Кофе ниже среднего

И снова легкости правописания

«Один кофе и один булка, пожалуйста» (с)



Наш великий и могучий типа одичал вчера, показав язык (то есть самого же себя) ханжам и снобам в самом нелепом виде – «дОговорном» и «факсИмильном». Кстати, считайте меня совсем Мытищами, но второе словечко даже после тренировок с Сашей и сушками за щекой на шоссе не запомню, как правильно из себя извлечь. Но не о том речь. Еще недавно язык мужественно отмахивался от упорно навязываемого ему «грамотеями» парашУта напополам со словечком заЕц, что ненароком зафиксировал мой позапрошлогодний опус-пост, таким же ненароком попавший в бумажный блого-журнал «Обложка». А к сегодняшним каратЕ и ЦхинвалИ выдохся, бедный. Потеснив в топ-рейтингах тему вчерашнего дня более громким послаблением норм русского языка, приуроченным в началу учебного года.

Теперь любой гражданин совершенно легитимно и без опаски прослыть верблюдом и дятлом в одном лице вправе употреблять крепкОЕ кофе как в мужском, так и в среднем роде, а договОры (равно, как и дОговоры) заедать йогУртом как по срЕдам, так и по средАм. Ужаленные в самое святое (после «нашего всего» Пушкина) коллеги ворохом хохм обмыли проводили День знаний. Вместо привычной для перво-сентябрьской гонки слАвоизвержений редакция полдня упражнялась в издевательствах над стариком Розенталем: от эпистолярной лички девушке «с дерев падают листы, ночевать мы едем к ты» до рифмованных шедевров на злобу дня:

А утром навернув йогУрта,
Испил горячего кофьЮ,
ТаксЮ поймав напротив юрты,
Летел на пахотУ свою

Мне надо нАчать было текстУ,
И дОговор с юристом ждал,
Я ж*пу извертя на месте,
Свой пОртфель отдал шоферАм

А дальше… звОнят из ОВИРы:
ДокУмены пора забрать.
ТортЫ схватив у тети Иры,
Побёг я в центрУ – оп их ять!...

Дальше непереводимая игра слов из разрешенных Минобразом вариаций на тему «брачующихся» и «брачащих-ся», из которых «бракующиеся» - самая безобидная ассоциация. Понимаю все-коллегиальный (читай =народный) скепсис: еще не разрешено ничего лОжить в пОртфель или нести в пальтЕ, но если прогресс ускорит темпы, к уже «подписанным» бумагам прибавятся не подписанные докУменты, и интеллигенты всякие - инженерА-докторА-учителЯ – утрут себе нос: не умничайте, словоблудьте в ногу с массами!

Предупреждаю сразу: я как фил возражать не буду. Жить в эту пору прекрасную не придется ни мне, ни тебе – это раз! И два - я всегда на стороне разговорного языка: он диктует литературному условия существования, а не литературный – живому. И, по чесноку… ну, смешны рассуждения умников с дутыми щеками о великом-могучем Тургенева-Достоевского. Больше сотни лет минуло, ритмы не те, расстояния другие, путешествие из Петербурга в Москву не за четверо суток, а за четыре часа, язык меняется с железной конницей и, как все живое, идет к упрощению – а они все талдычат о сохранении норм. Еще бы прадедушку Кирилла с ножницами ижиц вспомнили.

И потом любые исключения условны и достались нашим словам от безнадежно устаревших форм. И гермафродит кофе в его маскулинной ипостаси, как, между прочим, и не юзовый совершенно жЮльен– ненужные индивидуалисты в языке. Мотивы использования иностранных слов – одного в мужском роде, другого с буквой «ю» - исчезли с вымиранием птеродактилей, произносивших галлицизмы с французским прононсом и во французском же роде. Лишился же метро (-политен) мужского достоинства, а залА - девственности, обернувшись залОм, и ничего – как-то уживаемся с их новой половой принадлежностью, еще и пользуем в хвост и гриву. А кофе (в архаичной форме «кофий» - Он), потеряв национальность, почему-то никак не желает подчиниться общим русским правилам для слов с окончанием на –е и –о, хоть мужской род и не делает напиток из зерен кофейного дерева (кстати, Оно!) благороднее пойла из какао-бобов.

О дОговорах! О, это оо-оо!… лично я, как «девушка культурная», оставлю себе роскошь заключать договОры на старо-режимном литературном языке, что и остальным таким же культурным не возбраняется. Во-первых, никаких Америк «реформаторы» не открыли.
Вариативность в употреблении озвученных слов фиксировалась словарями и раньше (десятки лет уже!), с оговоркой о стилевой разнице: чернЫЙ кофе по срЕдам – литературная норма, чернОЕ кофе по средАм – разговорный вариант. Исключение – только словари для радио- и телепузиков, но там своя специфика: отклонения налево от однообразной и строго фиксированной дикторской речи в эфире недопустимы, даже если разрешены самим Ожеговым. Кста, по поводу договоров тот же Ожегов предлагал «просторечное» ударение на первый слог, не отказывая ни умникам, ни лохам в праве подписывать бумаги по-своему, в меру испорченности. Во-вторых, с какого бодуна за откровение (новые нормы то biшь) выдаются написания, и раньше принятые за единственно верные? Тот же Интернет, если он употреблен не в качестве локомотива в сцепке двухсложного слова (интернет-портал), как Бог гордился прописной буквой (что, кста, до сих пор раздражает Артемия Лебедева да и меня тож). Или каратЕ: оно уже с 99-го года как е-, а не э-нутое в хвост.

И нынешние поправки никаким боком не заменяют варианты, привычные нам и вам – только еще раз фиксируют (или подтверждают) их допустимость исходя из практики словоупотребления. Старые, то есть, привычки ломать вам никто не собирается. Есть, что сказануть правильно и вопреки либеральничанью Минобраза – гарцуйте! Как говорит друг  Пека, «делайте друг другу красиво»… если нечем другим блеснуть.

Минобраз же вообще непонятно, с какого перепугу влез в дела «языческие», внеся поправки даже не в нормы русского, а в способы его регламентации: «всего-то-навсего» обозначил перечень новоиспеченных справочников неизвестных (а значит, мало авторитетных авторов), адресованных чиновникам как эталон языка. Выкинув из списка академкнигу Лопатина, не говоря о Розентале, с которым меня лично не разлучит даже вавилонское столпотворение, да и сам Ин-т русского языка. Кстати, единственный, кому дозволено кодифицировать какие-либо поправки и штамповать выверенные эталоны. Вряд ли изд-во АСТ успело обзавестись похожей индульгенцией на «порчу» нашего рашена. А если и обзавелось, то липовой, как вторая жена – «от царя», которому не западло (извините) еще раз и громко, на всю Ивановскую узаконивать и без того узаконенную академиками безграмотность (=вариативность). На кой ляд давать «файв-о-клоку» русскую прописку (в «верхах», надо думать, полдничать – моветон). И гнать волну на ровном месте, отвлекая общественность на всякую чушь вроде «обнищания» языка.

Товарищи родители, доценты с кандидатами, услышать не хотите ли… секрет Полишинеля? Изменения… все эти «звОнят» и «едьте» (к счастью или несчастью?) не противоречат внутренней тенденции языка и рано или поздно, но станут нормой, как бы ни сопротивлялись педанты «филы». Хотя и понятно, что по-любэ снятие языковых табу оборачивается раскультуриванием страны в целом, и декультивирование это неизбежно, как Новый Год в январе. Смиримся и покаемся. Аминь!

ПС. Все равно до оруэлловского новояза и инглиша не-носителей далеко. Не доживем. А после нас – хоть Babilon…бабий лон, как сказало б армянское радио, предложившее 60-м писать «грудь» без мягкого знака (а чтобы тверже была!);)))

ППС. А рьяным защитникам великого и могучего предложила бы книгу «Русский язык на грани нервного срыва» Максима Кронгауза, дир-ра Института лингвистики, завкафедрой русского языка РГГУ, где научпоповски (для масс, а не узкого круга лиц!) с компетентных позиций комментируется развитие русского. В том числе и падонкафский езыг, сетевое остроумие, рекламные выверты, разрушающийся мат и блатняк, словари как "жанр" в постлитературе, реформа орфографии ("а смысл?"), словесная политкорректность, новый речевой этикет, коммуникативные стратегии и прочее языковое и окололингвистическое. И все это раскладывая по полочкам, шутливо обжевывая до элементарного. С утешительным прогнозом: «перемелется – мука будет». И все сводится к общему резюме: не надо спасать язык – он сам за себя постоит! ЧИТАТЬ – ВСЕМ РУССКИМ!