Шансон одинокой шарманки

 
   Скрип-скрип... Грёбаная лампа над соседним подъездом висит, мотаясь на ветру.
   
  Погода ни к чёрту- одна из тех, когда не поймёшь, то ли промозглая осень, то ли начало
 слякотной зимы.
  Вечер. Скрип-скрип... Прямо по мозгам. Достать, что ли ствол, да и выпалить в жестянку с
 лампой. Вот во двор смотреть нет никакого желания.
  Дома тишина. Один. В голове сумбур- почти не спал. Свет не включил, только телевизор
 беззвучно освещает едва углы и бликует на мебели.

  Пустота. Вокруг и во мне. Свербит в мозгу- на кой, так ярко и безоглядно жил, шумно-
 расточительно, что бы теперь, как отшельник обитать в пещере с тенями прошлого.

   Музыка... Тихая музыка... Откуда? Что это? Почему? Кажеться с улицы.
  Грустная, нежная музыка в такую погоду с улицы?...
 Подошёл к окну, разметал занавески. Вижу, под мерзкой лампой, у подъезда, стоят два
 человека. Сперва я различил два силуэта, выхваченные светом лампы.
   Два человека, два мужика стояли рядом. Ветер с колючим мокрым снегом трепал их плащи,
 бог весть знает, какого цвета. Оба с поднятыми воротниками, стояли, как вкопанные, не
 обращая внимания на грязь, ветер, снег, ночь. На одном висел короб. Ну, да- шарманка!
 Второй в очках, нежно извлекал из небольшой скрипки звуки.

   Я узнал их. Жили в соседнем подъезде дома- напротив.
 Со скрипкой- Моисей Михайлович. Когда то был начальником секретного цеха завода по
 изготовлению танковых прицелов ночного видения. Завод давно закрылся, Михайлыч ушёл на
 пенсию. Живёт один, дети вырасли- разъехались по другим странам. Только он почему то
 остался здесь. И стоит поблёскивая круглыми очёчками, в нахлобученной старой фетровой
 кепке.
   Дети его, помню, занимались музыкой. Но Михайлыча вижу со скрипкой впервые.
 Ещё пригляделся- второй с шарманкой тоже знаком. Семён Васильевич, дворник- жертва
 семейного долга и толстухи- жены. Работал когда то конструктором в НИИ. Любитель и
 собиратель старинных музыкальных инструментов.
   Я уверен, то, что он выжимал из шарманки- его работа. Наверно, переставил диссонансные
 трубы, создав новую мелодию. Что же он? Одно время пил. Жена умудрилась выжить его из
 трёхкомнатной квартиры. Потом, продав её, умотала куда то с дочкой- стервой в другой
 город. Семёныча знал весь двор. Сочуствовали. Поэтому начальник местного ЖеКэха предложил
 ему работу дворника и квартирку без балкона. Конечно, начальник в молодости у Семёныча
 младшим сотрудником штаны протирал.

   Что, вдруг, соединило двух разных семидесятилетних в такую мерзкую погоду? Музыка,
 Одиночество, Тоска?
   И вдруг, я понял, что они играли сами для себя. Мелодия казалась, то знакомой, то
 странной. Я улавливал в ней лёгкую лирику Битлов, переходящую в перуанскую "полёт
 кондора" и слегка во французскую утопию.
   Да, теперь  есть название у этой музыке- Уличный шансон шарманки...

   Быстро схватив кисти, грубыми мазками "набросал" их на картоне, чтобы не потерять
 внутри себя чувства, которые пробудили они во мне.
   После, нервно походив по сумрачным комнатам, что-то толкнуло меня взять стремянку,
 и вытащить из глубин антресоли старую губную гармошку в большом красивом футляре.
   Я сел у окна- распахнул его, несмотря на морось, и, подхватил мелодию уличных
 музыкантов... Стало Три Одиночества.


  статья о творчестве и картине 18х24 см. (картон, масло).