А мама будет ждать всегда

За окном сизые вечерние сумерки сменила непроглядная ночная мгла. Тишину в доме нарушает лишь мерное тиканье часов. На плите остывает уже в который раз подогретый ужин...
Мать снова и снова подходит к окну, вглядывается в темноту, прислушивается к каждому шороху на улице. Звук торопливых шагов заставляет её встрепенуться. Нет, опять мимо. Да где же он? Ведь обещал вернуться засветло, Может быть, что-то случилось?
Она открывает книгу, пытается читать, но уже через пару минут понимает, что сознание не улавливает смысл прочитанного! Как далеки сейчас от неё переживания героев романа! Мысли текут по другому руслу, а память настойчиво возвращается в прошлое.

... Крохотное существо бессмысленно таращит глазёнки на огромный незнакомый мир. Это он, её сын, первенец, который с первой минуты властно заявил о своих правах на мамину любовь, безраздельно завладел её сердцем. Но вместе с ним родилась тревога. Вечная, непроходящая тревога за него.
Первая улыбка, первое слово, первые шаги - какое счастье! Разбитые коленки, детские обиды, которые кажутся настоящим горем; шок от первого столкновения со смертью - птичка, которая ещё вчера так весело щебетала в клетке, неподвижным, холодным комочком лежит в его маленькой ладошке. Объяснить, утешить, осушить его слёзы - тогда она всё могла и он верил каждому маминому слову.
Мама была его миром, его вселенной, его неприступной крепостью. ... Почему дети не могут всегда оставаться маленькими?

Мать снова, как загнанный зверёк, начинает метаться по дому. Беспокойство нарастает с каждой минутой. Ожидание становится невыносимым. Она накидывает на плечи пальто. Бежать, искать! Лишь за воротами спохватывается - куда идти? В какую сторону? Он ведь даже не сказал, куда идёт.
Она неподвижно стоит у ворот, пронизывающий ветер бросает в её разгорячённое лицо колючие крупинки снега. Мать ещё раз с надеждой оглядывается и медленно бредёт к дому.
Сколько бессонных ночей было в её жизни за эти двадцать с небольшим лет?

Когда железнодорожный состав тронулся с перрона, стриженные «под нуль» мальчишки замахали из вагона провожающим, кричали что-то наперебой. Сын молча смотрел на неё, изо всех сил старался за улыбкой скрыть подступающие слёзы.
С этой минуты время для матери словно бы остановилось. По нескольку раз в день она заглядывала в почтовый ящик, в надежде найти там долгожданный конверт с армейским штемпелем. Скупые письма сына, написанные торопливым почерком, она перечитывала снова и снова, знала их почти наизусть. За два года не было минуты, чтобы она не думала о сыне, не было дня, чтобы она не молила Господа уберечь её кровиночку от
всяческих бед и напастей.

В день возвращения мать не могла насмотреться на своего повзрослевшего и возмужавшего сына, не знала куда посадить и чем ещё угостить.
Она в сотый раз смотрит на часы,- далеко за полночь. К тревоге примешиваются обида и раздражение. Скорее всего сынок где-то веселится. Она не спит, беспокоится, а ему - хоть бы что. Не маленький уже, зачем она теперь ему?
Неблагодарный! Пусть только явится! Жестокие слова и упрёки уже рвутся с языка, в глазах закипают злые слёзы.

Она скорее чувствует, чем слышит осторожные шаги на крылечке. Резко распахнув дверь, мать устало прижимается щекой к мокрой от снега куртке сына.
- Ты чего, ма? Всё в порядке! Извини, я немного задержался.
Слава Богу, цел и невредим. Гневные слова комом застревают в горле и она лишь тихо спрашивает: «Ужинать будешь?»
Сын давно и безмятежно уже спит, как спят только в молодости, а мать всё не может сомкнуть глаз.
Да, ты вырос, сынок. Тебя порой тяготит моя излишняя опека, Я понимаю, у тебя впереди своя, большая дорога. А я... Я буду стоять на её обочине, смотреть вслед и ждать...
Мне ничего не нужно от тебя. Лишь самую капельку внимания и сыновней нежности. Разве это так много?