Правша

(СКАЗ  О  ПРАВШЕ  И  МЕШКЕ  ЗОЛОТА  ДЛЯ  КЛОЗЕТА)

Случилась эта история не в тридесятом царстве-государстве, не за лесами, горами, болотами и не за углом, а здесь, у нас. И не сказать, чтобы давно, но не совсем-то уж и позавчера.
Возвернулся как-то наш Главный Глава из гостей в соседний недосуверенный субъект, сразу вызвал к себе Главного Камневеда и раздражительно распек его прямо на пороге:
– Это как же такое выкручивается, что у их там весь клозет покрыт на вершок червонным золотом, а у нас всего-то – заморской кафелёвой плиткой?! Нешто мы хуже? Не ты ли мне плёл, что у нас этого рыжья поболе, чем у всех соседствующих вкупе взятых?
– Не плёл, – прибычился Камневед, – а докладал, чин по чину…
– Ну так добудь немедля и изладь мне клозет, как тому полагается, только чтобы золота было на два вершка!
– Я клозеты излаживать не обучен, – еще пуще позеленел Камневед, – я токмо насчет камней – найти-добыть – ведаю.
– Вот и ведай, а не дримасничай мне тут! Ты, главное, притащи два пуда и полуфунта, я тут на канкуляторе прикинул, а остальное – не твоя икота.

Вернулся Главный Камневед в свой депантаметр и рявкнул срочно тащить из корчмы лучшего своего златознатца Правшу. Явился тот злой, взколохмаченный и с солеными пихариками в бороде. Выдохнул недогаром так, что полдепантаметра закачались. Чего, говорит, пристали, когда у Водомута в самый раз девять невзяток без шести?!
Расталдычил ему Главный все, чего не надо, про два пуда  и велел в дорогу гоношиться.
– Да где я табе стоко наколупаю? – поперхнулся вмиг затрезвевший Правша.– Всю мою золотую пиноклиналь на Рифейской хребтине забором зачастоколили. Зоопарк теперь там –  "Лериктовые Гланды Европы" прозывается. Сам Юнеска собственной персоной ими командовает из Парижу! Бревном дорогу перегородили и с кажного проходящего по стольнику грабят. А за гусеницын вездеезд знаешь, сколько смытарят?!
– Да не канючь ты, драный ёж, твою запендрёж, – обложил его Главный, – я тебе везделет дам. Заползешь на нем от соседей, прокрадешься на брюхе. Зоопарковским не до тебя – билеты строгают и харюзами закусывают.
– А ну за гузку хапнут? Кто будет штрафты отстегивать?
– Ну, будто впервой тебе! Скажешь, камнеграфией занимался на Подкольском недоострове, да вот блуданул маненько.
– Ладно, – пошел на попятную Правша, собрал заспинный сукваяж, напялил штурмовку с головным купишоном, слякотные подпаховые сапоги, запрыгнул в стрекозиный везделет и утарахтел на свой загороженный Каменный Пояс.

Не три дня ёрзал Правша по крутопадам, ухал своим камнеломом, щурился на нагорные и подгорные породы и коры выпендривания по ним. Все без разбору разглядывал под лупелем, а некоторые штуфты, из ряда вон выезжающие, удостаивал покорябать прокуренным ногтем под двукуляром. И дожди-то его квасили, и ветродуи-то растрепывали и кровожрущие до косточек обгладывали. От такой диеты расхудел наш златознатец до половины, обтрепался, завел колтун в бороде, но работу не забросил.
Не зря, видно, Правшу камнелогии учили, да натаскивали старинные златознатцы – нашел-таки он подходящего размеру чудаковатую зеленую фуксиновую пластожилу с рыжими самородными оковалками от кулачиного до блошиного величия. По-первости прощупал он жилку штруфами, чтобы разгадать, куда она выкручивает. Разгадал, и тут же забил хитрую штоленку со штрокверком.
Долго ли коротко раздобывал руду Правша из горы никому знать не положено, да и не поставлено, но наколупал изрядную кучу. А тут и жилка вытонилась и совсем растерялась по сторонам. Приспешило время ту руду издолбать да размельчить начисто. Достал рудознатец  из сукваяжа свою знаменитую песто-ступельную машину и ну наяривать со звоном на остатках своих лошадиных сил. А как всю кучу на мозолях в пыль разуделал, осталось только подтаскивать дроблево мешками к ручью, да промывать его на бутарке – это уж работка и вовсе для ленивых. Правда, до ближайшего ручейка – полторы версты, зато мозоли с рук на пятки переходят – все разнообразие. Да и певзаж кругом, куропатки тарахторятся, канюки от голода канючат, что ленивая мышатина по норам разлеглась. Благодать!
Все бы в масть, да заприметил вдруг наш намывальщик, что много рыжья не садится где ему установлено – на бутаренные порожки, а все норовит перешмыгнуть в ручей. Правша весь издосадовался из-за этого самоплавного клопяного золотишки и загадал, что хоть взято руды с запасом, а не будет, видно, двух пудов, ну а уж про приварок в полфунта – забудь и плюнь.
Плюй, не плюй, а так оно все и взвесилось с недобычей в полкружки. И раздумался Правша, как ему эту недобычу прощее всего компенстировать. Думал, думал, чуть всю голову не сломал изнутри, но не успел, потому что вдруг слева бабахнуло, справа ухнуло, а потом уж со всех сторон пригрохотало и эхом добавило.
Выглянул наш рудознатец осторожно из-за складок местности, обгляделся, но не сразу допер, что эти охотнички не обдомашненных оленей, отколовшихся от родного стада, гоняют, а на него самого облавку учинили и скоро здесь будут. Ну а доперевши, быстро рассовал по просщелинам и примаскировал кошель с золотишком, бутарку и прочий инвентарь, который не для чужих глаз предназначенный. Потом дернул за веревку единое бревнышко и вся его штоленка закачалась и села вместе со штрокверком. Вытащив из сукваяжа большую банку-шипелку с ядреной солёной кислотой, он от души пошипел из нее на все в округе, от чего это все сразу позеленело, а где и побурело. Надежно припрятав опорожневшую банку, Правша прилег на клочок травы, надвинул на нос свою размятую шляпу, закинул руки за недоломанную голову и громко всхрапнул, притворяясь, что уснувши.
И в самое вовремя. Почти тут же и услышал он над головой грозное:
– Лежать! Грабли за голову! Шмаляю без упреждения!
Правша потянулся лениво, потом отогнул край шляпы, зыркнул на кричальщика и подивился:
– Ха, да это же Главный Драконьер! Ты че орешь, людям спать не даешь?!
– Никакой я тебе не Драконьер, а официяльный Стражник Зоопарка при исполнении, который поймал тебя, Правша, на вверенной акватории с поличным и наличным хитническим снаряжением!
А тут и вся остальная кумпания прибыла на место с ружьишками вперевес, расселась, закивала и задымила. Оглядел их рудознатец и еще больше диву дался:
– Ё моё, Стражник, да ты всех местных драконьеров собрал в охрану! А я думаю, чего это по речкам ни один рыбий хвост не плещется…
– Ладно болтать, Правша. Вляпался в навоз, так уж не чирикай! Щас гумагу слепим на беззаконное старательство и сдадим тебя куда надо вместе с золотишком. Пару годиков посидишь, штрафт уплотишь в зоопаркову кассу – на наше продержание… А потом приходи с четвертью самогонки, может быть, и позволю тебе пару раз блесенку зашвырнуть.
– Каки-таки штрафты и како-тако старательное золотишко?– возмутился рудознатец.
– А тако,– развел свои корявые клешни Стражник. – Вона, все наперекосяк уперекопано. А вона стоит главное запретное снаряжение – ступка и пестодроб при ей.
– Ты чё, не расхмелился поутру? Разуй зенки-то! Ужели стары замшелы ямки от новодела различить не сподобишься? Да я их сам и копошил двадцать годов назад, когда о вашем Зоопарке и слыху-то не было. А на ступе энтой – уржавчина с палец!
Подошел Стражник к ступе, посмотрел на ржавьё, подозрительно оглядел закопуши. Потом залез в Правшин сукваяж и отыскал в нем, кроме грязного исподнего, только битый-перебитый камнелом, рогатый двукулярный твердископ, драную полевую книжку с каракулями, да кильковую констервную банку в собственном соку. От всего этого он еще более раззлобился:
– А чего тогда ты тут шастаешь по вотчинам за нашим забором?!
– Да вот, проходил мимо с Подкольского недоострова, где кажно лето камнеграфическую съемку излаживаю. Забегу, думаю, на старо место, может, сейфин ключик отыщу.
– Какой-такой ключик?
– Да вот энтот самый,– вытянул Правша из кармана замысловатый ржавый ключище, в два кулака ростом. – Три дня на карачках тут ползал, ан надыбал-таки! Хорошо, ржа его еще не весь сожрала. Уразумей, стоит у меня в углу громадная сейфина, в которой, кроме разной мелочи, навроде золотых штруфтов и давно пересписанных карт засекреченных, – четыре получетвертные банки со спиртягой. Слеза горючая! А ключ потерял вот здесь, раззява. Двадцать годов ходит вокруг энтого железного ящика весь депантаметр, и только зря слюну пускают! Каких только умельцев не приводили – всем слабо. А рвануть нельзя – все богатство вытечет. Теперь мне надо быстро домой. Ох и гудеж будет!
– Я те дам гудеж! – вызверился Стражник.– Три дня и ночи бродит тут всякий-разный без тугамента по вверенной мне… Все одно, штрафт я из тебя выкручу! Собирай свои хохряшки и проследуем со мной на базу! А вы, бестолочь, – оглядел он грозно свою от зубов вооруженную кумпанью,– хоть зайчатины или пичужку какую подстрелите к ужину, а то одно разорение от вас и пьянка.

На базе Смотритель исхитрился сильно удивить Правшу. Он не сердился боле, не орал и не подпугивал, а как бы совсем даже наоборот: выставил литруху доброй на вид, а по вкусу сильно паленой водки, много шутковал и надсмеивался, поминая былые драконьерские байки. А потом и вовсе начал бессовестно ухваливать златознатца за его удачливость, зыркий глаз и "утробное чуствование камнелогической науки".
Ну, раз уж до таких завихрений доехало, тут и понял Правша, что про суму острожную и штрафты можно призабыть. Так оно к концу литрухи и выказалось.
– Дело у меня имеется по твою златоведческую душу, Правша, – наконец дыхнул секретно недогаром Стражник в Правшино ухо и тут же выставил другую палёнку. – Золотишка вот бы мне добыть. Нет, ты не уподозри чего. Вот, вишь, все зубья проел на местной рыбе да оленятине, надо бы вставить. И жене с тещей. Также крёстному. Да и сынок лыбится весь щербатый. Укажи секретный ручеечек, помоги добыть чуток.
– Ну, энто смотря какой чуток тебе надобится, – икнул в ответ Правша, про себя прикидывая свой антерес от такого поворота. – Ежели пудами грести, то я тебе не подельник в острог-то греметь.
– Акстись! – заоглядывался по сторонам Стражник. – Мне бы с полстакана наскрести.
– Да и нету у меня ни лотка, ни бутарки, ни проходнушки, – засомневался понарошку златознатец, – ни поскрести, ни покайлить, ни полопатить...
– А энто ты и в голову не бери. Всем, что потребовается, обеспечу!
– Полстакана – не вопрос для хорошего знакомца. Имеется у меня на примете один совсекретный ручеечек… Токмо туда без гусеницына вездеезда далеконько тащиться.
– Будет и вездеезд тебе, и кайлушка с лопатою, и провиянт, и все, что пожелаш. И потом под горлышко тебя залью и отправлю с панфарами до станции.

Наутро они уже на пару тряслись в железном гусеницином ящике, то и дело брякая больными ухмельными головами обо все острое, как назло. Добрались до места уже в темноте. А с утра пошло-поехало. Правша с заумным видом болтался по ручейку, про который уж лет тридцать знал всю-провсю подноготную. Для пущего виду постукивал, понюхивал, а где и лотком помахивал. Потом тыкал подельнику, где скалу подрушить, а где пески из-под торфов достать и таскать в мешке к проходнушке. Не един день кайлил и таскал породы Стражник, а Правша – дурака валял, так что даже потом и самому принадоело.
Потом мыли еще. Ясно дело, Стражник лопатой игрался, а Правша только шлангой водяной помахивал, да коробушку грохота кое-когда притряхивал, ну и, конечно, рыжье с коврика сметал. А знатное копилось золотишко! Ни одной штуки меньше таракана не обнаружилось! Нет, это не ручеек такой был замечательный, а Правша – хитрюга, который для своих секретных надобностей так круто принастроил проходнушку, такую изрядную водяную струю устроил, что все мелкие зернышки валом валили через ковриковые ячейки – прямо в хвостовые кучи.
К концу нахитничали самородков даже больше, чем полстакана. Ни одного не забрал себе Правша, все отдал бывшему Главному Драконьеру. А пока тот перетаскивал к вездеезду проходнушку и весь скопившийся в наличии струмент, златознатец быстро и неприметно промыл лотком кучи, куда валило мелкое золото. И набрал его больше даже, чем бывшая недостача на фуксиновой пластожиле – кружку с верхом.
Как приехали на базу, Стражник после первой же литры упал под стол и уснул от переполненных чувств, прискрипывая остатками зубов. А Правша тем временем тихонько сбегал к своей штоленке за золотым кошелем, сунул его в свой сукваяж, и тоже вполне довольным спать уместился.

Сдержал Стражник свое слово. Довезли Правшу не просто к дорожно-железной станции, а к самому, что ни на есть вагону. И билетом в один конец обеспечили, и чуть не на руках в купе водрузили. Так он и приехал в свой привыкший депантаметр. Доложился кому надо, сдал золотишко завхозу без всяких тугаментов и росписев и снова засел в корчме с Водомутом и Хитрофизиком за треферансом да за кружкою пива с солеными пихариками.

Так оно и было в самом-то деле. А я, за сколько купил, за столько же и продал – по дешевке. Чем кончилось? Да ничем. Главного Главу заменили по вертикальной надобности. Главный Камневед на заработки к министрам в Москву подался. Правшу на пенсию поблагодарили. Каменный Пояс, как и положено, простаивает за забором. Ну а клозет, все также в плитку заморскую замурованный, используется по назначению, не простаивает. А про золотой кошель никто толком ничего и вспомнить не может: то ли был, то ли нет. Да и то сказать, у нас иногда какой-нибудь ценный металл, разведанный и посчитанный, может по всей стране вдруг куда-то запропаститься прямо в недрах, а потом случайно найдется в чьем-то кармане. А тут всего-то лишний мешочек с золотом, никуда не оприходованный…