Записки Прогдиггера 08 И все такое прочее...

Естественно, оставаться в рамках одного только рока было, практически, невозможно, поэтому меня так или иначе тянуло «на сторону»: я испытывал необходимость в смене жанра, пусть и не надолго.

Собственно, выбор был не большой: классика и джаз. А больше ничего интересного на пластинках и не было.

С джазом было попроще: его фирма Мелодия печатала много – в конце концов,  это был жанр уже давно признанный пролетарским. С классикой дело обстояло несколько сложнее. Нет, ее тоже печатали в изобилии, но тиражи были поменьше, поскольку только спрос рождает предложение. Классика была искусством элитарным, массы ее покупали неохотно, поэтому то, что завозили в магазины, тут же разбиралось пронырливыми меломанами среднего возраста.

Но, если честно, за классикой я никогда и не охотился особо, поэтому довольствовался тем, что уже имелось в домашней коллекции. А имелось не так много: несколько фортепианных альбомов, пару сборников сонат, симфонии Шостаковича... Но две пластинки по-настоящему потрясли мое воображение: «Времена года» Вивальди и «Тройные клавесинные концерты» Баха. Последняя, вообще, стала одной из моих любимейших: совершенно волшебная музыка! Клавесины звучали так, что просто захватывало дух, а по сложности звуковой структуры я эту музыку сравнивал исключительно со своим эталоном: дебютным альбомом Led Zeppelin. Сравнение, конечно, может показаться странным, но это только на первый взгляд. На самом деле, это у Цеппелинов были баховские амбиции, поэтому звук на их первом альбоме был полифоничен, а музыкальные структуры вполне отвечали принципам фуги.

Из джаза имелись несколько пластинок Эллингтона, болгарские «История Биг Бэндов» и «История Вокала», записи оркестра Олега Лундстрема и еще одна странная пластинка кого-то из ныне здравствующих русских – смесь джаза с классикой, фламенко и даже роком. Мне она смутно нравилась, но вникнуть в нее я так и не смог, поэтому она случалась под иглой не так уж часто.

Был еще один источник виниловых радостей: школьные и городские библиотеки. И там, и там я имел знакомых родительниц моих знакомых, поэтому мне без труда удавалось разжиться у них плотными коробками с записями опер и балетов: Щелкунчик, Лебединое Озеро, Кармен-сюита...

Но так или иначе, все эти отклонения от генеральной линии были исключительно не серьезными, и к джазу с классикой я так и не прикипел.