Улиссандр Двурукий. Глава 18

Глава 18.

Большой Базар, куда больше Бешеного, но при этом, не менее бешеный. Забрёл я сюда совершенно случайно, в бесцельном стаптывании сапог. Утром произошёл довольно неприятный разговор с Лахаме. Да это и разговором, трудно было назвать. Мы внезапно встретились в коридоре, и я осведомился, нельзя ли проводить ярчайшую из звёзд Пальмиры. Звезда не возражала, и мы не спеша пошли рядом. Лахаме молчала, а я, вдруг потерял, обычную бойкость. Какие-то глупые фразы лезли в голову, но тут же, брало сомнение сумеет ли девица оценить их по достоинству. Вконец смутившись от затянувшейся паузы, я ляпнул, вот, мол, и всё, дело сделано и, пожалуй, пора собираться в дорогу. Я, вполне уместно, ожидал возражений, но Лахаме резко вырвав ладошку из моей руки, заявила, - Ну и славно. Давно пора, - и прибавила, нечто вроде, - скатертью дорога. Вот и пойми этих женщин…  Дуры они...
      Ещё вчера, почти сразу, после поединка с Ясиром, я разыскал Али. В руках у мальчугана был ятаган и, если верить его заявлениям – он им славно поработал. Али увязался за мной и как я начинал подозревать, именно его злая воля заманила доверчивого Улиссандра, в сею юдоль чрева. Думается, мы не миновали ни одной лавки со сластями и, хотя за возможность распрощаться с очередным зазывалой, я готов был заплатить любую цену, Али был непреклонен. Похоже, сам процесс торговли нравился сорванцу не меньше чем сласти. Кажется, даже и прожженные торговцы рады были уступить  товар с убытком, лишь бы избавиться от надоедливого покупателя, но не знающий меры Али, продолжал торговаться. За кабу айвы я собирался отдать серебряный аравик, но гроза лавочников, сбил цену до медной шульги, так что покупка обошлась дешевле в двадцать раз. Мне было неловко, маленький же разбойник, распоясавшись донельзя, вытребовал горсть  айвы сверху.
         Честно сказать, с его торгашеским инстинктами, я бы ещё, как - нибудь и смирился, если бы не пытка пробованием. Из заботливых рук, свалившегося на меня бедствия, я отведал айву и инжир, гранаты и курагу, финики пальмирские, кухшонские, нарочинские, персики, не менее десяти сортов, урюк, кишмиш, сладкие пастилки и горе мне, дыни. Дыни были всякие. Они царили на базаре и похоже, мы собирались попробовать все,
- Попробуй Улисс, эта дыня гораздо слаще, чем у того бровастого торговца, лихорадку ему в печёнку, - счастливая мордочка была вымазана по уши и Али едва успевал отбиваться от ос, - ну, лучше?
- Лучше, - покорно согласился я.
- Да ты же, еле надкусил. Разве же так, распробуешь? Учись, - он сладострастно погрузился в сочную мякоть, - э…  да я ошибся. Дрянь дыня. А ты говоришь лучше…   На- ка, откуси, сам увидишь, дрянь.
     Продавец замахнулся на Али, я облегчённо вздохнул, а наказание богов, спрятавшись за мою спину, погрозило доброму торговцу кулаком,
- Ну, и не будем покупать твою дыню. Сам травись, - как же, я был признателен великодушному мальчугану за эти слова, но лиходей, всё испортил, - Вон посмотри, Улиссандр. Вот это настоящие дыни. Увидишь, ты никогда таких не пробовал…
      За дынным развалом виднелся высокий шатёр расшитый семиконечными звёздами. Над задёрнутым пологом, из шатра высовывался шест с болтавшимся на нём, изображением саламандры. Шатёр, вроде, не содержал ничего съестного и одним этим, привлёк моё внимание,
- Погляди Али, думаю в той, высокой палатке, скрываются лучшие яства базара…
-  Улисс, если бы ты не был героем и главным советчиком шейх-ин-шейха, я бы решил, что в голове твоей не больше, чем до момента, когда ты таким стал. Это же, шатёр мага-халдея. Такие есть почти на каждом базаре.
- Обидно, значит там, ничего интересного…  Да и народ, не больно-то, туда рвётся…
- Еще б рваться, одно гадание стоит дороже целой арбы дынь. А вот интересного там, как раз, невероятно много, - глаза мальчика разгорелись.
- А может лучше по дыньке? – упивался я реваншем.
- Да ну их. Никакой сладости. А у тебя хватит денег?
Мы уже подходили, когда полог шатра откинулся и оттуда вышел тучный человек в тугой чалме и полосатой бархатной фарджии. Он машинально кивнул мне, и я обратил внимание, что на отвислых щеках толстяка выступила испарина, а глаза тревожно бегали.
      Пройдя матерчатую прихожую, я откинул песочного цвета ширму, и мы вступили в полукруглое помещение. Средних лет хозяин с медно красной кожей, сидел перед нами, подогнув под себя ноги. На нём была длинная, белого полотна рубаха с узкими в кисти рукавами, а белая же повязка, с неведомыми знаками, охватывала рыжеватые волосы. Веки мага были опущены, он казался не то спящим, не то ушедшим  глубоко в себя.
      Я вежливо кашлянул и сочно бирюзовые глаза вперились в нас. Стало не по себе. Я даже слегка поёжился под этим пристальным взглядом. Может, лучше было уйти, пока не поздно? Но за стенами таинственного шатра, раскинулся базар, а новой пытки лакомствами, я бы не выдержал. Оставалась надежда, что мрачная атмосфера, слегка усмирит моего мучителя и хотя бы на время ослабит его чудовищный аппетит.
       Красноватое лицо мага было совершенно неподвижным, как и изогнутая складка губ, когда он произнёс,
- Что привело скрывающего своё нутро и маленького обжору?
Однако, -  подумал я
На мне был неприметный грязно-серый халат и чалма с фальшивой бородой. Скромному Улиссу не хотелось привлекать внимание ещё не успокоившихся  горожан.  Маскарад, как обычно подвёл.
       Не дождавшись моего ответа, Али вмешался в разговор,
- О, имеющий дело с неведомым, мы хотим знать будущее.
Это было не совсем точное заявление. Лично я, никаких пророчеств не жаждал, и пришёл сюда, лишь для развлечения. Нет, не то чтобы,  собственное будущее меня совершенно не интересовало…  Напротив. Но я имел дело и с куда более серьёзными ясновидящими, чем ярмарочный шарлатан и даже их предсказания не сбылись.
     Губы мага остались по-прежнему сжаты, а ровный голос, неизвестно откуда исходящий, долетел до нас,
- Один человек – пол золотого бактра.
Ого, за бактр можно было приобрести кровного жеребца. Действительно не слишком дёшево. Однако, ещё утром, Великий Евнух написал записку в казначейство, где меня, более чем щедро, снабдили деньгами. Что ж, пусть будет пол бактра…  Впрочем, я был не один, а Али, несмотря на побледневшие щёчки, попробовал торговаться и тут,
- Мой господин прожил долгую жизнь, - заявил маленький льстец, - и она наверно стоит  золотого. Но я-то, ведь ещё не очень большой, и ты  почтенный, мог бы сбросить хотя бы десять аравиков…
Маг не стал препираться. Равнодушно опустив глаза и по-прежнему, не разжимая рта, он молвил,
- Уходите.
Пришлось вступить в переговоры и мне,
- Достойный маг, я всего лишь скромный ремесленник и меня если и интересует будущее, то только касаемо цен на глиняную посуду. Погадай моему спутнику.
Каким-то, почти незаметным движением, халдей поймал золотой и тут же, поднялся на ноги. Его белая, почти закрывающая босые ступни рубаха, с боков имела разрез до бёдер. Он потянул за болтавшуюся в самом центре шатра, бронзовую на медной цепочке чашечку, и опустил ёё на расстояние трёх футов от пола. Войлочный, покрывавший весь пол матрац, в центре был украшен круглым плетёным из волокон финиковой пальмы, ковриком. Коврик находился прямо под бронзовой чашечкой, на которую маг установил глиняный трёхрожковый светильник. Затем он удалился за ширму в углу и надолго пропал.
     Али сидел, вцепившись ручонками в колени и лишь изредка, с тревогой поглядывал на меня. Я подмигнул испуганному мальчишке и он, храбрясь, состроил мне рожицу,
- Правда, лучше, чем дыни?
Я начинал в этом сомневаться.
Из-за ширмы раздалось монотонное бормотание и наконец, появился обтянутый белым зад, а вслед за ним и сам, пятящийся маг. Семеня босыми пятками и через каждые три шага чуть-чуть приседая, он так, задом наперёд, и добрался до коврика. В руках рыжий халдей сжимал две шкатулки. Одна, та что поменьше, с таинственной пентаграммой на крышке,  была из кованого серебра. Вторая, совершенно гладкая, была изготовлена из отполированного орехового дерева.
      Пав на колени, маг осторожно поставил шкатулки на войлок и резким рывком сорвал плетёный коврик. Как выяснилось, под ним находился медный круг, разбитый на части выцарапанной семилучевой звездой. В вершине лучей были выгравированные те же непонятные знаки, что и на повязке схватывающей волосы мага.
       Бормоча нечто, как я полагаю, очень умное, маг откинул крышку большой шкатулки. Внутри она оказалась покрытой белой холщовой прокладкой и разделённой на отсеки с непонятными предметами.  Взяв оттуда крохотный замшевый мешочек, халдей развязал шёлковую тесёмку и высыпал на ладонь малость белого порошка. Затем, слегка приподнявшись, он осторожно струсил порошок в центральный рожок светильника. Крохотный огонёк заискрил и сладковатый запах ладана, можжевельника и алоэ наполнил шатёр. Пробубнив очередную мудрёную тарабарщину, маг благоговейно поставил маленькую шкатулку в центр медного круга и откинул кованую крышку. Серебряная шкатулка доверху была наполнена чёрной, жирной землёй.
        Расширившиеся глаза Али неотрывно следили за плавно манипулирующими руками, а зубы, еле слышно, постукивали. Я подбадривающее положил ему руку на плечо, но обычно беззаботный сорванец, лишь вздрогнул, не отводя устремлённого на мага взгляда. Я начинал всерьёз жалеть о дынях.
      Тем временем, маг извлёк из ореховой шкатулки кинжал чёрной луристанской бронзы с выступающим посреди клинка ребром жёсткости. Держа кинжал обеими руками, предсказатель коснулся губами выгравированных на нём, непонятных знаков и зашептал: Агла, Агла, Он Хелу, Апшу, Хайя Келлион, Адонайя йа-йа-йа, Илу, Агла агийа, Лахме, Лахме, Семиол, эйа-эйа, Садаон.
     Медленно отстранив лицо от кинжала маг, устремил блистающий небесной чистотой взор на Али и всё так же утробно, произнёс,
- Руку мальчик…
Али протянул дрожащую ладошку. Халдей, с силой сжав её, мгновенно полоснул, до прозрачности отточенным остриём, по мизинцу, чуть дёрнувшегося мальчика. Алая бусинка показалась из ранки и, набухая под давящими пальцами ворожея, сорвалась прямо в шкатулку. Маг продолжал жать палец  Али и ещё несколько капель крови впитались в жадный чернозём.
      Отпустив, уже донельзя перепуганного мальчишку, колдун замер, уставившись в содержимое шкатулки. Там происходило нечто занимательное. Земля, вкусившая крови, оживала. Она  зашевелилась, и крохотные волны ряби, пошли по ней. Внимательно следя за процессом, я минуты через три заметил, что земля в шкатулке словно закипела. Набухая и пенясь, она поднималась подобно дрожжевому тесту. Неожиданно, в чёрной пене появились белые крапинки, делающиеся всё больше и больше. Они росли и вот уже прозрачно-белый червячок, судорожно извиваясь, выбрался на поверхность.  Следом появились другие. Они кружились, сворачивая и распрямляя, обтянутые лоснящейся кожицей тела. Одно бледное, кольчатое тельце, вытанцовывая на хвосте, оказалось, почти вертикально стоящим и тут же, сорвавшись, вывалилось из шкатулки на медный лист. Сверху, прямо на него, шлёпнулся ещё один слизняк и скоро земля в шкатулке успокоилась, а червячки стали расползаться в разные стороны. Внутри стекловидных червей была видна, ритмично пульсирующая, крохотная алая точка. Движение существ, соответствовали этому ритму.
        Самый жирный, едва нелопающийся червь, вдруг, судорожно сжался и замер. Алая точка в нём погасла, а тело его тут же треснуло и растеклось прозрачно-молочной каплей слизи. Один за другим опарыши теряли скорость  умирая в агонии. И только последний, судорожно лез вперёд. Он извивался всем телом, сжимался в пружину и выгибался дугой, но продолжал ползти. Чуть больше дюйма оставалось герою-путешественнику до края диска, и я заметил, что пульсирующая точка в нём, мигнула и потухла. Нет, она снова вспыхнула. Червячок изогнулся всем телом, словно вставая на дыбы и,  рухнул, свернувшись в  клубок, который тут же растёкся по выгравированному на меде знаку  « фита».
       Вот так и мы, - с видом заправского софиста, подумал я, - ползём-ползём по жизни, извиваемся, мечтаем вырваться за пределы круга, вырваться из предначертанного, а кто-то, забавляясь, делает на нас ставки…
       Халдей в задумчивости, долго разглядывал трагическую картину, а затем заговорил обращаясь к Али,
- Долог твой путь и страшен. Слаб твой восток – самиель и будешь ты вечно одинок и не познаешь отцовства, а скитаться будешь по свету. Могуч твой запад – самаёль и познаешь ты власть, но не избегнешь позора и рабства. Нет тебе севера – габлиеля, и не будешь ты ни беден, ни богат и не будет тебе до этого дела. Мал твой юг – зафкиёль, и мала к тебе милость богов. Но далёк твой  дважды восток – хюриель и война всюду будет с тобой…  И совсем необычен твой трижды восток – раваёль, а потому, долог твой путь и страшен…
       Вряд ли  Али понял хоть слово из этой  абракадабры, но зябкая дрожь, сотрясала всё его тщедушное тельце.
- И ещё, - продолжал злобный фокусник, - восток владеет тобой, но повязан ты с западом. Вот он твой запад, - жилистый палец колдуна устремился прямо мне в лицо.
       Маг замолчал, а я прижал к себе, трясущегося Али. Я негодовал…  И на этого полоумного фигляра, запугавшего мальчишку бессмысленными, но многозначительными пророчествами, и конечно, на себя. Похоже, моя, на первый взгляд, невинная хитрость, может обернуться нешуточным потрясением. Халдей, вроде и не сообщил ничего важного,  но сумрачное помещение, сладковато-приторный запах благовоний, загробный голос и таинственные манипуляции, наполнили тревогой даже меня. Не верилось, что за матерчатой стеной ярко светит солнце, и снуют живые, возбуждённые люди. Если уж мне, не больно-то уютно здесь, что должен был испытать  тринадцатилетний мальчуган. Без сомнения, необходимо как-то развеять тягостное впечатление от гадания. Я признательно кивнул халдею,
- Как глубоки твои пророчества, мудрейший из магов! Они способны наполнить радостью любое умудрённое сердце. Чего  лучшего можно пожелать мужчине, как ни долгой жизни проведённой в боях и не обременённою женой и детьми? Мы искренне благодарны тебе…
     Али заворожено посмотрел на меня и рядом с тоской и сомнением в распахнутых его глазёнках, засветился радостный лучик,
- Значит, всё будет хорошо?
- Конечно. Я бы, услышав такие предсказания, прыгал от счастья…
Маг сурово оборвал меня,
- Предсказание – не закончено…  Даль подёрнута туманом и виднеются, лишь смутные контуры, но слушай отрок, что ждёт тебя за порогом шатра.
  -   Ты мал и не успел ещё обзавестись серьёзными пороками, но крохотных слабостей накопил больше, чем иной за целую жизнь. И знай…  что останься, твои слабости с тобою, проживёшь также долго и будешь счастлив и богат, и покой будет в твоём доме, и правнуки будут елозить вкруг тебя. Но, исполнится пророчество, и не будет всего этого, ибо отринешь ты слабости свои, навек отринешь. Всю жизнь, прямой, как стрела, ты будешь мчаться куда-то, не глядя на уют и комфорт. А за спиной твоей будет маячить совесть. И не сбежишь от неё. Ибо страшен человек без сердца, а ты, сам вырвешь и растопчешь его. Ты сам изгонишь слабости. Ты сам отринешь жизнь.
       Он замолчал, а голубые глаза его, словно подёрнулись туманной дымкой. Казалось хмарь заволокла ясное небо и молнии сверкали в клубах дыма.
      Маг очнулся и с нескрываемым трудом, продолжил,
- Ты откажешься от слабостей, ибо из-за них погибнет твой друг и лопнет твоё сердце. Знай, не окончиться ещё и ночь, а друг твой будет уже лежать без дыхания, и проклянешь ты своё чревоугодие. Запомни мои слова. Не будет в тебе слабостей, и жизни в тебе не будет.
         Я вскочил и насильно поднял окаменевшего, с зареванным лицом Али. Дёрнуло ж меня, привести мальчишку к этому бессовестному лгуну,
- Мошенник! Да постигнет тебя столь же славный конец, что и твоих помощников, - я гневно указал на высыхающие лужицы слизи и потащил Али прочь.
Тихий смех слышался за моей спиной,
- С тебя, почтенный гость востока, я платы не прошу, хотя ненароком открыл и твою судьбу.
Злобно откинув полог, я выволок Али из смрадного шатра. Дыни по-прежнему крыли базар желтизной, но на все мои уговоры, бывший лакомка, отвечал отказом,
- Я не хочу дыни…  Я не люблю виноград…  Меня воротит от  нуги…
Упрямства Али и без потрясений было выделено на десяток ослов, сейчас же, он заткнул за пояс даже меня.
          Смирившись с поражением, я покинул базар, А бежавший рядом Али, ни на мгновение не отпускал мою руку. Похоже, малец  совсем отпущенным ему природой тщанием, решил охранять мою жизнь. И спасибо за это проклятому магу.