Батюшка и рогоносец

                Богохульство укрепляет веру.

Эпиграф написан и, можно сказать, полдела сделано. Осталось еще полдела – правильно начать. Лично я глубоко убежден, что начинать рассказ ни в коем случае нельзя с имени главного героя. Гораздо приличнее написать, допустим, банальное «Шел дождь» или уж на крайний случай «Жили-были», нежели сморозить несусветную дичь наподобие «Макар Филиппович Макакал в штанину правую накакал». А меж тем именно так все и было, когда незадачливый супруг стал подозревать милую женушку в изменах.
И так и по-другому пытался он объясниться с благоверной, (точнее не совсем), но когда округ уже не мог больше терпеть несносную вонь, Макар Филиппович решил обратиться в последнюю инстанцию. В нашей стране под последней инстанцией все чаще подразумевают суд, тогда как истинно благоразумные граждане с проблемами идут конечно в церковь.
Хоть церковь и не программа «Поле чудес», но с пустыми руками туда идти как-то совестно. А то получается прескверная, доложу я вам, картина – приходишь с проблемами, уходишь налегке, а взамен ничего не отдаешь. Никакой экономики! Да и кому скажите мне, милейшие, нужно чужое дерьмо разгребать на пустой желудок? Поэтому для разговора с батюшкой Макар Филиппович прихватил с собой три палки колбасы, четырнадцать вареных яиц, восемнадцать копченых куриц, сто килограмм холодца, четыреста буханок свежего хлеба, восемь трехлитровых банок малосольных огурцов, десять бутылок водки, пятнадцать коньяку и пива без счета. Как только все унес за один раз!
Дело было раннее, хотя и не у прокурора. В церкви закончилась служба и благообразные  старушки понемногу расходились. Около аналоя стоял огромных размеров бородатый священник в черной рясе, смиренно сложивший пухлые руки на необъятном животе, глаза же свои воздевший к самому небу, если только мысленно убрать купол церкви. Вид у него было весьма голодный.
- Добрый день, святой отец! – приветствовал Макар Филиппович.
- Минуты нет, как ты явился, а вот уже сморозил три глупости подряд! – недовольно ответил священник.
- Чем же я так вас прогневал?
- Кабы ты не был законченным алкоголиком и не залил едва проснувшись шары свои паленой сивухой, ты бы узрел, что на дворе утро, а никакой не день. Это первая твоя глупость. Перехожу ко второй. Где же ты видел, орясина, святого отца? Али ты не знаешь, как становятся отцами?
- Знаю, как же не знать.
- А я как ты зашел, сразу понял, что ты блудодей.
- Какая же глупость третья?
- А то, что я ни за какие коврижки не соглашусь быть твоим отцом, растреклятый ты повеса!
- Как же мне вас величать?
- Имя у меня простое и благозвучное – отец Михаил, но ты называй меня Михаил, поскольку, как я тебе уже говорил, не желаю знать я такого сына.
- Грешно как-то священнику называть себя просто Михаил. Ведь все в истории служители церкви звались как-нибудь вычурно, как то: иеромонах Просфирий, протопоп…
- Воистину ты святотатец! Вижу я, что в церковь ты, анафемная твоя физиономия, не ходок. А коли ходил бы Господу поклониться, то знал, что хуже других грехов я считаю глупость человеческую и ты, квазимодина, погряс в нем по самые уши уже за несколько минут нашего разговора.
- Что же глупого я сказал на этот раз?
- Ну где это ты слышал такое слово – «протопоп»? Несуразица! Описались когда-то в канцелярии, и все ну повторять, так и не могут остановиться. Каждое слово должно быть простым и всем понятным. Поэтому правильнее, на мой взгляд, говорить не вычурное «прото-поп», а милое всем человеческим чувствам «просто-поп». Ну и вторая глупость в очередной серии – где ты видел грешных батюшек, когда даже ты, черт лысый, зовешь меня «святым»?
- Признаю свою вину, батюшка. Позволь искупить.
С этими словами прихожанин протянул святому отцу свою скромненькую авоську. При виде принесенных яств и питья отец Михаил немного смягчился и сделал пару шагов влево и вправо, после чего остановился на том же месте. Макар Филиппович недоуменно на него уставился, но говорить ничего не стал, чтобы не ляпнуть в очередной раз заведомую глупость.
- Вижу я, прелюбодей, что ты находишь мое поведение вычурным, но я хвалю тебя за смиренное молчание, ибо так ты не заразишь глупостью ближнего своего, а ведь это, на мой взгляд, второй из смертных грехов. А дабы ты и в последующем не оставался невеждой, я откроюсь тебе. Когда бы ты знал, ирод, что малоподвижный образ жизни ведет к застою крови, в твоих выцветших глазах светилось бы побольше ума и ты не огорчал бы меня своей несметливостью. Однако это не весь смысл моих движений. Как ты видел, балагур тупоумный, я сделал движение сначала в одну сторону, затем в другую, что означает смысл жизни человека – «Куда бы ты ни пошел, вернешься на прежнее место».
- Я вижу вы очень умный священник, и я рад, что пришел поговорить с вами о своей проблеме.
- Только я начал надеяться, что ты образумился и не будешь больше нести несусветную дичь, как ты за старое.
- Чем  я вас снова прогневал?
- Да разве ты видишь перед собой священника?
- А вы тогда кто же?
- По образованию я психолог. Да-да, не удивляйся. В двух других храмах нашего города служат батюшками представители еще двух вымирающих профессий юрист и учитель.
- Да разве же можно считать эти профессии вымирающими?
- Истинное тебе говорю. Ведь в этих профессиях нет никакого смысла, ибо ни один учитель ничему доброму не научит, ни один юрист не решит ваших проблем, а психолог едва ли сумеет вразумительно объяснить, почему в результате его помощи разводов больше, чем обратившихся к нему супружеских пар. Самое же главное затруднение в том, что все эти нахлебники хотят есть, да так, чтобы от пуза. Вот поэтому я и служу здесь и очень доволен, потому что для церковнослужителей полнота и к лицу и выглядит прилично.
- В миру все как могут пытаются избавиться от лишнего веса.
- И совершают третий смертный грех. – С этими словами батюшка вытащил из мешка коньяку. – Взгляни, прохвост, на эту полную бутылку. Какие чувства тебя одолевают при ее виде?
- Радость, предвкушение, трепет.
- Солидарен. И на примере этой коньячной бутылки, я докажу, что все люди без исключения (разве что кроме старых дев), должны быть полными. И тогда все вокруг будут испытывать по отношению к друг другу названные тобой чувства. Сравни хотя бы меня и тебя. Я полный, веселый, умный человек, ты же маленький, тощий и лысый. Полными в тебе могут быть только череп и кишечник, но первое, как ты уже доказал, в тебе не полное, а полое. От этого все твои проблемы.
- О них-то я и хотел поговорить.
- Как же я могу тебе помогать, если ты можешь оказаться поганью иноверной?
- Насчет верности могу сказать, что поганью я бываю всякой: иной раз верной, а иной раз и неверной.
- Добро. Однако что-то меня прижало. Пойдем-ка из божьего дома.
- А разве тут кто-нибудь живет?
- Нет, но и сараем церковь не назовешь. Я же, как священнослужитель, признаю только два вида архитектурных строений: дом и сарай. И как сказано не знаю где в писании, - третьего не дано.
По пути в отхожее место оба подкрепились чем бог послал, а Макар Филиппович принес. Отец Михаил было налег на еду, но к счастью вовремя опомнился и хлебнул изрядно, привалившись к перилам церковного крыльца.

Продолжение последует непременно!