24 часа из жизни на Земле

Скинуто. И шкуры распороты. Сегодня день и жизнь, и встречи, и планы. Нет только завтра. Ни для кого. Все живет своим последним сегодня: крутится CD, горят мониторы, спят кошки, работают люди и не работают люди, злятся, ругаются, что-то растет, увядает, опадает… И ничего не останавливается. Движется, движется, движется, час, час, час… Лопнуло – глухо, стукнуло – тихо. Все.
 
00.00
 
Метро, вагоны несутся. Час работы – отбой. Девушка едет, куда? Читает журнал, смотрит рецепты. Будет готовить. Умеет, успеет?
Старая женщина – ночью, откуда? Пальто допотопное, ворот облез, большие мешки, тоже задачи свои. Что-то решится.
Кухня, вино, бутерброды, общага – студенты, завтра экзамен. Сдадут навсегда – не сдадут навсегда.
Двое кричат, ужасная сцена. Расходятся - дуются, вечер испорчен, другого не будет
Дальнобойщик заснул – авария – скорая. Ужасы – кровь, спасают врачи.
Плачет ребенок – нехороший сон, мама взяла к себе…
Клумбы сажают – тюльпаны, утром красиво будет. Муравьи разбежались, личинки несут – разорили гнездо. Беднягам придется новое делать, на сколько часов?
 
01.00
 
Холодная кухня, холодильник пустой. Кусочек колбаски лежит на столе, где-то должен быть хлеб. Рецепты свернуты в трубочку. Они пригодятся, наверное, нет? Девушка спит, четверг.
Книги разложены, старые - новые, редкие. Пустые мешки валяются рядом. Усталая старая женщина… читает. Завтра рано вставать, если все-таки лечь.
Общага, окно, поцелуи, любовь – весенняя, первая, светлая. Девочка любит мальчика. Экзамен в десять.
Земфира поет, надрывает душу, Queen разрывает мозг… Хорошие двое, хорошая музыка. Почему одни? Разные комнаты. Дураки.
Нет родных, истерик и слез. Просто палата, врачи, живое тело… Хирургу хочется спать – нельзя.
«Зачем людям спать? Буду играть…» - проснулся ребенок. Глупый.
Муравьи и тюльпаны: у одних разоренье, у других новоселье. Так бывает, но парни работают, не унывают.
Кажется, дождь.
 
02.00
 
И шевелится жизнь, где-то в недрах земли, песчинка к песчинке. Тяжело и мокро, но так охотно. Новый ведь дом, долго ведь жить, долго ведь? Верится, долго, от личинки к личинки, муравья к муравьишки. И тюльпаны растут, пусть долго растут… Все меняется, но продолжается, жизнь возвращается.
Линия ровная – это сердце. Стоп? Электрошок – врач не спит. Шварк! Сердце стучит, стучит, стучит. Тело живое, нет никого. Но он будет жить. Пока все живут. Целый день.
«И вот все исчезли. Ушли и собаки, и люди. Потом за ними, - луна. Остался лишь отблеск, подобный яичной пленке. Уже светило солнце, в доме сновали женщины»[1] - читала шепотом старая женщина. Кому? Зачем? Это ей нужно? – Нет. Но она читала, всегда читала, все читала.
А девушка видела сны – цыпленка жареного, вкусного фаршированного, масленого, жирного. Надо успеть, успеть и съесть.
А ребенок снов не видит. Он не спит. Лежит тихо и боится, ждет утра и света, и новую машину – мама хорошая пойдет и купит. Он сядет и поедет как большой.
Музыка стихла, просто разные комнаты, и разные одинаковые глупые двое.
Девочка - Мальчик вместе.
Апрель.
 
03.00
 
Дождь, весна, четверг, апрель… Вот это жизнь, кусочек жизни. Ровная тишина. Спят. Девушка, женщина старая, мужчина и женщина, девочка и девочка, ребенок и мама, больное живое тело, врачи, тюльпаны и муравьи не спят. И все живут, и дышат вместе, и сегодня будут жить и дышать. А потом не будут. Все.
 
04.00
 
Светлая темнота – тело проснулось, человек посмотрел, встать не смог, но понял, что сможет. Все болит – значит, все есть. Никого не слышит – только кого-то вроде себя. Это я? Неожиданно, такой вот сюрприз. Сколько проехал, сколько проеду? И ехать куда? Время остановилось, остановиться и мне? Видимость лучше. Очень ясно никого не вижу. Вы найдите меня, я живой и остался жить. Для себя? Хочу ведь для Вас.
Мокрое, грязное, топотом топчется. Это земля и маленькая ступня – девушка ходит, ищет его, не спится больше. Он не потерян – в соседней комнате: вдруг разошлись, пара минут – и чужие кто-то. Носком ковыряет, вспахивает комья – убито три муравья. Девушка хочет мира в себе и в нем. Осталось совсем немного, почти ничего – поторопиться или не надо?
Холодно, свежее холодно - время весна, время новое. Это к чему? Вопросы лишние. Ответов нет. А если без точек, тире и других разных знаков – длинные строчки, одни лишь строчки – и никогда не закончить. Утомительно. Точка.
 
05.00
 
Еще пол часа можно спать. Тридцать долгих минут читать. Будильник давно не нужен, но все же звонит… О чем эти книги? Чужие истории, имена и слова. И жизни чьи-то – своей не случилось. И все уходило – не возвращалось: хеппиэнды, трагедии, разлуки, любовь. Все не свое – настоящее, но в переплете.
Много съедено книг, книгами съедено… что-то.
Старая женщина - нужно пить чай – утро обычное. Можно не пить, но это против обычая. Долгий ждет день, ждет кого? Не ее, и она никогда не ждет никого… Вдруг ее вовсе нет? Глупости – кто-то пьет чай.
Кусочек колбаски – так мало, голодно жутко. И просто убого – по человечески хочется, чтобы уютно. Но собрать себя сложно – бродят где-то кусочки: и работа, и все другое. Время гуляет, не спросив никого и конечно ее. Девушка хочет есть, ну и что? Засыпает опять.
Время светать, солнце думает: выйти или послать?
 
06.00
Отдать все ему – не только себя, все, что захочет и сможет взять. Есть только он – ее почти нет. Ребенок спит, мама готовит завтрак: малыш проснется скоро, и разлука на день. Она хочет быть с ним всегда, скоро не сможет совсем. Решили, так нужно. Умные люди, умные правила, все хорошо. Кто-то придумал это дерьмо. Будьте спокойны: будете вместе, переставая быть. Горячая каша и молоко – все это так не любимо, тогда для чего? Вроде как витамины… Кто-то сказал. Кто-то всегда говорит что-то…
Любимая песня – ужас, побудка, будильник. Сколько шансов продолжить, забить? Нельзя, философия, наука о жизни. Какая нелепость жизни наука. Что-то одно: в десять - наука, в одиннадцать – жизнь. Холодно, кофе исчерпан, в стаканах ночное вино. О чем говорил Бергсон? Сущность и муравейники – это вроде как мы.
Он не пробовал жить? Такая простая сущность любить.
Весеннее мрачное утро, сырая земля, муравьи. Работяги успели, устали, и снова за норы свои…
 
07.00
 
Утро яркое, дымное, вкусное, глубже дышать и чувствовать глубже. Нараспашку окно, подоконник узкий – хочется плыть, летая, не падая, хочется жить и вот она жизнь. «Время мое, - понял мужчина больной у окна, - и все остальное, Я есть значит, есть все…»
Подошли врачи уложили – пусть - легкая светлая грусть.
Какая удача – отличное утро – пивные бутылки – целых пять. Улыбка – и нет зубов – ну и что – маленькое счастье маленькой женщины, старой женщины.
Любит ее и все. И дикие ссоры, и тяжелые сцены, и совсем не похожи и так ужасно похожи. Нет, сейчас он уйдет – не время, наверное, или самое время? Дверь закрылась, ушла она – странно, так рано.
Бедный Ницше все упустил, ничего не понял. Сверхчеловек? К дальним любовь это круче? Не любил ты совсем и сошел с ума. Солнце было везде, разбудило всех, кто все еще спал – забурлила жизнь, общага проснулась. Девушка вышла к мальчику, Ницше опять один…
Ребенок ест кашу – не хочет и плачет, его ждет садик – неприятные люди, дежурные тети, такие же дети, игрушки чужие - ничьи, что-то еще… Главное, чтобы все это поскорее прошло.
Красное утро, тюльпаны встречают тех, кто живет. Доброе утро!
 
08.00
 
Колеса, рельсы, шпалы - движение вперед, назад, по вертикали. И змеи машин, и точки людей – свои цели у всех,  направления. Быстро, так быстро, быстрее еще… Все стоит. Но даже стоя:  звонки – смс – котировки -прогнозы и мысленно планы на день, еще на один, на неделю – тайминг. Можно ехать – зеленый. И так каждый день. Сегодня последний.
 
09.00
 
Десять минут пешком и жизни: без грохота – шума, тоннеля и тесных стен дома. Десять минут и другие стены – рабочие душные. Клочок стола, компьютер, большая чашка – порция кофе. Проснуться, забыться, уйти в монитор, потеряться в Exele… Но это потом. Шесть минут – воздух живой, живые люди и у нее есть он. В этом вся прелесть. Они поругались – пройдет, ничего, солнце слепит смешно – написать, позвонить? Лучше увидеть и все забыть. Турникеты – привет рудники, солнце пока – такая работа.
Скамейку забыли покрасить, другие соседки сочные синие и снова живут,  она доживает чего-то.  Старая женщина хочет присесть, но забывает, стоит. Бутылок здесь нет, кажется, ей все равно, что-то увидела далеко в себе. Кто она? Прошло много лет, осталось немного, законы природы. Зачем было столько книг.
Читают сказку – про то, как жил Человек Рассеянный на улице Бассеянной. «Хорошо ему – он не ходит в садик и кашу не ест. В рукава просунул руки - оказалось, это брюки? Ну и что? Он счастливый – ему можно все» - думал ребенок и рисовал на правой ладони левой рукой: много линий – одни параллели. Пересечения? Бывает - спасение.
 
10.00
 
Экзамен такая мелочь…Ерунда. Но дрожь пошла, сдавать пора. Все остальное прочь: и жажду, солнце, и любовь. Билеты белые лежат – она стоит и долго выбирает, что? По сути все равно – не понимает и не знает ничего. Камю… Сизиф таскает камень. «Про этого несчастного я знаю – удача».
И нараспашку окна – теплой гари мокрый аромат: раствориться не возможно, хочется дышать. Девочка дышит, готовит билет, яркий зеленый воздух – нет больше страха, только любовь. Тот самый мальчик, он ждет на крыльце – кромсает листья – ветку гнет. Молодая липа.
Всего четыре стены, почему не пять и не шесть? Больше углов: прятаться легче. Но от кого, что за бред? Он в больнице живой - все хорошо. Новая жизнь, новое все: больше не ехать и не бежать, только ходить и считать шаги: свои и кого-то рядом. Да, кто-то должен быть рядом: тот самый, кто ничего не должен, но будет. Завтрак – чай, кубики масла, корочкой хлеб – все надо съесть.
 
11.00
 
- Чего ты хочешь? - маленькая девочка две косички спросила нашего мальчика.
- Чтобы не было детского сада и всех людей. Только мама и я.
- Тогда и тебя не будет, и мамы – совсем никого.
- Дура. Мы есть всегда - кричал ребенок и ломал машину. Отвалилось колесо.
Цвели тюльпаны не пахли – просто дышали, муравьи копошились – никому не мешались – жили и тоже дышали. Почти жара, не апрельская и вообще другая.
Душно, и некуда деться: рабочий аквариум, рабочее место. Телефон звонит как будто всегда – отвечает кто-то: очевидно, он. Ну что нужно им и что ему? Самое страшное в целом и в общем: совсем ничего. Обычный процесс с далеким началом, невидным концом. Кто-то включил и выключит кто-то когда-то. Когда? Ну что за фигня, философия… Он давно ее сдал, честная тройка. Работать пора. И где же сейчас она? На работе конечно. Чем, занята?
Сколько уже? Полтинник, думаю, есть – еще пятьдесят: и можно будет сдавать. Старая женщина видела ее вчера: маленький серый линялый квадрат в переплете и надпись в желтую строчку: «Любить навсегда». Сколько таких уже было: любовь-нелюбовь, и месть, и прощение, и жертвы и слезы, счастливые жизни, трагедии-смерти. Было все и будет еще: у них без нее. А солнце все жжет отчаянно жестко и жалко смотрит в глаза. Раскаляет пальто: надо бы снять давно - забывает…
 
 
 
12.00
 
Она подошла не слышно легко и в сантиметре чуть замерла. Стоп кадр большого солнца, зеленой земли и чего-то важного очень. Все было особенно важным: каждый, кто был сегодня рядом, каждый, кто был не рядом, но с кем-то был и каждый кто просто жил. Он стоял для нее и хотел ее видеть и может быть жил для нее. Сегодня. Помолчать, нужно было молчать, чтобы все рассказать. Сантиметр, секунды – больше воздуха, больше. Сохранить и жить дольше.
Мужчина приехал гулять: как нелепо – может и хочет ходить, но больница врачи, и опять колеса. Не машина – инвалидное кресло. Тревожно. Что будет дальше? Полежит, переест все таблетки, завершит процедуры и скажут: живи. Он знает, как хочет, он все обдумал и даже все записал, так давно не писал и клятвенно пообещал – себе, а кому еще? Но обязательно будет кому, если вообще что-то будет. Шанс. Эта радость боится. Он выйдет-забудет, не должен забыть и многое должен.
Шанс. Просто сказать «Привет!». Сначала хотя бы себе.
 
13.00
 
Спать – такая вата в голове, хотя бы память минут, ну десять. Нельзя – и режет монитора свет глаза, но пальцы шлепают слова и заключают их в таблицы. Все методично, без эмоций и, кажется, без головы. Ну, сколько можно этой пустоты? Девушка очень устала в неполные тридцать лет. Работа сушила, к любви привыкала, привыкла – любви не стало. У нее есть он, она у него, а дальше что?
Семь рублей за свежую булку с маком – роскошь, конечно. Но сегодня можно. Умер коллега бомж – напился, свалился… Или не умер – мертвецки пьян. Старая женщина взяла его рюкзак – там десяток пустых бутылок. Даже если проснется – напьется, а она купит книгу и немного поест. Читать или пить? Ей не мешало бы выпить. Но в тех романах герои пьют Мадам Клико. А ее бюджет потянет жестяное пиво.
Спать – ребенку опять пару часов лежать. Он закрывает глаза – тихий час, но никогда не спит. Самое страшное время – совсем один: прикрытые веки, щелочка света: никого не видно – слышно, что нет, ушли в сон.
 
14.00
 
Раскинуты руки-ладони города-монстра, города-сказки. И душно, и воздуха много.
Мальчик и девочка шли рука об руку – дышали-молчали. Дышали грудью, говорили глазами. Все было просто и очень легко. Что дальше? То, что они нарисуют маслом: самые яркие краски. Все ведь понятно: новая формула найдена счастья – один плюс один. Мальчик с девочкой гуляли без цели и почти заплутали: потеряться совсем – узнавая друг друга, все остальное забыть. Эгоизм на двоих.
Так часто дышалось, паника странная: словно воздух кончается – остается все меньше. Окна снова закрыты. Он глупо тишины боялся в детстве и всегда шумел. В больнице только тишина. Ему же хочется кричать и говорить, все объяснить. Медсестры проходят мимо. Время укола еще не пришло. Температуру мерили утром. Кто услышит, пока он молчит?
 
15.00
 
Маленькие домики, куклы – пластмасса, но дети не играют, они так живут. У них свои правила, своя территория. Копия взрослых, чуть получше. Мамы всегда с детьми и папы рядом. Только нюансы: пластмассовые дети.
Ребенок почти не грустил: ведь он был в семье и даже забыл что это игра.
Когда все началось? И переплет сплел жизнь? Она не помнит ничего – одни сюжеты легко пересказать. Старой женщине уже не под силу столько бутылок: что же случилось? Ей стало плохо: воздуха мало. «Ведь если умру – уже ничего не куплю» - пронеслось в голове, и она упала.
У него проблемы – слетели клиенты. Планы срываются, премия тоже. И как же отпуск? Он вкалывал год, чтобы сделать роскошный подарок и улететь на месяц вдвоем. Все летит к черту, воздуха мало – что его ждет? Если уволят – куда он уйдет? Мониторы гудели, телефоны звонили, рабочее место с его родной чашкой и стопкой записок – все это оставить и выйти вон? Почти смертельный приговор.
 
16.00
 
Слюнявое чудо лежит на проспекте – щенок, белый бульдог – тяжко сипит. Девочка – мальчик остановились, споткнулись, вернулись. Щенок не вставал, оставили силы, глаза по-прежнему жили. Девочка гладила мордочку – бульдог почти не дышал. Все еще теплое тело, а жизнь уходила…
Жалость нелепая, но такая острая: а всего то жучок – полз по древесной раме и вдруг свалился, больше не полз и не двигался. Жил своей частной больничной жизнью и вдруг перестал. Страшно, когда что-то случается вдруг – думал мужчина, думал о новой жизни. Хотелось немедленно встать, и прийти к этой новой жизни, убежать от страшного «вдруг». Вдруг … и ты бессилен, и ничего не можешь, и на бегу ломаешь ноги - валяешься без права на то, чтобы встать и вообще когда-нибудь жить. Вдруг… и больше нет твоей жизни. Но жизнь была.
 
17.00
 
Солнце уже не слепило, мягко стелилось, она не хотела смотреть, но приходилось. Спина как будто застыла, смешалась с землей, лицо направлено вверх, глаза видели только небо: высокое голубое дно или начало чего-то. Легкие капли закапали веки: солнце не уходило, дождь похоже прощался. Все было вместе: небо, солнце, земля, вода и даже она, старая женщина впервые жила своей собственной жизнью. Осколки бутылок блестели солнцем.
Скоротать еще час, а потом свобода, домой, мириться и на ночь закрыться. От кого? Ото всех. Чтобы снова найти себя, по кусочкам собрать и опять влюбиться. Конечно в него, девушка знает, что он для нее, он это тоже знает. Но, зная, ушли далеко. Время назначить встречу.
Ручьи бежали по стеклу, ребенок прилип к окну. Детей уже забирают, мамы приходят, он не видит свою. Утомительно ждать и счастливо дождаться. А дождь все шел, хлестал, летал, достался всем, шепнул "привет - пока".
 
18.00
 
Невозможная смерть, очевидная жизнь: пес больше не жил. Девочка, мальчик дышали часто и забирали воздух вместе со всеми. Все почему-то гудело и говорило разом. Стало вдруг страшно. Кто умирает? Шесть часов жизни. Старость планеты, законы природы. Так получилось, не уследили. Воздух уходит, уйдет земля и все заберет – все, даже ползущего муравья, который по-прежнему роет свой дом. Девочка-мальчик вместе стояли и боялись идти, не ходили совсем – берегли свое время, осторожно дышали. А люди бродили, бежали, спасались – кажется, не понимали: нужно застыть. Минус секунда и меньше всем жить, и видеть друга друга, ненавидеть, любить.
Мужчина встал с болью. Он тоже все слышал, он может идти, он свободен: в шесть часов уместить новую жизнь и все успеть… Врачей больше нет, им тоже надо успеть. Рассчитать свою жизнь по часам.
 
19.00
 
Пять часов? Что же делать, это конец. А если все же начать – телефон, вот его имя первое в списке, зеленая кнопка, вызов… Стоп. Все не так.
В пятнадцать он дал ей кассеты – Б.Г и Цоя. Она не пошла на «Аквариум» - приехали «Руки вверх». Потом она слушала только Цоя, его уже не было. Наглый мальчишка, срывал уроки, обычный набор. Они шлепали вместе по крышам, глотали дождь и слушали рок. Он переехал – она осталась, многое поменялось. Конечно, в главном она. Разлюбила крыши и дождь, ходила на джаз, и был только Цой. Нужно бежать.
Старая женщина медленно встала, качнулась, но устояла. «Значит, все есть сейчас, а завтра не будет» - вот незадача. Раз, два, три, четыре, пять – она не знает, что делать. Вернуть время вспять? Ей нечего возвращать. Воздуха слишком мало – наверное, просто гулять и дышать.
Ребенок бродит – их отпустили. Он не нашел свою маму, не плачет, он тоже все знает. Много людей - все ищут друг друга, бегут. Находят - и больше никуда не идут.
 
20.00
 
Они ушли в парк. В первый раз она ему разрешила и снимала сама, раздевала его, они закрывали глаза, отдавали себя и секунды жизни, не дышали почти, берегли О2 и дарили друг другу. Все безвозвратно тлело, листопад смерти, обломаны ветки, проблески жизни – дыханье одно, дыханье вдвоем.
Мужчина был в толпе, рябили чьи-то глаза и тысячи пары рук. Он не очень любил людей, совсем не любил, когда их много. Но сейчас он шел и плакал с ними, они вместе кричали и чужие руки его обнимали, он давно бы упал, но ему не давали.
Большая банка - так казалось, и кто-то накрывал или накрывалось  само? Дно. Там жизнь жила, там жизни вспышка. А наверху решили – смерть и закатали крышку.
 
21.00
 
Разбита любимая чашка, раздроблен монитор – что он творит? Ушли минуты, кислород и нет ее. Расплавился бетон – ни ехать, ни идти, пропала связь – и все молчит. Молчит везде: внутри, снаружи на умирающей земле. Он все забыл. Осталась в дикой пустоте одна она: я должен видеть ее глаза, и как уходит жизнь, и рядом жить, пока жива, с ее телом жить и им дышать.
Старая женщина почти не ходила: маленький шаг - остановка – нужно увидеть все, на что не смотрела и запомнить то, о чем не читала. Она не грустила – все начала сначала. Стало невыносимо больно – кто-то кричал отчаянным криком. Тоска всей земли по тому, что было и мы пропустили, что не сбылось, чего уже нет. А сегодня был последний рассвет. Мальчик кричал, ребенок вечный.
22.00
 
Ручьи людей пошли в большой поток. Не думали о смерти, конечно о жизни, не думали вовсе – доживали чувством. Одним на всех.
 
23.00
 
Лица разные, лица как будто одни. Планета состарилась, но не они. Черная смоль, голубое дно, карие, серые – у всех свои: миллионы глаз видят и смотрят, не переводят взгляд, видят и смотрят друг другу в глаза. В чужие, родные, любимые – теперь они все свои. Люди друг друга нашли.
Мальчик, девочка, мужчина и девушка, мама, ребенок, женщина старая, мужчина больной… Никто не боялся и не спасался и даже уже не прощался. Все были вместе, молчали, любили и медленно жили. Столько секунд еще предстояло всем вместе быть.

 23.59
 Земля  дышала и жила. Пока.


________________________________________
[1] Мигель Анхель Астуриас «Юный Владетель сокровищ»