Историческая поэма. Учебник

               
ОТ АВТОРА-ПУБЛИКАТОРА

Эта книга, созданная в жанре литературной логореи, публикуется не для чтения (в общепринятом смысле слова прочитать ее от начала до конца невозможно). Книгу эту следует не читать, а ПОЧИТЫВАТЬ фрагментами,  в течение  месяца, года, нескольких лет, а лучше в течение всей жизни.
Мирослав Павич, являющийся выдающимся логореистом нашего времени утверждает, что его книги МОЖНО читать с одинаковым успехом во всех направлениях, с любого места. "Историческую поэму" д-ра Денкера (см. Послесловие в виде Предисловия) не можно, а НУЖНО так читать.






                ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЭМА

                (КРАТКИЙ РАКУРС
                ИСТОРИИ ОДНОГО ГОСУДАРСТВА)

                соч. д-р ДЕНКЕР




                композитору
                Геннадию И. Банщикову
                и
                поэту
                Михаилу Н. Либину
                посвящается
               





Будучи учитель истории по призванию и инвалид по причине удара меня трамваем на повороте у Бессарабского крытого рынка в Киеве после войны, я, преодолевая тяжелую болезнь руки, которая, как у вождя украинского народа на бронзовом коне Богдана Хмельницкого после непроизвольного поднятия на уровень плеча не опускается до тех пор, пока мне громко не скомандуют «огонь!», после чего прозвучавший в невероятном воображении моего обиженного мозга звук выстрела не вернет природную легкость и свободу выполнившей свою беспощадную работу руке, а также другим ответственным органам, благодаря любезному и официальному содействию которых я могу писать этот учебник истории для детей интернационального мировоззрения средних классов средних школ в воспитательных целях передового общества и посвятить свой труд вождю украинского народа Богдану Хмельницкому, И. В. Грозному (псевдоним), И. В. Сталину (псевдоним),     В. И. Ленину (псевдоним), моему другу и соратнице, члену Партии с 1813 г. и жене Георгине Исаакиевне Денкер-Каплан, а также лично СПЕЦНАЗНАРМИНБЕСПРОСВЕТу ССССР (Союза Свободных Советских Социалистических Республик) тиражом в полтора экземпляра бесплатно, а остальные сорок три миллиона и неизбежная Нобелевская премия в фонд развития исторической мысли и высокой культуры широких детских масс непобедимого социализма, охватившего своим испепеляющим пламенем дружественные народы и другие братские страны, чтоб паразиты никогда.
                д-р. Денкер*
                учитель детей, гвардии майор в отставке.

------------------------
* др. Денкер (der Denker) Мыслитель (немецк.)



               
                РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

                «КИПИТ НАШ РАЗУМ ВОЗМУЩЕННЫЙ...»

                ВВЕДЕНИЕ

Раньше все люди были идиотами. В том числе, на необъятной территории будущей родины*, и не только нашей, но и самых полезных в мире ископаемых, а также многих лесов, полей и рек. У самых ранних, можно сказать, преждевременных людей того доисторического времени ничего не получалось, ибо они не только не понимали, но и не умели. Сказывалось отсутствие высшего образования, а также высокой культуры труда и зарплаты, в наше время настолько привычных, что мы их просто не замечаем.
Постоянное недоедание, недопивание и бытовая неустроенность временами побуждали первобытных людей к активным действиям в виде пения и плясок.
Но не только.
Приходилось и охотиться, в результате чего возникла диалектическая материалистика.
Доисторические люди боялись диких зверей. Особенно живых. Поэтому сначала они их (т. е., главным образом, люди зверей) убивали, а уже потом тела животных в виде мамонтов, пещерных медведей и коз обоих полов поедали, предварительно содрав с них шкуры, дабы этими шкурами скрыть физическую и отчасти нравственную наготу своих тел. Если же случалось наоборот, т. е., мамонт, пещерный медведь или коза убивали первобытного человека, то такому человеку на следующий день разрешалось на охоту не выходить. Одноплеменники хоронили ушедшего из первобытной жизни человека, давали клятву физически или морально отомстить за него мамонту, пещерному медведю или конкретной козе обоих полов и только после этого шли на заслуженный отдых.
Современная наука доказала, что, если на территории нашей страны люди с народными песнями и плясками иногда хоронили друг друга, то ни мамонты, ни пещерные медведи, ни дикие козы ничего подобного не делали, потому что им (мамонтам, медведям и козам, а не людям, разумеется,) не хватало культуры, знаний и вышеупомянутой материалектической далистики (привыкайте мыслить научно, дети).
________________________
* Я другой такой страны не знаю.



Благодаря похоронам, производившимся на территории будущей Страны Социалистического Союза Свободных Советских Республик (СССССР), дикарь начал осознавать себя человеком и царем природы, где так вольно дышит человек.
Таким образом, похороны ознаменовали собой необратимый переход первобытного разума от его звериного состояния к похоронно-человеческому, т. е. материалектическому.
Но не сразу. Требовалось время и явление природных явлений.
Например а именно.
Наряду с похоронами заметную главную роль сыграло падение тунгусских метеоритов
(в одном экземпляре), создавших атомный эффект концентрации дезоксирибонуклеиновой кислоты внутри человечества с последующим гостелерадиоактивным эффектом имени академика Менделя Лысенко. В мозгу людей произошли изменения. Причем, в лучшую сторону.
Так возникла генетика. Благодаря этой передовой лженауке люди стали понимать и уметь. Охота превратилась в организованную совместность вплоть до превращения ее в тяжелый, но осознанный труд, правда, пока без выходных дней и зарплаты.
Дезоксирибонуклеизированное тунгусскими метеоритами человечество стало постепенно проявлять признаки разума на нашей территории.
Например.
Люди начали начинать начало охоты с дружного крика.
Следствие.
Напуганные диким криком человеческого ума звери разбегались в разные стороны, и теперь в каком бы направлении охотник ни пошел, он повсюду мог наткнуться на добычу.
Таковы были первые успехи диалистической материалектики.
Вскоре генетизированные охотники придумали копья и стрелы дальнего действия,чтобы самим не бегать за дикими животными, а экономить силы для разума.
Так появился первый разумный крик (ор) и его орудия (орала).
Появление орал трудоубийственного предназначения ознаменовало собой резкое просветление древнечеловеческого разума на огромной территории нашей страны, где впервые в истории вселенной возник национальный вопрос языкознания, а вместе с ним научно-первобытный материалистический диалект, который с удивительной пророческой прозорливостью через много тысяч лет предугадали и предсказали выдающиеся вожди и мыслители всего передового человечества в лице Лениносталина.

                ГЛАВА 1
             
             ПЕРВООБЩИННО-БЫТОВОЙ СТРОЙ И ТЯЖЕЛАЯ ЖИЗНЬ В НЕМ

1. Объединение людей в строй

В древности людей на земле было мало, примерно пятьсот шесть человек. Однако с помощью языкознания эти люди очень быстро начали дружить национальностями и вопросами к ним. В целях безопасности от внешнего врага и друг от друга жители нашей планеты повсюду ходили сообща, т. е., обществом, и обязательно строем по три для ровного счета.
Говоря строго научно (а мы всегда будем так делать на страницах нашего пристального исторического труда*,этот общественный охотничий строй назывался первообщинным бытовым строем, потому что именно быт определяет классовое неравенство, без которого история останавливается вплоть до поворота вспять к дотунгусскому додезоксирибонуклеиновому периоду кислоты.
Люди довольно быстро поняли, что строй необходим и его нужно защищать, не щадя при этом ни своей, ни чужой жизни, даже если это жизнь пещерного медведя или козы будь готов всегда готов.

2. Как наука вмешивается в историю

Развитию исторической мысли с давних времен помогают археологические раскопки.
Однако относиться к ним нужно критически, ибо, не оснащенные передовым мировоззрением археологи часто выкапывают неправильные исторические сведения, даты  фамилии. Чаще всего это случается, когда археологией начинают заниматься иностранные псевдоученые.
Вопиющим примером исторической фальсификации стали недавние раскопки на территории Северного полюса, где китайские лжеученые случайно нашли в снегу какието странные черепа.
_______________________
* и зарплаты.



Вскоре они (ученые, конечно, а не черепа) выступили с теорией,утверждающей, что, якобы, задолго до пещерных коз и тому подобных медведей на земле существовала великая раса монголаидов. Так вот, эта самая первая в мире раса, будто бы, намного опередила в своем умственном и физическом развитии прочее доисторическое человечество. И, якобы, именно из лучших представителей монголаидной расы, намного обогнавшей интеллектуальный прогресс человечества, спустя миллионы лет развилась инфузория туфелька, а уже из нее путем эволюции образовались современные расовые разновидности всех цветов и народов. «Эх, раса, еще раса, еще много, много раса...». Дружно подхватив этот веселый цыганский припев, едко высмеивающий китайскую археологическую идеологию, весь мир громко рассмеялся. И лишь полтора часа понадобилось талантливым отечественным ученым, чтобы с помощью сероводородного анализа пригвоздить к позорному столбу современной науки их бессовестную расовую мистификацию.
Дело было передано в международный трибунал.
И тогда китайские археологи-националисты пошли на подлог. Они сплющили найденные на северном полюсе черепа, и от этих сплющенных фальшивок пошли гулять по страницам псевдоисторических книг, а потом и на самом деле, скуластые и воинственные древние люди, разъезжающие на своих уродливых лошадках.
Внутри горбов у них (у лошадок, разумеется, а не у людей) накапливался алкогольный кумыс, благодаря которому они (люди, разумеется, а не лошадки) могли не заботиться ни о физической, ни о духовной пище для своего доисторического организма.
Поэтому их назвали монголами.
На протяжении трехсот лет они ничего для истории не делали, а лишь занимались
татаро-монгольским игом на лошадях. А что же аиды? Куда девались аиды, спросят наиболее любознательные из вас. 
А вот.

3. Горестная судьба аидов

Отделившись от монгольских черепов сразу после сплющивания, аиды ушли в древнеегипетское рабство, где и провели несколько тысячелетий, не смея поднять головы и встать с колен, которых было двенадцать.
После рабства эти колена в свою очередь тоже разделились на три неравные половины.
Десять колен исчезли, уйдя из рабства в неизвестность и там погибли. Два другие тоже довольно хорошо устроились. Живя тихо и незаметно для невооруженного глаза, где они сейчас, не знает никто. Остальные колена в виде неживой природы все еще присутствуют в атмосфере нашей планеты. Их называют барабашками или попросту дезоксирибонуклеарными полтергейстами и недолюбливают.

4. Изобретение вечного огня

Конечно, все происшедшее трудно назвать не только историей, но и даже географией.
И дело тут не только в китайской лженауке.
Огромную роль в истории монголаидов безусловно сыграла термодинамика.
Известно, что в условиях лютых холодов Северного полюса все живое должно согреваться, прибегая для этого к быстрому хаотическому движению. Это движение называется броуновским.
А теперь, дети, вопрос ребром.
Какое движение быстрее, на лошадях с кумысом или на коленях в египетском рабстве?
Ответ ребром будет следующий.
Конечно же, лошади намного быстрее колен. Именно поэтому в условиях лютых морозов монголе на своих резвых лошадях выживали значительно быстрее и лучше не только аидов, но и других замерзающих народов, не защищенных броуновским движением термодинамики. Те члены первообщинно-бытового строя, которые развивались не на лошадях по Броуну, а без лошадей, т. е., по Дарвину, были обречены на вымерзание. И на земле остались бы одне монголе на лошадях, если бы неизвестный замерзающий гений не спас людей, изобретя вечный огонь от холода вплоть до могилы неизвестного солдата.
Вот до чего достигнули ученые и их наука.

5 Доисторический труд с веслом

Весло было самым первым инструментом каменного века и замечательным представителем его материальной культуры. Древнее весло белого человека представляло собой железную лопату с большими дырками, чтобы снизить сопротивление воды и тем самым облегчить морские поездки.
Весло породило путешествия, путешествия породили торговлю, торговля породила деньги, деньги породили богатство, богатство породило бедность, бедность породила труд, труд породил зарплату, зарплата породила бухгалтерию, бухгалтерия породила недостачу, недостача породила недовольство, недовольство породило преступление, преступление породило милицию, милиция породила порядок, порядок породил глубокое удовлетворение, глубокое удовлетворение породило чувство,чувство породило одухотворенное искусство, одухотворенное искусство породило скульптуру девушки с веслом.
Так, наравне с серпом, молотом и красным знаменем весло в мозгу потомков лавсан стало символом движения к вершинам всенародного прогресса истории, географии, искусства, а также неиссякаемой женственности и садово-парковой скульптуры.

6. Племена восточной территории

В начале года отечественными археологами было обнаружено древнее захоронение когда-то живого существа. Сначала думали, что это очередной монголаид, но оказалось, что это человек.
Известный художник N-ов сделал скульптурную реконструкцию по черепу, т. е. портрет скелета.
Сходство оказалось поразительным.
Все ученые нашей планеты единогласно при одном воздержавшемся и трех, не пришедших на выборы, признали этот скелет останками самого первого в мире человека по имени Адамиева, и это неопровержимо доказывало, что Москва, на месте которой был когда-то Киев, является матерью не только всех русских, но и других зарубежных городов а также национальной гордостью отечественного итальянского зодчества под названием Московский Кремль (архитектура Бармы Постника, текст С. Михалкова и В. Лебедева-Кумача). Но дело, конечно, не в Кремле. Дело в простых людях и их предках, некогда заселявших возвышенности и возниженности Киево-Печерской лавры Московского Кремля им. Григория Сковороды.
Эти предки людей еще в глубокой древности получили имя лавсане.
Красивая легенда, изложенная в древней летописи (дело было летом) гласит, что в те далекие времена, когда Адамиева был еще молодым, в киево-московскую кремлевскую лавру, называвшуюся в те времена просто Европой, приехал заморский купец, как говорят, отпетый вёсельник со своими вооруженными матросами на расписных челнах. Как вдруг он увидел прекрасного юношу с русыми волосами,бровями и ресницами, рослого, честного и, согласно легенде, трудолюбивого с голубыми глазами.
Белокурый Адамиева по доброму киево-печерскому обычаю вежливо взял в свои могучие руки белоснежные отвороты иностранной рубашки пришельца, приблизил его к себе, заглянул в глаза и задал немой вопрос, а купец-вёсельник радостно упал на колени со слезами на глазах и восхищенно ответил «лавсан!».
Одноплеменникам Адамиевы так понравилось это непонятное слово и сделанные из него рубашки*, что они тут же отдали в обмен за него Адамиеву и с тех пор стали называть себя лавсанами, а сильного и статного Адамиеву заморский купец увез с собой. Там Адамиеву, согласно другой, еще более красивой легенде, со слезами на глазах (в легенде особо подчеркнуто, что на глазах), женили на крепостной принцессе Оксане из Люксембурга. От этого легендарно-политического брака по любви пошли дети. Пошли они, эти высокие, статные, честные и трудолюбивые отроки на Восток. А остальные — на Запад.
Так лавсане разделились на восточных, западных и прочих. Адамиева стал называться Адамиева Первый Первый, а Оксана — Оксаной Второй Первой Второй.

7. Быт и культура древних лавсан

Очень скоро лавсане достигли замечательных успехов во всех областях не только сельского хозяйства, науки и техники, но также Древнего Египта, Древней Греции, не говоря уже о Древнем Риме с его термами, каракаллами, гладиаторами, пиниями, папами, пантеонами, форумами и прочими выдающимися достижениями передовой лавсанской мысли с Адамиевой во главе. Впоследствии знаменитый царь Иван Грозный говорил о своем далеком предке Адамиеве: «Се наш лавсанский Леонардо да Винчи», то есть,«это наш русский Михайло Васильевич да Ломоносов».

______________________________
* В переводе с англояпонского (английское «лав», т.е. «любовь», с уважительной японской
приставкой «сан») являлось положительным ответом на вопрос «Ты меня уважаешь?», а никакие
не рубашки (прим. публикатора).


И правда, никто до лавсан не употреблял в пищу репу. О ней не знали ни испанцы, ни арабы, ни иудеи, ни другие первобытные китайские племена и народы. А у лавсан репа достигла огромных успехов и вошла в употребление под названием «медовая уха», т. е., медовуха. Нарезая круглую репу поперек квадратами, лавсане изобрели треугольное колесо.
Им также принадлежит честь изобретения тригонометрии и торговли, они придумали
литературу, экономическую географию, турбинные и саперные лопатки, а также историю
своего честного трудолюбивого голубоглазого народа во всем льняном.

                ГЛАВА 2
               
                РАЗРУШЕНИЕ ПЕРВООБЩИННО-БЫТОВОГО СТРОЯ

8. Тяжелый удар

Сначала лавсане обрабатывали репу сообща и не только лучшие куски отдавали старикам и детям, но и всегда уступали им (старикам и детям, а не кускам репы, разумеется) места в транспорте, в театре, в больнице в местах общего пользования, на работе и на отдыхе, ну и, конечно же, сильно уважали друг друга. Адамиева добродушно управлял внутриплеменной жизни, а его жена Оксана умерла.
Поскольку она умерла первой, Адамиева повелел, чтобы она вошла в историю под именем Первооксаны Второй Скончавшейся Первой.
Смерть Первооксаны была для Адамиевы тяжелым ударом. Всего два месяца не дожила она до рождения их единственного сына, которого безутешный Адамиева назвал в ее честь Иваном Леопольдовичем.
Безвременная кончина жены, соратницы и друга лавсанского предводителя вызвала смуту в стройных рядах лавсан. Бытовые первообщинные отношения вдруг сами собой пришли в упадок и разрушились до основания, а затем в соответствии с исторической необходимостью на смену им пришли новые межсемейные федерально-диалектические конституционные отношения на основе спортивной религии.
Это не всегда и не всем понятно, дети, но очень важно. Исторически, морально и материально.

9. Возникновение религии

Обычно религия возникает в связи с оторванностью личности от народных масс. Передовые люди своего времени, честные и трудолюбивые, не могли не заметить, что все в мире происходящее делится на две категории. Одни дела (например, обработку льна или выращивание и потребление репы) люди делают сами, а другие дела (гниение репы в хранилищах, гибель под дождем не убранного со двора льна и пр.) происходят сами собой, независимо от людей и общественно-государственного строя.
Или, например, смерть. Ведь даже если своевременно не убить человека другим человеком, он все равно обязательно умрет сам, оторвавшись, таким образом, от народных масс.
Такой отрыв личности посредством смерти от широких народных масс породил сомнение, не разрешенное в то время наукой. Именно сомнение и произвело на свет религию, как историческую прогрессивно-реакционную идеологию антидиалектического мракобесия.
Со слезами.
На глазах.
Что же такое религия, являющаяся результатом неизлечимой болезни непритязательного исторического ума и слабости политической ориентации еще несовершенных народных масс в отсутствие твердого денежного оклада?
Религия есть неправильное отношение к правильным явлениям, или правильное отношение к неправильным явлениям жизни и отечественной истории доклассовой борьбы хорошего с лучшим на фоне отсутствия должной культуры и ее министерства СССССССР (Сознательного Свободного Союза Самообороны Стран Советских Социалистических Республик).

10. Борьба лавсан с врагами

Придуманные китайскими лжеучеными монголе ежедневно нарушали государственные границы лавсанских лесовполейирек, садов и огородов, злобно критиковали успехи лавсанской льнодобывающей и реповой промышленности, а также заставляли лавсан платить дань в виде веревок, дегтя, мяса и живых женщин в виде жен, дочерей и сослуживиц.
Для того, чтобы платить эту унизительную дань, честным и трудолюбивым лавсанам нужно было чуть ли ни каждый день ходить на работу, драть лыко, вязать из него веревки, а уж этими веревками с громким стоном и слезами (на глазах) добывать мед бочками и деготь ложками для безжалостных монгол, уже не говоря про женский пол (это не стихи, дети, это правда).
И сказал тогда храбрый Мстиполк: «Кто с мечом к нам придет, то и мы не лыком шиты». Он собрал отважную дружину, чтобы дать страшный бой монгольским дивизиям на реке Мстырь. Летописец (война, как обычно, происходила летом) так описал эту жестокую битву с натуры: «Аще одяше всхудевши живота своего лавсанови и глаголяше прелюбодеяху побегли домови». В переводе с древнелавсанского это значит: «Началась жестокая битва, и, быстро одолев грозного врага, лавсане побежали».
Однако монголе не испугались убегающих от них лавсан.
Собрав тьму тьмущую войска, они двинулись в матерь городов лавсанских, которая тогда называлась Адамиевск (к тому времени лавсане все свои города и деревни переименовали в Адамиевск, чтобы не было путаницы).
Секретные дозоры, предусмотрительно выставленные Мстиполком, громкими криками и стрельбой из пулеметов в воздух известили лавсан о приближении врага.
Женщины спрятали детей и громко зарыдали.
И тогда Мстиполк применил военную хитрость. Он отвел всех мужчин-воинов далеко за город и спрятал их в глубоком овраге. Монголе пришли в город, забрали несметные сокровища лавсан, запасы продуктов на пятьсот лет, отравили колодцы, связали и увели в плен всех рыдающих женщин и детей, сожгли все дома, но так и не нашли честных и отважных воинов хитроумного Мстиполка.
Не солоно хлебавши, наглая монгольская военщина погрузилась на своих горбатых лошадок и трусливо бежала из сожженного дотла города. А Мстиполк вывел своих смелых, честных и голубоглазых соратников из оврага, которые с песнями вернулись в родной город.
Так возник непобедимый Ансамбль песни и пляски лавсанской армии и флота, а мудрый Мстиполк, обманув врагов, сохранил свою непобедимую армию для грядущих справедливых битв за урожай и самую передовую в мире науку и религию, включая любовь к своему народу, а также чистую совесть, горячее сердце, честь, ум и многое другое нашей эпохи.

11. Международные отношения.

К концу княжения Мстиполка Николаевича, который приходился князем своему деду по
материнской линии Ивану Леопольдовичу, экономика лавсан пришла в упадок, поскольку
монголе уничтожили всех лавсанских женщин и детей, а также вытоптали посевы репы,
остановив лучшую в мире льнопрядильную промышленность лавсан. Без женщин и одежды лавсане мерзли, непрерывно болели и надрывно кашляли. Мощь лавсанского государства пошатнулось. И тогда лавсанские князья решили просить помощи у татарских болгар.
Татаро-болгарский хан Карл Продолговатый, прозванный так за свой весьма пожилой возраст, дал князьям согласие на бескорыстную помощь. Но князья собрались на вече (т. е. вечное, никогда не прекращающееся собрание) и отклонили предложение Карла Продолговатого о помощи, разгадав хитрость коварного хана.
Природный ум лавсан и их высокая культура позволяли лавсанам просчитывать движение истории на много лет вперед, назад и в сторону. Они сразу сообразили, что оказавший
бескорыстную помощь коварный хан рано или поздно умрет (собственно, к тому времени
он уже давно умер), и тогда придется посылать соболезнующую грамоту на имя его жены.
Но в те времена у хана не было жены, а у лавсан еще не было письменности. Разумеется,
у них была устность, но она находилась на междометийно-эмоциональном уровне выражения, во-первых, и на слишком большом расстоянии от ханства Карла Продолговатого, во-вторых. Лавсане понимали, что отсутствие своевременно соболезнующего письма с их стороны, конечно же, смертельно обидит будущую вдову татаро-болгарского хана, если она не умрет раньше него. В связи с этим дружеские отношения между державами будут неизбежно нарушены, а дружбу между народами лавсане ценили превыше всего.
Приведенная выше стройная система размышлений и политического расчета побудила лавсан с негодованием отвергнуть коварную ханскую помощь.
Так, впервые в мире, на территории лавсанского государства возникла политика. Она
привела к его распаду на отдельные княжества разных национальностей, что способство-
вало объединению их в новое постоянно распадающееся великое могучее государство с на-
званием Рассея, то есть государство рассеянных народов лавсанских национальностей.
С тех пор все остальные дикие народы стали именовать лавсан рассеянами.
Распад древнелавсанского государства послужил укреплению роли Рассеи в международном сообществе враждебных государств и возникновению единобожия. Отчасти.

12. Дети и теория внезапности

Рассеянные княжества с необыкновенной быстротой восстановили льнодобывающую промышленность и тем самым пополнили свое честное и трудолюбивое население женщинами и репой. Появились новые дети, новое младое незнакомое племя, и возникла необходимость подумать.
Ни в одном государстве того времени не думали. Рассеяне были первыми, кто ввел в историческую теорию и практику долгую скорбную думу. Как вдруг возникло детское восстание. Внезапность детского восстания была весьма неожиданным, но прогрессивным следствием государственной думы, всегда свойственной лучшим умам Рассеи.
О неожиданности нужно сказать особо.
Простые и искренние слова как вдруг, столь близкие и понятные уму любого рассейского гражданина, в качестве исторического понятия и национального феномена до сих пор недоступны не только кликушествующим дегенератам, симулирующим ученую деятельность
(вы, конечно, догадались, дети, что речь идет обо всех зарубежных историках-контрреволюционерах, а не только китайских). Эти простые, берущие за душу слова, к сожалению, не всегда понятны прогрессивным ученым и других, хотя и весьма спорных, но вполне допустимых, национальностей.
Очень жаль. Поскольку понятие неожиданности, этого пламенного мотора развития отечественной истории, является основным двигателем рассейской революционной эволюции, а именно со времен уязвления змеёй вещего Олега, когда вскрикнул внезапно укушенный, как говорится, князь.
Рассеяне раньше других народов поняли, что чрезмерная предусмотрительность и
заблаговременная готовность к неожиданностям — есть злостное нарушение естественного хода истории и грубое насилие над неторопливой национальной природой всегда думающего свою невеселую думу народа.
Ибо.
Вечная дума о справедливости, правде, а также непреходящая жажда знаний и поиск лучшей доли вплоть до всенародного государственного рыдания (реже гомерического хохота над «этими глупыми иноземцами») — эти душевные свойства рассеян при правильном использовании безалкогольного льна, репы, мочала и конопли, всегда являлись благоприятной базой для точного понимания и восприятия любого исторического и климатического движения природы как явления неожиданного и внезапного, активно мобилизующего все недюжинные силы народа,
а также его составных частей, как то: крестьянства, интеллигенции, реакционного
священства, его величества государя всея Рассеи, декабристов и отдельных представителей передовой загнивающей буржуазии западных стран Европы и Азии.
Вышеприведенное соображение, рожденное титаническим напряжением исторической мысли народного ума палаты, мы сугубо и невзрачно проиллюстрируем наглядными примерами, вполне доступными вашей наивной, но энергичной детской логике пионэрского мировосприятия окружающей среды.
Так вот.
Внезапная смерть, спонтанное объявление войны кому-то другому или самим себе, приливы и отливы воды под влиянием неожиданных физических законов, свалившееся, как снег на голову, отсутствие продуктов из-за непредусмотренного бюджетом полнолуния, неожиданное спадание пелены с глаз и внезапный отказ от тысячелетней веры с последующим вырезанием к чертовой, как говорится, матери, реакционного священства с мгновенной заменой классового неравенства на классовое равенство революционных масс, согласно Дарвину и Мичурину (см. и пробуй самый прогрессивный в мире сорт яблок «ранет бергамотный»), — всё это и есть извилистые пути прямого, как стрела, развития нашего Отечества в далеком прошлом и недалеком будущем в соответствии с Национальной Теорией Исторической Случайности и Вне-
запности*.
Вот о чем, собственно говоря, идет наша неторопливая родная речь. И мы надеемся, что скоро, дети, вы научитесь понимать и схватывать на лету кристально ясную логику
исторических событий в их неопровержимой партийности немыслимого напряжения головного и спинного мозгов рабочего класса, ибо без четкого понимания история может отклониться от своего пути и исказить естественную картину оглушительного развития мира и человечества, как это однажды случилось с восставшими рассейскими детьми и их родителями на историко-философском фоне трагического недопонимания основной национальной Теории Рассейской Внезапности.
________________
* Нобелевская премия XII века «За ум и сообразительность между народами».


13. Новая религия и победа юности

Когда началось детское восстание, застигнутые врасплох рассеяне прервали думу и стали
нещадно пороть всех попадающихся им под руку детей, но дети оказались сильнее, честнее, трудолюбивее и голубоглазее остального народа. В этой борьбе дум и чаяний они стали побеждать, и рассеяне старшего поколения бежали от них за границу, анализируя на ходу причины внезапно возникшего политического катаклизма, потрясшего устои молодого, но уже в то время лучшего в мире государства.
Дабы покончить навсегда с вековой отсталостью предков, дети подожгли все дома,поля, леса, огороды, а также объекты льнотехпрома, и все, как мы уже говорили и еще не
раз скажем, к чертовой матери, сгорело дотла. Летописец (дело опять было летом) писал,
что черный пепел справедливого детского гнева в виде вселенского пожара заслонил солнце.
Наступила холодная ночь, снова пошел снег. Голубоглазая молодость победила.
Глаз народа, молодого и задорного, простерся в далекое и светлое будущее. Возникла новая, смелая и передовая религия. Основным принципом новой религии было признано поклонение и подчинение богов людям, а не наоборот, как было раньше.
Теперь дети сами назначали и отменяли богов, выдавали им зарплату и в случае неповиновения строго наказывали.
Богам это, естественно, не нравилось и они тоже восстали. Так постепенно детское восстание переросло в гражданскую войну с богами и в неустанную борьбу за новый рекордный урожай льна и репоконопли. Постепенно на полях, у мартеновских печей и в других местах стал зарождаться прогресс, и новое историческое детское мышление начало двигать страну вперёд до тех пор, пока почти все население Рассеи не вымерло к чертовой матери. Как говорится. Со слезами повсюду.
В обескровленную непримиримой борьбой за свободу и сильно одетчавшую страну хлынула китайская интервенция, подстрекаемая, реакционными наследниками монгольского ига, зарубежными добровольцами-провокаторами, но не вышло.
В этот ответственный историко-патриотический момент оставшиеся в живых и опередившие историческое время рассейские подростки резко сократили количество богов всех до одного. И опять победили китайских псов-рыцарей и их союзников.
Иностранные завоеватели задумчиво ушли из загадочной и необъятной страны, непостижимой для их политически неразвитого ума. Многие из них после этого повесились, иные приняли веру рассейских подростков, а один из итало-шведских варваров (по неподтвержденным сведениям китаец) учредил денежную премию тому, кто изобретет динамит, чтобы подорвать авторитет рассейской молодежи.
Пока рассейские юноши, изгнав своих устаревших отцов, матерей и прочих предков, отражали нашествие иноземных варваров, по дороге из далекой Джезказганской губернии в Рассею шел маленький мальчик по имени Олег Святополкович.
Именно ему предстояло со временем внезапно превратиться в выдающегося рассейского государя-самодержца Ивана Васильевича Грозного.

                ГЛАВА 3

                ЦАРСКОЕ САМОДЕРЖАВИЕ В ВИДЕ ИВАНА ГРОЗНОГО


14. Введение христианства

Шли годы. Олегу стукнуло уже двенадцать лет, когда, миновав Хорезм, Византию и форт
Качановку, он вошел во внезапно обновляющуюся Рассею. В Хорезме он коротко сошелся
с молодым и талантливым эпилептиком Магометом, мнившим себя уполномоченным
Аллаха в районах Ближнего и Дальнего Востоков.
Вера Магомета отчасти категорически не совсем понравилась Олегу отсутствием
музыки во время богослужений, а, главное, запретом употреблять крепкие алкогольные
напитки не только во время церковной службы, но и на работе. Конечно, рассеянам такая
вера не могла понравиться. Юный Олег понимал, что алкогольный запрет вызовет бурю
негодования среди его юных соотечественников. Дело в том, что в Рассее тогда совсем
не знали алкоголя. Запретить его употребление – значило бы подавить сильно развитое
чувство природной любознательности, присущее пытливым рассеянам.
А это было чревато.
Олег решил остановиться на другой религии, с которой его любезно за небольшие
деньги ознакомили троюродные братья-близнецы Кирилл и Мефодий, проживающие в
столице Бухары Самарканде.
Религия эта была христианской по имени иудейского тоже эпилептика Иисуса
Христианоса да Капо эль Финна по национальности.
Предложенная Христианосом идея одного, единого сразу в трех лицах, бога в
Рассее, как и предполагал Олег, очень прижилась. Молодым рассеянам, с молоком отцов
впитавшим идею единения для ровного счета по трое вокруг основополагающих мочал
льнонедоперерабатывающей промышленности, нравилось, что лица хотя и менялись,
но единство в этих трех лицах оставалось.
Так молодой, но уже вещий Олег, на многие годы вперед определил, что сила
рассейского народа в вере, единомыслии, во всем льняном, а также в народной музыке
ямщик уныло напевая.
Войдя в Рассею через южные ворота, Олег тотчас созвал всех победивших друг
друга детей («Придеше, дети мои!»), чтобы объявить себя царем Иваном Васильеви-
чем. Дети с восторгом приветствовали первого рассейского царя, хотя очень боялись
маленького Ивана Васильевича за то, что он крестил их в мокрой реке с непонятным
названием Днепр, произнести которое дети были не в силах. Сам же Иван Васильевич,
будучи ребенком для своего времени образованным и отлично разбиравшимся в вопро-
сах языкознания, название «Днепр» весьма одобрял, объясняя, что четыре согласных
и лишь один гласный звук – это очень правильная идеологическая пропорция.
Языку Иван Васильевич вообще придавал огромное значение. Целая армия ве-
ликолепно обученных специалистов-языковедов работала над развязыванием языков
застенчиво молчаливых рассеян. Прежде никто и никогда не тянул рассеян за язык, но
Иван Васильевич довольно быстро приучил своих подданных к языкознанию и ни за
что так высоко их не ценил, как за хорошо подвешенный язык, где бы за него ни под-
вешивали.

15. Проблема отцов и детей

Во имя новой веры Иван Васильевич убил своего первого сына, совершенно случайно
приняв его в темноте за своего хорошего джезказганского знакомого (см. картину И. В.
Репина «Иван Ефимович Грозный убивает сына»). Ивану Грозному было о ту пору че-
тырнадцать лет, а его сыну восемнадцать. Некоторым рассеянам показалось странным,
что четырнадцатилетний отрок слабого телосложения так легко справился со своим
восемнадцатилетним, очень рослым, честным и трудолюбивым голубоглазым сыном.
Но Иван Васильевич быстро подавил смуту, объяснив, что его сын осквернил государс-
твенную веру, затеяв с государем спор по поводу льнодобывающей промышленности
мочалистой репы на новом этапе развития языкознания. Этот простой и честный ответ
не мог не убедить юных рассеян.
Прошло несколько лет, и Иван Васильевич опять убил своего единственного
сына, видимо, забыв, что уже сделал это в позапрошлом году (еще раз см. картину И. Е.
Репина «Иван Грозный убивает сына еще раз»). Угнетенный временной бездетностью,
молодой государь срочно выписал из принадлежавшей ей квартиры в Рассею свою маму
Анастасию Аполлинарьевну Шлеймгольц, немку по паспорту.
Анастасия Аполлинарьевна была женщина для своего времени образованная,
властолюбивая, хозяйственная и жестокая по отношению к трудовому крестьянству,
которую так и называли Салтычиха. Иван Васильевич тоже очень любил свою мать
и вынужден был отравить ее синильной кислотой, опасаясь, что внезапно возникшая
боярская оппозиция рано или поздно отправит ее (А. А. Шлеймгольц, разумеется, а не
синильную кислоту) в монастырь. Но Анастасия Аполлинарьевна была в это время в
отъезде, и страшный яд не возымел действия на ее крепкий царский организм.
Вскоре А. А. Шлеймгольц выступила с великодушно простившим ее за все Иваном
IV (к тому времени он уже в четвертый раз был собственноручно и единогласно избран
царем) против неожиданно распоясавшихся бояр.

16. Бояре и Опричнина

Боярами становились храбрые ратники и воины, оказавшиеся без работы в мирное
время. Бойцы то и дело вспоминали минувшие дни и овраги, из которых они внезапно
нападали на зарубежных горе-вояк.
Воинственно-патриотический дух заставил бояр объединиться в грозное общество
боевой памяти «Овраг» (сл. оперу Серова «Овражья сила»). Лишенное международной
материальной поддержки и инвестиций, это общество постоянно грабило граждан свое-
го государства, поскольку других граждан тогда в Рассее еще не было. Обнаглевшие
бояре прибрали к рукам всю льнореподобывающую и льноперерепообрабатывающую
промышленность конопли и мочала, установили контроль над академией наук, а также
бюст Ивана Грозного на родине героя, штурмом взяли почту и телеграф, совершенно
распоясались и стали диктовать свои условия Ивану Васильевичу.
Однако Иван Грозный был хитрым и мудрым для своего времени политиком.
Втайне от бояр он собрал молодых ученых и землепашцев, выдал им из казны по пяти
рублей (примерно по 187 000 000 000 на нынешние деньги) и создал из этих землепашцев
и денег личную царскую гвардию — Опричнину.
Оставшиеся без средств бояре возненавидели жену Ивана Грозного. Они заманили
ее в открытое море и там повесили. Тогда всю свою любовь к безвременно повешенной
жене Иван Грозный перенес на опричников. Они стали его второй женой. В ночь с 15
октября на 12 апреля 1234 (по другим сведениям 4321) года Иван Васильевич Грозный
метким выстрелом из ружья снова убил своего будущего сына Алексея Егоровича (см.
картину Репина «Бурлаки на Волге»), и этот выстрел послужил сигналом к страшной
межнациональной резне, вошедшей в историю под названием «Вальпургиева ночь» или
«День гнева».
Поскольку от второй жены Ивана Грозного, Опричнины, детей у государя не было
уже целый месяц, мама царя, Анастасия Аполлинарьевна, решила его женить в третий
раз на французской королеве Амалии Хромоногой.
У Амалии полностью не было отчества и частично правой ноги, она была сле-
поглухонемой от рождения до самой смерти, (разумеется, скоропостижной и безвре-
менной, вырвавшей ее из рядов), но союз с ней поспособствовал открытию Ермаком
Тимофеевичем выхода Рассеи к морям, путем покорения Сибири через Северный полюс
в Америку.
Открытие Америки тяжело отразилось на самочувствии горячо любимой матери
Ивана Грозного Анастасии Аполлинарьевны, внезапной скончавшейся от астраханской
холеры в Витебске, куда шагал в это время, убитый, пока еще только горем, очередной
сын Ивана Грозного лично.
Так выяснилось, что роль личности в жизни истории влияет на роль истории
в жизни личности, не говоря уже о внезапной смерти этой личности, (страшно далекая
она от народа), влияющей на понимание не только сути исторического процесса, но и его
внешнего вида. Ибо для государственного деятеля царского масштаба очень важно,
в какой форме отсутствовать или присутствовать на похоронах умершей в далеком
городе горячо любимой мамы – в мундире генералиссимуса, или в простом скромном
костюме сына сапожника. Дело не в том, быть или не быть. Вот в чем? Вопрос…

17. Политика Ивана Грозного

Смерть любимой матери тяжело подействовала на Ивана Грозного. С ним тут же
случился припадок падучей болезни, и, упав на кинжал, с которым никогда не расста-
вался, Иван Грозный выколол себе глаз, государево око. Смерть наступила мгновенно:
сын Ивана Васильевича, еле добравшийся в этот момент до Витебска, замертво упал на
ковер и, естественно, на работу в тот день не вышел.
Как выяснилось позже на следствии, не взвидя света от боли, государь нечаянно
ударил сына по голове скипетром, с которым никогда не расставался, и случайно ока-
завшейся в его слабеющих руках державой, занимавшей к тому времени все свободное
пространство от восточного до западного полюса правого земного полушария.
Убийство прекрасного юноши, честного и трудолюбивого наследника престола,
столь трагично не вышедшего в тот день на работу, прозвучало суровым обличением
всем прогульщикам, лжедемократам, а также стало торжественным ознаменованием
столетия татаро-монгольского ига и тридцатишестилетия творческой деятельности
рассейского государя.
В связи с этим безутешный самодержец издал закон об отправке на работы в
льнодобывающую промышленность всех еще не убитых детей и собственноручно
присутствовал на праздничном концерте Ансамбля вооруженных сил песни и пляски
Опричнины.
Сразу после смерти очередного сына Иван Васильевич IV был в пятый раз избран
государем, назначен Иваном V, VI и VII сразу, единым в трех лицах, и стал именоваться
Иваном Многочисленным Грозным Лично. Однако, надо заметить, что, возвысившись
как царь, Иван Васильевич, в связи с потерей предпоследнего глаза, как личность очень
опустился. Он перестал бриться и даже заниматься политикой, ибо, видя вдвое хуже,
утратил свою былую политическую зоркость.
С одним глазом вместо двух государь мог прочитать лишь половину книги, съе-
дал только половину обеда, надевал лишь половину царского платья, ходил лишь в
одну сторону (туда), и из двух сыновей-близнецов убил по недосмотру лишь одного,
левого.
Горю Ивана Васильевича не было границ, и он решил расширить их за счет поко-
рения Сибири Ермаком во второй раз. К тому времени в состав Рассеи уже неоднократно
добровольно вошли Италия, Франция, Испаноанглия, ЁССР, Народный Китай, пустыня
Гоби и Южный Гондурас. И лишь Ямало-Ненецкий округ сопротивлялся, продолжая
отчаянную и бессмысленную кровопролитную войну. В составе округа было всего 15
человек, но они через подставных лиц достали центробежный насос и в течение долгих
полутора недель упорно защищали свои обширные территории, равные по площади 17
Франциям или 189 пустыням Гоби.
После падения округа огорченному потерей очередного сына государю не с кем
было воевать, поскольку все остальные государства и так уже неоднократно принадле-
жали Рассее. Но без войн история останавливается. Своим недюжинным умом Иван
Васильевич отлично это понимал. И тогда он разработал новую теорию справедливых
войн. Если раньше государи воевали за присоединение чужих земель к своей, то отныне
справедливой и отечественной признавалась любая война против отторжения чужих
земель и народов, уже входящих в состав Рассеи. Эта концепция, получившая силу за-
кона, спасла рассейскую историю от застоя.

18. Первая смерть Ивана Грозного

Рассейский государь очень любил собак и убил своего сына за то, что тот незаслуженно
резко отозвался о его любимой собаке по кличке Напалм. Как раз в это время мимо Ивана
Васильевича проходил по своим делам знаменитый поэт ТредиаковскийХерасков. Он
сказал стихами: «Уж больно ты грозен, как я погляжу». Царь добродушно рассмеялся,
и именно с тех пор его в шутку стали называть Грозным, а Хераскова за это самое пове-
сили. Однако вскоре Иван Васильевич и сам умер. Наивные и трудолюбивые рассеяне
поверили в его внезапную смерть и, как было принято в Рассее, стали на девятый день
огорченно веселиться. Иван Грозный пришел на праздник, посвященный его кончине,
и казнил всех, кто не успел огорчиться. С тех пор, когда он умирал, ему уже никто не
верил, а любили его всегда живым.

19. Культура и царизм

При Иване Грозном культура Рассеи достигла небывалого расцвета. Достаточно сказать,
что даже в самое жаркое время года никто не ходил босой и небритый, а все сидели дома.
Щадя девственную природу, непревзойденные русские умельцы создавали архитектурные
шедевры без дерева и железа, выкапывая свои жилища прямо в земле. Умело используя
ландшафтные особенности необъятной территории Рассеи и добровольно присоединив-
шихся к ней государств, они смело строили свои дома внутри холмов и горушек, а иногда
на дне оврагов, где когда-то так расчетливо сберег для потомков свою армию храбрый
Мстиполк. Там они не только жили, но и почти всегда умирали.
Разумеется, рассейские зодчие умели строить и высокие каменные здания с золо-
тыми куполами, чтобы в них можно было разместить склады, трамвайно-троллейбусные
управления, мастерские по вулканизации резины, центры атеистической пропаганды,
бассейны, казино, дискотеки и прочие культурные заведения, которым для их беспе-
ребойной трудовой и культурной деятельности были необходимы резные иконостасы,
чудесная акустика и прекрасные росписи, имеющиеся в этих величественных зданиях
под золотыми куполами.
Что же касается простого народа, то иногда по причине отсутствия стройматери-
алов бедным рассеянам приходилось срубать себе многоэтажные деревянные терема и
избы без единого гвоздя.
Долговечность этих домов поистине удивительна. По сей день посреди озера Ха-
лява, на небольшом песчаном островке в изумительной сохранности прочно и крепко
стоят могилы тех, кто жил в этих домах, любил, страдал, пахал и пересылал с оказией
знаменитые берестяные грамоты из горушки в горушку, из деревянного терема в казино,
из склада театральных декораций под золотым куполом в мастерскую по переработке
вторсырья с чудесной акустикой. Нет памятников над теми могилами, но непоколеби-
мо возвышаются они над необозримой рассейской равниной, и нет им износу. Вот как
хорошо строили люди из простого народа.
При личной поддержке Ивана Грозного начала бурно развиваться наука и ее техни-
ка. Выходцы из скромной рассейской деревеньки Ливерпулевки братья-близнецы Уаттовы
неожиданно изобрели паровоз. Изобретение они сделали, находясь в Нарымском остроге,
где вместе с остальными своими подельниками сидели, разумеется, без всякой вины.
Движимые чувством раскаяния и патриотизма, они отправили свои чертежи в Рассейс-
кую академию тыла и транспорта, где это изобретение приветствовал одой «Восславься
паровоз рассейский» сам Ломоносов-сын (говорят, Петра Первого).
Стихи Ломоносова Ивану Грозному очень понравились, и он тут же повелел стро-
ить дорогу Москва-Владикавказ. Работая в три смены без выходных, братья Уаттовы
досрочно выполнили и перевыполнили план по перерасходу металла на душу населения.
Они построили великолепный трехколесный паровоз, однако на рельсы железа уже не
осталось. Завистливые недоброжелатели тут же остановили строительство, свалив вину
на Ломоносова и несчастных братьев Уаттовых.
Срыв проекта, одобренного государем, ожидающим в присутствии иностранных
гостей пуска первого в мире паровоза, вызвало его (государя, а не паровоза, разумеется)
лютый гнев. Гримаса царизма, в очередной раз уродливо исказила прекрасное и задум-
чивое лицо внезапной рассейской действительности. Грозный государь повелел казнить
талантливых братьев Уаттовых. Спасло их только то, что они внезапно сами умерли за
день до казни. А железную дорогу разгневанный царь повелел строить из дерева.
Но и тут не спасовали талантливые народные мастера во главе с другом Ломоно-
сова Кулибиным. Под его умелым руководством безымянный сибиряк-самоучка Дима
сумел всего за семь лет и три месяца построить железную дорогу из отечественных
пород дерева.
Сейчас эта железная дорога хранится во всемирно известном Костромском кра-
еведческом музее. Увидеть ее можно только раз в месяц в полнолуние под большим
увеличением с помощью восьмисоткратной лупы, тоже выполненной из цельного куска
дерева. Ровно в двенадцать часов ночи маленький паровозик на деревянных колесах на-
чинает весело гудеть, из окошка высовывается вырезанный с поразительным искусством
петушок и громко кукарекает одиннадцать раз вслух и два в уме.

20. Судопроизводство при Иване

Первая железная дорога не помогла, и в Рассее стали стихийно возникать соляные, сахар-
ные и ананасные бунты, которые настолько озаботили Ивана Грозного, что он вынужден
был обратиться ко всем гражданам Рассеи с просьбой убивать всех простых людей, в
том числе и своих сыновей, только в согласии с новым судебным уложением.
Что же это за судебное уложение, с появлением которого в рассейском судопроиз-
водстве произошли поистине революционные преобразования?
Вот, к примеру, один из его пунктов.
Во время суда громко и четко следовало произнести слова: «Встать! Суд идет!»
Те из участников судебного разбирательства, которые еще могли встать, вставали, а тех,
кто уже не мог подняться, считали виновными, вину их окончательно доказанной, а их
родственников и знакомых, даже если они проживали за границей, причастными к пре-
ступлению. Несправедливо оправданные судом граждане должны были внести в казну
громадный штраф за то, что пока ни в чем не виноваты, а их детей ссылали за границу,
где они проходили суровую воинскую службу в дипломатическом корпусе шпионов.
Передовые люди того времени горячо приветствовали появление первых рассейс-
ких законов, и только бывший друг и сподвижник Ивана Васильевича князь Куржский-
Косой бежал за границу и там написал Ивану Грозному письмо-поэму.

21. Царь и поэзия

Поэма, в которой князь-демократ с исключительной смелостью обличал уродливые
родимые пятна самодержавия, состояла из пятидесяти трех восьмидесятипятистиший,
в которых восхвалялись славные деяния великого царя-самодержца и его прислужников-
опричников. Однако остроумный литературный прием превращал велеречивую оду в
утонченное издевательство над прогнившим строем и в грозное обличение самодержа-
вия. Самый конец поэмы-панегирика звучал громом среди ясного неба, перечеркивая
предыдущее славословие убийственной по художественной силе и мысли последней
строкой »Но это все неправда!» Поэма имела поистине огромный государственный ус-
пех. Во время заочного суда над беспринципным эмигрантом князем Куржским-Косым
государь публично выразил свой лютый восторг и восхищение поэмой.
Хотя с детских лет нам известно, что хороших царей не бывает, Иван Грозный
был царем, в общем, неплохим. Зверствовала лишь неутомимая царская цензура, этот
цепной пес самодержавия. Однако, будучи знатоком языкознания, Иван Грозный лично
вмешался в действия царских сатрапов от литературы и искусства. И если литературная
опричнина хотела удалить последнюю строку поэмы, оставив все предыдущие восхвале-
ния, то Иван Васильевич резко воспротивился этому произволу царской администрации,
повелев оставить именно последнюю ключевую строчку. А все предыдущие убрать.
«Но это все неправда!» – и все.
В таком несколько усеченном виде, приветствуемая передовыми кругами рассей-
ских демократов, поэма вышла в свет и там разошлась неслыханным для того времени
тиражом восемнадцать с половиной экземпляров по подписке о невыезде. Куржский-
Косой был вызван так называемым «прелестным письмом» в столицу Рассеи, где царь
Иван Васильевич лично вручил ему медаль «За борьбу с Рассейским самодержавием»
и во время вручения медали неожиданно для себя убил поэта.
Вся Рассея дружно содрогнулась. Коварное убийство было с единодушным возму-
щением воспринято общественностью трех из пятидесяти шести рассейских губерний.
Раздались голоса, требующие отдать царя под суд. Однако следственные органы при-
шли к неожиданному выводу. Поскольку царь всегда собственноручно убивал своих
сыновей, то всех убитых лично Иваном Грозным молодых людей было принято считать
его сыновьями. Получалось, что, убив Куржского-Косого, Иван невольно расписался в
том, что убитый князь-поэт-интеллигент-демократ-орденоносец-предатель — тоже его,
Ивана Грозного, сын.
И не только Куржский-Косой.
Было подсчитано, что на протяжении ста восьмидесяти четырех лет царствования
Иван Грозный принимал личное участие более чем в трехстах войнах, и непосредственно
от его рук пало огромное множество солдат, своих, чужих и неизвестных...
Внезапная догадка горячим озаряющим пламенем обожгла всю мыслящую Рас-
сею. Всколыхнулось общественное мнение, забурлила пресса, (особенно негодовала
газета «Копейка», ангажированная китайскими лжедемократами-провокаторами). Дело
дошло до суда, и после многолетних беспрерывных заседаний, суд официально признал,
что все лично убитые Иваном Грозным представители рассейского и других, как
враждебных, так и братских народов, являются сыновьями великого рассейского
самодержца, и вследствие этого объявил Ивана Васильевича Многочисленного
Грозного ОТЦОМ НАРОДОВ.

22. Вторая смерть Ивана Грозного

Весть о внезапной многодетности так поразила постаревшего рассейского самодержца,
что он скоропостижно застрелился у себя в кабинете. Однако ликующие рассеяне пот-
ребовали, чтобы Иван Васильевич немедленно вышел на балкон и, лично подтвердив
слухи о своей смерти, согласился быть избранным еще на 22, 23 или 74, для ровного
счета, срока.
Но, скончавшийся от отравленной пули Иван, в интересах зарождающейся молодой
рассейской демократии и капиталистического декабризма, не пожелал удовлетворить
справедливое требование народа. И тогда опечаленный народ дружно направился к
избирательным урнам, сжег их дотла и поднял дикий и бессмысленный бунт против
любимого царя, пытаясь свергнуть его за несогласие взойти на престол.
Огнем всенародного рассейского гнева были дотла сожжены все Адамиевски,
многие зарубежные города Европы и Африки, сгорела к чертовой матери вся сибирская
тайга, обуглилась дотла Средне-Рассейская Возвышенность, неугасимым пламенем
была охвачена пробирная палатка Льногосназбезпомрепопрома на территории Кремля
и серьезно пострадало имя дружбы народов в виде университета...
Царские министры и кабинет, в котором застрелился царь, идя навстречу взволно-
ванному народу, вынуждены были объявить смерть и похороны царя Ивана Васильевича
недействительными, а также выплатить исстрадавшемуся народу денежное пособие по
бесцарствию. Поскольку денег в Рассее было мало (в стране внезапно кончилась бумага,
и деньги не на чем было печатать), пособие было выплачено уздечками, портвейном, и
биллиардными киями, а в городах рассейского нечерноземья магнитофонами «Днепр»
и куклами Барби.
Особенно куклами.
С помощью Барби удалось наконец погасить всенародный бунт и примирить воз-
мущенный народ между собой и реальной действительностью.
Конечно не сразу.
Еще семьдесят три года огорченный рассейский народ не расходился из-под бал-
кона государева дворца (все другие дома были сожжены), и скончавшийся государь был
вынужден процарствовать еще семьдесят три года и четыре месяца восемнадцать дней
(для ровного счета).
Особо следует сказать о чиновничьей бюрократии. Поскольку бумаги, подтверж-
давшие государеву смерть, так и не были составлены (без подписи государя они все
равно были бы недействительны), Ивана Грозного объявили пропавшим без вести. И
это понятно. Рассеяне усомнились в том, что, не убив своего последнего сына, а лишь
легко ранив его, царь мог покончить счеты с его и своей жизнью.
А что же наука? Современная Всерассейская Экспертиза получила неопровержи-
мые доказательства того, что в царской гробнице находятся останки какого-то юноши с
проломленным черепом женского пола и двумя пулевыми ранениями в ногу.
Это было просто смешно. Ведь даже нам с вами, дети, понятно, что оставаться
до наших дней юношей, тем более в гробнице с дважды простреленной ногой, никакой
царь, а тем более Иван Грозный, не мог, а, следовательно, там случайно захоронен кто-
то другой. Поэтому современная наука исторически достоверным признает положение,
по которому великий рассейский царь пропал без вести, а безутешный рассейский
народ был повышен в звании и с тех пор стал называться человечеством. Этого звания
за всю историю Рассеи не был удостоен ни один иностранный народ, в особенности,
австралопитеки.
В течение многих лет после внезапной пропажи без вести Ивана Грозного опеча-
ленные рассеяне не хотели уходить из-под государева балкона. К ним на балкон время
от времени выходили знакомые, малознакомые, иностранные и просто находящиеся в
международном розыске бояре, которые на непродолжительное время становились и. о.
Ивана Всея Рассеи Грозного без портфеля. Он (и. о. царя, разумеется, а не портфель) тут
же, искренне блюдя интересы человечества, объявлял мировую отечественную войну
за освобождение порабощенных народов и победу над ними всех стран соединяйтесь.
Но это бывало редко. Ни разу. Последняя такая война продолжалась около ста лет и
доказала, что, не считая, конечно, китайцев, немецкая нация – самая плохая из всех
существующих, а также евреи.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

Вопросы:

Сколько сыновей было у Ивана Грозного Многочисленного сначала и потом?

Какой национальности был Иван Грозный и почему?

Была ли Рассейско-индейская великая отечественная война, и если нет, то когда?

Что такое рассейская история и чем она отличается от физкультуры, пения и ри-
сования?

Что лучше, Рассея или Испания, и почему Испания хуже?

Задания:

Придумайте сами какую-нибудь историю.

Не поступайте со своими сыновьями так, как Иван Грозный.

Попробуйте сами покорить Сибирь Ермаком.

Подчеркните правильное определение: Иван Грозный был царь глупый, способ-
ный, выдающийся, грозный, веселый, народный, остроумный, общительный, молодой,
старый, лысый, кудрявый, нервный, старательный, дисциплинированный, рассейский,
любил маму...





                РАЗДЕЛ ВТОРОЙ
               
                ВВЕДЕНИЕ

После пропажи без вести Ивана Грозного в Рассее около трехсот лет царил смутный
военный совет почетных бояр, исполняющий обязанности царя без портфеля, а также
страшный упадок. Страна который год недоедала и недовыпивала, Царскосельско-хозяйс-
твенная академия имени последнего сына Ивана Грозного в полном составе изменила
родине, за что была осуждена, расстреляна и полностью реабилитирована за отсутс-
твием состава квалифицированных агрономов, животноводов и их преступления. Под
угрозой полного уничтожения оказалась прекрасная национальная традиция ежегодного
неурожая репольна.
Льнолюбивые и достаточно образованные для своего времени рассеяне внезап-
но поняли: более суток они без царя не протянут. И сутки были уже на исходе, когда
жизнь великой страны внезапно омрачилась радостным для всех закадычных рассеян
событием.
Нашелся Иван Грозный!
Народ сразу признал любимого государя в резвом малютке, который, убежав от
любимой няни, прибыл в Москву, прижимая к груди большой портфель со списками сы-
новей. По этому портфелю, который даже в самое тяжелое время суток (обычно утром)
всегда носил с собой на работу Иван Грозный, его и признали граждане исстрадавшейся
обезлёненной Рассеи.
Вскоре, конечно, стало ясно, что новый Иван Грозный всего лишь самозванец с
портфелем. Но, стране нужен был урожай льна, новая победоносная война, стабиль-
ность и репа. И хотя ничего этого маленький самозванец с собой не принес, с ним был
портфель. «Был бы портфель, а скипетр с державой к нему всегда найдется», – мудро
заметил однажды утром с головной и душевной болью Ломоносов. И рассеяне решили
довериться шустрому малышу с портфелем в руках.
Так в Рассее началась эпоха Самозванцев.

                ГЛАВА 1

1. Возникновение Самозванца

Утверждения о том, что родиной царевича является Эфиопия или Месопотамия, современная
историческая наука решительно отвергает как преждевременные. Особенно Месопотамия.
Любой здравомыслящий рассеянин понимает, что Двуречье не могло быть родиной одного
человека, который, даже единственной своей родной речью владел только со словарем.
Будущий маленький царевич родился, конечно же, в Москве, ну, максимум, в корчме
на литовской границе, а настоящими родителями этого, так называемого, Дмитрия были
Иван Грозный и патриарх Костромской губернии филарет Никон (в те далекие времена
все филареты были Никонами). В память об отце, почетным сыном которого объявили
маленького царевича, его сразу же назвали Иваном Васильевичем.
Качество нового рассейского царя было поначалу довольно невысоким: ребенок
был очень маленьким и слабым, совсем без бороды, а без бороды, как известно, рассей-
ский царь не мог считаться настоящим.
Тем не менее, тысячи рассеян, нарядившись сыновьями Ивана Грозного, со сле-
зами умиления двинулись к колыбели будущего государя (маленький царевич все время
проводил в портфеле, переоборудованном под колыбель), крича венценосному ребенку:
«Убей нас, отец!«
Убивать их, конечно, никто не стал. С какой стати кто-то с портфелем станет
убивать кого бы то ни было без портфеля. Если бы каждого, кто пожелает с портфелем,
в Рассее без портфеля убивали, население страны без портфеля давно бы уже начало с
портфелем сокращаться, а не беспрецедентно без портфеля расти...
Впрочем, списки добровольцев тогда же были составлены, опубликованы в цент-
ральной микрорайонной газете «Копейка» и впоследствии очень пригодились.
Шли годы. Лишенный отцовской любви и ласки, предоставленный самому себе
ребенок из портфеля, стал отчаянно грубить старшим, драться и называть себя почему-то
Самозванцем. Узнав об этом, острые на язык рассеяне тут же прозвали его Дмитрием.
Иван Васильевич Дмитрий Самозванец рос не по годам задумчивым, но довольно
лживым ребенком. Борис Годунов, его ближайший друг и соратник по играм в ножички
(любимая царская игра всех времен и рассейских народов), в своих посмертно сожжен-
ных мемуарах метко прозвал юного царевича «Лжедмитрием по партии».
Страдающий куриной слепотой и падучей болезнью, маленький царевич играл в
ножички еще не так хорошо, как того требовала отечественная история. Однако в пе-
рерывах между припадками он уже сносно читал, великолепно писал, особенно стихи
и программы партии.
По свидетельствам современников он почти самостоятельно сочинил знаменитое
«Слово о Степане Разине и Царевне-Лебедь« в обратном переводе с эфиопского (отсюда
нелепые сплетни о его исторической родине), сравнительно быстро разобрался в своем
духовном наставнике и главе всея церкви филарете Никоне, а также в Борисе Годунове
как зеркале рассейского самозванства.

2. Поведение И. В. Лжедмитрия

Во время падучих приступов царевича особенно волновал национальный вопрос
и, в связи с его нерешенностью, полная беспомощность рассеян перед лицом лжеученых
Ближнего и Дальнего Востоков, искажающих красоту отечественной действительности
через озоновую дыру (окна в Европу тогда еще не было).
Маленький Самозванец плакал по ночам, подолгу молился, вскакивая с царской
постельки, годами ничего не ел, не выполнял уроков, заданных на дом филаретом Нико-
ном, и громко кашлял, находя забвение и пищу для своего богатого ума и воображения
в разгульных пирах со сверстниками и в дворцовом тире. Ну, и конечно, беспрерывно
играл в ножички.
Однажды, играя в ножички и упав, маленькому царевичу явилось видение. Ок-
руженный сиянием смуглый и кудрявый ангел, вероятно, еврейского происхождения,
(сокр. евангел) — объявил маленькому Самозванцу свое евангелие о необходимости
правильно организовать налоговую политику. Этот сияющий ангел так прямо и сказал
царевичу: «Введи подушный налог на национальность«.
Евангел был прав. Рассеяне и сами понимали, так дальше жить нельзя. С нацио-
нальным вопросом нужно было срочно что-то решать, хотя неизвестно что именно.
Под звон колоколов на большое новгородское вече в Москве был немедленно со-
зван филарет Никон. Был также приглашен Борис Годунов, и самозванно явились еще
трое близких друзей Лжедмитрия по игре в ножички (их до сих пор не могут найти, хотя
всерассейский розыск на них был объявлен задолго до упомянутого вече).
На вече был зачитан царский указ, которым был упразднен налог на неурожай
льна, отменено тройное налогообложение за чтение при дневном и вечернем освещении
литературы на китайском языке без словаря и со словарем, а также произведен празд-
ничный салют двадцатью артиллерийскими залпами.
Под звуки государственного гимна Восточной Пруссии (ныне гимн Калининграда,
слова С. Михалкова) был введен налог на национальность. Во избежание злоупотреб-
лений, налог решено было взимать не только за свою, но и за национальность соседа,
сослуживца или просто знакомого независимо от пола, за исключением филаретов Ни-
конов, Борисов Годуновых и Дмитриев Самозванцев.

3. Языковая реформа

Конечно, оголтелый китаизм, тяжелым идеологическим туманом наползающий с обоих
Востоков, а также мусульманство, порнография и менделизм обнаглевшей лысенковщи-
ны, отбросивший генетику далеко в сторону Магадана и Норильска в количестве десятков
миллионов рассеян, создавали резко отрицательный фон для горячего налогового патри-
отизма населения Рассеи, включая удмуртов, бурятов, ногайцев и татаро-монгольских
игов (см. памятник Дмитрию Донскому им. Владимира Красно Солнышко).
Однако рассеяне сразу признали своевременным и уместным евангельское уведом-
ление, предъявленное царевичу. А Иван-царевич в честь евангела решил переименоваться
в Еван-царевича. Букву И он вообще повелел удалить из рассейского алфавита, запретив
ее употреблять устно и письменно даже во сне. В стране началась бессонница, все тяго-
ты которой отразились в названии города Херсон. Вместо запрещенного И юный Еван
приказал ввести в рассейский алфавит еще одну букву Е, а затем, окрыленный удачей
языковой реформы, вообще удалил из рассейской азбуки все остальные буквы, оставив
в ней лишь три самые лучшие, а именно два Е и твердый знак.
Культурный облик государства преобразился. Грамматика упростилась, писать и
читать стало неизмеримо проще, страну охватила поголовная грамотность. Началась
лучшая литература человечества. Сразу появилось множество писателей, поэтов и чте-
цов-декламаторов, но при этом никто не хотел сеять и убирать лен, коноплю и брюкву,
не говоря уже о легком машиностроении.
Еван-царевич спохватился. Он снова призвал евангела, и тот указал молодому
реформатору на причины экономического упадка валового продукта.
Во всем виноватой оказалась пресловутая буква Е.
Евангел заметил царевичу, что для народа и льнопромышленности его конопли
человек с именем Еван есть совершеннейший инфант террибль и нонсенс.

4. Отмена реформы

Царевич понял, с народом нужно считаться. Отступления от языковых принци-
пов иванизма широких народных масс и их алфавита в сторону еванизма грозит стране
потерями валового продукта на душу населения.
Вывод напрашивался сам собой. Или увеличить валовой продукт или сократить
душу населения. Еван-царевич горячо взялся за дело. Поэты были частично выдворены
из страны, частично расстреляны. Чтецов-декламаторов заставили признать свои ошибки
и отправили в глубинку налаживать производство весел. Больше повезло писателям. Их
поместили в дома престарелых и умалишенных инвалидов, где в знак отмены языковой
реформы и удавили, предварительно назначив хорошие пенсии с учетом изменения
денежного курса японской йены посмертно.
Все упраздненные буквы Еван-царевич вернул в алфавит, и стал опять именоваться
Иваном Грозным. Государству и народу было возвращено его доброе имя, и наконец все
буквы закона восторжествовали.
Народ, конечно же, заметил, что реформа вызвана подозрительным доверием Ивана
к евангелу. Евангела хотели вызвать и допросить, но не дозвонились, все время было
занято. Неосторожную связь Ивана с евангелом и их совместную попытку еванизации
Рассеи народ на первый раз Ивану простил, но крепко намотал себе на ус.

5. Рассейская Украина

Как известно, рассеяне всегда гордились своим народом и пользовались его от-
ветной любовью.
Как они ею пользовались в те далекие времена, никто не знал, поскольку эта лю-
бовь хранилась в папке с грифом «особо секретно«.
Конечно, маленький Иван Грозный и его друзья постоянно широко открывали
глаза всему народу Рассеи, и, хотя в момент открытий резко падал национальный доход
и валовой продукт, однако тут же резко поднималось национальное самосознание и
начинался горячий патриотизм.
Именно в такие времена Рассея получила собственный герб с пятиглавым орлом
(три из них в позже были при неясных обстоятельствах утеряны), знамя с изображени-
ем весла, государственную границу с Украиной, урожай картофельной репы и первую
международную литературную премию за написание «Слова о полку Иго (реве та й
стогне Днипр широ)«, Кий же, Щек, Хорив и их внебрачная сестра Лыбедь, еще раз
основавшие Киев, получили звание «Заслуженный градостроитель Украины земли Рас-
сейской», поскольку в Киеве на высокой горе, неподалеку от ее Исторического музея
нашли камень, на котором было написано, что «отсюда есть пошла себя быть еси земля
рассейская», и к бескрайним днепровским просторам с тех пор стремятся все редкие
перелетные птицы, но не могут долететь до середины Днепра, поскольку они по древней
рассейской традиции преодолевают реки не поперек, а вдоль русла.
Ну и, конечно, о Н. В. Гоголе.

6. Н. В. Гоголь

Обо всем этом с необычайной для себя силой написал интернациональный писатель и
мыслитель Украины некий Н. В. Яновский (девичья фамилия будущего великого рас-
сейского писателя-реалиста Гоголя). Что же касается редких птиц до середины Днепра,
а также их национальности, то все ответы на этот вопрос неоднократно ставились в
братских прессах Украины и России. Сейчас соответствующие документы изучаются
компетентными органами по вопросам национальности Гоголя, а связанные с ней от-
зывы и пожелания принимаются по адресу п/я Москва товарная, а также бандероли,
гуманитарная помощь и детские рисунки в помощь памяти голодающих Поволжья и
Приднепровья.
Однако не подлежит сомнению, что, будучи гениальным писателем-демократом
Яновским, Гоголь не хуже маленького царевича, разбирался в национальном вопросе
(см. описанную с неподражаемым юмором сцену утопления евреев из «Тараса Бульбы«).
Пример Гоголя с нечеловеческой силой доказывает, что история есть наука, основанная
на силе убежденности и обороноспособности страны и ее границ, а особенно Киев,
являющийся матерью мужского рода городов русских, поскольку всем хорошо извес-
тно, что украинский народ является разновидностью рассейского народа со столицей
Украины и наоборот.

7. Лжедмитризм и национальности

Долгие годы национальность в Рассее определялась по количеству собранного льна и
жома на душу населения, по цвету волос, количеству денег, профессии, состоянию здо-
ровья, занимаемой жилплощади, умению цыкать зубом, наличию полушарий (мозга) и
по одному из детей или внуков соседа.
Так, например, по национальности камер-юнкера и гордости мировой литературы
А. С. Пушкина, являющегося рассеянином, его чернокожий прадед Абрам был записан
в паспорте тоже рассеянином, а такая же литературная гордость Рассеи Михал Юрьевич
Лермонов был попросту убит на дуэли.
В то смутное, но интересное время во многих городах необъятной Рассеи, прожи-
вало огромное количество так называемых русских.
Мы уже говорили, что слово это пустили в широкий обиход украинские слепцы-бан-
дуристы, распевавшие на широких просторах их малорассейского родного Прибахчисарайя
(Крым со столицей Севастополь в древности так и назывался Украина) свои печальные песни.
«Севастополь, Севастополь, слава русских моряков» пели они со слезами на слепых глазах,
тем самым подчеркивая, что Россия когда-то была Крымом, а Украина Севастополем.
Но не только моряки.
Русскими о ту пору в Рассее работали всевозможные казахи, греки, петропавлов-
чане-на-Амуре, архангелогородцы, эфиопы и немцы на сумму сто пятьдесят миллионов
гульденов ассигнациями ежемесячно.
На этом фоне, когда так хорошо все складывалось, и редкая птица могла долететь
до середины Днепра, особенно при чудной погоде, Рассея неизменно признавалась самым
веротерпимым и искренним в мире государством, в котором рассеянами считались все
ее жители, кроме евреев и зеленых обезьян.
Это был гордый и независимый народ-труженик, народ-трезвенник, очень бого-
мольный и честный.
Можно было оставить на вокзале чемодан без присмотра, и он (чемодан, разуме-
ется, а не народ-трезвенник) мог пролежать там нетронутым несколько десятилетий,
пока кто-нибудь бдительно не сообщал о нем куда следует.
Конечно, такое случалось не только с чемоданами, но и с людьми, и поэтому
внуки или даже правнуки могли всегда найти своих потерянных предков едва живыми
или в местах захоронений. Этому способствовал климат далекого Заполярья, где вечная
рассейская мерзлота помогала сохранению прошлого в той степи глухой, где замерзал
ямщик, а также в национальном и политическом аспектах.
Таким образом, маленький смышленый Иван Грозный и его вера в евангела помогли оте-
чественной культуре поднять на дыбы в смысле национальности население всей Рассеи, этого
гиганта репы, льнодобычи, любомыслия, любомудрия и веротерпимости, масштабы которого
и сегодня с трудом осмыслит, покорит и долетит до середины Днепра редкая сволочь.

8. Всенародный подъем

После введения налога на национальность почти все население Рассеи вымерло и поэто-
му смертность в стране резко сократилась. Соответственно жизненность в процентном
отношении возросла в несколько тысяч раз. Жить стало намного веселей.
В обществе на небывалую высоту поднялась роль церкви, спорта и музейного дела.
Появились мемориальные доски на домах, где жили, правили государством и пропали
без вести не только сам Иван Грозный, но и безвременно казненные поэты, ученые-
академики, композиторы, балетмейстеры, режиссеры и их жены всех национальностей.
Иссякшая, было, государственная казна значительно пополнилась пенькой, дегтем,
медом, а также живой силой и техникой. Дети наконец-то смогли пойти в школу, ибо
резко снизилась смертность поголовья скота, и к величайшей радости всех рассеян был
построен мост до середины Днепра.
Национальные и эмоциональные меньшинства получили возможность выезжать за
границу и почти всегда возвращаться назад. Империя изменилась в лице своего народа,
как зеркало рассейской эволюции и образец для международного подражания.
Большую роль в этом процессе история отвела Борису Годунову и мальчики кро-
вавые (в глазах).

9. Дружба Б. Годунова с царевичем

Радиоуглеродный анализ показал, что до знакомства с царевичем Дмитрием Борис Го-
дунов был артистом рассейского государственного цирка. В его обширном репертуаре
был смертельный номер, вызывавший восхищение всей просвещенной Европы и части
Азии вплоть до издания отдельной книгой, а именно. Выходя на манеж не менее трех
раз в год, Борис Годунов ровным и спокойным голосом считал от одного до трехсот
восьмидесяти пяти, причем, ни разу не сбиваясь и почти не задумываясь.
«Я так считаю. Это мое кредо», – всегда смело и честно говорил Борис.
В дальнейшем он довел свое кредо почти до трехсот восьмидесяти шести с поло-
виной, и, несомненно, добился бы большего, если бы не внезапная дружба с Дмитрием,
посетившим в один из выходных дней передвижной цирк-шапито.
Восхищенный мужеством и отвагой Бориса, маленький Самозванец, имел с ним
дружескую продолжительную беседу в Большом Государевом Тереме, который занимал
южный угол в келье у монаха-подвижника Эммануила Свияжского (в миру Василий
Резвое Ухо) на территории Киево-Печерской лавры, на которых заслуженно почивал
уже ставший знаменитым Борис Годунов и которые потом долго не давали спокойно
спать завистливому царевичу. В келейной беседе был затронут ряд вопросов рассейской
государственности и права, в результате чего Борис Годунов произвел на юного не по
годам царевича невменяемое впечатление.
Борис посчитал до трех, и они немедленно приступили к реформированию всех
сторон жизни рассейской действительности, которая настоятельно требовала войны с
польской шляхтой и бессмертного подвига Ивана Сусанина, этого простого вологодского
крестьянина-путешественника из Костромы, гостившего во время реформ в Угличе.
Однако, как только началась война, Дмитрий тяжело запил и убежал играть в но-
жички далеко на Север. Это известие всколыхнуло страну во главе с Борисом Годуновым.
Весь народ тут же поднялся с насиженных мест и по традиции устремился в Москву.

10. Народный поход в Москву

Хотя пропускная способность знаменитых на весь мир рассейских дорог была всегда
очень велика, на дорогах, ведущих в Москву, возникали огромные пробки из патрио-
тически настроенных крестьян и шедших им в этот момент навстречу (отсюда пробки)
передовых рабочих, включая интеллигенцию и, конечно же, дураков.
Миллионы рассеян-ходоков, большими семьями с малолетними детьми, семей-
ным добром, груженным на волокуши или просто на спину друг другу, выстраиваясь
в многокилометровые очереди, отмечаясь по ночам, жгя костры и спя зимой под от-
крытым небом, с грустными песнями, неся огромные потери в живой силе и технике,
неудержимо влеклись в столицу человечества. Многие из ходоков умирали в дороге,
но, несмотря на смерть, шли и шли вперед, в Москву, одни для того, чтобы помочь
отечеству своим присутствием, другие – просто так, по зову сердца. Иные по трид-
цать-сорок лет добирались до великого города по трудным дорогам пыль да туман до
середины Днепра.

11. Великий старец

Дольше всех добирался до белокаменной столицы один глубокий старик, имя ко-
торого осталось неизвестным, поскольку до Москвы он так и не дошел. Его видели еще
ребенком в Северной Македонии, потом уже молодым человеком в Бобруйске с женой
и двумя детьми по имени Настя.
Похоронили его под именем старца Филарета Никоновича, одинокого, всеми за-
бытого и поэтому причисленного за свой подвиг к лику святых.

12. Новое назначение Б. Годунова

С огромными усилиями преодолев невзгоды и трудности пути, все рассейское сво-
бодомыслящее крестьянство собралось у стен Кремля, чтобы объявить Лжедмитрия
Самозванца, не справившегося с ролью Ивана Грозного, персоной нон грата (что-то
вроде лауреата всерассейской государственной премии), а Бориса Годунова признать
новым Лжедмитрием Самозванцем другом и даже сыном пропавшего без вести Ивана
Васильевича Многочисленного Грозного. Однако образованный и уже полысевший для
своего времени Борис напомнил своим горячим сторонникам, что живых сыновей у
Ивана Грозного быть не может.
Тогда рассеяне решили признать Бориса Годунова не сыном, а самим Иваном
Грозным и почетным отцом Самозванца, но не сразу, а под предводительством Ивана
Болотникова. На это Борис согласился. Еще раз взглянув на знаменитую картину Репина
(см.), выполненную с невероятным мастерством и чувством цвета за большие деньги,
он тут же вынужден был принять решение о собственноручном убийстве маленького
Дмитрия Самозванца, сбежавшего на Север.

13. Смерть Лжедмитрия

Однако пагубное пристрастие маленького царевича-самозванца к игре в ножички на
деньги расстроило планы Бориса. К тому времени обосновавшийся на Кольском полу-
острове Самозванец, уже проиграл в эту азартную игру два мешка картошки, Бориса
Годунова, свою погибшую от удара молнии любимую няню, покойную бабушку А. А.
Шлеймгольц, маму (она в те дни все равно болела менингитом), знаменитую Третья-
ковскую галерею, весь военный флот Швеции, Вандомскую колонну, саблю Степана
Разина, Москву, Киев, семь рублей личных денег, а также золотые антикварные часы с
надписью «Дорогому вечному другу Дм. Самозванцу от Б. Г. в день смерти».
Коварно обманув отцовский инстинкт Ивана Грозного в лице Бориса Годунова,
а также надежды и чаяния исстрадавшегося по пути в Москву многонационального
народа Рассеи, маленький царевич, как ни в чем не бывало, покончил с собой в Угличе
в ножички во дворе.
Смерть венценосного малютки на этот раз не прошла незамеченной, поскольку
был найден нож, которым юный цареубийца нанес себе страшную смертельную рану*.
У так и не найденного царевича обнаружились также легкие ранения, почему-то не
зафиксированные органами расследования, хотя, например, любимая няня маленького
Дмитрия-самозванца, была рассечена надвое сильнейшим разрядом молнии еще за три
года до гибели царевича и похоронена с воинскими почестями в Троице-Сергиевской и
Киево-Печерской лаврах. Дядька маленького государя был также пострижен в монахи, но
Борис Годунов его помиловал, подвесив за ребро напротив Киево-Печерской лавры как
раз над серединой Днепра. Как остроумно-иносказательно заметил впоследствии автор
«Страшной мести« Н. В. Гоголь, до середины Днепра долетит только редкая птица.
Молодец. Хорошо сказал.

14. Первый подвиг Ивана Сусанина

Постепенно тело убитого царевича все же было найдено, хотя и частично, и поэтому
маленького наследника престола хотели по благородной отечественной традиции объ-
явить пропавшим без вести.
______________________
* По некоторым сведениям их было две: одна в глаз, другая в спину, а третья — просто
пощечина.


Но окровавленное дитя увидел случайно проходивший по царскому двору тогда
еще молодой ветеринар Иван из села Сусанино. Ветеринар созвал народ и объявил
Бориса Годунова скотиной. И даже отчасти убийцей. Дето. Начался скандал. Однако
Борис Годунов не испугался беспочвенного обвинения простого рассейского ветерина-
ра-самоучки.
С помощью подставных свидетелей из боярских прихвостней он сумел при под-
держке суда и прокурора всея Рассеи убедить Ивана Сусанина, все прогрессивное чело-
вечество, и даже самого погибшего маленького царевича в том, что малютка покончил
жизнь самоубийством.
Выездная сессия московского суда после траурных торжеств судила покойного ца-
ревича, признала его виновным в собственной смерти и, следовательно, цареубийцей.
Маленький супостат был осужден и приговорен к смертной казни через заклание
ножичком, которая заблаговременно и была совершена им самим в Угличе за два меся-
ца до суда и следствия. В дальнейшем опыт рассейского суда, выносящего смертный
приговор через несколько месяцев после приведения его в исполнение, был изучен
всей просвещенной Европой в лице Французской революции, откуда и возник лозунг
о свободе, равенстве и братстве рассейских крестьян, государя императора и судебно-
исполнительной власти за исключением гильотины и песен Беранже.
Так смерть Лжедмитрия вписалась в законные самодержавно-юридические нормы,
а Иван Сусанин стал первым рассейским ветеринаром, подавшим в суд на царя.

15. Рассейско-польская война

На фоне всеобщей смуты рассейско-польский кризис стал приобретать небывалые
масштабы. Историческая подоплека этого конфликта была довольно необычной. К
тому времени было хорошо известно, что сама Рассея никогда не воевала. Она всегда
воевала с кем-то (исключением были знаменитые семьдесят пять гражданских войн в
январе 1601 г., стоившие Рассее жизни пяти шестых всего населения земного шара и
трехлетнего урожая льна).
Из многих стран, годами добивавшихся чести повоевать с Рассеей, Польша вышла
на первое место.
Дело в том, что один за другим польские короли, особенно Сигизмунды, призна-
вали всех сыновей, а иногда и дочерей Ивана Грозного живыми, объясняя это своей
лицемерной верой в природную доброту и честность рассейского царя, а в коварные
наветы о сыноубийствах братского рассейского государя не верили, сколько их ни
пытали.
Из-за польского упрямства мнимые живые дети Ивана Грозного время от времени
возмущали спокойствие Рассеи своими идиотскими притязаниями на рассейский престол.
Это вызывало естественное негодование, но чаще горячее сочувствие многонациональ-
ного и веротерпимого народа, проживавшего в Рассее голодной зимой 1601 года.

16. Смерть Бориса Годунова

В Рассее все цари умирали внезапно. Никто из них предварительно не болел, отчасти
для экономии времени, отчасти по причине отменного здоровья как нации в целом, так
и ее лучших представителей.
Шел первый год 17 столетия. Не оставив никакого завещания и даже не простив-
шись, умер Борис Годунов, исполнявший обязанности царя. Поговаривали, что его до
смерти замучила совесть, ибо осужденный народом Рассеи за то, что маленький Само-
званец Дмитрий был убит им не собственноручно, как учил и завещал Иван Грозный,
а скончался путем самоубийства, Борис очень страдал. И умер от угрызений совести.
Такое бывает.
Не удовлетворенные его смертью, некоторые закоренелые патриоты-рассеяне
требовали посмертного отречения Бориса Годунова от престола. Другая часть насе-
ления, более прогрессивная, даже после смерти поддерживала Бориса в его борьбе за
просвещение и демократию. Однако народ Рассеи был в то время чем-то очень занят и
к борьбе не готов. И, не успев (или не пожелав) убить не только своего сына Федора, но
и дочь Ксению, Борис все-таки умер.
Этот по-своему выдающийся рассейский и. о. царя оставил после себя неплохую
память, совершенно разоренное сельское хозяйство, записи своих снов за последние
десять лет, отреставрированную картину «Иван Грозный убивает сына Репина«, раз-
грабленную иноверцами казну и наследника Федора, которого недовольные смертью
Бориса рассеяне тут же убили. А заодно и его сестру Машу. Или Ксению. Или Каролину-
Августу-Анжелику Борисовну...
Впрочем, это не так существенно, ибо истории важны не имена, а факты.
После смерти Бориса народ наконец-то вздохнул свободно и расправил могучие
богатырские плечи. Рассея словно пробудилась ото сна. Заколосился лен, и взошла репа
нового небывалого урожая конопли.

17. Война с поляками

Конечно же, в эти смутные дни особенно завидовала Рассее Польша, поскольку Китай
был занят уничтожением муравьев и охотой на далай-ламу («Далай, Джим, на счастье
ламу мне» — писал в те годы Лю Шао Цзедун).
Когда очередной, не до конца убитый, а только раненый в ногу сын Ивана Грозного
объявил себя наследником величайшего из царей всех времен и народов, поляки решили
воспользоваться случаем. Они признали в хромоногом одноглазом юноше маленького
царевича, подтвердив наличие у него на груди и на спине шрамов от ударов ножа, кото-
рые сами же и нанесли честному и наивному молодому человеку.
За часть Москвы, Киева и будущего Петербурга, а также за три больших мешка
золота и картину Репина «Иван Грозный убивает сына«, они обещали помочь хромоно-
гому Лжесамозванцу взойти на престол.
Вступив в союз с королем Польши Сигизмундом, тоже считавшим себя сыном
Ивана Грозного и братом Лжедмитрия (все люди братья), лжехромоногий лжецаревич
двинулся на Москву.
По дороге к нему примкнули лжекрестьяне под лжепредводительством Ивана Бо-
лотникова, лжеукраинское казачество, состоявшее из лжебеглых рассейских крестьян, а
также выпущенные из тюрем и острогов лжеписатели, лжехудожники, лжекомпозиторы
и балетмейстерыфольклористы лжеантинародного толка.
Поздравительное письмо царевичу-инвалиду прислал папа римский, признавший
Рассею греко-католической республикой на правах иезуитского монастыря кармели-
ток.
Феодальная верхушка рассейского народа не смогла противостоять ужасам поль-
ского нашествия. Москва была взята обнаглевшим Лжесамозванцем приступом, но не
падучей болезни, как это было принято у настоящих царей, а грубой силы. Именно
грубая сила и иностранный акцент выдали истинные намерения польских захватчиков.
Народ понял, что с ними и с предателями-боярами ему не по пути. Так революцию не
делают!
Начался народный протест. Народ должен был возглавить себя новым царем, ко-
торый смог бы подготовить Рассею к великой революции.
Потомки Ивана Грозного иссякли, и по воле народа наступило чрезвычайное по-
ложение во главе с Мининым-Пожарским.

18. Победа над польским игом

Минин-Пожарский немедленно назначил перепись населения, чтобы выявить, кто прав,
а кто виноват в случившемся, хотя рассеянам и так было хорошо известно, что всегда
во всем виноваты внезапно умирающие цари, а не народ. Своевременная перепись на-
селения, должна была только уточнить, сколько и в котором часу.
Перепись населения, длилась сорок лет, поскольку для верности проводилась семь
раз подряд. «Семь раз отмерь, а один раз отрежь», — остроумно заметил когда-то Иван
Грозный, правда, совсем по другому поводу. Народ полюбил эту мудрую пословицу ос-
трого не только на язык царя и часто применял ее и на деле и просто так, когда никаких
особых дел не было, то есть по праздникам и выходным дням.
Успешно проведя перепись населения, Минин-Пожарский окончательно понял, как
велик рассейский народ, и догадался, что ему как временно исполняющему должность
царя рано или поздно придется отвечать по всей строгости рассейских правил уличных
движений за всё. И за пропавших без вести Иванов Грозных, и за Лжесамозванцев, и
за Сигизмундов, и за внезапную смерть Бориса Годунова, и за другие неожиданные
исторические ошибки.
Именно поэтому дальновидный Минин-Пожарский сначала поставил себе памятник
на Красной площади, а затем, собрав на личные деньги всего рассейского народа огромное
ополчение, двинулся на Москву, чтобы выбрать царя для ответственности за Рассею.
По дороге он победил излишне вольнолюбивых украинских казаков, сломил
сопротивление предателей-бояр и подавил неуместное в данной исторической обста-
новке крестьянское восстание Степана Разина против Ивана Болотникова. Помирив
греко-католическую церковь между собой и поблагодарив поляков за все объективно
сделанное для рассейской науки и государственности, ополченцы Минина-Пожарского
разгромили Китай-город с засевшими там китайцами, которых еще во время второй из
семи переписей населения вырезали поголовно к чертовой матери (как иногда в шутку
говорила о себе мама И. Грозного А. А. Шлеймгольц).
После переписи русского народа пути Минина-Пожарского разделились, и каждый
из них пошел своей дорогой. Минин на пенсию, а Пожарский погиб при взятии Орешка.
Никогда не терявшиеся в трудных обстоятельствах рассеяне тут же избрали нового царя
Кирилла Романовича Всеволода Финиста Ясного Сокола Большое Гнездо, которого для
краткости назвали Домом Романовых.
Этот Федор был тихим, помешанным на коллекционировании бабочек холостяком
и убежденным антимонархистом. Но воля народа сделала свое дело. Скрывающемуся
от трона будущему царю был предъявлен ультиматум — «народ или бабочки«. Царь,
конечно, согласился.
Тогда недобитые враги Рассеи, вконец озверевшие поляки, заменили уже убитого
к чертовой матери (недавно выяснилось, что А. А. Шлеймгольц умерла еще задолго до
этого выражения) Лжесамозванца на свежего, еще живого, и ринулись в новую атаку на
миролюбивых рассеян в лице их очередного царя*.

19. Второй подвиг Ивана Сусанина

После своего первого подвига Иван Сусанин тяжело и долго болел (тиф, коклюш,
операция на желчном и мочевом пузырях, постоянные мигрени, а также психическая
подагра и невралгия левого глаза при совершенно стеклянном правом — вот беглый
перечень болезней урожденного ветеринара-туберкулезника...), но внимательно следил
за событиями в Рассее, а Рассея по выпускаемым медицинским бюллетеням — за его
здоровьем.
Когда на царство общим голосованием был выдвинут Дом Романовых с Федором
во главе, Иван Сусанин понял, его час настал.
Взяв котомку с продуктами на три года и простой деревенский посох, подаренный
ему когда-то Борисом Годуновым в знак примирения Западной Турции с китайскими
поэтами-танкистами Бо-Цзю и Лю-Шао-Ци, Иван Сусанин, ничего не сказав родным,
близким и соседям, скромно ушел из родной усадьбы.
_____________________
* Именно в этом месте Истории я, почувствовав первые признаки беспричинного раздражения,
стал воспринимать всерассейскую историю как свое глубоко личное дело, хранящееся ныне
в Киевской Службе Всесоюзной Безопасности Украины от России, папка N9876543/21бис с
грифом «Совершенно секретно, хранить вечно», а также с надписями «Разрешаю. И.Сталин»,
«Запрещаю. Н.Хрущев» и «Интересный Вы человек. И. Грозный».



Долго ходить ему не пришлось. За околицей Костромы отважному крестьянину
встретились озверевшие поляки, шлявшиеся по дорогам Рассеи. Эта польская шляхта
искала нового царя, чтобы увезти его в Польшу и, как всегда, сделать там Самозванцем,
а если удастся, то Сигизмундом и польским императором всея Рассеи.
Увидев Ивана Сусанина, озверевшая шляхта крикнула старику, чтобы тот
а) предъявил документы,
б) шел к чертовой матери (оскорбление),
в) представил и рекомендовал их новому государю.
Сусанин не отвечал, а лишь неторопливо ускорил шаг. Озверевшие поляки броси-
лись за ним. Но не так-то просто было угнаться за бывшим, хотя и больным ветеринаром.
Все дальше уходил от Костромы Иван Сусанин, все быстрее и легче был его выдающийся
патриотический шаг.
Ничего не подозревавшая польская шляхта едва поспевали за молчаливым ста-
риком. Три месяца шли они, питаясь кореньями. Наконец Сусанин завел озверевших
поляков в дремучий лес, в непроходимую чащу, откуда до ближайшего жилья могла
долететь редкая птица. Тут он остановился и молча сказал: «Я завел вас в лес».
Поляки знали, что рассеяне никогда и никому не врут, даже во время войны и ре-
волюции. Поэтому они сразу поверили честному крестьянину, обманом завлекшему их
в дебри, и убили его. А затем все до одного погибли сами, отдав, таким образом, жизни
за рассейского царя. И хотя ни один из участников этого события не вышел из лесу,
подробности подвига Сусанина, а также его предпоследние и самые последние слова,
которыми он обличил поляков, стали известны великому рассейскому композитору-де-
мократу М. И. Глинке, (см. и сл. оперу М. И. Глинки «Жизнь за царя») свободомыслящим
жителям Костромы и Варшавы, а затем всему переписанному населению Рассейского
государства и всему прогрессивному человечеству, перепись которого, помяните моё
слово историка, дети, уже не за горами.
В наши дни скептически настроенные ученые-головорезы из братского Китая
пытаются убедить прогрессивное человечество, что жизненный подвиг Ивана Су-
санина и его роль в Рассейской истории, литературе и музыке Глинки основаны на
слухах. Но мы, отечественные ученые от простого школьного учителя до начальника
штаба армии, чуждые ревизионизма и чистоплюйской гадливости по отношению к
суровой правде нашего великого народа в борьбе за мир против мирового капитализ-
ма всех стран, уже давно сформулировали на уровне исторической закономерности
следующее.
Рассейская земля всегда полнилась слухами и умело руководствовалась ими
на извилистых путях отечественной, а также мировой истории, географии, анато-
мии, физкультуры и рисования.
Эту звонкую песню народа за мир не задушишь, не убьешь.

20. После сусанинского подвига

Поскольку рассеяне всегда все делали заблаговременно*, события развивались
стремительно.
Уже за пять минут до внезапной героической смерти Сусанина по всей стране в знак
траура были остановлены поезда, пароходы и гужевой транспорт. Сами собой останови-
лись реки (некоторые повернулись вспять). Остановились ядерные и химические реакции
в лаборатории цветного стекла под руководством поэта Ломоносова. Резко остановились
известные кулибинские часы (пустить их потом так и не удалось), а знаменитые часы
на Спасской башне Кремля с тех пор отстают на 73 минуты в час.
Так, благодаря сусанинскому подвигу, возникли традиционные траурные остановки
в Рассее, впоследствии объявленные всенародными праздниками Подвига и Несобран-
ного Урожая.
Не успели отгудеть заводы и фабрики и отгреметь траурные артиллерийские залпы,
как был объявлен международный ежедневный конкурс юных сусанинцев, – кто больше
поляков заведет в лес и вместе с ними оттуда не вернется. Звание лауреата присваивалось
посмертно. Абсолютным победителем становился тот, кто больше раз не возвращался.
С помощью этих поистине всенародных конкурсов было уничтожено три чет-
верти мужского и отчасти женского населения Польши. Появились добровольцы из
других стран: Чехии, Испании, Алжира, Северной и Южной Корей и так далее. Китай,
занятый уничтожением воробьев, от участия в конкурсе отказался. Но даже из далеких
Бразилии, Перу, Индонезии и Лас-Вегаса в знак уважения к удивительному подвигу
рассейского крестьянина, товарищи по партии прислали на конкурс имеющихся там
поляков-добровольцев.
______________________________
* «готовь Сусанина летом...»




Выжившие после конкурса юные сусанинцы и сусанинки посылались за госу-
дарственный счет в сусанинские лагеря и санатории для восстановления сил. После
отдыха они становились членами правительства и послами в иностранные державы. Им
вне очереди присваивалось звание «Почетный Иван Грозный« с вручением повестки в
суд, где все дела, даже не имеющие непосредственного к ним отношения, решались в
их пользу. В виде особого поощрения им также разрешалось убивать своих, а если не
было своих, то чужих сыновей.
Началась всеобщая сусанизация. На всю Рассею прогремел лозунг юных сусанин-
цев: «Патриотизьм — есть национальная идея плюс сусанизация всей страны«. Были
отчеканены медали, памятные знаки и учрежден орден Ивана Сусанина трех степеней
(первым полным кавалером всех трех наград стал юный патриот Богдан Хмельницкий,
истребивший огромное количество поляков, а также других иноверцев). Был изобретен
удар на бильярде «а ля Сусанин« и открыт пивзавод имени Степана Разина в Бердичеве.
Рассейскую казну ощутимо пополнила выручка от сувенирных игрально-географических
карт с отмеченным на них маршрутом памятного путешествия. «Путь Сусанина« стал
излюбленным туристическим и идейным маршрутом всех гостей необъятной Рассеи, а
особенно лиц озверевшей польской национальности. Знаменитый польский художник
Ян Матейка написал картину «Сусанин и старцы«: Сусанин сидит в окружении Пимена
и Нестора-летописцев, (хотя дело было на этот раз зимой), и записывает с их слов под-
робности своего подвига для потомков.

21. Первый рассейский мавзолей

Рассейский народ, а также прогрессивная молодежь и читатели газеты «Копейка» по
традиции не верили ничему, а особенно тому, что герой и любимец отечества может
умереть. И идя навстречу пожеланиям многочисленных читателей газеты, Сусанина
объявили живее всех живых.
Пришедшие со всей Рассеи простые люди выстроились у стен Кремля, чтобы
целиком или частично отдать свою жизнь герою, пострадавшему от озверевшего, хотя
и братского народа Польши. По всей Рассее прокатилась донорская волна (доставай и
читай роман Ф. Крюкова «Тихий Донор», часто путаемый злобствующими невеждами
с бессмертным произведением М. Шолохова, этого великого лауреата премии имени
изобретателя динамита).
Для оживления старика-ветеринара люди сдавали кровь, легкие и печень (свой
желчный пузырь отдал Борис Годунов), еще живой тогда Самозванец отдал левое ухо
(или правое?.. не помню... странная это штука народная память...). Было также собрано
пять тысяч гектолитров чистой народной рассейской крови. Те, кто были истинно патри-
отически настроены, отдавали деньги, оставшиеся от Минина-Пожарского. Их памятник
был продан в Польшу, а на вырученные деньги добровольцы в сжатые сроки построили и
тут же взорвали Храм Спасения Ивана Сусанина, где молились те, кто своими органами
или деньгами не мог помочь безвременно погибшему Сусанину. Из первого рассейского
мавзолея был вынесен убитый во время народного восстания Лжесамозванец. (Его после
смерти внесли туда по причине отсутствия тела Маленького Царевича).
Но теперь под звон колоколов в знак глубокого уважения к Сусанину и его подвигу в
пустовавший мавзолей был торжественно внесен посмертно оправданный Борис Годунов.
Затем туда были перенесены найденные в пещерах Киево-Печерской лавры и хорошо
сохранившиеся мощи всех сыновей Ивана Грозного, а позже и сам Иван Васильевич,
незаслуженно пропавший без вести, но недавно найденный в братской могиле у дороги
на Куреневку (бывший Бабий Яр, а ныне памятник героической Киевской телебашне,
едва не погибшей, но чудом выстоявшей во время прорыва дамбы на Подоле китайской
реки Янцзы ).
Рассейский народ доказал, что, будучи вспыльчивым и гневным в своем благород-
ном бунтарском порыве, являясь самым великим народом в мире, он со слезами покаяния
и национального умиления (на глазах) способен не только посмертно простить ошибочно
убитых им в праведном гневе неосмотрительных царей, случайно попавшихся ему под
руку поэтов, режиссеров, биологов, теноров, пленных солдат и офицеров своего и чу-
жого отечеств, включая поляков, но и через центральную прессу почти всегда готов сам
письменно попросить прощения у этих малозначительных по сравнению с ним истори-
ческих персонажей и их потомков, хотя и без возвращения конфискованного имущества,
многомиллионных состояний, орденов и медалей, а также билетов на обратный проезд
в общем вагоне поезда Москва-Норильск и прочих суетных мелочей, унижающих рево-
люционную и национальную гордость и достоинство слегка смущенного своей виной
великого народа, в недрах которого зародились Кулибин, Ломоносов, Ползунов, Анна
Каренина, адвокат Плевако, Стенька Разин, Петр Великий, Афанасий Никитин и Иван
Яковлевич Корейша, а также лучшая в мире льняная промышленность и производство
жома в мировом масштабе, не говоря уже об Октябрьской Социалистической Санкт-
Петербургской революции и всеукраинском голоде, подавленном под руководством
вождей разных национальностей.

22. Мавзолейные праздники

Вскоре, по историческому требованию народа, всех лежащих в главной гробнице и пос-
мертно не оправдавших доверие народа, вдруг вынесли из мавзолея и внесли туда самого
Ивана Сусанина, после чего мавзолей был немедленно закрыт на реконструкцию из-за
неиссякающей очереди поляков, нескончаемым людским потоком идущих к Сусанину,
чтобы хотя бы мысленно совершить тот прекрасный памятный путь, который прославил
интернациональную дружбу двух славянских народов и их НКВД, отвергающих ужасы
войны и межнациональной розни.
События, связанные с первым рассейским мавзолеем, подтверждают, что народ,
особенно рассейский, всегда прав, а История строга, но справедлива.
Неистребимая искренность рассеян и их уважение к памяти предков вылилась в
жизнеутверждающую национальную забаву, не уступающую по своей популярности
играм в лапту и на балалайке, а также кулачным и петушиным боям.
В праздничные дни Несобранного Урожая и других побед над всевозможными
татаро-монгольскими игами, народ очень полюбил, шагая стройными рядами при любой
погоде, приветствовать лучших людей Рассеи, вставших ногами на могилу Сусанина в
виде мавзолея. Появилась добрая традиция впоследствии вносить и выносить этих людей
(особенно после их безвременной смерти) из мавзолея, замуровывать их в стену, или вы-
нимать их из всевозможных могил, если они были вместе с женами, детьми и случайными
прохожими заодно без суда и следствия по ошибке расстреляны в чистом и жизнеутверж-
дающем порыве устремления нового справедливого общества к чертовой матери.
И наоборот.
Как вдруг.

23. Первая политическая партия

Именно в это время возникла первая рассейская политическая партия — партия мавзоле-
ян, пользовавшаяся неизменной поддержкой всего народа по праздникам. Ее программа, в
которой давалось определение рассейскому народному патриотизьму, была опубликована
в первом номере первой рассейской газеты «Копейка», и разъясняла, что отечественный
патриотизьм — есть идейно-физкультурное ДОСААФ в умах неработающих тружени-
ков Рассеи, направленное на уничтожение всего того, что ему мешает, вплоть до войны
с ногайцами, чеченцами и внутренним врагом, включая китайский экспансионизьм и
просто сионизьм, а также на глубокое внимание к церкви, выражающееся в поголовном
вырезании к чертовой матери всех священников и разрушении тысячелетних храмов за
один год с последующим сваливаньем вины на иноверцев и реакционное офицерство,
если данные храмы оказывались непригодными для трамвайных депо, бассейнов, хра-
нения в них театральных декораций, картофеля, несобранного льна, содержания в них
инакомыслящих заключенных и репы.
Теперь любой рассеянин, не владеющий коровой, козой, квартирой, деньгами,
землей, детьми, образованием, и не только особым, но и вообще умом, — имел, чем
гордиться. «Горжусь, что я русский!« — эта прекрасная крылатая фраза, сказанная
когда-то в порыве застенчивого откровения всё той же А. А. Шлеймгольц, но присво-
енная Иваном Грозным и его пресловутой Опричниной, стала лозунгом, начертанным
на скрижалях рассейской интеллектуальной патриотической бедноты. Трогательным
и чистым, как слеза пока еще живого ребенка, национально-патриотическим симво-
лом мавзолеян стала развесистая рассейская береза, о которой в веселой тоске поют
патриоты-мавзолеяне:
               
                Некому березу заламати,
                Некому кудряву заламати,
                Люли-люли, заламати,
                Люли люли заламати.

Услышав эту песню, лжепервый царь из Дома Романовых, народный избранник
Кирилл Большое Гнездо упал, сраженный приступом падучей болезни и в полном недо-
умении проспал восемь часов сорок пять минут по московскому времени, а очнувшись
после внеочередного приступа падучей болезни и истово перекрестившись, на Руси
началась новая эпоха смутного просветления, патриотического негодования и осознания
собственной народной гордости за содеянное с последующим покаянием, всенародным
рыданием и возведением памятников.
В течение ближайшего месяца были открыты памятники жертвам Ивана Грозного,
Бориса Годунова, Самозванцев и озверевших поляков, а также воздвигнуты монументы
в честь последователей Ивана Сусанина как зеркала рассейского самосознания и оперы
Глинки «Русалка» Даргомыжского «Какой я мельник!»
К самодержавию готовился приступить Дом Романовых.

ВОПРОСЫ И ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Кем был по профессии монах-доброволец Василий Резвое Ухо, и почему полиция
его ласково называла «наш Навуходоносор»?

Отдайте жизнь (можно свою) за царя.

Если не можете сами, то покажите рукой, как пройти дорогой Сусанина.

За что убили Сусанина озверевшие поляки? За что?!

Кто из вас хочет стать Дмитрием-Самозванцем всея Рассеи? (Пожелания и почто-
вый перевод в размере $3 шлите в адрес Издательства)

Дети, любите родину, как Ленин, Сталин, Климент Ефремович Ворошилов и Лазарь
Моисеевич Каганович! Смерть врагам!

               
               
                РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ
               
                ПРЕДИСЛОВИЕ
                (ПИСЬМО)
(Копия в газеты «Правда», «Юманите», «Ленинские искры», журналы «Курьер» ЮНЕ-
СКО, «Крокодил» и «Блокнот агитатора»)

Юные граждане нашей великой многострадальной, но никогда не унывающей
страны! К вам обращаюсь я, скромный учитель истории 131-й мужской средней школы
города Киева, улица Мало-Васильковская им. Шота Руставели, дом 5, вход со двора.
Чувствуя страшный упадок из последних сил здоровья, я внезапно осознал сти-
листическое и художественное несовершенство изложения отечественной истории в
предыдущих главах этого учебника. Наличие поэтической приподнятости и могучей
национальной эмоциональности, столь свойственной нашей истории, слабо отражено в
моей (вынужден признать!) бесстрастной, однако кристально честной книге, которую я
писал недюжинной силой своего исторического ума и биением сердца на пороге кровоиз-
лияния в мозг (справка из больницы им. Н. Щорса прилагается). Однако в последующих
многочисленных частях моей книги, а именно от времен Петра с его арапами Великого
вплоть до Великой Французско-Октябрьской революции, эта историко-стилистическая
ошибка будет мною блестяще исправлена, торжественно клянусь, что.
Поднявшись петровским конем на дыбы и огромную нравственную высоту, а
также в порыве политического и партийного вдохновения, меня переполняют чувства
и брызжут через край фонтаном мысли, живой и вдохновенной, как сама партия и Ле-
нин близнецы-братья. Кто из них моей матери-истории более дорог, пусть подскажет
вам упругая рифма железного революционного стиха держите шаг, ибо неугомонный
не дремлет в лице, догадаться нетрудно, оголтелых китайских и отчасти японских ре-
визионистов, враг.
Можно ли излагать об этом, не обливаясь слезами (на глазах) сочувствия, напри-
мер, к крепостному крестьянству и безвременной гибели его лучших представителей в
лице: Емельяна Пугачева, зверски казненных декабристов, арии Ленского (расстрела),
великого вождя пролетариата Владимира Ильича Ульянова, несвоевременно сгоревшего
на партийной работе, а также своевременно сгоревшего на партийной работе Георгия
Валентиновича Плеханова, не говоря уже о мистической аферистке Е. Блаватской. Или,
например, ужасы искаженного ленинизма, попранного ревизионизмом китаизма, когда
уничтожается наша вдохновенная партийность и останавливается правильное течение
истории, столь отраженное в моем скромном труде и зарплате.
Конечно, да. То есть, нет. История не может быть равнодушной и лишенной рево-
люционной поэтичности, как это, признаю, отчасти имело место в первой части моего
учебника. Поэтому решительно и категорически бесповоротно, хотя и не полностью,
отказываюсь от всего прежде опубликованного. А особенно отказываюсь от Нобелевс-
кой премии, как этого всегда сурово требует мой великий и умный народ, простой, но
достаточно образованный для своего времени. Поэтичность, катарсис и эксгибиционизм
партийного очищения в ходе истории, вот что нам сегодня необходимо, дети!
Вот вдруг умер Ленин. Очень хорошо, но ведь тело его с нами! И нет такого оголте-
лого панисламизма и антиправославия, которые мою историческую песню не задушишь,
не убьешь. Я говорю, я рассейский поэт-историк, чей пепел стучит мне в сердце, и я бес-
страшно кричу «войдите!«, ибо только смерть может помешать партийно-православной
правде, а также равенству, братству и напору народной мысли. И я изо всех сил не позво-
лю скрыть правду про мой великий русский народ и его братьев наших меньших, как то:
украинский народ-труженик, а также туркменский, ногайский, белорусский, казахский,
тунгусский, включая (смешно подумать) тувинский, где в диких степях Забайкалья золото
моют в горах (вариант: в диких горах Забайкалья, где золото моют в степях). Ибо надо мыть
золото правды, а не арестовывать на 15 суток истинных историков, если сами не могут, а
только конфискуют весь тираж моей Истории, известной миллионам юных вдохновенных
читателей в одном экземпляре, то я теперь под непреодолимым домашним арестом, но
продолжаю работать, невзирая на их подозрительные национальные лица идеологических
санитаров, осудивших мою всенародную историю на злостное недопонимание именно в
тяжелый период становления скотопромышленного домохозяйства, и печатают упорно ё
без точек в самых ответственных словах, хотя им было сказано.
Так знайте же, я не позволю, как не позволил лауреат Нобелевской премии великий
Шолохов (какой титан писательского гения и народного ума палата!) С мудрой улыбкой в
пушистые пшеничные усы он говорил, мы любим наших жен, но родную партию больше
(смех и бурные аплодисменты в зале Союза самых лучших советских писателей, включая
Луи Арагона, Ильфа Петрова, Поля Робсона, Сергея Михалкова и всех Толстых). Как же
было не дать Шолохову тоже премию и не полюбить её всей душой.
Смеете ли вы клеветать на нашу историю и ее возвышенную партийность со
времен Древнего Киева, которую я из последних сил слабеющего самочувствия, пусть
даже умру, но сумею донести до ваших чистых наивных и детских сердец, начиная с
нынешнего дня и до после недалекого уже нашего светлого будущего, включая Америку,
пробуждающуюся ото сна и с надеждой смотрящую в сторону опять новой России, и,
конечно же, ее младшего брата, постепенно прозревающего частично Китая, уничто-
жившего силой своего народного ума всех воробьев.
Чего не достает моим взбесившимся от правды критикам, так это знаний.
Мы тоже, конечно, не Гоголь, но я не позволю изолгавшемуся синклиту псевдоис-
ториков в лице Карамзина, Татищева, Тарле и госпожи (забыл ее фамилию) выдумывать
совершенно лживые факты. Отнюдь!
Конечно, в виде партийной дисциплины и внутрипартийной демократии на правах
человека я готов признать все свои ошибки и понести за них наказание по всей правде
сурового времени становления хребта рабочего класса. Это не очень долго, ибо Россия
еще раз (вариант: еще не раз) воспрянет ото сна, хотя я и рискую персональной пенсией
и самой жизнью на благо моего великого народа. Но выхожу, как говорится, к чертовой
матери, из Партии, если так, велит партийная дисциплина (справка из домохозяйства
Кагановичского района г. Киева, ул. Саксаганского 45 и повестка в суд прилагаются).
Прозрение и неистовый темперамент страданий рассейского народа — вот дви-
жущая сила моих открытий, не имеющих аналогов.
Призрак истории бродит по Европе, Азии, джунглям Амазонки, Северному полюсу
и экватору! Вставайте, люди русские, немецкие, еврейские, башкирские и цетера. Я уж
не говорю обо всё еще не разорвавшейся со времен первой мировой войны авиабомбе
с эквивалентом полтора миллиарда триллионов миллиграммов тонн тротила. И новом
страшном химическом оружии на основе тетраборациклимакса суицида калия.
…И вот вам, пожалуйста, уровень моих оппонентов, — в пасквиле обо мне на
страницах одной небезызвестной уважаемой газетенки опять написавших слово «война»
с буквой е вместо ё.
С уважением и проч.
                д-р Денкер (Ленин-и-Сталин)

P. S. Сволочи!
Р. P. S. Нервы ни к черту!

                ... И ПЕПЕЛ РАБОЧЕГО КЛААСА
                МНЕ В СЕРДЦЕ ПРИЗЫВНО СТУЧИТ.

                ГЛАВА 1
               
                РОДОВЫЕ ИСТОКИ РОМАНОВЩИНЫ

Авраам убил Якова, Яков убил, Лазаря, Лазарь убил Моисеевича, Моисеевич убил
Кагановича, Каганович убил, конечно же, Ивана, а Иван убил Моисеевича и Давида,
Давид убил Голиафа, Голиаф убил Юдифь, Юдифь убила Джорджоне, Джорджоне убил
Вильгельма Доброго Завоевателя, Карла Смелого Бургундского и Марию Стюарт Деко.
Мария не удержалась и убила Руслана при исполнении им служебных обязанностей,
Руслан убил Дира, предварительно ослепив его, а Дир, наоборот, ослепил Аскольда,
предварительно его убив. Аскольд покончил жизнь самоубийством Олега. Олег, по пре-
данию погибший от укуса змеи коня своего, совершенно случайно остался вещим. Но
его брат Ордын-Нащокин убили друг друга на высоких склонах матери городов русских
Киева (ныне Москва, Ордынка)...
Эта титаническая классово-национальная борьба продолжалась несколько тыся-
челетий от Луки до Матфея и закончилась возникновением рода Романовых, ведущего
свое начало, как говорится, от задолго до Адама.
Как же взошли на престол эти лучшие не только в Рассее, но и во всем мире цари,
приведшие некогда отсталую Рассею от 1913 года до Великой Октябрьской Советской
Социалистической Революции СССР в день 7 ноября красный день календаря с каждый
год величественным парадом на Красной площади под тысячеголосое раскатистое «ура-
а-а-а, товарищи!» и залпы тысячи орудий?
Ответ на страницах двух невыносимо древних рукописей.
Эти рукописи-предсказания были недавно обнаружены в полуразрушенной де-
ревне Кумранская Пустынь на Иерусалимщине. Одна из них была найдена на задах
старой землянки и потому получила название «Задонщина». Вторая рукопись называется
«Хованщина» («Як умру, то поховайте...» с гениальным предчувствием писал об этом
великий украинский шевченко по имени Кобзарь).
Конечно, эти рукописи значительно моложе, чем величайшая книга всех времен
и народов «Дума про козака Голоту», в которой содержатся изложенные в поэтической
форме исторические предсказания на сто тридцать две тысячи лет вперед и в сторону,
а также имеется намек на появление «Задонщины», «Хованщины», «Краткого курса
истории ВКП(б)» и этой моей книги, которую вы сейчас с неподдельным дружелюбием
и слезами сочувствия на глазах читаете. Ибо, (цитирую) «...именно в ней в отличие от
апокрифов «Задонщины» и «Хованщины» содержится звенящая высокой нотой правда
о лжи, которой нас уже досыта накормили китайские и индонезийские мракобесы от
истории Рассеи» («Дума про козака Голоту», том 19, страница 17, последняя строчка
сверху) .
Что ж, вероятно, нам, скромному историку-новатору подлинно коммунистичес-
кого труда предстоит честно и непредвзято отвечать на вопросы нашей отечественной
истории, одной из отечественнейших историй планеты Земля.
               
                ПРЕДРОМАНОВСКИЙ ПОСЛЕСМУТНЫЙ ПЕРИОД
               
                Я помню чудное мгновенье,
                Как мимолетное виденье
               
                Пушкин. Слова народные.


Одной из основных причин возникновения Романовых было народное предчувствие гря-
дущих счастливых перемен и ряда других нелепых случайностей, ухудшающих и без того
удивительное положение Рассеи на рынке ценных бумаг. Без царя, без денег, без одежды и
жилья (непонятно, куда все это подевалось после победы над озверевшими поляками) — как
было жить такой огромной стране рабов, стране господ, разметавшей свои могучие крыла
на полсвета летом (зимой немного меньше из-за сжимания от холода)?
Ответ звучит вопиюще — никак! А тут еще как всегда внезапная дружная осень
уничтожила на корню весь урожай озимого льна, и хоть три года скачи, никуда не до-
скачешь при таком снегопаде, вихри снежные крутя. И поэтому очередной стихийный
порыв всерассейского гнева в один из выходных дней опять поднял угнетенное крес-
тьянство.
Под руководством передового монашества оно дружно восстало, сбило замок с
двери Главного республиканского склада в Санкт-Петербурге (так именовался тогда
город трех революций Ленинград) и удивилось. Оказалось, что экономическая надежда
Рассеи, а именно тысячелетний неприкосновенный запас репового жома оказался пере-
бродившим, а значит, прокисшим дегтем, абсолютно бесполезным для дела революции.
Комментарии, как говорится, излишни.
Виновных наказали по законам военного времени, а деготь пустили на продажу
за полцены в дружественные соседние страны, из-за чего произошло объединение этих
стран в антирассейскую коалицию с левым уклоном в католичество под сорок градусов.
Позже левые уклонисты или так называемые сорокоградусники возвели эту цифру в
символ повышенной температуры тела, а также (со знаком минус) в символ общества
рассейских пролетариев-трезвенников. Именно под их знаменами и при такой темпера-
туре тела созрел нарыв народного негодования как предтеча романовского абсолютизма.
Ну и, конечно, значительную роль в формировании романовщины как зеркала револю-
ционного самодержавия сыграли знаменитые украинские казаки.

                ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ УКРАИНЫ
 
                «Чому я не сокiл, чому не лiтаю?»
               
                Иван Грозный. Музыка народная.

О католичестве и его тупом противостоянии православию, ламаизму, иудаизму и диалек-
тическому самодержавию много написано (см. и читай знаменитое «Письмо турецкому
султану» И. Репина).
Эти веселые запорожские казаки были отчаянными и непреклонными защитника-
ми православия во главе с Тарасом Бульбой, которых ныне можно увидеть в Государс-
твенном Русском музее в Санкт-Петербурге Ленинграда. Приятно и легко смотреть на
остроумные лица казакской национальности с мудрой усмешкой и крепким народным
словцом. И мы еще не раз обратимся к живописи Сурикова и его народных героев, как
то «Боярыня Морозова», «Покорение Ямало-Ненецкого национального округа Ермаком»,
«Взятие Суворовым снежного городка через Альпы» и другие стрелецкие казни, которые
с необычным мастерством и талантом.
О, сколько славных песен и отчаянных казацких голов было сложено во славу
православия и национального, как говорится, самосознания! Их буйные набеги на оз-
веревших поляков и турков во имя истинной веры, надежды и любви к своему обездо-
ленному народу вошли в мировую историю как образец чистой и бескорыстной службы
отечеству, включая почти полное вырезание турецкого, польского и прочего населения
плюс лукавые народные шутки с огнем и мечом по отношению к иноверцам, чтобы им
не досталась люлька и прочие народные ценности (см. Международный таможенный
кодекс по вывозу табачно-водочных изделий). Их имена войдут золотыми скрижалями в
анналы, или, говоря точнее, золотыми анналами в скрижали отечественной юриспруден-
ции и художественного слова, включая вокальный дуэт Одарки и Карася по украинскому
радио ежедневно несколько раз в минуту.
Вспоминая про обездоленных патриотов, появляются слезы на глазах.
Даже у беспристрастной музы исторической науки Терпсихоры грудь стесняют
рыдания.
Образно выражаясь, разумеется. Уже не говоря про турецкий полон и грубые
насмешки озверевшей польской шляхты по поводу необычной одежды, прически и
лирических песен под звуки республиканской капеллы слепых бандуристов обоего
пола, когда поляки* снова и снова, как последние дегенераты, допускали политичес-
кую аберрацию, смешивая понятия социального и национального, что не должно быть
свойственно братскому, хотя и озверевшему польскому народу.
__________________
* озверевшие


Терпению передовых и довольно образованных для своего времени казаков
подходил предел, но уже близился Богдан Хмельницкий, грёл гетман Мазепа, а также
сверкали яркими звездами в рассеивающемся тумане истории Сагайдачный, Голопупен-
ко, Кириченко, Кириленко, Шелест, Перекатикорыто и другие прекрасные донкихоты
украинского освобождения от прогнившего рассейского самодержавия. Свободолюбие
и презрение к рабскому труду всегда было национальной казакской особенностью. Каза-
лось, еще одно усилие — и вот она, желанная свобода. Вперяют казаки свои задумчивые
очи в далекий степной горизонт, подернутый дымкой вольницы и осененный сиянием
Большой и Малой Медведиц, распрямляют могучие плечи свои, но не шелохнется, не
прогремит. Крепки невольничьи ланцюги рассейского самодержавия, нет никакой воз-
можности вырваться из-под тяжкой длани московского царя, ибо вот уж семьдесят три
года нет его ни в Рассее, ни на Украине.
Нет, вы только вдумайтесь, дети: в Бельгии есть, во Франции и на Кипре есть, в сказке
«Поди туда не знаю, куда, принеси то, не знаю, что» есть, даже в Китае, если верить пресло-
вутым сказкам Г. Х. Андерсена в переводе на украинский Маршака, есть император. В Рассее
же мрачное, хотя величественное и мудрое бесцарствие, а по викендам и во время отпусков
вовсе кризис политической мысли и падение курса копейки ниже фунта стерлинга.
Конечно, так дальше продолжаться не могло. Чтобы освободиться от ненавист-
ного московского царя, нужно было его иметь. Не только рассеянам, но и их братьям и
сестрам по православию меньшим стало ясно ( Рассея без царя не может, ибо борьба
самодержавия за свободу народа и борьба народа за свободу самодержавия — есть
вечное историческое понятие процесса поиска исконной рассейской правды вплоть до
революционного движения стихийных народных масс под руководством выдающихся
вождей классовой борьбы, пионэры, в борьбе за дело Маркса-Энгельса, Ленина-Сталина,
Ивана Грозного-Петра Первого* , Свердлова Дзержинского, Мейерхольда-Михоэлса,
МХАТа НКВД, Бунчикова-Нечаева, Одарки Карася, Давида Ойстраха-Льва Оборина,
«Идиота» Достоевского «Полонеза» Огинского, ансамблей Игоря Моисеева-Леонида
Якобсона, московского «Спартака»-одноименного балета Хачатуряна, Суслова-Жданова,
Никиты Хрущева-Аркадия Райкина, Кирилла Кондрашина-Вана Клиберна, Молотова-
Риббентропа, — будьте здоровы!**.
И что бы ни писала продажная буржуазная пресса, передовая рассейская мысль
всегда утверждала, что Романовы возникли не внезапно, как это с самого начала могло по-
казаться, а по наводке сверху, фигурально выражаясь, по божьему промыслу (шутка!).
______________________
* убивающих своих сыновей
** Служу Совесткому Союзу!


                СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЕ ПРИЧИНЫ РОМАНОВЫХ
               
                ...Улица. Аптека. Фонарь. Блок. Мальборо.
               
                Стихи. Слова народные
Стояла лютая зима лета одна тысяча пятьсот шестидесятого года (по Цельсию). Стужа
была такая, что редкая птица долетала до середины чего-нибудь, не говоря уже об ура-
ганном ветре и польском нашествии. Вместо внезапно закончившегося пожара Москвы
возникло наводнение в Киеве, и третий год, не переставая, шел пушистый дивный снег,
какой увидишь только в Рассее и иногда еще на картинах Репина. Именно в такое пушистое
снежное утро рассейский народ однажды прозрел и, совершенно разуверившись в поляках,
с большим сожалением стал выбрасывать их из кремлевских окон негасимый свет, хотя не
все поляки были самозванцами и Сигизмундами, а были среди них и порядочные люди,
например, Адам Мицкевич, маршал Рокоссовский и наполовину Фредерик Шопен.
Но, как Волга впадает в Каспийское море, так рассеяне и украинские казаки уже
тогда понимали, что подмена социального — национальным ведет к непродуманному
преследованию и уничтожению ни в чем не повинных национальностей, вместо унич-
тожения причин, эти национальности породивших. При такой историко-философской
подмене никакие очки не помогут ослепленным национальной рознью народам дружить,
вместо того, чтобы делать революцию.
Давайте же и мы разберемся в этом философском вопросе национально-социально-
го политического свободомыслия, иначе история остановится и даже повернет вспять.
Вот только один замечательный пример. Или нет, лучше другой.
Представим себе ужасы безвластия или, наоборот, царизма, но вдруг в это доволь-
но сложное время (как говорят немцы, «плюсквамперфект») кто-то начинает кричать
«поляки в городе!»
Теперь сами подумайте своей идиотской головой, при чем тут поляки, эфиопы
или даже евреи! Или, скажем, повсеместное проникновение в науку китайцев, японцев
и корейцев, а также страшные опустошительные пожары Москвы под руководством
реакционных бояр-выкрестов! Это что, вопросы социальные или национальные?
Ответ можно дать исторически однозначный, — когда как. Ибо, если смотреть
суровой правде в глаза, то, конечно же, все эти вопросы социальные, поскольку вышеу-
помянутые ученые и бояре есть группы социальные, а не национальные, как учит нас все
еще Великий Краткий Курс, по которому правильным путем идете, товарищи. Но кроме
буржуазной правды с ее задумчивыми и лживыми глазами (ненавижу, эту продажную
девку империализма, и поэтому начинаю раздражаться), есть еще и наша «Правда», яв-
ляющаяся не только глазами, но и другими независимыми органами партийной печати.
И недаром одна из многих главнейших партийных установок учит: социальные вопросы
могут быть приравнены к национальным вопросам языкознания с научно обоснованным
выводом из состава социалистического государства любой национальности, будь то
Польская Народная Посполитая Демократическая Республика, средневековая Испания
от Севильи до Гренады, Советская Рассея, и так далее, вплоть до киевского «Динамо»,
если, конечно, оно проиграет мюнхенской «Баварии».
Правда, следует учитывать, что это всего лишь партийное исключение (не путать
с исключением из партии). Вообще же, как правило, нет. Но бывает и наоборот. Хотя и
не так часто, как хотелось бы. Поэтому нельзя смешивать национальные явления (на-
пример, явление Христа еврейскому народу после распятия) с социальными (явление
еврейского народа к Христу до распятия).
И еще одно совершенно неотразимое доказательство, приведенное когда-то на-
шим верным товарищем, человеком и фотоаппаратом польского происхождения Ф. Э.
Дзержинским. Если Самозванцы были поляками, разве переставали они при этом быть
социальными классовыми группами, отрицающими неотвратимую патриотичность всех
пожаров как социального классового явления от Москвы до самых до окраин?
Конечно же, нет.
То есть да, но в зависимости от сиюминутного направления классической пар-
тийной мысли.
А философский классицизм, осмелимся утверждать, возник не на национальной
датской почве, (шутка У. Шекспира), а вполне политическим путем умопомрачения
кумиров, как критически дальновидно заметил Ф. Ницше по поводу осточертевшей
ему музыки будущего фашистского прихвостня Р. Вагнера (детям до 16 лет слушать
нежелательно, вместо этого см. любую картину Репина).
При его (Ницше, разумеется, а не Репина), полной физической и классовой близо-
рукости, породившей смехотворный художественно-философский призрак в виде некоего
Заратустры, этого старого верблюда солипсизма, сам Ницше и другие уроды антипартийной
мысли, ницшие духом (шутка моя — др Денкер), проглядели появление нарождающегося
в Европе пролетариата и его коммунистического призрака в лице Дома Романовых.
Хотя при этом, несмотря на еврейскую национальность француза Бизе, уважали
его знаменитую оперу «Как у пташки крылья».
Так что, сами видите, дети, национальности тут совершенно ни при чем, что и
следовало, как учат нас классики марксизма, доказать.Таковы вкратце философские и
отчасти романтические предпосылки возникновения самого поэтичного и культурного
из мировых самодержавий — Романовского.
А теперь, мои дорогие юные читатели, отвлечемся от наших стройных философс-
ких обобщений, чтобы более предметно изучить прогрессивное влияние дома Романовых
на рассейское общественное сознание и дальнейшую подготовку его (сознания, разуме-
ется, а не Бизе или его пташки) к свержению самодержавия в октябре 1917 года.
               
               
                ГЛАВА 2

                ПОЯВЛЕНИЕ ПЕРВОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ДОМА РОМАНОВЫХ

В маленькой сельской избушке, где скрывались от озверевших поляков спасенные Иваном
Сусаниным жители будущего Дома Романовых, внезапно родился совершенно пьяный
мальчик. Новорожденный дебоширил, безудержно икал, ругался вслух по-немецки так
громко, что даже пришлось вызвать из Москвы переводчика с нарядом народной конной
милиции (по другим источникам, народом нарядной конной милиции).
Конечно же, это был лжепереводчик, который оказался переодетым офицером-эк-
спертом царской разведки Юрием Непомуком Милославским-Голицыным-Нечитайло-
Шкуро-Тянь-Шанским, а на самом деле женщиной-гусаром, очень опытными и умной.
Он вели себя так, как будто не заметила ничего странного, но к счастью хорошо знали
немецкий и все понял.
Исторически образованная для своего времени эта гусар хотела во всеуслышание
объявить, что родившийся мальчик — долгожданный филарет Новоиван Новогрозный,
предсказанный и предвиденный «Думой о козаке Голоте», но не успела. Мальчик умер
(хотя, как потом выяснилось, не сразу, а безвременно скончавшись после тяжелой и
продолжительной болезни на восемьсот восемьдесят девятом году жизни).
Помог как всегда Иван Сусанин. Простой и честный старик, гордость рассейского
свободомыслия и антизападничества, все еще был частично жив и преподавал в старших
классах зоологию (как знаток озверевших поляков) и лесоведение как науку о подвиге.
Сусанин отлично знал свой народ и понимал, что простой рассейский человек
никогда не путает образование с образованностью, потому что проходит свои народные
университеты не в затхлой атмосфере Гейдельберга, Беркли, Лас-Вегаса или Корсунь-
Днепровска, а в неустанном труде и обороне необъятных лесов, пастбищ и доменных
печей Рассеи, постигая премудрости наук на практике, как Кулибин, Ломоносов, академик
Богомолец, Мичурин, и не хуже Эдисона или Авраама Линкольна (см. американский
рубль, т. н. доллар).
И тут не может не возникнуть вполне уместный и своевременный вопрос: а что
же «чучхе»?
«Чучхе» (в кратком переводе с французского на северокорейский означает «народ-
но-демократическое самообслуживание на последней стадии развитого социализма плюс
электрификация всей страны ленин»). Эту плодотворную экономическую идею сегодня
приписывают себе корейско-китайские ревизионисты-демократы-головорезы-дегенераты
и их зарвавшаяся военщина. На самом же деле великая идея «чучхе» родилась в Рассее
в виде использования жома еще, как говорится, во времена динозавров, т. е. до Ивана
Сусанина и дома Романовых, в меловом периоде. Другими словами, довольно давно,
когда все люди еще были идиотами (см. выше и ниже).
Именно поэтому, когда у ветеринара-самоучки спросили, кто он, этот как бы умер-
ший икающий мальчик, гордый и честный старик выразительно промолчал в ответ. А
без него, этого выдающегося знатока жизни за царей, ни одна женщина-гусар не имела
права выступить ни на Красной площади, (поднявшись ногами на Отечественный мав-
золей), ни на Дворцовой площади, (поднявшись главою непокорной выше здоровенного
Александрийского столпа).

                НАЧАЛО ЦАРСТВОВАНИЯ РОМАНОВЫХ
               

                «... В начале грозу люблю мая .»
               
                Песня о буревестнике. Слова народные.

Из молчания переодетой женщины-гусара и Ивана Сусанина, общественность Рассеи
поняла, что это и был долгожданный царь, за которого отдали жизнь старик-ветеринар
и озверевшие в лесу поляки.
Как свидетельствуют классики марксизма, история всегда повторяется: в виде тра-
гедии (два, максимум, три раза), в виде комедии (до пятисот раз), в виде оперы (чаще всего
в Большом театре СССР), в виде балета «Лебединое озеро» (неограниченное количество
раз), а также в виде Олимпийских игр, Фестивалей дружбы народов с последующими
военными действиями, и полетов в космос. Так что, нет ничего удивительного в том, что,
как и их далекие предки, первые Романовы тоже были идиотами. Конечно, это не был
первобытный пещерный идиотизм, свойственный заре прогрессивного человеческого
разума на нашей территории со слезами на глазах.
Первые представители дома Романовых, хотя отличались некоторым слабо уми-
ем и при появлении на свет ругались по-немецки (видимо, сказывалось влияние А. А.
Шлеймгольц и победа мюнхенской «Баварии» над киевским «Динамо» судью на мыло!),
но были от рождения достаточно образованными для своего времени людьми. Все они
читали и комментировали «Думу про козака Голоту», хорошо ездили верхом на лошади
Пржевальского, метко стреляли, плясали «казачка» и умели неистово молиться, не про-
износя при этом ни единого скверного слова вслух.
Их перестали, как прежде, хоронить в Центральном Отечественном или (в случае
преждевременной отставки со смертельным исходом) в районном мавзолее по месту житель-
ства, а погребали под крышей какой-нибудь церкви или собора. Такое захоронение получило
название «Соборное уложение» и производилось с обязательным прочтением завещания
покойного, которое тут же становилось Новой Вечной Всерассейской Конституцией.
По доброй национальной традиции через сорок дней, при ликовании и дружном
одобрении всего переписанного накануне населения, завещание подвергалось левыми ук-
лонистами коренной переработке с последующей демонстрацией в крупнейших городах и
селах лучших кинофильмов последних лет и проведением велопробега «Москва—Малая
Охта— Северный полюс— Америка—Шушенское —Швейцария—Центральный Мавзо-
лей—Днепрогэс—тир ДОСААФ— Бессарабка », а также декад литературы и искусства
дружественных республик.
При всем слабоумии первые Романовы всегда успевали за несколько часов до своей
преждевременной смерти, вырывавшей их из рядов строителей Новой Рассеи, сделать
многое для своих и чужих братских народов. Даже краткий обзор деяний представителей
Дома Романовых допетровского периода свидетельствует не только об их слабоумии, но
и об искренних попытках тесного единения с народами необъятной Рассеи и постижения
загадочных национальных душ ямало-ненцев, карело-финнов, татаро-башкиро-чечено-
бурято-монголов, и последнего оставшегося в живых калмыка.
Именно в это время родились хватающие за душу и посвященные в утешение
слабоумному Федору строки поэта о том, что слабоумие руководителя великого государс-
тва особой роли не играет, ибо всё равно «умом Рассею не понять». И если раньше до
Романовых существовало мнение, что любой идиот может стать государем всея Рассеи,
то теперь рассеяне в этом убедились.
У народа свалилась гора с плеч. Выборы государя или его случайное восшествие
на престол стало предельно упрощенным делом, и любая кухарка, следуя принципу
«чучхе», могла отныне управлять государством великих созидателей льна и жома.
Первый из Дома Романовых, тот самый прелестный ребенок-демократ, из-за ко-
торого была отправлена в отставку как не справившаяся гусар-девица и едва не погиб
в очередной раз Сусанин, был венчан на царство под именем Старца Моисея (главного
героя «Думы о козаке Голоте»). Тем не менее, народ называл его Михаилом Федоровичем
или попросту Федором Романовичем Тихим Кириллом Большое Гнездо Владимиром
Красно Солнышко Финистом Ясным Соколом, учитывая его политическую зоркость и
невозмутимое политическое спокойствие.
До конца своих дней он так и не понял, что был царем всея Рассеи («Иринушка , я
царь или не царь» — каждые полчаса спрашивал он у жены Аксиньи), и по врожденной
скромности был впоследствии похоронен, как простая кухарка.
Слабоумие Федора Тихого Сокола было поразительным. Он успел сделать для
отечественной экономики, литературы и армии столько полезного и прогрессивного,
что после него в этих областях около двухсот лет уже нечего было делать. В период
его царствования в Доме Романовых было светло и тихо. А снаружи, не покладая рук,
безмолвствовал народ, да и внутренние враги тоже не дремали.
Отнюдь.
Даже родные братья и сестры Федора, которые не могли соперничать с ним в
слабоумии, а потому ненавидели его, обращались за помощью то к царю Литвы, то к
башкирскому и еврейскому купечеству, и всё это, разумеется, под огромный процент,
который, ничтоже сумняшеся, тяжким бременем ложился на согбенные плечи простых
свободолюбивых рассеян-налогоплательщиков.
В это время неожиданно вдруг опять внезапно упало значение церкви как оплота
морали, что вполне понятно, ибо в междоусобной борьбе случалось всякое. То не подвезут
вовремя продукты, то переводчик опоздает, то внезапный взрыв склада с боеприпасами...
Но особую роль тут играла способность, вернее, талант, и даже гениальность
рассейского общества, выражающаяся в непринужденных мгновенных переходах от
святой веры к безбожию и наоборот, свойственных только глубоко верующему народу,
впоследствии сумевшему после тысячелетия христианства за один месяц разрушить
100 000 церквей и вырезать двести тысяч священнослужителей (к счастью, не только
православных), включая в эти подвиги веры также разрушительно-восстановительные
работы с храмом-бассейном Христа Спасителя имени В. И. Ленина.
Результатом временного отступления от очень глубокой веры в сторону не очень
глубокой (см. разметку глубин бассейна им. Христа Спасителя) была преждевременная
и, как всегда, внезапная смерть Федора-Финиста-Ясна-Сокола.
Народ впал в уныние, ибо слабоумие усопшего было гарантией стабильности
страны, армии, флота, а также победоносных войн с малыми, но злобными народами
Закавказья и Предкитайя, а его подвижническая трезвость — символом истинной веры
во все хорошее.
У Федора, как известно, не было детей, поэтому его любимый старший сын Ва-
силий Федорович был срочно доставлен в Москву и под колокольный звон всего народа
взошел на престол.
Это был довольно образованный для своего времени Василий Фёдорович, но к
горькому сожалению глубоко верующей части рассеян, в слабоумии он сильно уступал
своему отцу. И матери. Да и на престоле ему нечего было делать, так как его покойный
отец Федор, как мы уже знаем, сделал всё, что мог.
Войн в то время не было, потому что турецкий султан всё еще читал письмо от запо-
рожских казаков, а видный деятель швейцарского народного милитаризма Вильгельм Тель-
ман грубо отказал в помощи германскому антинародному милитаризму, который по своему
национальному слабоумию приближался к рассейскому международному милитаризму,
сосредоточив у границ Рассеи огромные запасы живой военной силы, ума и техники.
Разумеется, без помощи легендарного стрелка-милитариста силы всех соревну-
ющихся милитаризмов оказались неравные. О великой решительной войне, которую с
нетерпением ожидали истомившееся человечество, можно было лишь мечтать.
Как вдруг, бесцветное царствование Василия Федоровича сменилось его внезапной
смертью и восхождением на престол его сестры Ларисы.
Лариса была дура дурой. Она не читала «Думу про козака Голоту» и вследствие
этого, разумеется, не могла удержаться на престоле больше трёх дней.
Лариса лишь успела утвердить самовар в составе рассейского герба и громкое
прихлебывание при чаепитии в качестве национального гимна, ей удалось устроить
три «машкерада» на европейский лад и сто тридцать три крупных и мелких пожара
Москвы (в ее отсутствие было строжайше запрещено начинать наиболее значительные
московские пожары).
Отличаясь поразительной для своего возраста и внешности веротерпимостью,
при ней было построено двести тысяч церквей разных конфессий. Кроме православных
мечетей и буддийских синагог, было открыто множество мужских, женских и детских
монастырей, двенадцать из тринадцати художественных театров им. Горького, а в
Англии, куда завезли 40 000 домр и балалаек, был создан первый всемирный оркестр
русских народных военных инструментов им. В. В. Андреева (впоследствии им. В. И.
Ленина-И. В. Сталина).
Лариса также укрепила народную веру в добро и православие и, поскольку сама
никогда не курила, велела отрубать руки тому, кто держал их в карманах, запрещенных
еще при Федоре, и не давать сладкого всем, кто свистит с немытыми руками и ложится
в ботинках на постель, особенно в церкви.
Злые языки утверждают, что всё это было в шутку.
Ничего себе шуточки!
Царствование Ларисы закончилось тоже совершенно неожиданно. В тот день в
одном из театров имени Горького шла пьеса им. Горького «Царская невеста имени Горь-
кого». Присутствовавшая на спектакле Лариса горячо и непосредственно реагировала
на происходящее на сцене, в зале и за кулисами. Она то громко плакала, то смеялась
навзрыд. Несколько раз государыня выскакивала на сцену и стреляла в отрицательных
героев этой революционной для своего времени пьесы.
После первого акта, когда остались в живых только положительные персонажи,
Лариса отдала приказ о своем преждевременном аресте и, поддерживаемая под руки ле-
выми уклонистами, ушла из театра в монастырь. Там она оставалась весь первый антракт
и в течение половины второго акта, пока не были объявлены очередные претенденты на
престол, а именно самые слабоумные из оставшихся на спектакле представителей Дома
Романовых им. Горького.
Театральной и религиозной общественности Рассеи, уже во время третьего дейс-
твия спектакля стало ясно: простого врожденного слабоумия для того, чтобы править
такой великой страной, уже мало. Настало время сходить за наукой государственного
слабоумия в народ и в нем пройти школу особого религиозного мышления, основанного
на великом национальном подвижничестве. А именно юродивизме.

                ЮРОДИВИЗМ КАК ЗЕРКАЛО НАРОДНОГО САМОСОЗНАНИЯ

                Без працы не бенде кололацы*
               
                И.Я.Корейша
Рассейский народ давно знал, что он должен бороться, но не всегда понимал, с чем
и за что. Для борьбы он всегда выбирал мудрых и справедливых предводителей. Та-
кие борцы за народное счастье, как Александр Невский и Илья Муромец, Василий
Буслаев и Малюта Скуратов, Рюрик Долгорукий и Василиса Прекрасная, Вещий
Олег и Иван Сусанин, Купец Калашников и одноименный автомат, — все они сами
были выходцами из народа, хорошо понимали народные чаяния и народную тоску
по борьбе за правду. Они сразу садились на коней и увлекали за собой необъятный
рассейский народ на борьбу с проклятыми иноверцами (см. любую картину Репи-
на), они плакали и смеялись с народом, ели с ним чечевичную похлебку, поминали
минувшие дни, а главное, будучи достаточно образованными для своего времени
людьми, непримиримо боролись с врагами народа внешними и внутренними. За
это народ беззаветно любил их, а после их, конечно же, преждевременной смерти
почитал как святых и великомучеников.
______________________________
* В переводе с озверевшего польского «Без труда не будет кала(ла)ча.



Связь рассейского народа с его святыми вождями типа Вещего Олега, Ксеньи Пе-
тербуржской, А. А. Шлеймгольц, Маленького Царевича, и, конечно, Бориса Годунова в
исполнении гениального Шаляпина, была физически духовной и нерушимой республик
свободных.
Хотя и не всегда.
Случалось, что молодой и еще неопытный Дом Романовых, впопыхах забыв заветы
Иванов Грозного и Сусанина, начинал терять связь с народом.
Оставшийся без духовной связи с самодержавием народ начинал глухо роптать,
жечь барские дома и срочно собираться в Москву. Но вскоре он воспревал духом, опять
расправлял свою могучую спину и решительно выдвигал из своей среды мыслителей-
подвижников, бескорыстных душеспасителей нации, самодержавия и православия.
Эти подвижники были совестью народа, его мозгами и обливающимся потом и кровью
сердцем. Называли этих выдающихся и бестрепетных глашатаев свободных народных
идей юродивыми. Хотя совершенно непонятно, почему, а главное, зачем. Но, в общем,
правильно, поскольку юродивизм как могучее идейное движение начал развиваться в
Рассее еще задолго до ее возникновения, дожил вплоть до Великой нашей Октябрьско-
социалистической революции включительно, и отчасти пережил ее.
Каждый раз, когда в Рассее начиналась смута или кончались съестные припасы,
рассейские народные юродивые спасали ее могучим словом правды и неимоверными
подвигами. Они смело вступали в борьбу с зарвавшимися державными самодурами,
беря на себя непосильную ношу покаяния за всё содеянное.
Некоторые из них являли прямо таки чудеса подвижничества.
Например, дурачок Василий по прозвищу Блаженный был ближайшим другом
Ивана Грозного. При этом зимой и летом он ходил босой по снегу, рассказывал Ивану
Грозному смелые политические анекдоты и требовал от него в ближайшие три дня поко-
рить Казань и Сибирь, после чего стал называть уважаемого государя старым дураком и
даже как-то раз ударил его лаптем, утверждая, что этот лапоть освятил сам папа римский,
в доказательство чего читал стихи Самодержавина наизусть и «Думу про козака Голоту»
на древнееврейском языке.
От преждевременной смерти отважного юродивого спасло только то, что Иван
Васильевич не понимал древнееврейского и, любя его, как сына (юродивого, а не древ-
нееврейский, разумеется), не смог доказать суду присяжных, что дурачок Василий его
собственный родной сын с вытекающими из него в этом случае кровавыми последс-
твиями.
Юродивому Василию Блаженному наше Отечество многим обязано. Револю-
ционное слово нелицеприятной правды, которым впоследствии охотно пользовались
великие рассейские поэты, прозаики и просто Пушкин, впервые прозвучало именно из
уст дурачка Василия, поощряемого Иваном Грозным, самодурство которого было лишь
жалким подобием божественной дурости блаженного Василия.
Именно в то прекрасное время в народном представлении слились понятия иди-
отизма и мудрости, как двух краеугольных камней рассейской литературы и истории,
с грохотом катящихся из глубины народных масс к вершине рассейского национально-
классового революционного самосознания.
В свете юродивизма как основы и зеркала рассейской народной философии Рассея
вправе гордиться тем, что самые первые на земле, доисторические люди, проживавшие
на территории будущей Рассеи, были идиотами.
Василий был первым, но, разумеется, не единственным властителем народных
дум. Были в Рассее и другие не менее выдающиеся юродивые, поражавшие народ и
даже мировое сообщество своей неистовой подвижнической деятельностью высокого
революционного накала.
Например, один из них, родоначальник левого уклонизма Григорий Великопос-
тник, мог более тридцати минут кряду не употреблять крепких алкогольных напитков,
стоя по команде «смирно» на одной левой ноге. При этом он нисколько не затруднялся
читать наизусть и без единой грамматической и синтаксической ошибки списки всех
членов московской и абрамцевской масонских группировок, перечислять по алфавиту
в обратном порядке имена участников секты свидетелей Иеговы и победителей тарака-
ньих бегов за последние семьдесят лет.
Другие, юродивые-подвижники осуществляли движение своей и рассейской народ-
ной мысли, стоя годами в неподвижных позах на телеграфных столбах, за что получили
прозвище «столпников».
Этот мучительный, но благородный подвиг требовал большой нравственной вы-
держки, тренировки и философского склада ума.
Случались, конечно, и некоторые недоразумения. Один из столпников, например,
как-то со всего размаха ёбнулся со столба на землю, и при этом зашиб на смерть одну
собаку и двух велосипедистов (впрочем, это не считается, поскольку велосипедисты
были иностранцами). К счастью, сам он остался жив и даже был избран членом пятого
созыва.
Юродивый по прозвищу Сергей Сергеевич Сергеев 47 лет без перерыва правой
рукой крестился, а левой вышивал (тоже крестом) картину «Иван Грозный и Василий
Блаженный вышивают письмо крестиком турецкому султану».
Среди прочих был юродивый, который, являясь олицетворением совести и муд-
рости народной, тридцать пять лет не переставая плакал, из-за того, что дети однажды
во время оперного спектакля в Большом театре СССР отняли у него копеечку. Короткие
перерывы он позволял себе только для того, чтобы обличить самодержавие в лице Бориса
Годунова и его приспешников...
Величайший рассейский юродивый-мыслитель Иван Яковлевич Корейша, которого
до сих пор сравнивают по уму со всем населением Краснопресненского района Москвы,
промелькнул на небосклоне пророческой рассейской мысли, как апофеоз загадочности
и непостижимости народной веры в светлое будущее.
Живя его заветами, великие политические деятели Рассеи, Украины, Казахстана и
Кыргызстана доныне продолжают революционные преобразования, пытаясь превратить
наше и без того великое государство в маяк и светоч.
И это им удается.
Рассейские юродивые предрекали, утешали, проповедывали, обличали, входили в
правительство тайными советниками, и всегда способствовали проведению земельной,
угольной, денежной, церковной, столыпинской, льняной и других реформ.
Они шли с высокой поднятой головой на казни и пытки (иногда на собственные),
не переставая при этом стоять на столбах, спорить с Иваном Грозным, плакать из-за
отнятой копеечки и являться совестью народа, его армии и флота, а также творческой
интеллигенции.
В честь всех юродивых нашего отечества каждая седьмая пятница недели является
красным днем календаря и отмечается как День рыбака.
Таким образом, дети, мудрость нашего народа — есть исконный и величавый
идиотизм его отдельных, хотя и выдающихся юродивых представителей имени хра-
ма Василия Блаженного, мимо которого стройными рядами маршируют не только
солдаты непобедимой рассейской армии, несущей мир угнетенным народам, но и
лучшая в мире ракетная техника, вооруженная выдающейся атомной энергией
имени Чернобыльской АЭССР.
Однако главным достижением юродической мысли было осознание себя рас-
сейским народом как спасителя и покровителя других не таких передовых народов, не
признающих рассейской истины мысли.
Неустанные поиски истины мысли и вечная неувядающая борьба за правду против
глубоко заблуждающихся иноземцев всех стран — вот основная заповедь рассейского
юродивизма как зеркала всемирной революции весь мир насилья мы разрушим.
Мысль о спасении всех угнетенных народов посредством рассейского юродивизма
прочно укоренилась в народном сознании и привела, в конце концов, великий народ к
победе самого передового на земле всерассейского строя.
Но через тернии.

                ГЛАВА 3

                НАЧАЛО ДНЕЙ ПЕТРА

                Он гнул свое, пиджак топыря,
                Он весь как Божия гроза.
                А. С. Пушкин

Первые представители Дома Романовых, к нашему большому историческому сожале-
нию не хотели и не умели как следует воевать, дабы отстаивать в непримиримой борьбе
самобытность юродической рассейской идеи. Они всё более погрязали в дворцовых
интригах, крепостном строе и соколиной охоте. На протяжении их царствования... эх,
да что там говорить!
Сердце кровью обливается, кровь стынет в жилах, глаза лезут на лоб от законного
революционного негодования. Ведь если бы не все эти недоброкачественные самодержа-
вия с их соколиной охотой, отбросившие Рассею глубоко в сторону от ее самобытного
пути развития, наша прекрасная страна, благодаря великому Ленину и Маяковскому,
была бы сейчас впереди всех на душу населения не только по количеству льна и жома,
но и по социалистическому реализму.
И если мы сегодня с уверенностью заявляем, что соколиная охота с давних пор
мешала великому Ленину в создании Всемирной революции, свободы, равенства, братс-
тва и электрификации всей страны учиться, учиться и еще раз учиться, то Ленин прав,
что мы пойдем другим путем по историческим рельсам бронепоезда истории, стоящего
на запасном пути всенародной веры в ленинские идеи плюс юродивизм передового рас-
сейского самосознания, которое несгибаемо, как знамя революции, выстрел утренней
«Авроры» звездою севера.
И когда добросовестный историк (на всякий случай, не будем называть его имени)
заключает, что в нашем настоящем бывает виновато проклятое прошлое, он основывается
на хорошо продуманных фактах, а не какие-то там китайские ученые с их конфуциеона-
низмом, линьбяоизмом, люшациизмом, троцкизмом, цибайшизмом и маоцзедунизмом,
или политическая проститутка Троцкий.
Конечно, ошибки прошлого отчасти исправил Петр Первый, но он тогда еще не
родился, и потом не в этом дело. Петр Первый и сам наделал массу исторических ошибок,
которые впоследствии с огромным трудом исправлял В. И. Ленин. Дом Романовых, с
одной стороны, способствовал своими ошибками их дальнейшему устранению Лени-
ным, но, с другой стороны, был неотъемлемой частью рассейского общества (включая
общество охраны животных и общество добровольного содействия армии, авиации и
рассейского флота, который создал и прорубил в Европу через окно Петр Алексеевич
Первый).
Лично я как историк особого смысла в Петре Первом не вижу. Но поскольку все о
нем говорят, не переставая, то и мы вынуждены осветить его личность в истории нашего
незабвенного государства всея Рассеи, созданной волей народа.
Петр Первый был человеком огромного роста, но не только. В Доме Романовых
он появился не совсем законно, и его появление сопровождалось рядом исторических
скандалов, веселых шуток и войн. Тайна его рождения покрыта завесой загадочности.
Некоторые даже считают, что он был отцом Ломоносова. Другие считают, что нет. Мы
же полагаем, что, скорее всего, и то и другое.
Из секретных документов, любезно предоставленных автору этой книги посольс-
твом Баден-Бадена, следует, что Петр (впоследствии Великий) тоже был самозванцем и
родился не в России, как все великие рассейские самодержцы, включая Вещего Олега, а
как самозванец, в Голландии. Вот как это всё было по свидетельству очевидцев.
Рассея ждала появления на свет совершенно нового царя, необычного по форме и
содержанию. Но будущая мать будущего Медного Всадника внезапно заболела накануне
родов и уехала лечиться в Баден-Баден-Баден-Баден. Честь рожать Петра Великого по
существующему тогда закону была предоставлена младшей сестре отца родного брата
племянницы Петра — Софье. Софья в тот момент инкогнито путешествовала по Евро-
пе, переезжая то из Калининграда в Кенигсберг, то из Дьерпта, в Юрьев, а из Юрьева в
Тарту. Известие о предоставленной чести застало ее в дороге из Христиании в Осло, т.
е. в столь любимой впоследствии Петром Голландии (ныне Полтава).
Эта самая Софья знала, что если ребенок родится за пределами Рассеи, то он, ко-
нечно, может стать царем нашей необъятной отчизны с южных гор до северных морей,
но, увы, лишь на правах самозванца. Однако как раз в это время самозванцы-иноземцы
надоели великому рассейскому народу хороша страна Болгария, а Россия лучше всех.
Поэтому находившаяся в Голландии Софья приняла единственно мудрое решение. Она
немедленно объявила войну Голландии, чтобы присоединить ее к Рассее ровно на три
дня, в течение которых и обязалась родить там Петра Великого.
Рассейский народ сгорал от нетерпения, и поэтому ожидавшей рождения будущего
Петра Великого, довольно образованной для своего времени, но весьма ограниченной
в нем Софье, приходилось спешить. И уже к вечеру война с Голландией была Софьей
выиграна с разгромным счетом.
Однако стоило Голландии присоединиться к Рассее, как обеим этим странам тут
же стала мешать плохая погода и сказочный, просто небывалый неурожай льна. Присо-
единение едва не сорвалось. Лишь после пятилетней осады этой маленькой, вздорной
страны, Софья всё же осуществила аншлюсс и, как и обещала, объявив Голландию на три
дня Рассеей, тут же под грохот артиллерийского салюта отбыла самолетом в Швецию,
где медицина была более передовой. Там она с небольшим опозданием благополучно
родила Петра Первого.
Таким образом, Баден-Баден-Баден-Баден сохранил независимость, а Петр Пер-
вый, хотя юридически и считается рассеянином, фактически является голландцем,
родившимся в Швеции (ныне тоже Полтава), но теоретически — самозванцем, хотя это
не доказано. Вернее доказано, но не так, как нам бы хотелось и как учит петрография,
передовая рассейская наука о Петре Первом и его ошибках.
После рождения царевича Софья поспешила в Москву, чтобы всенародно объ-
явить себя матерью Петра Первого и отпраздновать. Но тут возникла настоящая мать
Петра, все еще находящаяся в Баден-Баден-Баден-Бадене, которая успела опередить
ее и объявить себя Софьей. Тогда Софья объявила себя Иваном Грозным, убивающим
своего сына, но Петр Первый переоделся своей няней и скрылся в крепости Орешек,
чтобы спокойно поиграть в ножички. Софья подослала к Петру наемных убийц в виде
стрельцов, но Петр играл в ножички лучше, чем они. Борьба за власть затянулась на
долгие двадцатипятилетия.
В стране начался период промышленного, спортивного и медицинского застоя
трудящихся масс. Рассея стала опережать по отставанию Европу, а также отставать по
опережению Азии и Африки в своем небывалом экономическом и культурном развитии
на загадочную рассейскую душу населения.
Борьба за власть кончилась тем, что Софья (какая из них, до сих пор точно не ус-
тановлено) была сослана в монастырь под именем старца Гермогена, а другая — в этот
же монастырь под тем же именем, чтобы, как всегда, не было путаницы.
А что же Петр? Юному царевичу было явно недостаточно собственного врож-
дённого слабоумия, чтобы управлять государством самостоятельно или, по крайней
мере, доверить это дело какой-нибудь кухарке. Тем не менее, уже с детских лет Петр
закалялся, готовя себя к смерти своего будущего сына, а также к войне с Полтавой. Он
проявлял большую склонность к боевой и политической подготовке, а также к военно-
патриотическому делу.
Имея небольшое детское войско, в которое призывались дети от трех месяцев
до одиннадцати лет обоих полов включительно, Петр Первый успешно воевал против
крымских татар, турков, монголов, арапов и стрельцов. Солдаты его детского войска,
вооруженные лишь рогатками, как Давиды на Голиафов, смело бросались на вооружен-
ных до зубов злобных (и чего, спрашивается, злиться?) врагов, обращая их в бегство за
Урал, а иногда и дальше, к чертовой матери в Кемь.
Петр Великий не очень любил своих врагов, но особенно не очень — стрельцов.
Воевал он с ними неохотно и обычно не убивал, а лишь брал в плен (см. картину Репина
«Покорение стрельцами Сурикова Сибири Ермаком»).
Вскоре этих стрельцов накопилось огромное количество. Петру Первому пришлось
собственноручно задуматься над их усыновлением, чтобы позже, следуя старой самоде-
ржавной рассейской традиции, постепенно казнить. Впрочем, Петр не стал усыновлять
стрельцов для того, чтобы потом, теряя драгоценное время, изо всех сил убивать их по
одному. Он просто собрал их однажды утром всех вместе, а затем, сославшись на боль-
шую личную занятость и неважное самочувствие, повелел одной половине стрельцов
казнить другую. Какой половине какую, государь не указал, и меж стрельцов начались
распри, переросшие в бунт. Позже он был назван Э. Стрельцовым*.
Ориентированная на Запад либеральная реформаторская сущность Петра всеми
фибрами протестовала против массовых смертных казней. Но Петр понимал, что если
он от них откажется, ни одна загадочная рассейская душа в лице многомиллионного
населения Загуменной Слободы не поймет его ни как государя самодержца всея Рассеи,
ни просто как депутата Всенародной Государственной думы. Из-за этого может начаться
великое возмущение не только до глубины загадочной рассейской души, но также голод
и даже эпидемия брюшного тифа. А тут еще в лесах загорелся торф, что по народному
поверью предвещало очередной неурожай льна, а значит голод и нашествие шведов под
Полтавой.
___________________________________
* Разумется, с подачи В. Иванова.


Пришлось прибегнуть к массовым казням, репрессиям и награждениям особо от-
личившихся. Конечно, будучи человеком совестливым, Петр Великий обычно был занят
соколиной охотой и сам на казнях не присутствовал. Но он никогда не забывал посылать
поздравительные письма, телеграммы и ценные подарки семьям погибших.
Казни и похороны происходили при любой погоде.
Военные почести, правительственные венки, сбор средств в помощь семьям,
собирающим средства в помощь государству, собирающему средства в помощь семьям
погибших, а также демонстрации трудящихся, клеймящих врагов молодого государя,
теперь заканчивались не разгульными пьяными поминками, а закладкой камня с надпи-
сью, что на этом месте через сто лет будет сооружен памятник М. В. Ломоносову или
неизвестному солдату.
Петру Первому удалось раз и навсегда ввести справедливое возмущение народа
в цивилизованное русло, и этим руслом прорубить окно в Европу.
Из окна Европы, повеял свежий ветер передовой европейской народной револю-
ционной мысли, а также прогрессивная медицина, воспринятая и развитая рассейскими
академиками с невиданным дотоле умом, превзошедшим Запад и его ученых. Люди стали
чаще выздоравливать, продолжительность жизни на душу населения заметно возросло.
Но враги отечественного здоровья тоже не дремали.

                СЫН ПЕТРА И ДЕЛО ВРАЧЕЙ

                Если я заболею, к врачам обращаться не стану
               
                Клятва Гиппократа

Личное отсутствие государя на казнях и эпидемиях, свидетельствовало о непозволи-
тельном для рассейского самодержца слабоволии (не путать со слабоумием). Из-за этого
крайне бестолково был проведен процесс по делу о государственной измене сына Петра
Иванушки, приговоренного к безвременному удушению*.
Сын Петра был приговорен отцом за государственную измену к смертной каз-
ни с дальнейшим поражением в гражданских правах на три месяца и конфискацией недвижимости.
_____________________
* По другим сведениям, царевича просто оштрафовали на очень крупную сумм, которую внес за
него старец Гермоген. Сушествует также версия, что после продолжительной и тяжелой болезни
сын Медного Всадника скоропостижно и безвременно скончался, сраженный пулей наемного
убийцы, и следствие продолжается до сих пор.


 Казалось, император всё сделал разумно и правильно. Но сказалось
отсутствие его личного контроля и прямого участия в этом важном государственном
мероприятии.
Петр, делавший всегда и всё своими руками (см. люстру из слоновой кости в Эр-
митаже и вырванные зубы ближайших друзей и сподвижников в Кунсткамере), на этот
раз проявил недюжинный либерализм, отказавшись от мысли прикончить сына своими
руками. В результате, враги народа после казни подменили сына Петра, и поэтому вместо
него были лишены недвижимости все бояре, а также оставшиеся в живых стрельцы и
значительная часть зажиточного рассейского крестьянства. При этом вся недвижимость
и наличный капитал, были переданы, но не Ивану Сусанину, как мы могли бы ожидать,
(его опять внесли в мавзолей), а князю Меншевикову и генерал-терапевту Брюсу Ша-
фирову (Шапиро), прибывшему специально для этого из Голландии (ныне Полтава), а
также прочим арапам Петра Великого.
Из-за грубой политической ошибки Петра в стране стал развиваться меншевико-
визм-шафиризм — коррупционное предательское течение, арапское по форме и реакци-
онное по содержанию, отбросившее государство с передового фронта реформ далеко в
сторону. Эта ошибка Петра до сих пор не находит оправдания в передовой исторической
науке о нашей великой стране, всеми фибрами своей души противостоящей западной
агрессии озверевшего лагеря человеконенавистников-толстосумов и их продажных
американских (китайских) профсоюзов.
Особо следует остановиться на той роли, которую сыграл в жизни великой страны
и ее человечества пресловутый Брюс Шафиров (Шапиро).
При Петре этот лукавый царедворец и закоренелый национал-бюрократ возглавлял
медицинскую комиссию по реабилитации, но не столько выздоравливающих больных,
сколько докторов, проходивших по знаменитому «Делу врачей».
Это дело возникло, опять же, при легкомысленном попустительстве Медного Всад-
ника, занятого подготовкой войны с Полтавой. Об этих врачах и их деле мы вынуждены
говорить особо и нелицеприятно, хотя упомянутые врачи и были гордостью рассейской
медицины допетровского, петровского и отчасти послепетровского времени (один из
врачей не успел удачно застрелиться, пережив Петра и его время).
Рассмотрим это событие подробней.
Дело (не врачей, а вообще) заключалось в том, что при Петре Первом выдающаяся
рассейская медицина из-за нехватки продовольствия и государственного финансирования,
а также из-за отсутствия жома и достаточного количества мочала, переживала поистине
драматические дни.
В тогда еще не до конца вздернутой Петром Первым на дыбы Рассее было, напри-
мер, так мало отечественных стоматологов, что государю самому приходилось вырывать
зубы не только себе, ни и своим коллегам по трону. Не говоря уже о том, что ни одного из
казненных (включая сына Петра Первого) из-за отсутствия квалифицированной медицин-
ской помощи спасти не удалось*. Как раз в это время иностранец Лефорт по прозвищу
Матросская Тишина тайком, в обход таможни, завез в Рассею бубонную чуму.
Этот страшный бич рассейского самодержавия, выражался в повышенной тем-
пературе тела, сильном кашле рассейского народа, отсутствии медикаментов, пожарах
Москвы и, конечно же, в неурожаях льна. Выявились и другие недостатки. Особенно
профессиональных медицинских знаний.
В этих условиях и возникло знаменитое «Дело врачей», некомпетентно пьянство-
вавших на работе, в результате этого самих заболевших бубонной чумой и заразивших
ею лучшую часть Рассеи.
Именно тогда острый на язык рассейский народ придумал знаменитую поговорку
«Врачу, застрелися сам!».
___________________________
* Заметим, что сочувствующий молодому осужденному царевичу голландский король, предложил
Петру обменять его сына (сразу после казни) на одного из живых голландских генералов. Но
Петр Первый отказался, остроумно заметив, что голландских генералов у него и так достаточно,
а сын один, и вместо генерала решительно потребовал прислать в Рассею побольше врачей,
лекарств, тюльпанов, янтарных кабинетов и армянского коньяка.

Но поговорка от чумы не спасла, и возмущение народа выплеснулось наружу.
Восстали все — и революционное монашество, и задумчивые рассейские крестьяне,
и шахтеры, и агитаторы-пропагандисты, и миролюбивые брандмейстеры, и скотоводы
Поволжья, и просто русские люди, проходившие в тот час мимо мавзолея Ивана Суса-
нина по Красной площади.
Клеймя позором, и призывая к справедливости и отмщению, народ стал поджигать
поликлиники, больницы, и кладбища. Сгорели на работе и в Мавзолее лучшие предста-
вители самодержавия и выдающиеся интеллектуалы своего времени, включая так и не
построенный памятник Ломоносову.
Черный пепел, замешанный на народных слезах (на глазах), неудержимым ливнем
оросил безбрежные поля и амбары Рассеи. За восемь километров от Москвы было слышно
рыдание пролетариата и трудового крестьянства, остановленного на своём пути поиска
правды и павшего жертвой в борьбе с собственным справедливым возмущением.
А что же врачи, спровоцировавшие законный гнев всего государства?
Вместо того чтобы быть судимыми и всенародно казненными, эти старорежимные
лекари-знахари, рядившиеся под медицинских слуг народа, при потворстве предателя
Брюса Шафирова (Шапиро) и прочих арапов спокойно умерли своей смертью, кто в
тюрьме, кто в Туруханском крае, кто от разрыва сердца. Справедливый всенародный
суд не состоялся. А демонстрация национального негодования, выразившаяся в кулач-
ный боях на льду замерзшей Невы, битье окон Зимнего дворца и нескольких пожарах
Москвы, не принесла никаких положительных результатов, ибо Петр Первый был в это
время в санатории одного из Баденов.
По возвращении же на работу Петр так и не получил всенародной жалобы на
Шафирова (Шапиро), которую антинародная клика Меншевикова-Лефорта утаила от
государя. Стекла в Зимнем дворце были к тому времени вставлены, а все факты бубонной
чумы искажены до неузнаваемости.
В результате Петр распорядился лишь вынести сожженного Ивана Сусанина из
сожженного мавзолея, и это было отчасти справедливо, поскольку, честно говоря, ве-
теринарное дело (исключая, конечно, известный подвиг Ивана Сусанина, касательно
озверевших поляков) было тогда в Рассее действительно не на должной высоте и заметно
отставало от передовой западной ветеринарной науки. Достаточно вспомнить смерть
коня своего, принадлежавшего Вещему Олегу, и в результате смерть самого Олега с
огромной художественной силой и мастерством...
Незавершенное «Дело врачей» стало еще одной из многих ошибок Петра Великого.
Вот почему мы как историк его не любим (Петра, разумеется, а не «Дело врачей»). Но
не будем уподобляться китайским злопыхателям-ревизионистам-негативистам-антисе-
митам-провокаторам.
Да, конечно, с одной стороны, безвременная смерть Вещего Олега и неудачно
закончившееся «Дело врачей» объективно свидетельствуют о пробелах отечественной
медицины того времени.
Но всё это свидетельствует также об отменном состоянии здоровья и физической
закалке рассейской нации, которой медицина была бы вообще не нужна, если бы с пре-
словутого Запада и, разумеется, из Китая не пришла та самая антинародная бубонная
чума вместе с ее подозрительными врачами-вредителями.
В конечном счете, поражение обернулось победой.
Рассея всегда была страной высокого национального здоровья пролетариев
всех стран плюс искусство, которое создает народ, а мы его только аранжируем
через окно, прорубленное Петром Первым в Европу. Это искусство принадлежит
народу и уходит. Чаще всего глубочайшими корнями в широчайшие массы. И тоже
через окно. Ибо реформаторские окна Петра Первого — это и есть начало элект-
рификации всей страны руки прочь от Рассеи!
         
                ОШИБКИ СЛАВНЫХ ДНЕЙ ПЕТРА

                Он шел в Николаев, а вышел к Херсону.
               
                «Полтава», слова народные.

Итак, часто ошибающийся, но искренний и отчасти вспыльчивый Петр упрямо шел к
своей цели поднять всю Рассею на дыбы путем неутомимой реформаторской деятель-
ности. Начав реформы с казни стрельцов и не всегда доверяя окружающим его жуликам
и казнокрадам, особенно иностранным, Петр стал впоследствии управлять огромной
страной лично, можно сказать, собственноручно.
Он сам обрезал боярские и губернаторские бороды, тормозящие стремительное
движение великой страны к Азовскому морю и к Полтаве; своими руками вырывал
больные и, если родине было нужно, здоровые зубы тем, кто не желал перевода столицы
Рассеи из Москвы в Малую Охту (ныне магазин «1000 мелочей»); большим топором
государь лично срубил дедушку рассейского флота в виде ботика*; собственноручно
ел грубую крестьянскую пищу и стойко переносил болезни, связанные с ней. Он сам
токарил, столярил, слесарил, кулинарил, неплохо играл на скрипке, клавесине, трубе,
стрелял из пушки, поднимал паруса, прорубал окна, смолил корабли, ездил в Голлан-
дию и время от времени брал в плен арапов, заботясь о будущем рассейской поэзии. С
его неутомимой деятельностью связаны вершинные политические и государственные
достижения дома Романовых, и они были бы еще выше, дальше и быстрее, если бы не
ближайшие друзья императора, обманывавшие простодушного и трудолюбивого Медного
Всадника на каждом своем и его шагу.
__________________
* Не путать с испанским сапогом.


Нужно заметить, что для своего времени Петр Великий был достаточно образо-
ванным медным всадником. Это был неплохой знаток рассейской психологии и довольно
таки народный царь, строгий, но справедливый. Как всем императорам, ему, конечно, не
доставало настоящей философской мысли в голове и истинно революционной любви к
народу, как это хорошо учит «Коммунистический манифест», но недопоняли декабристы,
страшно далекие они от народа.
Отсутствие настоящего классового мировоззрения не дало этому новатору рас-
сейского самодержавия возможности стать Лениным своего времени, дабы превратить
справедливые отечественные войны за окна в Европу в пламенные бои всемирной ре-
волюции на благо народов всех стран. Народ же, устав от своего справедливого гнева
по отношению к врачам-предателям, тяжело болел, безмолвствовал, копил боеприпасы,
сочинял песни и вместе с Петром трудолюбиво готовился к великим реформаторским
походам на Полтаву, Мазепу и Бородино.
Как вдруг ожидание великих перемен затянулось из-за неожиданно богатого уро-
жая льна, приведшего в растерянность всю трудовую интеллигенцию, нарождающийся
рабочий класс и, главным образом, крестьянство.
Народ неожиданно запил.
Беспробудное пьянство жгло глаголом сердца людей, до такой степени, что всё
время возникали пожары Москвы, а также других городов и мясокомбинатов.
Особенно успешным был пожар не то в январе, не то в 1805 году в ночь перед
рождеством. Огонь был такой силы, что вдруг стало далеко видно во все концы света.
Петр, наконец, понял, промедление смерти подобно, дольше испытывать терпение
народа он не вправе, и бесповоротно решил перевести столицу Рассеи из Ленинграда
в Полтаву.
Для того, чтобы понять глубокий смысл этой антинародной затеи, мы должны
тщательно изучить, понять и единодушно осудить империалистическую захватничес-
кую политику Петра Первого, связанную с первым Азовским походом. Или, может, не
стоит?.. Ну, ладно. Осудим вкратце.
По свидетельству очевидцев в связи с Азовом, являвшимся оплотом турецкого
Черноморья, Петр Первый проявил себя, по меньшей мере, недальнвидно, а по боль-
шей мере, твердолобо, как какой-нибудь китайский ревизионист-петлюровец, высоко-
мерно презирающий великие уроки юродивизма, этого перпетума мобиля рассейской
истории.
Конечно, отчасти Петра Первого и его самодержавную агрессию против миро-
любивого турецкого народа можно понять. Уж очень вызывающе вели себя подмявшие
московскую патриархию киево-печерские церковные чины, смутившие народ и москов-
ского монаха Сильвестра утверждением, что звонить «к достойной» нужно только через
месяц после литургии, но за месяц до пресуществления даров в тело и кровь Христову*.
Московский же патриарх Иоаким говорил, что следует делать наоборот и звонить всё
время с восхода до захода солнца с перерывом на затмение и закрытие храма на ремонт
находящихся в нем театральных декораций и плавательных бассейнов.
Постоянно возбуждаемое колокольным звоном или его отсутствием, в недрах
народного самосознания стало зарождаться подозрение, перешедшее в уверенность,
что источником всех невзгод являются турки. Поначалу, тонко почувствовав настроение
народных масс, Петр Первый сумел сублимировать** энергию справедливого народного
негодования в дело преобразования рассейско-турецкой государственной границы (см.
картину Репина «Запорожцы пишут протокол сионских мудрецов турецкому султану»).
Он поднял граждан Рассеи на дыбы против иноверцев, посягнувших на колокольный звон
за выход к морям. Пограничник Карацупа и его замечательно ученый пес Тунгус (ныне
дикий) лично задержали огромное количество турецких диверсантов, возвращавшихся
из Рассеи в Турцию после успешного выполнения диверсионных актов в Москве, Киеве,
Кенигсберге, Кременчуге и других рассейских городах Украины Заполярной.
В связи с подвигом Карацупы и его собаки, обоих этих героев-пограничников еще
при жизни поместили в мавзолей Ивана Сусанина рядом с хрустальной усыпальницей
прославленного следопыта-ветеринара.
Правда, пока в качестве почетного караула.
Казалось бы, народ стал успокаиваться, жить стало лучше и намного веселее, но
молодому и тогда еще неопытному Петру Первому было мало подвига прославленной
собаки и ее пограничника. Сказался самодержавный завоевательский инстинкт, уна-
следованный от Ивана Грозного. Петру нужна была не простая, а победоносная война.
Однако у рассейского императора кроме ботика не было ни одного корабля, а воевать
без кораблей, особенно на море, Петр не мог. То есть, вообще-то мог, но не победоносно.
А ведь Рассея еще со времен вещего Олега всегда была исключительно победоносной
страной на вратах Цареграда...
___________________
* Я сам не понимаю, что это значит, но в истории важен факт, а не его трактовка.
** Не пугайтесь, дети, это просто такое слово. Научное.



И тут Петр Первый совершает еще одну из своих антинародных ошибок.
Спрашивается, какого черта ты прешься за три тысячи километров завоевывать
выход к морю без кораблей, без победоносного опыта, без разработок генерального
штаба, не казнив предварительно всех генералов-шпионов и адмиралов-предателей,
включая Шафирова (Шапиро)! А главное, без союзников!
Вместо того, чтобы с помощью тонкой дипломатии договориться с Турцией о ее
сокрушительном поражении, полной безоговорочной капитуляции и сдаче всех тер-
риторий победоносной рассейской армии и ее будущему флоту, тем самым, сделав ее
союзницей в будущей войне за Азов, Петр потерпел постыдное для Рассеи поражение
от турецкого султана.
Подобного унижения со времен сокрушительной победы Рассеи над озверевшими
поляками, рассеяне не испытывали.
Патриотически настроенные бояре даже хотели переизбрать императора и назна-
чить Медным Всадником какого-нибудь самозванца. Но, узнав о заговоре, Петр Первый
пообещал всему рассейскому народу, что снизит цены, повысит трудовую дисциплину,
отменит алкоголизм, и нынешнее поколение рассеян будет жить через окно в Европу. А
для этого, сказал Петр, он сам вместе с народом должен три раза учиться:
а) учиться строить (чтобы создать большие корабли),
б) учиться воевать, чтобы добыть победу у турков и прочих шведов.
в) учиться токарному ремеслу, чтобы каждая крестьянка могла делать люстры из
слоновой кости.
Но особено, конечно, б).
И начались тяжелые годы учения русского царя на корабельщика, реформатора и
токаря. Всему этому Петр Первый долго учился за границей, оставив на это время Рассею
без войн и реформ. Результаты усердной учебы не замедлили сказаться. Вернувшись в
Рассею и построив непобедимый рассейский флот, Петр снова объявил поход на Азов. К
сожалению, доверившись предателям-адмиралам, а не лучшим рассейским разведчикам,
утомленный успешной учебой царь отправил корабли к Азову по Волге.
И в который раз, исправляя очередную ошибку горе-императора, трудолюбивый
рассейский народ принял на себя тяжкий удар истории рассейско-турецких взаимоот-
ношений.
В рекордно короткий срок была восстановлена информационно-осведомительная
служба, созданная еще Иваном Грозным, и Петр получил достоверную и секретную
информацию о том, что Волга со времен его восшествия на престол впадает в основном
в Каспийское море.
Была раскрыта шпионская сеть врагов-дезинформаторов, иностранные развед-
чики были высланы из Рассеи, а их корыстные пособники и предатели из местных
бояр, дворян и монашествующего кулачества были частично казнены (им отрубали
только руки и ноги после чего ссылали на строительство Черноморо-Балтийского
судоходного канала).
Канал, соединивший Волгу с Днепром и Северной Двиной имени Ивана Сусанина
и Карацупы (ныне им. Джамбула Джабаева), превратил Москву в порт всех известных
пяти морей, и рассейские корабли смогли, наконец, попасть в Аральское море, а оттуда из
устья Дона буквально свалиться Суворовым через Альпы на голову турецкому султану,
который так и не прочитал письмо запорожских казаков.
А зря.
Казаки его предупреждали с бесподобным юмором и всенародным оптимизмом,
который всегда стоит на запасном пути бронепоезда рассейской истории с южных гор
до северных морей Украины.
Захватив Азов и двинувшись к Дунаю на своем ботике, Петра Первого тут же
окружило огромное турецкое войско. Генеральный штаб Петра и изменники-генералы,
полковники, штабс-капитаны, и так далее вплоть до титулярных советников опять под-
вели великого рассейского реформатора и полководца, не доставив рассейской армии
пищу и воду, а также газеты и журналы. А без уроков рассейской литературы, — сами,
дети, знаете...
На всю армию было только два молитвенника, один экземпляр армейского устава,
пять экземпляров расписания поездов Москва-Норильск и единственный экземпляр книги
«Юности честное зерцало», да и тот на турецком. Армия оказалась в плачевном поло-
жении. К счастью, турецкий визирь сжалился над рассейскими солдатами и предложил
Петру Первому заключить победоносный мир в обмен на Азов и прочие, захваченные
рассейской армией территории. Поскольку Петр в это время уже готовился к войне с
шведским королем Карлой, который тоже получил от казаков письмо к турецкому сул-
тану, мир был спешно подписан.
Азов был возвращен под жестокое иго турецкого султана.
Но еще долгое время черноокие турецкие женщины с тайной грустью вспоми-
нали добродушных рассейских солдат и называли в их честь своих детей Османами, и
Янычарами, а в русской армии специальным указом был введен военный чин «генерал-
предатель».

                НЕДОСТАТКИ ЦАРИЗМА

Рассейскому царизму не доставало всемирности. Он не дорос до понимания миссии
рассейского народа как спасителя мира путем всемирной Великой Октябрьской Социа-
листической революции всех времен и угнетенных народов вместо сердца пламенный
мотор. Отечественную историю спасало только интуитивное понимание рассейским
народом его законного первого места в структуре мироздания вплоть до масштабов
вселенной.
Что же сделало рассейский народ чемпионом мира по истории? Ответ напра-
шивается сам собой — его поразительная веротерпимость (особенно по отношению
к китайцам), его горячая нескрываемая любовь к самому себе и другим, более малым
народам, а также единомыслие в годы неурожаев льна и во время написания письма
турецкому султану.
Рассейский народ всегда был гордостью Рассеи, и она, не скрывая слез радости,
восхищалась им и его замечательной исторической интуицией и конституцией.
Но что такое история, спросите вы.
Да ничего особенного.
Все очень просто.
История есть последнее и решительное действие народных масс, которые
стихийно руководят личностью, стоящей в их главе или уже лежащей во всена-
родном мавзолее.
А что такое мавзолейная личность в истории выдающегося народного рассейского
самодержавия и каковы ее характерные черты?
Отвечаем как историк и философ.
Со времен А. А. Шлеймгольц самым верным признаком любой выдающейся
государственной личности, (будь то царь или юродивый), было высочайшее владе-
ние искусством обещания. Сложнейший литературно-исторический жанр обещания
вдохновенно и трогательно складывался со времен Аскольда и Дира на протяжении
всей истории Рассейского государства и стал неотъемлемой частью отечественного
фольклора. Сформировалась целая обещательная отрасль науки, труда, религиозной
и партийной дисциплины. В жанре обещания слагались гимны и частушки, романы и
симфонии, создавались выдающиеся произведения искусства с высоко поднятой головой,
простертой вперед рукой и устремленным в будущее взглядом. На протяжении веков
в Рассее четко сформировался высокий принцип, который лег в основу обещательно-
выполнительной системы.
Ежели какой-нибудь великий и могучий, избранный волей народа, глава
Рассейского государства, давал кому-то какоето обещание, то не было такой силы,
которая могла бы заставить его это обещание выполнить.
Этот диалектический монархизм всегда приводил рассейский народ в сильное
творческое возмущение, являющееся двигателем прогресса, вызывающее концентрацию
народных сил в борьбе за светлое будущее и направляющее героизм вдохновенного труда,
создавшего из идиотов человека.
Причем не одного, а лучшую в мире целую нацию.

                ПОЛТАВА

                Не даром вовсе, а за плату
                Сожженья ради супостату
                Москва была сдана.
                Наш дядя без предубежденья
                Поправил нас на эти деньги
                Надрались мы в тот день рожденья
                А.П.Бородина
               
                Князь Игорь
                «Слово о полку Бородина»

Мы теперь знаем, что цари и другие угнетатели приходят и уходят, а возмущенный
народ остается. То же самое можно сказать о Полтаве. Если бы не шведский король,
возомнивший себя Медным Всадником и Мазепой, не было бы этой бесполезной
битвы, вошедшей в историю под названием Бородино-1 (иногда ее еще называют
Шереметьево-2).
Полтавский бой грянул рано утром и возник по чистой случайности. Дело в том,
что шведский король Карло и рассейский царь Петр шли каждый со своим войском по
своим личным делам, не ожидая встречи друг с другом. Карло вел своих шведских голо-
ворезов из Стокгольма в Петербург на Малую Охту (цель похода до сих пор неизвестна),
а Петр направлялся в Херсон на переговоры с дальним родственником детства Мазепой.
Вот. Обе армии, случайно встретились под Полтавой (это, как войдешь в Украину, сразу
налево) и приняли друг друга за турецкого султана.
Петр Великий, уже давно мечтавший превратить Полтаву в новый Петербург, при-
шел в неописуемую ярость, тем более, что, заснув накануне, ему приснился страшный
сон об измене Мазепы.
И началась Полтавская битва. Бой был страшный. Шляпа Петра была прострелена
в трех местах. Хорошо, что в тот день он оставил ее дома. Случись по-иному, история
Рассеи могла бы пойти в Херсон совсем по другому пути.
Битва длилась в течение академического часа. То рассейская армия побеждала
шведов, то шведская армия побеждала рассеян, рассеивая их по всему Бородинскому
полю, то обе армии начинали побеждать друг друга.
Как вдруг Карло был ранен в свою голову и в ногу лошади. Вот тогда-то Петр,
бывший в первых рядах своего войска, внезапно увидел, что перед ним не турецкий
султан, а шведский король, которого рассейский император любил, уважал и хорошо
знал в лицо.
Оба самодержца крепко обнялись. Петр отдал шведскому королю его шпагу и
свою золотую табакерку с надписью «Не забуду мать родную». Карло признал Петра
победителем Полтавской битвы, заключил с ним союз против Швеции, и подарил так
называемый «Янтарный кабинет», который до сих пор не могут найти выдающиеся
ученые и разведчики Пруссии.
В ответ Петр I подарил шведскому королю тысячу прусских гренадеров. Прус-
ский король подарил Петру маленького арапчонка по имени Абрам Петрович Ганнибал.
Китайский император в знак победы над Полтавой прислал Петру Великому рисовое
зерно, на котором было слово из трех тысяч букв и которое до сих пор не переведено.
Петр в ответ послал китайского императора и подарил турецкому султану Азовское
море и Крым, но отобрал письмо запорожцев. Запорожцы подарили шведскому ко-
ролю мавзолей Ивана Сусанина, поскольку его (Ивана Сусанина, разумеется, а не
шведского короля) к тому времени опять вынесли из мавзолея, а польский король
Сигизмунд подарил запорожцам Мелитополь, Жмеринку и половину Киева (до се-
редины Днепра).
Так закончилась Полтавская битва, и в Рассее, наконец, наступило мирная петров-
ская эпоха реформ и преобразований всея Рассеи, время песен, танцев, расцвета науки,
культуры, искусства и дворцов спорта.

                ПРЕОБРАЗОВАНИЯ, СМЕРТЬ И ЗАВЕЩАНИЕ ПЕТРА

                Пойду в магазин, что напротив,
                Куплю пайку серого хлеба
                И отдам голодной собаке,
                Чтоб за ноги, ****ь, не кусала

                Зорик Шалонов.

Из монгольский детской народный поэзии
Петр Первый процарствовал после победы над и под Полтавой вполне достаточно, чтобы
успеть совершить множество правильных, неправильных и совершенно бесполезных
действий на благо Рассеи.
С возрастом он очень полюбил подрастающее поколенье в виде детей и подростков
и по-государственному тепло и трогательно заботился об их прошлом и будущем. Чувс-
твуя приближения преждевременной кончины, государь издал приказ о преобразовании
рассейского народонаселения в передовое общество. Петр Первый решил сплотить народ
Рассеи, потерявший, было, после неудавшегося «Дела Врачей» всякие духовные ориен-
тиры и разуверившийся в высочайшей силе национально-созидательного единства.
Вызвав все население страны в Санкт-Петербург, государь сделал собственно-
ручную поголовную перепись подданных, каждому лично пожал руку, определил на-
циональность (особенно рассеян), и назначил всех представителей мужского населения
Рассеи звеньевыми, старостами, председателями советов отрядов и дружин, а также
титулярными знакомыми, коллежскими приятелями, статскими товарищами, тайными
друзьями, дальними и близкими родственниками, министрами внутрирассейских и
иностранных дел всея Москвы, Петербурга и Полтавы, а некоторых посадил в тюрьму
за бороду, пьянство и всеобщую рассейскую неграмотность.
С тех пор каждый гражданин Рассеи, должен был занимать предписанное ему
ростом, национальностью и количеством оставшихся до смерти дней место в обществе.
Появился паспорт с пропиской по месту жительства или заключения, а также с записю
одной или двух национальностей каждого расейского гражданина. И это не удивитель-
но, ибо в Рассее к тому времени было больше разных национальностей, чем населения
всего земного шара. Среди них были уникальные, такие, как, например, знаменитые
рассейские сиамские близнецы (пожилой калмык и пятнадцатилетняя девочка-негри-
тянка). Национальность присваивалась даже осужденным и заключенным, что дало
основание позднейшим историкам очень точно и остроумно определить петровскую
Рассею как тюрьму народов. Это, конечно, шутка в виде смеха сквозь слезы на глазах, но
если смотреть на вещи своими именами, и называть их исторически трезво, то всеобщая
национальная паспортизация стала краеугольным сизифовым камнем, который Медный
Всадник всея Рассеи вкатил на Олимп мировой цивилизации, превратив неотесанный
полуфабрикат бессознательного народонаселения Рассеи в единое национализированное
общество грядущего прогресса, небывалых социальных потрясений и революционных
преобразований, если объективно.
Рассея была вздернута на дыбы Медным Всадником с рукой, простертой в светлое
будущего и досрочных побед разума над мракобесием абсолютизма и другими инфек-
ционными болезнями.

                СМЕРТЬ МЕДНОГО ВСАДНИКА

Время шло. Неумолимая кукушка истории отсчитывала на своих часах оставшиеся дни,
годы и столетия. Петр Первый старел, но держался молодцом. И все же, несмотря на свой
огромный рост и небывалое физическое здоровье, Петр Первый во время наводнения
Невы, упал со своего любимого ботика в воду и, говорят, утонул.
К счастью, перед самой своей смертью Петр не успел оставить никакого заве-
щания. В этом завещании говорилось, что престол должен получить его ближайший
родственник по матери. Но по какой матери, государь не уточнил, тем более, что их у
него было две. Поползли слухи, переходящие в уверенность, что Медный всадник всея
Рассеи хотел оставить наследникам не один, а два престола. Один в Санкт-Петербурге,
а другой в Полтаве. Но после смерти Петра не нашли ни одного.
Даже в Кунсткамере.
Наследников тоже.
Отсутствие престола и отсутствие наследников ничуть не смутило расссеян.
Смерть Петра они восприняли с нескрываемым облегчением. То, что государь посылал
Рассею через прорубленное им окно в Европу, всегда вызывало у рассеян неодобрение,
переходящее в пратриотическое негодование. Ведь по решению Петра, вся Рассея вместе
с Курильскими островами и двухнедельными запасами льна должна была под именем
Полтавы перейти в распоряжение окна Европы. Только своевременная безвременная
смерть Петра сорвала этот безумный план Дома Романовых.
Тем не менее, в общем, бесцветную роль Петра в истории Государства Рассейского
мы как историк вынуждены в целом оценить положительно.
Скромный труженик, отец ботика, талантливый стоматолог и брадобрей, Петр
Первый, сделал бы для правильного развития рассейской истории в пять или даже в
десять раз больше, если бы честно отрекся от императорской короны и отдал престол
какой-нибудь способной кухарке, гениальному сыну сапожника или великому ветери-
нару из глубины трудящихся пролетарских масс, доверив им вести за собой народ по
революционному пути в светлое будущее прогресса социальной мысли и счастья наро-
да, к победе гуманизма, свободы, равенства, материального благосостояния и мировых
рекордов во всех областях физкультуры, науки и художественного творчества, а также
национальностей.
Главная историческая ошибка Медного Всадника и Отца Рассейского Ботика
заключается как раз в том, что он был царем. И это при том, что на подмостках вели-
кой рассейской исторической сцены ему предназначалась скромная роль полтавского
цирюльника.
С легкой руки Дома Романовых у кормила власти часто оказывались государи,
чьих историко-политических способностей хватало максимум на то, чтобы управлять
хором старых пограничников, а последний, весьма посредственный, с точки зрения
революционного сознания народных масс, рассейский царь Николай Святой был даже
не генералиссимусом как, скажем, герой Рассеи и Польши А. В. Суворов, а всего лишь
полковником.*
__________________________________
* Сравнить с нашим временем, когда по воле самого народного из народов мира, наоборот, простая кухарка, семинарист или подполковник неожиданно может стать главой государства.


Конечно, как всегда, после смерти того или иного царя, в том числе и Петра Пер-
вого, великая страна всегда вздыхает с облегчением и надеждой на светлое будущее,
которое семимильными шагами само идет навстречу нашему неимоверному народу.
И заканчивая данный отрезок истории, нам остается сказать, что как только Мед-
ный Всадник умер, жить опять стало лучше, жить стало свободнее, жизнерадостнее и
краше, хотя, конечно, не так искренне и первобытно, как в те далекие, согретые шкурой
козы времена, когда все люди были идиотами...


                ТОМ ВТОРОЙ*

                РАССЕЙСКИЙ ЦАРИЗМ КАК ЗЕРКАЛО РЕВОЛЮЦИИ


_____________________
* Второй том «Исторической поэмы» был в припадке творческой неудовлетворенности утоплен
автором как раз посередине Днепра. Однако рукописи не тонут, и в настоящее время с пока
еще не полностью высушенной рукописью дра Денкера уже ведется восстановительноподгот
овительная работа...




               


                ПРИКОСНОВЕНИЕ К ЖАНРУ
                или
                КОЕ-ЧТО О ПРИРОДЕ ВТОРИЗМА


                (ПРЕДИСЛОВИЕ В ВИДЕ ПОСЛЕСЛОВИЯ)
                (только для интеллектуалов и профессионалов)

                1

В последние годы своей жизни он часто выходил на балкон, нависавший над тихой
киевской улицей, тяжело клал руки на перила, порывисто подавался грузной фигу-
рой вперед и, сверкнув толстыми стеклами очков, начинал говорить. Обоймы изящно
выстроенных фраз длинными очередями разряжались в равнодушное, наполненное
звуковой рутиной уличных будней пространство, призывный рокот его голоса стелился
над полосой пыльного тротуара и бессмысленно поглощался листвой старых деревьев,
обступавших тот самый дом, в котором, ежегодно наезжая из Питера, я тщетно искал
тишины и творческого уединения.
Квартира ораторствующего находилась как раз над моей, и этот глас вопиющего
в пустыне людского безразличия, ниспадающий свыше, поначалу казался мне не более,
чем назойливой шумовой краской на фоне звуковой палитры большого города. Однако,
прислушиваясь к говорящему, я стал постепенно улавливать в стремительном потоке
слов некую смысловую и тематическую обязательность: то были занимательные и весьма
своеобразные исторические лекции, литературная материя которых поначалу изумила
меня не столько чудовищной смысловой аномалией, сколько художественной, стилис-
тической завершенностью формы, организующей этот восхитительный бред.
Шаманское упорство автора бескорыстных литературных подношений настолько
увлекло меня, что я превратился в их наркотически зависимого слушателя. Выставляя
микрофон в форточку, я начал записывать выступления моего удивительного соседа, а
затем расшифровывать их и систематизировать, ибо какое-то шестое чувство подсказало
мне, что я имею дело с совершенно оригинальным литературным явлением. Я не знал,
как его определить, но однажды мой друг, врач-психиатр, застав меня записывающим
очередную историческую мессу и услышав горячечную речь моего соседа, с усмешкой
произнес загадочное слово логорея...
Мне не понравилась усмешка, но настолько понравилось непонятное ученое слово,
что, стыдливо скрыв свою неосведомленность, я решил использовать его как условное
определение неизвестного литературного жанра. Вскоре выяснив, что оно (до сих пор
не знаю, по науке или просто как жаргон) означает безостановочное словоизвержение,
я посмеялся над своей филологический промашкой. Однако мой друг неожиданно
заметил, что термин этот можно смело рассматривать как определение жанра, указав
на высочайшие его проявления в сочинениях графа Л. Н. Толстого, в публичных речах
пламенного Фиделя и, немало озадачив меня, безоговорочно поставил этот жанровый
диагноз только что прочитанной им поэме «Исаак и Авраам» и другим стихам тогда еще
молодого, но уже знаменитого ленинградского поэта.
Разумеется, на таком впечатляющем фоне я не решился объявить свалившиеся
на меня с балкона литературные откровения — открытием жанра, а их автора — этого
жанра первооткрывателем и родоначальником. А тем более, я тогда не мог предположить,
что именно это отсутствие первости позже сыграет существенную роль в читательской
оценке «Исторической поэмы» и станет одним из главных поводов для написания дан-
ных заметок...
Увлечение удивительными лекциями не могло не привести меня к личной встрече
с балконным анонимом, в котором я неожиданно узнал моего изрядно постаревшего
школьного учителя, бывшего преподавателя истории СССР. Когда-то в нашем невнятном
подростковом сознании он слыл изрядным чудаком и оригиналом, впрочем, вполне уважа-
емым, ибо при всей объективной строгости преподаваемого предмета и лимитированной
достоверности излагаемого материала, историк наш никогда не был идеологическим
лакеем унылой реальности, а всегда представлялся нам восторженным романтиком,
свободно парящим над стихией событий и судеб. И наверное поэтому книгу, которую
он, по сути, не написал, а наговорил, я в подзаголовке назвал исторической поэмой.

                2

При встрече с этой захватившей меня литературной стихией, я почувствовал, как некий
внутренний художественный идеал, который я годами старательно и независимо выра-
щивал в тайниках моего творческого сознания, стал скукоживаться и тускнеть в свете
101
лучей, испускаемых магическим кристаллом чужого дарования. Я поймал себя на том,
что начинаю завидовать сальерианской завистью этому выдающемуся артисту слова,
этому Моцарту истории СССР. Именно так хотел бы я сам говорить, писать, мыслить.
Так почему он, почему не я?..
Разумеется, я знал, я понимал, что над литературными ревнивцами, как ангел
творческой смерти, витает призрак вторичности. Творческое воображение завистника
всегда связано с неким навязчивым идеалом, будь то образец для тайного подражания
или, наоборот, для ревнивого отрицания.
Клишировать или, что еще хуже, пародировать чужую манеру я не хотел, не поз-
воляло авторское самолюбие. Переделаться, переродиться в одночасье, как молодой
Пастернак, углядевший сходство своего художественного почерка с манерой Маяков-
ского?.. Но для этого надо внутри своего творческого организма в противовес чужому
идеалу создать собственный, равновеликий и равноценный, а я не был уверен, станет
ли у меня на это сил...
Впрочем, все эти мысли постепенно потеряли остроту, а позже и вовсе рассеялись
в напряженном поле овладевшей мною навязчивой идеи, — во что бы то ни стало при-
общить читательский мир к этой витающей в ничейном пространстве литературе. И,
в конце концов, первооткрывательский императив превозмог авторский. (Мне вообще
кажется, что открывательство — это своеобразная альтернатива неудовлетворенному
авторству, или даже его особая разновидность. Так в разрядах мышечной энергии и
в движениях души музыканта-исполнителя в качестве открытия возрождается чужая
авторская идея, на какое-то время уравнивая в авторских правах артиста-исполнителя
и великий первоисточник).
Это произошло само собой. Наступив на горло собственной песне, я слился с ис-
тинным автором «Исторической поэмы». Я стал частью ее пространства и материи.
Я стал ее исполнителем.

                3

Я сознательно оставляю в стороне неумеренные стихийно-эмоциональные восторги и
абсолютно позитивные отзывы об этом, разумеется, достойном их сочинении (а их было
немало). Меня больше интересовали вызванные этим произведением серьезные мнения
и суждения, а не комплиментарно-шумовые эффекты.
102
Давая рукопись «Исторической поэмы» людям близким мне по духу и мироощуще-
нию, я был абсолютно уверен в адекватности их восприятия, и редко в том ошибался. Но
за границами узкого круга, я столкнулся с поразительным читательским легкомыслием
и слуховой нечуткостью в отношении открытого мною литературного феномена.
Больше всего меня задевали рассуждения об этом творении выдающегося мастера
логореизма, как о пародии или подражании уже существующим сатирическим образцам,
хотя интеллектуальная и художественная несовместимость предлагаемого оригинала с
таким поверхностным суждением о нем очевидна. Пародия, как жанр подражательный,
вторична. А любой логореизм явление спонтанное, импровизационное.
Некоторые читатели, заговорщицки подмигивая, «уличали» меня в полном ори-
гинальном авторстве «Исторической поэмы», но тут же дезавуировали столь лестное
мнение обо мне странными параллелями и ссылками на всевозможные аналоги. Так, по
формальному признаку «историчности», изящный лирико-философский абсурд автора
«Исторической поэмы» неожиданно оказывался в одном ряду то с сатириконовским зу-
боскальством «Всеобщей истории» или черными дырами скандальной «Новой хроноло-
гии», то с верноподданническим академизмом автора Истории Государства Российского
или ерническим хохмачеством резвящихся эстрадников. При этом словно не замечалось,
что «Историческая поэма» формально и содержательно настолько же отличается от
этих сочинений, насколько они отличаются друг от друга, и что она, скорее, причастна
к литературной стихии «Записок сумасшедшего» и «Истории одного города», чем к
упомянутым разновеликим и разнозначным «историческим» произведениям.
Несмотря на то, что все недоразумения, связанные с неадекватным восприятием
книги, я относил на свой счет, аранжировщика, редактора и интерпретатора, не сумевшего
достойно представить уважаемой публике это самобытное произведение, намеки и даже
упреки по поводу некоей художественной несамостоятельности и неоригинальности
«Исторической поэмы» и ее подлинного автора, глубоко задевали меня. И я наконец
понял, что не имею права промолчать и допустить попытку приковать моего учителя к
позорному столбу вторичности.
Да, будучи его (моего учителя, а не столба, разумеется) Энгельсом, его Софьей Ан-
дреевной, потратив годы на преобразование упомянутого материала устного творчества
в вещество фиксированной литературной речи, я являюсь лишь творческим отражением
главного автора этого вещества. Но, проникнутый его, этого вещества, художественной
плотью и духом, я лучше других чувствую и понимаю, насколько оригинален и непод-
103
ражаем автор «Исторической поэмы», виртуозно балансирующий на грани, отделяющей
настоящее искусство от суррогата.

                4

Не могу не признаться, что в литературно-бытовом и в философско-этическом планах ще-
петильный вопрос авторской оригинальности с юных лет волновал мое художественное
и гражданское сознание, внедряясь противной заковыкой в многочисленные уравнения
гамбургского счета. Я с горечью наблюдал, как коварная ржавчина вторичности то и дело
проступает на чистых ликах кумиров и подтачивает постаменты под незыблемыми фи-
гурами. То в виде вульгарного плагиата, то под соусом какой-нибудь яйцеголовой теории
вроде Отрицания отрицания. Меняя ипостаси и мимикрируя, авторский вторизм то и
дело высовывался ехидным компроматом из трещин многих творческих биографий.
Обсуждая и осуждая фигурантов этических коллизий, связанных с подобным явле-
нием, я всегда праведно и бескомпромиссно-осуждающе воспламенялся, но не предпола-
гал, что когда-нибудь сам стану участником сюжета на эту противную тему. И вот сегодня,
когда я вынужден рассматривать вопрос вторичности применительно к «Исторической
поэме», мною овладевают сомнения в однозначности прежних агрессивных подходов к
этому вопросу, и, излагая сейчас скромные соображения по данному поводу не в абсо-
лютном, а, так сказать, в рассудительном смысле, я представляю мыслящему читателю
мои раздумья и сомнения лишь как процесс, а не как окончательный результат.

                5

У Александра Володина есть небольшая притча о художнике, впервые нарисовавшем
синюю корову, резко осмеянную общественностью за ее странный цвет, и о последо-
вателе художника, нарисовавшем еще более синюю, прямо-таки фиолетовую корову,
которую общественность, видимо, сточив зубы о синюю предшественницу, приняла на
этот раз, наоборот, с оглушительным восторгом, вроде даже как образец художественной
смелости.
Конечно, вместе с автором притчи я на стороне создателя синей коровы, на сто-
роне рискующего исследователя, а не его удачливого последователя, и в контексте, так
сказать, моцарто-сальерианского прочтения этой володинской притчи я, безусловно, на
стороне гениальных первооткрывателей, а не тех, кто фиолетовой алгеброй пытается
разъять синюю корову божественной гармонии. То есть, я и сегодня и всегда на стороне
пушкинского Моцарта, синего гармониста, понимаешь, а не фиолетового алгебраиста.
Хотя, должен заметить, что при этом меня постоянно раздражал и до сих пор раздражает
идиотский провинциальный вымысел про « ...и Сальери», который как историческая
фигура и мастер в обывательском сознании всегда вторичен по отношению к «Моцарту
и...». А особенно пошлым и примитивным выглядит этот вымысел в свете возведенных
на его хлипком фундаменте высоких философских и художественных построений, тем
более что простая и скучноватая историческая правда неопровержимо свидетельствует
об отсутствии у реального и далеко не бесталанного Сальери малейших бытовых и
творческих причин для патологической зависти своему молодому коллеге.
Но вернемся к нашим коровам. Чего сейчас скажу, аж самому страшно! Знатоки
с партитурами в руках доказывают, что при создании своего легендарного Реквиема (и,
кстати, не только Реквиема) Моцарт буквально содрал некоторые фрагменты и даже
целые эпизоды с ходивших по Европе образцов.
Как низменно, как гадко этот факт авторской вторичности пятнает идею печальной
и мудрой притчи о коровах! Какую мрачную тень бросает на светлую песнь о божест-
венном искусстве автора легендарного Реквиема! Противно и стыдно.
После этого открытия лично для меня Моцарт как идеальная творческая фигура умер.
Но не совсем.
Прослушав моцартовский Реквием на фоне первичных образцов, я утвердился во
мнении, что гуляка праздный, сумел сделать свое «вторичное» лучше «первичного», и
его фиолетовая корова, в конце концов, оказалась куда первее синей.
Такая вот неожиданная и озадачивающая гримаса вторичности получается.
Тут припомнилось мне едкое высказывание одного известного литератора о другом,
который, дескать, обладал поразительным и отчасти подозрительным чутьем, позволяв-
шим ему первым входить на уже разминированную территорию.
То, что Моцарт создавал Реквием (и легенду о нем), ступая по чужим следам, я
сурово осуждаю как искусствовед, поэт и гражданин, но, как большой любитель музыки,
слушая первые такты «Lacrymosa», я говорю: какая глубина, какая смелость и какая...
первость при вхождении на эту, уже разминированную, территорию! На этой игровой
площадке Моцарт, будучи вульгарно вторичным, одержал замечательную победу.
Один ноль в пользу вторичности.
Счет, конечно, небольшой, и до конца игры еще далеко. Но я, собственно, и не
надеялся, что поднятую тему можно легко и быстро разъяснить, тем более что ее четкие
очертания как-то размываются и теряются в сгущенной атмосфере моцарто-сальериев-
ской интриги.

                6

Но вот другой сюжет, про знаменитое «колумбово яйцо».
Оказывается, трюк с поставленным на попа «колумбовым яйцом» был продемонс-
трирован лет за сорок до рыжего генуэзского выскочки, когда знаменитый архитектор
и скульптор Филиппо Брунеллески на примере этого незатейливого фокуса продемонс-
трировал профессиональное понимание каких-то там законов куполостроения, получил
выгодный заказ и таки водрузил огромный купол над церковью «Санта Мариа дель
Фьоре» во Флоренции. То есть, в лучшем случае, Колумб с его яйцом был вторым.
А, к слову, и главное открытие Колумба выглядит скорее литературной симуляцией,
чем честной статистической реальностью, ибо задолго до того, как «Нинья» уткнулась
носом в американский берег, туда прибыли и скромно там обосновались десятки других
«колумбов», которые, к тому же, землю эту с Индией никогда не путали.
Короче говоря, кругом этот самый Колумб второй, и поскольку авторская слава
всегда казалась мне важнее и существеннее авторского права, я постоянно бросался на
ее защиту от колумбовой узурпации. Не он автор открытия. Не он первый. Но однаж-
ды, взглянув в наполненные слезами разочарования глаза одного из слушателей моей
разоблачительной антиколумбовой речи, я сам вдруг едва не разрыдался над обломка-
ми разрушенной мною многовековой постройки. Я вдруг понял, что, с точки зрения
зрелищно-драматургической и литературной эстетики, колумбов плагиат с яйцом куда
интереснее и симпатичнее брунеллескова оригинала. И хотя, что касается Америки, Ко-
лумб своей незаслуженной славой первооткрывателя обездолил настоящих неизвестных
первопроходцев, никто сегодня не торопится освистать этого великолепного авантюриста,
вступившего с барабанным боем на уже разминированную территорию.
Почему?
Может быть, потому, что в диалектике любого события, есть кроме пошлой
арифметики или замысловатой алгебры еще какая-то загадочная нежная гармония,
та самая на которую может непредсказуемо повлиять такая мелочь, как раздавленная
неосторожным движением бредбериевская бабочка. Так что, я думаю, не стоит нару-
шать эту гармонию. Пусть себе Колумб остается легендарным открывателем Америки,
и лучше эту бабочку вымысла не трогать. Черт с ней, с вторичностью, пусть яйцо
остается колумбовым.

                7

Да и, собственно, что она такое, эта унылая статистическая правда первости, по срав-
нению с веселым обывательским мифотворчеством! И кто ее знает, эту правду? Может,
тот режиссер, который на репетиции крикнул артисту, играющему роль ангела: как ты
ходишь, разве ангелы так ходят! Интересно, откуда он знал, как ходят ангелы, у перво-
источника, что ли, консультировался...
Да полно, с него ли это началось!
Полчища толкователей, проповедников и просто шизофреников, вот уже десяток
столетий просветляют человечество своими рассказами о том, как ходили и должны хо-
дить библейские ангелы и как это было «на самом деле», притом старательно убеждают
нас, что паразитирование на загадочных текстах пятикнижья — вполне благопристойная
(и доходная) творческая профессия. Кто-нибудь уличил их в кощунственном посягатель-
стве на Слово Божье, кто-нибудь упрекнул в плагиате? Ничуть. Всё пишут и пишут. И
книги, и музыку, и картины маслом.
Посягнувший на священную (синюю?) корову главных духовных откровений, Библию,
и самоуверенно взявшийся по-своему разъяснить сюжет библейского первоисточника, автор
романа «Иосиф и его братья» до того преуспел в своем заимствовании, что его секретарь-
машинистка, возвращая ему перепечатанную рукопись, недвусмысленно заявила: теперь я,
наконец, узнала, как это все было на самом деле. Ну не дура ли бестактная! Озадаченному
Томасу Манну даже пришлось давать письменные объяснения по этому поводу.
Конечно, меланхолическое замечание Фаины Раневской о том, что в мире все ужасно
провинциально (читай, вторично), кроме Библии, наводит меня на мысль, что разбирать
вопрос авторской оригинальности и вторичности на уровне такой специфической материи,
как Святое Писание, может быть, не очень корректно. Хотя и поучительно. Вспоминается,
что во времена, когда все советские режиссеры и актеры, должны были учиться у МХА-
Та, один вздорный режиссер и актер, Соломон Вовси (он же Михоэлс), задал какому-то
распорядителю советской культуры ехидный вопрос, у кого же учится в таком случае сам
107
МХАТ. Получив находчивый ответ, что МХАТ учится у самой жизни, Михоэлс заметил: я
тоже хочу учиться у самой жизни, почему я должен ходить у жизни в племянниках.
Что ж, будучи поглавнее МХАТа, Библия, я полагаю, все же менее значительна, чем
сама жизнь. Но, тем не менее, желание даже очень гордых и задорных авторов напрямую
породниться с ней можно понять. И если представить вторичность как степень родства,
то у такого великого оригинала, скажу я вам, не только в сыновьях, но и в племянниках
походить не стыдно. Скромно так побыть при ней вторичным. И получается, что вторич-
ность, так сказать, на вполне законных этических основаниях бывает не только вполне
уместна, но и даже творчески выигрышна.
Так что, два-ноль в пользу этой самой вторичности, и, оказывается, пристроить ее
у позорного столба, созданного чистоплюйским воображением блюстителей авторского
правопорядка, не так просто.

                8

Разумеется, я далек от самонадеянности одного малоизвестного поэта, явившегося в
редакцию толстого журнала с гордыми словами: написал, мол, цикл стихов о любви и
закрыл тему.
Напротив, понимая, что из-за неполноты исследования моя позиция гимнопевца вто-
ричности рискует превратиться в пустое позерство, я берегусь подобной поспешности.
И все же, однажды я чуть было не поддался соблазну закрыть тему.
Как-то раз, приобщаясь к миру высокого и прекрасного посредством телевизо-
ра, я услышал такой великолепный риторический пассаж, что буквально вздрогнул от
радостного предчувствия — вот он, универсальный ответ на все вопросы, связанные с
волнующей меня проблемой.
Ведущий программу весьма уважаемый музыкант, вспоминая и даже напевая
широко известные мелодические шедевры, в порыве душевного, отчасти мистического,
восторга, и отнюдь не фигурально говоря, заметил, что, нет, не Моцарт, не Бетховен, не
Шуберт, не Шопен, — сам Бог сотворил эти небесные мелодии, использовав упомянутых
гигантов нотного стана лишь в качестве послушных медиумов и интерпретаторов Его
музыкальных откровений.
Каково! Вот он абсолютный и высокий расклад, вот он счет, посерьезнее гамбург-
ского, вот она абсолютная первичность, при которой все остальное необидно вторично.
И так все хорошо, так ладно складывается. Создаем не мы, создает Он, а мы, так
сказать, композиторы, только аранжируем...
Что?.. Вторичность, говорите?.. Можно. Дозволяю.
Да и как ей не быть! Бог-то, он не то что всех Библий повыше, а и самой жизни
нашей, грешной, земной, поглавнее будет.
...И закрыл тему.
Но тут же со всей мощью моего недюжинного воображения представил себе,
как сидящие воскресным вечерком у телевизора упомянутые композиторы отреа-
гировали бы на этот самый, очень модный, в духе нашего постсоветского времени,
(бого)угоднический реверанс восторженного телеведущего. Нисколько не сомневаюсь,
что автора «Волшебной флейты», масона и бывшего вундеркинда, слащавая глупость
этого сомнительного комплимента изрядно бы насмешила, а Бетховена, который
был в лучшем случае пантеистом, если не атеистом, мысль о том, что при создании
своих сочинений он пользовался донорскими услугами Господа Бога, привела бы в
ярость.
Дело, конечно же, не в богозависимости или религиозной свободе этих и других
великих мастеров, а в том, что, верующие и неверующие, они извлекали из глубины
своих генетических недр и добывали музыку вполне земным человечьим трудом, и
в пространстве своего высочайшего ремесла фигурантом гамбургского счета Бога не
числили. Ни первым, ни вторым.
Вот такой парадокс, получается. У коллеги позаимствовать, или, там, у народа,
который создает, а композитор Глинка только аранжирует — это ничего, Такая вторич-
ность, так сказать, на уровне цеховых разборок, вполне допустима, объяснима и даже
похвальна отчасти. Но вот признать, что кем-то что-то сверху было спущено, или из
преисподней трели какие навеяло!.. Никакой профессионал (в отличие, кстати, от молит-
венно закатывающих глаза творческих симулянтов), ни «первичник», ни «вторичник»
всерьез этого не нипочем не признает. А если и прикинется смиренно от чего-то такого
инфернального зависящим, то лишь до той минуты, когда на титульном листе свою
фамилию выводить начнет.
Отчего же это наблюдаем мы такие странности и игры самолюбия?
Понять несложно. Вторичность — категория ремесленная, скажу я вам, вставляя
эти заурядные слова в слагаемый мною гимн вторичности.
Богу — богово, а художнику — художниково.

                9

Обратите внимание, от низин, где пасется синяя корова, мы незаметно добрались до
таких божественных высот, с которых проблема вторичности могла бы показаться исче-
зающе незначительной, однако, увы, продолжаем оставаться при внушительной массе
противоречий, пополняющейся разноречивыми и парадоксальными примерами. Ну,
вроде того, что на конкурсе подражателей Чарли Чаплину, сам Чарльз Спенсер Чаплин,
выступавший инкогнито, удостоился... второго места. Этакое неприкрытое хамское
торжество вторичности, оттеснившей великий эталон с его законной первой позиции! И
не ее ли самодовольная физиономия является нам на конкурсах скрипичных мастеров,
когда к новоделам, звучащим из-за ширмы, «подмешивают» какую-нибудь знаменитую
скрипку легендарного итальянского мастера, а самые крутые дегустаторы скрипичного
звука промахиваются и принимают за настоящего благородного «итальянца» какую-
нибудь наглую фиолетовую корову?..
Что это с вашим вкусом и высоким художественным чутьем, господа знатоки и
ценители, что за странная слуховая и зрительная аберрация, и какой там у нас счет,
я уже сбился, да и не слежу за ним, поскольку игра давно уже идет в одни ворота,
и вторичность с сухим счетом выигрывает свою игру, как нагловатая любовница у
законной жены...
Все, хватит! Закрываю тему, и прошу блюстителей литературного правопорядка
и чистоты авторской модели более не беспокоиться. Во всяком случае, по поводу «Ис-
торической поэмы».
Ибо.
Абсолютная авторская оригинальность и первичность — это фикция, искусствовед-
ческая риторика, вздор, нет на свете никакой первичности, это все французы выдумали.
А есть на свете одна вторичность. И торжество этой всепроникающей всепобеждающей
вторичности на необозримых просторах мира Прекрасного — есть диалектическая нор-
ма, попирающая метафизику дурацких обывательских представлений о всевозможных
героях, чемпионах и рекордсменах этого дивного мира.
И не надо играть в чемпионы и рекордсмены, господа, обдернуться можно.
Некий культурный управленец, привыкший считать, что культура родины слонов самая
культурная в мире, задал одному авторитетному зарубежному музыканту вопрос, на
каком месте находится наш замечательный скрипач Давид Ойстрах. Услышав быстрый
ответ, «на втором», советский культуртрегер ревниво и недоверчиво спросил: но кто же
тогда на первом?
— О, на первом много, — с обезоруживающей улыбкой ответил знаменитый
иностранец. Он , как вы сами, конечно, понимаете, не великого Ойстраха, а мелочного
управленца своим ответом «приложил».
И правильно сделал.
Не ссылайтесь, не сравнивайте, не подсчитывайте.
Первичность на поверку чаще всего оказывается лишь внушительной суммой
вторичностей, а обладателем девической первости, на уровне права первой ночи, иногда
становится такая сволочь, что его гибель при попытке разминировать территорию может
отчасти даже порадовать.
Я ответственно заявляю, что окружающий нас культурный мир — это среда вторых,
а не первых, и о сумасшедшем творце синей коровы вспоминают только тогда, когда
кто-то нормальный, наконец, создаст фиолетовую.
Думаю, это именно благодаря «...и Сальери», человечество впадает в неудержимый
катарсис и рыдает так сладко, встречаясь с «Моцартом и...».
И вообще, зачем этим первым, бегущим на заминированную территорию впереди
паровоза, торопиться. Ведь им, как тому безукоризненному идиоту, который на конкурсе
идиотов может занять только второе место, потому что он идиот, тоже ни в умах, ни
в сердцах современников, ни на конкурсе идиотов, первое место нипочем не занять.
Не говоря уже о том, что, для идиотов, живущих в стране нормальных людей, незачем
конкурсы устраивать.
Один выдающийся представитель современной политической логореи, баллоти-
ровавшийся в президенты, в ответ на очень справедливый упрек, что он дурак, заметил,
что в стране дураков и президент должен быть дурак.
А ведь прав, болтун бессовестный.
Ни одно явление нельзя рассматривать и оценивать в отрыве от среды, его поро-
дившей.

                10

Более того, иногда я даже думаю, что никакой первичности-вторичности не существует,
в том смысле, в каком не существует решения проблемы, что было раньше яйцо или
курица. Даже такая крутая материя, как фактологическая, так сказать, «арифметичес-
кая», сухая история, в течение вот уже нескольких тысяч лет попеременно оказывается
то жалким статистическим субстратом для всяких идиотских аранжировок и вымыслов,
то, наоборот, становится вторичным производным от этих вымыслов, художественных
до полной лживости, или лживых до высокой художественности
Что это за категории, что за критерии такие — первый, второй!.. Каким туповатым
диктаторским и даже милитаристским душком веет от них!.. И совсем другое дело, когда
авторитетный языкознавец говорит, что, например, вот «эта штука» будет посильнее «Фа-
уста» Гете. Совсем другой стиль, другая манера. Сказано крайне деликатно, корректно:
«штука» просто посильнее. Или, может быть, послабее. И без грубых командирских окриков
типа «на первый-второй рассчитайсь!», без лукавых оскорбительных намеков, что, дескать,
«штука» на что-то там такое похожа или непохожа, что она, мол, попросту содрана с вы-
соких образцов, или что кто-то, там, что-то создал, а автор только аранжировал. Никаких
экивоков, никаких ужимок и прыжков. Все предельно скромно и ненавязчиво.
А что? Посильнее Гете имеет право писать каждый. И каждый первый, и каждый
второй.
Посильнее послабее. По-моему, очень корректно и необидно.
Мне, например, это нравится.
Пора, пора нам вырваться из порочного круга смысловых шаблонов и штампов.
Самоцветы идеологически ангажированных афоризмов и затертых словесных формул
засверкают иными гранями, если их повертеть в лучах непредвзятого разума.
Вдумайтесь, человек, циклом стихов о любви закрывший тему, был преисполнен
гордого осознания того, что он не открыл что-то там такое, а именно закрыл. Спрашиваю
вас, мог так сказать хвастун и задавака, кто-то мнящий себя первым или единственным,
вроде Осипа Мандельштама?
Нет, на поступок такой беспримерно скромной отваги мог пойти только мастер,
признающий свою вторичность. «Безумству храбрых...» — это вовсе не о первых, откры-
вающих всякие Америки и при том не ведающих, что творят, а о вторых, отваживающихся
решительно и строго закрывать тему. Я, апологет синей коровы, могу их не любить, но
уважать за принципиальность и владение материалом обязан.
Вторизм — это не шакалье хамство, а гордая скромность (скромная гордость),
унижение паче гордости. Помните? — создаем музыку не мы, создает народ, а мы, ком-
позиторы, ее только аранжируем.
Эти слова отца отечественной музыкальной классики о вторичности я еще в детской
музыкальной школе проходил и запомнил как справедливые не только для Глинки и его на-
рода, но и для других композиторов, которые о Глинке и его народе слыхом не слыхали.
Правда, не скрою, позже мне стали меньше нравиться и эти слова, и создающий
музыку Глинки народ, который ни разу не потупился скромненько и не сказал, что
вообще-то, если по-честному, по-правдашнему, то все-таки создает музыку именно
композитор в виде Глинки или какого-нибудь там Шостаковича-Прокофьева. Ну а он,
народ, иногда в виде скромного рабочего, (который ее, эту музыку, не слышал, но она
ему не нравится), а иногда в лице какого-нибудь товарища Жданова, которому она просто
и не должна нравиться, — ее только «аранжирует» с помощью выступлений в прессе
или постановлений про «сумбур вместо музыки» (люблю немного странною любовью
и высоко ценю как предмет литературы эти постановления).
Первичность, вторичность, лауреаты, чемпионы...
Надоело! Все это вздор, квадратура круга, кольцо Мебиуса, осетрина второй све-
жести, облом мозгов!.. Ну, скажите, буду ли я вторичен, если, возражая смотрителю про-
бирной палатки, воскликну, что все же можно объять необъятное — необъятным же!
Когда я слышу, «это уже было», или о том, что Моцарту его Реквием чужой музы-
кой навеяло, или, что музыку создает народ, а композиторы вместе с Глинкой, ее только
аранжируют, я печалюсь и грущу, опасаясь, чего доброго, услышать, что вместо Зощенко
все его произведения господин Синебрюхов написал.

                11

Я не уверен, что читатель, неосмотрительно сунувшийся в это изящное эссе, вопреки
моему предупреждению «только для интеллектуалов и профессионалов», поспевает за
моей требовательной горячей мыслью и достаточно полно включился в мои сомнения,
как в процесс.
Ну что ж, не поспевает и не надо. В принципе, у меня задача не какая-то там абстрак-
тно-философская или надсадно-литературоведческая, а более скромная, прикладная, я бы
даже сказал, вполне плебейская. Щепетильный последователь моего учителя, убежденный
логореист и аранжировщик его «Исторической поэмы», я всего лишь отвечаю тем, кто, пы-
таясь унизить это выдающееся произведение упреками в неоригинальности и вторичности,
невольно поставил (или поставит) его в один ряд с весьма уважаемыми образцами.
Я ни на чем не настаиваю, я просто делюсь мыслями, своими и чужими. Готов даже
поступиться авторской гордостью, чтобы на чьей-нибудь чужой мысли въехать первым
на какую-нибудь уже разминированную территорию. В конце концов, чужую мысль
всегда можно подыскать, труднее подыскать подходящую территорию? «Наконец-то, вы
написали такую фугу, что ее не стыдно показать приличным людям, — сказал профессор
консерватории своему молодому ученику, и, помолчав, грустно добавил, — только вот
где их найти».
Так вот, я думаю, что дело не в первичности и вторичности, а в приличных людях.
Главное, чтобы человек был хороший. Хотя, на мой взгляд, лучше хорошие отношения с
плохим человеком, чем плохие с хорошим. Поэтому, высоко поднимая «Историческую
поэму», как диогенов фонарь, я просто ищу человека, ищу читателя. А хороший он или
плохой — это уже для меня вторично.

                12

Что заставляет меня на фоне десятков литературных аналогов, серьезных до пародий-
ности и пародийных до серьезности, предлагать интеллектуальному читателю странный
опус моего друга-историка, созданный много лет назад. А то, что, на мой взгляд, он не
устарел ни с художественной, ни с философской точек зрения. Кто осмелится сказать, что
устарел Краткий курс ВКП(б), кто посмеет вырвать из литературного контекста нашей
истории изумительную литературу всевозможных постановлений об операх и журналах,
о композиторах и поэтах, о художниках и пидарасах. За поэтический сборник «Буряты
поют о Ленине» (очень рекомендую) я когда-то, не раздумывая, отдал однотомник М.
Цветаевой. Не потому, что буряты лучше Цветаевой, а потому, что явление чистой лите-
ратурной модели, лишенной снобистско-коммерческого грима, ценю не менее высоко,
чем явление какого-нибудь гения, обработанного парфюмом общественной моды.
Талант — это вкус, вкус — это стиль, стиль — это гармоническая совокупность
обязательностей.
Оригинальный опус моего учителя может служить продолжением предлагаемого
ряда в любую сторону, а каждое колено этой «телескопической» дефиниции может быть
с избытком заполнено художественным веществом «Исторической поэмы».
Что же касается ее якобы абсурдности, то к этому вопросу, как и к проблеме вторич-
ности, я хотел бы подойти не традиционно. Я считаю абсурд не вторичным проявлением
разума, а его продолжением. В этом смысле я ценю и воспринимаю «Историческую
поэму» — как торжество раскрепощенного разума и его победу над самим собой.

                13

Как сказал мой учитель, мы, конечно, не Гоголь, и нашему сочинению не придадут толстен-
ную тетрадь примечаний, комментариев и ссылок, из-за чего терминология и ассоциативный
подтекст, связанный с именами, местами или событиями прошлого, может показаться сов-
ременному читателю поэмы не совсем понятным. Так, лишь профессиональный музыкант
углядит в словесном пассаже «...да Капо эль Финна по национальности», распространенный
музыкальный термин да капо эль фине, означающий от начала до конца. Или, скажем, в
контексте про бунт стрельцов примечание-сноска «с подачи В. Иванова», может быть по-
нятна лишь тем, кто слышал о блестящем тандеме выдающихся российских футболистов Э.
Стрельцов В. Иванов, а смысловое смещение «памятник киевской телебашне» поймут лишь
те, кто знает, что эта башня кощунственно сооружена в Киеве на месте деловито засыпанного
Бабьего яра, где надо было бы в свое время поставить совсем другое сооружение... и т.д. и
т. п. Т. е., речь идет о словесных блоках и штампах среды и эпохи, вымытых из подкорки
автора «Исторической поэмы» логореическим потоком и парадоксально преобразованных
литературно-художественным контекстом, в который они с этим потоком попали...
Не думаю, что на качественном восприятии публикуемого произведения может
существенно отразиться отсутствие таких комментариев, однако их наличие помогло бы
убедить самого требовательного читателя в том, что текст «Исторической поэмы» содержит
значительно меньше случайного и необязательного, чем это кажется на первый взгляд,
при поверхностном чтении. Впрочем, поэму нужно не читать, а, открывая книгу наугад,
«почитывать» в разных направлениях. Мы, конечно, не Мирослав Павич, но уверены, что,
к какой бы точке этой нашей литературной ленты Мебиуса ни прилипла ползущая по ней
редкая муха, она всегда будет себя чувствовать долетевшей до середины чего-нибудь.
Я выражаю особую признательность первым читателям и слушателям поэмы,
признавшим, что жанр логореи — есть предмет и явление литературы, а «Историческая
поэма» — это штука, которая, хотя и будет послабее той штуки, которая будет посильнее
«Фауста» Гете, все же является достойной внимания непредвзято мыслящего читателя.




                За книгу "ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЭМА"
                присуждена
                ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПРЕМИЯ "ПЕТРОПОЛЬ" 2008 г.







Аркадий Кленов
Историческая поэма. Краткий ракурс истории Одного Государства: Художественно-литературное издание. —

СанктПетербург: «Геликон Плюс», 2005. — 116 с.
ISBN 5-93682-155-2

Рисунки автора

© А. Кленов, текст, 2005