Глава 2 - Осенняя соната

Спеши.
Не жди удара грома.
Пока он жив
и ты жива,-
Не медли говорить живому
Любви и нежности слова!
Не бойся,
торопись с признаньем
И не страшись непониманья,-
Живому можно объяснить,
Живой поймет.
Живому надо.
Пока последней нет преграды,
Пока дрожит земная нить.
Будь осуждений мелких шире,
Не бойся в чем– то прогадать,
Но бойся только в целом мире
Одной лишь вещи –
Опоздать.
Но бойся губ,
сомкнутых силой.
Признаний, брошенных во тьму,
И поздних слов
перед могилой.
Совсем ненужных.
Никому!
Елена Рывкина


Я медленно ступала на опавшие осенние листья, почти скрывшие от глаз тоненькую извилистую тропинку. Приходилось выбирать более длинный, но безопасный путь. Наученная горьким опытом прошлого путешествия, я старалась осмотрительнее поступать, не каждый же раз мирная нежить будет прогуливаться возле моего умирающего тела и выжидать случая для его спасения. На этот раз у меня не было ни охранников, ни кареты, последние деньги были потрачены на корабль, который доставил меня на материк (Адское сооружение, лично мне напоминающее перевернутую деревянную крышу с болтающимися на ветру занавесками. Меня на нем тоже прилично «взболтало», морская болезнь мне показалась адским наказанием, пожалуй даже более мучительным, чем кровоточащие раны от топора). Пора привыкать ходить пешком и пользоваться общественным транспортом, напоминала я себе, стыдясь собственной несостоятельности. Но все же я ни на секунду не пожалела о своем решении.

 Начать поиски Руана я решила с той хижины, в которой мы провели время, потребовавшееся на мое выздоровление. Было наивным полагать что он до сих пор там, но все же маленький шанс оставался, да и надо же откуда то начинать. Усталость и осторожность заставляли идти медленнее, а сердце тянуло вперед. Сомнения терзали все сильней и сильней, в один миг я пыталась убедить себя не надеяться слишком, и сразу же начинала представлять как встречу его, радостный трепет в груди и вновь печальная реальность. Эти вспышки сознания утомляли, изнуряли и без того смятенную неизвестностью душу. Вот эти мучения и подошли к концу, избушка показалась за кронами деревьев, и оглядевшись я уже искренне сожалела что пришла так быстро. Последняя надежда таяла как легкий осенний туман, растворяясь в лучах закатного солнца, едва проступавшего острыми розоватыми лучиками сквозь доживавшую последние дни листву. Его не было.

Зачем я обманывала себя? Я не знаю что делать дальше. Передо мной лежал огромный, полный опасностей мир, и у меня не было никаких идей, которые помогли бы отыскать моего любимого. Что же оставалось мне теперь? Провести жизнь в этом унылом ненадежном строении? Вернуться с позором и покаянием в семью? Ночь я решила провести здесь, заодно обдумать, что делать дальше. В любом случае нужно найти работу, так как запасов пищи в моей походной сумке хватит, увы, не на долго.

Шелест крыльев напугал и одновременно вселил надежду на что-то непредвиденное, чудесное и спасительное. Альберта – ночная мышь цвета засохшей крови села мне на плечо, выронив из лапки кусок пергамента, смотанного в свиток. Строки открывшиеся моему взору были от него. Ровные ряды витиеватых красивых букв, написанных его рукой. Затаив дыханье, я прижала к сердцу письмо, но тут же сгорая от нетерпения принялась читать:

«Незабываемая любимая Найда, пишу тебе без всякой надежды на ответ, на сочувствие и даже на прочтение. Вряд ли ты когда-либо пожелаешь вновь очутиться там, где твой светлый лик был осквернен моим присутствием. Если же ты по воле случая вернешься туда, я оставил это письмо с Альбертой, она передаст его только тебе лично. Я больше никогда не увижу ее – последнее преданное мне существо, но это не такая большая потеря, по сравнению с тем, что ты недосягаема для меня. Поверь, я ни в чем тебя не упрекаю, я тебе не ровня, и тот светловолосый эльф подходит тебе несказанно. Хотя он тоже тебя не достоин, не знаю, говорит ли во мне ревность, но ты высшее творение, ты прекрасней крылатых духов, что рисуют церковники в своих священных книгах. Когда ты склонилась над ручьем, и солнечный свет играл в твоих длинных серебристых волосах, я понял, что ничего прекрасней нет на этом свете, разве что твои глаза, в которых я читал благородство и доброту. Ты не чуралась меня, изгнанника, который самому себе противен. Глупо ожидать от тебя каких-либо чувств ко мне, и, значит, ждать здесь мне нечего. Это невыносимо оставаться здесь и знать, что я никогда боле не увижу твой нежный образ, не услышу твой искренний смех. Ты была так прелестна, когда говорила на своем родном языке, словно непонятное, но от этого не менее чудесное божество. Эта потеря доставляет мне ужасные мучения, но я благодарен провидению, за то, что мне была подарена встреча с тобой. Я бы хотел быть достойным тебя, но наверно нельзя стать лучше, когда ты уже мертв. Мое тело холодное, мое сердце не бьется, моя кожа не помнит поцелуев, лишь сырость земли и стужу одиночества. Но как мне хотелось прижать тебя к себе, как хотелось гладить твои прелестные волосы, целовать твои нежные губы. Когда я принес тебя, едва живую в свой дом, я не знал, сможешь ли ты побороть смерть. Тебе это удалось, ты невероятно сильная, хотя и выглядишь такой хрупкой. Мне хотелось отомстить тем, кто причинил тебе вред, прости, но у меня не хватало сил. Я боялся, что мой необдуманный поступок навредит тебе, ведь ты еще недостаточно окрепла после травм и не смогла бы сама о себе позаботиться. Когда же твой жених отнял тебя из моей жизни, она опять стала бессмысленным существованием мертвяка. Теперь мне нечего было терять или беречь, я отправился мстить тем, кто причинил тебе, моя любовь, вред. Я сжег деревню грумлов, пусть это и недостойно воина, но свой долг я выполнил. А теперь, я попробую сделать что-то глупое опасное и достойное, чтобы покинуть этот мир как подобает человеку, любившему богиню. Не пишу тебе, куда направляюсь, потому как сам еще не знаю, но то что предначертано свыше, мне не избежать. Полагаюсь на случай, который многие называют судьбой. Просто знай, что я твой рыцарь, я иду в бой с твоим именем на устах, и я не оскверню его трусостью. Ты лучшее, что только могло произойти со мной. Ты пробудила во мне то, что не смог пробудить некромант – человека. Прощай, прекрасное видение, прощай навсегда. »

Горечь подкатила к горлу, и перехватило дыхание от жалости к Руану. Я и подумать не могла, что он не догадывается о моих чувствах. Не время плакать. Тут я заметила, что Альберты нет рядом, видимо выполнив поручение хозяина, она не посчитала нужным оставаться ос мной. Очередная потеря. Спрятав жизненноважное для меня письмо за корсаж, я поняла, что нужно уходить, я ощущала себя здесь неуютно одна после всех тех дней и ночей, проведенных под защитой Руана. Последние строки письма я разбирала с трудом в сгущавшихся сумерках, а теперь стало вовсе темно. Но зарождавшаяся идея грела меня и освещала новый путь. Я шла навстречу воскрешенной мечте.