Льготная зона

Льготная  зона

1.
           Когда  из  дома уехали  мои престарелые родители, я испытал некоторое облегчение. На  их отъезде я никогда не настаивал, даже гордился, если кто-нибудь из приятелей спрашивал: «Влад, ты уже проводил своих?».  А я мог ответить: «Моим еще рано».  Но вот участились воспоминания жены о том, как уезжала ее мать, как напрасны оказались  страхи, связанные с переселением, как  мудро устроено  современное общество, провожающее своих  постаревших  членов в специальные поселения (разумеется, по их собственному  выбору и желанию).
           Жена никогда  впрямую не указывала на необходимость расстаться со свекрами. Разговор заводился как бы, между прочим. Например: «Сегодня виделась с мамой по «электронке». Посвежевшая, загорелая. Мне даже показалось, что у нее роман. Помнишь, как она здесь путала все программы? Помнишь, сколько ты к ней ездил с настройкой по поводу каждой стирки или уборки? А там  техника  упрощенная. Транспорт исключительно наземный. Много пешеходных дорожек. Здесь у нас такие расстояния до центра, что мы о них забыли».
             Щебетание жены лилось вперемешку с сетованиями на очередное подорожание очередной услуги, ворчание на неадекватного, ожидающего окончание контракта начальника, эгоизм подруг и детей. Я бы не выделил в ее болтовне намеков на переселение, если бы не опущенные вдруг  вниз глаза матери или остановившийся взор отца. На секунду повисала неловкость, ежились сыновья, словно им  за шиворот попала колючка. А жена уже пересказывала рекламу новой системы домашнего микроклимата.
              В детстве родители жили на первом этаже дома, а мы с сестрой – на втором. Сестра выросла, вышла замуж и уехала. Я привел в дом жену, потом появились дети. Нам с женой все чаще приходилось покидать дом, родителям – все реже.  Мы  не планировали, не договаривались, как–то   оно  само получилось так, что наши с женой комнаты и большая гостиная оказались на первом этаже, а на втором разместились детские и родительские спальни. А потом мальчишки пошли в школу, им захотелось иметь  тренажерный зал. Жена настояла на выносе из спален компьютерной техники и фильмотеки. Земля в пригороде к тому времени  сильно подорожала, поэтому сделать пристройку  можно было только за счет сада, но сад было жалко.  Родители вложили свои сбережения и вместе мы заказали «достройку» третьего этажа, куда и переселились наши старики. Тогда это слово звучало как шутка.  Совершенно неожиданно  разделившие нас 5 метров высоты оказались мало преодолимыми.  Раза два в день мы с женой по очереди поднимались к сыновьям, и только раз в два месяца – к родителям.
             Мы перестали удивляться, когда они не спускались к ужину – «Отдыхают, наверное. Не будем тревожить». Когда матери требовалась очередная диагностика, а отцу – смена протеза, мы по очереди возили их в медицинский центр. Жена  первой стала  отказываться от поездок. Они становились все более длительными по времени и дорогими по деньгам. «Врачи мне сочувствуют», - жаловалась  она, - «Почему они не живут в льготной зоне? Там же специализированное и абсолютно бесплатное лечение. Питание сбалансированное. Автоматика по уходу. Специалисты работают по каждой возрастной группе».
            В проспектах, которые давали родителям в центре медицинского обследования, описывались вехи достижений развитого общества, которое пришло к возможности целиком удовлетворять потребности старшего поколения.  В красочных буклетах  тактично  обыгрывалась  главная  стратегическая  мысль – прогресс достиг такой скорости, что полноценная жизнь субъекта  как рабочей единицы длилась максимум  30  лет. Обучение и стажировка – до 25-30, работа – еще 25-30, а потом обществу проще содержать индивид, чем  организовать его переподготовку и адаптацию к новой технике, в том числе и бытовой.
               Человек, достигающий 50-летнего возраста,  чувствовал себя динозавром среди  нарастающих изменений в технике, культуре, политике, образовании. Самое печальное – он становился обузой на рабочем месте, так сказать, отработанной деталью техногенного общества.  Какое-то время пытались использовать старшее поколение в сфере обучения, но и тут оно проигрывало новым обучающим программам – индивидуальным для каждого, разрабатываемых на основе психолого-физиологических  экспресс-тестов.
          Льготные зоны подавались в описании как заслуженная и долгожданная награда, как оазисы счастья и благополучия. Они были построены в самых живописных местах вдали от транспортных магистралей. Там высокая среднестатистическая продолжительность жизни.  Разумеется,  имелась связь с миром. Можно навещать или принимать родственников.  При желании можно организовать посильную трудовую и научную деятельность. Идиллия…
                Трудный разговор начала мать. Странно. Именно она старательно обходила эту тему, но тут голос ее звучал, так, как будто бы  это она нас уговаривала: «Мы с дедом давно это местечко присмотрели. Вчера нам сообщили, что заказ принят и соответствует всем пожеланиям.  Знакомые у нас там нашлись. И потом,  это место напоминает  мне городок, где я выросла. Там такие холмы и много зелени. По центральной улице ходит трамвайчик с большими окнами и смотровой площадкой наверху. Все лестницы с подъемниками. Для отца это важно. Так что к вечеру мы, пожалуй,  соберемся. Тогда послезавтра мы начнем день  на новом месте. Обязательно позвоним, покажем выбранный домик».
              «Это главное, что вам там нравится,- подхватила нить разговора жена, - а где же эта красота находится?»
   - Зона номер триста дробь пятьдесят два, - хрипло прозвучал голос отца. Из образовавшейся внутри  пустоты  меня вывел голос жены: «Что у тебя с шеей? Почему ты  ее трешь?»

2.
           Как я уже говорил, после отъезда родителей я испытал облегчение.  Мы отвели душу в бурных  спорах и  еще более бурных примирениях с женой. Я перестал оглядываться, не стоит ли за плечами отец или мама, когда ругал младшего лоботряса Димку. Они с Васькой  не похожи ни в чем. Старший растет уверенным и ответственным парнем, а младший все не доделывает, забывает, забрасывает. Теперь никто  не шептал: «Пойми, что в его возрасте это нормально…  Вспомни, что ты сам  когда то…».  Мое слово стало весомым. Я почувствовал себя настоящим главой семьи.
        Жена повеселела. Семейные ужины чаще стали замещаться дружескими посиделками: у меня – со своими друзьями, у жены – со своими подругами, а мальчишки старались к нам спускаться реже. На втором этаже звучала современная музыка, гремели виртуальные войны, шло активное общение с девочками по Интернету. Третий этаж  оказался лишним и пустовал.
              Родители звонили каждый день, потом каждую неделю, потом каждый месяц или даже реже.  Прошел год, а может - больше.  Мне казалось, что  Дима с Васей не скучают. Димка иногда срывался на воспоминания, Василий – никогда. А ведь именно его вырастили бабушка с дедушкой в большей степени, чем мы.  Мы  были молодыми – интересовались  карьерным ростом, учебой, развлечениями. Нас  тогда  здорово  выручали две «домашние няньки». Только однажды на стене в комнате старшего я обратил внимание на цифры, записанные  старательно – это был номер зоны родителей и их телефон.  Почему мы туда не ездили? Так по видеофону удобнее – эффект полного присутствия. Размер изображения – любой. На поездку придется  потратить суток двое туда да обратно.  Говорить же стало почти не о чем, общих тем все меньше: внуки, здоровье – на все разговоры 5 минут хватит. Говорить о работе – неудобно, вдруг не поймут, почувствуют себя неловко. Старики тоже не настаивали, мол, понимаем, у вас дела, это мы теперь свободны.
              Тревога  и ощущение вины появились впервые в тот день, когда я, посмотрев на мониторе школьные успехи Димы и убедившись, что они – в числе самых низких показателей в классе, устроил ему очередной разнос.  Обычно он вяло огрызался, уверял, что низкие баллы - случайность и скоро занесут новые результаты, где он будет в лидерах.  В этот раз мой младший был не в духе. Он молчал так, что я прервал свою воспитательную речь.  Тогда его подбородок задрожал, рот скривился, глаза заблестели. Он резко развернулся и убежал на третий этаж.
                Жена, сидевшая в сторонке и не вмешивающаяся в наш разговор, некоторое время бесцельно походила по комнате, а потом поднялась за ним следом. Я решил проверить, не противоречат ли ее успокоительные слова моим ключевым установкам и, стараясь не шуметь, поднялся по забытой нами лестнице.
                Димка сидел, вжавшись в старое кресло перед старым телевизором. Я вспомнил, что мать и отец оба любили это кресло и негласно соревновались, кто первым его займет.  Почему они не купили второе? Отец говорил: «Дело не в кресле, а в месте». С другой стороны, зачем нужно было даже одно - это? При работающем телевизоре отец читал старые мемуары, а мама – рукодельничала.
            Жена неловко примостилась на ручке кресла и гладила сына по голове.
- Ты меня не отдашь? – услышал я показавшийся мне обреченным голос Димки.
- Куда?
- Учительница сказала, что есть такие  специальные школы для детей с низкими баллами.
- Мы с тобой попробуем повысить баллы. Я и Вася будем с тобой заниматься.
- А если не получится? Учительница говорит, что там  домой  отпускать не будут.
- Никуда я не отдам своего мальчика. Успокойся.
- А папа?
- И у меня, и у папы тоже не все получалось в школе, но наши родители нас никуда не отпустили.
- Почему?
- Ну, как - почему? Потому что в семье любят друг друга и всегда стараются быть вместе.
         В этот момент она увидела меня и смутилась. Кажется, мы одновременно прикинули в уме, сколько еще лет будет длиться это «всегда».
         Немую сцену прервал Василий. Услышав голоса на третьем этаже, он бегом поднялся к нам и оглядел комнату. Я тоже непроизвольно стал оглядываться.  Мы никогда не собирались здесь без стариков. Что они взяли с собой,  кроме что палки – «хромалки» отца, если в комнате ничего не изменилось?  Странно, что у них была общая приемная комната и общая спальная. Почему они не захотели сделать себе каждый по отдельной комнате? Неужели за всю жизнь не наговорились?
- Они живы? – спросил нас старший сын.
- Кто? Да ты как мог подумать?- испугалась жена. – Чем глупости городить, лучше брату помоги. Он учебу запустил, расстраивается.
- Фантастика:  мой брат расстраивается из-за учебы - усмехнулся Вася.
- Ты поможешь? – вмешался я.
- Ну, если он через 10 минут занятий  не расстроится…
- Не расстроюсь, - повеселел Димка, - Папа, можно мы здесь будем заниматься?


3.

               Мы оставили мальчишек наверху.   Жена  подсела к монитору, внимательно просмотрела сайты школьного обучения, послала несколько запросов, записалась на прием к некоторым учителям и стала уверенно мне объяснять, что ничего   страшного в ситуации она не видит. Я был с ней полностью согласен.  Димка был сообразительным, но поверхностным ребенком. Я считал, что ему поможет дисциплина и требовательность.
- Наверное, ты прав. У меня была похожая ситуация. Мы с матерью каждый вечер составляли распорядок дня на завтра и даже рисовали следующий день в виде комиксов.
- Димка – творческая натура. Как и ты. Логико-математические дисциплины его раздражают. Может, есть специальные методы преподавания?
          Жена еще раз прошерстила образовательные сайты, но на этот раз ей не все понравилось и она, решив позвонить теще,  торопливо стала нажимать кнопки.  Вызов не проходил. Тогда она поискала код учреждения и повторила вызов. На экране появилась молодая девушка в спецодежде медицинского персонала. Она объявила жене, что ее мать сейчас на процедуре, поэтому подойти не сможет.
          Вечером все, даже Вася были ласковы с Димкой.   Димка  охотно отвечал на наши вопросы и выглядел вполне довольным. Вечером жена снова позвонила своей  матери. Все та же девушка объяснила, что пациентка 68-го номера Инна Олеговна уже отдыхает.  Жена отправила спать мальчишек и еще раз набрала код. Вызов не прошел.
-Влад, - позвала меня жена. – Влад, помоги мне.
     На минуту мне показалось, что я вновь стою перед расписанием выпускных экзаменов, уверенный и целеустремленный,  и не сразу понимаю мольбу одноклассницы Светланы.
- Помоги мне. Я пропаду, если ты не поможешь. Никто лучше тебя не объяснит.
     Она  была очень красивая, но всегда держалась в стороне, поэтому никто не пробовал за ней ухаживать.  Я – в том числе.  Мы  занимались и до-,  и во время экзаменов. Оказалось, Света честно зубрила все заданное, но голова ее была излишне  нацелена на межличностные  отношения. Смешно, но она выходила на правильные решения и отвергала неправильные по одному только ощущению хорошего настроя или раздражения преподавателей. Она их панически боялась. Уже тогда в школе активно использовались обучающие программы, но индивидуальные особенности Светланы требовали живого отклика. Она нравилась мне, я расстраивался от ее промахов и радовался успехам, и  роль преподавателя неожиданно хорошо мне удалась.
      Позади остались экзамены.
- Тебе повезло,- сказала мама, когда впервые увидела Светлану. И отец закивал одобрительно.  А когда Света знакомила меня с Инной Олеговной, та, уже в прихожей сказала: «Проходи, сынок!» - и смутилась. Они с отцом Светланы мечтали о втором ребенке – сыне, но муж погиб. Дочь она растила одна.
        Теща  очень ждала рождения Васи, которого решили назвать  в честь ее погибшего мужа. Почему сразу после  его  рождения она уехала в льготную зону? Тогда некогда было об этом думать. Мы со Светой проходили  стажировку. Родители  сидели по вечерам с внуком. Потом появился Димка. Теща  приехала на него посмотреть и больше мы не виделись. Работа, работа, работа.  Короткий отдых – для учебного путешествия с детьми. На каждый возраст – свой тур. И не дай Бог узнают, что рекомендованный тур пропущен – клеймо плохих родителей может сказаться на  учебной карьере детей и будущем профессиональном распределении, на их «бальности»,  будь она неладна!  Жизнь напоминала беговую дорожку, где снижать скорость было никак нельзя, чтобы совсем не сойти с дистанции.
       Утром пришло послание от главного врача льготной зоны.  Уверенный  сорокалетний мужчина  в кабинете с многочисленными медицинскими приборами сказал, как будто продиктовал: «Уважаемая Светлана Васильевна! Ваша мать – Колегина Инна  Олеговна выразила желание совершить оздоровительную поездку по местам древних путешествий паломников. Она пожелала совершить все обряды, принятые в прошлые времена, которые предписывают в частности, уединение и прекращение сношений с внешним миром. На время всего путешествия ваша мать обеспечена всеми необходимыми медицинскими и другими видами услуг. Законодательная база не позволяет мне сообщать местонахождение пациентки кому-либо без ее согласия. Об окончании срока поездки я не уведомлен, но обычно подобные путешествия длятся от года до 3 лет.  Прошу вас не беспокоить персонал вызовами, отвлекающими нас от работы. Необходимую юридическую информацию и справочные материалы вы можете найти на нашем сайте. До свидания».
     «Влад, с мамой беда», - прошептала Света.
4

                В короткий обеденный перерыв я оглядел сотрудников своего отдела. Советоваться ни с кем не хотелось. Разве что Григорий? Он  с  нами  особенно не общался, избегал корпоративных вечеринок, мы о нем вообще мало что  знали. Но я был уверен, что именно он не станет говорить теми же словами, которые печатают в буклетах  с названиями «Счастье второй половины жизни».
                Григорий был старше меня, но отчество к нему не «прилипало». Про таких, как он говорят – «мужчина без возраста»:  худощавый тип телосложения, короткая стрижка, джинсы. Подсев к нему за обедом, я, как бы, между прочим, спросил, что ему известно о «льготных зонах». Он посмотрел на меня внимательно, несколько секунд механически пережевывал пищу, запивал ее водой из стакана, и, когда я подумал, что он просто не понял вопроса, неожиданно предложил зайти к нему после работы поговорить, потому что живет он недалеко. Мы договорились встретиться у выхода.
               После работы он ждал меня, кивнул в сторону аллеи, идущей от проходной и предложил пройтись пешком. Мы пошли вдоль серой стены своей «конторы»  к таким же серым домам, расположенным неподалеку.
- Я не знал, что ты здесь живешь,  в смысле – совсем рядом.
- Ты хотел сказать – в промышленной зоне? В дешевых домах с  плохой экологией?
      Лукавить с ним было невозможно.
- Прости, если я тебя обидел. Мне казалось, что в промзонах  живут лишь временно работающие или те, кто не закончил полное обучение.
- Ничего, я не обиделся. Домик в пригороде – это хорошо, но я трачу деньги на другое.
- Конечно, это только твой выбор. У одного – цель, у другого хобби.
         Гриша усмехнулся при этих словах и совсем некстати спросил, держал ли я  дома собаку.
- Да, даже две. Одну подарили нам с сестрой в младших классах,  другую мы с женой купили старшему сыну  лет 10 назад.
- Она жива?
- Что ты! Породистые собаки стареют быстро.
- Она умерла?
- Не совсем. К старости она часто болела, почти ничего не ела, не могла передвигаться. Словом, пришлось усыпит пса, чтоб не мучался.
- Отвезли бы за город. У экологов есть парки, где брошенных животных лечат и  подкармливают. Усыплять любимое домашнее животное не гуманно.
- Нет, Гриша, увести ее из дома, где она прожила много лет, еще более не гуманно.
- Ну, да, конечно. Кстати, мы пришли. Вот эта дверь.
                Невзрачная дверь в стене была открыта, мы прошли по узкой прихожей, которая неожиданно открылась в светлую комнату. Сощурившись от хлынувшего света, я не сразу заметил у окна сухонького старичка. Он внимательно разглядывал меня своими  глубоко посаженными глазами.
- Знакомься, – сказал Гриша,- это мой отец – Степан Григорьевич.
          Я пробормотал приветствие, про себя соображая, сколько же ему лет, если сам Гриша старше меня на … Но этих людей положительно нельзя было провести.
- Папе  87. Он успел побывать льготной зоне, правда, недолго.  Папа, Влад интересуется …
- Понял, - закивал Степан Григорьевич.- Вы, присаживайтесь, молодой человек. Гриша, завари гостю чая. У вас что-то случилось?
           Я хотел, было, ответить, как это  принято, что проблем нет, есть некоторые вопросы, требующие уточнения, но  опять не смог выдержать имиджа благополучного мужчины.
- Степан Григорьевич, моя жена расстроена. У нее на зоне пропала мать. Нет, нам говорят, что она в путешествии и отказалась от  связи, но жене кажется, что с ней беда.
         Старичок оглянулся в сторону кухоньки, где Григорий колдовал над чайным подносом и приглушенно начал рассказывать:
- Не уверен, что смогу вам помочь. На зоне я пробыл около трех месяцев. У Гришы с Лизой  заболела дочь. Я не мог позволить, чтобы деньги тратились на поддержание моего здоровья,  и сам оформился на зону. Что могу сказать?  Внешне там  пристойно и все, как обещано – диетпитание, уход, лечение.  Явно криминального ничего нет.  А то, что на уровне ощущений - передать трудно.
- Что вы хотите сказать? Что там все-таки…?
- Да, что-то нечисто ….   Начнем с того, что я сразу стал различать несколько групп или правильней сказать – стадий пребывания. К одной сам принадлежал – мы присматривались, вторая группа была такая – потухшая,  что ли. Знаете, забыть человека, выпавшего из вида,  просто. Они это ощутили. У них были живы родственники и друзья, но им все реже звонили.
- Но ведь они же могли вернуться.
- Ну, что вы, Влад. Как вернуться к тем, кто без тебя прекрасно обходится и не зовет обратно? К тому же – не надо думать, как и на что жить. Обеспечение, комфорт, любой недуг вылечат или обезболят. К такой жизни легко привыкнуть. Еще одна проблема – контракт. Попадая на зону, ты подписываешь отказ от пенсии. Обратное ее назначение требует очень больших усилий и может не пройти.
- Но вы же вернулись.
- Я – скорее исключение. Сын приехал за мной, уговорил вернуться.  Семья предпочла это жилье, отказалась от мысли иметь второго ребенка. А я – стараюсь меньше жаловаться на старость.
- Но вы же целый день сидите один. Двигаться вам трудно, я  вижу.
- У меня есть, кого ждать целый день. А им приятно, когда их дома встречает живая душа. Ужин разогреть я в силах. Но вы не дослушали про третью группу.
                Вошел Григорий и внес поднос с чаем. Мы уселись в кружок и сделали по глотку. Старик продолжил:
- У нас на зоне работало отделение Центра исследования памяти. Так вот те, кто стали внештатными сотрудниками этого отделения, узнавались легко.  От них веяло какой-то таинственностью, выглядели они бодренькими, повеселевшими. Вербовали себе сторонников.
- Вы туда не захотели?
- Честно тебе скажу – испугался. Жизнь большую прожил, даже смерти перестал бояться, а вот их – испугался.  Очень уж они назойливые. И глаза у них безумные. Если фильмы ужасов смотрел, там все вампиры с таким взглядом,  как будто жертву ищут. Как подумаю, что со стороны мог бы выглядеть таким …
   Старик замолчал, у него перехватило дыхание. Григорий легонько похлопал его по плечу, успокаивая, взял его чашку и вложил в ладони. На меня он посмотрел изучающее, потом сказал:
- После папиных рассказов я осторожно поинтересовался, где мог. Могу сказать следующее. Интерес к Льготным  зонам не приветствуется. Если начнешь копать – будут неприятности. Мне удалось выяснить, что на каждой зоне действует одно из учреждений благотворительного фонда «Память».  Вывески учреждений  разные – Скажем, «Клуб любителей истории» или «Центр нетрадиционной медицины» или церковная община, но финансовая поддержка и цензура осуществляются из одной точки – этой самой «Памяти». Фонд создан при правительстве, информация – самая общая.
- Я не совсем понимаю, что это означает.
- Что изоляция и содержание стариков кому–то выгодны. Если  нет коммерции и фонд действительно благотворительный, к чему цензура и тайны?  Папа же говорит – внешних нарушений нет. Кстати, забрать его оттуда было трудно. Официально – пожалуйста, на деле – много документов, справок, кабинетов.  В результате – туда он попал за два дня, оттуда я его вырывал полтора месяца. Получил понижение в должности, не смог оплачивать коттедж. Но ты знаешь, оказалось, что нам и здесь довольно комфортно. На отдых жене и дочери я откладываю. Папа прилично содержит дом без новой автоматики. Разве что перед друзьями нечем  похвастаться…
         Я понимал только то, что вопросов у меня стало больше, чем ответов. Нужно было прощаться с хозяевами, которые уживались на небольшой площади без микроклимата и автомоек, вентиляции и пылесосов, мини-бассейнов и зимних садов. Электроника занимала угол центральной комнаты. Кроме нее, проглядывалось еще две маленьких комнатушки, одна из которых – явно детская.  Ничего лишнего. Я вспомнил,  как по субботам мы  доверху загружали утиль-тележку  (их в нашем квартале увозили  по ночам  с субботы на воскресенье). А, на следующее утро жена  уже доставала список покупок, составляемый всю неделю.  Начинались хлопоты по выбору, доставке, установке, примерке. Кто из наших семей  живет с большим удобством, если следовать действительному смыслу этого слова?
           У двери на выходе я на миг задержал Григория, чтобы спросить:
- Скажи, чем теоретически могут помешать старики?
            Григорий усмехнулся:
- Почему теоретически? На практике любой человек хочет казаться себе самым умным и самым главным. Убери из окружения стариков – и ты усилишь эффект. Обществом без стариков управлять легче. Они недоверчивы и плохо поддаются пропаганде, они способны на исторические аналогии, наконец, они могут помнить компрометирующие подробности  действующих лидеров.
- Но, ведь прогресс тормозится, когда развитием руководят несведущие люди. Техника обновляется ежегодно, стареющий человек освоить ее не может.
- Знаешь, Влад, рост и развитие быстрее всего идут в подростковом возрасте.  Подростки быстрее осваивают новую технику. Поверь, моя дочь и твои сыновья владеют ею лучше нас. Ты же не поставишь руководить ребенка даже в семье. Кроме того,  я не согласен со словом «несведущие». У тебя дома много  приборов, принцип действия которых ты понимаешь  лишь в общих чертах. Да ты даже не задумываешься над принципом их действия. Но, ты знаешь их назначение и правильно используешь.
- Новая техника…
- Ты уверен, что действительно – новая?  А не искусственно обновляемая для большего покупательского спроса?
- Подожди, Григорий, так ты думаешь, что из-за этого … По-моему, решение  слишком сложно для простой задачи.  Да, старики – не самая активная группа населения. Они эгоцентричны, заняты своими ощущениями больше, чем новостями. Кстати, общество с руководством стареющего лидера часто инертное, реакционное, с жестким и авторитарным типом правления.
- Я думаю, что изоляция - выгода  побочная. Главная – спрятана. Цель зоны – не ликвидация стариков. Это наименее защищенная часть общества. Их ликвидировать можно просто – путем ограничения, например,  определенных лекарств.  А вот на счет динамики общества я с тобой не в корне не согласен. В начале времен стариков почти не было. Миром правили молодые и сильные, тоже, наверное, считали себя прогрессивными, но мир оставался варварским. И – поверь, что молодых деспотов не меньше, чем старых.  Первые же цивилизации не обходятся без долгожителей по тем, разумеется, меркам - жрецов, звездочетов, колдунов. Потом появляются наставники, опекуны при молодых правителях. В более поздних обществах уже есть  возрастной ценз на право быть руководителем. Общество в целом постарело, а прогресс пошел быстрее.
        Я понимал, что мне пора, что нужно остаться наедине с собой  обдумать разговор.  Но, было что-то еще, я чувствовал. Так и не вспомнив, я ляпнул наугад:
- Скажи, а таких, как вы - много?
          Григорий уже держался за ручку двери и стоял вполоборота. Он снова задумался, говорить со мной или нет, потом, не совсем охотно ответил:
- Больше, чем ты думаешь.  Сейчас на зонах около шестидесяти  процентов стариков. Остальные еще вне зон. Но  лет 20  назад на общественном содержании было не больше десяти процентов. 
- Быстро сложилась «новая традиция».
- Хуже. Извини, но, по-моему, это скрытая сделка. Выживи на зону старика и получи взамен более обеспеченный образ жизни. Пройдет еще лет 20, и можно принимать закон об обязательной ссылке.
- Опять встает вопрос – зачем?
- Цель оправдывает средства. Остается понять, чья это цель и в чем она заключается.

5.

              Дома ждала расстроенная Светлана, которая побывала на приеме у классного руководителя Димы. Молодая, уверенная в себе девушка с ходу предложила Свете оформлять младшего в  детское спецучереждение. По результатам тестирования в следующий класс он переведен не будет. Второй год обучения для неуспевающего ребенка – платный, но и второй год, по мнению учительницы,  результатов не даст.
- Я смогу сама с ним заниматься? - спросила Светлана, - Школа поможет мне в методическом плане?
- Вам заниматься никто не разрешит. Вы же не специалист. К тому же методика нашей школы – не для Димы.
- Можно ли нанять  специалиста?
- Можно, но это очень дорого. Предположим, у вас есть эта сумма, пока вы работаете. Но специалист придет на 3 часа в день. Остальную часть времени ребенку запретят  проводить без присмотра. Вам придется бросить работу. Один работник в семье с двумя детьми – ваш муж. Вы не справитесь.
- У мужа живы родители, у меня – мать.
          Учительница очень удивилась.
- Ваш первый мальчик учится в старшем звене. Значит вам, простите, около сорока лет. Разве родители ваши еще не на льготной зоне?
- Да, они там. Но они же могут вернуться.
         Учительница сразу успокоилась.
- Вы не в курсе, а я с такими ситуациями сталкиваюсь каждый год. Родители ваши, уезжая на зону, подписали контракт?
- Мы точно не знаем. Не спрашивали.
- Зато мы знаем. По условиям контракта общество несет ответственность за их жизнь, здоровье и – заметьте! – благополучие до конца жизни. Забирая их к себе, вы должны доказать, что сможете поддержать на прежнем уровне условия их содержания. У вас с мужем было двое иждивенцев, а станет  пятеро. Как вы оплатите услуги очень дорогого специалиста?
- Но ведь должен быть какой-то выход. Я не могу лишить сына семьи, поймите меня, у вас тоже будут дети.
- Прежде, чем завести ребенка, я пройду генетическую  диагностику и не допущу рождения «коррекционного» ребенка.
-  Какого?
- Коррекционного – требующего специального обучения. Поверьте мне,  и последуйте моему совету. Не оттягивайте решение. После спецобучения Диме найдут  специальность, и он получит право на жизнь.
-  Право на жизнь дано ему от рождения.
- Светлана Васильевна! То, что говорите вы – это только слова.  Если бы у вас действительно были такие убеждения, вы бы не жили в урбанизированной зоне. В государстве, кроме зон проживания,  есть и зоны освоения труднодоступных территорий. Там - бесплатное жилье, там - разрешено дистантное обучение и экзамены экстерном. Только их  никто не может сдать.  Вас такой выход устроит?  Желающих жить вдали от цивилизации мало, поэтому там работают ссыльные по приговору суда. Обратно в города их детям  вход  закрыт. Без образования нет работы, без работы – нет права на проживание. Зачем разводить нищету? Слава Богу, времена бандитизма и воровства прошли. Работающему человеку  без этого доступны любые блага.
           Я чувствовал внутри пустоту. Уютный трехэтажный дом без мамы и отца, а теперь, возможно, еще и без Димки, показался мне тюрьмой. Эту тюрьму я должен буду  оплачивать, пока смогу. А потом меня сдадут на Льготную зону. Тогда право содержания перейдет к Василию.  Ничего не придумав, я сказал жене:
- Я понял - у нас есть год. Об оплате не беспокойся. Я откажусь от отпускных путешествий с вами.  В течение года мы что-нибудь сообразим.
           Света немного подумала, потом спросила:
- Но, пока Димка на бесплатном обучении, ты сможешь поехать с нами последний раз, через две недели? По всем предприятиям дадут отпуска для каникулярных поездок.  Если ты не привезешь отчет – следующий отпуск  тебе уже не оплатят.
- Света, не обижайся. В последний отпуск я поеду к родителям.
- Ты не  отправишь нас одних. Когда Диму будут оставлять на повторный курс обучения – проверят все. Выяснят, что  ты не провел отпуск с ребенком. Если будет доказано, что мы не можем обеспечить воспитание и обучение – ребенка заберут без нашего согласия.
            Жена нервничала и явно что-то не договаривала. Безусловно, одной пропущенной  поездки было мало для разрешения проверки личной жизни и постановлении о принудительном  спец - обучении. 
- Света, что ты знаешь о школах для детей с малой бальностью?
       Спросил и почувствовал, что сейчас у жены начнется истерика. Она часто задышала, но я, предотвращая ее негодующий крик, сам повысил голос:
- Послушай меня! Чтобы помочь Димке, я должен знать все, даже самый худший вариант. Успокойся и ответь мне на вопрос. Не заводись. Я устал. Я весь день искал выходы на тещу.
          Мои слова произвели на жену странный эффект. Она обмякла, взгляд ее уставился в пустоту. Я понял, что слез не избежать. Обычно женские слезы обезоруживают, но сейчас во мне сидел охотник за информацией, без которой ему не двинутся дальше. Я терпеливо переждал первые рыдания, погладил ее плечи, дал выпить воды и дождался, наконец, когда глаза ее высохли и уставились мимо меня. Ее рассказ кое-что прояснил.
          Мать Светы и моя теща работала учителем до введения «системы бальности». Тогда учитель вел класс не один год, а несколько лет. Система оценки тоже была, но в основе ее лежали индивидуальные смысловые опросы, беседы и письменные задания. Возможны были условные переводы.  Если ребенок не успевал по основной программе, то не родители, а общество обязано было предоставить ему индивидуальную программу обучения.  Разлука ребенка с семьей считалась противоестественной. Обучение в школах со специальной программой осуществлялось только с согласия родителей.  Было и домашнее обучение, и экстернат.
          Против введения тестов по результатам каждого года, нового ежегодного  («возрастного») сменного преподавателя и сетки с четкими показателями по каждому году обучения выступали многие общественные деятели, родители, учителя, психологи. Они говорили, что у детей бывает разная скорость развития, что постоянный педагог – наблюдатель имеет больше шансов дать правильную педагогическую диагностику, чем система тестов. По крайней мере, тесты должны быть подспорьем для работы, но не вердиктом. Были и такие высказывания, которые утверждали, что ребенок, плохо пишущий разработанные специалистами тесты, может быть вопреки их тестам талантлив.
                Чтобы замять спорный вопрос, тестовую систему ввели в виде эксперимента. Результаты эксперимента подтасовывались и подавались как единственно объективная система оценки. «Учитель субъективен! Учитель придирается к одним и повышает оценки другим!», - пестрели примерами СМИ. Факт коллегиальности принятия решений и индивидуального подхода к ученику в школах  подвергли сомнению.  Профессиональное обучение по набранной в результате экзаменов «шкале бальности» - узаконили.
                Старых учителей убрали из школы, создав трудные условия работы и льготный выход на пенсию. Молодым легче оказалось работать по-новому – «по стандартам обучения». В результате резкой смены преподавательского состава потерялась преемственность в профессии. Работа учителя потеряла ореол гуманизма и приобрела функции надсмотрщика.
           Инна Олеговна, будучи педагогом старой школы, рано заметила у дочери особенности восприятия, которые могли стать причиной получения низких баллов. Она занималась с ней сама и успешно вела ее вплоть до старшего звена обучения. Там начались специальные предметы с электронными учебниками, требующие четкого  мышления, где мать помочь уже не  могла.  Света обязательно бы провалилась, если б не наши совместные занятия.  Кстати,  школьные трудности не помешали впоследствии ее профессиональному становлению и росту.
- Когда родился Вася, мама сказала мне, что психические функции могут передаваться по наследству, и я должна быть внимательной к ребенку, хотя с Васей, как ей кажется, все в порядке.  Я очень обиделась, нагрубила ей, перестала приглашать ее домой. Она  осталась одна, она из-за меня уехала на зону. А потом, когда родился Дима, и она приехала на него посмотреть. Я  уже не сердилась на нее и была очень рада. А она – посидела с Димкой, ничего мне не сказала. Утром после ее отъезда я нашла записку от нее: «Когда станет трудно, я помогу тебе».
- Она  что-то увидела в Димке уже сразу после рождения?
- Наверное.  Но я ничего не хотела знать. Потом об этом заговорила твоя мать. Ты был строг с детьми, и они не хотели лишних наказаний. Тебе говорили, что  он – ребенок, как ребенок, а мне – другое…  Димка не такой. Димка рассеянный. Димка слишком эмоциональный. О Димке нужно посоветоваться со специалистами.
- И тогда ты сделала все, чтобы родители уехали?
- Да. Мне казалось – я защищала сына.
- А теперь?
- А теперь пришла расплата. Я даже не говорю – прости. Меня нельзя простить.  Но ты же не бросишь своего ребенка? Он  не виноват! Это все я…
- Успокойся. Я виноват не меньше. Был рядом, молчал и не остановил тебя.
- Ты  презираешь меня?
- Нет. Но, послушай, не перебивай и просто поверь. Я не знаю, почему я должен поговорить с родителями  лично, не по связи. Отпусти меня. Мне нужен их совет.

6.

            Утренние новости, которые я за чашкой кофе слушал в пол-уха, привлекли  внимание одним из сообщений: «Журналист городского еженедельника за клевету и заведомо ложное искажение  информации в целом ряде статей осужден и выслан из урбанизированной зоны». Фамилия его мне показалась знакомой. Вспомнил - мой одноклассник, работающий в издательстве,  хвастался знакомством со знаменитостью.
        В обеденный перерыв я позвонил однокласснику и спросил, про его ли кумира я слышал в утренних новостях. Приятель извинился,  сослался на занятость и обещал перезвонить. Когда я вернулся с обеда, меня ждало сообщение без указанного обратного адреса. Оно начиналось предложением переснять текст на свой носитель или распечатать его, после чего стереть немедленно само письмо. Страниц было много, я читать не стал, оставил до вечера, тем более что понял от кого послание.
          Дома я уединился под удивленные взгляды жены, которая теперь больше молчала. Полученное сообщение было серией статей опального журналиста.
        Начиналась серия памфлетом об образцовом фермере, в хозяйстве которого был порядок и строгий учет. Фермер  добился практически безотходной технологии. Для успеха  своего предприятия он строго вел отбор молодняка и безжалостно выбраковывал молодых животных, если они не отвечали стандартам. Он не пускал под нож молодых телят, но не из соображений гуманности, а потому что в них просто мало мяса. Их  содержали отдельно от элитного стада и не давали им воспроизводить потомство.  Их кормили стимуляторами для наращивания мышечной массы.
            Основному стаду – дойному – предоставлялся исключительно богатый и разнообразный рацион питания.  В коровниках поддерживалась определенная температура и влажность, вовремя производилась уборка, прививки и осеменение. Каждый дойный экземпляр должен был окупить затраты, принести запланированную  выгоду, для чего был рассчитан оптимальный продуктивный период.
             Главная же заслуга образцового фермера заключалась в том, что он открыл способ получения выгоды   с «отработанного» стада. Это увеличивало его доходы, но не в два, а во много-много раз больше. И все потому, что фермер – новатор  задействовал новейшие технологии достижений развитого общества. «Отработанных» коров  изолировали, хорошо содержали, усиленно откармливали. Дело в том, что у них ведь в первую очередь отказали всего две функции – производство молока и самовоспроизводство. Но организм животного – сложен и состоит из множества клеток, тканей и органов с различными функциями. Из коров-старушек получали вакцину после их заражения, секреты желез после их искусственного стимулирования, а также многочисленный материал для трансплантации. Известно ведь, что старую машину бывает выгоднее и проще продать по запчастям, чем целиком.
          Тут к моему горлу подступила тошнота, и я резко встал из-за стола. Жена вскинула голову и вопросительно на меня посмотрела. Я спросил:
- Ты давно звонила родителям?
- Сегодня. Сказала, что ты хочешь их навестить. Мать обрадовалась, но боится, что ты можешь попасть на время карантина. Карантины объявляют достаточно  часто и всегда -  внезапно. Тогда ты зря потеряешь время. На зоне просят предупреждать о приездах родственников заранее.
- Света, я прошу тебя сказать им – никого предупреждать не надо. Что-то мне подсказывает, что для  внезапно приехавшего поводов  в  отказе меньше.
            Заставил себя снова сесть за компьютер. Остановился на следующем материале наугад. Это был анализ статистики. Автор статьи указывал, что официальная статистика хвастается возросшей на зонах средней продолжительностью  жизни до 85 лет. И это в то время, как вне зоны она на 10 – 15 лет меньше. Но, во-первых,  еще «до зон» ожидаемая средняя продолжительность жизни была объявлена от 90 до 115 лет.  Почему же  показатели, рассчитанные на основе резервных сил организма, росли до определенного периода, а потом – перестали? Во-вторых,  почему  нет вариаций, и все случаи смерти на зонах происходят в районе 85 лет – «как по команде»?
            Я поймал себя на том, что отнимаю от числа  85 возраст отца, матери, свой, жены и … детей.  Еще посмотрел  материалы, вырывая глазами отдельные фразы: «Процессы старения не закодированы. Различная продолжительность жизни – результат влияния  среды»; «…существовали сообщества, где возраст искусственно завышался, потому что стариком  быть почетно». Было много статей по поводу  того, что продолжительность жизни зависит от оптимизма и степени востребованности   – «…большинство обитателей льготных зон находятся здесь вовсе не в силу проблем со здоровьем, а в силу своего низкого статуса в обществе».  Были многочисленные примеры о людях, сумевших в преклонном возрасте совершить открытия, создать свои школы, направления, написать талантливые произведения. 
             Последние статьи оказались посвящены опытам в области исследования мозга как уникального компьютера при введении человека в определенное  состояние  транса, разработки механизмов для контроля работы мозга человека с помощью таблеток и электрических сигналов, а также механизмов стирания памяти и восстановления памяти.  Опыты по стиранию памяти особенно интересны  спецслужбам, так как смогут сделать сознание своих агентов защищенным от детекторов лжи вплоть до возможности формирования новой личности. В опытах очень важно участие людей, а не животных, поскольку именно люди способны описывать психические процессы и состояния словами.
 Для данных опытов требовалось изучить механизм перевода кратковременного вида памяти в долговременный и стирать  последний. При этом -  не затрагивать   умственные способности. Механизм формирования памяти до конца  не изучен. Память пожилого человека интересна своими особенностями – слабой кратковременной и устойчивой долговременной. 
             В настоящее время появилось новое направление работ, касающихся «симбиоза» сознания человека с информационной компьютерной средой, когда процессы жизнедеятельности переносятся в нее.
              Я встал из-за стола, прошел мимо задремавшей жены на улицу. В нашем красивом садике под окнами сидели двое – Василий и незнакомая мне девушка. Они не заметили меня, и я, было, хотел сразу вернуться в дом, но замер, услышав доносившееся щебетанье
- …не смогу остаться. Мама бы ничего не сказала, но бабушка…  Ей 70, а она  во все вмешивается. С ней  спорить бесполезно. У нее одни аргументы: стыдно, некрасиво, безнравственно. Мать ее жалеет и слушает. Нет, я своим детям так жизнь не отравлю.  Я в 60 лет -  на зону, сама без проблем поживу и им дам.
         В это время звякнул колокольчик у калитки,  ярче засветились фонарики вдоль дорожки к дому, потому что из уличной темноты навстречу к нам уже шел незнакомец. По сигналу, который одновременно прозвучал и в гостиной, вышла жена. 
           «Растерялся и покраснел», - с удовлетворением подумал я про Ваську, но тут спохватился, что не мог видеть при искусственном освещении ни того, ни другого. Впрочем, по голосу сына,  похоже, что так оно и есть.
- Это моя одноклассница – Марина. Она уже уходит на остановку. Я провожу ее.
- Нет, - быстро ответила жена,- Вася, если вас заметят в позднее время, снимут баллы.
-  За позднюю прогулку снимают не так много, не волнуйтесь, - ничуть не смутившись, пояснила Марина, - Да я и сама могу дойти.
- Нет, девушка, вы были в гостях у нас,  а нам сейчас неприятности не нужны. Давайте, мы проводим вас вдвоем с Васей.
         Незнакомец терпеливо ждал. Я извинился, спросил, кого он ищет.
- Вас, - получил короткий ответ.
         Услышав это, жена не стала задерживаться и повела ребят к калитке, шепнув, что Димка уже спит. Я предложил пройти в дом.  Пришедший человек не внушал опасения, не был похож на чиновника, хотя держался немного напряженно. Войти он отказался.
- Давайте поговорим здесь. Меньше вопросов, если что…
- Слушаю вас.
- Зовут меня Костей. Я знакомый одного вашего одноклассника.  Догадываетесь – кого? Он сегодня присылал вам электронное письмо.
- Какое письмо?
- Ну, да, конечно. Могу пересказать его содержание. Сам делал подборку статей.
- Понятно. Дальше.
- Дальше просьба. Автора выслали из Зоны проживания.  Мы пытаемся переправить ему его рабочие материалы.  У вас скоро летняя  каникулярная поездка с детьми. Вам только и нужно будет немного отклониться от маршрута, чтобы передать  эти носители по адресу. Дальше их отправят контрабандным способом.
             Костя протянул мне небольшой сверток. Я машинально взял, повертел в руках. Он ведь даже не спросил, согласен ли я.  Это доверие или манипуляция?
- Костя, зачем они ему?  Там, где он теперь, люди не живут, а выживают.
- Это вы просто не в курсе. Меня убеждали даже, что в Зонах освоения каннибализм возродился. А там – нормально. Коттеджей, - тут он оглянулся на наш дом, - конечно, нет, но, помимо рудников и дорожного строительства,  уже есть все  основные производства. Зависимость от городов падает. Работают школы, больницы, любительские театры. И печать есть, хотя жилье преобладает барачное. Слышали, что такое – барак?
- Я слышал, я старше вас, а вот вам, откуда это известно?
- Я там вырос.
                Я онемел. Константин наслаждался моим удивлением.  С детства я слышал, что  «выселки»  введены вместо мест заключения как акт гуманизма развитого общества. Условия проживания там  очень суровые, но ведь нарушитель знает, на что идет. Чаще всего, семья «выселенца» распадалась, оставаясь в городе, но были и такие, которые добровольно отправлялись в ссылку. Молва их осуждала. Их дети будут лишены полноценного обучения. Без аттестата бальности  ребенок  из Зон освоения не может конкурировать с городскими выпускниками.  Пройти все зачетные тесты экстерном и получить направление на работу по их результатам  совершенно нереально. Костя с пониманием наблюдал  за моими сомнениями.
- Влад, у нас с вами конфиденциальный разговор, поэтому я нарушаю подписку, данную мной при поселении в городе. Я обязан скрывать свое происхождение. Мне сочинили приемлемую легенду о детстве и обучении. Но, ваш одноклассник считает вас надежным и умным человеком, заслуживающим правды.  Знайте, что у нас там не сборище отморозков, а общество людей, гораздо более свободных и информированных, чем здесь. С техническим обеспечением трудно, комфорта мало, согласен. Но обучение – на уровне.  Экстернат вполне одолим.
- Откуда у вас система индивидуальных оценочных тестов?
- У нас  нет тестов. Есть учителя. Вы бы посмотрели на досуге список высланных из города, если найдете. Думаю, что это – закрытая информация. Но по ту сторону она, естественно, известна. Среди ваших изгоев: профессора, писатели, инженеры,  журналисты, врачи – люди часто преклонного возраст, но с опытом работы.  Скоро «выселки» обгонят города по части научной мысли, а в ближайшем времени возможен прорыв информационной спутниковой блокады.
- Вы хотите сказать, что  «люди преклонного возраста» совершают больше преступлений, чем молодые?
        Собеседник усмехнулся:
- Действительно, забавно получается. Стало быть, изменилось само понятие «преступление».  Что касается молодых, то их легче убедить, приманить материальными ценностями.  Прибывшие к нам люди готовы лишиться комфорта, но не скрывать своей точки зрения и работать, что называется «за идею» - это их главное преступление.
- Вы так  говорите, что спросить хочется, почему вы здесь, а не там. Простите, если обидел.
- Нет, не обидели. Я отвечу. Мои родители оказались вне города, когда мне было 3 года. Захотелось сравнить, понять, что я потерял, что приобрел. Не исключаю, что вернусь. Или вышлют. Мне пора. Идите в дом. Со  второго этажа за нами, кажется, ваш сын подглядывает.  Вы его не видите, а у меня  глаз наметан.  Какой смышленый  парень – наблюдает по всем правилам конспирации.

7
                В оставшиеся дни я  разрабатывал маршрут нашего отпуска таким образом, чтобы он  проходил ближе к родительской зоне, адресу для контрабандной передачи и отвечал рекомендованному  школьному  маршруту.  Здесь вариаций было больше – у меня два школьника разных возрастных групп, и я обязан учесть интересы каждого.
              После нескольких  вариантов, у меня все равно оставалось чувство, будто я что-то забыл.  Я воспользовался старым приемом – походил бесцельно по комнате, пока не вспомнил, что именно, и не потянулся к телефону.  Связь с сестрой, как и с родителями давно поддерживала лишь жена, периодически передавая приветы.  Но тут был другой случай.
                Сестра  быстро ответила на мой вызов и, не давая мне возможности начать разговор, стала первой расспрашивать. Вопросы ее были о преимуществах и недостатках различных чипов. Моей племяннице  3  месяца – можно  вживлять  чип, который будет показывать  очаги возбуждения, боли, беспокойства в мозгу.  Родителям предлагают на выбор  различные модели чипов.
- А зачем он вообще нужен? Ребенок здоров? – не выдержал я.
- Да, - неуверенно ответила сестра, - Только я волнуюсь, когда она капризничает и не спит. А говорят, что когда пойдут зубки, будет совсем страшно.  Узнать  простуда это, животик или зубы трудно – симптомы одинаковы. Из тех, кто со мной вместе рожали, многие уже своим детям поставили  чипы и очень довольны результатом. Совсем не надо думать, чего хочет малыш, чип работает переводчиком.
- Но мы-то с тобой выросли без этого.  Мальчишки мои – тоже.
- Это было  лет 10 назад. Сейчас все по-другому. Тебе еще повезло, что у ребят нет проблем с обучением, могло быть все наоборот.
- Ты о чем?  - насторожился я.
              Сестра вздохнула от необходимости объяснять очевидное, и … вероятно не только мне. Слишком уж заученными фразами она стала произносить:
- Чип работает как часть мозга.  На экран можно вывести мыслительные образы, смотреть за усвоением материала, контролировать качество усвоения. Я всегда буду знать место нахождения ребенка.  Можно подавлять раннее половое возбуждение и избежать проблем переходного возраста. Можно корректировать слабое зрение и слух…
- А еще можно, - прервал я, -  использовать направленные  сигналы  для выполнения изменений внутри мозга.
- Влад, перестань повторять эту чушь! Чип во много раз улучшает процессы памяти и скорость обучения. Я не могу допустить, чтобы мой ребенок получал самые  низкие баллы в классе, у меня его тогда просто заберут.  Пожалуйста, не будем об этом. Это очень дорогая операция, мы сами волнуемся.
- Из-за  ее стоимости?
         У сестры дрогнул голос:
- Не мучай меня! Меня достаточно извел свекор. Муж ему вторит. Но, сейчас по-другому нельзя. Появились новые уникальные разработки в области операций на мозге. Они совершенно безопасны.
- Давно появились?
- Точно не знаю.  Лет 10 или 15 назад. Тогда чипы начали вживлять инвалидам. Говорят, что скоро эти операции  приравняют  к обязательным перед младшим звеном обучения. Тогда  она станет еще дороже. А с нами – неработающий свекор. 
           Мне вспомнился  печальный взгляд мамы в то утро, когда она целовала меня перед отъездом. Разговаривать дальше я не мог.  Сестра спросила о жене, детях. Я  коротко отвечал: да - здоровы, да - в порядке, да - собираемся.  Я так  ничего  и не сказал ей о поездке к родителям.


8

                Дальнейшие события  я пропускал через себя автоматически: подготовка к отъезду, остановки в музеях, которые  уже видел, фразы экскурсоводов, которые  уже слышал, приветствия знакомых в пути.  Даже передача контрабанды никак меня не встряхнула. Ожидал увидеть человека, напоминающего Григория или Костю, но за калиткой типового  пригородного домика оказался невзрачный молчаливый мужичок, который кивнул в ответ на мою просьбу, взял посылку  и удалился без церемоний.
            Жена с мальчиками разместилась в отеле и оплатила  новый самостоятельный пешеходный тур со звуковым сопровождением по «комплексному изучению влияния …» уж не помню чего и на что. Все складывалось так, что моего отсутствия могли не заметить, если не придет сообщения с  Льготной  зоны.  Но оно должно  придти, а там уж, кто сложит все мои «минусы», к какой категории меня отнесет, и что предпримет в ответ?  До сих пор  я не предполагал, что могу покинуть касту благополучных и законопослушных обывателей.
              Выйдя из отеля, я отправился на стоянку такси проехал, по скоростной дороге до пункта, откуда шло неширокое шоссе, и ходил только  служебный транспорт раз в три дня.  Таксисту сказал, что еду к руководству зоны. Он не задавал лишних вопросов – вид у меня все еще был  важный и внушительный. Через 5 часов молчаливой езды из-за холмов появились нарядные домики в старинном духе. Окружающая поселение стена (выше человеческого роста) казалась естественным дополнением к избранному  стилю.  Мы  подкатили к единственному входу. Я расплатился и отпустил машину, чтобы дороги назад не было.
             В  служебном кабинете мне навстречу поднялся вежливый  молодой человек. Он не удивился, не возмутился, он был рад помочь, просто не знал, дадут ли врачи разрешение на   внезапное посещение (Кстати, чем вызвана такая срочность?).
                И тогда я сказал правду. У меня большие проблемы с обучением младшего сына. Из-за его низкой «бальности» мне или придется оплачивать  индивидуальное обучение или отправлять его в спец-интернат, но тогда – оплачивать   бесконечные отпуска и поездки  к нему  жены. В любом случае я больше никогда не увижу родителей. Я хочу увидеть их последний раз для очистки совести, для того, чтобы успокоить их на оставшееся время.
               В лице молодого чиновника мелькнуло  вполне человеческое сочувствие. Он посоветовал:
- Отправляйте сына, куда следует, не пробуйте другие варианты – разоритесь и сами попадете на Зоны для временных работников.  Оттуда вы его точно навещать не сможете. С женой не спорьте, пусть думает, как ей нравится.   Пускают  туда не чаще положенного. Так детям легче привыкнуть к новой школе.
- А что с моим вопросом?
- Попробуем пойти вам навстречу.
Отсутствовал он недолго. Вернулся со свежей распечаткой и деловито начал уточнять:
- Вы должны находиться в каникулярном отпуске с женой и двумя детьми?
- Так и есть.
- Идея посещения Льготной зоны у вас возникла спонтанно или это спланированная акция?
Я замялся с ответом. Он продолжил, не дожидаясь:
- Маршрут вашего летнего путешествия случайно или намеренно прошел близко к нашему учреждению?
-Каюсь, не случайно. Я хотел сэкономить на поездке.
- Вы состоятельный человек?
- Да, и хочу сохранить этот статус. Меня пугают предстоящие изменения.
            Мой собеседник удовлетворенно кивнул и снова вышел. На этот раз он отсутствовал недолго и вернулся вместе с   девушкой в форме медицинского работника.
- Ваши родители извещены.  Надеюсь, вы понимаете, что лишнее волнение может сказаться на их здоровье. Вероника проводит вас  и даст основную информацию о нашем отделении.
          Девушка начала «давать информацию» сразу за порогом. Я извинился:
- Можно чуть позже? Хочу запомнить, сестре пересказать. Устал с дороги, не воспринимаю.
- Мы  можем предоставить  вам буклет.
- Это еще лучше.
             Вероника послушно замолчала и пошла вперед, указывая дорогу.
            Наступал вечер, но было еще светло и жарко. Дорожка была обсажена красивоцветущим кустарником, который почему-то совсем не пах. Ярко-голубое небо. Облака, как на картинке.  Стройная девушка в белом, идущая по дорожке к  домику на холме. Рай, да и только.
              Дорожка вынырнула на  главную улицу, по которой с мелодичным звоном прошел трамвайчик.  Это был первый реальный звук в нашем коротком путешествии. Из окон на меня  смотрело несколько пар глаз. Трамвайчик скрылся за поворотом, но внимательные глаза чудились мне в каждом  выходящем на улицу окне. С лавочек в отдалении, с прогулочных дорожек за домами, - казалось,  все смотрели нам вслед.  Все-таки противоестественно собирать  так много пожилых вместе. Взгляд  искал рядом с ними детей, внуков, на худой конец –  собачек.
          Родители уже ждали у дома, торопливо обняли меня и поспешили завести, будто боялись, что отнимут. Мама заплакала, и у меня сами потекли слезы – легко, как в детстве.
- Ты надолго? - спросил отец.
          Я оглянулся на  девушку. Она  ровным голосом пояснила, что поскольку я не предупредил о своем приезде, гостевой номер не готов. Администрация надеется, что я покину городок сразу после свидания.  Вечером  уезжает  с зоны служебная машина, потом придется ждать три дня, а ведь идет время  специального – каникулярного - отпуска. У меня могут  возникнуть  проблемы с отчетом.
             Мать переглянулась с отцом и послушно закивала головой:
- Не надо неприятностей, сынок, возвращайся к детям. Повидались – и слава Богу! Тут немного тесно. Пойди с отцом в садик, посмотри, какие розы мы вырастили.  Девушка мне поможет на стол накрыть.  Ты же с дороги.
             Отец  встал, опираясь на палку, и вывел меня в небольшой внутренний дворик. Убедившись, что мы вдвоем, спросил, все ли в порядке. Времени было мало, и скрывать правду не имело смысла.  Я ответил, что дома беда – Димку признали необучаемым со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отец не удивился:
- И ты того же мнения?
- Нет. Я не верю в это. Просто  ему нужно больше времени и внимания. Но, оказалось, что это стоит больших денег. Моих сбережений  хватит от силы – года на два.
Прости, что говорю. Знаю - помощи ждать неоткуда.
           Отец жестом остановил меня и протянул твердую визитку, которую, оказывается все  это время, держал в кулаке.
- Возьми – это название юридической фирмы. Вижу, оно тебе знакомо – солидное заведение. Там по первому  требованию тебе оформят оплату услуг на  специальное образование. 
- Папа, кто будет платить за это?
- Уже оплатила твоя теща. Она говорила, что это когда-нибудь понадобится.
- Она не была богатым человеком. Откуда?
- Не надо вопросов, нет времени. Здесь, на зоне тоже есть разные способы для заработка.
- Папа, ты знаешь, что она пропала? Что с ней?
- Она дала согласие на участие в экспериментах. Такие безобидные вещи, как влияние рекламы или действие лекарств идут и без нашего ведома. Но для проведения  некоторых нужно сознательное сотрудничество. Оплата идет лишь по результатам.  Только не воображай себе  средневековых  пыток. Это  научные, - запнулся он, - опыты …
- Она жива?
- По ее условиям в случае потери памяти или, как они называют, поведенческой  неадекватности,   должны были применить эвтаназию. Она просила не сообщать Светлане.  Поэтому юрист будет работать только с тобой.  Обещай мне… И держись при этой,- он кивнул в сторону кухни.
- А мама знает про  Инну Олеговну?
-  Конечно, мы встречались перед  этим.
- Папа, вы сможете нас простить и вернуться?
- Вы не выгоняли нас, сынок.  Вернуться не сможем – проблем вам добавим. А здесь хоть какая-то помощь от нас.
- Кому помощь? – не понял я.
           Отец виновато отвел глаза.
- Папа, что вы  еще  задумали?
- Тише. Будь мужиком и разводи «ахи».  Сейчас методики отработаны,  это ничуть не больно, кстати, и платят  уже меньше, но нас-то с матерью двое.  Тебе помогла теща, а твоей сестре некому помочь, кроме нас. Чип вживляется с целью управления и контроля – уж нам-то это хорошо  известно.
- Я не смогу смотреть в глаза детям, когда они вырастут.
- Пусть  сначала  вырастут, иначе, зачем было нам жить. И хватит об этом.  Пойдем в дом.
            Дома на скатерти уже стоял  чайник, печенье и фрукты. И я сел глотать горячий кипяток и куски теста, которые застревали у меня в горле.  Я делал глоток за глотком, пытаясь сдержать слезы, но они все равно потекли.  Мама встала со своего стула, подошла и стала гладить меня по голове. Я уткнулся  в нее, как в детстве. Мне  захотелось насмотреться на ее лицо, но я продолжал прятать  слезы. Отец  начал покашливать.  Вероника демонстративно встала.

          Родители вышли меня провожать. Уже темнело, и они стояли вдвоем в золотистом  квадрате света, падающего из окна.  Пользуясь тем, что моя сопровождающая ушла вперед, я обернулся и спросил:
-  Чем  все закончится?
Мать впервые улыбнулась:
- Тем, что Бог все расставит по своим местам.  Не кори себя, спасай сына. С нами все будет в порядке.
- Обещайте, что вы дождетесь, пока мы сможем вас забрать.
Отец тоже улыбнулся:
- Почему  бы,  нет, если есть, кого ждать?