Диалог с Достоевским - 17b

ВООБРАЖАЕМЫЙ ДИАЛОГ С Ф.М.ДОСТОЕВСКИМ

О национальном самосознании
и межнациональных отношениях,
о вере и неверии, мире и войне
[1978 -1979]

Окончание Части семнадцатой

Ф.М. В Европе мы были приживальщики и рабы, в Азию явимся ГОСПОДАМИ! В Европе мы были татарами, в Азии и мы – ЕВРОПЕЙЦЫ! Миссия, миссия наша цивилизаторская в Азии увлечет наш дух, только бы началось движение! Эта миссия возвысит нас, придаст нам достоинства и самосознания – ведь этого у нас теперь нет, или очень мало.

Стремление в Азию, если б только оно зародилось меж нами, послужило бы, сверх того, исходом для многочисленных беспокойных умов, для всех стосковавшихся, обленившихся, без дела уставших.

Устройте исток воде – исчезнет плесень и вонь. И все переродятся. Даже иная бездарность, с израненным, ноющим самолюбием, нашла бы там свой исход. Часто в одном месте – бездарность, а в другом воскресает чуть не гением.

И знаем ли мы, какие богатства заключены в недрах этих необъятных земель?! Металлы, минералы, залежи каменного угля!..

Пойдут в Азию сначала немногие, но скоро об них придут слухи и увлекут многих. А где в Азии поселится «урус», там тотчас станет земля русскою. Создастся Россия новая, которая и старую возродит, и воскресит, и пути разъяснит.

Г.Г. И куда подевались все ваши вчерашние слова: «православие», «освобождение»? Говорите о «цивилизаторской» миссии, а на деле вынашиваете миссию КОЛОНИЗАТОРСКУЮ, чистейшей воды. Вы ведь хотите, Федор Михайлович, прийти в Азию «господами». Неспроста, видать, неистовый Виссарион сказал когда-то про вас: «Невелика птичка – а ноготок востер!».

Ф.М. Когда в Европе, уже от одной тесноты только, заведется неизбежный и претящий им самим унизительный «коммунизм»; когда целыми толпами станут тесниться около одного очага и, мало помалу, пойдут разрушаться хозяйства, а семьи побросают свои углы и заживут сообща коммунами; когда детей, на три четверти подкидышей, будут растить в воспитательных домах – тогда…

Тогда у нас на Руси всё еще будет простор и ширь, поля и леса, и дети наши будут расти у отцов своих, не в каменных мешках, а среди садов и засеянных полей, видя над собою чистое небо. Да, много там, в Азии, наших надежд и возможностей, о которых мы здесь и понятия еще составить не можем во всем объеме! Не одно только золото там в почве спрятано.

Г.Г. Простите, на минутку прерву… Теперь, когда ваш роман о семействе Карамазовых уже увидел свет, позвольте к нему обратиться. Вот – найду только «исповедь горячего сердца». Здесь звучат слова, уместные к вашему теперешнему «азиатскому» порыву. Потрясающей силы слова! Как будто вы сами себя здесь прозрели. Вот, прошу вниманья:

«… иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала МАДОННЫ, а кончает идеалом СОДОМСКИМ.  Еще страшнее – кто уже с идеалом Содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны».

Ф.М. Я говорю – не одно только золото там спрятано. Но нужен новый принцип. Новый принцип и потребные на дело ДЕНЬГИ нужно родить. Ну к чему нам содержать в Европе столько посольств с таким дорогостоящим блеском, с их тонким остроумием и обедами, с их великолепным, но убыточным персоналом? И что нам там до каких-то Гамбетт, до Папы и его дальнейшей участи, хотя бы и угнетал его Бисмарк? Не лучше ли, напротив, прибедниться в глазах Европы, сесть на дорожке, шапочку перед собой положить, грошики собирать?

А дома бы тем временем собираться, созидаться! Я ведь только в виде аллегории про шапочку сказал. Не то что не унизимся, а разом повысимся, вот как будет! Европа хитра и умна, сейчас догадается и, поверьте, начнет нас тотчас же уважать!

О, конечно, самостоятельность наша ее на первых порах озадачит, но отчасти и понравится. Коль увидит, что мы в «угрюмую экономию» вступили и решились по одежке протягивать ножки, увидит, что и мы тоже стали расчетливыми, увидит, что мы даже дефицитов и банкротств не боимся, а прямо к своей точке ломим, – сама же она придет к нам деньги предлагать: уже как серьезным людям, научившимся делу и тому, как надо каждое дело делать.

Г.Г. Выходит, с Константинополем, Федор Михайлович, вы погорячились? Не такой уж это «вопрос вопросов»? Не клином сошлась на нем судьба России?

Ф.М. Насчет Восточного вопроса я бы вот что сказал. У нас сейчас не найдется, может быть, ни одного политического ума, кто признал бы за здравое, что Константинополь должен быть наш… кроме разве в отдаленном, загадочном пока будущем.

А коли так, то чего же нам больше ждать? Славянские народы мы можем по-прежнему поощрять и любить, даже помогать им чем можно при случае. К тому же, очень-то они не погибнут в какой-то срок. А срок может даже очень скоро кончиться. Ведь мы только вид покажем, что в Европу вмешиваться уже не желаем – там все, без нас оставшись, еще скорей перессорятся.

Матерьял для распрей там есть. Под боком у Германии всё тот же неразрешенный французский вопрос, теперь для нее уже вечный. А сверх того, объединение Германии, оказывается, не только не завершено, а даже грозит колебанием. И социализм европейский не только не умер, а очень и очень продолжает грозить.

Словом, нам стоит только дождаться и не вмешиваться, даже когда звать начнут, но чуть только грянет там у них распря и затрещит их равновесие – разом и покончить Восточный вопрос. Выбрать бы только момент – как было во время франко-прусской бойни – и вдруг заявить: «не желаем-де австрийских захватов в Турции признавать». И разом исчезнут захваты, может быть, и с Австрией вместе.

Г.Г. Очень мило. Просто-таки великолепная картина. Как говорят, «картина маслом».

Ф.М. Вот и наверстаем всё, что на время как будто бы упустили. А потому опять-таки: да здравствует победа у Геок-Тепе! Да здравствует Скобелев и его солдатики! И вечная память выбывшим из списка богатырям! Мы в наши списки их занесем.

Г.Г. Вот оно как оборачивается. Совсем еще недавно, ратуя за «всемирность» России и выступая от ее имени, вы прятали свое лицо под ажурной вуалью: то прикрывались православием, то еще чем Бог пошлет. Поощряя воинственность и захваты, вы на словах пытались уверить, что вам нужна «всемирность, НЕ МЕЧОМ приобретенная». А теперь: «Несокрушимый меч», «Наступательная политика», «Белый Царь всем царям Царь», «Выбрать только момент»…

И опять всё это от лица России, ее именем. Но нет, нет и нет! Вы – это еще не Россия, не ум, не совесть, не сердце ее. Вы – это еще не русский народ. И слава Богу!

Великое счастье, что голос народа русского мало в чем созвучен с вашей фанфарой. А если кто вторит вам – не вводите себя в заблужденье: это ЭХО, всего только ЭХО, хотя б и стократное.

Помните, Пушкин однажды сказал: «и неподкупный голос мой был эхо русского народа»? Вы же, Федор Михайлович, совсем наоборот: весь гений свой приложили к тому, чтоб народ, как послушное эхо, отзывался на ваш голос…

[Заключительный текст Диалога - «Письмо с голубиной почтой» - следует]