Акташские рассказы

или
«Байки с больничной койки» - по рассказам Ивана Григорьевича  Самойлова и других жителей Русского Акташа.               

                «История Русского Акташа
                почище «Тихого Дона» будет…»
                (Иван Самоилов)
   Многим из нас приходилось бывать на приеме у врача и коротать время в очередях, а некоторым приходилось лежать и на больничной койке. Больные – народ особый. В больнице люди становятся откровенными и, порой, выдадут такое, о чем в другом месте рассказывать не будут. Кто-то ведет рассказ ради поднятия духа своих товарищей по несчастью, где быль вперемешку с завирушками. Бывают и другие причины, где главное «завести» человека и направить его рассказ в нужное русло.
    При сборе исторического материала в селе Русский Акташ, некоторые воспоминания пришлось записывать у больничной койки. Другие – записаны во время бесед со старожилами хранителями истории. Правда это или вымысел, судить вам мой читатель. Мне удалось найти подтверждение некоторым фактам, через несколько лет и в другом месте.

                Игра(Рассказ Ивана Самоилова)

   Мы в этих местах давно живем и род свой далеко помню. Мой отец – Григорий с 1888 года рождения. Он сын деда Матвея. Матвей Осипович, Осип Васильевич, Василий снова Осипович, а тот Осип Самуилович. Самуил-то и дал нам свою фамилию. Он приехал сюда с Николаевской волости. Был военным – генерал корпуса. Здесь землю получил.
   Откуда знаю историю своего рода? Дак, как не знать, если тетка отца была игуменьей Бугульминского монастыря, вот в её книгах и читал. Помнится, её Марией звали, а книги хранились у Груни Мосенковой и сгорели вместе с ее домом. Может что и сохранилось у людей, поискать надо. Когда маленьким был, меня отец постоянно таскал за собой, вот я и запомнил кое–что.

   Расскажу вам про мельника Михаила Михайловича Подъячева, что держал мельницы по Заю. Брал в аренду. Мельница была на четыре жернова, а камней-то восемь будет. Имел в хозяйстве четыре лошади, две коровы и овечки. Рабочим у него был Павел Денисов, он же был и телохранителем. Земли своей у того не было, вот он и пристроился. Хозяйством управляла мать Подъячева, скотину резать, в основном, доверяла Павлу Денисову. Выйдет на крыльцо и кричит:
   - Павел!! Овцу зарезать надо! Резать будешь – за свою ширинку не берись. Мясо сам есть будешь!
   Он же, озорства ради, нет – нет, да и возьмется, а зоркая старуха тут как тут:
   - Вот, теперь, сам и жри!
   Следующую овцу Павел резал без озорства.
  Пили и гуляли они вместе с хозяином – Михал  Михалычем.               
                Помогал в работе Подъячеву и Ефим Калачев, по кличке – «калач», врожденный инвалид и хромал на одну ногу. Калачев Ефим имел свою землю  и мог помогать только в свободное от своих работ время – в непогоду или зимой. Таким же помощником был и Павел Ботин – отменный трудяга, здоровый силой, но не против был выпить и очень любил делать большие самокрутки.

   Вернемся к нашему мельнику. Была у Михал Михалыча любовница – красивейшая местная учительница, с которой он раскатывал по окрестностям на дрожках – все природой любовались.
   Еще большая любовь была у него к картежной игре. Бо-о-ль-шой любитель был! В основном играли в очко. Акташские мужики постоянно уходили без денег. Всех обыгрывал. Многие проигрывали, даже, коров и лошадей. Так, Павел Ботин, однажды, проиграл: двух коров, двух лошадей, пять овец и теленка.

   Земли здешние принадлежали генералу Мельгунову. В 1912 годе приехал генерал и решил продать землю. В Верхнем Маврино был у него управляющий, который управлял всеми делами именья и землей.
   Здесь, в Акташе жил один мужик, звали его Зиновий, который имел восемь сыновей, а земли не имел, точнее – имел, но очень мало. Была у него толчея водяная – толчи куделю. До Зиновия дошли слухи о приезде генерала и распродаже земли. Он решил наведаться к генералу. Долго ли нищему собраться – только подпоясаться! Обул мужик лапти, одел кафтан, подпоясался кушаком, закинул на спину печерс и направился в Маврино. Приходит в генеральский дом, где сидят: Подъячев, караваевский поп, поп из Русского Акташа, Верхне-Акташский поп и попы: кичуевский с новоспасским, среди них сам генерал.
Играли в очко.

   Зиновий упал на колени перед генералом и говорит:
   - Господин генерал, землицы купить у вас можно?
   - Можно, можно, мужик. А сколько вам нужно?
   - Двадцать десятин, батюшка.
   - Деньги сразу?               
   - Да, батюшка, сразу. Сколь с меня будет? – Зиновий снимает с плеч печерс, раскрывает его и рассчитывается с генералом чистым червонным золотом.

   Тут генерал приказывает своему управляющему:
   - Иди отмерь ему тридцать десятин, десять даю ему бесплатно.
   - Как можно, господин, ведь это целое состояние?
   - Не перечь, делай как сказал!
   Управляющий с Зиновием уехали, а через несколько часов, для проверки исполнения приказа, поехал сам генерал и лично отмерил тридцать десятин.

   Карточная   игра  продолжалась.
   Играли весь день.
   Подъячев выигрывал.               
   Генеральский отпуск заканчивался.
   Генерал и Подъячев назначили игру на следующую зиму.
   Михал Михалыч, выбрав удобный момент, приказал Павлу запрячь пару лошадей и велел взять запасную одежду: валенки, шубу, шапку, костюм и брюки, да не забыть тулуп. Предупредил Денисова:
   - Во время игры следи за мной. Как всех обыграю, так так махну три раза над головой, это знак тебе. Выходи и приготовь лошадей к выезду. Выйду раздевши.
   После взмаха Подъячева рукой, Павел Денисов сразу вышел во двор и гусем впряг пару.
   Подъячев банковал. Притворился, что хочет идти на двор. Банк остался на столе. Сам вышел раздевши.
   Лошади стояли у крыльца. Ворота открыты.
   Подъячев сел и погнали.
   Генерал и попы, услыхав звон бубенцов, выскочили во двор, но Михал Михалыч был уже далеко.

   Гнали на полный галоп двенадцать километров. От такого галопа пристяжная лошадь пала мертвой на дороге за деревней Поручиково.

   Павел Денисов выбежал из саней и ножом обрезал постромки. Переехали через лошадь. Остановились. Павшую лошадь развернули поперек дороги и снова в галоп.

    Генеральская погоня не удалась по причине аварии, что
произошла у дохлой лошади, с такого же полного галопа.

    Михаил Михайлович вернулся домой через три дня. Все это время жил в Ямашах у мельника дяди Саши, боясь, что его убьют.

         Мать известила, что его караулили двое суток, переодевшись в простых мужиков, сам генерал и его подручные. Она видела, как генерал выронил наган в сарае, где наготове были несколько топоров и вил.

         Игра закончилась.

         Первая мировая война и последующие события затмили короткую историю местного значения. Генерала больше не видели, а что случилось с Подъячевым – это уже другая история. Мы с ним еще встретимся, но об этом позднее…
               
               
               
                Мастер

      - Что рассказать вам о храме? Вот о мастере можно рассказать. – Так начал новый рассказ Иван Самоилов.
               
      - Самая лучшая церковь России была построена на территории  современного Татарстана, в селе Новоспасовке, а строил ее мастер Алексеев из деревни Шунаки.               
               
      Земли в Новоспасовке, если ехать от Акташа по старой дороге вдоль леса, что справа, - принадлежали генералу Мельгунову, сосланному Петром Первым за бой под Полтавой. Сослан! Да, да! Он струсил и бросил  своих солдат и офицеров, денщиков и бежал с поля боя один, за что и был наказан государем. Он был не просто генерал, а член Сената, так называлась царская  Дума.               
               
       Постепенно гнев Петра  I  прошел и он вызвал генерала на открытие вновь построенного храма в честь победы над Шведами. Царь – гулена решил задать пир по этому поводу, где среди приглашенных были и мастера -  строители храма.               
               
        Там Мельгунов познакомился с главным зодчим – Алексеевым, но говорить не удалось.               
               
        На вечере мастеров рассчитали, но Государь дал строгий наказ и взял расписку с мастера «другого храма, лучше этого, не строить» без его повеления.               
               
        Незаметно пролетело лет десять – пятнадцать.               
               
        Мельгунов, случайно, встречает в Новоспасске мастера Алексеева:               
               
        - Меня сослали, а ты как в этих краях оказался?               
               
        - В деревне Шунаки живу, там и моя баба с робятами.               
               
        - Мы с сестрицей надумали церковь строить, дак не поможешь  ли, мастер?               
               
        - От чего не помочь? Сделаем!

        - Вот и переезжай сюда со своими домочадцами. Составим договор и приступим к делу.
        - Изладим, мой благодетель, построим лучше, чем у царя. У него к церкви пешком ходят, а мы сделаем  с подъездом  на проезд. Барин подъехал и слез, а кучер прямо…

        Вот и ладно, договорились!
      
        Начал мастер строить.

        Работал только в погожие летние дни. В среднем, кладка поднималась только на метр двадцать сантиметров в год.

        Известь была загашена заранее.

        Дело подходило к концу, оставалось поднять барабан и свести купол, но тут, как на грех, к Мельгуновым приехал на охоту московский губернатор…

        - Как поживаешь, Мельгунов?

        - Слава Богу!

        - О!! Какова Церковь! Ты где нашел такого мастера?

        - Мастер у меня Алексеев.

        - Тот самый?

        - Да.

        - Как?! Как он посмел ослушаться? – И покатил наш мастер на пять лет каторжных работ в Сибирь.

        - Прощай, барин!

        Вернулся с каторги с неразлучной подругой – чахоткой, закончил барабан и свел купол. Достроил и помер.

        Царство ему небесное!

        Генерал снарядил двадцать четыре упряжки и отправил их на Урал за гранитным камнем для памятника мастеру.

        Привезли. Сделали и выбили на камне такие складные слова:

        .........................................................

               
        Примечание:               
           Камень сей находится в Новоспасске рядом с разрушенным храмом, где вы сможете его найти, прочитать и дописать наш рассказ.               
               
                ____________________________________________________

 Галашка               


                Как вчера меня звали,               
                так и сегодня зовут.
               
                Пословица.
               
        Родословную я не знаю по причине голода в двадцать первом годе.               
               
        Брат  Костюнька в войну в Ленинграде пропал…               
               
        Жили мы на месте интерната. Теперь здесь, вот уж сорок лет.

        Около церкви было кладбище. Слева – почта, а правее – залог, туда к пастуху               
скотину гоняли.
               
        Малой была, меня мать, прясь, заставляла. Я не умела, да и желания не было.               
               
        - Ты у меня настоящая галашка, вот опряди две мочки, всеравно в основу не пойдут, в уток только. – Так и усадит меня за работу.               
               
        В пасме было четыре чисменки по десять ниток… Теперь и названия забывать стала: талька, воробы, вьюшка… красильня.               
               
        Имя-то свое забыла… Меня Агафьей нарекли, а все Галей зовут.               
               
        Мать моя в няньках работала у отца Александра, священника, фамилия его была Миропольский.               
               
        Тятину мать Хавроньей звали.

        Мне надо было учиться,- мать не пускает.               
               
        Отец в плену был восемь лет. Вернулся.
 
        Мы выездных коней держали. Любота. Оська – брат, помню, косил на них, а дочь я одна была.

        Как коллективизация началась, так мы лошадей в колхоз сдали. Взамен ничего не получили. Лучше бы убить, все равно татары съели.

        Ликбез закончила. На два года в Тлянчетамак направили.

        Потом всех перехоронила, да пожар доконал… Сгорели, как раз, в тот день, когда гречиху сеют.

        Осип – брат, получил первый трактор и был лучшим трактористом, а тут – война…
       
        Перед войной я в Ленинград попала…

        Потом блокада. Всю блокаду там пробыла. Перед концом нас вывезли с дочкой, все же посадил нас собака – милиционер.

        (В последние два слова было вложено столько ненависти!...)

        Дали нам сахарку и двадцать метров ситца.

        Военный вывез.

        По Ладоге едем, а лед пробит. Пробоины объезжаем. Я дверку открыла, дочку к себе прижала и едем. Метров двести до берега оставалось… Не выдержал лед… Мы выпрыгнули, а
машина под воду… Мы по грудь в воде, давай пробиваться к берегу.

        Моторка встретила нас. Вытащили.

        Дали на берегу по кило хлеба и колбасы. Колбаса вся в зеленой плесени… Поплевала на неё, обтерла маленько, не отмывается…

        Была в мелких галошах, налила туда воды, намочила ее, но так и не отмыла. Ничего, съели.

        Приехали на большую землю…

        Вшей, вшей столько… С простыней стряхивали.

        Сохранила я дочку.

        Там нам давали по 125 граммов хлеба и по 50 граммов картошки. Выжили. Что там творилось…
               
         В домах коридоры большие. Мертвых полно. А сколько людей ели…               
               
         В одной семье было двенадцать человек. Старшему сыну восемнадцать, он начал резать с маленькой девочки и всех съели. Потом их посадили, так и сдохли сами.               
               
         Захожу, как-то в коридор, а там электрики старика разделывают. Живот ему вспороли и говорят:               
               
         - Проходи, мы только печеночку у него вырежем.               
               
         Потом, косились на мою дочку, но я ее всю блокаду в котомочке носила, а на ночь к себе привязывала, чтоб не украли.               
               
         Остались мы с ней вдвоем. Муж в Ленинграде пропал.               
               
         После, снова замуж вышла. Его тоже убили.

         Сына вырастила, да вот год назад похоронила. До того на Ванечку был похож! Не женился. Детей у него не осталось. Настоящий галах!               
               
         Год прошел, все успокоиться не могу, гляну на его кровать и все плачу. Сколь матеря переживают за своих детей…               
               
         Третий раз замуж выходила и его убили. Так и осталась одна. Счастье мое такое.               
               
         Тут, как-то поскользнулась, упала, обе руки переломила… Упала, встать не могу, руки висят как плети. Сын недалеко оказался, поднял и домой привел.               
               
         Руки сломаны, ребра сломаны, ноги собака искусала, все мясо выдрала, сама отбиться не могла, люди добрые помогли. Хожу с палочкой, на трех ногах и то качает. Голова разбита.               
               
         - Пей, чай-то стынет. Ко мне мало кто заходит. Мне тебя угостить охота. – Обращается она ко мне.               
               
         Долго еще рассказывала о своей жизни баба Аганя. О том, как они продали дом, а вечером их обворовали; утащив деньги и сатин. О том, как деньги, присланные за второго мужа, пролежали в сберкассе и их выдали, лишь, после денежной реформы 1947 года, на второй день, в сумме 60 рублей, вместо шести тысяч тридцати рублей.

         После победы приезжали в село два лейтенанта и искали Галину. Она видела их, но не могла представить, что ищут её. Что они могли сообщить о муже или от мужа?

         Бравые лейтенанты не смогли догадаться, что у ней другая фамилия.
 
         Много вечеров я слушал горестные рассказы отрывочных воспоминаний из прошлой жизни, когда-то неумелой девочки - галашки, наперекор судьбе выстоявшей в одиночестве в этом суровом и сложном мире.

         Здоровья тебе, добрая душа! Храни Тебя Бог!

Примечание:
         Есть в «Толковом словаре» В. И. Даля слово – Гирча (горький)растение Галах; гир; гирчавка (по новороссийски), горчавка, горькая, дурная соль.

         Вещими оказались слова Агафьиной матери:

        - Ты у меня настоящая Галашка.- А можно сказать другими словами: горькая ты моя, но мать нашла более емкое слово, как бы предсказав или предугадав судьбу своей неумелой дочурки – ГАЛАШКА.
               
               
                *   *   *               
               
                Родоначальница

         Мой дед – Степан Никифорович Бакланов имел четырех сыновей. Три сына были на отделении, а младшего он оставил с собой. Андреем его звали, вот поэтому я и Андреевна.               
               
         Ушел Андрей на войну в 1914 году и вернулся только в 1922 году.               
               
         Дед мой – Степан Никифорович, а Никифор был Тимофеевич, Тимофей Иванович, вот где-то с той поры мы и живем на этом поместье. Где теперь Акташ расположен, тут раньше страшный  лес стоял.               
               
         Строиться начали со Старой улицы, потому она и свое название получила. Хочешь иметь землю – корчуй лес. Приход отводит участок, сам корчуй и разрабатывай.               
               
         Начиная с1936 года, все Баклановы похоронены на третьем кладбище. На бугре, в центре – загородка, там и лежат двенадцать человек. Сохранилось шесть крестов.               
               
         Раньше были в селе еще два кладбища, но их позастроили. Где они были, я  вам расскажу и покажу.               
               
         Так вот! На чем мы остановились? Да! У матери в семье все девки были, да такие работящие, что каждый завидовал.               
               
         Решил Иван Бакланов выбрать невесту из этой семьи и выбор пал на мою мать, крупную и работящую девушку, с 1888 года рождения. Пригласили ее к ним в гости и усадили за стол. Вся семья сели вокруг и стали обедать.               
               
         Мать от смущения не знала, куда себя деть и ела несмело. Обед закончен. Глава семьи встал и говорит:               
               
         - Ступай с Богом домой.               
               
         Мать вернулась.               
               
         Ее родители, чувствуя, что невесту забраковали, направились к Баклановым.               
               
         - Вы, почему нашу девку забраковали? Чем она вам не мила? Чем не угодила?

         - Да вот за столом мало ест, значит такова и работница.

         - Коли наша не работница, так вам другой не только в Акташе, но и близко не найти!

         Поженились.

         Свекор нахвалиться не мог своей невесткой и все жалел, что чуть маху не дал. Одним словом – золото!

         Родился у них Григорий, да вот беда, счастье недолгим оказалось. Не стало мужа. А три девки у них еще раньше умерли.

         Тут с фронта пришел Андрей. Надо жениться.

         Выбор остановили на жене Ивана, но можно ли? Мы люди православные, а такое только у мусульман может быть. Пошли к попу.

         Батюшка их обстоятельно расспросил и, поскольку, кровного смешения нет, детей одной женщине воспитывать трудно, дал согласие на церковный брак. В 1923 году они обвенчались.

         Через год я появилась.

         Сельского совета у нас до тридцатого года не было и регистрация была только в церкви, там меня и регистрировали, дали имя  Екатерина. Получилось так, что по веточке Андреевой я одна в живых осталась.

         Вышла замуж. Это уже после войны. Войну провела в артиллерии связистом.

         Мой муж – Васянин из Останково.

         Отец его был кучером у барина. В семье Васяниных семь девок и один сын. Питались все вместе с барином за одним столом, при барской кухне. Всем было место.

         Мужа в 1976 году посадили за язык. Он на железной дороге работал строителем. Тянули «железку» из Бугульмы в Нижнекамск.  Потом  Военно-Грузинскую восстанавливали, а перед тем, мы пошли в ЗАГС регистрироваться.               
               
         - Как никак, а что случись со мной, так хоть пособие получать будешь на детей. – Ну и пошли. Там он решил свою фамилию изменить, взял мою. Поехал на Кавказ Баклановым. Так я и стала родоначальницей нового рода Баклановых.               
               
               
               
Примечание:
               
         Как-то, для меня самого неожиданно, начались рассказы о родословных. Я начал ими интересоваться и выяснил, что ниточку родословной помнят многие, от потомков разбойников               
до наследников королей и ханов, попытаюсь познакомить и вас с найденным материалом.               
               
         К великому сожалению, многие о своих предках записывали слишком мало или совсем ничего. «Простой» советский человек не вел дневников. Подобное могло обернуться трагедией для всей семьи и по этой причине пострадала не одна семья…               
               
         Чтоб сохранить жизнь, многие меняли место жительства с исправлением паспортов на фамилию жены или добавляя к фамилии букву, обмениваясь паспортами с друзьями и т. д.               
Бражник становился – Бражниковым, Космачев – Яппаровым, Баринов – Барановым, Аксенов – Бузюровым, это только часть из известных мне измененных фамилий.               
               
         Моя мечта – изложить события и факты без прикрас, с настоящими именами и фамилиями, чтоб человек знал свой род, гордился им, будь ты рода простого или знатного. Что бы не происходило в мире, человек сам творит историю своего рода, совершая взлеты               
или падения.               
               
          Есть Ломоносовы и Королевы, есть Власовы и Иуды…               
               
          Посмотрим, что далее в нашем архиве.               
               
               
               
Домнины

      Домнины мы.

      В наших краях всем известна была Домна – разбойница. Торговые да почтовые тракты здесь проходили, вот и гуляла по ним буйная головушка.

      От неё и род наш фамилию получил.

      Края были неспокойные, многие разбоем занимались. Одни коней крали, да хранили их в Потайном долу и за одну ночь могли их в Бугульму перегнать. Здесь сбагрят, а там сплавят, да этой же ночью и обернутся.

      Были свои разбойные дороги, что тянулись вдоль трактов, Высмотрят богатого купца, разузнают об охране и делают вывод, когда и где напасть на него. Своим путем, что шел параллельно тракту, обгоняют, грабят, а затем и дуванят свою добычу.

      Мы Домнины.

      Одного конокрада выследили, и домой к нему пришли. Все обыскали, а лошади нигде нет. Уходить собрались, а она на беду сама голос подала, наверное, хозяина почувствовала, да и заржала.

      Оказалось, он её на чердаке прятал, а как туда запер, ему да Богу известно.

      Чуть не убили мужики, да как-то  откупился.


      А мы Домнины!

------------------------------------------------------               
               
Говорят камни               

                «Уважаемость к минувшему – вот черта,               
                отличающая образованность от дикости».               

                А. С. Пушкин               
      Начало апреля 1996 года.

      Принимая участие в восстановлении храмов, нельзя пройти мимо их истории, мимо истории села и безоглядно топтать могилы усопших жителей, распинывая при этом прах своих предков.

      Вывернутый из земли экскаватором еще года два – три назад, он лежал рядом с дорогой, прикрытый плотным снежным настом и свежей весенней порошей. Могильный камень. Чья-то судьба.

      Показала камень Тютюгина Анастасия Егоровна – местная учительница математики и большой любитель истории. 

      Корни её родословной уходят в глубины древних Булгар.

      Егоровну  смущала надпись на камне, особенно его дата – 1173. Я заинтересовался надгробием.

      Снял копию – отпечаток с надписи и непонятное прояснилось:

      «Под камнем сим покоится прах майорши рабы божей Авдотьи Федоровны Пасмуровой, урожденной Кудриной, скончавшейся в  ..11 году (Далее сколото, затем): было 43 года». 

      Надпись сделана с левой стороны камня выполненного в форме гробнички. Слева и справа от надписи в квадратной рамке размером 280 х 360 мм  выбиты цветы ромашки выпуклой формы с шестнадцатью лепестками и четырьмя выпуклыми тычинками в центре.

      В торце изголовья такая же каменная резьба – ромашки, но лепестков 12, длина их – 160,130,100 и ширина каждого равна 60 мм, тычинки – 30 мм.

      Вернемся к надписи, что сколота перед датой «в ..11 году» и «было 43 года».

      После цифры 11 просматривается цифра 75, как бы утопленная в раковину (природную пустоту) камня, словно зажатую меж цифрой «11» и словом «году», но это не 75 или 73, а 43!!
      Полная надпись выглядела так:

                «Под камнем сим покоится
                прах майорши рабы божей
                Авдотьи Федоровны
                Пасмуровой урожденной
                Кудриной. скончавшейся
                7 месяца в день 5 в ..11 году
                от роду жития было 43 года»
 
      Подчеркнутое сколото, затем месяц и число вновь втиснуто неумелой рукой. Кто-то хотел оставить в памяти точную дату смерти любимого человека. Об этом нам рассказала левая сторона камня. А что справа?

      Правая сторона сохранилась хуже, но и по ней можем установить имя усопшего. Сохранилась часть буквы «Д» сокончанием «ора» и началом нового слова  «сы… Кузмича
…ончавшего… в 22 году   …тия 8… …ет»

      Полная надпись выглядела так:

      «Под камнем сим покоится
      прах Кудрина Федора сына
      Кузмича скончавшегося в
      (19)22 году. от роду жития
      8… лет»

      После восьмерки, означающей десятки, следует цифра, но какая? Можно предположить любую. Уточнить можно в архивных материалах  храма Казанской Божьей матери села Русский Акташ за 1922 год.
               
      В архивах можно найти и сведения о майоре Пасмурове – муже Авдотьи Федоровны.

      С помощью метода биолокации можно оттискать первоначальное положение камня, то есть место захоронения Авдотьи Федоровны и Федора Кузьмича Кудрина. Дочь скончалась раньше отца. Он, убитый горем, не надеясь на память, старческой рукой выбил месяц и число смерти своей дочери, завещая похоронить себя в одной могиле. Просьбу его сельчане уважили – выполнили.

      В период геноцида нашлась добрая душа и прикопала камень, так как надгробия и камни церковной ограды шли на строительство «новой жизни».

      Что можно построить на горе людском, выбивая из него память?

      Камни не лежат в земле, поднимаясь на поверхность, они будят в нас уснувшую совесть и отбитую память. Напоминают прошлое.

      Проходят годы перестройки, но в сознании народа не было поворота к уважению прошлого, к своим корням,  духовному возрождению. Что мы перестраивали и перестраиваем?
               
      Женщины забыли свое главное  предназначение – рожать и воспитывать детей. Родившая отказывается от своего ребенка, подросший сын плюет в лицо своей матери.               
               
      Как не скорбно об этом сказать, слишком мало истинных служителей в храмах.               
               
      Мы продолжаем выбрасывать на поверхность останки  своих предков. Более шестидесяти лет не захоронены останки воинов павших за Отечество, это кто-то из ваших родных.               
               
      Что мы перестраиваем и куда нас ведут избранники народа – наши депутаты – демократы?               
               
       Куда мы идем, в какую новую пропасть?               
               
               
-------------------------------------------------               
               
Нянька.

       Мы жили за Половинкой.

       Девок раньше в семье не любили: корми лишний рот, вырастет, замуж выйдет и семье никакого проку. Тут ещё отец умер, а мать ещё раньше скончалась, вот и отдали меня с пяти лет в работницы, стала я нянчиться у богатого мужика с годовалым ребёнком.

      Как-то летом уехали хозяева на ярмарку в Ирбит, а дома только работники, да я с ребёнком осталась. День тёплый.

      Посадила его на травку, а сама к подружкам побежала и заигралась. Ближе к обеду слышим: крик, ругань, что такое?

      Меня позвали. Я к ребёнку, а его нет, только по траве хозяйская свинья бегает, а работники лупят ее, чем попало.

      На том месте, где сидел ребенок, одна головка валяется. Съела его свинья, с головкой только не управилась.

      Подхватил меня один работник и увез к дальним родственникам в Казахстан. Там я и выросла.
      Хозяин все окрестности села объездил, выискивая меня.

      Свинью он сразу зарезал и на свалку выкинул. Говорил, что и меня убьет, как только найдет – сразу. Вскоре переворот случился, его ныне революцией называют, и хозяин ушел с
белыми, а я в Половинку вернулась.

     Из детства еще помню: как на санях привозили огромного полоза, метров на шесть будет и  толщиной вот (она показала в обхвате сантиметров пятьдесят-шестьдесят). Шкуру сняли, а потом желающим давали по кусочку, говорят: от холеры, да от малярии, может и правда, я того не ведаю, но этих болезней в наших краях, почти,  не было.

     На этом и закончился краткий рассказ моей старой соседки о днях ее детства.
                НА ФОТО:
   Храм в Руссом Акташе, к реставрации которого руку приложил и ваш покорный слуга с ребятами из Набережных Челнов.