Nuevitas

Nuevitas.

Небольшой, симпатичный портовый городок Нуэвитас расположен на северо-восточном побережье Кубы (в шестистах километрах от Гаваны) в очень уютной и хорошо защищенной со стороны Атлантического океана бухте. Сложный рельеф берега в этом районе состоит из множества заливчиков, проток, соленых озерков и болот, заросших мангровыми зарослями и иссеченных устьями пресных речек, текущих из гор Камагуэя. Тех самых гор, где уже в далеких 50-х, Фидель Кастро и Камило Сьенфуэгос формировали отряды легендарных «барбудас». Кстати, прямо по курсу, в 60-и морских милях от бухты Нуэвитас, начинается архипелаг Багамских островов. Вот такое, достаточно экзотическое место, было конечным пунктом нашего автомобильного путешествия (на практически убитой «волге» представительства), начавшегося дождливым сентябрьским вечером 1985 года, при выезде из Гаваны на стратегическое шоссе, протянувшееся практически через весь остров. Целью командировки являлось посещение завода азотных удобрений (ЗАУ), второго, после порта, градообразующего предприятия Нуэвитаса, которое, уже более десяти лет, реконструировалось при содействии советских специалистов. Это было мое первое посещение объекта сотрудничества (поскольку я прибыл с семьей на Кубу всего две недели назад), из обширной программы, разработанной Славой Смирновым - руководителем нашего представительства. Слава, к тому моменту, проработал на Кубе три года и знал все особенности работы, как с кубинскими товарищами, так и с советскими специалистами. Согласованная с кубинцами программа нашего пребывания в Нуэвитас была рассчитана на три дня. Пятница – посещение ЗАУ, переговоры с кубинским руководством завода и размещение в гостинице. Суббота – знакомство с группой наших специалистов и решение вопросов их проживания и работы. Воскресенье – морская рыбалка и возвращение в Гавану. Для более полного понимания всех дальнейших событий, позволю себе более подробно остановиться на феномене «групп советских специалистов». Итак, западный специалист, как правило, командировался сроком до трех месяцев, для решения собственной головой и руками конкретных задач, получая за эту работу до 100$ в день. У нас же, советских, всегда была собственная гордость, и мы ехали работать минимум на полтора, два года, с женой, детьми, а в некоторых случаях и внуками. При этом, по условиям контрактов, наш человек был не простым специалистом, как какой-то француз или испанец, а «советник»! Можете представить себе, как нелепо звучали такие должности, как: советник аппаратчика аммиачной колонны или советник инженера по технике безопасности. Ну что тут можно было поделать – Страна Советов! Так вот, такие «советники» получали в месяц до 500 песо и не более 70$ в валюте (привожу максимальную ставку руководителя группы специалистов). Почувствуйте разницу с обычным французским монтажником! Тем не менее, полтора года экономии гарантировали покупку на Родине экспортной (чековой) модели «Жигулей», а три – предела мечтаний, черной «волги». Поэтому, продление срока командировки до трех лет было главной задачей многих советских специалистов, готовых ради этого практически на всё. На такие объекты, как реально производящий продукцию ЗАУ Нуэвитас, где сотрудничество носило вялотекущий характер, профильное министерство направляло не лучших специалистов, способных гарантировать быстрые и конкретные результаты, а «уважаемых» людей, для которых эта загранкомандировка была признанием их былых заслуг. Вот так и оказался (на нашем ЗАУ) бывший работник главка - советником по технике безопасности, а профессор МХТИ – помощником оператора аммиачной колонны. А теперь, представьте себе обособленный коллектив, находящийся далеко в провинции, который состоит из одних бывших начальников, да ещё с женами! Да, вы не ошиблись, это всегда был «гадюшник» с бесконечными ссорами, дрязгами, сплетнями, коллективными и анонимными письмами, отправляемыми не только в Гавану, но и в министерство в Москве, а то и на «Старую площадь». При этом прослеживалась четкая зависимость: чем меньше коллектив (в Нуэвитасе было всего 9 специалистов) – тем больше такого рода писанины. Схема продления того или иного специалиста была довольно проста. Кубинское руководство готовило заявку, а руководитель группы наших специалистов - характеристику, и эти документы отсылались в наше представительство в Гаване для согласования и дальнейшей отправки в Москву. Естественно, что без нашей визы, ни одна характеристика не могла попасть в командирующие Московское  министерство. Не удивительно, что каждая такая командировка на завод воспринималась специалистами как приезд некого коллективного «барина», который всё и всех рассудит.
 Вообще, ночные путешествия по дорогам острова были крайне рискованным занятием, из-за кубинских водителей, которые в темное время суток просто бросали свои грузовики на обочинах, без каких-либо предупредительных и габаритных огней. Так, спустя  полтора года, возвращаясь из Гаваны,  погибло руководство ЗАУ, (с которым этим утром мне предстояло познакомиться), когда их джип на полном ходу врезался (в районе города Ольгин) в стоявший на обочине панелевоз. Конечно, намного комфортнее было бы долететь за три часа до Нуэвитаса на рейсовом АН-24, но автопробег был обусловлен серьезным обстоятельством. Дело в том, что Слава договорился с кубинцами привести в рабочее состояние «волгу» нашего представительства в ремонтных мастерских при ЗАУ, которые располагали не только аргоновой сваркой, но и гальваническим цехом.
Ранним утром, спустя 11 часов практически безостановочной езды, мы, при помощи переводчика Эдика Веласкеса, уже размещались в двухкомнатной гостевой квартире, находящейся в доме, где проживали наши специалисты. Эдик – «советский» испанец во втором поколении (отец его ребенком оказался в СССР во время Гражданской войны в Испании) был удивительно светлым и жизнерадостным человеком, всеобщим любимцем не только кубинских, но и советских специалистов. Впоследствии, я пытался перевести его в наше представительство в Гаване, но кубинское руководство завода неожиданно заняло такую жесткую позицию, что он так и проработал всю командировку в Нуэвитасе. Вид у нас со Славой был не только уставший от многочасовой езды, но и просто «аховый», поскольку дорожная грязь через большие дырки в полу машины, облепила до пояса наши светлые брюки.  Переодевшись из «партикулярного», но грязного и мятого платья, в майки и джинсы, мы незамедлительно отправились осматривать завод, так как на 11утра уже была назначена встреча в «доме приемов» с кубинским руководством. Экскурсию по заводу проводил руководитель группы Анатолий Иванович (бывший главный инженер Невинномысского НПО «Азот»), а остальные советские и кубинские специалисты, толпились за нашей спиной. Вся делегация была облачена в белые халаты и желтые защитные каски и мизансцена удивительным образом напоминала сегодняшние посещения Медведевым очередной макаронной фабрики. Смотреть на заводе было особенно нечего, так как в тот момент он находился на ежегодном, месячном профилактическом ремонте и чистке. Поэтому, уже в половине одиннадцатого, наша делегация, в состав которой влились Анатолий Иванович и переводчик Эдик, была на берегу бухты, наблюдая за выгрузкой утреннего улова местными рыбаками. Особый интерес вызывала разделка туши гигантской слоновой черепахи, подвешенной на крюк ручной лебедки. Из любопытства мы подошли поближе, чего категорически делать и не следовало. Острые мачета рыбаков отделяли панцирь от живой черепахи, издававшей какие-то очень жалобные ухающие и свистящие звуки! В бухту мы примчались на тентованном «козле» Анатолия Ивановича, потому что в пятидесяти метрах от причалов рыбаков, на пригорке в тени пальм и располагался симпатичный, двухэтажный «дом приемов» завода. Когда мы подходили к дому, то сразу обратили внимание на два японских внедорожника «Тайота» с гаванскими номерами. Оказалось, что для переговоров с нами из столицы прибыли важные чиновники «Минбазпрома» (Министерства Базовой промышленности Кубы, в состав которого входили все гражданские предприятия острова). Вот так, неожиданно для нас, простая ознакомительная встреча, превратилась в очень серьезные переговоры о перспективах советского содействия в реконструкции ЗАУ. Только спустя пять часов, все присутствующие перешли в обеденный зал, где нас поджидал повар с большим блюдом мелких устриц, кувшинами с томатным соком и пустыми коктельными стаканами. Каждому входящему повар вручал стакан и мгновенно наполнял его десятком живых устриц, извлеченных из створок раковин при помощи гибрида ножа и ложки. Затем моллюски заливались свежим томатным соком с добавлением соли и нескольких капель «табаско». Этот, очень своеобразный коктейль необходимо было выпить одним залпом так, что бы содержимое сразу попало в желудок. Директор ЗАУ, старый революционер и соратник Кастро, с открытым мужественным лицом и хитрым крестьянским прищуром, сразу заметил наше замешательство и сказал: «Надо выпить – это напиток жизни Фиделя!». По его версии, Фидель Кастро каждое утро начинает с такого коктейля, поддерживая, таким образом, собственную силу и здоровье. Не знаю, как на счет силы и здоровья, но после коктейля, масса выпитого в тот вечер рома действовала только на опорно-двигательный аппарат, оставляя голову абсолютно трезвой. Смена блюд началась с черепахового супа (наверное, из той самой черепахи) и продолжилась, супом из акульих плавников, жареными цыплятами, разнообразными блюдами из свинины, сырами и прочее, прочее. Несмотря на наличие всевозможной экзотики, в памяти остался вкус традиционного, и достаточно простого индейского блюда – «арос конгри», которое я тогда попробовал в первый раз. Состоит оно из отварного риса, на который выкладывается томленая смесь вареной черной фасоли с ломтиками жаренной в томате свинины. Причем нереальный вкус этого блюда улучшался прямо пропорционально удалению места его приготовления от Гаваны. К сожалению, все последующие попытки приготовить настоящий «арос конгри» в условиях Москвы, успехов не имели. Наверное, здесь кроется некий индейский секрет. До своих коек в тот день мы добрались только в двенадцатом часу ночи и мгновенно уснули.
Второй день нашего пребывания прошел под знаком вечерней ловли угря на чистой, «мраморной» речке (русло её было проложено по мраморным отложениям), берущей свое начало в горах Камагуэя. Ловился в ней, то самый «родной» балтийский угорь, который, по зову предков, для продолжения рода ежегодно мигрировал за многие тысячи морских милей в Саргассово море. После рождения молодняка (угорь живородящая рыба), часть особей продолжала свой путь и заходила в пресноводные реки Кубы. Зачем? Может быть, чтобы умереть? Во всяком случае, так считают многие ихтиологи.
Многолетняя традиция (среди советских специалистов) ловить и коптить угря возникла ещё в 1974 году, когда в составе первой группы в Нуэвитас были командированы литовцы с Йонавского ЗАУ (ныне частное предприятие «Achema grup»). В дальнейшем, Минудобрений СССР ни разу, не изменило этой доброй традиции. Поэтому на момент нашего приезда в группе было два представителя из Литвы. Особенно мне запомнился Станислав Гедра (советник главного механика) – крупный, солидный, спокойный и рассудительный мужчина, один из главных в организации ловли и приготовлении угря.
Любопытно, что кубинцы совершенно не воспринимали угря как потенциальную еду или рыбу. Местные жители называли его «agila», что можно перевести как быстрый, ловкий, и скорее классифицировали угря как животное, способное быстро перемещаться не только в воде, но и по земле.
Все это напомнило мне феномен, который я наблюдал в румынских Карпатах, где леса буквально усыпаны белыми грибами, поскольку селяне считают их чистой отравой.
Встреча с нашими специалистами и членами их семей прошла по давно установленному Посольством СССР регламенту: обзор международного положения, с раздачей советских газет привезенных из Гаваны, рассказ о развитии Советско-Кубинского сотрудничества, и третий, главный пункт встречи – ответы на вопросы бытового и личного характера.  Естественно, что в любой реплике и фразе нашего человека сквозил немой вопрос – продлят или не продлят его командировку? А если, о чудо, продлят, то на какой срок? Славик, давно «съевший собаку» в этом скандальном вопросе, вел такую тонкую и иносказательную беседу, что я просто мысленно ему аплодировал.
Кстати, четверо мужчин (во главе с Гедрой) были освобождены от участия в этой «угадайке» и перепоручили вопросы своим женам, поскольку отправились на рытье червей для вечерней рыбалки.
Рытье, а скорее поиск червей, было самой сложной задачей в поимке угря. Черви встречались настолько редко, что только четырехчасовое беспрерывное вскапывание целины на 30-и градусной жаре могло гарантировать количество, приемлемое для обеспечения одной рыбалки.
Сами черви очень походили на «русских» червей, которые во множестве выползают (даже в городе) после сильного ливня, но были какими-то корявыми и узловатыми. В тоже время, главной их особенностью были железы на голове и хвосте, которые выделяли сильно фосфоресцирующую слизь. Поплавок, намазанный этой слизью, хорошо светился в темноте целых десять минут!
Тем временем, встреча с нашими специалистами, в целом, завершилась относительно спокойно. Единственным, достаточно неприятным инцидентом, стала истерика (с нашатырем и валокордином) жены специалиста – электрика, после сообщения Славы о том, что «Москва» отказала ему в продлении командировки (хотя представительство и кубинцы были согласны). Ну, тут, как раз, ничего удивительного не было и спустя два месяца, вместо настоящего электрика, из Москвы прибыл бывший Заместитель Начальника Главка.
После собрания, проходившего в небольшом «красном уголке», наши соотечественники расходились тихо и подавленно, невольно стараясь обойти стороной семью неудачника, так и оставшуюся, тихо всхлипывая, сидеть на первом ряду.
Ладно, хватит о грустном. Уже шесть вечера и наша команда из семи человек, несмотря на жару, облаченная в брезентовые робы и резиновые сапоги (из цеха азотной кислоты), трясется на «козле» Анатолия, продираясь по узкой дороге через заросли акации и прочих колючек. Езда заняла не более 40 минут, а затем, еще полчаса пешком по заболоченной тропинке, уже среди мангровых зарослей.
Река открылась совершенно неожиданно за очередным поворотом тропы, и предстала довольно узкой (не больше 30 метров), прямой полосой чистой воды с высоким противоположным берегом, густо заросшим тропической зеленью. Наш берег был низким и более открытым, с отдельными кустами и стоящими на возвышении большими, ветвистыми деревьями (типа платанов). К сожалению, вода реки с нашей стороны, метра на три-четыре от берега, была покрыта сплошным ковром из травы, водяных фиолетовых гиацинтов и белых настоящих лилий. Плотность этого покрова была такова, что  тяжелые удилища, положенные на него, даже не намокали.
Кстати, несколько слов о снастях. Трехколенные удилища были изготовлены из местного бамбука, имея на торце диаметр около 6 см., а на конце никак не меньше 1,5 см.. Эти четырехметровые «полена» оснащались леской 0,4мм, поплавком из гусиного пера (усиленного «юбочкой» из пенопласта), большим грузом и кованым крючком с длинным цевьем. В комплект снастей также входило два джутовых мешка из-под сахара, семь, трехпалых, монтажных рукавиц, и две китайские морские лампы. Морские лампы работали по принципу керогаза, в котором свет, в парах бензина, излучала горящая катализаторная сетка, давая освещение не менее 100 ватт в радиусе десяти метров. Количество ламп и обусловило разделение нашего отряда на две группы, расположившиеся под высокими кронами платанов в метрах тридцати друг от друга.
Только мы успели раскочегарить свою лампу (а процесс то оказался очень не простым), и повесить её на высокую ветку дерева, как на берег опустилась темнота.
Долгожданный вечерний ветерок стал понемногу растягивать сплошную облачность, позволив редким лунным проблескам серебрить стремнину реки. Вообще, по середине реки, течение было достаточно сильным, но под нашим берегом оно, делая некую дугу, замедлялось, и даже немного протягивало поплавок в обратную сторону.
Эдик первым сделал заброс и практически сразу, резким рывком (по-другому, из-за упомянутой мною травы, ловить просто было нельзя), выкинул на берег здорового, размером с кастрюлю речного синего краба. Поскольку эта добыча была несъедобной, он просто раздавил краба сапогом и сбросил останки в воду.
Мой первый бросок успеха не принес, а во время второй проводки поплавок неожиданно выложило на воду – прямо как «русский» карась. Я энергично подсек, одновременно выдернув добычу из воды. На траве забилась довольно приличная белая рыба (типа леща) с растопыренными во все стороны колючими плавниками. Оказалось, что это африканский карась, по научному «телапия», съедобная, но очень костлявая рыба, годная скорее для вяления. 
Пока мы с Эдиком валяли дурака, Анатолий вытащил первого желто-коричневого угря, размером не меньше метра. Анатолий взял угря левой рукой в брезентовой рукавице, и тот мгновенно перестал извиваться, а правой резко выдернул глубоко проглоченный крючок. Все, и добыча полетела в джутовый мешок. Я так подробно остановился на этих манипуляциях, поскольку они являются основными при ловле угря. Главное правило – угорь не может передвигаться по сухому и шершавому! Вот для чего рукавицы и мешки.
Следующий, кому улыбнулась удача, был Слава, перекинувший угря по такой высокой траектории, что рыба, сначала, упала в листву дерева, а затем, под собственным весом (не менее двух килограммов), проскользнула вниз и повисла на запутавшейся леске в полуметре от земли. Затем победу праздновал Эдик, потом Толя, а я продолжал надеяться. Наконец, повезло и мне, и я выудил, подряд, два не очень крупных экземпляра.
Честно говоря, та рыбалка не доставила эстетического удовольствия, поскольку рыбу нельзя было почувствовать, постепенно вываживая. После нескольких пустых проводок, поплавок неожиданно остановился и как-то очень нехотя, утонул. Рывок, и на крючке сидело нечто серо-зеленого цвета, размером с галошу 37 размера. «Камарон», речная креветка, констатировал Эдик, убирая трофей в мешок, и завершил монолог следующими словами: «Вообще, считается у кубинцев редким деликатесом. Но угорь больше клевать не будет, поскольку, когда он кормится, других речных обитателей не подпускает».
В результате все так и оказалось.
Мы стали неторопливо собирать снасти, когда небо окончательно очистилось, и взошла полная луна, превратив середину реки в расплавленное серебро. Ветер неожиданно затих, и в наступившей тишине, из воды, совершенно бесшумно, стали вылетать, производя какие-то сложные вращательные движения, большие угри. В этой странной игре, они как бы парили и зависали над водой. Зрелище было настолько фантастическим, что мне померещилась, на фоне мертвенно бледного диска луны, отчетливая тень ведьмы на помеле. «Не хватает только на полную катушку врубить Вагнера», уловив мое состояние, тихо пошутил Слава.
Банкет, по случаю успешной рыбалки, решили устроить в нашей со Славой квартире, чтобы не беспокоить, какую либо из семей специалистов поздним застольем. Стол собирали жены Анатолия Ивановича и Эдика, выставляя всевозможные вкусности домашнего приготовления (слоеные и сдобные пирожки с мясом, печенкой и капустой, маринованные баклажаны, овощные и фруктовые салаты, жареную курятину, отварные лангусты).
Мужчины, в это время, потрошили, промывали и тщательно солили угрей, плотно укладывая их в длинный пластмассовый поддон, где им предстояло мариноваться под гнетом около двух часов.
Эдик, в качестве аперитива, приготовил в высоких стаканах коктейль «мохито» - смесь хорошей дозы светлого (3-х летнего) рома, чайной ложки сахарного песку, большого количества мелко колотого льда и веточки «буэна йерба» - мяты.  Это послужило сигналом к началу праздника и те два часа, которые были необходимы для подготовки угрей к процессу копчения, пролетели практически незаметно.
В группе наших специалистов царили «восточные» порядки, поскольку, выпив коктейль, женщины даже не присев к столу, удалились. Таким образом, вечер превратился в некий рыбацкий «мальчишник», во время которого, я успел узнать много интересного не только об особенностях рыбной ловли на Кубе, но и о ловле сазана в плавнях Дона, и, конечно, угря в Прибалтике.
Все пребывали в каком-то удивительно легком и веселом настроении. Исключение составил только электрик, который напился в «хлам», и все бормотал о замене каких-то генераторов, пока Эдик не отвел его домой.
Наконец, наступил долгожданный момент копчения угрей. Сам процесс осуществлялся в двух высоких стальных цилиндрах, типа тубусов для чертежей, торцы которых герметически закрывались крышками. Верхняя крышка, изнутри, имела шесть приваренных колец для подвешивания рыбы за крюки, а нижняя – сетчатый вкладыш, под который насыпались опилки.
При этом в ход шли опилки только редких сортов красного и чёрного дерева, мешок которых, наши люди всегда могли выменять (за банальную банку тушенки) на местной мебельной фабрике. Фабрика же, в свою очередь, получала эту древесину из Анголы, которой, в то время, Куба оказывала военную помощь. Вот такие иногда выстраиваются цепочки!
Весь этот, блестящий стальными боками агрегат, после снаряжения его угрями и опилками, ставился на медленный огонь газовой плиты сроком на 30-40 минут (в зависимости от толщины рыбы). Описываемые аппараты наши специалисты спроектировали и создали еще в конце 70-х годов,  строго передавая их, по наследству, вновь командированным на ЗАУ.
По установившейся традиции, копченый угорь шел под местное ординарное пиво (40 сентаво за 0,33 литра), бутылки которого, заняв половину нашего холодильника, дожидались своего часа, и под белый хлеб.
Ровно через тридцать минут газ был потушен, и мы томились еще долгих 20 минут, пока температура агрегата не достигла комнатной (градусов 30 по Цельсию). И вот, долгожданный момент настал! Гедра торжественно потянул верхнюю крышку и из цилиндра медленно появились золотистые угри, обильно покрытые янтарными каплями жира. Комнату наполнил такой концентрированный аромат тропического леса, дыма и моря, что я даже закашлялся от неожиданно обильного выделения слюны. Литовец выложил первую партию на блюдо и размашисто нарезал рыбу на крупные куски. Я аккуратно разломил кусок угря, вынул хребет и положил рыбу (не снимая шкурки), упругой мякотью на белый хлеб (который тут же пожелтел от рыбьего жира). Первый же кусочек импровизированного бутерброда вызвал такой вкусовой восторг, что, во избежание шока у моих потенциальных читателей, я прекращаю дальнейшее описание ужина.
На морскую рыбалку, Анатолий смог поднять только меня. Правда, несмотря на 6 утра, Слава тоже не спал и с удовольствием, лежа в пастели, курил первую сигарету. Свой отказ составить нам компанию, он убедительно аргументировал необходимостью подготовки нашей отремонтированной «волги» к сегодняшнему утомительному возвращению в Гавану. Конечный пункт утреннего путешествия находился не просто в пограничной, а в заповедной зоне. Поэтому все пропуска и разрешительные документы Анатолий оформил за неделю до нашего приезда. Весь полуторачасовой путь лежал по дороге, которая неуклонно стремилась вниз, к пока невидимому океану. Сначала, вдоль пыльной обочины шли плантации агавы (такой здоровый столетник), сменившиеся холмистой местностью, с отдельными высокими кокосовыми пальмами и желтой сухой травой. Затем к дороге стали подступать кусты и деревья, полностью заслонив собой боковой обзор. Неожиданно заросли расступились, и далеко впереди появилась молочно-бирюзовая полоса океана. Все пространство до берега представляло собой желто-красную пустынную местность, с многочисленными болотами и озерами, заросшими по краям кустами. Только возле берега росли довольно высокие и какие-то неопрятные местные сосны – «пины».
 В тот момент, машина находилась в самой высокой точке, последнего отрезка пути, и хорошо просматривался извилистый путь нашей дороги к морю, справа от которой, находились два громадных (каждое с футбольное поле) розовых пятна. Мы медленно спускались вниз, и я спросил Анатолия – «Что это?». Толя слегка нажал на клаксон и справа от нас начал нарастать шум, перешедший в хлопанье множества крыльев. О боже, в небо поднялись тысячи розовых фламинго! Вот это зрелище! Весь оставшийся путь до берега мы ехали очень аккуратно и тихо, но птицы еще долго беспокоились, то, перелетая с места на место, то, просто взлетая и тут же садясь на поверхность болота. Теперь понятно, почему кубинцы так неохотно давали согласие на посещение этих мест.
Берег океана хоть и был песчаным, но каким-то грязным, усеянным палками, иголками хвои, пустыми пластиковыми бутылками, переплетенными гниющими водорослями. Мы облачились в костюмы советского «дайвера» - маска, трубка, синий спортивный х/б костюм (из майки и треников), ласты и длинная бамбуковая палка с железным наконечником (типа пики). Х/Б костюм был обязательным атрибутом морской рыбалки, поскольку защищал не только от палящего солнца, но и от ядовитых укусов медуз под романтическим названием «Испанский кораблик», которые, в это время года, во множестве подходили к берегам Кубы.
Несмотря на тихую погоду, вода в океане была достаточно мутная, с взвесями песка. Глубина у берега не превышала двух метров, и дно было довольно пустым, за исключением большого количества здоровых ракушек, называемых нашими людьми –«развертками». Вообще из всего множества кубинских раковин, «развертки» были самыми крупными и наименее ценными. Ради интереса, я поднял одну из них, и она оказалась пустой, с аккуратно пробитой верхушкой. Наверное, кто-то из кубинцев добывал моллюсков. Вдоволь наплававшись, я уже где-то час, попивая холодное пиво в тени сосен, наслаждался просторами океана, когда приплыл Анатолий с уловом из двух небольших лангустов и очень красивой ракушки – «зубатки». Все это хозяйство он добыл в кораллах, в метрах ста от берега. Все, пора возвращаться.
Вот и закончилась наша командировка, и старушка - «волга» резво мчалась домой, в Гавану. Настроение было приподнятое от ощущения собственной молодости, силы и безграничных возможностей и фантазий окружающего мира!
 А в это время, кто-то, из моих новых знакомых, уже старательно выводил на бумаге: « В Партком Посольства СССР… Уважаемый тов. Торшин….В то время, когда весь советский…. непримиримую борьбу с пьянством и…Руководитель группы… совместно с переводчиком…, испанцем по национальности, и представителями из Гаваны…устроили пьянку…Прошу принять самые незамедлительные меры…..
Копия: в аппарат Экономсоветника и в Минудобрений СССР. Доброжелатель».
Кстати, для тех, кто не знает. Освобожденный Партком Посольства СССР в Республике Куба (который помимо проведения партактивов, занимался вот такими «письмами» трудящихся) содержался за счет советских специалистов, которые добровольно – принудительно, ежемесячно оплачивали партвзносы в размере 10% от своего скромного жалования (как в песовой, так и долларовой части). Вот так, а нам опять говорят об особом пути и «суверенной» демократии!

P.S. В моем ЖЖ этот текст иллюстрирован фотографией упомянутых выше ракушек. Большая розовая – «развертка», средняя коричневая – «зубатка», а самая маленькая – та, самая, из рассказа «Варадеро».