Доживем до осени

               

                Доживем до осени.

                Николай Нечаев.   
               
1.Полая вода.

        Еще во дворе Ростислав уловил какой-то непривычный шум,который доносился со стороны речки,а когда вышел за калитку, сразу же понял,что там твориться что-то невообразимое.         
 
    --Полая вода пошла.- подсказал, подощедший сзади, дядя Степан,-Ночью прорвало,говорят,три дола: Широкий,Каменный и Сорочий. Пять дней снег в них наливался водой и вот,видишь,не выдержал,покатился вниз. А еще пять наливаются, так что вся неделя будет веселой.

     Они подошли к берегу,к Твердохлебовскому амбару: вся речная пойма была заполнена бегущей водой,которая несла с собой не только  шугу, но и  коряги, жерди,плетни,поднятые с огородов.Одна палка,вдруг, вставала,другая описывала дугу,третья выползала на корягу.Всё это журчало,скрипело,ухало.Только гордые кроны вётел сопротивлялись, они стояли  вертикально,хотя их гнул и  раскачивал  стремительный поток.

     --Страшная сила,все плотинки уже снесло.Заново придется насыпать,-вздыхает дядя Степан.
      -- Всё это в море бежит. Сесть бы в лодку,- мечтательно произносит Ростислав,- И плыть до самого Каспия.

      --Аверьян Фунтиков служил в Астрахани. Наша вода туда доходит среди лета,чуть ли не в августе,-говорит Степан и добавляет деловито,- Гляди не гляди, а на работу надо идти.Пойдем-ка,Ростислав!      

     По дороге к мастерской он рассказал,что чуть свет к нему прибегали: два гроба надо делать.
     --Беженка Володарская умерла, и её восьмилетний сынишка.Осенью они собирали колоски на жнивье,им понравилось.А весной,как только снег сошел,они опять пошли. И ни кто им не подсказал,что весенние колоски – это отрава.В момент, сказывают, посинели от этой каши.

     --Я иду мерки снимать:  ширину,длину, размер в лытках надо прикинуть,а ты доски достань с полатей, рубанком их попробуй зачистить-- они с церковной сторожки, на них грибок зеленый,- наказывал он,собираясь  уходить.               

2.Халамеич..
   
   Не успел Ростислав отстругать две доски,как в мастерскую пришла бригадная учетчица,Клавдия Никитична.
      --Ростислав Перевозников?-спросила она,заглядывая в какие-то свои бумаги,-Распоряжением бригадира с нынешнего дня ты переводишься на ремонт прицепного инвентаря, идешь в  помощники к Добросееву Родиону.Где плотник Степан Андреевич Перевозников?
    
 --Он ушел гробы мерить,-ответил Ростислав.
      --Какие еще гробы?
      --Ну,мерки пошел снимать.
      --Пусть он свои мерки снимает,-ответила учетчица.-А ты,значит,сейчас же иди в кузницу, там тебя ждет Добросеев.Добросеев! Добросеев! -кричит она в соседнюю кузницу,- Подойди сюда! Вот,значит, тебе помощник.Ростислав Перевозников.

     --А если он не хочет со мной работать?-переспрашивает Родион.
      --Как не хочет?-удивляется  Клавдия Никитична.-Здесь он получает половину трудодня,а на ремонте инвентаря я ему буду писать трудодень.Разница есть?

      Добросеева ни кто в селе не звал ни Добросеевым,ни Родионом,а звали по отчеству: «Халамеичем».У отца было труднопроизносимое имя : «Варфаломей», народ его упростил,говорил:«Халамей Петрович».

      Когда Ростислав зашёл с ним за кузницу,где были свалены в кучу старые бороны  и плуги, тот недовольно бурчал:
      --Трудодень!Трудодень! Понимаешь! Носятся они с этим трудоднем,как курица с яйцем. Только об нём и кудахчут.

       Халамеич присел на кучу борон.Правая нога у него в колене не гнется,когда  сидит, она у него торчит впереди,как пушечный ствол перед лафетом.

      --Понимаешь? Какой-то дурак в Москве,конечно,придумал этот трудодень,когда целый день ишачишь,и ничего не получаешь.Да этого умника подложить надо,как поросёнка,кастрировать,одним словом,чтобы такие больше не появлялись на свет божий.А его,наверно,в профессора,в академики двинули,деньги там большие загребает,а сам гомна по настоящему не нюхал.Живет в доме,где нужник рядом: за веревочку дёрнул и вроде бы ничего и не было.

     --У нас в гарнизоне,-вставил Ростислав,- квартира была с удобствами,когда с водой случались перебои,воняло сильно.

      --Ну да ладно,-успокоился малость Халамеич.-Я ведь вот о чем хотел,понимаешь, сказать,что он других учит,как жить.Если бы наш брат, колхозник,только на этот самый трудодень надеялся,его бы давно на погост, вперед ногами, отнесли бы. Понимаешь? Люди ночами работают.Ночами!!! Трудоночь народу осталась. Чтобы с голода не окачурится: одни валенки валяют,другие шьют,третьи с токов зерно тащут.Они там, в Москве, для себя законы пишут.А у нас здесь свой закон: «не украдёшь – не проживешь». Понимаешь? Главное – не попадись. И если придут с обыском,чтобы ничего не нашли. Вот так вынуждены люди выкручиваться.

      Халамеичу гнуться тяжело,нога мешает.Ростислав поднимает борону,тот её подхватывает, осматривает,проверяет – крепко ли стоят зубья.Если есть изьян, борона откладывается в сторону,чтобы потом с ней работать по-настоящем               

3.Обеденная беседа.      
 
      --Ты слышал,Ростик,что Вероника Васильевна умерла? – спросила  мама,когда он пришел на обед.
      --Дядя Степан гробы делает.Завтра,говорят,хоронить будут.
      --Какая нелепая смерть.Мы в одном институте с ней учились, в Минске.Правда, в разное время. Она там всё время и работала.Красивый был город.Мы,когда с ней встречались,всегда вспоминали дни своей молодости,теперь города,наверно, уже нет,развалины остались. Помнишь,как Минск горел? Зарево стояло? Мы успели его проехать.
 
     --Конечно, помню.Кроме нашего Белостока,все города горели.Минск в дыму еще стоял,а вот Барановичи горели синим огнем.Огонь был,как у нас в кузнице.И дядька толстый,усатый бегал с рупором: «От вагонов не убегайте! В чистом поле он вас скорее расстреляет! У самолета пулемет впереди! Прячтесь на обратной стороне, за колесами и за насыпью! У него горючего мало! Он скоро улетит!»   

      --Тебе тринадцать лет тогда исполнилось.Ты только закончил семь классов. Такими были именины.
      --Мам,а Вероника Васильевна тоже бежала,как мы?

      --Она тоже,как и мы,только ключи от квартиры привезла. Мы-то сразу знали куда едем,а она еще по эвакопунктам мыкалась.От огня убегала,чтобы голодной смертью, вот здесь, умереть.И нас такая же участь ждёт.Первое время думали, как пережить зиму. А теперь,думаю, до осени не доживем. Ходила утром к председателю, просила муки-по пуду  он всем выписывает, а на этот раз отказал: «Мельница,-говорит,- сломалась, а везти в Ефремово половодье не дает- плотины снесло,дороги размыло. Пару недель придется вам подождать,немного потерпите.У кого-нибудь в долг попросите.Дорога установится,я вам тогда два пуда сразу выпишу».

     --У нас совсем ничего нет? – спросил Ростислав.
     --На две затирухи еще наскребу.На сегодня картошкой обойдемся.Картошки тоже мало осталось.Скоро сеять,а у нас семян не будет. Что будем делать – ума не приложу.

      --Как-нибудь обойдемся,- успокаивает её сын.-Родственники у нас здесь есть, у них будем просить.
      --Они и так нам хорошо помогли: с одеждой, обувью,если бы не они, мы бы зиму не перезимовали.Тебя вот в мастерскую пристроили.Лишний раз стыдно к ним обращаться.

      -- Может папа аттестат пришлет? Он же обещал.
      --Какой аттестат? Он писем не пишет,жив ли он?Нынче письмо дороже аттестата.  Я бы расцеловала почтальона,если бы он письмо принес!- выкрикнула она с отчаяньем, и расплакалась.

         4.Твердохлебовский амбар.

      Твердохлебовы учительствовали в местной семилетке многие годы.А один из
братьев нашел себе дополнительное занятие – стал заниматься хлеботорговлей. Купцы приезжали к нему,заключали сделки,он скупал у крестьян зерно и перепродавал. Доход был, требовалось хорошее хранилище,чтобы весной продавать подороже.Так и был построен этот огромный амбар,самый крупный не только в селе.,но и во всей округе.Стоит он на  высоком берегу речки, на задах у учительского поместья. Чтобы избежать гнили и сырости, поставили эту громадину на большущие камни, так чтобы обдували его степные ветры со всех сторон, и даже снизу.

     Пришло другое время,власть поменялась,учителей выгнали.В их доме поместили правление колхоза. А в амбар стали засыпать государственный хлеб.Ростиславу запомнился митинг прошлой осени,когда подгоняли к амбару подводы груженые пшеницей, и под аплодисменты пересыпали в амбар.«Этот хлеб – наш вклад в дело борьбы с фашизмом!-кричал районный оратор.- Боец Красной Армии должен быть сытым! Пусть он знает - Родина не даст его в обиду!  Мы приложим все силы, чтобы и дальше крепить мощь нашего пролетарского государства! Да здравствует,товарищ Сталин!  Ура,товарищи!»

      Отец рассказывал,что еще он, в детстве,купаясь в речке, загорал у стен этого амбара.И даже соревновались они: кто быстрее проползет на брюхе между его камнями,и вынырнет на другой стороне.
      
5.Эх,ночка темная.

      Погода стояла ветренная, черные тучки ходили над самой крышей дома,луна изредка проглядывала в вихрястых просветах. Ростислав взял осторожно ведро, боясь,что оно злякнет, взял заранее подготовленный сверток,и вышел со двора через заднюю калитку. До речки каких-то сто шагов, не более.Зады улицы,место тихое и безлюдное, даже днем. Он быстро добежал до берега,и только тут перевел дыхание.
«Кажется,никто меня не видел?»- подумал он,тревожно, и стал быстро разворачивать свой сверток. Достал оттуда сверло,«буравь»,так называет его дядя Степан, вставил деревянную поперечную ручку, и нырнул в мрачное подамбарье.Пополз,осторожно продвигая  перед собой старое  ведро.

      Днище зернохранилища,как он прикинул,должно быть толщиной таким же как стены,из одних бревён,наверно,делали. А это не менее сорока сантиметров. «Подушку под фургон сверлили этим «буравлём», там толщина даже больше была. Значит, достанет».

      Он лег поудобнее на спину, стал приспосабливать сверло.Оно встало с правого бока, в каких-то сантиметрах от земли.Пришлось и ему ложиться набок, чтобы сподручнее было крутить. Главное,чтобы кончик,«буравчик» врезался,а потом он потянет за собой все сверло,тогда режущие грани начнут вгрызаться в дерево,и дело пойдет.

      «Ага,кажется, схватилось». Руки крутят деревяшку у самой земли,но они чувствуют и то что происходит вверху: сверло врезалось, теперь с каждым оборотом расстояние от земли будет увеличиваться,значит удобнее будет работать, значит ближе результат.

       «Полным ведро насыпать не буду»,- думает он наивно, не предпологая,что трудности еще впереди. Уже на руки сыплется стружка.Трудно становится крутить. Пора дать обратный ход, выдернуть сверло,очистить ,и снова вставлять. Но вот беда,он вынул «буравь» и теперь никак не может найти в темноте то отверстие, которое сделал.Он шарит по днищу,оно корявое,буграстое, а дырки нет. Тычет палец в каждую впадину: «Должны же там остаться острые закрайки».Он вспотел, глаза закрыты,они не нужны,за них работают кончики пальцев. Вот,кажется, и нашел, заусеница даже в палец вонзилась,но это пустяки, теперь не придется начинать  всё с начала.
 
    Ростислав вставил инструмент и опять у него пошло дело. Удобнее стало крутить,ручка почти на уровне носа, еще немного и буравчик выскочит с другой стороны бревна. «Вот она  и прошикнулась». Так сказал бы дядя Степан. Сверло стало свободным, его можно загонять вверх по самую рукоять.
      Теперь надо вытащить стержень, подставить ведро и струйка зерна потечет вниз,журча и постукивая о железное дно. Но…В чем дело? Ни какого журчания? Он подставил руку под преполагаемую струю – там ничего не было. Почему?

     «Когда сыплешь сахар в воронку, он тоже задерживается,приходится его проталкивать карандашем.Значит и здесь образуется затор.Значит и тут нужен карандаш.Он должен быть диаметром меньше отверстия, тогда пробка будет разрушаться». Такие размышления помогли разрешить проблему только теоретически.А что надо сделать на практике?

      Чтобы не потерять дырку, Ростислав вставил в неё назад  «железяку». Рядом оставил стоять ведро - уж мимо него он не проползёт. А сам задом,задом выполз из-под амбара. У кромки берега ростет кустарниковая ива,но она сейчас в воде,до неё
не добраться, надо искать выше.Вот лопухи,колючий татарник, полынь. Полынь.. Вот она-то ему и нужна. Полынь с древесным стержнем, у неё стебель тонкий и прочный. Не карандаш,конечно,но пробку пробьёт.

      Он сломал несколько самых высоких веток, удалил зеленые верхушки, и устремился в своё подамбарье. После первых же тычков, его ухо уловило журчание струи: зерно текло нескончаемым потоком. Что и требовалось доказать.

6.Утро,хмурое.

      - Ростик, Ростик, вставай,- будит его утром мама.-Что это за пшеница,которая в чашке,на столе?
      -Это я взял из запасов Красной Армии,-браво прокричал сын,вскакивая по-военному.- В  амбаре хлеб для фронта.Значит там есть и доля комбата Перевозникова! Считай,что это нам папа прислал!

      Затем Ростислав сел на стул,расплакался, и всё ей рассказал.

      -Я думала,что ты у меня еще маленький,- причитала она,обнимая и поливая его слезами,-А ты уже настоящий мужчина, теперь я верю,что мы не умрём,что мы доживем до осени. А там выростит картошка, дядя Сепан дает нам телку – будет своё молоко, и ты поедишь в Ефремово, учиться.А я буду присылать тебе с оказией замороженное молоко,картошку и каравай хлеба. И буду в субботу смотреть на дорогу,ждать,когда ты ко мне придешь,пешком,конечно. Видишь,как мало надо для материнского счастья.

                1992 год.