Закон антихаоса

(МОЗАИКА  СОЗНАНИЯ)                Елене Анатольевне Рубцовой
               


                И не спрашай, егда
                то было. То есть и теперь.
                Аввакум.               


               

             …ПЛЮС   НЕУЛОВИМАЯ   ИСТИНА

 
                Век XIX принял меня безропотно, как свое дитя. Я огляделся окрест. По всей Европе уже дымили заводские угольные трубы, катились по чугунным рельсам окутанные  белыми облаками паровозы. Воздух был напитан предчувствием войн и революций, а в университетских городках  простыми малоизвестными людьми делали науку те, чьи имена совсем скоро составят славу мировой мысли. От Пиренеев до Урала  перекатывался гул церковных колоколов и человеку уже казалось, что он  схватил Бога за бороду.
                Доктор Фрейд нервно ходил по комнате и говорил зло и напористо. С той стороны узкого стрельчатого окна ворковали  среди заранее  высыпанных крошек голуби. Фрейд изредка подбегал к стеклу, стучал по нему скрюченным пальцем, и тогда птицы дружно снимались сизым метельшащим облаком.
               -Вот ваш  Хаос, - указывал мне на голубей ученый. -Полноя бессистемность построения, никем не составленная и неуправляемая стая. Чего непонятного-то?
                Его бесило мое спокойствие, и он норовил уязвить меня, убить мой интерес, словно ему платили, как адвокату Порядка. Он время от времени покусывал ноготь на мизинце, сплевывал через бородку и почти кричал:
      -Поймите же, наконец, вы, молодящийся бонвиван,  что ваш больной интерес к абстрактному Хаосу - это тоже от телесной неудовлетворенности! Вам надо расцарапать этот интерес, как ранку на теле, потому, что это вам приятно. А от приятного до сладострастия - один шаг. Ну что это такое - ваш Хаос?! Пыль, бред, воображение. Да никогда ни один серьезный ученый или исследователь - да и просто нормальный человек - не занимался этой проблемой. Потому, что у нее нет предмета. Нет никакого Хаоса - вы понимаете? А если и есть, то только в вашем воспаленном сознании. Это болезнь, и я ставлю первый в медицинской практике диагноз: хаосомания!  Я даже знаю рецепт!
        Внезапно ученый замер на ходу, даже носка ноги не опустил и сказа, как сделал открытие:
       - Вы пацифист!
        Теперь уже заинтересовался и забеспокоился я:
        -Не вижу логики в ваших выводах. Вы попросту уводите беседу в сторону от темы.
     Фрейд опять заметался, заводя себя, и было видно, что с этой моей манией он сам зашел в тупик:
    - Да - вы пацифист! Но вам все-равно нужно с чем-то сражаться. Вот и надумали себе врага : Хаос! И чтобы вышибить эту блажь, вам нужно записаться в армию или найти иной приемлемый выход.   Вам надо женщину! Одну!.. Две! Нет - вам нужен гарем - и тогда вам будет не до болезни.
    -Простите, - попытался остановить я  неуравновешенного психиатра, - я пришел к вам не за рецептом. Послушать вас - так выходит, что и апологеты общепринятой Космогонии и Порядка тоже эротоманы…
    -Ага! - аж подпрыгнул на ходу Фрейд, - и они поголовно все. Чтоб на стенку не лезть от неудовлетворенности, они вычисляли ход небесных светил, зырились на лунные кратеры, объясняли социальные потрясения… Все, все в этом мире ненормальные, ни одного здравого поступка!
     -Так чего ж вы от меня хотите? - попытался я остановить петушиный бег врача. - Значит - я такой же, как все. То есть - в пределах общей нормы. Я вижу, что  вас взбесила именно тема Хаоса, а не мое психическое состояние. Не можете высказать свое мнение на сей предмет - не надо. Обращусь к Конраду Юнгу…
      Фрейд внезапно остановился с поднятой ногой и сказал внятно:
        -Не надо Юнга. Я сам способен и дальше внятно говорить на предложенную тему.
       -Ну так извольте! Да присядьте  только, а то от вас недалеко до мигрени.
      Ученый сел за столик напротив, насифонил воды в стакан. Наступила короткая тишина и стало слышно воркование голубей с подоконника. Тяжело, как стопудовая гиря, с колокольни напротив упал первый звук: начиналась вечерняя служба. За вторым, догоняя его державный гул, прокатился следующий звук, потом еще, и скоро наша комната загудела, насквозь завибрировала. Фрейд присел напротив и  начал говорить, стараясь попасть в паузы между ударами  колокола:
     -Я тоже думал, - горячо и проникновенно заговорил он. - Но пришел к выводу, что одно прикосновение к теории Хаоса  точно уже есть болезнь. Потому что я, который полагал, что знает о психике все, а уж о своей душе точно, тоже начал получать сладострастное наслаждение… О, Хаос, о,  точно в нем есть что-то порочное, непорядочное!  Хотел бы я побеседовать о Хаосе со Многими  Иными, в ком есть философское содержание.  Хотел бы - да воображения не хватит.
     -А  при чем тут воображение? - не понял я.
     Фрейд безнадежно махнул рукой:
     -Да не поймете ведь!.. Хотя… Впрочем, представьте, что вы встретились, скажем, с Соломоном. И начинаете мысленную беседу. Ваши вопросы - понятно: это ваши вопросы. А ответы Соломона? Что это?
    Фрейд захихикал и опять  приступил к  пробежкам:
    -А ответы Соломона не могут быть шире знаний, заложенных в вашу персональную голову. То есть - беседуя с Соломоном - вы все равно будете беседовать с собой. Это даже не шизофрения. Это, извините умственное  ручное  блудовство. Фальшивое, извините, удовлетворение.
     Я так же спокойно перекинул  ногу с колена на колено и не согласился:
     -Ваш вывод верен лишь в том случае, если процесс воображаемой беседы с Соломоном проходит в условиях столь защищаемого вами Порядка. У вас ведь не только медицински, но и математически просчитана модель работы мозга. Но объясните мне, почему из-за пределов моих личных знаний, вне всякой логики и расчетов ко мне, в персональную голову в снах приходят  такие герои и образы, которых ваш фальшивый Порядок, при всей его изощренности и просчитанности, создать не может.  Это - часто не образы Порядка.
    -Вы полагаете - это производное Хаоса?
    -Вот уж не знаю. Вы - Фрейд, к вам я и пришел за ответом.
   Тишина за окном наступила так же внезапно, как и звон до нее. Комната перестала вибрировать и теперь словно  какой-то струны  не хватало для фона нашей нервной беседы.
 Фрейд немного побегал еще:
    -И я не знаю, откуда возникают ваши образы.
   -Так выходит, - осторожно подтолкнул его я, - и ответы Соломона в нашей воображаемой беседе не обязательно взяты из нашего сознания? Они скорее - из-за пределов нашего опыта?
     -Вы меня запутали, - остановился Фрейд.
    -А мне кажется, -не унимался я, - вы запутались уже давно. Ибо, следуя вашей логике, у всего нынешнего человечества емкость ума должна равняться   памяти первобытного индивидуума, ибо знания всех других не могли быть почерпнуты  из-за ее пределов.  Согласитесь теперь - что все, буквально все наши знания и пришли именно из-за пределов нашей черепной коробки. Следовательно - беседуя с воображаемым мудрецом, мы все-равно получаем от него много знаний, которых у нас раньше не было.
    Фрейд подошел и крепко пожал мне руку:
    -Сильно! - сказал он. - В две минуты разбить всю школу психологии - это здорово. Но говорю я все это с  искренней иронией, если вы способны заметить. Ибо любой студент-первокурсник разобьет вашу теорию Хаоса в пух и прах. Да что там студент-медик! Вы, интереса ради, раскройте небезынтересную книжку вашего соотечественника Михаила Зощенко  "Перед заходом солнца"!  И убедитесь, что на скользкую стезю познания непознаваемого ступили не первый. И не первый же поскользнетесь  незамедлительно. Ибо беседа с любым из представителей иных мудрецов убедительно докажет вам, что после каждой такой беседы вы не прибавите в опыте и знаниях ни на йоту.  Потому что, по большому счету, будете беседовать с самим собой..! 
    -Это я уже слышал сегодня, - остановил я  Фрейда. -И должен признаться - беседа с вами, как с одним из Иных Мудрецов, мне и впрямь ничего не дала. Но это не потому, что в моей голове нет ваших ответов. А потому, что ваших ответов нет и в вашей голове. Вы пусты, Фрейд. Потому вас и женщины чураются. А вам кажется, что от этого на земле все беды и причины всех событий. И вот тут я вам хотел бы дать рецепт.
     -Ну-ка, ну-ка!, - сарказм исказил щеки психиатра.
     -Настоящую женщину вам. Хотя бы одну из таких, что знавал я. Да что там женщину - гарем! И вы почувствуете, как из-за пределов вашего Порядка нахлынет безбрежная волна Хаоса. И тогда согласитесь, что он все-таки есть.
     -Хотите пари!  - внезапно загорелся Фрейд. - Тогда побродите среди миров в обществе Иных Мудрецов и узнайте их мнение на сей счет. И если они расскажут, что такое Хаос и есть ли он вообще - я с вами соглашусь… да хотя бы вот на банальный ящик коньяка!  …Я поверю вам на слово, ведь не безнадежно же вы больны. В путь, мой  озабоченный друг!
     Он опять подбежал к окну, отогнал голубей. Белым крошевом птицы отпрянули от стекла и было в их беспорядочном метельшании нечто, в чем виделась непостижимая красота.
    И я принял  вызов.



               

                ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ         

       ПРЯ В ИНТЕРЬЕРЕ  ВИННОЙ  БОЧКИ

         Сверху остров Крит похож на нелепую кляксу, оброненную Господом на земной  шар, когда Он разрисовывал китайской кисточкой океаны и материки. Но опускаясь ниже, вы начинаете видеть под собой не  просто  клочок суши, а изумрудную страну с  линией побережья  из чистейшего песка, с  потемневшим хрусталем ломаных горных вершин, с  белыми плоскими, отражающими свет крышами  домов и хижин. А когда вы зависнете над поверхностью на высоте птичьего полета, то легко различите в стороне от небольшого уютного городка отдельно лежащий прямоугольный предмет размером с конную повозку. И вот вы легко касаетесь ногами горячего песка побережья и оказываетесь рядом с предметом. И с удивлением обнаруживаете, что это  заваленная на бок и на четверть присыпанная песком винная бочка. А когда видите торчащие оттуда голые тощие коленки загорелого донельзя человека,  склоненную к скрижали лохматую голову при седой бороде, то, понимаете, что попали, наконец, к  цели своего путешествия.
    Вы на острове Крит,  в гостях у  мыслителя Диогена, в У! веке до Рождества Христова.
    Впрочем, если вы попали сюда, то это совсем не значит, что вам тут рады.  Я тоже это понял, когда из бочки,  из-под нависших седых бровей на меня сверкнули свирепые зрачки и голос, похожий на звериный рык полувопросил:
    -Н-н-ну?!
    -Простите - запнулся я, - вы - Диоген?
    -Н-н-ну?
     -Великий мыслитель всех времен?
     -Н-н-ну!
     Свирепые зрачки заиграли солнечными искрами и я понял, что мыслители тоже любят лесть. Это был код. Я решил использовать его на всю катушку. Я достал из-за пазухи хитона книгу "Диоген. Жизнь замечательных людей" Издательства "Молодая гвардия" за 1987 год и сунул в бочку, в руки старца. Тот опустил с колен скрижаль рядом с собой и книжку взял. Несколько минут  рассматривал ее,  вертя перед бородой, потом с обезьяньей быстротой перелистал ее и запнулся на собственном портрете на титульном листе.
   -Это я?, спросил он, ткнув пальцем с собственный глаз на портере.
    -И вся книга о вас, - сразу пришлось подхватить мне и добавить, - вас всегда почитало и теперь чтит благодарное человечество.
    Диоген подобрал коленки, подтянул повыше полуистлевший хитон и задом, пятясь, забрался в бочку.
    -Заходи. - раздалось оттуда. Я попытался перечить. Дескать, снаружи и просторнее, и солнце еще не особенно яро. В ответ изнутри появилось некое досчатое  творило по форме овала и оттуда прочно закупорило вход.  Я сокрушенно повертел головой и осторожно постучался. Творило покачалось и исчезло в темно чреве бочки. Я  согнулся в три погибели и сунулся внутрь.
    Старая винная бочка оказалась вместительной, однако пришлось опуститься на четвереньки. Я начал двигаться,  и головой задевать сухие раковины, во множестве подвешенные к потолку. Раковины издавали при этом звук, похожий на мелодию. Где-то внутри язвительно похихикивал хозяин. Я прополз насколько шагов и почувствовал под ногами  некий коврик, опустился на него, смахнув со лба пот. 
    Мелодия погасла, зато изнутри желто блестели глаза Диогена. Он извлек из полумрака плошку с фитилем, невероятным образом получил в голых пальцах огонь, и помещение жилища мудреца  заполнилось внутри полости неверным светом.
    Коротко оглядевшись, я  увидел, что  интерьер бочки столь же лаконичен, сколь дошедшие до нашего времени изречения Диогена. Худая полосатая тряпка вместо постели (на ней теперь сидел хозяин), циновка подо мной, да подвешенные к потолку раковины. Я еще раз тронул их, и опять легкая мелодия коснулась слуха.  Раковины были разной величины и формы и неожиданно среди них я увидел большую винтовочную гильзу, подвешенную на особую позолоченную нить.
     -Откуда?,  - изумился я, коснувшись гильзы пальцем. Легкий звон ответил мне, да еще сам хозяин бочки:
     -Валялась тут на пляжу…
     -На пляже, - поправил я, но тут же Диоген меня зло одернул:
      -Если такой умный - зачем приперся?
      Вопрос был поставлен верно, и ответить пришлось напрямую:
      -Меня интересует ваша точка зрения на проблему Хаоса.
        Диоген из ничего получил в руки крупный апельсин и принялся его очищать. По пропитанной вином бочке поплыл ацетоновый дух  кожуры.
   -Нашел проблему!, - засмеялся мудрец. - Да знаешь ли ты, что все кругом состоит из воздуха? А воздух и есть самый натуральный Хаос. Потому что его уследить невозможно.
     Он обрызгал бороду соком апельсина, впрочем, не предложив мне  и дольки. Я не согласился:
    -Воздух, уважаемый Диоген, состоит из различных газов, его можно приготовить искусственно, изменить и даже уничтожить. А Хаос не отвечает ни одному из этих условий. И не за таким вашим ответом оправился я за две с половиной тысячи лет…
     Диоген как-то поежился, отер бороду широченной ладонью и сказал: будет тебе Хаос,  когда Минотавр затянет нас в месте с бочкой в свои лабиринты. Там  точно умничать не станешь.
    -Но ведь Минотавр - миф!, - возмутился я. - И не пристало мне тут сказки слушать. Можно было просто учебник по Древней Греции полистать, чтобы вашего минотавра испугаться. Вы мне свое суждение о Хаосе поведайте, или я к Аристофану отправлюсь! 
    -Ни за что! - вскричал Диоген, подпрыгнул и ударился головой о крышу. - Ни за что этот выскочка Аристофан не расскажет тебе о Хаосе. Потому что о сем предмете  судить могу только я, Диген из Апполонии, ученик Анаксиметра. И можешь  ли ты, невежа,  судить о Хаосе так, как судил о бесконечном мой учитель! Ведь Хаос и бесконечное - это одно и то же. Насквозь пронизанное воздухом, оно переливается и переплетается в полном беспорядке и его можно увидеть.
    -Как  увидеть! - не поверил я.  Диоген плотно смежил веки и столь же горячо и громогласно продолжил:
    -Так же, как и я: плотно закрой глаза и перед тобой предстанет картина Хаоса.
    -Извините, - не согласился я, - это не Хаос, а видимое сквозь кожу движение кровяных телец…
    -Трижды невежа! - Диоген опять подпрыгнул и почесал ушибленную макушку. - а что есть сам человек и его кровяные тельца? Хаос ! - ткнул он пальцем вверх и продолжил, - ты не задумывался, почему человек по форме именно таков?
    -Каков?, - переспросил я. - обезьяноподобен?
    -Богоподобен! - прогремел мудрец. - Ибо Создатель лепил его из Хаоса, аки пирожок из теста. Вот ты, гость, можешь объяснить, почему человек в самых неожиданных местах покрыт волосами?
     …?    
     -На первый взгляд - нелепо! Ногти на пальцах - к чему они? Вот ты скажешь - это рудиментарные органы: волосы прикрывали наших предков от холода, а ногти нужны были в борьбе за выживание. А не проще ли было Господу вместо руки придумать кувалду, например? Или теплом окутать землю таким, чтобы никаких волос не нужно было. У тебя есть ответ на эти вопросы?
    -А у вас?
     -Скверная привычка отвечать вопросом на вопрос. Сразу видно, что ты учился не у Анаксиметра. Иначе знал бы, что тело, фигура и органы человека возникли хаотично. Не станешь же ты спорить, что никто в отдельность не расписывает изумительную симметрию крыльев множества бабочек. Никто не пришел и не выкроил вручную это потрясающее побережье, где мы теперь треплем языками. Все возникло само собой, из Хаоса. 
    -Но тогда, - не согласился я, -надо признать, что Хаос - Творец, а поступки творца можно предугадать. Хаос же непредсказуем. Значит - это не Хаос насыпал живописные дюны на вашем пляже!..
     Морда страшная, бычья, с кольцом в резиновых ноздрях, заглянула в бочку, закрыв дневной свет, и я в ужасе отпрянул внутрь, вжавшись в самого Диогена. Морда поводила белесыми белками с кровавыми прожилками  по внутренности бочки и потянуло воздух. Раковины под потолком жалобно застонали и морда исчезла. Пришедши в себя, я увидел, как вдоль по пляжу нелепо двинулся от нашей бочки  ее носитель - великан с руками, чуть не касавшимися песка Диоген оттолкнул меня, освобождаясь, и пояснил:
      -Минотавр ищет, чем бы позавтракать.   Не пугайся - от тебя бензином несет, как из бочки - вот он и не тронул. (Я тайком понюхал рукав - никакого бензина!). Это тебе, кстати, и наглядный урок: только Хаос мог создать чудище, ставшее Минотавром. Ведь предпочитает, как деликатес, девушек жрать молоденьких! Поверишь - скоро на Крите рожать некому будет… Просьба у меня, - вдруг загорелся он, почти перейдя на шепот,  - ты все-равно шатаешься по временам и странам: найди ты запропавшего  Тесея, передай мою просьбу, чтоб он поскорее пришиб этого быка! Скажи - Диоген  просил, мне он не откажет.
     -Услуга за услугу, - согласился я, - давайте выберемся на солнце, уж больно винный дух в голову   шибает. 
    -Быка не боишься? - лукаво улыбнулся Диоген. - Тогда вперед, к светилу! 
     С трудом  распрямившись, один за другим мы выбрались из узилища. И первый шаг мой оказался по следу страшного быка: копыта Минотавра выбили в песке цепочку глубоких ямок, вроде кратеров. Жаль - фотоаппарата не было: палеологи много дали бы за снимки!
     -Все-таки непонятно, - сказал я, щурясь от солнца - по-вашему Хаос способен так самоорганизоваться, что созидает шедевры.
    -Естественно! - воскликнул Диоген. - среди бесконечных вариантов кипения воздуха, сиречь Хаоса, возникают абсолютно совершенные комбинации. Вот и весь наш мир - всего лишь одна из таких случайных немыслимых комбинаций. Но не обольщайся - следующая комбинация обвалит весь наш порядок к первозданному Хаосу - и случиться это может в любой миг.  Да и даже в нашем, вроде бы устоявшемся мире,  могут возникать самые нелепые ситуации, объяснить которые можно лишь сбоями в системе Мироздания.
        -Вроде этой, - согласился я, расшевеливая носком сандалии песок и выталкивая к свету гильзу. Я поднял ее, понюхал: давняя, но еще пахнет порохом. Видимо, кто-то и без Тесея охотится на Минотавра.
          Диоген принял у меня гильзу, попробовал сплющить ее зубами:
     -Мягкая. Явно не ракушка, - определил он и добавил: -Там, у дальнего камня, таких целая россыпь. Не пойму только: какие моллюски могут обитать в медных панцирях?
    -При случае объясню, - пообещал я и добавил: - К несчастью, по настоящему о Хаосе ничего не известно даже вам, Диоген. Но пообщался я с вами не зря - на многие вещи в моем времени я теперь стану глядеть по иному. Ведь кипением Хаоса можно объяснить практически все. Началась война в Ираке - это Хаос так сложился. Выскочил чирей на причинном месте - зри в этом особый вариант Хаоса!.. Удобная это штука - Хаос - можно оправдать любые преступления людей. А как же мораль, душа, совесть? Что вам насчет этих предметов говорит Зевс? 
    -А Зевс  тоже выварился из Хаоса, - легко ответил Диоген, - и в Хаос же канет. Я вот отчего живу в бочке?… Да потому, что она столь же призрачна, как дворцы царя Агамемнона! Ты же сам знаешь, что все это канет и без Хаоса, а просто от времени. Впрочем - время и есть первозданный, безграничный и непознаваемый Хаос.
     -А душа? - переспросил я.
     -О душе поговори со святыми, - посоветовал Диоген. -Их познания - за пределами материи, в мире Добра и Зла. А там уже особый Порядок и Хаос и не мне, убогому философу, толковать о том, в чем даже Зевс мелко плавает. ..Смотри - бык! - закричал, словно резанный, Диоген, и я резко обернулся в указанную сторону. Но там было лишь пустое побережье. Я обернулся к бочке. Она изнутри поспешно закрывалась крышкой-творилом и я понял, что моя пря с философом закончилась.
     Я пошел по золотому песку прочь. Крупное зеленое насекомое село на плечо моего хитона и тут же упало мертвое. Мне, пропитанному запахами ХХ! века по Рождеству Христову, ничего не грозило в Античности. Микробы, быки и сам Диоген принадлежали другой реальности, иному раскладу картинки Хаоса. Впрочем…
     Впрочем, я был наивным в своей беспечности. Какой-то иной странник вечности из-за отдаленного камня принял меня издали за Минотавра  и нажал на спусковой крючок. Картина мира обрушилась для меня враз, как разбитая зеркальная витрина. И я погрузился в то, чего домогался многие годы. Там и впрямь оказалось как в мире за плотно закрытыми глазными веками…
       И только спустя невероятное количество лет  и через мириады комбинаций картинок Бесконечного опять оказался за привычным рабочим столом, где на экране компьютера светится заголовок цикла работ "Теория Хаоса" . И я ступаю на новый круг познания, где возможно все и где никогда ничего до конца не познаешь.
               



                ВСТРЕЧА   ВТОРАЯ


                "СЕ  МЕСТО  НАШЕ.
              ЕГО ЖЕ  СУДИ  НАМ  БОГ"

       …Пестрая конная группа из дюжины всадников остановилась рядом и один, в шапке с меховой опушкой и синем кафтане при кривой сабле спросил, полунаклонившись из седла:
        - Камо грядеши, человече?
        Стояла под небом августовская сушь,  под ногой хрустели перестоявшие стебли ковыля. Вечер на переправе у Тихой Сосны уже набирался сочной синевой и мне показалось, что с этой дюжиной в беспокойной степи мое путешествие  безопасней будет.  Я поглядел на громадного сокола, впившего когти в ватное плечо конного рядом с начальником и ответил:
       -Так ведь это… Ко святой Троице мне надо, к самому Сергию.
        Начальник мельком глянул на мои полусбитые штиблеты и усомнился:
      -Так не дойдешь в такой обувке. Русский, чай, будешь, али из бусурманских лазутчиков?
      Тот, с соколом на плече, подернул тонким усом и протянул с расстановкой:
      -Лазутчик он, Захарий. Вишь, руки-то у него белые, к сабле непривычные. Значит - по бумажному делу мастак, вражина.  Вели - я его напополам распластаю.
      И за саблю на левом боку - Цап!   Аж сокол закачался на плече, расправил крылья, удерживая равновесие. Тот, кого звали Захарием  так же неторопливо и доброжелательно продолжил:
     -Да вот беда - я б тебя взял, человече, да нет у нас сменных коней - сами идем скоро и налегке. Мы, вишь ты, натолкнулись тут, за бродом,  на Орду - люди Мамая нас повязали. Думали - смертушка нам пришла. Ан нет - сам правитель принял, кумысом поил.. И с нами направил Великому Князю Димитрию и старцу Сергию своего посланника. Вишь - вон в паланкине сидит, щеки надувает агарянин!
     Я глянул в середину конной группы и впрямь увидел крытые легким навесом на трех стержнях мягкие носилки, притороченные к сбруям сразу четырех коней у русских всадников. Обложенный подушками, в паланкине остро поводил глазами  широкоскулый рябой татарин. Рядом на маленьких, словно с карусели, лошадках, легко сидели еще два татарина. Видимо - свита посла. Пока я разглядывал этот продукт средневековой дипломатии, Захарий оглянулся назад и велел спутникам:
   -А-ну, робята, подсадите-ка доброго человека к послу на подушки, пущай его качается с агарянином до самой Троицы!
     И вмиг в несколько рук "робята" оторвали меня от земли и кинули на подушки. Посол лишь полу халата выхватил из по меня и засопел,  отвернувшись. И я не успел ничего сообразить, а уже  ритмичные покачивания  паланкина подхватили меня, и тупой стук копыт по травяному ковру подсказал, что мы скоро движемся. Еще некоторое время я привыкал к непривычному бегу, а потом задремал, и сокол с плеча скакавшего рядом всадника свирепо косил на меня горящий глаз уже и тогда, когда ночная тьма превратила моих невольных спутников в тени…
     Последующие ночи и дни  выпадало совсем мало минут, чтобы,  с трудом разогнувшись, размять затекшие суставы на привалах. Ели пшенный кулеш и копченую битую дичь, добытую и продымленную тут же. Я не могу этого объяснить, но посол ни разу за время пути  не оставил паланкина. Он не ел, не пил - соблюдал величие Мамая, неся его в своих неподвижных скулах и налитых наглостью глазах. Только однажды ранним утром, под Епифанью, когда нашу группу обложил плотно татарский чамбул в полусотню сабель, посол бросил что-то коротко своему сопровождающему, тот  неторопливо отъехал к  начальнику чамбула и ударил его плетью вдоль щеки и широкой груди в кожаном доспехе. И враз все всадники чамбула, как стайка рыбок в аквариуме, сделали некое общее движение с разворотом и умчались прочь с нашей дороги.
     Конечно, в моем положении надо бы наблюдать, а еще лучше - записывать увиденное, ведь не всякому человеку ХХ! века удается пересекать громадные просторы средневековой Руси. Но в моем положении оставалось только смирно сидеть и охать и посольские подушки, в начале пути бывшие пуховыми,  к концу его казались каменными глыбами. Они набивали и отбивали мне все части тела и я уже жалел, что связался с отрядом Захария Тютчева. Уж пусть бы позже, да без страданий я все-равно добрался бы в Святую Троицу.
    -Как же, - словно читая мои мысли, отозвался неприязненно сокольник, - добрался бы ты к  султану на галеры. Али того хуже - шатучие люди медведю бы тебя скормили. Сиди уж, нахлебник, и помалкивай!
      И сокол все так же презрительно до самого монастыря светил на меня огненным глазом с его плеча.
      Видимо, для Захария Тютчева келья Сергия была важнее  кремлевских палат Димитрия, коли мы буквально ворвались в распахнутые тесовые ворота Лавры к исходу очередного дня неутомимой скачки. Обо мне сразу забыли, и только сокольник не отступал ни на шаг, а птица норовила достать с плеча по лицу крылом. Иногда доставала, и жесткое крыло, напоминавшее дубовый веник, царапало  мне щеку. Нас так и определили на ночлег вместе - под низеньким соломенным овином на соломенной же постели. Я пытался сказать хлопотавшему ради нас служке - отроку с девичьи нежным лицом и намеком усиков над верхней губой, что мне нужно непременно к самому Сергию - отрок ни разу не открыл рта.
    Ночь в очередной раз обрызгала  небо Млечной россыпью, по всему подворью с хрустом жевали корм боевые кони, а я  теперь раздумывал - стоит ли отвлекать Сергия моими пустыми суждениями о Хаосе - или потихоньку исчезнуть из-под надзора сокольника - да уйти вон? Тут и без меня все накалено, как в горниле. На дворе 1380 год, через месяц отгромыхает Куликовская битва и этого Порядка отменить не сможет никто. У Сергия теперь своя задача, у посла  - своя, и даже бодрствующий сокол при деле - и только я один тут, как никому не нужная пристяжная лошадь.  Встать, да уйти…
    -Ну, нет! Чего я захандрил, собственно говоря? Худо-бедно, а исход грядущих событий я знаю. Они, собственно, уже давно состоялись, и уходом своим я ничего не изменю. Более того - в цепочке нынешних событий я становлюсь главным звеном. Это я вызвал из прошлого всех теперешних действующих лиц и я вправе навязать им сценарий грядущих событий. И этого чертова сокола я могу испепелить лишь силой мысли и даже потопить все невидимые мне отсюда султанские галеры в окрестностях покоренного Царьграда!…
    Значит - со старцем надо встречаться. И потому - долой условности. В сторону этого девоподобного инока, хватит тянуться  прохладной ночи - даешь кабинет духовного отца русской нации - настоятеля Троицкой лавры отца Сергия!
    … Впрочем - кабинет - это неверно сказано. Довольно простая комната с узкими высокими окнами и сводчатым потолком напоминает, скорее, придел церкви. Роспись по стенам - лики суровые, испитые, византийские. Паникадило свисает на кованой цепи из старой тусклой меди,  свечи в нем толстые, витые, сальные. Их чад скапливается в углублениях потолка и вытягивается в прямоугольные зарешеченные дыры. На покатом столике аналоя - громадная рукописная книга с закладками. Рядом стоит невысокий мужчина в белой, до пят, чистой холщевой рубахе, с белой бородой и схваченными по лбу широкой лентой с кириллическими письменами еще не до конца поседевшими волосами. Он не молится и не читает книгу. Он просто стоит и время от времени крестится. И всякий раз ответом на движения его руки отвечают колокола лавры. Создается впечатление, что прямо из кельи Сергий дирижирует невидимым оркестром звонарей. Я стою в дальнем углу комнаты у низкого грубого столика и чего-то жду…  Сергий захлопывает книгу и жестко поворачивается ко мне:
        -Сказать  правду? - спрашивает он. - И продолжает, подойдя к столику. Тонкой рукой с бумажной кожей указывает на стул без спинки и садится напротив. - так я тебе скажу правду. Это  блажь : узнать, что такое Хаос . И  отрываются от дела многие умные люди, коим есть  чем заняться и без этой блажи. Меня вот все знающие считают самой мягкостью: я и впрямь, по велению Божию, снисходителен к людям и их слабостям. Вот сейчас татары зорят русскую землю, нет такой беды, чтобы миновала нас. У меня вот в комнате справа сейчас сидит в раздумьи Великий Князь Димитрий, в комнате за твоей спиной разжигает собственную злобу  переговорщик Мамая, а в комнате слева готовит свои требования  посланник правителя Тамерлана Шахрук. Этим двум коршунам подай русской землицы, а нам с Димитрием отстоять ее надобно. И отстоим,  ибо се место наше, его же судил нам Бог. И мне сейчас надо придумать такой ход, чтобы стравить волков между собой, а не дать укусить собственную державу. И если я начну рассуждать о Хаосе - то у меня ничего не получится. И потому я без всякого мудрствования должен заявить тебе - нет и никогда не было никакого Хаоса. А все есть Порядок, даже если он плохой и нам не нравится. Надо просто сделать его хорошим.
    -И вы считаете Порядком  наличие нравов этих самых волков, как вы выразились? Да они же действуют о наитию, движимые Хаосом инстинктов!
      Сергий, поморщась, коснулся повязки на лбу и ответил:
      -Не приемлю обращения на "вы". "Вы" - это  множество, темная сила, тьма, Орда. Обращаются на "вы" только к тем, кто представляет угрозу. А вот к Отцу Небесному мы обращаемся на "ты".  Он един и неповторим, как един и неповторим каждый из нас. "Вы" - этот тот самый Хаос, а "ты" - разумный  и близкий Порядок, как Бог и всякий родной человек. Теперь отвечу на вопрос: да - враги действуют силой инстинкта: убить, сжечь, награбить. Но за всей этой видимой вакханалией стоит строго продуманный Порядок ее настоящих устроителей. По большому счету всегда за внешне неразумными действиями кроется железная Логика их подстрекателей и организаторов. И уж если и есть  тот самый непостижимый и неуправляемый Хаос, то уже точно - есть и его объяснимый создатель и управитель. А где есть создатель - там,  опять-таки - нет никакого Хаоса. Вот мы и прошли еще раз посолонь - замкнули колечко. И сколько мы не будем ходить вокруг аналоя - всегда придем к одному выводу : в мире всему причина Создатель. Он Отец Порядку и Непорядку, всему видимому и невидимому. А корень этому порядку мы - люди, с нашими бессмертными душами. Это в них, в наших душах, по главному счету, и кипят все страсти мира. Неверно полагать, что через несколько недель на Куликовом поле будут драться две рати ради земли и  богатств. Тит Ливий в свое время точно подметил, что иногда несправедливо большая часть побеждает лучшую, но нынче нам непозволительно допустить превосходство этой самой черной "большей" части. До вот, - после короткого раздумья  нашелся Сергий, - любому в ратном строю нынче есть место…   
    -И мне?, -спросил я, сообразив, что Сергий не хочет обращаться ко мне ни на "вы", ни на "ты".
     -Да, конечно, - согласился Сергий с легким сердцем. -  Как раз нынче я подбираю в рать к Димитрию для поддержания духовного здоровья войска двух монахов. Родион Ослябя уже принял схиму. Обряд с другим монахом можно провести теперь же.
     -Я готов!, - только и осталось сказать мне.
     -Ну, и славненько. - Сергий вернулся к аналою, поднял руку в крещении, и сразу с улицы не его жест откликнулись невидимые звонари. Мощный и густой звук наполнил комнату. Казалось, самое пространство  рождало торжествующий звук и как-то необъяснимо для меня двое монахов материализовались рядом и вывели меня из комнаты. По переходам и закоулкам, открывая и закрывая множество дверей внутренних просторов Лавры монахи увлекли меня в низенькую прокопченную церковь, где  в получаса провели и обряд пострига в рясофоры, и  тут же возвели в схиму с именем Александр. На меня возложили широкий черный плащ с  большими белыми крестами по груди и спине и вернули в комнату Сергия.
     Тут,  кроме Сергия, прохаживался по половицам великий князь Димитрий. Я сразу узнал его по памятнику, что спустя столетия установят в небольшой церквушке в тульской губернии на месте Куликовской битвы. Та же коренастая невысокая фигура, тот же пронизывающий, с укором, взгляд….И вдруг я вспомнил будущее и невольно схватился руками за голову;
    - Помилуйте! - закричал я, -ведь это мне предстоит биться с великаном Челубеем!
    -Какая  глупость!- в тон мне и без паузы прокричал уже Сергий. - монах не может брать в руки оружия. Его меч - Слово Божие. И даже смерть монаха  в бою - это его победа, ибо пример его духовного подвига удесятеряет силы ратников. (Стоп-стоп-стоп! - подумал я. - не стоит увлекаться, ибо грядущая Куликовская битва - суть мое воображение. Вот и Сергия я себе нарисовал, вроде известной скульптуры Пимена, и Димитрий у меня без фантазии - как медный истукан из музея. Стало быть - и погибать мне не придется, как легендарному Пересвету. И я успокоился).
    -Хорошо . - сказал я. - Я пойду комиссаром при Димитрии.
   Князь замер в движении и оглядел мою крестатую фигуру снизу доверху. Он одобрительно фыркнул и ничего не сказал. Сергий же стянул со лба полотняную повязку и рассыпал волосы по плечам. Удивительно - но он сразу помолодел лет на двадцать . Уже не серенький старичок стоял рядом, а крепкий, как ратник, мужчина, способный, пожалуй, "положить на руку" самого Димитрия. Они, эти двое рядом выглядели, как близнецы. Красивые, ладные - хитрованы!…
    Сергий присел к столику, взял лествицу на шнурке и принялся  бегло перебирать в пальцах ее косточки. Видимо, в подсознании он молился, но впрямую заговорил резко, убежденно:
    -Вольно теперь говорить о Хаосе! Некоторым в нашей комнате кажется, что все происходящее живет только внутри его черепной коробки. Пусть так! Но ведь известна истина, что человек есть мир невелик. Но невелик он только для того, кто стоит рядом с эти человеком. Для самого же человека мир внутри него и мир вовне совершенно равны во всем и напрасно теперь думать, что воображаемая Куликовская битва хоть малость меньше или нереальнее настоящей. Тем более ясно, что смерть и в одной, и в другой реальности есть совершеннейший, зеркально отраженный, факт. Думать иначе - значит, допустить, что мир внутри и вовне нас неодинаков. То есть, признать, что наличие Порядка одного мира соответствует  Отсутствию Порядка в другом мире . Иными словами - напрасно некоторые думают, что гибель настоящего  схимника Александра  возможно в одном мире, и необязательно в другом, зеркальном. Нет - в малом мире в точности отражаются все события большого мира. Поэтому не может быть так, чтобы один мир являл собой порядок, а другой Хаос. А поскольку  один  из миров уж точно  создан Богом по признакам Порядка, то и в другом царит он же. Следовательно - кто б ни был ты - человек любой страны и эпохи - но если в одном мире ты Александр Пересвет, то и в другом изволь положить "душу свой за други своя".  Таков Порядок. И пределов у Порядка нет - не выскочишь.
      И я понял, что влип. И для того, чтобы вернуться к себе, на Тихую Сосну,  я должен погибнуть сначала на Куликовом поле. В принципе - бред, но ведь я и искал этого бреда, то есть Хаоса, в некотором смысле, в чем,  кажется, и преуспел. Димирий же велел мне идти на монастырский двор и подружиться с ратниками. Сергий опять повязал лоб и стал у аналоя. Я вышел, и на крыльце столкнулся с сокольником. Птица его молча, в одно тяжелое движение крыльев, поднялась с его плеча и опустилась на мое. Когти сразу же прокололи кожу до кости, но прожгла меня не боль, а жуткое осознание происходящего. "Доигрался! - бранил я себя. - Теперь вот вдохновляй воинов на подвиг. А они - глянь-ка - разбрелись кучками. В том краю двора в кости-зернь играют, у ворот разбили крышку винной бочки, двое уже до крови посеклись на мечах, а никак не уймутся. Защитнички, черт бы их побрал: как же врага останавливать думают при такой дисциплине. Продуют ведь Куликово вчитую!
    …Стоп! А мне-то что? ..Хаос, сплошной Хаос!  Хотя, признаться - не такая уж плохая смерть случилась у Пересвета. А я вот вернусь в свой век  и помру,  в лучшем случае, под забором, в худшем - на больничной койке под клистирными  трубками и капельницей. Нужен мне такой Порядок? Как нормальный человек отвечаю сам себе - не нужен. Как ненормальный человек я решаюсь остаться Александром Пересветом.  Хотя признателен тому, кто помог бы мне теперь разобраться, что такое нормальный и ненормальный.
     Подошел  Захарий Тютчев, похлопал по плечу, осмотрел монашескую мою рясу:
     -Ну - нормально! - сказал он и столкнул шапку на затылок. - Я теперь сотенный командир в Большом Полку, айда к моему обозу! Церкву походную уже сложили на подводы, там тебе и место…А  татарского посла, слыш-ко, отправили к Мамаю назад. Землицы нашей захотели! Старец знаешь как ответствовал злодею?
     -Се место наше. Его же суди нам Бог.
     -Точно, - Захарий улыбнулся во все бородатое лицо: -на века ответил, всем хапугам наперед. Да ты не тушуйся, птицу свою только свежими мышами корми. - Он тюкнул сокола  щелчком в  клюв и тот шевельнул крыльями, поколебав меня самого.
     -Слыш-ка, - крикнул я уходящего Захария, - ты бы забрал птицу, на кой она мне? 
    -Пригодится,  -кинул Захарий через спину, а  шедший мимо грузный краснолицый ратник объяснил мне, дураку:
     -После  сражения твой сокол не даст воронам выклевывать глаза у покойных сородичей. Ты не русский, что ли, если такой простой истины не знаешь?
       -Да русский я, православный, - прицыкнул я на толстомордого и теперь  уважительно, с трудом  повернув шею, поглядел на сокола. Боевой собрат, оказывается… И до вечера я ходил между ратниками, в первую половину дня набираясь опыта у них, а во вторую раздавая им свои знания. И лег спать на старом месте, под рассыпанным в небе Звездным шлейфом.
     И,  засыпая, я понимал, что у меня еще есть возможность проснуться в своей квартире с умывальником и компьютером, во времени, где у меня впереди маячат забор или больничная палата со смертью, заглядывающей туда с регулярностью медсестры. Всего одно усилие воли - и эти блага -  мои…
    А можно и без усилий. Тогда Куликово Поле. Так-то, брат.
    Хаос и Порядок стояли у моего изголовья.  Они были неотличимы и выбирать оказалось не из чего. "Будь, что будет" - отказался я от сомнений  и сладко потянулся на соломе.
    …Разбудила меня острая боль от когтей в плече. Пернатый друг звал к грозной сече.







 
               
                ВСТРЕЧА  ТРЕТЬЯ

- ЗВЕЗДНАЯ  АРБА   УЛУГБЕКА
-
              Знойный  Самарканд  ХУ века  почти ничем не отличается от сегодняшнего: уберите из него  нелепые коробки многоэтажек, расковыряйте асфальт  и демонтируйте антенны - вот вам и времена Улугбека. И встречает меня Улугбек на средней площадке обсерватории - в темнозеленом атласном  халате, в белом тюрбане и остроносых красных туфлях - ни дать, ни взять - средневековый звездочет!
      Смеется :
       -Я и впрямь звездочет, хотя не столько считаю светила, сколько изучаю их.
      Я прикладываю ладони к груди и спрашиваю:
      -Откуда  вы знаете язык моего племени?  Я ведь и слова пока не вымолвил?
      Опять смеется Улугбек:
      -Язык слов делит народы, язык мысли их объединяет. Мы же сейчас  общаемся мысленно, и этого достаточно для понимания друг друга.
     Я соглашаюсь и спрашиваю дальше:
     -Ваш дед  Тамерлан оставил вам великое наследие. Неужели вы все  вложили в обсерваторию?  И современники простили вам эту расточительность?
      Улугбек наливает из узкогорлого высокого сосуда с тончайшим узором по нему  душистый чай. Я беру свою почти плоскую пиалу . Напиток горяч и горек.
     -Без сахара, его пока не научились варить   - Поясняет собеседник. - впрочем, я могу предложить мед диких пчел: у меня по горным отрогам стоят борти подвластных дехкан.  (Я мягко отказываюсь) .  А что касается наследия - так мне никто и не прощает расточительности. Я вот сорок лет строил эту обсерваторию. Поверишь - никакой помощи от соплеменников! Хоть бы один поднял голову и поглядел на небо: так нет! Муллы подговаривают народ на бунт, подбивают его на войну. Я вот в Персии за великие деньги купил птолемееву книгу "Аль-Мажестик",  а ее  выкрали и сожгли. Дескать - все, что  не Коран - то от лукавого. Спасибо - у меня в голове накрепко запечатлелся весь птолемеев труд. Это и помогло соорудить обсерваторию.
     -Скажите, правитель, - я осторожно потягиваю губами дымящийся чай, -  разве  вы создали это грандиозное строение без связи с другими астрономами мира?
     Улугбек  берет с низенького стола некий предмет, напоминающий кусок трубы, инкрустированный мелкими драгоценными камнями и спрашивает меня:
     -Знаешь, что это? Телескоп. Еще двести лет понадобится, чтобы такую же зрительную трубу в Европе  изготовил  Галлилей. Ему и припишут авторство прибора. А я с детства  изучаю с его помощью звездное небо. Причем - даже не знаю, кто изготовил  эту штуковину. Я же получил ее в подарок от деда и знаю, что Тамерлан в часы отдыха тоже отдавался созерцанию светил. Конечно, я понял секрет прибора и многократно повторил его. Да, впрочем, построил и большой телескоп, с расстоянием между десятидюймовыми  линзами в сорок два метра!
     -Это как же? - изумился я.
     -А так, - ликующе возгласил Улугбек, -что я сполна использовал всю черноту самаркандского неба. У нас ведь с заходом солнца наступает  египетская тьма,  и между расположенными на расстоянии и сфокусированными линзами не проникает и лучика света. Вот я настраиваю  сей  разрозненный в частях прибор на Луну, скажем, и весь предаюсь созерцанию. Да, впрочем, к чему голословие?  Как опустится ночь, так  сам поглядишь. На Луне, сударь, много есть загадок, как есть они и на иных планетах.. Я вот составляю теперь каталог звездного неба, ведь знаю, что ныне лишь я один на всей Земле исследую эту тему. Да еще, пожалуй,  за океаном есть один ученый, из неведомого пока народа с темной кожей, обитающего в великих горах над взморьем.
      И тут я посчитал возможным задать Улугбеку вопрос, по теме,  ради которой и явился в Самарканд.
     -Скажите, ученый, - спросил я,  - космос - это организованная структура? Это упорядоченный мир?
      -Да - космос самая совершенная и упорядоченная структура., -без паузы ответил Улугбек. И я тут же вклинил новый вопрос:
      -Но сам ли он достиг своего порядка и совершенства? Либо есть Некто, приведший космос к гармонии?
      И тут повисла пауза. И Улугбек спросил в свой черед:
      -Теперь ты ждешь, как я отвечу: мол, все сотворил Бог? А я не могу так ответить.
     -Но вы же верующий человек, правитель?
     И опять появилась пауза. И Улугбек осторожно заговорил так:
     -Мой дед  Тамерлан и мой отец Шахрук положили свои жизни и жизни миллионов подданных на создание моей Среднеазиатской империи. Но и этого оказалось мало, чтобы построить совершенную и безопасную страну. Посмотри : с юга нас теснит Китай, с  севера монгольская орда, с запада воины-османы… а внутри всегда зреет гроздь ненависти и нынешней ночью меня ждет смерть от руки соплеменника, а моя великолепная  - по достоинству льщу себе-   обсерватория будет  разрушена  до последнего камня!.. А ведь мы, правители Чингизиды, приложили все силы к сохранению устойчивости империи - и наших сил не хватило! И как же не удивляться стройности и крепости Вселенной и могуществу ее Создателя! Я верю в Бога, странник . Но я не могу твердо сказать: все сотворил Бог. Ибо даже ему не под силу такой труд.
     -Тогда кто же устроил Вселенную?
     -Никто!.. Или Тот, кого я называю таким именем: Никто!
    Я осторожно опускаю пиалу на столик и так же осторожно задаю новый вопрос:
        -А вас самого утраивает такой ответ: мир создал Никто? Это скорее уход от ответа, чем ответ.
         Мой собеседник тоже оставляет в покое пиалу и отходит в угол комнаты, к висячей лампе. Лампа похожа на  чайник: такая же узкая, высокая, инкрустированная. В руках Улугбека прямоугольная золотая зажигалка с профилем Конфуция на ней. Вспыхивает огонек, лампа оживает и по сумеречной комнате расплывается трепетный свет. Он десятикратно умножается в призме из зеркал, в полураскрытую полость которой установлена лампа. Вместе с робким светом, комнату наполняет запах прижженного конопляного масла.  На полке, рядом с лампой, Улугбек открывает  большую  шкатулку из прожилистого  малахита, недолго колдует над ней - и  комнату наполняет музыка. Нечто грандиозное, небесное, знакомое…
     Улугбек возвращается к столу и вопросительно глядит на меня:
     -Да - Вселенную создал Никто!  Или у тебя есть иной ответ?, - воспрошает он.
    Сознаюсь, что иного ответа, да и вообще никакого ответа у меня на сей счет нет. Дескать, потому и заглянул в комнату обсерватории, чтобы получить этот ответ. Улугбек слушает музыку, спрашивает:
      -Узнаешь произведение? Ну как же - в твое  время оно будет широко известным!.. Или вот музыка, - внезапно заговорил он, словно только что, вот тут, получил озарение: - Если ты скажешь, что это звучит  Рихард Вагнер, опера "Тангейзер", то будешь и прав, и неправ. Ибо написал ее и впрямь человек, но создал Бог, потому что смертному такое не под силу. А Вселенную, видно, и впрямь создал Бог, но кто написал ему музыку Создания?
       -Ну, тут все как раз понятно, - попытался показать свою осведомленность я, - в притчах Соломоновых премудрость София прямо говорит: "Я была художницей при Нем" в момент сотворения Мира. А меня интересует теперь другое, Улугбек. То, ради чего я и пришел к Вам.
      Улугбек устало потер лоб под высоким тюрбаном и сказал:
      -Догадываюсь… Еще как только ты появился у порога, я понял, что тебя интересует не Творец и  Творение. Тебя интересует Хаос! Потому что ответы на загадки Космоса ты  можешь найти и в своем ХХ! веке. А на загадки Хаоса ответа у вас как не было, так и нет!
     -Да, Улугбек, меня интересует первичный источник сущего - Хаос!  А поскольку философы и астрономы последующих столетий не дадут ему объяснения - я и отправился к вам, мыслителям прошлого, ибо вы находитесь ближе к Истокам и должны хранить знания о Началах Начал.  И первый мой вопрос; что же такое по мнению Улугбека - Хаос?
        -Ты неправильно выбрал адрес. - Улугбек  подошел к узкому стрельчатому окну, за которым уже плохо  угадывался отходящий ко сну Самарканд. Кое-где еще виделись изломанные столбики соломенных дымов, на окраине светилась огнями факелов махалля  судьи Гургани, где вызревал бунт, а небо уже вспыхивало кристалликами первых звезд. - Ты обратился не по адресу, - еще раз сказал астроном и глубоко вздохнул, представив себе изуродованное злобой лицо судьи Гургани: - Тебе надо распросить о Хаосе у самого Гильгамеша… или у Заратуштры.  Больше моего знают  предмет нашего разговора Аниций Северин Боэций или Квинт Септимий Тертуллиан.  Да что там ученые! Мой дед Тамерлан легко оперировал понятиями Вечности и Непостижимости сущего. У него  в войске был монах суфий Шавкат Керим, владевший таинством получения материи из ничего!  Я же могу  высказать лишь собственные представления о Хаосе. Они, поверь мне, скудны, хоть и опираются на опыт моих великих предшественников.
      -Вот это то, что мне нужно!, - загорелся я. - И поэтому с нетерпением жду вашего определения Хаоса.
      -Услуга за услугу, - хитро улыбнулся Улугбек. -  у меня под подвижным секстантом  развалилась чашечка керамического подшипника. А мне нынче непременно нужно вычислить орбиту непонятной новой звезды, что стала каждую ночь появляться в северном полушарии неба.  Понимаешь - возникает  около одиннадцати часов у горизонта и за двадцать минут очерчивает все небо и уходит за горизонт. Это не может быть звезда или планета. Это не может быть и кометой, потому что подобная скорость возможна лишь при невероятно коротком расстоянии до Земли. …Кстати, мои подданные считают, что это я  своими приборами вызвал непонятную звезду и грядущие бедствия связывают с нею и со мной.  А тут еще голод, а в Катта- Кургане начался мор…вот и приговорили меня к смерти. Да, впрочем, это не суть важно. А важно то, что я не могу без посторонней помощи разворачивать секстант,  ведь вращать  его приходится по монорельсе радиусом в сорок метров. А без этого не выявить природу непонятной звезды.  Опустимся к основанию башни обсерватории - там и поговорим .
     Мы стали опускаться по  спиральной лестнице, расположенной у внутренней кромки  круглой башни обсерватории. Внизу, на кольцевой деревянной слеге, повторявшей в меньшем размере основание башни, стоял неуклюжий деревянный же прибор с металлическими деталями. Он напоминал гигантский школьный транспортир,
где по окружности с делениями   прикреплен  медный указатель с закрепленным на нем  двухметровым телескопом. Улугбек пояснил, что направленным в раскрытый купол башни телескопом он упрется в новую звезду, а я должен при этом подталкивать весь сектант по рельсе с тем, чтобы  звезда как можно дольше оставалась в объективе телескопа. Улугбек же расположился на низеньком стульчике у основания подвижного сектанта. Прежде он двигался сам, вращая педали, хитроумно напоминавшие  велосипедную цепную передачу. Теперь же, по причине испорченности подшипника, конструкцию надлежало двигать мне вручную.
     Улугбек уселся на стульчик и прильнул к объективу телескопа. На коленях у него лежал лист бумаги, расчерченный и подготовленный к записи. Толстый свинцовый карандаш висел на шнурке тут же, под рукой.
    -Ну же!, - нетерпеливо велел ученый, и я двинул конструкцию по рельсу. Улугбек с минуту осматривал небо в трубу, потом заговорил:
     -Теперь о Хаосе. Что это такое -  материальная, духовная, чувственная структура? Подвергается ли она осмыслению или исчислению? Божье ли это создание или оно за пределами Творения? Существует ли он или существовал во времени и пространстве? … думаю, что никогда и никто не даст ответы на эти вопросы.
     -Да, - согласился я, - но ведь отсутствие ответов не исключает существование самих вопросов. Давайте уж по порядку. Думаю, что ваше  мнение в  сем  неразрешимом деле значит для человечества очень много. Итак - для начало определимся - что же такое  Хаос и Порядок,  или Космос, как обычно принято называть Мироздание?
      -Попробую ответить. - Улугбек резко прильнул к окуляру и визгливо выкрикнул: - Толкай, странная звезда уже взошла!
      Я не без труда двинул конструкцию, Улугбек, не отрывая взора от объектива, начал быстро и не глядя, писать карандашом на листе. При этом он совершенно спокойно и внятно заговорил:
      -Хаос - это абсолютно устойчивая, нерегулируемая, ни к чему не стремящаяся  структура.  А Космос, Порядок  - это неустойчивая, регулируемая, стремящаяся к хаосу, структура…Помедленнее, пожалуйста: по мере восхода, звезда теряет скорость…спасибо… Отсюда следует, что Хаос не нуждается ни в Творце, ни в Разрушителе, он неисчислим и непознаваем, а потому вечен и неразрушим. Порядок же, сиречь Космос, есть организованная, искусственно устроенная, зыбкая сущность, готовая к возвращению в хаос в любое мгновение времени.
    -Значит, - спросил я, налегая плечом на выступ секстанта, - то, чего никто не сотворил есть более живучее чем то, над чем во все века   хлопочет Бог? То есть выходит, что усилия Бога напрасны и гораздо более устойчиво то, над чем не нужно никакого шефства кого бы то ни было? Значит - ничего не делать гораздо продуктивнее, чем огород городить?
      - Если вам нужен результат - вы должны выстраивать ситуацию в некоей последовательности, в некоем порядке. - Улегбек подхватил, не глядя, полу халата, чуть не попавшую между секстантом и рельсой и на миг замолк, чуть прикусив язык: - Однако не может быть! - воскликнул он. - При такой скорости и с таким наклоном к горизонту звезда не может находиться от Земли дальше, чем на сотую часть расстояния от Земли до Луны!  Таких звезд просто не бывает, ведь при верности расчета размер этой звезды не может превышать размера крестьянской арбы! Абсурд, или и впрямь кто-то выбросил на орбиту Земли арбу!… Вот она и отражается в солнечных лучах. Но это невозможно!
     - Простите, - не согласился я, - а вдруг мы с этой нелепой звездой присутствуем при  том самом мгновении, когда Порядок возвращается к изначальному Хаосу? И ваша непонятная звезда - это лишь первый камешек вселенского обвала? Может - мы входим сейчас в настоящий Хаос  и, скажем, через миг весь земной Шар распадется сначала на молекулы и атомы, а потом растворится в первородном Хаосе?   
      -Ах, не морочь мне голову! - Улугбек столь плотно лег на окуляр, что казалось, будто он вворачивает основание телескопа в глаз, - ведь все остальные звезды на месте. Мы имеем дело с частным случаем, не относящимся к Хаосу ни каким боком…Еще медленнее, пожалуйста! К слову, - продолжил он, - автор первого тысячелетия до Рождества Христова Прокл  передает сказание древних, которые считали Космос пещерой. Вот только пещерой в чем - Прокл не записал
      -Вы думаете - пещерой в Хаосе?
      -Видимо - так, -  согласился Улугбек, - ведь недаром древние греки считали что боги создали космос из Хаоса. Да и Библия с Ведами прямо говорят, что в начале не было Ничего, ни Сущего, ни Несущего.
     -То есть, древние и Священные писания считают Хаос строительным материалом для Космоса?
      -Да, это так: Порядок возник из Хаоса
      -Скажите, а весь ли Хаос, как стройматериал, пошел на создание Космоса?
      -Вряд ли кто это знает.
      -То есть - если пошел весь Хаос на строительство порядка - то его не осталось. Следовательно - Хаоса больше нет. Вопрос с повестки дня снимается.
     -А если в дело пошел не весь Хаос?, - теперь уже меня спросил сосредоточенный на новой звезде Улугбек. - Тогда часть его  осталась  неиспользованной.
    -А неиспользованная часть,  - развил я общую мысль, - есть часть чего-то целого, то есть она поддается измерению и исчислению. А поскольку мы условились, что Хаос - это величина неисчислимая, то в данном случае речь идет уже не о Хаосе, а о чем-то ином. То есть части, остатка Хаоса быть не может. И мы опять приходим к тому же результату: Хаоса нет!
    -То есть, - подхватил  внезапно оживившийся от нового открытия Улугбек: Хаос хоть есть - хоть нет, но его   НЕТ!
    -Простите! - остудил я его пыл, - тогда из чего же создан Космос, Порядок? Или до ритуала  Творения Хаос все-таки был?  Тогда в чем же сегодня пещерой выглядит Проклов Космос?
          Улугбек попросил меня ускорить движение: странная звезда перевалила через середину орбиты и начала ускоряться. Он оторвал глаз от объектива, помассировал пальцами  надбровную дугу и опять прильнул к телескопу:
      -Арба, - в раздумье протянул он, следя за звездой, а мне ответил: - Как же я могу рассуждать об общем, если не способен разгадать частную тайну малой звезды! Попробуй ты ответить мне: как посреди космического Порядка возникла необъяснимая и сверхбыстрая звезда? И тогда я рискну рассуждать о Хаосе предметнее!
     Я откровенно рассмеялся и ответил:
     -Любой мальчишка из моего времени слету ответит на ваш вопрос, ибо  еженощно он может видеть мириады таких звезд! Это искусственный спутник земли, Улугбек, и  вы правы, называя его арбой.
     -Но как он попал на самаркандское небо средневековья ! - изумился ученый. В ответ я сказал,  что точно так же, как я сам попал в средневековую обсерваторию - силой мысли.
     -К слову, - напомнил я, - ведь именно эта сила и помогает нам общаться. И хочется верить, что она же поможет теперь вам развить вашу мысль о Хаосе.
    -Кстати! - Улугбек попросил меня остановить секстант, торопливо слез со стульчика и подхватил меня под руку: - идем в комнату с чаем и Вагнером - описывание  орбиты новой звезды после твоих объяснений утратило смысл. Признаться - я теперь не уверен, что все мои астрономические изыскания верны : вдруг и Венера, и самое Солнце тоже самодельные светила, как эта неверная Арба!  Да и чего сомневаться - они и впрямь есть искусственные тела, ведь все учения человечества говорят о том, что все СОЗДАНО, сотворено, и все видимые и невидимые вещи и явления существуют лишь постольку поскольку "их поддерживает только Аллах (Пчелы 80 (78)", как записано в Коране!  Значит - нет смысла изучать законы Бытия, поскольку в воле Творца менять их по своему усмотрению. За этими изменениями, право, не угонишься.
    -А Хаос не имеет законов, - подхватил я, - и значит,  изучение его дает верные и незыблемые результаты!
    -Да, - согласился Улугбек, - безграничный Хаос есть вместилище незыблемости, недаром еще умница  Анаксимандр утверждал, что бесконечность подпирает самое себя!
     Улугбек внезапно замер и прислушался. Прислушался и я. Извне, с улицы, нарастая и накатываясь волнами, доносился гул голосов. Узкое окно озарилось  масляным отсветом факелов.
    -Гургани привел людей, - равнодушно и спокойно сказал Улугбек. - Скоро они отправят меня туда, где нет измерений и границ. Как думаешь, странник - небытие и Хаос - это одно и то же?
    -Послушайте,  Улугбек, - предложил я, - еще можно уйти, ведь темнота способна скрыть наш побег: толпа подпирает от главного входа, а в башне наверняка  есть еще и боковые!
     -Двери для ухода есть, - ответил астроном, -но ты не ответил на мой вопрос: Хаос  и небытие не одно и то же?
    -Нет! - резко сказал я. - Хаос теперь - это затмение умов горожан, что пришли разрушить порядок твоей обсерватории. Небытие же - это если дать толпе убить себя. И если из обрушенной в хаос обсерватории можно создать новую, то ушедший в небытие Улугбек уже не возродится никогда,  поэтому не путайте философию момента с  содержательностью  жизни. Надо бежать, Улугбек, пока  Порядок событий не превратился в Хаос их последствий!
    Внизу затрещали двери и запах нефтяной гари от факелов потянулся в комнату. Улугбек подошел к шкатулке, из которой все еще звучал Вагнер и захлопнул ее. Музыка умолкла.
     -Нет,  сказал Улугбек, - Гургани прав, и я виноват и в голоде, и в  чуме. В ущерб подвластному народу, я отдал жизнь  науке - и ничего не узнал!  Порядок мироздания оказался непостижимым для меня и может быть, надо прежде Космоса познать Хаос.  И здесь есть всего один путь: поскольку все сущее, разрушаясь, стремится к Хаосу, то этим путем пойду и я.  Встретимся там, где нет ничего, и чего самого нет. Я не беру в небытие ни тебя, ни Вагнера и лишь прихвачу вниз эту подзорную трубу, чтобы ею разбили мне голову, ибо время телескопов еще не пришло.
    Улугбек  ступил на лестницу, ведущую вдоль стены вниз, и я схватил его за халат:
   -Ученый! - прокричал я, - скажи напоследок, как думаешь : Хаос расположен рядом с Космосом либо в ином  другом месте и есть ли он точно Божье творение?
    -Пещерный человек!,  - Улугбек вырвал у меня полу халата и широко запахнулся ею вперехлест. -Спроси у судьи Гургани, как мой дед Тамерлан вручал ему судьбу внука Улугбека, когда воинственные кидани зажали ставку Правителя над пропастью в Гиндукуше? Судья поклялся быть моим гарантом перед Аллахом.  Вот я и отправляюсь теперь в ставку Аллаха. А где она расположена - в пределах Космоса ли,  Хаоса ли - мне уже нет разницы . Это ты думай, как тебе уцелеть в такой ситуации, а мой выбор без вариантов… Кстати - когда будешь разговаривать с Иными - можешь свой последний вопрос задать им и от моего имени. Дескать - Улугбек интересовался - есть ли Хаос Божье  творение и где он теперь размещен?
     Улугбек уходил вниз, и уже в исчезающую ниже пола комнаты чалму я крикнул:
    -Если у вас самого  остались  такие вопросы без ответов - тогда о чем я с вами говорил  много часов кряду?
    -Так я тебя и не приглашал, - ответил уже исчезнувший Улугбек почти заглушенным  толпой  голосом и снизу дохнуло жаром настоящего пожара . Там уже воцарился настоящий хаос и мне пришлось привести мысли в порядок, чтобы оставить взбунтовавшийся Самарканд.

               
               

                ВСТРЕЧА  ЧЕТВЕРТАЯ
            
       "СЛУШАЮСЬ, ОСУДАРЫНЯ-МАТУШКА"

      Петербург 17… года невозможно представить без приставки - Санкт. После долгой езды по российским хлябям сразу за поворотом лесной дороги  словно попадаешь в Германию : геометрия, гранит, офицерские треуголки. Кромешно рябой и с  усами в размах плеч полицейский пристав у шлагбаума с достоинством принял у меня подорожные документы, скрученные в цилиндрик и распустил его перед глазами сверху вниз, развернув руки чуть не в пол-аршина:
    -По казенной надобности, ваше благородие, али для приватных целей?
     -Там написано, - буркнул я, вылезая из коляски и отряхивая камзол. Пыль оказалась плотной, отваливалась с одежины слоями. Ямщик с козел  легко стукнул меня кнутовищем по спине, помогая отряхнуться,  и я окутался сизым облаком, чихнул.
     - Будьте  здоровы! - пожелал мне пристав и вернул документ: - Я грамоте плохо ведаю, едва-едва бреду по слогам, потому и спрашиваю.
       -А как же тебя, братец, у таможни поставили,  такого неразумного?
      -Так ведь больше некого! - пристав  махнул солдату, и тот отпустил на веревочке прыгнувшую  вверх полосатую планку шлагбаума. Я забрался  в коляску и лошади устало взяли с места.
   -У нас к городской части приписаны  все больше дворянские недоросли - их к караульной  службе не приставишь. Вот  и отдуваемся мы, сирые мужики. А  постоялый двор  через две версты по этой улице, сразу за каланчей!  - крикнул  страж мне вдогонку.
       Под копытами лошадей зацокало - мы вкатились на мощеную мостовую. Слева и справа за корявыми деревьями потянулись сначала небольшие убогие, а дальше - все большие и богатые дома. Один из таких домов в полутора этажей (низ каменный, надстройка деревянная) в узком проулке налево горел красным растрепанным огнем. Я ткнул возницу в спину и мы подъехали. На пожаре неспешно суетилось с полдюжины брандбойцов,  медные каски которых  словно полыхали в лад с  красным петухом. Десятка два обывателей  растянулись цепочкой  от  места беды к недалекой канаве и по цепочке передавали друг другу  тяжелые деревянные бадьи с водой. Еще около сотни зевак стояли чуть поодаль - насколько позволял жар - и на все лады давали советы пожарным. Особенно их занимало положение несчастного мужчины на бельэтаже горящего дома. Тот бегал по дымящимся доскам балкона в  белье, но при шпаге и в  треуголке и истошно призывал к помощи. На его плече качался обгоревший черный кот, тоже орущий не своим голосом. Но во всей этой беде не чувствовалось напряжения, словно тут не пожар бушевал, а разыгрывался некий спектакль. Совсем удивился я, когда в криках человека в треуголке из самого чрева пожара услышал связную, с расстановкой, стихотворную фразу:

        -Чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лайя!
 
        Некто лет тридцати  рядом, в армяке с разноцветными полами (одна синяя, другая красная), с соломенными прямыми волосами уважительно указал глазами на декламатора и сказал с расстановкой:
      -Профессор элоквенции  Тредьяковский…
      -Сам Василий Кириллович, известнейший поэт? - не поверил я.
      -Ну, - натурально. - Согласился малый и высморкался в красную полу. - Сам же и дом  подпалил. Для куражу, чтоб стихи сочинялись. Он, вишь ты, барин, кажную неделю пожары учиняет. Дюжину котов уже спалил - а самому хоть бы хны. Звестно дело - пиит! Да извольте видеть - его уж нету в огне : опять с той стороны  пожара с карету садится. Знать - к  осударыне собрался с новым вдохновением.
    И малый вытер нос синей полой  армяка. Я глянул на горящий балкон: поэта и впрямь на виду уже не было. Придерживая шпагу, я  метнулся  сквозь зевак ,  обогнул огонь и впрямь увидел карету с вензелями и мелькнувшую короткую ногу в зеленом чулке. В последний миг я ухватился за башмак, и нога наполовину высунулась. За нею сверху дверки кареты показалась голова в обгорелой треуголке и  человеческое личико, размером и морщинами как печеное яблоко,  какое визгливо спросило:
          -Как посмел?
          И,  мне показалось, нога норовила толкнуть меня башмаком в грудь. Я набрал воздуха и громко прочитал, не отпуская башмака:


      -В  тебе вся вера благочестивым,
       В тебе примесу нет нечестивым.
       В тебе не будет веры двойныя,
       К тебе не смеют приступить злые!

 Башмак в моих руках успокоился, я отпустил его. Нога исчезла в глубине кареты и я услышал из ее чрева все то же визгливое :
      -Садись рядом.
      Миг - и я уже внутри на жесткой скамейке напротив пиита. Пахло водкой и дымом. Пиит раздвинул шторки на заднем стекле и в кабинке посветлело. Он оперся обоими ладонями на изогнувшуюся шпагу  и пронзительно уставился на меня:
       -Откуда сии  строки? Я уж давно  ищу таких к своим стихам похвальным России. Вот теперь должен прочесть их Государыне, а  оне еще не готовы.
       -Помилуйте, - развел я руками, - я прочел именно ваши стихи, Василий Кириллович.  Они во всех хрестоматиях напечатаны.
       -Разве? - Хмыкнул пиит. - В сем случае, сударь, позвольте мне их всерьез присвоить… ну вот и добро! А за услугу сию великую представлю я вас во дворец к самое императрице. Да не тушуйтесь вы так: она хоть и царственная особа, а женщина добрая, покладистая.
       -Куда покладистая? - машинально спросил я.
       -А хоть на  тахту, хоть на лежанку, - легко ответил пиит, но я возмутился:
      -Как вы можете о государыне! Ну - добро потомки сплетничать станут, так они сути не ведают. А вы, как -никак - современник Екатерины, вам ее честь блюсти пристало.
        Тредиаковский  стушевался, полез за табакеркой в карман, открыл ее, рассыпал зеленый порошок по коленям рейтуз и затолкал порцию в ноздрю:
     -Ап…чхи! - он поморгал заслезившимися глазами и сказал, закрывая табакерку: - Так я ничего, я молчу. Это все братья Орловы да мальчишка Ланской победами хвастаются. А в целом государыня - обычная баба, извините, хоть и немка - со всеми изъянами и прелестями. Да вот - извольте убедиться - мы уже покатили к Зимнему дворцу. Она этим летом на дачу не выехала: у нее, видите ли, административная реформа в разгаре.
     Карета наша и впрямь остановилась у лепных белых ворот. Солдат  с фиолетовыми отворотами воротника и вздернутых пол кафтана лениво вышел из будки и раздвинул по поросячьи заскрипевшие гигантские  створки. Страж ничего не спросил: видимо - вензеля кареты ему были хорошо известны. И я оказался в самом центре Российской империи.
    Конечно, можно описать восхищение от увиденного вне его и во дворце, поведать о встреченных персонах и пораспространяться о чувствах, наполнявших меня у самого кабинета государыни. Но это выпадает за рамки нашей темы и я оставляю все в фантазии читателя. Начну дальше с того момента, как перенявший меня у Тредиаковского секретарь императрицы Александр Васильевич Храповицкий подвел вашего  покорного слугу к руке Екатерины !!. Подвижный, как ртуть, сухощавый, со взбитым  коком  белых волос, вельможа отступил в полупоклоном на полшага и представил меня;
        -Его превосходительство сочинитель Владимир Августинович, граф Сретенский, собственной персоной.
       Ручка государыни оказалась пухлой, как подушка для иголок, и надухмяненной. Царица и впрямь внешне выглядела  деревенской бабой, разодетой по нелепому случаю в шелка и атлас. Совершенно несуразное громадное колье с крупными, почти в кулак, каменьями, покачивалось у нее на груди в размер с дыханием. Она удивленно подняла на меня взгляд  некогда синих, почти выцветших,  глаз и удивленно протянула:
        -Да будто-бы сочинитель? Еще один? Или ты,  отец мой, нахватался писательского духу у  Васьки Третьяковского? 
      Я не успел собраться с духом, как Храповицкий вежливо и монотонно  выдал государыне, словно читая по бумажке невидимый формуляр:
     -Его сиятельство граф  происходит от польского колена кардинала Леха Кадуцея, чей брат Винцент  перешел в русскую службу при блаженной памяти императоре Петре Алексеевиче и им же возведен в графское достоинство в единый день с известным Магнусом Наклеванги и Петром Андреевичем Толстым. Ныне  граф Владимир Августинович живет на манер вольного художника и, как не имеющий чина,  не имеет и наследственного надела.
         -Встань с колен, граф… - Императрица извлекла из-за манжета  рукава кружевной платочек и приложила его к своим пухлым щекам.  Она прошла к невысокому креслу, указала мне на такое же напротив, и когда я сел, спросила: - Неужели питаешься с  книжной строки?.. К слову - я всех нынешних литераторов хорошо знаю, а о тебе,  свет мой, слыхом не слыхивала. Может - ты подметным сочинительством занимаешься, упаси тебя Бог?
      Храповицкий, стоя поодаль, чуть кашлянув в кулачок и позволил себе перебить императрицу:
       -Его сиятельство изволит писать о Хаосе…
        -Как! - Взметнулась Екатерина, даже привстав, и я ощутил ветерок от ее платьев. - И ты, батюшка, туда же? Danke  schon… Я вот только отчитала сочинителя Гаврилу Державина за подобные проказы. Он, изволь видеть, - царица  обернулась к Храповицкому, словно приглашая его в свидетели, - дерзнул написать оду под названием "Бог". "Я есмь, а значит - есмь и Ты". С  Богом себя сравнил, охальник. Так может написать только закоренелый атеист. А я его за это в Тамбов, в гражданские губернаторы . Пущай его в дремучих лесах сочинительствует!.. Да не хочешь ли ты в губернаторы, батюшка, - внезапно повернулась императрица ко мне. - Хошь в Воронежскую, хошь в Курскую местность. Ты, кажется, оттуда теперь?  Губернии сии новые, и хаоса там в избытке. Съезди, похлебай киселя. А я тебя и землицей с парой тысяч душ наделю за сие геройство… Александра Василич, - она опять обратилась к секретарю, - у нас там есть еще запас?
     -Точно так, матушка, - подтвердил Храповицкий, - окрест нового уездного города Бирюча лежат казенные деревеньки Гнилуша, Бодяки, Голопузово …
      -Вот и довольно, - остановила его Екатерина, - отпиши эти места за графом; не пристало ему, сочинителю, жить бездоходно - от того моральный урон державе вижу. Однако и названия у твоих деревенек, граф, нелепые, как и тема твоих сочинений. Думаешь - ты один такой умный размышляешь над философией мироздания? Отнюдь нет: вот и господин Гримм мне пишет трактат о мировой пустоте, в коей  Божий мир обретается. Да и тот же Гаврюшка Державин преуспел в сих размышлениях не меньше английского Невтона. Nachtigal..! От времен Аристотеля все великие умы о сем размышляют…
      Екатерина заговорила монотонно и менторски. Села на любимого конька, говорят в таком случае. Стало ясно, что я напрасно заглянул в Зимний дворец. Екатерине все было ясно, у нее все по-немецки было разложено по полочкам. От ее слов возникало впечатление того, что она уже нашла определенное место и для Бога, и для пустоты, и для Космоса, и для Державина, и для меня. Мир вращался вокруг Екатерины и она руководила этим вращением и не допускала мысли, что есть в пространстве нечто, неучтенное ее цепким мозгом. Спорить и говорить с такими людьми бесполезно. Учиться у них нечему, научить их ничему нельзя. Я откровенно заскучал. . Екатерина говорила еще долго,  пока не заметила моего состояния
       -Да слышишь ли ты меня, отец мой?.. Коли слышишь, то и совету доброму внемли: пиши любовные истории - оно и нам без вреда, и тебе с пользой. Васька Третьяковский для вдохновения даже пожары учиняет - а я не в претензии. Раз надо для литературы, то жги пожалуйста. И ты найди себе предмет вдохновнения.  Вот согласен ли ты в губернаторы Воронежские? - внезапно свернула она на старую дорожку и я  поднялся  на ноги:
      -Благодарю, государыня, за великие милости, но губернский распорядитель из меня не получится. Как, впрочем, не получится и  певец любовных утех. Тут ни пожары, ни наводнения не помогут.
         -А Хаос поможет?, - вдруг невероятно лукаво, с явным подтекстом, спросила Екатерина И я  до мурашек на спине осознал, что эта женщина превосходно понимает тему моих исследований и за всей ее прежней словесной трескотней стояло лишь стремление отгородиться хоть на время  от этой темы и пустить пыль в глаза  Храповицкому. Она, владычица полумира, хорошо видела свою империю, стоящую на  краю того самого Хаоса, в  который способна завалиться в любой миг. Причем, ее представление о Хаосе намного превосходило то, чем жил я и в этом плане "сумрачный германский гений" Екатерины был грандиознее, чем представления  Улугбека и Диогена.  Ее Хаос имел осязаемую цену и потому лежал рубцом в сердце царицы. Более того - ей, как она чувствовала,  удалось накинуть и на  Хаос узду, что под силу только божественному созданию. Потому Екатерина так болезненно и восприняла новую оду Державина: только она, Екатерина, достойна оперировать Высшими категориями. И тут я со своими изысканиями оказался откровенно лишним. Все  малопонятное, и Хаос в том числе, подлежало запрету как содержащее возможную угрозу. Поэтому меня надлежало сослать губернатором в тмутаракань или избавиться иным способом. Тема Хаоса в екатерининской России оказалось  наказуемой. И царица,  отпуская меня, повелела, не допуская возражений;
       -Поезжай в Бирюч, в Гнилушу,  отец мой. Да не умствуй чрез меру, а том можешь и сгореть в пожаре сочинительства. Есть бездны, в которые не следует заглядывать. И не потому только, что можно упасть, а потому еще, что у меня имеются полицейские чины. Мне не хотелось бы удерживать тебя от умствований с помощью урядника… Ступай, граф, и постарайся поступить так, чтобы я забыла твою фамилию.
      В приемной нетерпеливо прохаживался Тредияковский. Он сразу подхватил меня под руку и горячо  заговорил:
     -Вы сказали императрице о моей новой поэме?… Не проговорились о четырех строках, подаренных мне?.. Да очнитесь же, граф! Вы остановитесь у меня, или в номерах? Почту за честь, хотя дом мой частично сгорел. 
     Я  высвободил локоть  и  сказал, норовя избавиться от назойливого пиита:
      -Государыня без ума от ваших трудов, Василий Кириллович. А ночевать я намерен в дороге, в своей карете.
     -И  куда вы теперь? - спросил пиит. -
      -В деревню, в глушь, в Гнилушу, - ответил я и вышел на крыльцо.
      Через два часа я уже оставил позади городскую заставу и теперь уныло глядел в окошко кареты на ядовито-зеленый пейзаж придорожных лесов.
     По обе стороны от кареты скакали два вооруженных обнаженными палашами солдата. В империи Екатерины даже Хаос в головах подданных  подлежал  полицейскому присмотру.  И уклониться ни в мысли, ни в движении от этого присмотра не имелось никакой возможности.


 
               

                ВСТРЕЧА  ПЯТАЯ

             ФОРМУЛА  НЕПОДВИЖНОСТИ

      Второй месяц мы шли на пределе ракетных двигателей, но звездная пара  Майгель - Аида не приблизилась к нам ни на йоту. Более того - за это время мы ни на версту не  удалились от планеты Ельцин, с которой стартовали полгода назад. Создавалось впечатление, что наш звездолет  "Мартрея" просто завис,  бесцельно  пережигая пространство, преобразованное в горючее. Когда экипаж понял тщетность дальнейшего движения, наш капитан  Зей собрал нас в  кают- компании.
     -Друзья, - сказал Зей, держа, как и мы, парующий в пиалах чай, - мы попали в  некую пространственную ловушку. Такое впечатление, что планета Ельцин держит нас на невидимом кабеле.
      -Или мы уперлись в невидимое дышло, торчащее из центра вращения звездной пары Майгель-Аида, - добавил штурман  Юр  . - В любом случае мы работаем двигателями вхолостую.
      В кают кампании воцарилось молчание. Нас в экипаже и было-то всего трое.  В таком составе  четырнадцать лет назад мы и отправились с  марсианского космодрома в поисках новых форм времени и пространства, и потому мое присутствие - философа и литератора - здесь вполне объяснимо.  Мы замеряли силу потоков космических частиц, осмысливали  невероятные явления, встречаемые в пути и наблюдали за изменениями собственных организмов. Мы уже попадали в невероятные передряги, но всякий раз  мощностей корабля и знаний физики хватало на продолжение наших путешествий. До недавнего времени все, с чем сталкивалась наша  экспедиция, находило приемлемые объяснения. Мы уже состарились, попритерлись друг к другу и  в корабле сложились условия, где все казалось раз навсегда определившимся и накатанным.  Уходя с планеты Ельцин, мы выверили курс возвращения в собственную Галактику, к Солнечной системе.  В собственных головах  мы уже вынашивали картины скорого возвращения домой. И вот…
      И вот мы буквально зависли в пространстве. При чем - причин к тому не наблюдалось никаких. В космолете работали исправно все узлы,  силовые  поля пространства исправно  превращались в реакторах в ракетное топливо, мы сами чувствовали себя бодро пока еще… Капитан аккуратно оставил пиалу на стекло круглого столика рядом и сказал, отирая усы салфеткой:
        -Я не хочу именно теперь накликать на нашу экспедицию удачу. За много лет странствий мы убедились, что в какой бы уголок Вселенной мы ни залетали - всюду действуют вполне объяснимые законы физики. Законы, равно применимые ко времени и пространству. Говоря образно - куда бы мы ни залетали - мы все равно оставались в мире Божьем, в среде, созданной Творцом по своему замыслу.  Это позволяло нам верно ориентироваться в любой ситуации, мы  умели и умеем просчитывать  любые случайности. У нас уже почти готов отчет перед Конгрессом Солнечной Ойкумены о бесконечном единстве Времени и Пространства. Мы выполнили, таким образом, задачу экспедиции. Но все это будет верно лишь. в том случае, если мы разгадаем загадку нашего нынешнего зависания  нашего космолета в пространстве. Вы со мной согласны, штурман?
      Юр  тоже оставил в покое пиалу:
      -Да, - сказал штурман, - я могу лишь добавить: наблюдения последних дней показали, что  вся просматриваемая нами из корабля Вселенная словно остановилась в движении, окаменела. Возникает впечатление грандиозной катастрофы, постигшей тот самый Божий мир, о котором вы упомянули, командир. С точки зрения космической навигации объяснения этому явлению нет . Видимо - и впрямь - нам улыбнулась удача: мы напали на новую форму проявления времени и пространства. И если мы не найдем объяснения феномену - мы не найдем и выхода из ситуации. Значит - до конца наших дней будем занимать точку неподвижности между звездной системой Майгель - Аида и планетой Ельцин. Математического решения этой задачи нет. Теперь слово - за философом. В конце-концов хоть зачем-то в нашей экспедиции мыслитель нужен, или нет?
       Теперь я отставил в сторонку полупустую пиалу и смог сказать свое слово. Я сказал хорошо:
      -Друзья, - сказал я почти торжественно, - вот вы пьете черт знает где, у самого Бога под мышкой,  свежий китайский чай и при этом не признаете моих заслуг перед экспедицией. А ведь это я  додумался выращивать клетчатку  чая из  оптического спектра  спа-фиолетового излучения. Я уж не говорю о том, что у вас к столу   всякий раз появляется заново выращенная свежайшая пища, недоступная даже членам Конгресса Солнечной Ойкумены: я лишь напомню вам собственную заслугу в разгрузке ваших организмов от ненужных в мужской компании напряжений. Ведь это моя мысль позволила уловить  спи-колебания  акустического спектра, доставляющие  каждому из нас  вполне достаточные  телесные утехи. И я согласен, что вы, командир Зей, как уроженец планеты Прая, являетесь лучшим в Пространстве знатоком космических конструкций. Я признаю вас, уроженец искусственного астероида Ипсилон штурман Юр, лучшим навигатором во Вселенной. Так не отказывайте и мне,  землянину Владимиру, в моей исключительности. Поверьте, что решение нашей нынешней задачи лежит теперь в русле тысячелетнего человеческого опыта. Я прошу вас, командир,  впервые за время путешествия открыть для меня отдельную секцию с простой земной библиотекой.  Я знаю - ответ там.
       Командир опять разгладил усы и извлек из узенькой коробочки на столе тоненькую черную сигарету. Он пустил  по отсеку дым и сказал:
      -Не вижу смысла, Владимир . Во первых: отправляя нас в полет, Конгресс рекомендовал не распечатывать библиотеку, чтобы накопленные там архаичные знания не захламляли чистоты и новизны  наших исследований. Во вторых: явление, с которым столкнулись мы - совершенно новое, только что нами открытое. Смею предположить, что старинные манускрипты просто в силу времени их сочинения не могут содержать нужных нам сведений. В третьих - я не хотел бы лишаться вашей  головы в недрах книг сейчас, когда ваши мысли нам  крайне необходимы.
       Штурман сказал, что разделяет мнение капитана. И мне пришлось признать их правоту, хотя я попросил Зея:
      -Только одна просьба. Если нельзя распечатать библиотеки, чтобы не погубить чистоты эксперимента, то позвольте мне наугад, с полки нашей кают-компании, взять компьютерный диск с математическими исследованиями. Пусть это будет Божьим промыслом. Я включу этот взятый наугад диск и попробую на его основе построить философскую конструкцию для опоры наших размышлений.
     -Действуйте!, - согласился Зей и выпустил к потолку струю дыма. Я подошел к стеллажу, отодвинул прозрачную створку и взял  пластиковый конвертик.
      -Ну?, -  в один голос спросили Зей и Юр. Я глянул на диск и прочел :
      -Гипатия. "Теория Хаоса".
      Сотоварищи, выразив убеждение, что  диск никак мне не поможет в работе, отпустили меня в мой личный отсек. Они раскрыли доску шестисотсорокаклеточных шахмат и утратили ко мне интерес. Юр уже семь лет не мог взять  реванша, и это делало игру  для моих товарищей особо принципиальной.
     Я плотно прикрыл дверь и вставил  диск в окошечко голографического компьютера.  Через пару секунд в едва уловимом розовом  облачке в комнате возникла фигура  щуплой женщины в грубом бесформенном хитоне. Она пугливо огляделась и накинула  рукав хитона на лицо, лишь встретилась со мной взглядом. Я дал ей время успокоиться и предложил  подвижное кресло. Женщина присела осторожно, на поручень.
     -Я не вижу маяка, - заговорила она низким, но певучим голосом,  оглядывая  комнату. - Я не вижу привычных домов Александрии и здания библиотеки. Где я?
      Осторожно, стараясь не спугнуть видения, я спросил:
      -Об этом чуть позже. Пока же скажите мне: в чем суть вашего труда по теории Хаоса… Впрочем - вот вам  сладкий хлеб и медовая вода - подкрепитесь, насколько можно.
     -Женщина,  выпростав руки из хитона по локоть, взяла пирог и чашку. У нее оказались очень красивые, словно точеные,  запястья. Аккуратно, как-то по птичьи, она отхлебнула из чашки и попробовала хлеб. Потом оставила это и сказала:
    -Хорошо .  О том, где я теперь, можно и позже., я вам верю. Что же касается теории… Видите ли, я математик, и все явления  сущего приучена раскладывать на математические составляющие. В Египте, во времена, которые в позднейшей хронографии определены как  1У век по Рождеству Христову, я  обучилась у своего отца, математика Теона,  высшим счислениям. Я превзошла в науке отца и всех современных ученых и вышла на границы математических познаний. Я оказалась в неисследованных алгебраических пространствах. И в этих новых пространствах я стала свидетелем и автором новых построений и формул, которые на моих глазах и под моим пером возникали из сумбурного набора аксиом и чисел. Скоро я могла прогнозировать такие построения, а спустя время уже извлекала из Хаоса нужные мне постулаты и теории. Более того: оказалось, что сам Хаос при ближайшем рассмотрении оказался абсолютным, Высшим Порядком. Вот из этих исследований и возник мой труд - Теория Хаоса… Позвольте еще несколько глотков ?
          Она освоилась и согрелась. Я подождал минуту и спросил:
           -Позвольте узнать ваше мнение: понятия математического и философского Хаоса, на ваш взгляд, идентичны?
       Она ответила:
       -Поскольку математика насквозь философична, то ответ очевиден. Другое дело - уметь видеть проблему не в скалярном, то есть линейном, а в сферическом исполнении. Вы спросите - как можно увидеть в объеме, скажем, формулу обычного воздуха!
        -Действительно - как?  - загорелся я. 
       -Да элементарно! - вспыхнула теперь и Гипатия. - Представьте себе бестелесный кристалл, где есть только линии наклонов и узловые точки их пересечений. Пока такой кристалл неподвижен - вы можете запросто написать его формулу. Но если начнете поворачивать этот кристалл в пространстве, то в каждом новом его положение относительно наблюдателя будет уже другая формула,. А ведь в любом из множества случаев разворота кристалла мы будем иметь дело с одним и тем же явлением, скажем - молекулой кислорода. Более того, находясь, условно говоря, внутри кристалла в некой неподвижной точке, мы сможем по мере разворота кристалла находиться,  никуда не двигаясь, в непосредственной близости в с любой точкой этого кристалла. Грубо говоря, мы можем ездить внутри кристалла, находясь на месте. И всякий раз это будет новая формула пространства. А если наша точка помещена   внутри молекулы, словно в желе, то двигаться она станет вместе с кристаллом, не удалясь и не приближаясь ни к какой иной точке кристалла.
       И меня осенило!!!
       -Господи! - прокричал я. -  вот наш корабль и попал внутри кристалла Вселенной в некое гравитационное желе и вращается заодно с Божьим  миром! И как бы мы ни подстегивали свои двигатели - мы не сдвинемся с места Чтобы добраться к точке кристалла - звездной системе Майгель - Аида, нам нужно буквально просверливать тоннель в гравитационном поле Вселенной. Но как же мы передвигались раньше? И как вообще работает Небесная механика, если все должно быть буквально сковано силами взаимной гравитации? Все: и сами небесные тела, и межзвездное пространство.
         -Вы заблуждаетесь, - мягко напомнила о себе Гипатия. - в философии существует понятие Пустоты. Это явление не подвержено гравитации. Оно и создает зазор для свободного вращения всего и вся.
        -То есть, - попробовал я продлить мысль собеседницы, - пока мы находимся в Пустоте - мы способны передвигаться.
      - И даже без помощи двигателей, - добавила Гипатия. -Можете считать, что ваша ракета в этой самой Пустоте неподвижна, а Вселенная, ее структурная сетка,   сама подворачивает к вам нужную для исследования планету. Иными словами - находясь в абсолютном покое - вы можете беспрепятственно и с любой скоростью путешествовать от звезды к звезде. Все дело в том, с какой скоростью и в какую сторону относительно вашей ракеты Господь вращает молекулу Вселенной. Епископ александрийский Кирилл вообще считает,  что по нашим молитвам Бог может сотворить любое чудо. Молитесь - и  будет по вашему слову.
      -Однако, - сказал я, - по моей прихоти никто, даже Господь, не станет подворачивать под меня Вселенную. Поэтому, до крови царапая бока ракеты, мы вынуждены сами карабкаться сквозь пространство к цели.
       И тут вы не правы. - Собеседница мягко улыбнулась, не поднимаясь с кресла. - На сей счет и существует Теория относительности, как составная часть моей теории Хаоса. То есть, если смотреть извне на перемещения неподвижной точки внутри подвижного кристалла молекулы, создастся впечатление взаимного движения  этих объектов. Более того - можно расположить  внешнего  наблюдателя так, что он  будет видеть только  метания вашей, по вашим ощущениям  неподвижной,  точки внутри внешне спокойной молекулы.  И ваши объяснения о бесперспективности ваших барахтаний для такого наблюдателя не имеют силы. А вот как сделать эти объяснения применимыми и к вашим условиям - это уже другая задача. То есть - в теории  мы имеем решение практически мгновенного перемещения ракетного корабля к любой точке Вселенной. Дело практического ее применения - это вопрос человеческой заинтересованности.
     -Если я верно понял, - боясь спугнуть мысль, продолжил я, - вы все вот это грандиозное построение вывели из Теории Хаоса Вы доказываете, что законченные логические построения кроются в этом  крайнем Беспорядке?
     -Да, в яйце Хаоса заложен зародыш Порядка. Хаос - это неисчерпаемая кладовая знаний. И его составляющая - Пустота, в  которую  и должен бы  сорваться теперь ваш корабль "Мартрейя", чтобы обрести движение. … Простите, - добавила  просительно  собеседница, - меня ждут слушатели на лекции по вычислительной астрономии…
       -Хорошо, хорошо, - согласился я. - только как же нам сорваться в эту самую Пустоту?
       Гипатия поднялась и стала на средину отсека:
       -Все просто: вы попали в условия, подобные  банальному авиационному флаттеру: все частицы вашего корабля и сам он движутся в пространстве со скоростью  вращения Вселенной. Потому и стоите на месте. Нужно просто сбросить скорость,  и вы попадете в неподвижную Пустоту. Вот по ней и помчитесь дальше.  Впрочем, в вашей библиотеке есть книги по нашей теме - отомкните и прочтите. А теперь отправьте меня в Александрию, пожалуйста…
      Я остановил компьютер и извлек диск. Когда вернулся к коллегам,  в кают-компании шел мозговой штурм - Юру почти удавался  реванш. Зей был рад моему возвращению - это спасало партию. Оба уставились на меня вопросительно. Я сказал просто:
      -С вами, Зей, мы  вскроем библиотеку, а вы, Юр, немедленно остановите двигатели корабля. Так повелела мне странная женщина Гипатия.
     -Она в своем уме? - спросил Юр.
     -Ей можно доверять? - спросил Зей.
       И я ответил, что можно. Уже хотя бы потому, что в далекой Александрии в эти минуты  епископ Кирилл натравливал на Гипатию толпу  фанатиков, которые заживо соскаблили морскими  раковинами с ее костей плоть . Такою ценой заплатила она за исследования Хаоса. Исследования, спасшие наш корабль.
      В библиотеке мы нашли и проштудировали труды Гипатии,  ее отца Теона и других александрийских мудрецов и  совсем скоро, как мы  и стремились, наш корабль вошел в орбиту звездной системы Майгель-Аида.




               
                ВСТРЕЧА  ШЕСТАЯ

          ЗАРАТУШТРА  ГОВОРИЛ  ТАК

     …И небо тут  сияло иным,  только что вымытым, и горы громоздились, сияя острыми гранями, будто сейчас вот наломанными, первозданными. Я упивался воздухом - плотным и резко терпким, как из разломанного через колено арбуза. Мир выглядел таким первозданным, словно Бог создал его еще только сегодня утром. Но уже разворачивался  У! век до нашей эры и история наматывала на свой маховик новые особо значимые витки.  Кружилась голова и лишь рев бесчисленного стада быков возвращал меня на землю, к действительности. Я был теперь в изначальном Иране, еще не до конца сложившемся государстве без четких границ, многоплеменном и многобожеском.
      -Куда гонят это стадо? - спросил я проводника-узбека, глядя на длиннющую вереницу рогатых бычьих голов, теряющуюся далеко позади нас и уходящую невидимым  началом за подоблачный перевал Гиндукуша. Ослик подо мной дышал тяжело, ему тоже не хватало разреженного воздуха гор.  Узбек, жуя зеленые листы, оскалил зеленые зубы и сказал, мелькая зеленым языком:
    -Погонщики направляют их на бойни у города Рагес. На заклание поток движется.
   -Куда ж столько мяса-то? - не понял я.
    Узбек сплюнул и придорожная пыль под слюной вспенилась ожившей точкой, как от электролита. Стукнув своего осла  под бока голыми пятками, он сказал: -
     -Да не мяса ради забьют этих быков: шкуры их нужны на пергамент. Там, в городе, как дошла молва до Самарканда, какой-то сумасшедший объявил себя пророком. Бог-де явился ему во сне и наговорил большую книгу откровений. Вот на эту книгу и нужна теперь бычья кожа.
      Узбек повертел головой, пытаясь окинуть взглядом вереницу животных  и восхищенно проговорил:
      -Это  какую книжищу  наворожил пророку Бог!
      А я сказал:
      -Меня всегда удивляло другое: как это безумным пророкам удается взбаламутить столько народа! Ведь не всякому правителю под силу собрать такое гигантское стадо, стоит-то такая операция немыслимых денег. Кто-то же ведь уговорил хозяев скота отдать животных на убой. Доходов от этого не предвидится, ведь такую горищу мяса продать нет никакой возможности. Значит - сплошные убытки. Да плюс еще вопиющая антисанитария,  ведь установилась настоящая  среднеазиатская жара.  Как же все эти люди поверили в незнаемое  пророчество - ведь оно не записано пока!.. Все эти откровения наверняка выльются в народные бедствия, а ведь безумные погонщики и их быки так и тянутся сами в пасть удава, словно отупевшие кролики. Никогда не понимал силы убеждений сумасшедших открывателей истины!
     Мой попутчик затолкал пальцем в рот  пучок свежей зелени и потрусил вперед. Я двинулся следом. Мы теперь уходили в сторону от  растянувшегося стада - через узкий  поднебесный перевал., недоступный живому потоку
    Достигли перевала к обеду. Отсюда, из-под сияющего зеркалом льда  почти отвесного склона открывался к востоку необозримый мир - Персия. Страна ведической культуры, она дала всему известному миру свой дух и своих богов. В Греции и Египте  люди разговаривают на арийских языках, пришедших отсюда, из Ирана, или Арианы, как величают  прародину человечества  дети Осириса и Зевса. Далеко на север отсюда, за Хвалынским морем, на  черноземных равнинах вдоль рек Танаис и Ра с притоками и в дубовых лесах раскинулась земля праотца Мосха - Городищенская  Русь . Там поклоняются великому Богу и тоже чтут  свой арийский язык. К югу от перевала, за туманными хребтами сокрыта Иная земля, Индия, а на восток от  нее,  закрытый Великой Стеной, скрывает свои тайны неведомый шелковый Китай. И все эти земли живут в традиции Вед, по гимнам которых строят свои жизни и государства.
    Но если улететь мыслью дальше на запад, за Персеполь и  Семиречье, то окажемся в стране потомком Авраама, где в это время безымянный ученый талмудист  записывает на пергаменты иное  божественное откровение - Книгу Библии. И получается, что на горном перевале в некий час я оказался в том периоде, когда в Ойкумене зарождались две традиции разом - библейская и авестийская, ведь спешил я теперь с проводником не к кому-нибудь, а к самому пророку Заратуштре. Именно к нему и гнали теперь  стада быков многочисленные погонщики.
     Мы низверглись с перевала и к исходу следующего дня  оказались на окраине города Рагес, под  камышовым навесом у дувана, где за стойкой распоряжался  толстый луноокий турок с двумя  веселыми остроглазыми дочерьми. Он подал нам веселящий напиток из верблюжьего молока и неведомых трав и говорил, словно радуясь сказанному:
     -Мы чужие в этом городе, мой господин. Каждую неделю в святую пятницу к нам приходят люди правителя города и грабят. Иранцы не любят турок и пытаются поругать моих дочерей.  И я уж совсем собрался  вернуться в  Согдиану, да теперь тут появился могучий заступник. Его зовут Заратуштра, и он учит, что все люди равны перед Богом. Еще он учит, что Бог един, и Бес един, а все  земные беды от их  непримиримости. И я ему верю: пусть лучше надо мною тешится один Бес, чем донимают все сорок четыре несчастья!
       Турок отошел и вернулся с дымящимся подносом отварной говядины:
     -Разве не благо, - продолжил он, - получать для кухни бесплатную телятину? Теперь на окраине вдоль горной речки сотни рабочих забивают скот, а быков все  подгоняют и подгоняют. Я знаю - пророку нужны шкуры для книжных страниц. И потому с легким сердцем отпущу завтра, как и предписал правитель города, обоих своих дочек на выделку бычьих кож. Правитель обещает заплатить за работу золотом. Да и зачем  мне теперь  Согдиана, если я  уравнен в правах с самим пророком?
     Шумная  компания погонщиков скота ввалилась на веранду. От их одежд остро понесло уксусом, они обмотали вокруг шей свои кнуты и вразнобой потребовали  пищи и напитков. Турок забегал между столиками,  голые локти его дочек замелькали то тут, то там, уравновешиваемые медными подносами. Несколько минут слышался только ровный шум челюстей голодной артели .
    Внезапно  широкая тень заслонила вход и через порог переступили трое. Два мощных стражника в кожаных доспехах, в железных шлемах,  с короткими мечами, оказались за спиной у  юноши, почти мальчика, одетого до самых щиколок в желтую тунику.
    -Великому Киру  слава!, - рявкнул вдруг застигнутый на середине веранды хозяин турок. Погонщики дружно встали и в одно горло подхватили:
         -Слава, слава, слава! 
        И только мы с моим узбеком продолжали сидеть, ничего не понимая.  Юноша-мальчик надменно осмотрел зал и указал рукой на наш столик. Мгновение - и стражники появились за нашими спинами. Острая боль в запястьях - и наши руки уже повязаны за спинами. Под молчаливыми  угрюмыми взглядами дувана нас  вытолкали на  солнце. И оказались в окружении еще четверых солдат. В центре маленького каре нас повели по извилистой неровной улице.
     Резко несло навозом и духом вспоротых кишок. Мухи, крупные, чуть не с воробья, били крыльями по щекам а за ноги норовили ухватить бродячие собаки. Город бы явно на пороге санитарной катастрофы.
      -Нас ведут в тюрьму, - запричитал мой  узбек, - а потому прикуют к тачке на страшных персепольских каменоломнях!.. Зачем я прельстился твоими золотыми драхмами, несчастный? Вот плата мне за легкие деньги…   
     Он не договорил, получив  тычок  рукоятью клинка между лопаток. Упал, поднялся и поплелся рядом, молча. По привычке  узбек пережевывал  пустым ртом, страдая еще и без  привычной жвачки.
   …Зачем я все это рассказываю, если мог бы перейти сразу к делу? Просто мне надо, чтобы вы ощутили атмосферу  событий еще до того, как нас,  неблагодарных чужестранцев, стражники Кира привели для определения приговора к самому духовному отцу Ирана пророку Заратуштре. Вот и привели…
      Громадная комната солнечного света с потоком, текущим из отверстия в куполе,  напоминала цирк, и только  мозаичный пол  неведомого горного камня  выдавал храм. Посередине, на высокой  черной треноге, покоилась неглубокая, диаметром метров в пять, черная же чаша.  Люди относительно  треноги выглядели букашками, но и нам были видны кончики языков огромного пламени, тяжко жившего   в чаше.  В ушах стоял гул - не гул, свист - не свист, а некий звук, выдававший  напряжение пространства. Мы стояли и под стражей в пяти шагах от входа, а справа, из-за двух высоченных  створок  широкой двери  вышел и направился к  нам  человек. Взоры  стражей, священников и молящихся, наши взгляды обратились к этой нелепой фигуре. Сказать - что я поразился ее виду - это ничего не сказать. Я испугался, а мой узбек просто присел и закрыл лицо руками. Ибо шедший к нам  являл собой ходячий ужас. Его сожженное оспой лицо окаймляла  рыжая борода без усов, голову венчал конус колпака с  выпадавшей  из него на спину серой кишкой  длиннющего капюшона. Вокруг шеи совсем по-пионерски  повязана косынка красного галстука  Сам же корпус человека был широким и плоским, как дверь. И на эту двухметровую дверь кто-то нелепо накинул расписанный звездами  ковер с бахромой, ниспадавшей до пола. Из под ковра торчали острые носки башмаков. На правом плече человека-двери корчила рожицы  рыжая-же обезьянка, а в правой руке  человека  жил отдельной жизнью от всей  фигуры длиннющий кнут с коротеньким кнутовищем. Кончик кнута  бегал по полу, и обезьянка с плеча с ужасом следила за этим бегом.
     Фигура приблизилась к нам, и мне пришлось  снизу вверх  глядеть в глаза подошедшему. Он хлопнул кнутом, и все в храме опустились на колени. Юный Кир в ужасе закрыл лицо отворотом туники. Узбек и так уже полулежал, а я же от оцепенения остался на ногах.
     -Я ждал тебя, гость из бездны, - заговорил человек столь пронизывающим голосом, что  мурашки пробежали у меня где-то под кожей.  Не меняя позы он велел: - Все полите вон, и жрецы огня тоже! 
      Шу-шу-шу! - раздался по  по зданию шорох одежд и через минуту стражники Кира закрыли за  людьми дверь снаружи. Человек-дверь, покачиваясь, долго глядел на меня:
     -Твои душа и жизнь не в моей власти, поэтому тебе прощается дерзость разговора со мной стоя. Однако и я не приглашу тебя в свои покои, дабы ты не разнес потом по миру подробности моей жизни. Будем говорить здесь.
    Он хлопнул кнутом. Обезьянка вжалась в его плечо, а из той самой двери появился… еще один точно такой же ужасный  человек. Это был совершеннейший двойник моего собеседника, и если бы он не поставил  стула без спинки, услужливо склонившись перед хозяином, я бы не отличил одного от другого. Двойник повернулся, явив на миг плоскость  фигуры, и удалился, пригнув у дверной притолоки голову и взяв свою обезьянку на руки. Мой же сел, широко разметав по коленям и полу  ковер накидки и заговорил все тем же пронзительным голосом:
     -Ты жаждал встречи с Заратуштрой.  Изволь: вот он я. Я,  который после укуса клеща проспал семь лет и во сне принял откровение от Бога единого и всемогущего Ахурамазды. Я, который пробудился в момент полного  солнечного затмения  в силе и могуществе, давших мне  возможность  поднять мой древний народ к вершинам новой веры. Я, по слову которого владыки всех племен Ирака  пожертвовали  всех своих быков на благое дело выбеливания  пергаментов. Я, который привел к власти над всем народом юного царя Кира. Я, который пишет  теперь на этих пергаментах новый  вселенский Закон, бессмертную Авесту, готов ответить на твои  вопросы,  странник. Ибо в долгом сне  мне была предсказана встреча с тобой, как посланцем грядущего Хаоса. ..Да не болен ли ты? - внезапно остановился пророк, глядя, как я отираю платком лоб. Я поблагодарил, хотя и впрямь чувствовал себя неважно. Под кожей электрическими искорками бегали мурашки от его голоса. Пересилив себя, я спросил:
       -Ты назвал меня, пророк, посланцем Хаоса. Но мне неизвестно, что это такое. Многие Мудрые из разных времен просили меня распросить тебя о Хаосе. Раскрой мне тайну этого понятия. Ведь, если судить по времени, то ты стоишь ближе иных Мудрых ко времени творения Мира и можешь больше знать,  как и из чего он сварганен.
        Заратуштра хлопнул кнутом, и кончик его убежал  почти на середину зала, к жертвеннику. Обезьянка скорчила болезненную рожицу и убежала за спину хозяина. Заратуштра опять  пустил ток мне под кожу:
    -Ты прав, странник: я и впрямь  проповедую почти от истоков Творения. Но я  не буду раскрывать тебе  никаких секретов, как ты, вероятно, надеялся. Я просто раскрою тебе глаза на некоторые вещи, и ты своим умом дойдешь до истины. Ведь ты живешь в окружении предметов и понятий, которые просто кричат, вопиют: пойми, прочти нас правильно - и загадки мироздания щедро обернутся  несметными дарами и благами. Вот я сейчас пишу Авесту. А знаешь,  какой язык я использую при этом?…Правильно - это  язык ЗЕНД. Теперь давай не торопясь поймем, что означает это слово. Для  этого обратимся к нашим арийским  корням. Слог ЗЕ, он же СЕ, иногда СА означает  Зерно, россыпь, буковки. Отсюда и Зенд - буквенная запись. Вот сейчас пророки в Беловодье  пытаются записать гимны ВЕД. Они используют тот же язык, но  называют его уже САН/зен/СКРИТ. То есть - то же самое - записанное буквами. Вспомни для порядка хотя бы ваше латинское SCRIPSI - писать, или славянское РИсовать… Ловишь мысль?
      Я поддакнул, отерев пот.
      -Тогда  слушая дальше, - сказал Заратуштра, и ременный кончик кнута опять побежал к жертвеннику. - А поскольку из языка ЗЕНД, которым я работаю, произошли и арийское, и семитское письмо, то вся речь и все письмо последующих тысячелетий легко разбираемо любым мало-мальски грамотным человеком. Вот перейдем теперь к Хаосу. Разобьем его на слоги, ведь арийский праязык - это слоговое письмо. Что же мы имеем . ХА  ОС.  Первый слог ХА означает: начальный,  малый, сокровенный. Ну - вспомни  слова  ХАризма, ХАн, МаХАяна. Это очень важный слог. Но еще важнее и значимее - слог  ОС/ус/.  Он означает: прямой, стержневой, правильный, законный.  Посмотри примеры: ОСнова, кОСть, УСтав,  кОнСтитуция, рОСт, мОСт, ну - и так далее. Скажу больше: слог ОС лежит в фундаменте гОСударственности северного соседа Ирана - Городищенской РУСи. Страна эта ОСнована еще при праотце МОСхе на реках ОСкол, ВОрСкла, Глухая СОСна. В твое время эту страну будут называть РОСсией… Так вот: теперь сложим наши слоги и получим ХА (начальный, сокровенный) ОС (порядок, устой).  То есть Хаос - это не бардак и бестолковщина, а первичный, фундаментальный порядок. И его нельзя противопоставлять КОСМОСУ, поскольку  кОСмОС - это многократный порядок,  они попросту дополняют друг друга. Хаос -  фундамент мироздания,  Космос - самое здание. И чтобы  понять все это, совсем не надо было тебе забираться вглубь тысячелетий. У вас там и так все под руками. Скажу больше - чем дальше по времени вы уходите от  первичного порядка - Хаоса - тем больше у вас возможностей исследовать его ОСновательно. Вы со своим компьютерным вооружением можете прикоснуться к любому окружающему вас явлению и проникнуть в самую суть вещей. Скажем - тот же оптический образ мира можно так разложить на сОСтавляющие, что даже слепой увидит истоки бытия.
      -Это как? - осмелился переспросить я.
      -Да так! - Заратуштра в сердцах трижды хлопнул кнутом, и мне показалось, что языки пламени в чаше жертвенника при этом вспыхнули ярче. -Тут, по большому счету, и компьютеров никаких не надо. Просто подними в небо голову и обрати внимание на радугу. Что ты при этом видишь?
       -Изогнутый многоцветник… - попытался я вставить слово, но новый удар кнута по каменному полу остановил меня:
     -Слепец! - вскричал Заратуштра. - Это же настоящее  Божье откровение! Вслушайся только в это слово: РА  ДУ  ГА. И перед тобой падут все тайны мира, ибо РА - это свет, истина, бог ( пРАвда, РАдость, искРА, РАзум),  ДУ - преклонение перед истиной, способность понять ее, изгиб, движение мысли (ДУша, ДУга, каДУшка), а слог ГА означает путь, движение (дороГА, ноГА, ГАлактика /Млечный Путь/, телеГА)! И теперь ты поймешь, что простая радуга открывает тебе  дорогу к истине. Ведь это очень просто при ваших электронных возможностях - разложить световую гамму этой дороги к истине на составляющие - и вы получите любую необходимую формулу любого нужного вам вещества. Там, в той же простой радуге, есть и сведения о первичном состоянии вещества, называемого вами Хаосом. И незачем было тебе идти в такую даль - к пророку Заратуштре, у которого  возможностей и знаний меньше, чем у тебя . И теперь, будь ты человеком с ХАризмой, я бы сам у тебя выпытывал ОСновы мироздания, но ты слаб, и потому я  долго еще буду  записывать Авесту на бычьих шкурах, исходя из собственного опыта… ты меня утомил, странник. Уходи, и всем своим Иным Мудрецам передай мой совет: исследуйте близкое малое, ибо далекое, пусть и большое, не открывает истины.
        -Да, но я бы хотел…
        -Мало ли чего бы ты хотел! - новый удар кнута поддал в меня электрический заряд. - Я и так говорил с тобой только потому, что откровение о нашей встрече получил от  АхуРАмазды. А если тебя интересует история моего времени, Ирана и окружающего мира, то возвращайся к себе и там  по камням развалин, древним манускриптам и преданиям восстанавливай картину былого. Если  сумеешь, то она будет не беднее настоящего моего времени. Ступай.
       Заратуштра поднялся, огонь в жертвеннике затрепетал, а сноп света из отверстия в крыше померк и рассыпался Возник полумрак.
   …Из распахнутой двери вышел второй с обезьянкой. Он поднял стул и подождал, пока настоящий пророк не скроется в своих покоях. Тогда второй, совсем как первый, ударил кнутом, и кончик его убежал к входной двери. Дверь раскрылась, и в створки ее вошли стражники Кира. Свет в помещении опять сконцентрировался в сияющий столб и в осиянный храм потянулись прихожане. Меня вывели с крыльца и усадили на моего ослика. Рядом жевал зеленую траву проводник-узбек. Стражник стукнул меня  по спине плашмя лезвием  своего широкого  ножа и велел к вечеру исчезнуть из города.
     В знакомом дуване луноокий турок встретил нас, широко раскинув  короткие толстые руки:
     -Поздравляю! - закричал он. - вы первые, кто возвратился из под  ареста у Кира!.  Угощаю за счет заведения, ибо ваш пример привлечет в дуван толпы.
     Мы присели, и обе смешливые турчанки обслуживали нас. Скоро дуван наполнился, на нас указывали пальцами, заныла, мотая нервы, зурна. Я поторопил узбека, потому что близился вечер . Мы сели на ослов, и толпа,  танцуя и поя, провожала нас к мостику за городской ручей.
    К заходу солнца мы поднялись к самому  ледовому перевалу по знакомой узкой тропке. А по большой дороге все так же тянулась вереница быков. Они ревели, и хлопанье бичей погонщиков напоминало мне удары кнута Заратуштры.



               МИНУС  ЯЩИК  КОНЬЯКУ

       Зигмуд,  по фамилии Фрейд - или "свободный" по-нашему - ехидно хихикал, потирая сухие ладошки. Я честно признался, что к пониманию Хаоса не приблизился и на йоту.
      Посередине комнаты стоял ящик коньяку. Я его добросовестно проиграл. Фрейд подбежал к окну, стуком по стеклу,  отогнал голубей. Те затрепыхали крыльями, и их тени   всколыхнули столб косого света от рамы:
     -Вы проиграли пари потому, что искали ответ в своей голове. А в ней, как я и предупреждал, есть только то, что есть. Вот как в этом ящике с коньяком. Ведь, согласитесь - напрасно искать среди этих стеклянных бутылок пластиковую. Поскольку ее туда никто не ставил,  то и найти ее невозможно. Так и ваша голова. Это ящик, в котором есть только то, чем ее загрузили.
       -Но ведь в ящик можно поставить пластиковую бутылку - и она там будет, - сказал я, но  доктор перебил:
      - Можно, однако это будет предмет  ИЗВНЕ.  Так  и вашу голову можно загрузить знаниями ИЗВНЕ, и тогда их станет больше.  Вы же  в своих встречах с Иными Мудрыми просто  бегаете  мыслью вокруг собственного сознания. Это - тупиковый путь к истине. И весь его смысл, говорю вам как врач, в вашем психическом  наполнении духом пацифизма…
     -Опять вы за старое! - попытался я протестовать, но Фрейд остановил меня движением руки:
      -Именно дух пацифизма водит вас по беспокойному полю. Это потому, что вы не признаете насилия, а ваша телесная плоть требует мышечной радости. То есть - ваши воображаемые встречи с мудрецами - это война с самим собой. Это все-равно война, граф! И здесь вы проиграли не только пари. Вы вчистую продули сражение с самим собой, и залить горечь поражения можно  разве что порцией доброго старого коньяка!
     -Или коньяку? - неуверенно переспросил я, втайне согласившись уже с правотой Фрейда. Доктор извлек из шкапчика два маленьких граненых фужерчика и окрасил стекло благородной  кровью напитка. 
    -Prosit! - поднял он стеклянный тюльпанчик и по-птичьи клюнул из него коньяк. И сказал, как забил гвоздь: -In wino weritas!, - мой друг, и этой истины пока никто не оспорил. Пока существует здоровый мозг - он будет искать  на путях познания. Отравить его вином - значит - поставить на место. Не случайно в научных кругах бытует мнение, что в разной степени опьянения наш мозг погружается в разные пространства бытия. Что недоступно трезвому - то вполне по-плечу пьяному. Если мы прикончим этот ящик коньяка…
      -Или коньяку? - опять переспросил я.
      -Или коньяку, - легко согласился Фрейд, - нам уже будет неважно, как это произносить правильно. Мы окажемся в  эмпиреях, с иными законами физики и психологии. И попробуйте сказать, что эти эмпиреи нереальны!
     -А ведь они тоже будут всего лишь в наших головах, - попытался я уязвить доктора.
     -Да, - согласился он, - но война, которую мы при этом можем распространить окрест, будет совершенно настоящей, сокрушительной. Вот вам и прямой переход от воображаемой к зримой реальности. И где граница, извольте вас спросить? .. тут с простой конкретной ситуацией невозможно разобраться, а вы замахнулись на абстрактные  структуры  мироздания. Хаос, Порядок…  На ваши вопросы нет ответа, друг мой, потому вы и были обречены на  проигрыш
    Мы просидели до глубокой ночи. А когда доктор уснул  прямо в кресле, уронив голову на грудь, я подошел к окну и распахнул его. Потянуло ночной свежестью и легким угольным дымом. Темный город спал,  а над ним сияло огромное,  исколотое иголками, небо. Я высунулся далеко, пытаясь заглянуть в звездный зенит . Где-то там, в неведомых провалах пространства, вращались вокруг одной оси  светила системы Майгель-Аида и я знал, что с другой окраины Земли в телескоп за ними следит еще один  человек, в белом тюрбане.


                г.БИРЮЧ,
   
                15 февраля  2003 - 15 февраля 2007 гг.