Ермил Чадов

                Рассказ

Бирюса парила, и стояло безмолвие, будто все замерло перед прыжком навстречу к каким-то значимым переменам, и только эта река о чем-то «шептала» на плесе – доверительно и мирно.  За далекими лесами, в туманной дымке, блеснули и погасли золотые стрелы, и вдруг заблестел на горизонте край солнечного диска – занималась заря…
В прибрежных кустах Бирюсы сонно чирикнули пичуги, будто сказали: «Утро, а так хочется еще немного поспать». Низко над рекой, почти над самой водой, пролетели две утки, должно быть, на кормежку, или вспугнула лиса. Туман, побежденный и жалкий, быстро рвался на куски, и уже тут и там всплескивалась мелкая рыбешка, а на плесе взбурлил воду большой таймень.
И вдруг будто кто-то сдернул с неба покрывало, и разлился солнечный свет. Пришло утро, прекрасное в своем новом рожденье – чистое, сияющее, благодатное. Птицы уже разноголосо галдели, будто обсуждали, чем им заняться в этот погожий день. Покинув свои хатки, полоскались у самого берега ондатры. Поодаль на одной из сосен прострекотала белка, кого-то приглашая к себе на завтрак…
Но в эту гармонию жития природы уже вторгалась грубая поступь человека – где-то взревел мотор «дюральки», и по реке понеслось урчание железного «зверька». Уже тут и там дуплетами и одиночными выстрелами взорвали тишину охотники, и все кругом встревожилось, побежало: рвали воздух крылом птицы и трещал подлесок под копытами лося. Даже Бирюса, казалось, замедлила свой бег и прислушалась к этому неблагозвучию – пошел на глубину осетр, рассыпалась в разные стороны стерлядь. Однако не просто было спастись от человека даже рыбам…
Ермил Чадов уже закинул «кошку» и ловко выудил из воды конец самолова. Перебираясь руками по тетиве, начал осторожно снимать рыбу. После каждого его взмаха рукой на дне лодки елозит змеей новая добыча – темная, остроносая, опоясанная по бокам цепью крепких колючек. Теченье у Васина ключа быстрое, и тетива самолова дрожит как струна. Поэтому у рыбака дрожат руки. Возможно, они дрожат и по другой причине. Есть от чего: опорожнил он накануне логушок медовухи, да и рыбинспектор в последнее время разошелся не на шутку, сцапал двоих единоверцев – наказал люто. Только так подумал Ермил, глядь, а он тут как тут – спускается, окаянный, самосплавом и ведет глагол:
– Ермил-Ермил, в Бога веруешь, а сам что делаешь? Пошто браконьерствуешь?
Тут и вовсе задрожали руки у Чадова – не удержать упругую снасть. Звякнули о борт дюральки уды, коротко всплеснула на воде тетива, и нет его, самолова.
– И сказал Бог: владычествуйте над рыбой, зверями и над птицами небесными, – молвил в ответ Ермил, не чувствуя своих губ, задеревеневших больше от страха, чем от утренней прохлады.
– Почему сбросил конец, Ермил? Поздно уже прятать концы-то! – издевался Рокотов.
«Истый сатано!» – подумал в сердцах Чадов, а в ответ – другое: – Дык, ненароком, долго ли…
– Ненароком? Знаю вас, космачей. Небось, с десяток штук стряхнул с самолова? Придется надбавить, чтобы по справедливости было.
Закряхтел Ермил, зазлобился, но промолчал; пододвинулся к мотору, намотал на шкивок шнур, дернул и вырулил к ориентиру. Два раза забрасывал кошку, да все мимо, волновался из-за крутого инспектора, который уже расположился на берегу и уже составлял шапку протокола. Но едва он, Ермил, выудил самолов и начал снимать рыбу, Рокотов тут же поднял голову.
Улов оказался по их никудышным временам фартовым. Ермил насчитал тридцать две стерлядки и мысленно поблагодарил Бога за то, что тот не послал ему осетра. Снасть собирал неспешно, обдумывал, как ублажить инспектора. Наконец причалил к берегу, швырнул в его лодку скомканную снасть и обернулся к нему лицом.
– Пересчитаешь? – полюбопытствовал.
– Бросай в мою лодку по одной!
После того, как Ермил Чадов подписал протокол, рыбинспектор сказал:
- Ермил, вот, ты тут толкуешь про бога, дескать он разрешил, а того не хочешь понять, что разрешение дано ловить по-божески. Своим самоловом ты тридцать две стерляди поймал, а сто загубил. Тебе бы пример подать другим, а не равняться на безбожников…
   - Откуда тебе ведомо о погибели рыб? – буркнул Ермил.
   - Учёные проверяли и написали об этом в книге. Глупая стерлядка играется с твоими поплавками и насаживается на крючки. А если какая уходит, то со смертельной раной…
   Ещё долго выслушивал Ермил прописные истины, но не это омрачало его душу, он горько сожалел о том, что лишился своего лучшего самолова… .