Глава 14. Златогорка и Серафим

ЗЛАТОГОРКА И СЕРАФИМ

У Соловья-Разбойника дочку младшенькую Златогоркой звали. Ничем она братьям своим не уступала. Носилась с ними день-деньской по лесу дремучему, свистом залихватским птиц да живность пугая.
Отец на время поединка с Ильей Муромским детей к деду-Горынычу в горы отправил.* Но дошла до них вскоре весть, что победил богатырь его и в град престольный с собой увез. Уговаривал дед соловьят в долине поселиться навечно, но решили те в дом родной возвернуться обязательно. А как обустроились малость, к Бабе Яге в гости пошли. И посоветовала им Старая духов лесных не чураться да на пляски шабашные сходить.
Там-то Серафим, сын Лешего Авдея, Златогорку в первый раз и увидал. Была она красоты особенной и сразу ему понравилась. Только черти с водяными вкруг нее вовсю увивалися, и постеснялся он тогда к ней подойти. А на день следующий отправил его отец родственников дальних проведать.
Вернулся Серафим домой и новость нежданную узнал. Повздорили соловьята с чертями сильно и с тех пор из леса своего носа не кажут.
Надумал тогда леший по-другому со Златогоркою повстречаться – и разрешенье у отца попросил лес дремучий прибирать. А тот и рад был. Не лежала у него душа к владениям отведенным. Но строго-настрого наказал – дальше опушки не заходить. Соловьята, видать, чертей сильно обидели и опять ловушек везде понаделали.
Стал Серафим каждый день в дремучести соседние наведываться. Деревья сухие уберет, живность проведает, а сам все по сторонам посматривает, не мелькнет ли где наряд Златогоркин. Но не очень-то ему везло, и решил он как-то поглубже в лес заглянуть. Может, поближе к дворцу Соловьиному, и встретит он, наконец, желанную свою.
Да в ловушку и угодил. Лежит в яме, корнями спелёнатый, пошевелиться не может.
Слышит, шаги чьи-то раздаются. А это сама Златогорка идет. Посмотрела она молча на лешего и братьев пошла на подмогу звать. Освободили они вскоре Серафима от пут древесных и к опушке направили. Но попросили напоследок, чтобы впредь далеко так не забредал. Мол, сами они здесь прибираться будут.
Загрустил леший, всё о любимой своей думает. Но повстречалась она-таки ему на тропинке лесной. Так, слово за слово и разговорились потихоньку. Видит Златогорка, леший к ней по-доброму относится и не чурается совсем. И стала к нему сама наведываться, прибираться в лесу пособлять.
А вскоре признался ей Серафим в любви великой и замуж позвал.
Посмотрела на него Златогорка удивленно, но видит, серьезно леший говорит.
– Скрывать не буду, – отвечает, – нравишься ты мне. Но мало этого для согласия моего. Уверена я должна быть в муже будущем.
Не растерялся Серафим и предложил сразу, ежели нужда в том имеется, испытание любое пройти. А Златогорка его на слове и поймала.
– Хорошо, – говорит. – Будет тебе задание трудное. Выдержишь, подумаю я над предложением твоим.
Возрадовался Серафим от слов этих. Не было еще дела такого, которого бы он сдюжить не сумел. И дом в одиночку поставить, и дерево вековое повалить – все под силу ему было. Только и представить леший не мог, что его любимая задумала.
Начались у них приготовления странные. То когти звериные на руки да на ноги наденут и по деревьям лазают. То глаза завяжут и так по поляне вслепую ходят. А то грибы красные с точками белыми под елками ищут.
Подступался леший с расспросами не раз, да только отнекивалась Златогорка на любопытство его. Мол, сам поймешь, все со временем. Но он и так счастлив был, что с любимою день целый проводить может.

***
Наконец велела Златогорка ему, как стемнеет, к болоту дальнему приходить. Только не сказывать о том никому.
Серафим дома предупредил, мол, к друзьям в лес соседний сходить хочет, и не ждали чтоб. А сам к месту условленному отправился.
А любимая его под ивою плакучею уже дожидается. Котомку невеликую дала и следом идти велела. Мимо топей гиблых да сосен горелых вышли они вскоре к лазу, что в мир подземный прямиком вел.
Подивился Серафим, что это им здесь во время летнее надобно, но Златогорка уж под землей скрыться успела. Леший вслед за ней по ступенькам спустился. Видит, Лазовик их дожидается.* Посмотрел старичок на него недобро, но ничего не сказал и к лабиринту повел. Когда духи лесные на зиму в Пекле теплом схорониваются, проводники путь короткий через плуталище обозначают. Только сейчас по закоулкам сырым пробираться пришлось, и казалось, не будет конца дороге этой. Пузырь светлячный света самую малость давал, и не раз Серафим на стены налететь да запнуться успел.
Выбрались они, наконец, в Пекло самое, а там черт подземный их дожидается. Глаза горят, рога закручиваются, когти на копытах виднеются. Не по себе стало Серафиму от вида его, и тот на него косо смотрит.
– Новенький? – Златогорку спрашивает.
– Да, – отвечает, – первый раз идет.
А черт все не унимается:
– Не подведет? 
– Не должен, – Златогорка на лешего взглянула.
Только черт с него тоже глаз не сводит и добавляет:
– На днях Ний над мухоморщиками суд показательный устроил.
– Не подведет, – твердо Златогорка на то ему ответила, а сама к Серафиму подошла.
– Подумай, – говорит. – Не поздно сейчас и назад вернуться. 
Ох, как неуютно лешему в царстве подземном было. Зимою в толпе духов лесных и Пекло домом родным казалося, да и светляки на камне каждом светились. А тут темень кромешная кругом, и только всполохи пламени сизого вдали виднеются, да стоны жуткие доносятся.
Но в ответ сразу сказал:
– С тобою – до конца самого пойду.
Златогорка веревкою его за пояс обвязала, потом себя и конец черту отдала.
– Дальше без света двинемся, – предупредила и пузырь светлячный в котомку спрятала.

***
Серафиму казаться начало, будто день целый прошел, пока он за Златогоркою на привязи брел. Велела она ему на случай всякий руки в стороны раскинуть, чтоб не пораниться невзначай. Задевал он ими то камни острые, то колючки жалящие, но чаще всего пустота одна только была.
Сделали они, наконец, привал короткий. Леший только на валун небольшой присесть успел, да водицы хлебнуть, как веревка опять натянулася.
Стали ему чудища всякие мерещиться. То черт подземный на камушке притулился, то мерцанье зеленое дорогу загораживает. Хотел он было Златогорку спросить, что за странности такие виднеются, только сама она его за руку поймала и на землю усадила. На миг пузырь светлячный мелькнул. Ярче солнца весеннего свет его тусклый посреди тьмы показался. Отдала Златогорка провожатому грибы, что в лесу они собирали, и назад пузырь в котомку спрятала.
Подсела к Серафиму и на ухо шепчет:
– До границ долин зимних мы добрались. В это время сюда никто не заглядывает. Но дальше одним идти придется.
Леший в ответ, куда путь они держат, спрашивает.
– К Древу мировому, – отвечает.
– А на кой оно нам сдалось, Древо это?
– Там и узнаешь, – говорит.
Чувствует Серафим – веревка опять натянулася. Только осерчал он, что его за малого держат, и дернул с силой её. Златогорка прямо на него повалилась.
– С места, – говорит, – не стронусь, пока не расскажешь все.
А та руку его нашла и ножом острым по ладони провела.
– Или за мной идешь, или веревку перережу.
– Ну и режь, – в запале Серафим выкрикнул и сразу почувствовал, что не связан он больше ни с кем.
Тьма кругом лежала кромешная. Леший руками в стороны повел – пустота одна.
– Златогорка, – позвал тихо. – Златогорка, вернись.
Но ответом ему тишина только была
Страшно до жути Серафиму стало. Один он посреди Пекла сидит без пузыря светлячного, и никто искать его здесь не додумается. Позвал он Златогорку еще, только, видать, далеко она уйти успела.
Захотелось ему, как в детстве, заплакать и к мамке прижаться, но взял он в руки себя и поднялся медленно. Назад порешил на ощупь к плуталищу выбираться.

***
Вдруг лешего за руку схватил кто-то. Аж вздрогнул он весь и от ворога напавшего отбиваться начал. Руками во все стороны машет, только попасть ни в кого не может. Остановился передохнуть, кругом поворачивается, нападения ждет. Тут его со спины и обхватили. Собрался он уже обидчика через себя о землю бросить, но услышал вовремя голосок знакомый:
– В следующий раз и взаправду один останешься.
Ничего Серафим на то не сказал. Обвязались они вновь веревкою и дальше пошли. Только теперь проводника с ними не было, и понял леший, зачем его Златогорка с глазами завязанными ходить заставляла.
– Семьдесят шагов прямо, – отсчитывал он во тьме кромешной. – Двадцать пять – вбок. Тридцать – опять прямо.
Серафим только о том и думал, как бы со счета не сбиться. От напряжения аж взмок весь. Но, похоже, и спутнице его несладко было, и вскоре привал небольшой они сделали.
Леший руку в темноту протянул и до Златогорки дотронулся. И она в ответ его руку взяла. Так и сидели они рядышком. За счастье такое Серафим сразу ей все простил и еще день целый по Пеклу ходить согласился бы. Но поднялась любимая его вскоре, и дальше они отправились.
Опять леший шаги считать принялся. Только, видать, в мыслях счастливых пребывал еще, и вместо того, чтоб вбок свернуть, прямо путь продолжил. Вдруг земля из-под ног исчезла куда-то, и полетел он вниз кувырком. Тут и понял, зачем веревка привязная нужна была. Дернуло его резко и о стенку ударило.
Златогорка в камень ногою уперлась, изо всех сил веревку держит. А сама кричит, чтоб цеплялся за что-нибудь, не надолго у ней сил хватит.
Леший, выступы да колючки нащупывая, потихоньку наверх двинулся. Выбрался из пропасти, в кровь весь израненный, и на землю повалился. А у Златогорки самой руки и ноги от напряжения ходуном ходят. Хорошо, что Серафим в темноте видеть не мог. Как успокоилась она немного, из котомки мазь целебную достала и ладони лешему и себе смазала. Но не удержалась и ругать принялась, что шаги плохо заучивал.
А тот в ответ огрызается:
– Нечего тут черт знает где шастать. В лесу, что ли, места мало было.
Котомку на спину закинул и дальше, говорит, пойдем.

***
Рано ли, поздно ли, но закончились шаги счетные, и Златогорка опять на мгновение пузырь светящийся достала. Стояли они меж куч огромных земли насыпанной.
Вынула она из котомки своей лопатки небольшие. Закапываться, говорит, будем. Стражников обход пережидать.
Серафим, пока на кучу за ней лез, спрашивает: откуда земли столько набраться могло?
– Это черти корни Дерева мирового подкапывают.* Думают, рухнет оно от этого с Ирием вместе.
Подивился леший: разве такое быть может?
Только Златогорка уже копать начала.
Соорудили они нору небольшую, забились в нее и вход землицей присыпали. Серафим опять обо всем позабыл, рядом с любимой лежа и тела ее слегка касаясь. Хотел он было расспросы свои продолжить, только вскоре шаги и поскуливание волчье послышались.
Златогорка рот ему рукою зажала, да, видать, пыль подняла. И как ни крепился леший, все равно чихнул.
Крики снаружи раздались сразу, и уж не поскуливание, а вой целый. А потом землю от входа разбрасывать начали.
Златогорка из котомки своей склянки какие-то достала и Серафиму шепчет:
– Волчат молодых на нас натравить хотят. Но и то хорошо, эти только покусать могут.
Леший немного вбок подался, руку вперед выставил. Бой принять изготовился.
– Ты, – говорит, – меня здесь подожди, пока я с ними разбираться буду.
Улыбнулась дочь Соловья:
– По-другому, – говорит, – лучше поступим.
И склянку ему протягивает.
– Как выберешься, выплеснешь из нее вкруг себя, и за мной беги.
Вскоре лапа волчья показалася. Златогорка ножиком её неглубоко поранила, но и этого достаточно оказалось. Завизжал волчонок и с кучи вниз покатился, а другие – сразу отпрянули. А ей это только и надо было.
Отбросила она землю последнюю и наружу все из склянки своей выплеснула. А как выбралась из норы, Серафим следом двинулся. Видит – от факелов, как днем, светло стало. Волчонок молодой сразу на него бросился. Но схватил он его за шкирку и отбросил далеко, а сам за Златогоркою вниз помчался.
Но тут любимая его заклинанья какие-то странные выкрикивать начала. Ноги у Серафима подвернулись, и покатился он с горы уже глыбою гранитною. Стражники следом за ними бросились, только камни те быстрее их были. А как до корней Древа мирового добрались, Златогорка заклинанье обратное сотворила и Серафима за собой внутрь повела.
Нырнули они в лаз неприметный и вверх карабкаться начали. Видит леший, то один проход, то другой в сторону отходят. Но любимая, видать, дорогу хорошо знала и уверенно путь себе выбирала. Наконец, затаились они в тупичке невеликом, погоню переждать. А вскоре прошумели преследователи их сбоку где-то, и смолкло все.
Не удержался Серафим и опять Златогорку расспрашивать стал. Чем они стражников напугать смогли, и что это за лазы такие диковинные.
Оказалось, в склянках тех благовония из трав лесных намешаны были. В Пекле живущие дух их с трудом переносить могут. А ходы эти сами же черти и понаделали, когда войною на Ирий отправились.

***
Дождались они, как погоня их вниз прошумит, и опять вверх двинулись. Но временами прислушиваться останавливались, и однажды донесся до них гул, снизу идущий.
Златогорка сразу в тупик свернула. Из котомки кусок материи, полевицами сотканный, достала и лаз ею закрыла. К стенам руками прижала и Серафиму то же делать велит.
Как гул вплотную приблизился, о материю что-то биться начало. Тут лешего в руку и ужалило. Вскрикнул он от боли жгучей и защиту их чуть не выпустил. А Златогорка кричит, чтоб терпел, но держал. Это осы подземные за ними гонятся, и до смерти они закусать могут.
Серафиму показалось, вечность целая прошла, пока осы жалиться да о материю биться перестали и назад подались. Руки от укусов онемели совсем, да и у Златогорки они не лучше были. Но мазь целебная и здесь помогла. А как за стены лаза горе-путешественники снова держаться смогли, дальше в путь двинулись.

***
Раз десять они передохнуть останавливались, пока воздухом морозным не повеяло. Златогорка знак подала, чтоб на месте Серафим оставался, а сама вперед уползла. Вернулась она вскоре и когти звериные на руки и на ноги надевать велит.
– Выход там, – говорит, – есть. И два стражника его охраняют всего.
Подобрались они тихо к повороту последнему и бежать изготовились. Тут дочка Соловья свистнула пронзительно, так, что у лешего уши заложило. Стражники сразу пики свои побросали и о стены головами биться начали.
Бросились они в проход открывшийся и из лаза наружу выпрыгнули. Но сразу же за кору когтями зацепилися и на Древе мировом повисли. Глянул Серафим вниз, а там и земли не видать, облака одни. Ветер в ушах свищет, холод до костей достает.
Подобралась Златогорка к нему и кричит, чтоб вниз не смотрел, и спускался потихоньку. Только недолго им когтями перебирать пришлось. Стрибог оком недремлющим их заметил, и стали вкруг них вихри быстрые кружить.*
Серафим из сил последних за Древо держится, а тут ещё Златогорка к нему на спину впрыгнула и веревкою обвязала. Леший ничего понять не может. Совсем, думает, милая умом тронулась, ведь сорвемся сейчас.
Тут вихрь черный дело свое и сотворил. Полетели они вниз – облакам навстречу. А Златогорка смеется вовсю. Руки в стороны раскинула и свистит пронзительно.
Со всего лету в облако пушистое врезались. Духов дождевых распугали и дальше понеслись. Глядит Серафим – остров Буян под ними и камень Алатырь виднеется.* Стал он мысленно с папкой и мамкою, да с сестрами и братьями меньшими прощаться. Одна отрада, вместе с любимой своей о землю разобьется.
А Златогорка тем временем материю, от ос их спасшую, из котомки вынула и вверх подбросила. Дернуло их сильно, но медленнее падать они начали, а вскоре и вовсе как птицы парить стали.
Потянула она веревки, что материю держали, и полетели они прочь – к лесу Заповедному.

Так и закончилось их путешествие по Пеклу подземному. И, видать, выдержал Серафим испытание своё – после турнира рыцарского свадьбу в лесу сыграли.

Но здесь уж другая сказка начинается.
А этой конец пришел.

Продолжение истории про Златогорку и Серафима в главе 18 "Целитель" (http://proza.ru/2009/10/27/76)


Рецензии
КОММЕНТАРИИ
1. Отец на время поединка с Ильей Муромским детей к деду-Горынычу в горы отправил.

О поединке Соловья-Разбойника с Ильей Муромским рассказывается в главе 3 «Продолжение истории Соловья-Разбойника».

2. Видит, Лазовик их дожидается.

Лазовики всегда считались болотными жителями. Славяне представляли их в виде небольшого роста стариков с длинной бородой, иногда одноглазых.
Так как из болот к Пеклу лежит самый короткий путь, то нет ничего странного в том, что эти духи стали исполнять роль проводников через лабиринт-плуталище, предварявший вход в подземное царство.

3. Это черти корни Дерева мирового подкапывают.

Мировое дерево славян образовывало ось мироздания. Крона его достигала небес – Ирия, корни уходили в Пекло, а ствол располагался на земле. В его ветвях селились птицы (сокол, соловей, мифический Див), а также светила – Солнце и Луна. В стволе роились пчелы, а у корней жили змеи, черные бобры и горностаи, связанные с подземным миром.
По мировому дереву спускаются на землю боги и карабкаются в Ирий души людей.
У скандинавов таким деревом считался огромный ясень – Иггдрасиль. Он связывал землю, где обитают люди (Мидгард), с небом, где в Асгарде живут боги, а корнями уходил в подземный мир с его царством мертвых – Хель. Ужасный дракон Нидхегг постоянно грызет корни дерева, стараясь обрушить его и низвергнуть богов.

4. Стрибог оком недремлющим их заметил…

Стрибог – один из сыновей бога Сварога, был повелителем ветров. В «Слове о полку Игореве» они названы Стрибожьими внуками, которые стрелами веют с моря.
Он стремителен, вездесущ и приводит весь мир в движение.

5. …остров Буян под ними и камень Алатырь виднеется.

Славяне верили, что далеко за морем, там, где сходятся небо и земля, в центре мира находится остров Буян. На нем стоит Мировое дерево и лежит камень Алатырь, под которым скрыта вся мощь земли русской.
На острове живут мифические существа, обладающие чародейской силой и нередко приходящие на помощь людям. А через лаз под Алатырем умершие души попадают на суд в Пекло.

Александр Богаделин   13.10.2009 02:50     Заявить о нарушении