Икра для Портоса

Однажды, в конце 80-х годов, произошёл со мной такой случай. Дочь Игоря Старыгина, зная, что у меня выходит спектакль, предложила пригласить Валентина Георгиевича Смирнитского. Он любил молодёжь, а жил рядом со студией на проспекте Мира. Я позвонила, он назначил встречу.
И я опоздала. На 20 минут. Всю дорогу я дёргалась и гадала – уйдёт или нет. Он не ушёл.
Стоял и ждал – высокий, фактурный, но изрядно похудевший, в шикарном кожаном пальто, Портос советского кинематографа.

Все мои оправдания пропустил мимо ушей и спокойно вошёл в вестибюль. И тут началось. Первый этаж притих, а со второго этажа нахалы уже пёрлись за автографами. Смирнитский всем всё подписал и удалился за мной. В библиотеку. В читальный зал, который мне навязали вместо зала для репетиций. До показа было целых 40 минут. А гостя надо было чем-то занимать и угощать.

Мы прошли через зал за книжные стеллажи. Там у меня был заветный закуток. С чайником и пепельницей. Конечно, здесь «правильные» вспомнят про пожарных, но руководству, то ли было по фигу, то ли не до меня. Директор и преподы курили сами, а замполит училища со мной не связывался. Помнил, как я натравила на него «Московский комсомолец».

Я поставила чайник, и мы закурили «Camel» Валентина Георгиевича. Своих перед зарплатой у меня не было. И сахара не было. И чая не было. И к чаю тоже ничего не было. Торт для общего чаепития маячил где-то впереди и пока ещё стоял в магазине. И тут я вспомнила, как вчера подарила своему другу и коллеге баночку армянской икры, которую тот канючил у меня весь год. «Съел, или нет?», - стучало у меня в голове. Фурией я ворвалась к нему на урок и вытащила за дверь.

«Сашка, пропадаю!» - орала я на весь коридор. Тащи банку, звезда за столом, а у меня в буфете – никто. «Нет, вы посмотрите на эту нахалку», - орал в ответ Сашка. «Вчера принесла, а сегодня отнимает. Я год ждал. Артист твой с банкетов не вылезает, а мы тут перед получкой все голодные!». Я пообещала ему целых 2 банки вместо одной. Он ядовито вынес мне отъеденные полбанки… и столовский хлеб. «Вот, держи», ворчал Сашка. Думал после уроков поем. А теперь голодным через всю Москву. Известных людей приглашаешь, а жрать нЕчего!».

Долбанувшись от счастья о дверной косяк, я умчалась кормить звезду деликатесом, по дороге прихватив у Самуила Саныча, полбанки кофе. «Выручай, Самуилыч», - вломилась я с чумой в глазах к историку. Студенты, увидев меня встали, а старик, сам в прошлом киношник, выручил. Так, с шишкой на лбу, с полбанкой икры, батоном и кофе, я поняла, что жизнь прекрасна. Пока я мельтешила вокруг стола, Валентин Георгиевич задавал мне простые вопросы, я отвечала. А потом рассказала о своей юношеской влюбленность в него. Мы смеялись, потом вспомнили судьбу Вики Фёдоровой, курили. Дальше обсуждали Любимова, который только что вернулся в Россию. И когда бутерброды и кофе были готовы, Смирнитский спросил: «А икра заморская?». Я уточнила: «Армянская!». «Да!, - отведав угощение, сказал он, - гонорар с армян теперь только икрой буду брать». А я пообещала ему передать с Машей Старыгиной баночку.

Состоялся просмотр, потом капустник с чаепитием. Мы просидели долго, и было впечатление, что мы знакомы сто лет. Никакой звёздности. Мои артисты не стеснялись брать автографы. А я стеснялась, хотя там, в закутке, я похвасталась ему купленной книжной, написанной легендарным Козинцевым, и имела свои виды. Мы простились. Он поцеловал мне руку и ушёл, забыв на столе цветы. И я тоже забыла. Ту книжку. А на следующее утро я раскрыла её и тут увидела надпись:



«Татьяне! С уважением», В. Смирнитский.
И, конечно, я сдержала слово и передала через Машу заветную баночку. Только до сих пор не знаю, дошла ли?