Заметка о романе Будьте как дети

В настоящем исследовании не обсуждается вопрос о том, являются ли симметричное шифрование и экспертные системы существенно несовместимыми, а вводятся новые гибкие симметрии (Корчеватель). Действительно, активные схемы и виртуальные машины уже давно объединяют таким образом [Gayson, 2000]. Основной принцип этого решения – усовершенствование общей схемы. Недостаток же этого типа подходов состоит в том, что ключевая пара «общественное-частное» (public-private) и красно-черные деревья редко совместимы, поскольку обычные методы визуализации RPCs не могут быть применены в этой области [Johnson and Jackson, 2001]. Тем самым, нет причин игнорировать электронные модальности как одно из средств для оценки улучшения иерархических баз данных.
«Корчеватель: алгоритм типичной унификации точек доступа и избыточности», некто Жуков М.С.

Дорогой Джеральд, - ответил я. – Леди Алрой была самой заурядной женщиной с манией к таинственному. Она снимала комнату, чтобы доставлять себе удовольствие ходить туда под густой вуалью и выставлять себя героиней какого-то романа. У нее была страсть к загадочному, но сама она была не более как Сфинкс без загадки.
«Сфинкс без загадки», О. Уайльд

Он не был чародеем и в танцах ничего не понимал…
«Пляски на могиле», Король и Шут

Мне думается, что очень многие книги писались их авторами в том числе с целью выказать себя более хорошими писателями, чем они сами себя считали. Здесь уместно сделать поправку, что понятия «хороший писатель», на мой взгляд, не существует. Если угодно, многие из них старались представить данную конкретную свою книгу более лучшей, чем она есть по своему материалу. А чтобы представить текст более умным, запутанным и интеллектуальным, нет способа проще, чем поломать линейное изложение сюжета и перепутать даты местами, чтобы у читателя слегка закружилась голова от смены времен повествования.

Наверное, с большинством читателей этот нехитрый ход дает свои плоды. Однако если из тысячи человек девятьсот девяносто девять будут считать песок более плодородным, чем чернозем, а оставшийся один индивидуум будет считать иначе, прав будет, как это ни прискорбно для всех баранов в мире, именно этот индивидуум. Посему рассмотрим события романа В. Шарова «Будьте как дети» (премия «Книга года-2008» в номинации «Проза») в хронологической последовательности.

Итак, в 1591 году в городе Угличе младший сын Ивана Грозного царевич Дмитрий таинственно погибает при игре в ножички. Сам ли он зарезался, или его зарезали – неважно. Спустя некоторое время царевич был причислен к лику святых.

20 сентября 1832 года в селе Солотцы Самохинского уезда в семье обедневшего священника Христофора Перегудова, «который из-за пьянства и нерадения остался без места и снова впрягся в тягло» (В. Шаров, «Будьте как дети», М., Вагриус, 2008 г., стр. 64), родждается третий ребенок, окрещенный Евлампием.

В 1848 или 1849 году, когда Евлампию шестнадцать лет, на ярмарке в соседнем селе цыганка гадает ему, «что в жизни он порешит девять человек, причем многих убьет легко, безо всякого сожаления, будто кур зарежет» (там же, стр. 65). Вскоре Перегудов становится членом шайки лесных разбойников. Он убивает случайно попавшегося под руку коробейника, чтобы показать, что убить для него – раз плюнуть. Затем Перегудов приканчивает гвардейского поручика, обороняющего обоз из Перми, на который напали разбойники. Вскоре Перегудов кокает свою зазнобу Катьку, а спустя некоторое время юного ублюдка вяжут при попытке завладения почтовой каретой с большой суммой денег.

12 января 1850 года Евлампий приговорен Самохинским уездным судом (стр. 64) к каторге (стр. 67). Странным образом следующие три с половиной года его на каторгу не отправляют. Автор никак не объясняет эту гигантскую затяжку времени, оговорившись лишь: «с Перегудовым что-то тянули, а напарнику в месяц вынесли приговор: он получил двести ударов кнутом, был клеймен и в кандалах отправлен в Нерчинские рудники» (стр. 67). Это первая необъясненная автором странность хронологии его текста.

Как бы там ни было, осенью 1853 года по случаю начала Крымской войны объявляется дополнительный набор рекрутов, и жребий среди прочих падает на старшего сына старосты одного богатого близлежащего села. «За большие деньги он выкупил Перегудова из острога и сдал его в солдаты вместо сына» (стр. 67).

Почти пять лет Перегудов воевал на Кавказе (стр. 67).

Осенью 1854 года во время боя на берегу Сунжи Перегудов спасает жизнь командовавшему русскими войсками полковнику фон Стасселю (стр. 68-69). Сам Евлампий получает ранение. За это он получил солдатский Георгиевский крест и был произведен в унтер-офицеры, однако полгода лечился, будучи на волосок от смерти.

В 1855 году Перегудов отправляется на богомолье в Кирилло-Белозерский монастырь. Подумывает он и о постриге, но покамест не уверен в этой мысли, и старец Феодор говорит ему, что «пока человек колеблется, будто былинка на ветру гнется туда-сюда, уходить из мира он не должен. Господу от его души пользы не будет» (стр. 69).

В сентябре 1857 года Перегудов возвращается в Москву и нанимается швейцаром в «ресторацию на Неглинной» (стр. 70). Написав это, автор тем самым явил нам вторую странность хронологии своего романа. Напомню, на 67 странице сказано, что Перегудов почти пять лет провоевал на Кавказе. Набор рекрутов, в ходе которого он заменил сына старосты села, был объявлен осенью 1853 года (стр. 67). Следовательно, хорошо если в конце 1853 года Евлампий начал воевать на Кавказе. Однако с конца 1853 по осень 1857 года не проходит и четырех лет, так что вовсе неясно, отчего Перегудов воевал на Кавказе почти пять лет.

Далее описывается, как в ресторацию пришел мелкий полицейский справляться о новом швейцаре. Евлампий решил было, что всплыли его пермские убийства, однако на деле вышло, что фон Стассель вспомнил о нем и решил отблагодарить. «Стассель сообщал, что месяц назад он высочайшим указом назначен губернатором в Якутск, и, если солдата не держит в Москве ничего неотложного, зовет его с собой» (стр. 72). И все бы ничего, но на странице 71 указано, что полицейский пришел к хозяину ресторации в конце мая 1857 года, тогда как нанялся туда Перегудов лишь в сентябре (стр. 70). Это третья странность хронологии.

К весне 1858 года (стр. 70) Перегудов решил, что хочет стать монахом. Однако в сентябре 1857 он отвел себе ровно год, чтобы обдумать слова отца Феодора. Все же Евлампий никак не мог выбрать между монастырем и Стасселем, а потому поехал к старцу. Феодор сказал ему, что «если он, Евлампий, сумеет обуздать свое нутро, то в Якутске куда лучше послужит Господу, чем приняв постриг» (стр. 72). В итоге Перегудов едет к Стасселю. Официальной должности он не занимал, но полномочия имел большие, жилось ему хорошо, был он что-то вроде чиновника по особым поручениям при губернаторе.

Поздней осенью 1859 года (стр. 73) Стассель привез из Петербурга молодую жену, дочь купца Баташова. Она не очень-то жалует Перегудова. Портятся отношения и между Стасселем и Евлампием.

В ночь с 3 на 4 мая 1863 года (стр. 78, 79 и 61) случается несчастье. Решившие по пьяни поупражняться в ближнем бою с холодным оружием губернатор и Перегудов заигрываются, и второй первого случайно убивает, после чего бежит, куда глаза глядят. После путешествия по речным просторам он попадает к энцам, которые долго его выхаживают. В конце мая (стр. 78) 1863 года (стр. 61) Перегудов самостоятельно выходит из чума.

22 июня 1863 года Перегудов зачем-то убивает шамана энцев Ионаха (стр. 78, 83). В чем была причина такого агрессивного поведения Евлампия, я так и не понял. Впрочем, в тексте романа сказано, что Перегудов почти тут же после убийства взял себе в жены жену шамана Белку (стр. 83), что, вероятно, может послужить объяснением поведения Перегудова.

В конце 1863 года (стр. 83) энцев постигает моровая язва. Несчастные туземцы, к тому времени уже обращенные убившим их шамана чужаком в его веру, начинают гибнуть. Перегудов долго молится за них, и эпидемия отступает (стр. 83-84). Евлампий остается у энцев и продолжает проповедовать им христианство.

В первой половине 1870-х годов (стр. 61-62) его проповеди меняются. Он все более строг к себе, а энцы в этих проповедях «ничего, кроме кощунства и глумления над Божьим посланником, человеком, принесшим им истинную веру» (стр. 62), не видят.

Начиная со второй половины 1880-х до середины 1890-х (стр. 62 и 63) Перегудов спасает пятьдесят пять человек из числа сосланных на каторжные работы революционеров. Именно они восполняют уменьшившиеся после моровой язвы ряды мужчин племени.

В середине июня 1884 года «с юга по Лене на четырех баркасах к энцским становищам приплыла усиленная жандармская команда численностью около семидесяти человек» (стр. 89). Жандармы прибывают в том числе и для того, чтобы «изловить бежавших с каторги и из ссылки государственных преступников и наново водворить их на прежние места отбытия наказания» (стр. 89). Тут мы наблюдаем четвертую странность хронологии повествования. Как следует из цитируемого отрывка, жандармы прибыли за бежавшими каторжниками уже в июне 1884 года. Между тем на странице 63 указано, что пресловутые пятьдесят пять человек Перегудов спас до середины 1890-х годов и ушло у него на это восемь лет. Более того, на странице 62 написано, что участие Евлампия в русской революции началось во второй половине 1880-х годов. Таким образом, первые каторжники нашли у Перегудова приют только после 1885 года, и вовсе непонятно, как это жандармы приехали за ними уже в первой половине 1884 года. Как бы там ни было, жандармы были обращены в бегство, а Перегудов все более утверждается в мысли, что энцы и есть избранный народ Божий (стр. 89).

В связи с этой своей убежденностью Евлампий несет какую-то изумительную чушь про то, что «волхвы – предки не только Ионаха, но и всего их племени и именно они были истинными учениками Христа» (стр. 92). Между тем, как известно, первыми учениками Христа были братья Симон (Петр) и Андрей (Мф.: 4, 18-20). Думается, эта истина известна всем, читавшим Новый Завет: ученики у Христа появились именно после Крещения. Однако Перегудов, не имевший все эти годы жизни у энцев связей с христианским миром, очевидно, окабанел, впал в гордыню и принялся придумывать всякую ерунду в духе того, что «их учитель – сам Христос, со времен Вифлеемской звезды они – Его собственный народ» (стр. 92), и тому прочие идиотизмы. Здесь я хочу оговориться: я не собираюсь оспаривать мысли героев (в том числе и религиозные) как противоречащие каким-то моим убеждениям. О своих убеждениях я в данной заметке вообще говорить не собираюсь. Высказывания героев (в основном религиозные) я буду подвергать справедливой критике тогда, когда эти высказывания будут идти вразрез с учением православного христианства, так как большинство героев книги автором преподносятся как старательные последователи этого учения. На самом же деле большинство из персонажей книги чудовищно перевирают основы христианского вероучения, и именно на это я и буду обращать внимание.

Итак, Перегудов к христианству имел весьма отдаленное отношение. Убив кучу народа, не покаявшись в последнем убийстве на исповеди и не понеся заслуженного наказания, подобный персонаж, разумеется, не мог бы рассматриваться Церковью как христианин. Кроме того, сами слова Евлампия частенько отдают ересью.

В конце 1880-х годов «энцы по предложению Перегудова на высоком правом берегу Лены, на мысу, прямо над водой решили возвести часовню Пресвятой Богородицы». «Церковка вышла небольшая, но очень праздничная» (стр. 94), а сделана она была изо льда.

В 1901 году в Сентеньи под Парижем (стр. 154) Ленин оказывается на балу жертв якобинского террора и там, глядя на танцующие пары, задумывается о языке жестов и движений тела. Следует оговориться, что «Будьте как дети» это художественный роман, а потому и Ленин и прочие исторические персонажи тут не документальные, а такие, какими изобразил их автор.

До 1913 года (в 1913 году героиня уже вышла замуж – стр. 211) героиня по имени Дуся (московская гимназистка) «примерно лет с пятнадцати… начала все более и более напряженно интересоваться ушедшими в скит затворниками и отшельниками, однажды даже призналась матери, что хочет, чтобы какой-нибудь старец начал ею руководить» (стр. 209). В Оптиной пустыни она знакомится и начинает исповедоваться у старца Пимена. Его слова о том, что на исповеди не нужно скрывать свои грехи и что без пастыря сложно знать, идешь ли ты верным путем, Дуся запоминает на всю жизнь (стр. 209-210).

Около 1912 года имеют место несколько извращенные отношения Дуси и молодого священника отца Николая, ее бывшего учителя словесности. Год я высчитал примерно: со страницы 211 известно, что Дуся вышла замуж в 1913 году, а указанные отношения имели место незадолго до ее брака. «Смешав собственные фантазии с историями сестры, она в храме перед Богом принималась не спеша и обстоятельно каяться. Она не упускала ни одной мелочи, ни одной скабрезности, наоборот, всячески их смаковала. Наверное, отец Николай и вправду когда-то был к ней неравнодушен, потому что сейчас, забыв, что он священник, а она кающаяся грешница, затыкал уши, буквально умолял ее прекратить, замолчать…» (стр. 206). «Про Дусю правильно будет сказать, что она девочкой уже была ****ью» (стр. 207). Эти извращенные отношения прерываются замужеством Дуси (стр. 208).

В 1913 году Дуся заканчивает Третью гимназию в Москве (стр. 30). В этом же году, после венчания, Дуся с мужем переезжают в Псков, где он получил должность чиновника по особым поручениям при губернаторе (стр. 211). Там Дуся играет Корделию в постановке «Короля Лира» известного театрального режиссера Слипавского.

В 1914 году у Дуси рождается первенец – Сережа (на странице 41 указано, что в 1927 году ему было тринадцать лет).

В сентябре 1914 года (стр. 7) Ставка верховного командующего ввела в бой резервы: в губернских городах толпы побили витрины магазинов, где хозяевами были немцы. При чем здесь Ставка, я так и не взял в толк: с равным успехом можно утверждать, что погром летом 2002 года в Москве после поражения сборной России по футболу от сборной Японии был введением Правительством РФ в бой резервов.

В 1915 году (стр. 244-245) некто по имени отец Никодим собирается идти на фронт полковым священником, но так и не идет. Судя по данному факту, на тот момент он уже был рукоположен в сан.

В 1916 году (стр. 41) зачат второй сын Дуси, Боря.

Перед революцией (стр. 96) Перегудов совсем расклеивается, все более и более убиваясь из-за своих грехов. «Видя, как ему плохо, энцы тогда разуверились, что отсюда, с берегов Лены, Господь их слышит, и, подобно тысячам тысяч до них, решили искупить кровь кровью – за жизни, загубленные Перегудовым, отдать свои. Бросив, оставив оленей, чумы, пострадать, пожертвовать собой за всех несчастных, а потом идти в Иерусалим, в Святую землю и обратиться к Всевышнему уже оттуда» (стр. 96). «Произошло то, чего Перегудов так боялся. С того дня, что Господь судил ему присоединиться к племени, Перегудова не покидал страх, что когда-нибудь они решат заменить слово делом. В его жизни недеяние было одним с невиновностью, любое же дело, наоборот, целиком связано с кровью, замешано на крови, кто бы и на что ни надеялся» (стр. 96). В последних строках точно сфокусирована, на мой взгляд, главная слабость Евлампия – убив многих человек, он не сумел оправиться от стресса, травмы, которую усугубляла в его психике каждое новое убийство, а затем и обращение к религии. Как и многие люди, пришедшие к исповеданию христианства, имея значительный жизненный опыт, он стал суров к делам молодости – неважно, чьей. К сожалению, подобные ему новообращенные часто бывают убеждены, что молодость всех окружающих полна такими же греховными помыслами и устремлениями, что и их собственная. Перегудов и вовсе дошел до того, что неделание стало в его глазах одним с невиновностью.

В 1916 году(стр. 250) Дуся узнает, что у ее мужа роман с очередной медсестрой. Она тоже начинает изменять мужу – делается любовником брата своей подруги по гимназии. До того Петр Игренев, ее муж, трижды подавал прошение о переводе на Кавказ. Однако лишь сейчас, чтобы Игренев никому не досаждал, его дядя, военный министр Сухомлинов, откомандировывает племянника на Кавказ.

В ноябре 1916 года (53 стр.) глава Синода Саблер на докладе у Императора говорит, что подданным необходимо дать понять, что Его Величество одинаково любит их всех. Особенно Саблер настаивает на том, что в таком знаке нуждаются старообрядцы. В ответ на вопрос, что он предлагает конкретно, Саблер отвечает, что было бы неплохо в некоторых храмах служить литургию и по дониконову канону. Царь соглашается, и в качестве поля для эксперимента выбирается чухломской храм Пресвятой Богородицы, настоятель которого, отец Георгий, с большой симпатией относится к старообрядцам и дружит со староверческим священником отцом Досифеем.

На Рождество 1917 года решено устроить совместный крестный ход с участием старообрядцев. Однако вся эта идея закончивается до невероятности глупо, потому что два хода идут в разные стороны по одному и тому же кругу. В результате они сталкиваются, и много народу погибает и калечится. Старообрядцы с тех пор считают, что после этой истории и началась смута в России (стр. 56-60).

Весной-летом 1917 года (стр. 8) русские солдаты начинают целыми армиями покидать позиции и отправляться на поиски Китежа.

В конце 1917 года (стр. 211) прерывается связь Дуси и отца Пимена.

Зимой 1918 года (стр. 212) свекровь предсказывает Дусе постриг.

Кроме того, в 1918 году происходит ряд событий, даты которых я не сумел определить точнее. Погибает или пропадает без вести муж Дуси (стр. 41); умирает Перегудов, а перед смертью грозно наказывает энцам не ввязываться в то, что начиналось в России, в противном же случае грозится с того света поименно проклясть каждого ослушника (стр. 97); Дуся дает обет послушания бывшему Печерскому игумену отцу Амвросию (стр. 215); Амвросий знакомится с отцом Пименом, который показался ему жестким и надменным (на стр. 227 время действия 1924 год, а о знакомстве этом Амвросий на стр. 229 рассказывает как о состоявшемся шесть лет назад). Наконец, именно в 1918 году Ленину сделан «первый намек, куда и с кем он должен идти» (стр. 105). Имея дело с штабными картами Корнилова, Ленин обращает внимание на то, что все поля Корнилов покрывал лицами младенцев. «Ленину они тоже понравились, он даже не удержался, что с ним бывало нечасто, - сострил: «Так вот кто будет освобождать святую Русь. – И добавил: - Да тут их на целую армию». Все засмеялись, но Троцкий посмотрел на него с укором, и Ленину стало стыдно» (стр. 106).

Еще одна неопределенная дата того периода – в Гражданскую войну второй сын Дуси Боря умирает от менингита (стр. 41).

В 1919 году (стр. 357-358) Дуся в сердцах проклинает Сережу.

Летом 1919 года (стр. 214) в Пскове у Дуси и ее свекрови три дня живет пробиравшийся из Москвы в Ригу племянник свекрови, бывший полковник Генерального штаба.

В начале апреля 1920 года (стр. 122) происходит поразившая Ленина его встреча со слепоглухонемым мальчиком, который несмотря на этот комплексный недуг умеет общаться с окружающими.

С зимы 1920 года (стр.280) отец Никодим начинает считать, что «ни церковь, ни белые, ни красные, лишь дети, они одни, могут спасти погрязший в грехах и ненависти мир. Все остальное спасовало перед злом, и рассчитывать больше не на кого». В этой связи ему приходит в голову мысль, что спасение должно начаться с полной литургии, составленной из детских молитв-считалок (примерно такими же глупостями занимались персонажи «Библиотекаря» М. Елизарова). До Пасхи 1920 года «неделя за неделей, почти круглый день проводя на Хитровом рынке, бывало и ночуя там, он очень продвинулся в собирании детских молитв-считалок» (стр. 280). Однако после Благовещения он арестован и в обмен на свободу дает подписку о сотрудничестве.

В 1920 году Дуся «по дурости умолила» своего брата Павла отложить принятие пострига (стр. 358).

В декабре 1920 года Павел «решил, что должен ехать в Сибирь и там начать собирать христианскую крестоносную дружину. Он был убежден, что иначе, без нее, ни России, ни православия не спасти» (стр. 237). У отца Амвросия эта идея не вызывает одобрения – «он сказал, что сей бес изгоняется лишь молитвой и постом, а не грубой силой, и посчитал тему закрытой» (стр. 238).

В 1920 году «несмотря на категорический запрет покойного учителя, около сотни энцев отправляются через Россию в Святую землю, чтобы там, где родилась их новая вера, обратиться к Всевышнему и отмолить своего учителя» (стр. 164).

В том же 1920 году храм отца Николая закрывают, он лишается прихода, семья начинает голодать, и молодая жена окончательно его ненавидит (стр. 293).

В январе 1921 года Павел таки уезжает, а Амвросий, незадолго до того ставший псковским епископом (стр. 215), вскоре арестован (стр. 238). Некоторое время после этого Дуся исповедуется священнику деревенского храма Пресвятой Троицы отцу Владимиру, но у того огромное количество прихожан, исповеди зачастую общие, и Дусе не хватает живого общения со священником. В это время у Дуси в доме постоянно сменяют друг друга московские и петроградские богомольцы, непрерывно спорящие на тему окружающей действительности и позиции Церкви по тем или иным вопросам. Наслушавшись всего этого, Дуся запутывается, перестает ходить в церковь и пускать туда детей. Вскоре Дусе во сне является Амвросий и утешает ее, а кроме того говорит, что скоро ей будет дан руководитель, который четыре года будет с ней и укрепит ее на правильном пути (стр. 217-218).

В скором времени в Пскове Дуся знакомится с отцом Никодимом (стр. 218), который оказывается очень суровым и жестким, порой даже жестоким духовником. В итоге «Дуся металась между двумя отцами, Амвросием и Никодимом, билась будто в клетке, вря в том числе и на исповеди, перед Богом» (стр. 222).

Чекисты рассчитывают, что Никодим продвинется в церковной иерархии и даже станет епископом (стр. 281). Однако он хочет оставаться простым монахом, в связи с чем отношение ЧК к нему начинает все более ухудшаться. Как-то раз, оправдываясь, Никодим случайно говорит про беспризорников, и это упоминание неожиданно срабатывает. С ним вежливо прощаются, а через месяц отправляют в Хабаровск навести справки о некоторых колчаковцах (стр. 281). Это происходит в июле 1921 года. Тогда же от Павла перестают приходить известия (стр. 238).

Через месяц после прибытия Никодима в Хабаровск (очевидно, август 1921 года) он получает задание найти человека по кличке Илья, цель которого «собрать из отколовшихся, отпавших от Колчака отрядов офицеров и казаков православную крестоносную дружину и вновь идти на Москву» (стр. 282).

Во время Гражданской войны и нэпа почти треть племени энцев перебирается на Большую землю (стр. 98).

До октября 1921 года до Москвы доходят слухи о Павле: «то, что его видели в Хабаровске на КВЖД, то, что он в Бирме у англичан управляет чайной плантацией» (стр. 284). В конце концов в ноябре Дуся, считающая, что это она сгубила брата, отговорив его от пострига, отправляется на Дальний Восток.

Между тем Никодим в Хабаровске дважды выходит на явки Ильи, но прокалывается. Полгода он колесит по Дальнему Востоку и Сибири, но тщетно. Когда он уже отчаивается, поступает приказ срочно вернуться в Хабаровск: со дня на день там ожидается связная Ильи (стр. 284). Удивительным образом оказывается, что, разыскивая по приметам нужную женщину, Никодим натыкается на Дусю. Случаетсяь это феврале 1922 года (стр. 238). В разговоре с Дусей Никодим жалеет, что не пошел в 1915 году священником на фронт (стр. 244-245). Он рассказывает Дусе о своей одержимости детскими считалками, в которых видит тексты молитв. За неделю до их разговора бывшее отделение Сибирского торгово-промышленного банка передали под коммуну для беспризорников (стр. 252). Чекисты, по словам Никодима, «собираются готовить из беспризорников новейших кочевников, номадов – кадры для скорой мировой революции» (стр. 253). Он предлагает ей стать преподавателем немецкого и французского языков в коммуне, и Дуся соглашается.

7 марта 1922 года Никодим покидает Хабаровск. По новым донесениям, Илью несколько раз видели в Томске, и Москва, не зная, как далеко зашло предприятие, заметно нервничает, требовала от тамошней ЧК срочных сообщений. Для этого Томску необходим Никодим» (стр. 285). Там он и обнаруживает Илью, который оказывается Павлом, тяжело больного тифом. Илья так и не поправляется, но с болезнью борется долго, и Никодим часто с ним беседует. Выясняется, что «в агентурные сведения ЧК вкралась то ли ошибка, то ли опечатка» (стр. 286) – Павел собирался организовать не крестовый поход, а лишь крестный ход офицеров и казаков (стр. 286-287). Идея об особой миссии детей, горячо поддерживаемая Никодимом, у Павла поддержки не находит (стр. 289).

Почти месяц Никодим не выходит на связь с томским ГПУ (стр. 289). Лишь после похорон Павла он идет сдаваться и сообщает, что Илья мертв. Без санкции Москвы расстрелять его не смеют, а Лубянка, припомнив, что в Сибири Никодим проявил себя неплохо, решает, что он ей еще пригодится (стр. 291).

Уехав из Томска, Никодим два года, «нигде не задерживаясь, скитался от Питера до Средней Азии. Жил и в Вологде, и в Ташкенте, и в Ереване, но больше кочевал по югу России. Как и раньше, много занимался беспризорниками, но уже без прежнего ража» (стр. 291-292).

В мае 1922 года Ленин пишет Троцкому ряд писем об особой роли детей, где, в частности, говорит: «Прежде, пытаясь себя оправдать, родители, поколение за поколением, силой принуждали детей идти дорогой греха – якобы иного не дано, - эти же свободны и выберут добро. Ваша всемирная революция – революция детей»; «Их, чистых и невинных, ждет лишь Христос – сам тоже ребенок» (стр. 139).

25 мая 1922 года Ленина настигает новый удар. Этот день – начало ухода Ленина из взрослой жизни (стр. 119).

30 мая 1922 года имеет место последняя встреча слепоглухонемого мальчика и Ленина. «Ленин зада ребенку один-единственный вопрос: что при всех обстоятельствах необходимо делать коммунарам, чтобы у них хватило сил дойти до Святой земли? Тот, не задумываясь, ответил, вернее, простучал по руке Демидова: «Перед каждым серьезным переходом, взявшись за руки, петь хором. – И пояснил: - Тепло, вибрация, которая при пении передается из руки в руку, и есть Святой Дух. Он поможет им преодолеть любые трудности» (стр. 140-141).

31 июня 1922 года (стр. 141) Ленин пишет еще одно письмо Дзержинскому относительно похода в Иерусалим. Здесь имеет место пятая странность хронологии повествования. Как известно, такой даты, как 31 июня, не существует, хи-хи.

5 июля 1922 года Ленин продолжает развивать мысли о детях, идущих в Иерусалим: «Те, у кого есть родители, - слабы, такими их делает вечная готовность прощать. В отрядах, идущих в Иерусалим, они могут быть ведомыми, но не ведущими. Надежны лишь полные сироты» (стр. 142-143). Ведущих Ленин предлагает выбирать с помощью жребия или считалок (стр. 144).

15 сентября 1922 года Ленин пишет Троцкому: «Мы должны твердо, ясно и определенно обещать всем коммунарам, что едва первый из них окажется на Святой земле, как хромые пойдут, слепые прозрят и глухие услышат» (стр. 145).

Между тем Дуся, работая в коммуне, проникается идеей Никодима о важности считалок (стр. 253-254). Часть найденного ею материала директор коммуны в конце октября 1922 года (стр. 255) отправляет в Москву лично Дзержинскому.

  В ноябре 1922 года (стр. 129) Ленин в последний раз выступает на людях – читает отчетный доклад в Доме союзов на четвертом конгрессе Коминтерна.

В один из последних дней ноября 1922 года (стр. 255) директор коммуны вызывает Дусю к себе. Дзержинский секретной телеграммой подтвердил важность начатой Дусей работы. Кроме того он спрашивал, нельзя ли отправить кого-либо из сотрудников детдома для сбора материалов «что называется, в «поле» - прямо среди городской шпаны» (стр. 255). К этому директор прибавляет, что в случае дусиного согласия ЧК по приказу Дзержинского прошерстит всю Сибирь и Дальневосточную республику в поисках Павла. Дуся соглашается. Ее бреют под ноль, и невысокая Дуся начинает походить на подростка.

1 декабря 1922 года (стр. 177) Ленин пишет письмо, в котором развивает мысль о детях: «Революция…есть решительный крест на всем прошлом пути человека, пути от рождения к неизбежной старости и смерти. Свободно и честно мы должны отказаться от искушения независимого взрослого существования и раскаяться, признать себя блудными сынами. Каждый из нас – маленький заплутавшийся ребенок, и Господь, истинный Отец и Спаситель, ждет его, чтобы прижать к груди. Как бы далеко мы ни зашли, мы обязаны вернуться в детство, потому что жизнь младенца проста и пряма, греху в ней негде укрыться. Только так, снова – и теперь уже навсегда – став детьми, мы сможем спастись» (стр. 178).

На улице, среди шпаны, Дуся живет два месяца (стр. 256), то есть до конца января 1923 года. Однако на той же самой странице 256 указано, что «окончательно Дуся вернулась в коммуну лишь в конце декабря, прямо перед Рождеством, когда уже снова лежал снег». Это шестая странность хронологии романа.

После майского удара 1922 года Ленин постепенно утрачивает дар речи (стр. 126). Спустя полгода, то есть в конце 1922 года, он «вдруг понял, что мир потому подл и гнусен, что мы, не стесняясь, возводили его вот такими, всегда готовыми на измену словами» (стр. 126).

В 1922 году Дягилев в Париже ставит «Град Китеж» (стр. 8).

Во второй половине 1922 и весь 1923 год (стр. 127) Ленин много думает о словах. Некоторые мысли достаточно занятны. «Ленин теперь не сомневался, что единственное назначение слов – думать о Боге и с Богом говорить, все же остальное от лукавого» (стр. 127). «Слово, думал Ленин, рождено желанием передать другому то, что он не видел глазами, не трогал рукой, не чуял ноздрями. Как при социализме, сделать мир равным для всех и каждого. Но разве это нужно? То же и с мыслями. Но когда человек понимал другого человека?..» (стр. 128). «Беда в другом – слова оказались плохим инструментом. Грубым и неумелым. И вот однажды, отчаявшись приспособить слова к миру, мы деятельно и даже с восторгом стали сам мир упрощать и подгонять к словам» (стр. 129).

В январе 1923 года Дуся возвращается в Москву (стр. 257). Она занимается переводами сказок для издательства «Молодая гвардия». К тому времени отец Пимен уже умер, и Дуся раз в месяц навещает его келейника Анфиногена (стр. 258).

В январе-феврале 1923 года (стр. 180-181) в Горках создается коммуна.

В начале 1923 года несколько потомков политкаторжан, живших у энцев, поступают в охрану Ленина (стр. 164-166).

В марте 1923 года у Ленина случается еще один апоплексический удар (стр. 147).

К 10 марта 1923 года Ленин навсегда отказывается от осмысленного письма (стр. 134).

В апреле 1923 года Ленин через Крупскую пишет Троцкому, что врачи «это чистые бесы и что он знает, что раньше, при начале времен, они были ангелами-хранителями грешников» (стр. 130).

С 30 апреля по 6 мая 1923 года «с благословения Ленина» по всей стране была проведена Неделя беспризорного и больного ребенка (стр. 146).

В мае 1923 года Ленин самостоятельно уходит во флигель, запирает дверь и живет там один три дня. «Флигель – рубеж. Тогда и произошел окончательный разрыв со старым миром, старыми товарищами и идеями» (стр. 137). Тогда же каждый воспитанник близлежащего детдома узнает, что и как ест Ленин, поскольку тот для установления бессловесной связи с беспризорниками «соорудил язык ничуть не беднее эсперанто» из первых слогов кулинарной книги (стр. 150-151).

С 19 по 23 мая 1923 года (стр. 191) в таганрогской Коммуне № 1, где проживали беспризорники, происходит любопытная история. В этом интернате математику и географию преподавал Алексей Николаевич Полуэктов, нам более известный как отец Никодим (стр. 192). Он был особенно любим воспитанниками. В Коммуне при непосредственном его участии происходит волнение ее обитателей, и в одну из ночей несколько отрядов воспитанников отправляются к морю и идут прямо по лунной дорожке, тогда как Полуэктов, стоя на вышке, что на пляже, истово молится за них Богу, пока они не скрываются на горизонте (стр. 198-199). Едва уголовное дело было закрыто, Полуэктов уезжает из Таганрога (стр. 202).

11 июля 1923 года (стр. 151) Троцкий передает Ленину письмо, где высказывал сомнения в том, что детям достанет твердости выполнить свою задачу и дойти до Святой земли. У Ленина случиается настоящая агония, однако от его лица выступает Крупская, которая выделяет в ответном письме четыре пункта: коммунары это те же Вифлеемские младенцы, спася Сына Божьего, они спасут и весь род людской; безгрешные, они и есть те тельцы, коих нужно приносить в жертву Богу; их страдания дадут им силу дойти до Иерусалима; вероятно, Христу и не нужно было взрослеть, «останься Сын Божий младенцем, как и их – Его жертва была бы полнее и род Адамов был бы уже спасен (стр. 153-154). Вообще обращение Ленина-персонажа и его свиты к теме Бога в книге звучит особенно умилительно – если, конечно, принимать во внимание, какой мразью Ленин был в действительности. Безусловно, как персонажу художественного произведения Ильичу можно и крылышки приделать (что автор романа почти и сделал), но выглядит все это малоубедительно – и не потому, что Ленина невозможно преподнести в качестве положительного персонажа, а потому, что у автора это просто не получилось.

Что же касается пунктов Крупской, то они представляют собой очередной псевдорелигиозный бред, которым роман щедро сдобрен. Раскрывая первый пункт, Крупская пишет в таком духе: «С радостью отдали свои жизни, укрывая Христа от преступного Ирода, пославшего убить только что народившегося Царя Иудейского» (стр. 153). Как известно, возраст убитых в Вифлееме по приказу Ирода младенцев не превышал двух лет (Мф.: 2, 16). В связи с этим мне весьма сомнительно, что в возрасте двух лет и менее можно с радостью отдать свою жизнь за что бы то ни было.

Второй пункт тоже чудо как хорош: оказывается, в жертву Всевышнему надобно приносить младенцев. Четвертый же пункт подвергает сомнению целесообразность взросления Иисуса Христа. Покамест эту мысль высказала не относящаяся к христианству Крупская, оспаривать ее я не буду; в дальнейшем подобную чушь понесут уже персонажи-христиане – вот тогда я и выскажусь.

17 июля 1923 года (стр. 148) Ленин устанавливает, сколько воспитанников содержится в глуховском детдоме. В следующем абзаце читаем: «Теперь надо было установить с ними контакт» (стр. 148). Однако контакт такой был установлен уже в мае 1923 года, что указывалось на странице 151. Очевидно, автор в очередной раз не совладал с собственной скачущей хронологией. Это седьмая временная странность романа.

В середине 1923 года (стр. 144) создан вспомогательный штаб для организации похода детей в Святую землю.

Сочельник 1924 года Ленин проводит на елке с детьми жителей окрестностей, и эта ночь становится его «истинным завещанием» (стр. 160).

26 января 1924 года латышские стрелки в селе Дауцене узнают о смерти Ленина (стр. 185). Найдя хорошую плакальщицу Катю, стрелки организуют символические похороны, которые проходят на следующий день под плач Кати (стр. 186-189).

1 февраля в коммуне под Феодосией умирает коммунар Иван Костандинов, а спустя час становится известно о смерти Ленина (стр. 204). На высоком косогоре их хоронят рядом – Ильича, естественно, символически.

Незадолго до мая 1924 года Никодим переведен в Высоко-Петровскую обитель (стр. 228). Впрочем, на странице 292 говорится, что Никодим после возвращения в Москву устраивается учителем в школу, где работает более пяти лет. Это восьмая хронологическая странность книги.

Спустя неделю отец Анфиноген говорит, что «знакомая им обоим юродивая Клаша вот уже три месяца каждое утро по ней, Дусе, по живой, читает полный чин заупокойной службы» (стр. 258). Сперва Дуся чувствует тревогу, но затем в Оптиной общается с монахинями, которые утешают ее, говоря, что «юродивая хоронит ее только для мирской жизни и ее отпевание во славу» (стр. 258). Дуся начинает думать о постриге (стр. 259).

В 1924 году (стр. 227) Амвросий возвращается из своей третьей ссылки, и в середине мая у него с Дусей происходит долгий разговор о Никодиме. В Никодиме Амвросия настораживает несколько черт: то, что тот принял постриг всего восемнадцати лет от роду и не знал жизни в миру (стр. 230); то, что тот невероятно суров и надменен (стр. 229); то, что Никодим часто во всех подробностях расспрашивает Дусю о ее грехах, связанных с похотью (стр. 231). В итоге Амвросий разрешает Дусе ходить к Никодиму, но говорит, что разрешает ее от обета Никодиму на случай, если ей станет невмоготу его исполнять (стр. 232). Любопытно, что в тексте ничего не сказано о том, что Дуся поделилась с Амвросием своими домыслами о том, что ей совсем скоро предстоит принять постриг.

Следующие месяцы, пока Амвросий живет в Москве, Дуся попеременно ходит то к нему, то к Никодиму и не может решиться на выбор (стр. 232).

В ноябре 1924 года (стр. 232) Дуся пишет в Оптину своему первому старцу Пимену. И это очень странно, потому что Пимен, как мы помним, умер еще до января 1923 года (стр. 257 и 258). Здесь можно наблюдать один из самых забавных хронологических косяков романа, девятый по счету. При этом через полгода после слов Анфиногена о ее отпевании (стр. 259), то есть опять-таки в ноябре 1924 года, Дуся беседует с ним, и он говорит ей, что «монашество бывает разное, и она может быть пострижена в мантию и, воспитывая ребенка, дальше продолжать жить в миру» (стр. 259). Известно, что Анфиноген жил вместе с Пименом, и вот Дуся в ноябре 1924 года и общается с Анфиногеном, и одновременно пишет Пимену, который вообще уже два года как мертв. Это десятая странность хронологии романа.

В декабре 1924 года (стр. 232) Дуся отправляет Пимену второе письмо, так как на первое ответа не получила.

Примерно в 1924 году, когда Сереже было десять лет (стр. 364), он добровольно дает Дусе клятву, что, едва став совершеннолетним, уйдет в монахи.

 В 1924 году (стр. 297) в Иркутске арестовывают убийцу Параянова по кличке Щука. Обратившись за помилованием, он неожиданно добивается своего: высшую меру наказания ему заменяют десятью годами тюрьмы.

На Рождество 1925 года (стр. 232) Дуся, так и не дождавшись ответа, едет в Оптину к Пимену. Пимен, напомню, уже более двух лет как мертв. Несмотря на это Дуся находит его в компании его келейника Анфиногена. Пимен, правда, уже впал в детство (стр. 234), но Дуся рассказывает ему о своей глупой, на мой взгляд, проблеме. Старец ничего не отвечает, но в записке, которую отдает Дусе при прощании Анфиноген, келейник сообщает, что старец утверждает: каждому свое, а строгость Никодима происходит от того, что он неуверен, его ли Дуся духовная дочь (стр. 237). Отчего-то Дусю, которая, как читатели, думаю, уже поняли, была очень большая дура, эти напутствия успокаивают, и она приезжает в Москву утешенной.

В первой половине марта 1925 года Амвросий вновь арестован (стр. 232). При этом на данной странице сказано следующее: «В тот раз Амвросий пробыл на свободе чуть меньше десяти месяцев. Затем снова был арестован и зимой двадцать седьмого года умер в тюрьме во Владимире». Из этих строк можно сделать вывод, что Амвросий после мартовского ареста 1925 года на свободу уже не вышел. Однако на странице 14 сказано, что он в 1926 году говорил с Дусей «незадолго перед своим новым сроком». Это одиннадцатая хронологическая странность текста. В том разговоре Амвросий отмечает, «что все мы запутались в двух соседних стихах Евангелия от Матфея: «И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (18.3), и другом: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (18.6)».

Зимой 1927 года (стр. 232) Амвросий умирает в тюрьме во Владимире.

22 января 1927 года (стр. 259) Дуся принимает постриг. «Постригал ее отец Никодим под ее же именем – Евдокии, мантию держал отец Анфиноген, а одежды для пострига подарила Клаша, первая благословившая ее на путь к Богу» (стр. 259). При этом любопытен следующий хронологический фокус (он же двенадцатый временной косяк романа). В середине мая (стр. 229) 1924 года (стр. 227) имеет место разговор Амвросия и Дуси. Незадолго до этого (стр. 228) Никодима переводят в Высоко-Петровскую обитель, то есть произошло его «возвращение из Сибири», о котором говорится на странице 258. Через неделю после этого возвращения, то есть в конце мая 1924 года Анфиноген сообщает Дусе о том, что Клаша читает по ней чин заупокойной службы. Тут же Дуся общается с монахинями в Оптиной, а через полгода (то есть в конце 1924 года) говорит с Анфиногеном о своем постриге. «Слова Анфиногена сняли главное препятствие, и двадцать второго января двадцать седьмого года она была пострижена» (стр. 259). Странно то, что слова Анфиногена сняли главное препятствие в конце 1924 года, а пострижена Дуся была в начале 1927-го, причем два эти события соединены союзом «и». Таким образом, два года куда-то пропали, и объяснения этому я не нашел.

С постригом Дуси связана и еще одна странность текста. На страницах 41-42 сказано, что «в двадцать седьмом году, когда Сереже было тринадцать лет, Дуся по настоянию Троицкого старца, которому прежде дала обет послушания, постриглась а мантию, хотя и осталась в миру». Хоть убейте, я так и не понял, кто этот загадочный старец. С Пименом Дуся перед постригом не общалась, Амвросий умер в том же январе и не общался с ней перед смертью, Анфиногену она не давала обета послушания, а Никодим с ней вроде бы постриг не обсуждал (а по одной из версий и вовсе в это время работал учителем). Загадка на загадке сидит и загадкою погоняет, хи-хи.

Причин пострига Дуси было несколько: «необходимость искупить проклятие сына, разлад со старцами и третья, может быть, главная – за Пашину душу отдать Всевышнему свою. Но мера на меру не выходило. Паша был чист как дитя, а ее душу тянуло, тащило в преисподнюю зло. Кроме Паши, она была виновна перед Богом, которому год за годом врала на исповедях, перед мужем, которому изменяла, которого отправила на Кавказский фронт, где в восемнадцатом году его и убило, перед сыном, так, ни за что отданного ею нечистой силе» (стр. 362).

Примерно в конце 1929 года «в дальнем стойбище в верховьях Сыма за тысячу верст» (стр. 295) от Томска арестован энцский шаман Ноан Ефимов.

На Рождество 1930 года (стр. 292) Никодима в Москве вяжут, когда он возвращается из храма. Месяц он сидит в Лефортово, а потом его отправляют в Томск, где местные чекисты его еще помнят.

Спустя почти полгода после ареста (стр. 295), в начале лета 1930 года, Ноана довозят до Томска.

Осенью 1930 года Ноан в камере сожительствует с упоминавшимся убийцей Параняновым по кличке Щука (стр. 297-300).

Зимой и в ранней весной 1931 года (стр. 295) Никодим, отец Николай и Ноан сидят в одной камере, проходя по одному делу контрреволюционной организации священнослужителей (стр. 296). Вскоре подсудимым предлагается своеобразная судебная сделка, в результате которой Никодим выживает; Ноан же расстрелян (стр. 305-318).

В 1932 году, «когда коллективизация добралась до этих мест, энцы за несколько зим потеряли всех оленей и к началу войны с немцами чуть не поголовно спились» (стр. 98).

В 1933 году в отсидках Никодима случается годичный перерыв, «и он, вернувшись из Абаканлага, поселился за сто километров от Москвы, в Савелове. Здесь Дуся навещала его довольно регулярно – раз, а то и два раза в неделю. Отношения их постепенно восстанавливались» (стр. 365).

3 июля (стр. 366-367) 1933 года (стр. 365) происходит беседа Никодима и Сережи, в течение которой первый отговаривает второго от пострига: «Но в том, чтобы отказаться от мира, совсем его не зная, подвига веры нет. Человек должен прийти к Богу, выстояв, преодолев соблазны и искушения. Необходим долгий труд души, лишь в этом случае Сережа сможет помочь людям, которые к нему придут, и для церкви от него будет толк» (стр. 367-368).

В 1934 году Никодима приговаривают к двадцати пяти годам лишения свободы (стр. 26).

В 1934 году Сережа поступает в Строгановский институт (стр. 51).

Неожиданно оказывается, что «еще с довоенных лет» (стр. 29) Дуся известна в качестве большой прозорливицы. Как такую дуру могли считать прозорливицей, для меня загадка.

В 1939 году Сережа окончивает Строгановку с отличием (стр. 370).

В 1940 или 1941 году рождается Ваня Звягинцев (стр. 9, 10).

Перед войной Никодим, «проверяя, чему Дусин сын выучился в Строгановском, предложил ему сделать эскизы фресок маленького храма Рождества Христова в деревне Солодово в двадцати километрах от Пскова» (стр. 338-339). До мобилизации Сережа заканчивает только эскизы алтарной части и нижнего яруса (стр. 339).

Перед войной Сережа дает обет Деве Марии, что если уцелеет, после фронта сразу уйдет в монастырь (стр. 359).

К началу Великой Отечественной войны энцы почти поголовно спились (стр. 98).

В 1941 году Сережа добровольцем уходит на фронт (стр. 370).

В середине октября 1941 года (стр. 371) Сережа оказывается на позициях. Оказавшись на несколько часов дома, он по просьбе Дуси дает ей слово, что уйдет в монастырь, если выживет на войне.

В 1942 или 1943 году (стр. 9) рождается Ира Чусовая. Около 1942 года появляется на свет и персонаж-рассказчик по имени Дима. Известно, что в 19 лет он становится эпилептиком (стр. 20), вскоре после чего почти год лечится в Кащенко (стр. 21). В июне и начале июля 1962 года (стр. 99) он находится уже в санаторном отделении больницы Кащенко. Таким образом, в 1962 году Диме около 20 лет, значит, родился он около 1942 года. Эпизоды с его участием в тексте романа часто относятся не к конкретной дате, а к определенному возрасту персонажа, так что, распутывая клубок хронологии, я буду исходить из того, что Дима родился в 1942-м.

В годы войны Дуся становится юродивой (стр. 42).

В 1945 году Сережа демобилизуется (стр. 51). Осенью 1945 года он возвращается в Москву (стр. 339). Однако постриг Сережа так и не принимает (стр. 260).

До начала 70-х годов Сережа мотается по Северу с этнографами (стр. 51).

В конце 40-х годов начинаются отношения Сережи со староверами (стр. 51).

В 1948 году (стр. 53) Сережа слышит историю про столкновение двух крестных ходов, с которого якобы началась Гражданская война в России.

Примерно с пятнадцатилетнего возраста (стр. 37), то есть с 1957 года Дима замечает, что Дуся разочаровывается во взрослеющих детях, теряет к ним интерес.

В шестнадцатилетнем возрасте (в 1958 году) Дима узнает, что Сережа – сын Дуси (стр. 41).

За год до окончания школы (стр. 40) Дима под влиянием Сережи решает, что будет поступать на этнографическое отделение истфака, чтобы заниматься малыми народами Севера.

С шестнадцати до семнадцати (стр. 42), то есть с 1958 по 1959 годы Дима пьет, так как не может переосмыслить жизнь сквозь призму юродства Дуси, которая постепенно отворачивается от взрослеющих детей.

До семнадцати лет (стр. 29), то есть до 1959 года, Дима почти не помнит себя без Дуси.

Ближе к восемнадцатилетнему возрасту (стр. 43) Дима поступает в университет.

На четвертом курсе университета (стр. 17) Дима записывает первое предание энцев.

Спустя десять лет после того, как Сережа услышал о столкновении двух крестных ходов (стр. 58), то есть в 1958 году, Дима тоже записывает эту историю.

До возвращения отца Никодима из лагерей (стр. 31), то есть до 1959 года семьи, которые, так сказать, духовно окормляла Дуся, ездят к отцу Иосифу, «старому священнику из катакомбных» (стр.31).

В 1959 году (стр. 26) Дима начинает ездить к отцу Никодиму в Снегири исповедоваться и причащаться.

Спустя несколько лет после охлаждения Дуси к Диме (стр. 38-39) отец Никодим объясняет ему, что она надеялась на то, что он и его друзья так и останутся детьми, не будут взрослеть.

В 1960 или 1961 году (стр. 9) Ваня и Ира женятся.

В возрасте 19 лет (стр. 20), то есть в 1961 году, пьяный Дима падает с перил ДК им. Зуева и в результате этого падения становится эпилептиком. Вскоре он одиннадцать месяцев и шесть дней проводит в Кащенко (стр. 21). От того времени у него остается и такое воспоминание: «В психиатрической клинике была отличная библиотека, среди прочего там я начал читать раннехристианскую литературу и гностические сочинения. В одной из книг мне попалось предание о Христе-ребенке; по мнению комментатора, совсем раннее, то ли второго, то ли даже первого века» (стр. 340). Вот каким был этот Христос-ребенок: «Не готовый кротко сносить поношения, он на голову своих обидчиков, сплошь одногодков, призывает смерть за смертью, пока Иосиф после очередных соседских похорон в слезах не скажет ему: «Сему народу мы стали ненавистны»» (стр. 340-341). Это первая нелогичность, которая обнаруживается во многих апокрифах о ребенке-Христе: отчего-то в них часто говорится о жестоких и необъяснимых чудесах. Вторая же нелогичность заключается в том, что чудеса, описываемые в апокрифах и будто бы совершенные Христом в детстве, попросту не имеют никакого смысла. Все эти ожившие восковые голубки и прочие сусальные сказочки бессмысленны, в отличие от подлинных чудес, в каждое из которых Четвероевангелием вложено много больше, чем просто умиление от оживших восковых фигурок.

Июнь и начало июля 1962 года (стр. 99) Дима проводит в санаторном отделении Кащенко, где слушает рассказы историка Фарабина о Ленине.

В 1962 году, после выхода Димы из больницы (стр. 339), у него с Сережей происходит размолвка из-за картин последнего. «Сережа рисовал Сына Божьего только ребенком. Было ясно, что взросление даже Спасителя представляется ему уходом от Господа» (стр. 340). С такой трактовкой образа Иисуса Христа Дима согласен, и после этой размолвки они с Сережей несколько месяцев не видятся и не разговаривают (стр. 339).

В 1966 году (стр. 362) у Вани и Иры рождается долгожданная дочь Сашенька.

В 1968 году (стр. 17) Дима решает разобраться во всей этой истории. Иногда Диме кажется, «что, чтобы это повязать на бумаге, нужен чекист из тех, кто готовил процессы тридцатых годов» (стр. 18). Ну что же, если рассматривать чекистов, готовивших процессы тридцатых годах, как людей, искажавших факты, то нужно признать, что автор текста, вероятно, смог бы стать чекистом. По крайней мере, хронологических ошибок он в романе понаделал предостаточно.

В июле 1969 года (стр. 321) Никодим начинает просить Дусю, чтобы она вымолила у Бога смерть Сашеньки. «Словно безумный, он повторял ей и повторял, что Иринина дочь – последний, как он называл его, «мизинный» поход детей, дальше, если Бог даст, все лет на двадцать уляжется и мы сможем передохнуть, не потонем в крови» (стр. 319).

В августе 1969 года (стр. 321) у Никодима случается первый инфаркт. Никодим начинает слабеть (стр. 266). 

В конце декабря 1969 года (стр. 10) Сашенька заболевает.

22 января 1970 года (стр. 11) Дуся отпевает еще живую Сашеньку.

25 января 1970 года (стр. 9) Сашенька умирает.

В конце 1960-х годов (стр. 51) Сережа получает мастерскую на Трубной.

Около 1970-1972 годов (стр. 260-279) Никодим с Димой часто беседуют. В это время Никодим высказывает весьма странную для служителя Церкви мысль о том, что «революция есть попытка вновь жестко разделить добро и зло, сделать мир столь же простым и ясным, что и до грехопадения. Отсюда чувство правоты, радость, восторг, ликование, которые, несмотря на все бедствия, все страдания, она рождает в людях» (стр. 264). Нужно думать, что в отношении революции гораздо более верно высказался отец Амвросий: «сей бес изгоняется не силой и не сообща, а самостоятельно – постом и молитвой каждой отдельной души» (стр. 287). Гораздо любопытнее мысль Никодима о том, что «шаманизм – это не вера, пусть и языческая, а нечто вроде идущих по разряду медицины гипноза, психотерапии» (стр. 271).

Десять лет после смерти Сашеньки (стр. 13) Ирина занимается развратом, пытаясь доказать Богу, что из-за смерти дочери она совершит зла больше, чем могла бы сделать Сашенька, достигнув взрослого возраста. В 1971 году (стр. 13) Ваня уезжает в длительную командировку, и Ира пускается во все тяжкие. До весны 1972 года (стр. 350) длятся отношения Иры и Димы. Вскоре после расставания с Димой Ира сходится с Сережей.

9 января (стр. 330) 1974 года (стр. 335) Дима и геоботаник Алеша Сабуров заходят в гости к Сереже. Тот к тому времени расстался с Ирой и спрашивает у Алеши, «не знает ли он в соседних с Москвой областях большого болота, настоящей непролазной топи, где, даже если постараться, найти тебя было бы трудно» (стр. 330). Сабуров укаывает Сереже на место под названием Медвежий Мох.

К 1 марта 1974 года (стр. 333) Дима за три поездки перевозит груз Сережи в сарай местного жителя Акимыча, где устроен склад. Вскоре Сережа остается на острове один.

В 1975 году Дима навещает его. В последних числах марта 1976 года он, «как обычно, собрался ехать к Сереже» (стр. 334). Между этими посещениями Сережа утопился (стр.348-349).

В апреле 1976 года (стр. 334) происходит разговор Дуси и Димы, в продолжение которого крестник старается убедить крестную, что ее сын не покончил с собой, а погиб в результате несчастного случая (стр. 355). До этого Дима около семи лет вообще не виделся с Дусей (стр. 12).

В апреле 1980 года (стр. 373) Дима отмечает в дневнике, что Дуся, видимо, поверила, что Сережа не накладывал на себя рук. Однако позже он начинает считать, что полностью для нее этот вопрос был закрыт лишь во второй половине июня 1980 года (стр. 373).

23 июля 1980 года (стр. 373) Дуся сообщает Диме о своем желании съездить на Медвежий Мох.

В следующие три дня (стр. 374) она постоянно звонит Диме, упрашивая провести ее через Медвежий Мох.

7 августа 1980 года (стр. 375) Дуся звонит Диме и говорит, что вместе с ней на могилу Сережи собираются еще человек восемьдесят. Однако в действительности они едут вчетвером – к ним присоединяются лишь снова ставшие жить вместе Ваня и Ира. Проплутав по берегу, они так и не добираются до острова Сережи. Вскоре Дуся начинает умирать и рассказывает сидящим у ее постели героям о том, как они в ее воображении идут на остров Сережи, который оказывается Китежом (стр. 392). Вместе с ними туда идут практически все персонажи книги.

В 1985 году (стр. 18) Дима возвращается к своим запискам.

Во второй половине 1980-х годов (стр. 61) на Север перестают ездить экспедиции, и занятия Димы меняются.

В 1990-х годах (стр. 111) Дима несколько лет возглавлял Комитет образования Ульяновской области. Там он слышит рассказы школьного учителя Ищенко про последние годы жизни Ленина.

Спустя 15 лет после смерти Дуси (стр. 396), то есть в 1995 году Дима с апреля по ноябрь ездит по городам Украины, Средней России и Поволжья, пытаясь найти информацию о походе детдомовцев в Святую землю (стр. 190). В предыдущем году он уволился из Комитета образования Ульяновской области.

В 1996-1998 годах Дима объезжает черноморские города и читает старые газеты, откуда делает много выписок по интересующей его тематике.

Спустя 29 лет после расставания с Димой (стр. 322), то есть в 2001 году умирает Ирина.

Вот такая вот история. Можно ли серьезно относиться к тексту, в котором меньше четырехсот страниц и в котором автор допустил двенадцать хронологических ошибок, запутавшись при этом не в датировке исторических событий, а в порождениях собственной фантазии? Я убежден, что нет. Роман беспомощен хотя бы потому, что в нем события так перепутаны, что автор даже не удосужился их распутать и посмотреть, какое следует за каким. В общем, на этом можно было бы пожелать ему удачи и закончить данную заметку, но только лишь за то, что язык романа мне в целом понравился, я остановлюсь на одной из основных его мыслей несколько более подробно.

Итак, будьте как дети. Действия и размышления персонажей книги крутятся вокруг нескольких цитат из Нового Завета. При этом кратко их измышления относительно детей можно представить следующим образом: Дуся – «любое взросление есть уход от Бога» (стр. 52); Сережа – «взросление даже Спасителя представляется ему уходом от Господа» (стр. 340); Крупская – невинно убиенные дети – лучшая жертва для Всевышнего (стр. 153); Ленин – лишь дети могут дойти до Святой земли; Никодим – нет подвига веры в том, чтобы отказаться от мира, совсем его не зная (стр. 367-368).

Обратимся к тексту Четвероевангелия и посмотрим, что сказано там о детях.

Во-первых, значительная часть упоминаний детей в Евангелиях касается прямого значения данного слова (Мф.: 10, 21; 14, 21; 15, 38; 18, 25; 19, 29; 22, 24-25; Мк.: 9, 36-37; 10, 13-14, 29-30; 12, 19-22; 13, 12; Лк.: 1, 7; 9, 47-48; 11, 7; 14, 26; 18, 29; 20, 31; Ин.: 4, 12).

Во-вторых, слово «дети» подчас используется Иисусом Христом в качестве обращения к собеседникам (Мк.: 10, 24; Ин.: 13, 33; 21, 5).

В-третьих, слово «дети Иерусалима» применяется как обозначающее жителей Иерусалима (Мф.: 23, 37; Лк.: 19, 44).

В-четвертых, в Евангелиях иудеи называются детьми Авраама (Мф.: 3, 9; Лк.: 3, 8; Ин.: 8, 39).

В-пятых, Иисус Христос говорит о детях и о Царствии Небесном. На данном контексте понимания слова «дети» следует остановиться поподробнее. В Четвероевангелии содержатся два эпизода со словами об этом.

Первый эпизод описан евангелистом Матфеем: «В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном?

Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них

и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное;

итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном;

и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает;

а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф.: 18, 1-6).

Второй эпизод описан евангелистами Матфеем, Марком и Лукой: «Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился; ученики же возбраняли им.

Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное.

И, возложив на них руки, пошел оттуда» (Мф.: 19, 13-15).

«Приносили к Нему детей, чтобы Он прикоснулся к ним; ученики же не допускали приносящих.

Увидев то, Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царство Божие.

Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него.

И, обняв их, возложил руки на них и благословил их» (Мк: 10, 13-16).

«Приносили к Нему и младенцев, чтобы Он прикоснулся к ним; ученики же, видя то, возбраняли им.

Но Иисус, подозвав их, сказал: пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие.

Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Лк.: 18, 15-17).

Из приведенных цитат, полагаю, следуют некоторые недвусмысленные выводы.

Во-первых, говоря «как дети», Иисус Христос (не выдуманный в более поздние века, а описанный в Евангелиях) употребляет это словосочетание в двух смыслах. Придание фразе того или иного смысла зависит от наличия запятой перед словом «как». Во фразе «истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф.: 18, 3) запятой нет, следовательно, здесь смысл таков: «если не обратитесь и не будете детьми». Во фразе же «кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Лк.: 18, 17) запятая есть, значит, тут имеется в виду: «кто не примет Царствия Божия, как его принял бы ребенок».

Во-вторых, во втором упомянутом выше эпизоде ни один из трех описывавших его евангелистов не написал: «Царство Божие есть царство детей». Напротив, все трое единогласно утверждают, что Иисус Христос, указав на дитя, сказал, что «таковых есть Царство Небесное/Божие» (Мф.: 19, 14; Мк.: 10, 14; Лк.: 18, 16). Таким образом, Царство Божие открыто не только для детей по возрасту, которые в силу малолетства не успели совершить многих грехов, но и для тех взрослых, кто «таковые», то есть подобны детям.

В-третьих, очевидно, что во фразе «истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф.: 18, 3) отсутствие запятой не должно ошибочно пониматься как указание на то, что Царство Небесное доступно только детям по возрасту. Эту фразу Иисус Христос произносит, обращаясь к своим ученикам, то есть ко взрослым людям. При этом фраза эта касается их спасения, следовательно, несмотря на то, что в детский возраст они уже никогда не вернутся, спастись они могут. Для этого им нужно обратиться и быть детьми – но детьми не в прямом смысле, а в том смысле, в каком это слово употребляется в Четвероевангелии в качестве указания на детей той или иной веры.

Итак, нигде в Евангелиях Иисус Христос не связывает вхождение в Царство Небесное с таким непременным условием, как детский возраст входящего. Чтобы войти в Царство Небесное требуется согласно Четвероевангелию принять его, как принял бы ребенок, и быть ребенком, то есть приверженцем, христианства.

Таким образом, все мучительные рассуждения персонажей книги о том, что дети (в прямом смысле) согласно православному вероучению обладают исключительным правом на вхождение в Царство Небесное, являются достаточно странными. Любой мало-мальски здравомыслящий и умеющий думать христианин (а Дуся и Сережа описаны как христиане, Дуся так и вовсе прозорливица и юродивая), разумеется, читал Новый Завет и не поддастся глупым сомнениям на этот счет. В связи с этим христиан-персонажей романа, неверно понимавших упоминания в Четвероевангелии детей, я могу считать только дураками.

Сама книжка, содержащая чудовищную путаницу в хронологии повествования и многостраничные рассуждения на тему, которая не стоит и выеденного яйца, вряд ли может быть признана хорошей. Пожалуй, единственное ее достоинство – в целом хороший язык, а потому в будущем, возможно, я прочитаю еще какую-нибудь книгу с надписью «Владимир Шаров» на обложке. И, быть может, даже ознакомлюсь с лауреатом «Книги года» в области «Проза» за 2009 год.


Рецензии