Фальстарт Глава 1

Мы шли, по колено проваливаясь в глубокий скрипящий снег. Ветер рвал полы белых  маскхалатов, сыпал в лицо зернистой россыпью колких снежинок. Те попадали в глаза, больно щипали онемевшую кожу. Я провела  по лицу заледеневшей перчаткой, не спасавшей потерявшие чувствительность пальцы от жгучего мороза. От разгоряченной долгим переходом кожи шел пар, застывал инеем на  бровях и ресницах.
     Снег глубоким сплошным покровом окутывал пологие склоны гор и деревья - однообразные, ветвистые, поломанные взрывами, что с неохотой расступились, открывая заснеженную, крохотную полянку. Как приятно видеть белый мир, не омраченный ни тяжестью серого неба, ни беспрерывными ковровыми бомбежками, ни видом взрытой воронками земли, ни полными скорби лицами простых славянских женщин, пытающихся найти среди порушенного жилья хоть какие-то уцелевшие вещи. Всё вокруг поражало стерильностью и свежестью, неестественной, нечеловеческой чистотой. Идеальный зимний пейзаж – ели, запорошенные снегом, неровные искрящиеся сугробы, ясное небо, мелкие колкие снежинки, сверкающие в лучах яркого зимнего солнца.
     -Привал, - скомандовал Воислав, командир, - пять минут. Рюкзаки не снимать, не садиться.
     Голос его показался столь чужеродным, что мгновенно разрушил чистую картинку, стерильность исчезла, потеряла смысл, как только люди, обвешанные оружием как верблюды поклажей, заявили о своём присутствии. Я поправила вещмешок и оглянулась. Просто лес, просто снег, обыкновенный воздух, знакомое небо. Холод. Взгляд заскользил по изможденным лицам друзей. Шурик вытряс в рот последние крошки из прозрачного целлофанового пакета:
     -Всё, кончился мой НЗ,- заявил он, запихав в карман скомканную упаковку.- Чему нас учили на этот случай?
     -Что можно есть ящериц, лягух и кузнечиков,- съязвил Ярый.
     Саня устало хохотнул, поправил АКСУ с обмотанным изолентой рожком.
     -Лад!
     Я повернулась, ища взглядом Таньку. Восемнадцатилетняя медсестра сидела на сброшенном  вещмешке, уперев  усталый взгляд в обшарпанные, заснеженные берцовки.
    -И на хрена?! - спросила я возмущённо.
 - А чтоб жизнь малиной не казалась.
      -Да ты его не подымешь.
      -Если ты не поможешь.
     Видя, что мне нечего сказать, она достала из кармана помятую пачку. Сизый дым сносило порывами ветра, пепел с тихим шипением ложился на снег.
     Свист ракетного двигателя резанул перепонки. Грохот сотряс землю, несмотря на ясный день, сверкнули зарницы разрядов.
     -Ландбоу Халлфайр, - проговорил командир сухо и без тени эмоций. - Пошли.



                *  *  *


     - Да, командир, связной вернулся.
     -Веди его сюда.
-Так точно!- парень обернулся, в темное, душное помещение ворвался лучик февральского, яркого солнца и струя свежего морозного воздуха. Из дверного проёма появился высокий широкоплечий мужчина в штатском и удивленным взглядом оглядел окутанный сумраком блиндаж.
     Командир оторвал взгляд от компьютера, развернулся в кресле, поднялся, протягивая связному ладонь для рукопожатия. От экрана на лицо Эмира падал лёгкий голубой свет, делая кожу неестественно бледной. Связной поставил на колени рюкзак и сказал со вздохом:
     -Дорогу так метелью замело, едва до предгорий доехал. Меня все идти отговаривали. Не дойдешь, говорили…
     -Зря, - недослушал командир.
     -И я о том: зря отговаривали…
     -А я о другом. Володь, ты подумай, что было бы, если бы ты не дошел. Во-первых... да зачем я тебе объяснять буду?!
     Владимир развел руками. Он друг Эмира, ему позволено не вытягиваться как по команде «смирно», не чистить сортиры за малейшую оплошность.
     -Что за сержантик? - спросил связной.- Поляк?
     -Ага, - Ответил Эмир. Это «ага» с некоторым украинским оттенком совсем не подходило к арабскому лицу командира. - Януш. Пацан не без таланта. Думаю, года через два будет командовать «десяткой». Вот наша будущая смена…
     -Эмир, да кто тебя заменит? Замену Боссы не найдут! Уже десять с лишним лет в этом убеждаюсь. Как живёте хоть?
     Эмир пошкрябал мышкой по коврику, щелкнул, сумрак резко сгустился, на экране образовалась заставка в виде эмблемы – оскаленной морды. - Да как видишь живы.
     -Блиндаж, буржуйка – неуютно. У тебя, правда, лучше – Интернет спутниковый, это дело!
     - Да, да, да… И до сих пор советские РНС, живём как в тундре! Зато у вас там  техника такая, что хрен поймёшь, к чему она. Это видимо у русских это в крови. Иногда чего смастеришь, а потом думай, как такое в голову могло прийти и через какое место… Но главное, работает лучше заводских экземпляров со знаком фирмы.
     -Не льсти. Из колледжа я ушел… Перед тобою недоучка.
     Эмир махнул рукой в сторону тумбы, на которой стояло радионавигационное устройство, небольшое, удобной формы, не в пример типичным для российской армии «чемоданам», к которым Владимир успел привыкнуть за время службы.
    - Видишь? - спросил араб, - это моя глупость. Такие деньги угрохал…
    -«Одиссей»?
    -Да, хваленая ДжиПиЭс… - командир резко прекратил жестикулировать.- Извини, веду себя как старый еврей. Ты голоден?
    Он поднялся, на минуту задумался, вспоминая, что съестного может находиться в его блиндаже, снял с буржуйки кастрюлю:
    -Картошка.  Есть мясо... Покурим?
    -У меня свои.
     Эмир пожал плечами:
    -Как хочешь. У меня к тебе тут куча вопросов скопилась. Какие новости из Центра?
     Володя пробурчал с набитым ртом:
    -Всё что надо отснято, - он хлебнул чаю, шумно выдохнул и неспешно вытянул из рюкзака две кассеты, протянул командиру, - тебе вот наставленья шлют. Числа двадцатого марта придёт большая сумма в долларах. Но не позднее этого числа с тебя ждут видеоотчет о реализации предыдущей подпитки… Ты пашешь как батрак, а получаешь хрен под маслом. Все те деньги, что присылают Боссы, уходят в бездонную трубу, туда вкачали миллионы. А толку?
    -Все претензии не ко мне, - открестился Эмир, - старший связной где?
    По лбу связного пробежали мелкие морщинки:   
    -В столице, обещал второго вернуться.
-Что так поздно?
    Владимир развёл руками:
    -Не знаю. Семью, наверное, захотел увидеть…
-А я расцениваю это как самоволку!
    Эмир затянулся сигаретой, раздраженно взглянул на связного, тот наклонил голову под прицелом глубоких черных глаз командира.   
    -Что нового говорят в мире? – спросил командир.
    Володя насмешливо посмотрел на Эмира:
    -Сидишь за компом и не знаешь?! Всё то же – о злом Эмире, - связной аж перекосил рожу, пытаясь показать тому, каким его представляет цивилизованная половина человечества. -  Все вспоминают тот бой под Сараево, пошли слухи, что тебя снова грохнули американские спецслужбы,.. что на ночь пьёшь кровь младенцев, невинно убиенных в полнолуние! Шучу!
    Эмир поморщился, как от сильной головной боли:
    -Это ещё что, в прошлый раз говорили, что я госпиталя взрывал, и что подрыв какого-то там собора – дело моих зловещих рук.
    -На твоей совести парад геев и лесбиянок.
    -Парад на их совести, а я только положил этому конец. Что еще?
    -На Марс что-то запустили, через полгода долетит, будем надеется.               
    -Ты прямо как выпуск новостей, - всю значимую информацию выдаешь в конце и кратко. - Араб взял со стола бутылку и придирчиво наблюдал, как бесцветная, прозрачная жидкость, журча, льется в стандартный, граненый стакан.
    -А откуда я мог знать, что тебе бесперспективная затея полета к другой планете, важнее собственных похождений. Хотя пора бы привыкнуть за десять-то лет к такому отношению… Одного не пойму, мы воевали в одном отряде, но как получилось так, что ты теперь командир, а я твой связной?
    Эмир опустил голову, словно застеснявшись такого неравенства.
    -А почему одни становятся академиками, а другие спиваются?
    -Плохо ты обо мне думаешь,- обиделся Владимир.
    -Извини. У меня в голове полный бардак. Деньги, этот гребаный отчет, Русова…
    -Русова?
    -Русова.
    -Лада?
    -Лада.
    -Жениться задумал?- допытывался Владимир.
    -Двадцать пятого марта свадьба.
    -А чо такой хмурной?
    -Какой?- не понял араб.
    Связной задумался, подыскивая синоним:
     -Ну, грустный.
    Эмир плеснул себе минералки, бегло оглядел блиндаж, и, секунду поколебавшись отрезал толстый кусок мяса, ароматный, посыпанный специями...
-Не знаю. Всё это как-то не катит, - брать на себя лишние хлопоты, в этих по ноздри увяз…
     -Что, прежняя история? - спросил Володя, - никогда у тебя с бабами не ладилось. Сначала признания в любви, а потом ты уезжаешь и ежемесячно высылаешь по тысяче долларов каждой. И Ладу бросишь?
     -Не-а
     Связной неверяще посмотрел на командира:
     -Откуда столь поспешные выводы?
     -А я её люблю.
     Владимир всплеснул руками:
     -Их ты тоже любил! Посвятил ее в былые подвиги?
     -Не посвятил,- отрезал Эмир,- и не намерен. Смотри сюда…
     Командир выдвинул ящик стола и  извлёк маленькую неказистую коробочку. Владимир ахнул, внутри, искрясь и сверкая, даже при тусклом свете монитора, лежали невероятной красоты серьги. Связной никогда не видел изумрудов такой чистоты – огранка «площадка» не позволяла даже самому искусному ювелиру скрыть сколько-нибудь незначительные дефекты. Камень сиял, он светился изнутри, излучал теплый, согревающий блеск. Металл,- нет, не золото, платина! – образовывал необычный, диковинный рисунок, словно славянские мотивы сплелись с орнаментом древнейших арабесок. Владимир вдруг понял, что Эмир заказывал это чудо у искуснейших ювелиров, сравнивал, выбирал, что такие серьги не купишь даже в самом престижном ювелирном магазине.
     -Прости мне мой нескромный вопрос,- сказал связной, выйдя из некоторого замешательства,- но сколько это может стоить?
     -Володь, зачем тебе? Эти серьги – мой свадебный подарок. Я бы никогда не потратил такие деньги на себя, понимаешь?
    Связной молчал, в его серых, ясных глазах командир читал полное, стопроцентное понимание.
    -Закончим, - сказал командир, поднимаясь, - завтра поговорим об отчете.

• *  *  *

    Лес, напоминающий занесённые снегом джунгли, редел. Непроходимые чащобы сменялись одинокими деревцами, деревца уступали место кустарнику. Нам открылся лысый пологий склон, у подножья виднелись строения небольшого селения, опустошенного и разрушенного. Масштаб уничтожения цивилизации приводил в ужас. Всюду дымящиеся руины, щебень, обломки кирпича, и, как дьявольская аллегория, – раненная корова и двое телят среди груды тряпья и раздробленных бетонных блоков.
     Из-за леса приглушенно доносились разрывы беспрерывных бомбёжек. Серое небо прорезали всполохи, пугливые, словно лани, они оставляли после себя лишь грохот рвущихся снарядов. Мы не слышали крики умирающих, стоны раненных, ликование пилотов, уверенных в своей правоте и защищенности своих смертоносных машин от наших ракет.
     Задумавшись, я наступила в темную лужу, что уже успела покрыться тонкой коркой льда. Отвратительные коричневые пятна расплылись по белым штанинам маскхалата.
     Идя по плохо узнаваемым улицам поселения, мы подыскивали под ночлег наиболее уцелевшее здание. Некоторые дома были совсем не тронуты бомбежкой, но Воислав упорно вел дальше. Отряд остановился у трехэтажного полуразрушенного строения, я оценивающе оглядела мрачное здание школы. На светлой испещренной осколками стене четко вырисовывались темные глазницы окон. Сквозь одно из них боевики проникли внутрь и оказались в комнате, мало походящей на класс средней школы – штукатурка отбита, пол в нескольких местах проломлен, повсюду разбросаны гильзы разного калибра. Черт, здесь же шли тяжелые, кровопролитные сражения, здесь каждый дом приходилось брать с боем, а когда американцы поняли, что нас не сломить, пустили в дело бомбардировщики, танки…
     Дверь в класс, висевшая на одной петле, гнусно скрипнула от прикосновения кого-то из боевиков, за ней широкий, светлый коридор, справа потрепанные прямоугольники дверей, слева высокие узкие окна с остатками стекла и обломками рамы.
     -Збигнев, Младич и Русова – со мной в актовый зал, - скомандовал Воислав, - остальные осматривают здание.
     Актовый зал располагался на втором этаже. Под потолок, громко хлопая крыльями о воздух, взметнулись голуби. Тяжелый сырой воздух, густой, словно тесто, массой заполнял измученные за время перехода легкие. Желудок свело голодной судорогой, он жалобно потерся о ребра, требуя пищи.
     -Жрать нечего, - напомнил Ярополк командиру, - а до лагеря еще двое суток.
     Командир взбежал на сцену, ударом ноги проломил прогнившие доски.
     -Доставайте, - командир кивнул на образовавшуюся дыру.
     Я запустила руку в прохладную сырую полутьму, пальцы схватились за полиэтилен, с помощью Збигнева достала черный пакет, тяжелый и громоздкий, доверху набитый банками тушенки и сгущенного молока.
     Боевой нож десантника с легкостью пробил хрупкую жесть, прорезал дыру с острыми, рваными краями, оттуда поплыл пьянящий, сладостный запах. Сочные небольшие кусочки таяли во рту, я глотала, почти не разжевывая, грязными пальцами вылавливала в нежном желе ароматные ломтики, царапая кожу об острые неровные края.
     В актовый зал, гремя, как стадо зубров ворвались боевики.
     -Чисто, - доложил Шурик, - стерильно.
     Стемнело. В вязком, словно деготь, полумраке одиноко маячил огонек сигареты, от нее по руке разливалось тепло, в щеки ударило жаром. Вдоль хребта пробежали скользкие ящерки импульсов, шли в мозг, принося с собой смутное ощущение страха. Под ложечкой было едко, мысли, хаотично застывшие в сплетениях аксонов, начали двигаться, просчитывать варианты… Сейчас же, в звенящей, нарушаемой лишь храпом соратников, тишине мозг возобновил свою тяжелую работу – анализ прошедших событий и прогнозирование предстоящих… Так легче… Так тонет во множестве вариаций тревога, растворяются страхи и крепнет монумент уверенности в том, что твоя судьба под контролем твоего сознания, твой воли, твоих навыков…
     Во дворе протяжно мычала корова. И не было слышно разрывов. Как назло. В гудящей, режущей слух тишине агония умирающего животного казалась невыносимой, она била по нервам, как огромный паровой молот по стальной болванке.
     -Черт возьми, - прохрипел сквозь дремоту командир, - да пристрелите ее кто-нибудь. Игорь, Ярый... Лада...
     Я принялась трясти Младича, тот брыкался, отворачивался, упорно не желая просыпаться.
     -Я же гранатометчик, - запротестовал Ярый, - что я ее из РПГ мочить буду? И зачем троих посылать, когда и один спокойно справится?
     -Правильно, - согласился Воислав, - бери «калаш», и мигом отсюда!
     По коридору застучали торопливые шаги, через минуту треск автоматной очереди оборвал мычание обезумевшего от ужаса и боли животного.
     Тьма рассеялась. Редкие лучи восходящего солнца заливали нежным багровым светом испещренные осколками стены актового зала.
     Воислав сидел над картой, что-то объяснял Шурику, тот внимательно слушал, кивал. Командир вытащил из рюкзака ноутбук, неловко раскрыл, неуверенно постучал по клавишам, те мягко проваливались под грубыми пальцами серба. Так и не поняв, почему ноутбук работает без подключения к розетке, я поднялась и подошла к командиру. Тот протянул мне почти полную банку тушенки:
     -Доброе утро, - сказал он. - Ешь, это все тебе. Слабый пол надо поощрять и всячески поддерживать… Паша! Паш, наладь связь с лагерем.   
     Паша по-турецки сидел перед радиостанцией, бросал в эфир короткие фразы:
     -«Светик», «Светик»… это «Скиф»… как слышишь, «Светик»… ответь…
     Боевики расселись вдоль сцены, свесив с неё ноги, кто-то закурил.
-Если русские войска выведут, - напряженно произнес Игорь, - произойдет катастрофа.
     Збигнев сплюнул, ответил:
     -Вот она, помощь братьям-славянам. Прошлый президент хотя бы ввел войска, а этот готов ноги Америке лизать!.. В моем городе нас было около семи тысяч, а теперь пятьдесят семь человек! Моя жена боится из дому лишний раз выйти.
     Пняла, что Збигневу надо выговориться, он говорил и говорил то, что знает каждый – об ужасной трагедии славянского народа. То, что происходит здесь сейчас, позволяет понять тактику Соединенных Штатов… Черт, ведь именно на примере Югославии проводится обработка  технологий, призванных в будущем взорвать Россию, Китай и ряд других, не зависящих от Америки государств. Югославия – это маленькая Россия. Это страна  неоднородная по населению и вероисповеданию. США создает конкретные методики создания и раздувания конфликтов и разложения стран изнутри.
     -Югославия вместе с  Россией, - донеслись слова Младича, - вступили в одно и тоже дерьмо! Мы приютили тварей-албанцев, как когда-то русские чеченцев. И что теперь? Моя страна раздроблена, на моей земле – американские базы! Как большая, могучая Россия могла допустить такое глумление над братским народом?
     Мне стало стыдно, как будто это меня, Ладу Русову, спрашивал молодой сержант Младич, как будто мне в укор ставил он бессилие моей Родины. Я достала помятую пачку «Кента», чиркнула зажигалкой.
     -Блин, - не выдержал командир, - вы прекратите когда-нибудь демагогию разводить! Через пять минут выходим, а они пикник на уикенде устроили!
     С помощью Збигнева закинула за плечи двадцатикилограммовый вещмешок, лямки больно врезались в натертую до крови кожу.
     Температура скакнула градусов на пять, макушки деревьев едва колышутся, на земле редкие проталины. Но это никого не обнадеживает, базовый лагерь в горах, а там снег по колено и резкий пронзительный ветер.
     Из-за угла школы вышел Ярый, ведя за собой рыжую телочку, та, растерянная и исхудавшая, держалась ближе к доброму, жалостливому боевику.
     -Корову зачем привел? – недоумевающе спросил Шурик, - она ж к тебе уже привыкла почти, за тобой пойдет... а ее с собой никак нельзя. Вот командир придет, он тебе покажет кузькину мать. Отгони ее лучше очередью.
     -Жалко, я ж ее мать сегодня... это... того... очередью… Знаешь, мне кажется животные знают о смерти намного больше нас…
Гневный взгляд Воислава метнулся в сторону боевика, в узких глубокий зрачках вспыхнули молнии и медленно растворились в черной блестящей бездне. С фанатичным упорством он запрещал нам говорить о смерти – ни шуток, ни намеков, и размышлений, суровая цензура, тягостное молчание, так и не пророненные невзначай слова…
     Гранатометчик повернулся к коровке. Телочка непонимающе смотрела на него влажными карими глазами с невероятно длинными ресницами, которым позавидовала бы любая голливудская красотка. Ярик  на прощание поцеловал буренку во влажный колючий нос, а корова, словно застеснявшись, отвернулась от боевика.
     Мы прошли километр по «всякой» местности, к пяти часам утра американцы продолжили бомбежки, что шли почти постоянно с небольшими перерывами, и вновь зазвучал глухой лай разрывов... Три недели непрекращающихся  авиационных налетов. Ковровые бомбардировки шлейфом ложились, накрывая населенные пункты, поля, пастбища... Некоторые взрывы гремели особенно сильно и незнакомо – американцы испытывали новые виды вооружений точного действия  в боевой обстановке, непосредственно на людях.
     В лицо приятной волной ударил теплый, как взрывная волна, воздух, принесший с собой знакомый запах весны. Да, это не Россия, но это совсем близко, это родная славянская земля, родные люди.
     Глухой, далекий грохот взрывов прорезал треск автоматной очереди. Неясный зародыш мысли еще не успел сформироваться в мозгу, но выработанный за несколько лет рефлекс заставил припасть к земле, сориентироваться, приготовиться к бою. Загрохотал пулемет, послышались крики первых раненых. Рядом залегли, изготовив автоматы, Танька, Ярополк и Игорь. Метрах в трестах рвануло мощно и свирепо, с деревьев посыпалась кора и мелкие веточки. Где-то сбоку сипло прокричали:
-Влипли! Засада!!!
Боевики ответили встречным огнем. Я выстрелила, в плечо больно ткнуло отдачей. Жидкий сумрак, сквозь который проступали деревья, кустарники, люди, погибшие, раненые, и еще живые, содрогался разрывами, сверкая проносящимся мимо свинцом.
С дикими криками бойцы УЧК, накаченные наркотиками, бросались вперед, падали, волна шла за волной. Но их атаки захлебывались. Совсем близко прогремел взрыв, в стороны метнулись осколки, комья земли, слякоть. Степенно оседала спадающая с деревьев труха, прорезанная лучами раскаленного свинца. Я поймала в прицел перекошенную ненавистью рожу албанца, палец со злостью сдавил курок, во лбу бандита образовалась дыра диаметром с грецкий орех, алая кровь потекла по переносице.
Игорь выстрелил с упора из подствольного гранатомета. Из трубы, прорезая слабеющий сумрак, как комета, прорезающая тьму космоса, вырвался снаряд. Рядом поерзал Ярополк, перевернул обмотанный изолентой сдвоенный рожек. По ушам резануло близкой очередью.
Я размазала по лицу жидкую грязь, снова прильнула к прицелу. За линией из албанцев, пользуясь ею, как живым щитом, залегли морпехи. Галочка  прицела замерла на харе чернокожего коммандос, я глубоко вдохнула свежий как после грозы воздух, нажала на спуск, винтовка судорожно дернулась в руках. Морпеха откинуло на спину, из горла мощной струей захлестала  темная, бордовая кровь. В поисках новой мишени повела стволом винтовки в сторону. Все штатовцы в десятикилограммовых бронежилетах, касках со встроенными рациями, даже на глазах пуленепробиваемые щитки, они стоят позади албанцев, изредка нажимают на спусковые крючки М-16.
Американцы отступали, бросая убитых и раненных. Вместе с Ярым мы съехали за обратный скат местности, там лежал труп албанца, бандита УЧК. Ярополк вытолкнул его на бровку ската, труп сразу же прошила автоматная очередь, взметнулись фонтанчики крови. Гранатометчик снял с пояса флягу, потряс ею, проверяя, сколько осталось воды, повесил обратно.
-Они отступают, - сказал Ярополк, - еще немного и мы их добьем.
-Быстрее бы, - отозвалась я, - иначе успеют вызвать подкрепление. Против самолетов мы не выстоим.
-Я думаю, они уже вызвали, как только первый выстрел услышали...
За скат съехал Шурик. Боевики с трудом узнали его перемазанное грязью и кровью лицо. Он тяжело дышал, выдохи вырывались из груди с клокотом и всхлипами.
-Как думаешь, прорвемся? – спросил подрывник. – Авианалет мы не переживем.
По бровке ската ударило очередью, фонтанчиком брызнула земля, Шурик пригнулся, закрывая голову руками. Ярик вздрогнул, выглянул из-за тела албанца в жидкий, разреженный сумрак, рассекаемый огненными стрелами автоматных очередей. Поле боя  казалось оплетенным паутиной ярких трассеров. Я поежилась, вжала голову в плечи, провела грязным рукавом по лицу, смахивая крупные капли пота, что норовили попасть  в глаза и многочисленные царапины.
Очереди слышались все реже. Над головами славян раздался свист. Они нагнулись, свист нарастал до грохота, в двухстах метрах позади взлетели на воздух комки земли, в затылок ударила горячая волна воздуха. Я оглянулась, над воронкой метров трех в диаметре клубилась пыль, в ноздри ударило чем-то едким и запахом обгорелого мяса. Что за черт, американцы не стали бы бить по своим, значит, бомбят албанцы?
-Не страшно, - прошептал Саня, -  гаубица. Главное не вертолеты.
Мы переглянулись. Спотыкаясь и падая на колени, побежали к воронке, заскользили вниз. За спиной с жутким треском накренились два полувековых дерева. Земля больно ткнула в задницу, я крепко сжала винтовку, уклонилась от съезжающего в воронку Ярополка.
Выстрелы гремели еще неопределенное время, но вскоре затихли.
Впереди послышались крики, просьбы о помощи на английском языке. Я выстрела на шум, в ответ раздался треск автоматных очередей, загрохотал пулемет. Ударили из гранатомета. По лицу чиркнуло болью, вниз потекло теплое и мокрое. Я выстрелила снова, оружие дернулось в руках, в плечо впечатался приклад, из ствола вырвалось бешенное разъяренное пламя...
Саня вытащил РГД-5, сорвал чеку:
-Твою мать, - Ярый нагнулся, ткнул меня лицом в грязный кровавый снег.
Шурик выметнулся из воронки, отвел руку для броска. Но его замах остановился посередине. Полоснуло очередью, бедро подрывника дернулось, фонтаном брызнула темная, словно деготь, кровь, потекла по темнеющей штанине. Шурик опустился на колени, вскрикнул, его лицо исказилось острой пронзительной болью, он стоял на коленях, пошатываясь, судорожно ловя ртом воздух. Вместо того, чтобы отшвырнуть гранату, он потянулся к ней второй рукой. В этот момент грянул страшный взрыв!
Деревья пошатнулись, вниз посыпались искромсанные осколками веточки. В лицо ударил теплый порыв взрывной волны, взвыли осколки, в лицо брызнуло горячим. Я провела ладонью по щекам, смазывая грязь, кровь и мелкие кусочки мяса.
-Яр? – позвала я гранатометчика. – Ярый, как ты?
-Нормально. У тебя лицо в крови.
-У тебя тоже.
Ярополк вытер физиономию тыльной стороной ладони, взглянул на нее, внезапно перевел взгляд туда, где лежало изорванное тело подрывника. Ярик отвернулся, до меня донесся отвратительный чавкающий звук, шлепок. Воронка наполнилась таким зловонием, что желудок попросился наружу, там квакнуло, а его содержимое поступило к самому горлу. Гранатометчик растеряно подошел, шлепнул по плечу, проговорил:
-Извини, Лад.
-Дыши в сторону.
-Хорошо, - Ярик отвернулся, - а теперь что делать?
-Для начала – сменить убежище.
С разбегу боевики съехали за обратный скат местности. К большому удивлению обнаружили там Воислава и Милорада, лениво отстреливающихся от остатков американской разведгруппы.
 Небо заволакивалось белесыми облачками. Послышался близкий шум вертолета, зазвучали первые выстрелы, оглушительно  загрохотал «красавчик», над верхушками деревьев зависла громадная туша «Апача».
Ярополк зло выругался, стащил из-за спины гранатомет, приладил к плечу, выстрелил. Фигуру Ярика окутало серым дымом, снаряд, словно огромный шмель, понесся навстречу цели. Над головами славян пронеслись горящие обломки фюзеляжа, объятый огнем вертолет скрылся за верхушками деревьев, там громыхнуло, небо озарилось багровым.
-Сбил! – радостно крикнул Ярополк.
Из-за ската высунулась голова Воислава, командир бросил:
-Скорее поверю, что у него горячее кончилось, чем, что ты сбил «Апач».
Боевики пулей выскочили из-за ската, побежали. Впереди грохотнул взрыв, завизжали осколки, Ярополк упал, покатился по склону, за ним, щелкая и свистя, полетели мелкие камешки. Я прыгнула вниз, ноги подкосились, полетела по склону, распоров руку об острый камень.
 
• *  *

Танька сидела за стволом поваленного дерева, до побеления костяшек сжимая в руках тяжелый автомат. От раненой ноги в мозг пробегали импульсы с требованием чего-нибудь сделать, остановить боль. В лицо били порывы холодного воздуха, играя выбившимися из-под шапки волосами девушки. Треск автоматной очереди прорезал грохот пулемета, откуда-то сверху посыпалась труха поломанных деревьев. Пыль и снег забили глаза, ноздри. Танька провела по лицу тыльной стороной ладони, ощущая кожей век затвердевшую от холода шерстяную перчатку с прорезами для пальцев. Медсестра передернула затвор. Автомат задергался в ее руках, в плечо больно впечатался приклад. На поваленный ствол звонко посыпались отстреленные гильзы, ослепительно блеснули на зимнем солнце. Последняя пуля ушла трассирующая, яркая как шаровая молния. Танька выругалась, озлоблено отшвырнула пустой подсумок.
Впереди показались одетые в твердые панцири бронежилетов морпехи. Они уверенно ступали по чужой земле, чувствуя себя хозяевами, высшими созданиями, они, убежденные в своей правоте и защищенности, красочно, словно перед телекамерами, водили по сторонам стволами М-16.
Сбоку вскрик, оборвавшийся на стон, Танька обернулась, увидела стоящего на коленях Игоря, кровь из его раны ритмичной дробью капает на землю, расплывается на снегу красными пятнами, на руках тоже кровь, и на лице, и на прикладе его автомата. Игорь что-то говорит, но Танька не слышит, мешает грохот, видит только, как шевелятся его резко поменявшие цвет губы. Потерявшими чувствительность пальцами девушка передергивает стальной затвор, нажимает на спуск.
Автомат захлебнулся. Она отбросила в сторону ставшую уже ненужной железку. Впереди навстречу шли пятеро коммандос, на уставших лицах тупые усмешки, морпехи уже представляли, как привезут ее на базу, как, снимая напряжение, будут бить, насиловать, издеваться...
Танька сняла с пояса гранату. Мощная и тяжелая РГД-5 мягко легла в ладонь, по телу пробежала дрожь, девушка ощутила приступ неудержимого страха. А как же Матросов, пронеслось в голове у Татьяны, как же Гастелло, Евгений Родионов... До морпехов оставалось сорок метов... тридцать... десять... Пальцы потянули чеку. Девушка встала и пошла навстречу коммандос, отсчитывая последние секунды своей жизни – пять, четыре, три, две... Она выставила перед собой гранату на вытянутой руке, и увидела, как лица морпехов исказились ужасом, почувствовала радость, неописуемую эйфорию... Ну и что, что никто не узнает, как она погибла, главное – она не посрамила честь называться русской, она поступила так, как поступали предки ее всегда, и как не поступил бы ни один из убитых ею морпехов...