Голубка

  Около пятидесяти голубей сидели на сером, не покрытым снегом асфальте. Нахохлившись, пряча голову в пух, они изредка косились на ноги прохожих. Видимо, им совсем не хотелось наклонять голову, чтобы увидеть одним глазом всю человеческую фигуру, поспешно проносившуюся мимо.
  Суета и резкость движений, присущая этим птицам, покинула их или была скованна легким морозом. И теперь голуби ютились на небольшом участке оживленной дорожки. Не имея столько сил и желания, как летом, для привычной быстрой жизни, они окружили себя беспокойным движением людей. Птицы совсем не испытывали страха в столь привычном для них течении жизни. Прижимаясь как можно ближе к сидящему рядом товарищу, для сохранения драгоценного тепла, голуби забыли былую конкуренцию за пищу, образовался довольно плотный круг. Можно было подумать, что птиц загнали и окружили враги, но их спокойствие говорило об обратном, что это они подчинили себе всех, кто был вокруг. И действительно, редкий прохожий не обращал внимания на такую интересную картину.
  Однако одна голубка сидела поодаль от остальных, сидевших в кругу. Ее перья трепал холодный ветер, но она не старалась спрятаться от него, как остальные, будто не замечала холода. Даже снующие люди не привлекали ее внимания. Все ее существо говорило о безразличии, поглотившее голубку целиком.
  В душной комнате с наглухо запертыми окнами, завешанными плотными, темно-бардовыми шторами, лежала больная девушка. Ее высохшее лицо по своей белизне не отличалось от простыни и подушек. Глаза впали и лишь изредка поворачивались, но могли ли они видеть что-нибудь, наполнявший неосвещенную комнату мрак затянул их.
  Александра не вставала уже несколько месяцев, она слегла по осени после истории с голубкой. Раньше Саша часто гуляла по аллеям в местном парке, туда ее тянули дети, которых водили на прогулку родители. Эти милые создания пленяли своей чистотой, звонким смехом и той жизнью, которую они излучали. У Саши замирало сердце, и наворачивались слезы при виде молодой мамы с ребенком. Для нее это было счастье, которого не могла испытать сама, врачи поставили ей страшный диагноз – бесплодие. Многие ее подруги уже были замужем и успели родить. Саша испытывала блаженство, когда, бывая в гостях, ей позволяли подержать на руках дитя. В эти моменты она оживала, даже становилась моложе, от восторга и радости выступал здоровый румянец и в глазах появлялся теплый блеск, как у влюбленного человека. Особенно ее пленял вкусный запах молока, который исходил от ребенка.
  В тот день Александра гуляла в небольшом леске, где преобладали старые тополя, с кривыми раскидистыми ветвями, разбавленные редкими тонкими березами. Деревья были очень потрепанны вчерашним ураганным ветром и сильным дождем. Капли были очень крупные и били с такой силой, что сбивали листья с необыкновенной легкостью, будто срезали их чем-то острым. Повсюду валялись сломанные сучья, листва перемешалась с грязью, в низинах стояла вода. За короткое время земля успела подсохнуть так, что взялась коркой и не приставала к ногам. Стояла аномально жаркая погода. Если случится еще что-то, кажется, уже никого не удивит.
  Александра шла по дорожке и внимательно смотрела под ноги, стараясь не наступить куда-нибудь. На ней было легкое светло-желтое платье с изящным пояском и шляпа с широкими полями. Легкость ощущалась во всем, даже в походке. Задумчивое выражение лица придавало Саше загадочность, а скромная улыбка, нарисованная молодым художником (молодым, потому что казалась неестественной) радость. Тропинка тянулась через весь лесок, лишь изредка выходя на открытое пространство. Саша шла быстро, смотря под ноги, и так увлеклась этим, что не заметила, как деревья редели и совсем исчезли. Порыв ветра приподнял ее платье, она автоматически опустила руки вниз и присела. Только тогда Александра очнулась, краска стыда выступила на бледной коже. По ее движениям даже не вооруженным глазом можно было заметить замешательство. Александра растерялась и даже немного испугалась, когда оказалась на открытом пространстве, где все могли ее видеть. Она казалась себе такой хрупкой, беззащитной и одинокой, что цепенела, но лихорадочно пыталась взять себя в руки. Больше всего ее пугала одиночество, Саша понимала, что как никто другой обречена на одиночество.
  Прошло около часа, может больше, усталость давала о себе знать, и темп ходьбы снизился. Саша сошла с основной дорожки на маленькую, почти незаметную, по ней редко  кто ходил, только влюбленные парочки, желая уединиться. Вот и Саше захотелось побыть влюбленной и наедине с собой. Здесь деревья стояли тесней, сцепившись ветвями в вечных объятиях. Солнце проникало сюда меньше, и земле доставалась лишь малая часть тепла, его почти все забирали листья, которые бессовестно были подставленные под солнце тополями. На ноги налипала грязь, и Саша тщательно выбирала место, куда наступить. На пути попалась довольно большая лужа, вода в ней отстоялась и была чистая. Саша увидела свое отражение и отвела глаза в сторону, ей не хотелось видеть себя жалкой и беззащитной, она всегда чувствовала свою обреченность, когда чувствовала на себе взгляд. Чтобы обойти преграждавшую дорогу лужу, Александра сошла с тропинки. Ступая между отломанных веток, она была поглощена этим процессом, что едва заметила голубку, которая сидела тихо и не шевелилась.
  Перья, слипшиеся от грязи, торчали в разные стороны, глаза не двигались. Голубка сидела смирно, без всякого страха перед человеком. Саша даже подумала, что она слепая, но вскоре поняла, что заблуждается. Саша не понимала, что с ней могло случится. Если бы птица не сидела, то можно было подумать, что она умерла. Но смерть еще не обрела полной власти над голубкой, хотя было ясно, это лишь вопрос времени. Сердце у Саши сжалось от жалости, подступали слезы, но самого страшного она еще не успела заметить. Рядом с голубкой лежало тело птенца. Ливень просто смешал его с грязью, и только желтый клюв бросался в глаза. И когда Саша все поняла, то слезы побежали по щекам, она и не пыталась их сдерживать. Искренняя жалость заставляла Сашеньку рыдать, и обострилось то самое материнское чувство, которое так мучило ее. Она взяла голубку в ладони, стараясь не повредить хрупкое, изнеможенное тельце. Птица лишь безучастно посмотрела на Сашеньку и опустила голову. Без всяких колебаний было решено забрать голубку домой и выкормить. Сняв дорогую шляпку, Саша положила в нее птичку и накрыла носовым платком, чтобы не видели любопытные прохожие.
  Дорога до дома никогда не была такой длинной, как в тот день. Сашенька шла быстрым шагом, который, незаметно для нее, переходил в бег. Когда шляпка начинала трястись,  она, испугавшись, почти останавливалась, но через мгновение снова начинала шагать. Почти ничего не замечая, даже сигналивших машин, которые могли ее сбить, Саша спешила домой, чтобы спрятать  голубку от окружающего безразличия. И сама она хотела спрятаться от всех и всего.
  Никто не мог понять их, двух существ, связанных одной серой нитью. Она поможет отчаявшейся птице, она должна ей помочь! Мысли перемешивались с непонятным счастьем. Да, да! Теперь у нее есть голубка, родственная душа. Только они могут понять друг друга.
  Скрипнула входная дверь. Саша, не переводя дух, вбежала в прихожую и, не снимая обувь, направилась на кухню. В углу крохотной кухни стояла газовая плита, довольно старая, но в хорошем состоянии. В углу напротив располагался небольшой холодильник, увешанный магнитиками. Самый большой магнит в форме сердца прикреплен в центре, он сразу бросался в глаза. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять, сколько сил и старанья потрачено на уют и чистоту.
Саша медленно опустила шляпку на обеденный стол, накрытый белой скатертью, и убрала платочек. Голубка лишь посмотрела вверх, но это была реакция на яркий свет.
  Прошло несколько месяцев. Голубка жила в клетке, раздобытой у соседей. Клетка располагалась на хорошо освещенном подоконнике, чтобы птица могла наблюдать за происходящим на улице. Саше казалось, что так голубке будет легче переносить вынужденную неволю. Но голубка никогда не смотрела в окно и вообще отворачивалась от солнца, словно отворачивалась от самой жизни. Она всегда сидела на полу и смотрела куда-то в даль комнаты. Сашеньке приходилось кормить ее с рук и поить с пипетки. Саша боролась не только за голубку, но и себя, хотя не осознавала этого. Одно горе и одна жизнь на двоих.
  Теплый сентябрьский день, Саша занималась уборкой. Бегала по всей квартире то с тряпкой, то с ведром, что-то бормотала под нос, но выглядела вполне довольной. Комната, в которой находилась клетка, была уже убрана. Сквозь вымытое окно свет заливал комнату. А ветер трепал легкую тюль, Саша забыла закрыть форточку. С улицы доносилось воркованье голубей. Тени, отбрасываемые пикировавшими возле окна птицами, проносились по полу и стенам комнаты. Голубка впервые встала и начала ходить по клетке, бросая взгляд в окно. Ее движения становились резче и беспокойней. Махая крыльями, голубка словно собирала последние силы, чтобы взлететь. Пространство, сжатое прутьями, расширялось от воздушных вихрей, назревал неминуемый взрыв.
  Саша протирала маленькое круглое зеркало в ванной. На миг поймав свое отражение, она не узнала себя. Это была она, но словно постаревшая: бледная, без блеска в глазах, лицо изрезанно неестественными морщинами, которые совсем не по возрасту. Ничего не понимая, Сашенька замерла у зеркала и внимательно посмотрела на себя, все было в порядке, это снова настоящая она. Сильный шум, доносившийся из спальни, вернул Сашеньку в реальность. «Спальня, голубка», - уже на бегу подумала Саша. Голубка неистово махала крыльями и билась о прутья. Откуда столько силы в этом худеньком, полупрозрачном тельце. Перья и птичий корм, с перевернутой кормушки, летели во все стороны. Сашенька не соображая, ведомая только страхом, отворила дверцу и встала на месте. Мысли, чувства застыли в маске испуга и полного непонимания происходящего. Голубка вырвалась из клетки, каким-то чудом поднялась до форточки и выбросилась из окна. Саша испытала сильную душевную боль, словно ее сердце оборвалось и куда-то падало. Без чувств тело рухнуло на пол, а сама Сашенька все еще падала в пустоту.
  Зимнее солнце освещало, но не грело. Повисев еще немного над городом, стало быстро закатываться за тонкую линию горизонта. Северный ветер усиливался и безжалостно обжигал все живое. Мороз крепчал, сегодняшнюю ночь нужно было не просто переждать, а выжить. Стаи голубей кружили над крышами, прячась от холода на чердаках. Только одинокая голубка осталась на пятачке голого асфальта.

Сизая голубка подними глаза.
Видишь, как сияет на морозе снег,
Словно серебрится на сердцах слеза,
Сильно изувеченных судьбой калек.

Помнишь, как надежда воскрешала нас,
Сердце обжигая миражами грез.
Слишком обреченно наступил тот час,
Чтобы мог он стоить непокорных слез.