Глава 22. Зайчик мой маленький! Зайчик мой беленьк

А старушка все продолжала упражняться в чудесах русской словесности. Ее народный самобытный фольклор был столь разнообразен и неповторим, что впору было выпускать собственную подборку цитат и выражений. Ну, а потом, глядишь, очередь и до книги дойдет.
- Баба Наташа! Ну, что же Вы так ругаетесь, как сапожник? Здесь же и дети есть! – Ольга, наконец, не выдержала местного фольклора и громко высказалась. Ладони ее, меж тем, сильно сжимали уши Никитеныша, чтобы он, не дай бог!, ничего не услышал. Хотя, если честно, в детском саду и в начальных классах школы он слышал и не такое.
- Я а чо? Я завсегда так говорю.., - старушка удивленно посмотрела на Ольгу. – А чо в ентом такого?
- Баба Наташ! Это ж неприлично! И при детях так выражаться культурному человеку не приспичило, - Ольга тщательно подбирала выражения, чтобы самой не скатиться в трясину русского мата.
- Чаво? – не поняла  баба Наташа, вытирая грязным кулаком нос.
- Ну, неприлично так выражаться. Или я непонятно говорю? - пояснила Ольга еще раз уже немного громче и раздраженно.
- И хто ж тебе, деука, сказал, шо я – культурный человек? Не дождесси от мине такого! Миня завсегда ругали за мой язык. Бойкая я на язык завсегда была. А чего за него ругать-то, если усе у нашей дереуне так говорят? Странные какие-то вы люди, ей бо! Разве я шо непонятное кажу? Усе же давно вже поняли о чем я балакаю! Как папка с мамкой научили у моем детстве – так и говорю.
- Так уж, прямо, и папка с мамкой… Они плохому вряд ли научат. Тут уж вы наговариваете на них…
- Чаво? – баба Наташа приложила раскрытую ладонь к уху.
- Да ладно… Проехали, - Ольга махнула рукой. - А муж Ваш как к тому относится, что жена его так неприлично выражается? Ну, как он относится к этому Вашему фольклору? Или ему все до лампочки?
- А который муж-то? У миня их аж целых трое было, - старушка на пальцах показала, сколько мужей у нее было. - Было… Усех пережила. Усе поразбежалися-поразбрелися… Одинока я теперь... А, вообче, я завсегда была тихой и скромной, - она опять встрепенулась. - Слова плохого никому никада не скажу. Честно-честно, деуки! Тока странно как-то - вокруг людей много, усе разные, а я, вроде как, одна. Вот и с мужьями не везло. Скучали оне со мною, наверно… А может ишшо чаво. Не знаю… Вроде не дура была…
- Плохо держали, знать, вот и разбрелися, - вставила свою реплику Ирен.
- А чо их держать? Они телкИ, что ли? Чо вместе жить-то, коли немилы стали друг дружке? Только мучить остается до смерти! А зачем? Не-е-е! Я так не могу…, - и старушка грустно улыбнулась молодежи. – Я их держать за руки не стала! Летите, куды хотите! Вот и улетели все оне на небо!
- Ну, одной-то трудно жить, наверное, баба Наташ? Несладко Вам приходится..., - складывалось ощущение, что Ирен берет у бабы Наташи интервью, разве что в руках микрофона не было.
- А соусем и не трудно! Я что безрука-безнога кака? Слава богу, что родители мои миня у детстве усему научили. Дурой-то я никогда не была. Эт-точно! Это я к старости чудить стала. Скучно у дереуне - вот и веселюся я… А мужика я найти завсегда могу… Вон Федорыч, сосед мой, по сю пору клинья подбиват. А я все кобенюсь и лыблюсь… А куды торопиться? Я что – старуха кака, чтобы замуж торопиться? Я тама уже была. Не хочу пока боле! И помирать я ишшо тоже не собираюсь. У миня ж хозяйство большое – курей-гусей много, две коровы с телком… Барашки есть… Огород еще большой с картоплей… Работы много. Хто их кормить-поить будет? Хто их будет обихоживать?
- Уууу!.. Большое хозяйство – это точно!.. Целая ферма! Тут силы нужны! – Олег подмигнул девчонкам и опять обратился к старушке. - Здесь помощник нужен. Мужик рукастый... Ну, а дети-то Вам помогают, баба Наташа? Приезжают?
- Дети? – старушка как-то неожиданно притихла и поникла. - Мои?.. Приезжают?..
Плечики ее как-то сразу опустились, голова медленно наклонилась вперед. Складки вокруг ее рта опустились. Сам ротик мелко задрожал. Откуда-то появился маленький замусоленный носовой платочек.
- Дети?.. – повторила она вопрос. - А нет у меня уже деток-то, - в глазах блеснули старческие слезы одиночества, платочек их тут же промокнул. – Мужьев было трое, а вот деток... Был сынок - и не стало, - голос ее стих и перешел на шепот. – Вот люди говорят, что бог до себя забират к себе сначала самых лучших и достойных, самых красивых и умных, самых-самых… А ужо апосля усех остальных, чтобы, значить, им тоже не было обидно на земле колупаться и в одиночестве мучиться... Вот и со мной случилась така беда... Задержалася я сильно здеся… Наверна, сильно грешна я, робята, поэтому и осталась на старости лет одна... И без мужа и без деток, - старушка тихо вздохнула, утерла носик платочком и еле слышно продолжала. - И правду люди про меня дразнят - Наталья - одинока гармонь. Эт-точно… Никому не нужная… Некому не милая… Тренькаю только попусту. Народ смешу… Даже богу я уже не нужна… Забыл он меня! – она очень тихо и очень медленно раскачивалась из стороны в сторону.
- Извините, баба Наташа. Я не хотел Вас обидеть. - Олег положил свою руку ей на плечо и нежно погладил. - Ну, что Вы? Почему Вы так говорите? Вы очень даже нужны. Вы – очень хороший и добрый человек. Побольше бы таких, как Вы, и мир был чище.
- Да куды там…, - и баба Наташа притихла. – Спасибо тебе, сыночек, за слово доброе. Мине таких слов, ой! как давно никто не говорил. Спасибо тебе…
Воспоминания нахлынули на старушку широкой волной. Она очень медленно опустилась на бревно у костра. Ее худенькие ручки в старческих пятнах бессильно легли на колени, усталая спина прислонилась к шершавому стволу дерева. По сморщенным щекам побежали слезы вселенского женского одиночества.
А была ли она счастлива? Жизнь прожита, а что после нее останется? Вспомнит ее кто-нибудь после смерти? Помянет ли кто Наталью добрым словом? Зачем она жила? Зачем небо коптила? Почти девять десятков лет долой, а был ли смысл их жить-проживать?
Глухие всхлипы согнули спину старушки. Плечи затряслись мелкой дрожью. Маленькие кулачки терли подслеповатые глаза, из которых на землю обильно капали многолетние воспоминания.
Мамка!.. Папка!.. Сестрички любимые!.. Где вы? Почему вы оставили свою Наташу одну на этом свете? Почему не забрали тогда с собой на небеса? Лизу и Соню, сестер ее, бог уже давно прибрал к себе, а она чем же хуже? Неужели все они были чище перед богом, чем она? Что ей нужно сделать, чтобы вновь увидеть их лица? Ну, ЧТО ей сделать? Подскажите, хоть кто-нибудь!!! Как же она скучает по своим родным! Ну почему  жизнь такая несправедливая? Как же она устала от нее, постылой!!! За что ей такие мучения бог послал? За ЧТО???
Ох, прав был когда-то папка, когда говорил ей, молодой дурехе, что Захар ей не пара. Красив был парень и силен – этого у него отнять. Наградил бог красотой, да обделил всем остальным. Муж из него – пшик! Позарилась она тогда, дура молодая, на этот блеск и мишуру. А за красивой картинкой не увидела гнилого человека – неопытная еще была. Но разве это большой грех? Разве грех любить человека, даже если он не самый лучший? Ведь и злодеев, бывает, любят! И бог прощает обоих…
Ухаживал Захар тогда за ней изощренно и целенаправленно. Такие истории ей всякие рассказывал, сидя на скамеечке в ее палисаднике, прямо – заслушаешься! Как два голубка сидели, рука в руке, глаза в глаза. Дыхание друг друга ловили. Звезды на небе считали-пересчитывали, соловьями по весне заслушивались, луной по ночам любовались, и желания всякие хорошие загадывали. В синематограф Захар водил ее на красивых артистов посмотреть, на трамвае и таксомоторе по городу катал много раз… Как же ей тогда хорошо было – в облаках летала и от счастья над землей парила птицей райской! И не было тогда в городе девушки счастливее Наташи. А Захар видел это, понимал прекрасно, что дурил девке голову, и еще пуще прежнего старался! Еще бы! Наталья тогда была красавицей всем на зависть – личико белое, глаза – синева небесная, зубки – дорогой жемчуг морской, коса до пояса, фигурка – точеная, как статуэточка фарфоровая, голосок – звук ручейка по камешкам – звонкий и чистый. Чудо, как хороша была девка! Прямо, ангел небесный!
Только что-то потом случилось… Что-то надломилось в ней. Или в них?...
Денежки тогда у папки ейного были. Приказчики в то время неплохо зарабатывали, поэтому матушка сидела дома, рукодельничала, за дочерьми присматривала в оба глаза и готовила их к хорошему замужеству и блестящему будущему. Да не углядела она тогда за Наташей… Эх, мамка-мамка… Что же ты так, родимая? Где же ты была в тот момент? Как ты позволила своей Наташе оступиться?
В тот жаркий день на железнодорожном вокзале Наталья и увидела ЕГО впервые… Окаянного… В кабине черного паровоза с блестящими начищенными ручками… Среди тысячи любопытствующих горожан она в тот момент видела только его, Захара, и больше никого. Даже императорский поезд, что проезжал в тот час через Вязьму в Смоленск, не смог заставить отвести взгляд влюбленный дурочки в сторону. Тысячи глаз хотели увидеть и запомнить лицо государя и государыни, высмотреть через занавешенные окна вагона лица царевен и маленького царевича. А ей в тот момент это было совсем не нужно. Наталья страстно желала в тот миг лишь только – чтобы тот парень, помощник машиниста, посмотрел в ее сторону и улыбнулся. Ведь именно он в тот миг стал ее государем.
Это была любовь с первого взгляда. Любовь неопытной девушки к опытному в амурных делах молодому и красивому мужчине. Стрела ангела в одну секунду пронзила ее девичье сердце. Как же глуп и жесток был тот пухлый малыш с крылышками и ямочками на щечках, что позволил себе так неосторожно играться со своим луком и пулять острые стрелы во все стороны ради своей забавы.
А паровоз Захара стоял под парами на соседних путях, шумно вздыхал и громко ругался белым паром из-за того, что ему приходилось пропускать вне очереди блестящий локомотив государя. Шумная струя пара вырывалась откуда-то сбоку и снизу, и тотчас уносилась ветром в сторону пассажирских вагонов, к стеклам которых прилипли носы провинциальных пассажиров. Все ждали первую персону государства Российского.
Захар тоже, как и все присутствовавшие на вокзале люди, хотел увидеть царя Государства Российского. Он высунулся по пояс из своей кабины и пытался разглядеть приближающийся поезд. Его шикарная черная форма блестела всеми кокардами и пуговицами в лучах жаркого летнего солнца. Черные брови вразлет, точеные скулы с красивыми бакенбардами, орлиный взгляд черных глаз под длинными ресницами притягивал к себе невинную душу Натальи. Она чувствовала, что слабеет, а мысли ее путаются и сбиваются в пугливую стайку. Внутренний голос уговаривал быть ее осторожней, но она всячески отгоняла его от себя. Ну, почему, этот голос был не очень настойчивым и позволил Захару увлечь ее?
«Как бабочка на свет лампы..,» - пронеслось тогда в ее маленькой головке. – «Так вот ты какая – любовь? Боже! Спаси и сохрани меня! Мне кажется, что я пропадаю…»
А когда взгляд черных глаз красивого демона пересекся на секунду с ее взглядом, то Наталья явственно почувствовала, как сначала невидимая голубая молния проскочила между ними, а потом какая-то невиданная сила стала тянуть ее куда-то в темную бездну.
Ей стало дурно, глаза закатились, голова запрокинулась, и сознание покинуло ее. Обмякшее тело девушки медленно сползало вдоль каменной стены вокзала к  земле.
Матушка с сестрицами тотчас очнулись и закудахтали над ней как деревенские наседки, а потом чьи-то сильные руки помогли поднять Наталью и усадить на скамью, что стояла у стены здания вокзала.
Это были ЕГО руки… Как он оказался рядом – она так и не поняла. Мистика! Уж не нечистая ли сила тогда помогала ему?
Два года потом пролетели, как в бреду. Наталья даже не понимала, как прожила их. И очень плохо помнила, ЧТО делала в этот период жизни. Как злой чародей, Захар околдовал ее и заставил полностью подчиниться его воле. Гипноз его черных глаз под длинными пушистыми ресницами действовал постоянно и повсюду. Где бы она ни была, куда бы ни шла – везде сила этих глаз настигала ее.
Наташа так и не смогла понять, как она могла пойти против воли отца с матушкой, как смогла убежать из дома и тайно обвенчаться с Захаром в деревенской церкви под селом Андрейково.
Это было наваждением. Другими словами объяснить происходящее с Наташей было просто невозможно.
И результатом этого периода ее жизни стал крошечный младенец, которого нарекли Мишей, и которого Наташа с трудом родила и выходила. Сама чуть жизни не лишилась – доктор вернул ее с того света. Лучше бы он этого никогда не делал!
Позже доктор ей сказал, что детей в их семье больше не будет – таковы последствия неудачных родов.
Боже! Как же ей было трудно! Сколько же ей пришлось тогда слез выплакать! Это была кара небесная! Кара свыше! И она прекрасно это понимала и осознавала.
Но матушка вскоре все-таки простила ее и прислала ей в помощь бабушку, Варвару Ивановну, чтобы помочь молодым встать на ноги и за младенцем присмотреть.
Мишутка был чудным ребенком – веселым, смышленым, симпатичным. В детстве все малыши хорошенькие. Все кажутся на одно личико и напоминают созданий небесных. Вот только их настоящий характер проявляется много позже.
- Зайчик мой маленький! Зайчик мой беленький! Одуванчик мой с кудряшками! – так угугукалась она со своим малышом. А Мишутка радовался маме, тянул к ней крохотные пухлые ручки и улыбался еще беззубым ротиком. Не малыш, а ангел во плоти.
Вот только почему-то Захар со временем очень отдалился от Наташи и совсем перестал помогать ей по дому? В воспитании собственного ребенка почти не участвовал, ссылаясь на бесконечную усталость от работы, семейного быта и неустроенности. Даже помощь Наташиной бабушки не смогла укрепить их пошатнувшиеся семейные отношения.
«Ландыш мой серебристый… Моя нежная ромашка…»
Где эти слова? Почему Захар их теперь не произносит? Почему они остались в прошлом? Что изменилось за эти два непростых года? Из-за чего муж так быстро остыл к своей ненаглядной Наташе? Она что – очень подурнела за это время? Лицо – то же, фигура не расплылась… Что еще ему нужно? Или, может быть, он нашел себе другую женщину? Более зрелую и опытную?..
Да… Скорее всего, здесь была замешана именно она - другая женщина. Зачем видному и красивому молодому мужику такая обуза, как маленький ребенок и постылая жена? Если он привык, чтобы бабы сдували с него пушинки-пылинки и ублажали во всем, то о какой семейной жизни с ним может идти речь? Она - ошибка его молодости…
Наташа уже не раз отмечала, что от его кителя тонко и как-то очень нагло попахивает чужими дорогими духами. Она такими не пользовалась. Захар ей никогда подобных духов не дарил. Потом у него появились дорогие часы на цепочке - явно ни с его зарплаты. Чьи-то подарки? Уж, не от женщин ли, Захар? А как же игрушки ребенку? Где они? Или Мишутке это ненужно? А где отцово внимание ребенку? Что же ты так, Захар?
Однажды она попыталась завести разговор на эту тему, но в ответ муж так полоснул ее своим взглядом, полным ненависти и презрения, что она решила эту тему больше никогда не затрагивать. Ладно… Пусть будет, как будет. Сама заслужила такую судьбу. Сама себе выбрала. Никто ее не толкал к Захару в объятия. Никто не неволил. Вот только за ребенка обидно – почему родной папа с ним так плохо обходится и совсем не обращает внимания?
Бабушка ее, Варвара Ивановна, не раз пыталась вступиться за внучку перед Захаром, но толку из этого не выходило никакого. Если ты не авторитет в семье, то о чем можно говорить женатому мужчине и, тем более, советовать? Для Захара Варвары Ивановны просто не существовало. Так… Пустое место… Приживалка старая, выжившая из ума.
Да и Наташа сама давала повод так вести себя Захару - тоже не особо слушала советов Варвары Ивановны и отмахивалась от нее, как от надоедливой осенней мухи. А зря! Лишние руки в непростой ситуации очень помогли бы. А слова, которыми «одаривала» Наташа свою бабушку? Ласковых среди них было очень мало. Часто она даже срывала зло на Варваре Ивановне, высказывая в грубой форме все то, что накопилось в ее душе.
- Мало в нашей семье забот, так еще и ты, бабушка, со своими советами лезешь в душу! – нередко говорила она старушке. – Ты, если помогаешь, то делай, пожалуйста, это молча. Так тишины хочется… Только почему-то в собственном доме ее невозможно найти, - и она быстро выходила, прикрыв поплотнее дверь в собственную комнату.
Со временем в доме жить стало просто невыносимо. Что бы Наташа не сделала – все было плохо. Захару не нравилось, бабушке – тоже.
- Ты все неправильно делаешь! - слышала она с обеих сторон.
И Захар и бабушка, каждый, старался переубедить ее и научить, как правильно вести домашнее хозяйство. От обиды даже руки опускались. Неужели все так плохо? Неужели она такая криворукая неумеха?
Хотелось крикнуть во весь голос: «Да замолчите вы все! Если не нравится, то сами все и готовьте себе! Сами себя и обихаживайте! Готовишь – не так! Стираешь – не так! Белье гладишь – опять не так! Да когда же это все закончится!?»
Финал в семейных отношениях наступил неожиданно.
Однажды послеобеденную тишину в доме разорвал резкий звонок во входную дверь. Он заставил Варвару Ивановну стремительно вскочить со старого стула, отбросить шитье в сторону и броситься открывать дверь.
«Это, наверное, моя Наташа вернулась с Мишуткой с прогулки», - мелькнула мысль в голове старушки.
Старческие ноги от напряжения задрожали и еле выпрямились. В голове ее от такого резкого движения зашумела кровь. Перед глазами поплыли разноцветные круги. А потом темная пелена закрыла взор.
Варвара Ивановна, вытянув вперед руки, как слепая, сделала шаг в сторону двери, не видя ничего перед собой, и наступила на детскую игрушку. Шаг получился неровным, старушка оступилась, попыталась рукой опереться о стол, чтобы придти в себя, но промахнулась и, не найдя опоры, опрокинулась навзничь на пол. Голова ее с громким стуком ударилась сначала о деревянный стол, а потом об пол. Удары были очень сильными. Сознание Варвары Ивановны помутилось и покинуло старческое тело.
Больше старушка не слышала никаких звонков.
Наташа долго и безрезультатно звонила и барабанила кулаками в собственную дверь.
Вызванный слесарь взломал дверной замок, и все вошли в помещение. Старушка лежала без признаков жизни возле круглого деревянного стола.
Приглашенный доктор констатировал кровоизлияние в мозг и паралич правой половины тела.
- Будьте готовы к самому худшему. Женщина очень стара, здоровье никудышнее, а травма - несовместима с жизнью. В ее возрасте после такого редко кто выживает, - предупредил он после осмотра. – Будет чудо, если она вообще поднимется на ноги. Или хотя бы придет в себя.
Наташе было больно это слышать. Какая-то слабость внезапно навалилась на нее. Руки мелко задрожали, голова совсем перестала соображать. Она никак не могла сосредоточиться и понять, что нужно делать в такой ситуации и кого еще просить о помощи.
Соседка по лестничной площадке согласилась присмотреть за маленьким сыном Наташи, пока та будет укладывать в постель Варвару Ивановну и готовить ей компрессы. Потом же еще и в аптеку бежать придется! А это будет солидная прореха в тощем семейном бюджете – муж не одобрит.
Захар только глухо выругался, когда вернулся домой и увидел неподвижную Варвару Ивановну в постели.
- Вот только этого сейчас мне не хватает, - он зло сплюнул на пол и пошел мыть руки.
На Наташу свалились новые проблемы и заботы. Бабушка лежала в постели и бредила. Иногда ненадолго она приходила в себя. Но разум навсегда покинул ее. Больные мысли Варвары Ивановны постоянно путались, она кричала всякую чушь, пугая тем самым своих немногочисленных подруг, изредка ее навещавших.
- Вызовите пристава! Они пытают меня электричеством! Мне очень больно! Спасите меня! – вопила старушка на весь дом. И подруги в испуге смотрели в сторону Наташи, словно боялись, что и к ним сейчас подведут электрические провода, будут крутить динамомашину, а потом зло и глумливо хохотать над их мучениями.
- Не слушайте вы ее, пожалуйста! – успокаивала она подруг Варвары Ивановны. – Какое электричество!?.. Мы же не враги ей, - Наташа грустно вздыхала. – Совсем бабушка плоха стала. И помочь ей пока ничем нельзя…
Но подруги почему-то плохо верили ее словам и покидали Варвару Ивановну с мыслями, что не все чисто в этом доме. А вдруг все-таки стоит вызвать пристава, пока не произошло чего-нибудь плохого?
Старушка за время болезни измотала в доме всех. В постели ей спокойно не лежалось, сидеть самостоятельно, а уже, тем более стоять, она не могла. Но старческие ноги постоянно были в движении, отчего одеяло не лежало на кровати, а постоянно сваливалось на холодный пол. Наташе приходилось его поднимать каждые полчаса, поправлять сбившиеся простыни и подушки, одергивать задравшуюся к шее бабушкину ночную рубашку, а потом успокаивать старушку, в голове которой творилось бог знает что.
У кухонной плиты теперь приходилось стоять в три раза дольше и в три раза чаще: ребенку на обед требовалось одно, больной бабушке – другое, а ей и мужу – третье.
Их жилье постепенно превращалось в настоящий сумасшедший дом.
Сил и терпения оставалось все меньше, а положительного результата все не было. Света в конце тоннеля ждать не приходилось. Исход был только один, и его приходилось терпеливо ждать. Не сдавать же собственную бабушку, пусть и больную, в государственное учреждение?! Это ж какой грех!
Захар первым не выдержал и попросту ушел из дома, спрятавшись на своей работе.
Наташа в последнее время сильно уставала и часто плакала, измучившись от постоянного напряжения и безысходности, отчего сильно похудела и осунулась. Под глаза легли темные тени, взгляд потух, улыбка сошла с когда-то красивого лица. Ухаживать за бабушкой было очень непросто, а переложить эту обязанность было не на кого. Здесь нужны были колоссальное терпение и выдержка, чтобы не сорваться. Даже мама, дважды появившись на пороге ее дома, смогла только посочувствовать дочери. Она честно призналась дочери, что не сможет ухаживать за больной свекровью, так как ей самой требовалась помощь – не девочка ведь уже! Наташа деликатно промолчала в тот момент, о чем потом пожалела.
В тот момент она поняла, что осталась одна…
Ночи не приносили облегчения из-за того, что ей проходилось постоянно бегать от маленького проснувшегося сына к больной старушке и обратно. Очень хотелось спать, а  Варвара Ивановна этого сделать не давала. Выспавшись днем, она хулиганила ночью, кричала, раскрывалась и выбиралась их теплой постели на холодный пол, чтобы потом, валяясь и корчась на нем, стучать кулаками и умолять о помощи громким противным голосом.
Проклиная все на свете, приходилось вылезать из теплой постели, поднимать больную с пола и укладывать ее либо под одеяло, либо усаживать на ночной горшок.
- Где моя рука? Куда вы ее спрятали? – Варвара Ивановна кричала и начинала левой рукой искать «спрятанную» внучкой руку.
- Бабушка! Ну что ты такое говоришь? Никуда мы твою руку не девали! Вот она на своем месте. Только ты ее не чувствуешь. Я ее сейчас поправлю. Потерпи, - Наташа гладила старушку по седой голове, стараясь успокоить ее. – Постарайся заснуть, пожалуйста. Я устала за целый день и очень хочу спать. Ты слышишь меня, бабушка? Я ОЧЕНЬ хочу спать!
Старушка закрывала глаза и успокаивалась на полчаса, чтобы позже опять поставить весь дом на ноги. И такое происходило каждую ночь в течение двух месяцев.
И однажды, не выдержав напряжения, Наташа сорвалась.
- Бабушка! Я больше не могу так жить! Ты вымотала меня! Я выжата, как лимон и опустошена. У меня больше нет сил, бабушка!.. Я устала! Ты слышишь меня? – она долго трясла бабушку за плечи. Голова той болталась, как у игрушечного китайского болванчика.
- Помогите! Спасите меня, люди добрые! Убивают! Не бейте меня! Я проклинаю вас, изверги! Пропадите вы все пропадом!– закричала Варвара Ивановна тоненько и громко.
- Кто тебя убивает? Замолчи! Зачем ты так говоришь? – Наташа, уже не контролируя себя, сама кричала на старушку. – Перестань орать и кричать на всю улицу ерунду! Ночь на дворе!!! Я устала от тебя, бабушка! Ты замучила нас всех! Ты слышишь? Мы устали!!! Мы устали от тебя! Мы хотим спасть! Мы хотим ЖИТЬ! Дай нам немного передохнуть!
Бабушка прятала голову, закрываясь от внучки немощной рукой.
Наташа кричала эти слова ей в лицо, а руки, не слушаясь ее, самопроизвольно хлестали по дряблым рукам и щекам старушки:
- Ненавижу! Боже, как я тебя ненавижу! Я прошу… Я умоляю тебя, бабушка! Ты сама реши, наконец… Ты – или ТУДА уходи или СЮДА возвращайся! Выбирай поскорее! Сил больше нет!!!
Бабушка как-то сразу неожиданно затихла после этих слов и уснула до утра.
Как же потом Наташа жалела, что произнесла в горячке эти слова! Кто заставил произнести их? Сатана? Дьявол? Она не знала, но проклинала потом себя всю оставшуюся жизнь за свою слабость и малодушие.
Утром приехала мама, чтобы помочь Наташе. Она присела на кровать к Варваре Ивановне и хотела с ней о чем-то поговорить. Но бабушка вдруг как-то быстро-быстро засучила ногами под одеялом, здоровой рукой она просто спихнула их с кровати и прогнала обеих из комнаты, не давая им придти в себя. Натянув одеяло до подбородка, бабушка прикрыла глаза и затихла, тяжело и часто дыша. Тихим голосом она что-то шептала, будто бы просила что-то у кого-то.
- Я не поняла, почему она прогнала нас, - шепотом спросила мать у Наташи.
- Ну, может быть, спать хочет. Кто ее теперь знает? – ответила ей дочь.
За чаем пролетел час.
- Пойду-ка я проверю, как она там, - и мама на цыпочках прошмыгнула к бабушке.
Через минуту она вернулась.
- По-моему, она умерла, - тихо сказала она. – Посмотри, дочка, может быть, я ошибаюсь. Мне показалось, что она не дышит.
Наташу прошиб холодный пот ужаса. Дыхание на секунду остановилось. Она явственно почувствовала, как растрепанные волосы на голове зашевелились. Сердце больно забухало в груди.
«Неужели ее слова сбылись? Неужели бабушка выбрала ТУДА? Боже! Что я наделала!? Как я могла такое пожелать? Как я могла предложить ей самой сделать ВЫБОР, своей любимой бабушке? Ей – немощной старушке, которая ее, Наташу, любила больше своей жизни!» - у нее вновь перехватило дыхание.
Ей стало очень страшно. Слова, брошенные в горячке, сбылись. Боже! Как это  оказывается страшно - пожелать человеку смерти! И получить это! Получить то, чего никому не должен желать!
- Что же нам теперь делать, Наташа? – мама тихо сидела на стуле, обхватив щеки руками. – Это ж она нас сегодня прогоняла с кровати, чтобы не при нас умирать. Не могла она это сделать при посторонних.
- Наверное.., - по щекам дочери потекли слезы отчаяния и невосполнимой утраты. - Что я наделала, мама! Это все из-за меня!
- Что ты такое говоришь, Наташа? Ну, при чем здесь ты? – мама взяла ее за руки и нежно погладила. – Бабушка тяжело болела, и все знали, что ей недолго осталось. Поэтому, ты здесь совсем не при чем.
- Нет, мама. Это все мой язык… Мой поганый язык., - и Наташа рассказала матери все то, что произошло ночью.
- Это не твой язык. Ты не думай об этом. Просто, пришел ее час. Не бери грех на душу! Ты здесь ничего плохого не сделала! Это были всего лишь слова. Это лишь простое совпадение, - мама искренне ей сочувствовала. – Послушай меня, пожалуйста, внимательно! Ты ПРОСТИ себя, иначе жить нормально не сможешь с такой тяжестью в груди. Запомни навсегда - ты здесь ни при чем! Бог дал жизнь, бог и забрал ее! Все в его власти!
Но Наташа так никогда и не смогла простить себя за тот свой малодушный поступок, как не старалась.
«Бабушка, любимая моя! Прости, пожалуйста, меня и мою грешную душу! Очень сильно я виновата перед тобой! Все жизнь мучаюсь этой мыслью. И нет мне покоя на этом свете! И нет мне прощения!» - очень часто думала она потом про себя и задыхалась в молитве, истово крестясь.
Свечи, поставленные ею в храме за упокой души Варвары Ивановны, не помогли. Спасения не было.
На сороковую ночь после похорон бабушки они все, Наташа, вернувшийся домой Захар и маленький Мишутка, проснулись он ужасного грохота. Им показалось, что кто-то очень сильно, с размаха, саданул ногою в дверь. Безжалостно и зло…
- Боже! Это бабушка покидает наш мир! Это она сейчас, вот только что, прощалась с нами! Сегодня сороковая ночь.., – Наташа в ужасе поджала ноги под себя и дрожала всем телом, сидя в кровати.
- Не говори ерунды! – ответил ей Захар. Его самого колотил озноб ужаса. – Иди лучше ребенка успокой, чтобы не плакал.
«Я проклинаю вас, изверги! Пропадите вы все пропадом!» - Наташа машинально качала кроватку, а эти слова несчастной старушки носились долгим эхом в ее голове.
А еще в ее голове неожиданно зазвучала музыка. Откуда она возникла, Наташа не могла понять, но вспомнила, как в детстве она ее уже однажды слышала, когда бабушка читала ей сказку про коварных морских сирен. Красивая сказка с ужасным концом… Необыкновенные морские дивы пели волшебные песни проплывающим мимо кораблям, обрекая их на страшную кончину в черной морской пучине. То были ПРЕКРАСНЫЕ песни смерти – жуткие и завораживающие… От которых становилось очень страшно и от которых не было никакого спасения.
А проклятие бабушки сбылось.
Жизнь Наташиной семьи пошла под откос.
Наступил 1914 год. Война.
Захар ушел на фронт и больше никогда не вернулся. Наташа горько и долго плакала, а Мишутка так и не понял, почему его папа больше никогда к ним не придет. Она все простила Захару и поняла, что несмотря ни на что, любила только его и больше никого.
Потом пришел 1917 год. Революция. Гражданская война. Голод и разруха. Страну с ног свалил тиф, который унес с собой жизни миллионов людей, в том числе и всех ее родных. Папа, мама и обе ее сестрички ушли в далекое путешествие, из которого не возвращаются никогда. И только подросший Мишутка остался последней ее надеждой.
- Мама!.. Папа!.. Сестрички любимые!.. Простите меня! Это из-за меня вы так мало прожили! - Наташа истово крестилась, стоя на коленях перед иконами и образами в храме. – Это на меня бог так сильно рассердился, что не разрешил вам пожить со мной еще немного.
Потом был угар нэпа и дикий ужас действительности. Коллективизация и репрессии.
«Десять лет без права переписки»…
Только много позже она узнала истинное значение этих слов. Слезы бессилия и безысходности согнули ее и состарили в одночасье.
За что? Только лишь за глупый анекдот несмышленого юноши-студента, да смешной стишок?.. Боже! Где ты? Почему ты не защищаешь рабов своих? Зачем такие испытания, унижения и слезы? Боже! Разве ТАКОЕ возможно, чтобы за такую малость забрать у нее последнее, ради чего она еще жила на этой грешной земле и не наложила на себя руки?
- Зайчик мой маленький! Зайчик мой беленький! Одуванчик мой с кудряшками! – горько рыдая, повторяла Наташа бесконечно, словно в бреду.
Она ведь даже не знает толком до сих пор, где последнее пристанище ее сыночка, где невысокий Мишин холмик земли с покосившимся деревянным крестиком и оградкой. И есть ли он вообще? Есть ли кому ухаживать за ним? Ну почему никто не может ей сказать, КАК найти его последние дни и часы? Неужели никто не поведает ей, какими были последние Мишины слова? Или никто не хочет этого делать?
- Почему и ты ушел от меня? Почему оставил свою бедную несчастную маму одну на этом свете? Где ты, мой сыночек? Вот и ты меня оставил навсегда..., – она лежала на холодном досчатом полу в пустом доме среди немногочисленных черно-белых фотокарточек ее семьи и колотила кулаками в пустоту. – Я ненавижу себя! Я проклинаю себя! Боже! Забери меня к себе! Я умоляю! Я УМОЛЯЮ!!! Ну, ЧТО тебе еще нужно от меня? ЧТО я должна сделать, чтобы заслужить твое прощение? Подскажи! Дай мне знак какой-нибудь! Я все сделаю! Я на все согласна! Не мучай ты больше меня, прошу тебя!
Но бог опять остался глух к ее словам.
Она попыталась забыться, выйдя замуж во второй, а потом, и в третий раз. Но любви больше не было. А было только слабое желание как-нибудь дожить постылую жизнь до конца. Наташа не могла и не хотела накладывать на себя руки – это же какой вселенский грех! После такого даже на том свете она никогда не сможет встретиться со своими родными – с папой и мамой, с сестричками и мужем Захаром, со своим сыночком - пушистым Зайчиком. А ведь Наташа всю свою оставшуюся жизнь только этой мыслью и жила – дожить бы скорее до конца и отправиться на долгожданную встречу в небеса.
Она, как это ни ужасно, всем приносила несчастье - проклятие бабушки действовало. Вот и последующие ее мужья долго с ней не прожили – прибрал вскоре их бог к себе.
И Наташа, чтобы больше не искушать судьбу, продала свой дом в городе, где прожила полжизни, и перебралась в лесную деревушку, что под Переславлем. Только здесь, в глуши лесной, после многих лет отшельничества она смогла, наконец, придти в себя и стать прежней – веселой и светлой. И помогла ей в этом одна женщина – странная и непонятная.
- Простите меня, пожалуйста, люди добрые! – баба Наташа подняла на туристов, которые столпились вокруг нее, свои заплаканные светлые глаза. – Идти мине нужно… Ждут миня…,  - и она слабо улыбнулась молодым ребятам и девчатам. – Напугала я вас… Простите меня, дуру грешную! Не хотела я… Честно слово!
- Ну, куда Вы пойдете, баба Наташа? Домой? В пустую избу? Зачем? – молодые ребята уговаривали ее остаться и посидеть с ними.
И правда, а ЗАЧЕМ ей идти домой? К кому?
Жужа сидела тихо и молча у ног старушки, внимательно заглядывала ей в глаза и, казалось, полностью понимала, что творится в ее душе. Собаки – они же умные создания, только сказать об этом никому не могут.