-да, ситуация, - произнесла я, - ну что ж, давай сходим, навестим его.

Атмосфера больницы показалась мне гнетущей и даже какой-то удушающей. Хотя больница и была не просто какой-то там обычной городской, а обслуживающей особо приближенных, но грустные лица больных и больничный запах, витающий в воздухе, напомнил мне афоризм «Успехи медицины налицо: от многих болезней люди не умирают, а только мучаются».
Александр Петрович лежал в палате на двоих – все вроде бы уютненько, чистенько, но все равно – не дома. Когда мы пришли и хотели поздороваться с ним, его сосед по палате зашикал на нас:
- Тише, он спит! Дайте человеку спокойно выспаться.
Мы с Варькой, помня о том, что сон – лучшее лекарство, сели рядом с его кроватью на стульях и тихонько начали перешептываться, обсуждая информацию, которую сообщил мне Андрей. Мы перемыли кости Валентине, а также вспомнили и о коварных цыганках, о моих приключениях в Питере, а потом я, вспомнив про орден, спросила Варьку:
- Как ты думаешь, а где же все-таки лежит этот бриллиантовый орден? Вроде бы тайник – такое хорошее место для его хранения. Или, может, у вас квартире в каждом углу по тайнику? Ты не проверяла?
Варька уже открыла было рот и хотела мне что-то ответить, как тут Александр Петрович открыл глаза, сел в постели и сказал:
- Я знал, что этот орден принесет одни несчастья. Я просил Надю избавиться от него, но она не послушалась меня. А теперь ее нет, Бориса нет…
И тут он заплакал. Мы во все глаза уставились на него, а он, вдруг резко остановив рыдания, сверкнув глазами, произнес:
- Орден этот хранится у нас на даче. В доме, в дальней комнате, есть печь, «голландка», разберите ее, орден спрятан внутри.
Мы с Варькой как по команде переглянулись между собой, потом оглянулись на соседа Александра Петровича, который так же, как и  мы с ней, сидел с выпученными глазами и открытым ртом, быстро всучили Александру Петровичу сумку с продуктами и чистым бельем и рванули из палаты, столкнувшись в дверях.
Выскочив из больницы, мы поймали такси и помчались на Белорусский вокзал. И только устроившись в электричке и, наконец-то, отдышавшись, я спросила Варьку:
- А почему Петровича никто сразу не допросил?!
- Да ты знаешь, все думали, что раз он после операции, то с него взятки гладки. В первый-то день к нему приходили какие-то сотрудники, посмотрели, в каком он состоянии, и ушли.
- Да, лишь бы он никому кроме нас не сообщал, где спрятан орден. А то…
- Ты знаешь, я вот тут подумала, - сказала Варя задумчиво, - ну вот найдем мы этот орден и что?
- Как что? Надежда Михайловна хотела, чтобы орден достался Сашке, мне Светлана Георгиевна говорила, что это была ее последняя воля, так сказать. Просила меня найти орден, чтобы я его Сашке передала, ну и все такое…
Варька задумалась и замолчала на время. Ох, не нравится мне ее настроение!
Сойдя на нужной нам станции, мы решили не ждать автобус и взяли такси. Хорошо, что у меня с собой была  приличная сумма денег! А то поиски ордена уже стали нам в копеечку и непонятно, каких расходов еще потребуют. Водитель довез нас до нужного дома, и я поразилась, какая шикарная дача у родителей Бориса. Земли, правда, всего соток десять, но дом очень красивый, каменный, двухэтажный, с крышей, крытой какой-то необычной красной черепицей, просто пряничный домик!
- Да, красиво жить не запретишь, - произнесла я невольно.
Внутри дома все было также добротно и стильно, как и снаружи. Мебель была старинной: буфет, комоды, громоздкие шкафы на гнутых ножках, горка с какими-то необыкновенно красивыми тарелочками. На нас пахнуло тридцатыми годами. Интересно, а где же нужная нам печь?
Печь была хороша. Облицованная кафелем с выпуклыми фигурками на нем, стилизованная под Гжель, она стояла и ждала своего приговора. Ломать такую красоту было жалко. Но я решительно изрекла:
- Варька, тащи инструменты, что тут в доме есть?
- Да тут все должно быть, сейчас посмотрю в сарае, - пробормотала Варька и исчезла в недрах дома. Я села в старинное кожаное кресло с резной деревянной спинкой и, глядя в одну точку, обдумывала наше положение: «Вот сейчас разберем эту печь, жаль, конечно, ломать, но что поделать? И Варька станет богатой женщиной. Нет, конечно, она теперь и так небедная – все наследство Бориса перейдет к ней и к Саше, и эта дача тоже, в конце концов, достанется ей – теперь у Александра Петровича никого не осталось, кроме Вари с Сашей. Но она же будет грандиозно, ужасающе богата!» Эта мысль плохо укладывалась у меня в голове. Я не могла понять, где эта разница между Варькой сейчас и Варькой, которая будет владеть сокровищем стоимостью миллионы долларов. Что изменится-то? Ну, одежду купит поприличнее, ну, денег я ей не буду больше давать, скорее теперь уж она мне будет помогать, если потребуется. Ну а дальше-то что? Какие-то там пять миллионов долларов. Это даже как-то мало.
Вдруг на меня повеяло холодом. Я поежилась, скользнула взглядом по плотно зашторенным окнам и оторопела: на меня смотрела Надежда Михайловна. Только она была какая-то неяркая, как будто в тумане. Она стояла, смотрела на меня, а потом покачала головой, как будто говорила: «Нет, нет».
Я приняла позу пассажира в падающем самолете и завизжала:
- Уйдите, уйдите, не хочу, не хочу! Варя!!!
Варька прибежала с ломом в руках и уставилась на меня с вопросом:
- Ты что орешь? Что случилось?
- Там, там! – кричала я тыча пальцем в шторы, - Там привидение!
- Ну ты вообще, даешь, - пробормотала Варька. – что-то эти убийства на тебя слишком сильно повлияли. И вообще, нельзя быть такой впечатлительной.
- Ну да, конечно, - воскликнула я в ответ, - вот посмотрела бы я на тебя, если бы ты увидела привидение! Что бы ты тогда сказала!
- Ну и как же выглядело твое привидение?
- Это была Надежда Михайловна. Она стояла передо мной и качала головой вот так вот: нет, нет… Как ты думаешь, что это значит?
- Ой, - присела Варька на стул рядом со мной, - мне кажется, это нам знак, чтобы мы сюда не лезли. Как ты думаешь?
- Ну уж нет! – возмутилась я. – Столько пережить, расследовать такое сложное дело, найти убийцу, и теперь остановится, когда сокровище уже у нас в руках!
- А вдруг на Петровича накатило какое-нибудь затмение после операции и он нам место указал неправильно? Представляешь, сломаем сейчас печку, а там ни фига. Вот это будет фокус-покус. Заново такую положить небось денег стоит, да и кафель смотри какой, старинный.
- Это «изразцы» называется, - сумничала я, - но ты только представь, что в двух шагах от нас сокровище, лежит и нас дожидается, неужели мы его не достанем?
- Ну не знаю, сомневаюсь. Тем более тебе свекра привиделась. Небось, она против, чтобы мы печь вскрывали.
- Нет, это она о другом, - возразила я. – Хотела же она, чтобы Сашке все досталось?
- А может, она после смерти передумала?
- Нет, - решительно встала я, - давай лом, я начну.
Я взмахнула ломом и ударила по печи. Изразцы, конечно, треснули и разлетелись на мелкие и крупные осколки. А печь нет. Я долбила по ней довольно долго, пока несколько кирпичей соизволили отвалиться. Эстафету приняла Варька. Она, хоть и не ходит в отличие от меня в фитнес клуб, махала руками не менее мощно, но и ее результаты были такими же скромными. Мы тут же пожалели, что не взяли с собой ничего пожевать – с таким расходом энергии нужно усиленное питание.
Варька побежала на кухню и нашла там запасы крупы и даже бутылку водки. Быстро подсоединив газ и набрав в колодце воды, она поставила вариться гречневую кашу. А я тем временем продолжала долбить печь ломом.
В пылу борьбы с печью я не слышала, как звонит, закрытый в сумке и брошенный в недрах дачи, мой мобильный телефон. И только когда на улице стемнело, я вдруг вспомнила, что мы собирались с Андреем вечером куда-нибудь сходить. Взглянув на дисплей мобильного, я в ужасе застонала – одиннадцать пропущенных вызовов! Последний был два часа назад. Видимо, Андрей уже отчаялся дозвониться до меня и решил, что я его бросила.
С повинной головою я набрала номер Андрея и стала ждать. Трубку он не снимал. «Ясно, сердится на меня», - решила я, по инерции слушая длинные гудки. Конечно, он обиделся, что я так пропала без объявления, придется теперь каяться и посыпать голову пеплом. А если он теперь вообще никогда не возьмет трубку? Что я буду делать? Караулить его у дома или у проходной на работе?
От нахлынувших мрачных мыслей меня оторвал недовольный голос Андрея:
- Алло…
- Привет, - пропела я самым что ни на есть виноватым голосом.
- Чего тебе, я уже сплю, - пробурчал Андрей, - никакого покоя, только прилег…
- Ты знаешь, я телефон не слышала, когда ты звонил - начала я свою самообвинительную речь.
- Ну да, конечно, – скептически произнес Андрей. – Мила, если ты встречаешься с кем-то еще, то это твое личное дело, просто мне надоело, что я все время выгляжу идиотом и мне все время приходится тебя где-то разыскивать. Я уже взрослый человек, и мне такого совершенно не нужно. Это не мой стиль. Ясно?
- Я ни с кем больше не встречаюсь! – в ужасе оттого, что Андрей собирается меня бросить, выкрикнула я. – Я только тебя одного люблю!
- Что ты меня? – заинтересованно переспросил Андрей.
- Люблю… - робко повторила я в трубку и покраснела. Ну вот, приплыли! Я, такая красивая, гордая, конфетка, а не девушка, вот так вот с бухты-барахты признаюсь в любви мужчине. А как же «сначала помучить»?!
- А почему трубку-то не брала? – спросил Андрей уже не так сердито.
- Мы с Варькой поехали на дачу к ее свекрам, и были тут заняты, вот я телефон и не слышала, - стала оправдываться я.
- Чем это вы были там заняты? – удивился Андрей. – И что вас вообще туда понесло, я думал, у нас вечером свидание.
- Да, но… - начала выкручиваться я, - Петровичу врачи порекомендовали срочно переехать на дачу для поправки здоровья, вот мы с Варькой и примчались прибраться тут.
Андрея, кажется, удовлетворил мой ответ, или он просто сделал вид, что поверил мне. А он, оказывается, ревнивый! Сразу заподозрил, что я ему уже рога наставляю. Но, тем не менее, он на всякий случай спросил:
- Забрать вас с дачи? Поздно уже. Где она находится?
- Нет, нет, - поспешно ответила я и вызвала, как мне показалось, у Андрея новый виток подозрений, - мы сами доберемся на электричке, не волнуйся. Созвонимся завтра?
- Ну, хорошо, - сдержанно ответил он мне, - Пока.
В комнату вошла Варька и позвала меня есть гречневую кашу. Мы разложили кашу по тарелкам, заправили постным маслом и налили по глотку водки. Вообще-то водку мы никогда не пьем – но тут случай особый. В конце концов, осталось нам работать еще не так уж и мало, хотя печка была наполовину развалена, так что подкрепиться будет совсем не лишним.
- Кому звонила? – спросила Варька, - Своему Романову?
- Да. – ответила я. Представляешь, я ему в любви призналась.
- Ну и дура, - тут же отозвалась Варька. – А он что сказал? Тоже тебя любит?
- Нет, кстати, - огорченно вымолвила я, - он ничего подобного не сказал.
- Ну, вот видишь, - с упреком сказала Варька, - еще неизвестно, любит ли он тебя. Я тебя просто не узнаю. То все время манкировала, прикладывала мужиков мордой об стол, а тут совсем голову потеряла. И ладно бы, я бы еще поняла, если красавец писаный был, а то взглянуть не на что, и по характеру самовлюбленный павиан.
Я вздохнула и промолчала. Спорить с Варькой не хотелось. К тому же не так уж она была не права. Почему Андрей не сказал, что тоже любит меня?
После перекуса мы с Варькой продолжили свою работу и, ближе к часу ночи, почти уже сравняв печь с полом, я ударила последний раз ломом по оставшимся кирпичам и нашему взору предстал открывшийся тайник.
Я осторожно вытащила лежащую там жестяную банку из-под печенья и дала Варьке:
- Открывай ты.
Она дрожащими руками открыла крышку и достала из банки нечто, завернутое в кусок черного бархата.
- Давай, - подбодрила я ее, - разворачивай!
Варька развернула бархатный сверток и мы застыли остолбенев.
- Это он, - простонала Варька.
А я стояла, ослепленная блеском бриллиантов в Варькиной ладони. Отвести взгляд от такого зрелища было невозможно.
- Дай мне подержать, - произнесла я, зачарованно глядя на игру камней.
- Бери.
Я взяла в руки восьмиконечную звезду, переливающуюся бриллиантами, и прочитала надпись, сделанную на ней по кругу: «За веру и верность».
- Красотища, - выдохнула Варька.
- Да уж, - поддакнула я.
- Мил, давай вернем ее в Алмазный фонд, - вдруг неожиданно произнесла Варька и я удивленно уставилась на нее во все глаза.
- Ты что, с дуба рухнула?! Это ж такие деньги! Мне Светлана Георгиевна говорила, что этот орден можно продать за несколько миллионов долларов!
- Мила, пойми, этот орден не принесет моему сыну счастья!
Я внутренне возмутилась: опять, наверное, какие-то Варькины религиозные штучки! И, в конце концов, принесет или не принесет счастье несколько миллионов долларов?  Само собой напрашивается вывод, что с деньгами как-то лучше, чем без денег…
Я задумалась, пытаясь понять Варьку, и снова посмотрела на орден. С ума сойти, какие деньжищи за него можно получить! Вот только провезти его через границу, да найти того, кто мог бы его продать какому-нибудь частному коллекционеру! И деньги, деньги, много денег!
Я почувствовала, как учащенно забилось мое сердце и стало страшно: а вдруг мы не сможем его провести, вдруг, орден конфискуют? Вдруг нас обманет посредник? И где его взять, этого посредника? Руки затряслись в приступе «золотой лихорадки».
- Мила, ты что, тебе плохо? – сочувственно спросила у меня Варька. – Давай еще водочки, а?
- Сама не знаю, что на меня накатило, - ответила я, очнувшись, - знаешь, ты, наверное, права. Ну его, этот орден, одни проблемы мы с ним наживем.
А про себя подумала: «Какая Варька все-таки удивительная! Сразу видно, что она – человек со щедрой душой, не привязана к чему-то материальному, и душа ее свободна. И для счастья ей ничего не надо, кроме близких людей.»
- Давай, звони своему Романову, пока я не передумала, - сказала Варя и радостно улыбнулась.
Я улыбнулась ей в ответ. Было такое чувство, что гора упала с плеч. А еще я почувствовала, что это решение зрело в нас с Варькой с того момента, как мы узнали про орден. Ну не могли мы его взять себе, просто не могли и все тут! Короче, как говорится, к концу сказки добро победило разум.

Андрей, снова разбуженный моим звонком, удивленно воскликнул:
- Алло! Мила, что случилось?
- Андрей, мы нашли орден! Приезжай за нами немедленно! Пока его опять кто-нибудь не украл!
- Ну, вы даете! – воскликнул Андрей, мгновенно сориентировавшись в ситуации. – Куда ехать, говорите!
- Деревня Трутеево, Рузский район. Сначала по Новорижскому шоссе, потом через Звенигород на Рузу…
- Ничего себе, куда вы забрались! – присвистнул Андрей. – Ну хорошо, ждите!
Мы с Варькой сели за стол и доели всю гречневую кашу и допили всю водку. Когда Андрей приехал за нами, мы встретили его веселыми пьяными возгласами. Он посмотрел на нас, потом на разгромленную печь, внимательно осмотрел бриллиантовую звезду, воскликнул: «Ого!» и наконец, довольный осмотром, сказал нам:
- Ну, вы, девушки, набрались. Отнести вас в машину или сами дойдете?
- Дойдем, дойдем! – закричали мы.
А когда сели в машину, я сказала Варе:
- Ты знаешь, правильно мы все сделали, Надежда Михайловна и качала головой, потому что хотела сказать: «Не берите орден себе».
Андрей с интересом спросил:
- Когда это она вам качала головой?
- Да вот, совсем недавно, она приходила ко мне и головой качала вот так, - продемонстрировала я.
- Понятно, - ухмыльнулся Андрей, - хорошая водка была. А вы, как увидели ее, сразу же решили орден вернуть.
- Нет, не сразу, это все Варька, она у нас такая бессеребренница, - кивнула я в сторону подруги.
Варька не удержалась и ехидно спросила Андрея:
- Что же вы Александра Петровича сами не спросили про орден? Это ведь он нам все рассказал.
- Ну почему же, наш сотрудник его спрашивал, но только без толку. Он, конечно, сам виноват, - укоризненно качнул головой Андрей, - сразу про смерть Бориса заговорил, вот Александр Петрович и замкнулся в себе, не стал с ним общаться.
- Ах, вот кто ему про Бориса сказал, - протянула Варька, - тогда все ясно.

Мы с Андреем отвезли Варьку домой и поехали к нему. Как только мы, наконец-то, в пять утра добравшись до кровати, без сил упали в нее, я обняла его и прошептала ему на ухо:
- Скажи, а ты меня любишь?
Андрей сразу как-то ощетинился, отстранился от меня и ответил:
- Я не хочу об этом говорить. Сказать можно все, что угодно, надо судить о человеке по его поступкам. Вот ты сама как считаешь, люблю я тебя или нет?
- Любишь, конечно, - ни секунды не сомневаясь, ответила я.
- Ну, вот видишь, улыбнулся Андрей, - зачем тогда спрашиваешь? Вечно вы, женщины, какие-то вопросы задаете, все хотите знать заранее, все проконтролировать, никогда не знаешь, чего от вас ожидать – мальчика или девочку…
Он обнял меня и еще долго что-то ласково бормотал мне на ухо, а я думала: «Жизнь прекрасна!»