День независимости

День независимости.

В 1993 году новый ельцинский праздник – «День независимости России», стал удачным  продолжением двух выходных дней. Жаркий и солнечный июнь был дополнительным аргументом в моем решении принять приглашение, моего сотрудника Арсена, съездить к нему на дачу на озеро Пено. Это озеро, одно из цепочки великих озер в верховьях Волги (Пено, Вселуг и Волго), отличалось, по заверениям Арсена, не только бескрайними просторами абсолютно чистой воды, красотами окрестных лесов, но и большим количеством рыбы, которая клевала на практически голый крючок. Зная уже хорошо Арсена, я мысленно разделил все его рассказы на десять, но даже само предположение о том, что там действительно может быть отличная  рыбалка, отключило мой мозг, оставив лишь чувство неудержимого рыбацкого азарта. Компанию нам, с большим удовольствием, решил составить мой старинный приятель (ещё по работе в ГКЭС) Сергей Иванович, такой же, как я, заядлый спиннингист. Четвертым (но не добровольным) членом нашей экспедиции стал американский кокер спаниель, по кличке Дэйл, которого необходимо было отослать на все лето к маме Арсена, Елене Константиновне, отдыхавшей на даче с двумя внуками (мальчиком и девочкой 11-и и 9-и лет, детьми Арсена), и таким же количеством карликовых пуделей (сучек). Кроме того, из живности, на даче обитали петушок и три курочки, которых сын Арсена выиграл на биологической олимпиаде перед самыми летними каникулами. Куры были самыми заклятыми врагами спаниеля, поскольку ему постоянно доставалось поводком, мокрой тряпкой, а то и просто резиновым сапогом, за перманентное стремление сожрать их. В этот приезд Арсен планировал сделать для птичек загон возле крыльца и обтянуть его защитной сеткой. К сожалению, планам этим не было суждено осуществиться, и во всём был виноват всемогущий господин «MacCormick». Впрочем, и в последующие приезды, загон так и не был сооружен, и, в результате, курочки сгинули. Скорее всего, они нашли последнее пристанище в алчных желудках «селян» - так Арсен называл всех местных жителей. По классификации Арсена, «селяне» - это особый вид людей, которые изначально считают, что все приезжие,  особенно городские, оккупанты, пришедшие захватить их землю и обмануть коренных обитателей. Ведут себя «селяне» с городскими вежливо и обходительно, но при этом не верят ни одному их слову, твердо зная, что «пришлый» не друг и товарищ, а лишь источник средств для приобретения «огненной» воды. И последнее. Особенным  уважением у «селян» пользуется умение ловко обмануть (в их бесхитростном понимании) городского на пару пузырей водки. Для того чтобы полностью прояснить ситуации, вернусь к предыстории вопроса о господине «MacCormick».
В то время я был Генеральным директором  небольшого торгово-закупочного ТОО. Покупали и продавали мы абсолютно всё: от видео магнитофонов, сухих автомобильных аккумуляторов, женской одежды, до батончиков «сникерс» и пшеничной водки из США. Благодаря моим старым связям во внешней торговле, нам удавалось оставаться на плаву, закупая качественный товар по низким ценам. Впрочем, у нас, как у Пабло Пикассо, были определенные творческие периоды. 1991 год - китайский период (торговля китайскими джинсами Levi’s, при содействии фирмы, где я раньше работал). 1992 – японский (закупка у моих приятелей всего спектра фирменной бытовой техники, которую получали внешнеторговые организации по бартеру). И, наконец, 1993 год – американский период (покупка крепких спиртных напитков, фирмы «MacCormick», через одно из первых совместных советско-американских предприятий «SUUS»).  Ах, какие были азартные, весёлые и фантастические времена! Учредителем совместного предприятия «SUUS» со стороны США был Боря Ройзен, заработавший свой первый миллион в Америке на пошиве левых джинсов мексиканскими нелегалами! Но вот поставляемые им пшеничный спирт и водка фирмы «MacCormick» были просто экстра класса и дали бы сто очков вперед любому конкуренту в ельцинской России. Разлит волшебный продукт был в литровые пластиковые бутылки, формой и дизайном напоминающие знаменитую водку «Smirnoff». Пластик был единственным минусом, понижающим статус напитка, но заменить бутылки на стеклянные не представлялось возможным, поскольку это было каким-то образом связано с законодательством США и стремлением Бориса максимально сэкономить на стоимости морских перевозок. Наша фирма еженедельно закупала три вида напитков «MacCormick»: спирт – 0,9$; водка – 1,0$; джин – 1,3$ и все их складировала в самой конторе (не более 40 коробок по 12 бутылок в каждой), так как склада у нас тогда не было. Имея нашу наценку не выше 60%, товар быстро разлетался среди своих. Понимая, что накануне праздника «нектара» может не остаться, я поручил Арсену, назначенному ответственным за продовольственное обеспечение экспедиции,
заранее отвезти две бутылки водки домой.
Кстати, Арсена я принял на работу в 1991 году, по просьбе учредителя ТОО – одного из основателей кооперативного движения в СССР.  Оказалось, что этот бывший кооператор часто прибегал к услугам матери Арсена – Елены Константиновны, которая была известным адвокатом в Москве по уголовным делам. Поэтому, на её просьбу подыскать сыну хорошую работу, он не мог отказать. Арсен был родом из старой, интеллигентной, армянской семьи, обосновавшейся в Москве никак не меньше 150 лет тому назад. В наследство от своего народа он получил все лучшие черты: ум, порядочность, интеллигентность и отличное чувство юмора, при этом оставаясь полным разгильдяем в бытовых вопросах. Вообще Арсен был для меня достаточно загадочным человеком, способным на неординарные поступки. Поэтому, когда я узнал, что он ветеран Чернобыля и вахтенно работал в зоне несколько месяцев (в качестве специалиста института «Медико-биологических проблем»), я не удивился. На часть не очень больших денег, полученных за работу в чернобыльской зоне, он и купил тот самый деревенский дом (по версии Арсена – дачу) в 450 километрах от Москвы.
Наконец наступил долгожданный вечер пятницы «дня Х» и мы толкались на перроне Ленинградского вокзала, пытаясь войти в вагон поезда «Москва – Осташков», под мрачным номером №666. Причина наших затруднений оказалась довольно простой: проводница категорически отказывалась пускать спаниеля в свой вагон. Сергей предложил просто отстегнуть ей денег, но Арсен проявил завидную принципиальность и дождался прихода начальника поезда, которому торжественно предъявил билет и ветсправку на собаку, а также своё удостоверение ветерана Чернобыля. Буквально через пару минут мы уже размещались в купе. При этом Сергей Иванович, как самый галантный из нас, успел вручить проводнице коробочку сливочной «помадки», сопровождая презент убедительной просьбой разбудить нас, минимум за 10 минут до приезда на станцию Пено. (по расписанию это должно было случиться в 7 утра). Должен заметить, что это оказалось самым мудрым решением из тех, которые мы впоследствии приняли за три праздничных дня. Попутчицей в нашем купе оказалась довольно симпатичная, молодая женщина - Валя, которая возвращалась в Осташков, после командировки в Москву, для решения в инстанциях каких то вопросов её родной кожевенной фабрики. Насколько я помню, Валентина весь вечер просидела в углу на нижней полке, у входа в купе, читая книгу и не снимая своего белого плаща. От участия в нашем застолье, впрочем, как и от чая проводницы, она категорически отказалась. Может она нас - боялась?  Вообще мы представляли довольно забавную троицу: двое таких, гренадерского роста, усато – бородатых внешнеторговых работников в фирменной рыболовной экипировке и свободный армянский художник, с кудрявой гривой волос и бородой с благородной проседью (вылитый молодой Параджанов). Тратить время на уговоры мы не стали и плотно сели за стол. Еды было просто, какое то изобилие: всевозможные нарезки из супермаркета, домашнее запеченное мясо, сыры, прошлогодние солёные чернушки, сало и здоровые солёные огурцы (привет от Арсена). Пили мы из 30 граммовых стопок, входивших в дорожный набор, подаренный Арсену женой на день его рождения.  Водка «MacCormick» шла просто изумительно, под тихий скулёж Дэйла, привязанного под столом. Ему было полностью отказано в еде, во избежание негативных последствий, которые, в противном случае,  могли возникнуть во время довольно длительное 10-и часового путешествия по железной дороге. Однако, как выяснилось уже утром, спаниелю всё-таки удалось стащить и сожрать большой, семенной, солёный огурец. Где–то в районе пятой рюмки, Арсен прервал наши бесконечные рыбацкие байки и торжественно объявил, что нас ждёт сюрприз. Затем он открыл один из больших клетчатых, челночных баулов с продуктами и достал увесистый пластиковый мешок. Наличие такого количества продуктов объяснялось очень просто.  В то время до деревни Арсена наземная дорога ещё не была проложена и все снабжение, крайне не регулярное, осуществлялось из города Пено исключительно на катерах (на воздушной подушке). Поэтому, в обязанности Арсена входило регулярное (два раза в месяц) обеспечение своих дачников всем необходимым с «большой земли». Арсен, произведя манипуляции фокусника, выудил на свет пять больших (по 0,5 литра) банок пива «Туборг» и килограммовый пакет свежей воблы. Пиво и вобла, конечно, всё усугубили и только мысль о том, что я должен спать на верхней полке, заставляла меня оставаться в каком-то подобии сознания. Очнулся я оттого, что кто-то упорно хотел стащить меня с полки. Открыв глаза, я сначала увидел на соседней полке спящую Валентину, по-моему, так и не снявшую свой плащ, а потом, стоявшую внизу проводницу, которая многозначительно стучала пальцем по своим наручным часам. Я с трудом спустился вниз и передо мной предстал пейзаж после битвы. Арсен лежал ничком на полке без всяких следов спальных принадлежностей и издавал жуткий храп. Напротив, в тяжелом забытье, к стенке купе привалился Сергей Иванович. Стол представлял собой сюрреалистический натюрморт из бумажек, свертков, пачек сигарет, кусков соленых огурцов, мерно перекатывающихся пивных банок и большой пластиковой тарелки с чешуёй и костями от воблы. Всё это великолепие венчала початая бутылка «МакКормика», в которой оставалось никак не меньше 300 грамм «живительной» влаги. Удивительная вещь: пива, которое бы было так, кстати, не осталось ни глотка, а водка – пожалуйста! Я скомандовал подъем и покидал остатки продуктов и водку в полиэтиленовый пакет. Собрались мы удивительно быстро, несмотря на отсутствие координации движений, и всё благодаря тому, что не раздевались ко сну. Вся  троица уже стояла в тамбуре тормозящего состава, когда из нашего купе раздался громкий, обиженный лай. Вот так, мы чуть не потеряли четвертого члена экспедиции. Спустя несколько минут, мы вывалились в утреннюю прохладу перрона и Арсен скрылся в ближайших кустах, вслед за туго натянутым поводком спаниеля.  Буквально сразу, из кустов донеслись очень громкие и характерные звуки, вызвавшие подозрительные взгляды прибывших вместе с нами пассажиров. Сергей Иванович, до этого молчавший всё утро, изрёк: «Полный абдуценс!». Вернулся запыхавшийся Арсен и сообщил, что у пса жуткий понос, вызванный, скорее всего, съеденным ночью соленым огурцом.
Автобусная станция оказалась сразу за вокзалом, и уже через десять минут, мы тряслись в старом, «мордатом», автобусе, времен послевоенной борьбы с бандитизмом, который постоянно издавал скрежет и скрип не только своими механизмами, но и каждой заклёпкой обшивки. В полупустом салоне, кроме кондуктора, было четыре старушки богомольного вида и молодой священник с аккуратно подстриженной бородой, которые, как и мы, ехали до пристани. Остановка «Пристань» оказалась на тихой провинциальной улице, обсаженной с обеих сторон высоченными липами, без каких-то признаков озера.
Мы  прошли три или четыре дома когда, вдруг, деревья расступились и слева от нас открылась гладь огромного водоема, границы которого пока скрывали остатки утреннего тумана. Сердце остро защемило от глухих всплесков крупной рыбы и медленно расходящихся по тихой воде кругов (рыбаки меня поймут). Собственно причал находился на довольно крутом склоне и состоял из симпатичной деревянной избушки (наверное, для отдыха команды) и вместительного, полукруглого металлического ангара (для горюче-смазочных материалов). Чуть ниже, были врыты четыре лавочки для ожидающих пассажиров. К тупо уткнувшемуся носом в песчаную косу катеру на воздушной подушке вели не очень широкие сходни, с перекинутым на борт судна трапом без поручней.
Центром всей этой композиции являлся очень высокий (под четыре метра), деревянный сортир на хорошем бетонном фундаменте, который занимал главенствующую высоту почти у самой дороги.  Из расписания, прикрепленного к стене избушки, мы узнали, что катер должен отплыть только через час – в 9.00. После этого наша группа разделилась. Дейл стал носиться по зелёному склону в поисках лечебной травки. Арсен пошел потрепаться с молодой семейной парой (его соседями по даче), которая приехала из Москвы на машине, оставленной на стоянку, за небольшую плату, во дворе одного из домов рядом с пристанью. Сергей Иванович, пребывая в сомнамбулическом состоянии, медленно отмотал из сумки хороший кусок туалетной бумаги  и стал подниматься по склону в сторону величественного сооружения с двумя нулями. Я же, остался курить на лавочке, охраняя наш скарб и медитируя на тихую воду. Через какое-то время рядом со мной присел молодой священник из автобуса,  и мы  разговорились. Оказалось, что рядом с деревней Арсена находится святое и веками намоленное русскими людьми место – «Ширков погост», где, собственно, мой новый знакомый и служил. Он рассказал, что в состав церковного прихода входят три здания. Тридцатиметровый Храм «Рождества Иоанна Предтечи», срубленный из бревен и стоящий на больших валунах вместо фундамента, очень напоминающий шедевры деревянного зодчества легендарных Кижей.  По преданию, эта церковь была построена во времена молодого Петра 1 на том месте, где полки Александра Невского одержали победу над литовскими войсками в 1245 году. В девятнадцатом веке, рядом с деревянной церковью, архитектор Федоров выстроил новый, кирпичный храм в псевдорусском стиле, со сложным набором деталей и фрагментов убранства. Наибольшее впечатление производит его колокольня, высотой более 40 метров, хорошо видимая с любой точки озера Вселуг. Да, да, священник не ошибся, дом Арсена был на берегу именно озера Вселуг, а не Пено! (узнаю Арсена). Построен новый храм был на средства известного волжского промышленника, чья юная дочь утонула в озере и была похоронена на «Ширковом погосте».  Комплекс церквей завершала деревянная часовенка, возведенная под горой, над целебным родником. После 40 минут увлекательного рассказа собеседника, я не только узнал практически все об истории православия в Тверской области, но и мог достаточно подробно представить топографию высокого, левого берега озера, вплоть до загадочного скалистого острова «Божье дело», находящегося шесть километров ниже по течению от известного теперь нам «Ширкова погоста». Правый же, низкий и заливной берег озера в историческом плане интереса не представлял, поскольку являлся, почти лишенный человеческого жилья,  густым, заболоченным смешанным лесом, иссеченным многочисленными протоками с озерцами, заливами и плёсами. Кстати, в наши дни, только там можно и рассчитывать на хороший улов. Вернусь к острову «Божье дело».
Историю, которую я сейчас расскажу, я услышал в 2003 году от полковника в отставке, бывшего работника Верхневолжского охотхозяйства.
Итак, по версии полковника, Владимира Ивановича, остров «Божье дело» получил своё название из-за мужского монастыря, построенного на нём еще в 18-м Веке. При этом крутые обрывистые берега и высокие каменные стены монастыря сделали его настоящим форпостом на торговых речных путях, шедших через Верхневолжские озера.  В 20-х годах большевики разогнали монахов и, как водится, организовали там колонию для несовершеннолетних преступников. Десять лет спустя, «малолетки» были вынуждены так же покинуть монастырские стены, и остров перешёл в ведение войск НКВД. Что там творилось вплоть до прихода немцев, неизвестно. Во время оккупации, на острове размещалось специальное подразделение немецких войск («СС» или «СД»), которое, отступая зимой 1943 года, взорвало монастырь. Старожилы рассказывали, что во время отступления, с острова, по заснеженному озеру, уходил большой караван тяжелогруженых, крытых грузовиков, два последних из которых, неожиданно ушли под лёд. Владимир Иванович убеждал меня, что местные любители подводной охоты не раз наблюдали силуэты этих грузовиков, опутанные, на пятнадцати метровой глубине, обрывками браконьерских сетей. Подобраться к содержимому грузовиков пока никому не удавалось, из-за очень сильного течения возле острова и достаточно большой глубины. Вот такая занятная история. А остров, несмотря на решение РПЦ возродить монастырь, в 2003 году ещё оставался необитаемым.
Тем временем приближалось время нашего отплытия, а экипаж корабля пока даже не появился. Наконец, где–то около девяти утра, дверь избушки распахнулась и на крытое крыльцо вышли коренастый, с очень загорелым лицом капитан (на нем была фуражка торгового флота СССР), а на почтительном расстоянии от него, три члена команды: высокий худой моторист, в черной морской тужурке, и два молодых матроса. Капитан отдал негромкую, резкую команду и его подчиненные быстро рассыпались по территории причала.  Матросы занялись тщательным обследованием высокой травы. Причём один осуществлял контроль вокруг избушки, ангара и сортира, а второй – изучал склон от скамеек до самой воды. Моторист же, гремя ключами, отпер ангар и скрылся в его прохладной темноте. Через десять минут команда вновь собралась возле капитана, без каких либо видимый результатов своих поисков. Единственное, в руках у моториста была длинная проволока и кусок промасленной ветоши, то есть, что-то типа устройства для замера уровня масла в моторе. Капитан, ни слова не говоря, вошел в дом и резко захлопнул дверь. Троица угрюмо села на ступеньки крыльца и закурила.  Арсен, внимательно наблюдавший за этими событиями, изрек: «Возможно, сегодня мы не отплывем…». Для полного прояснения сложившейся ситуации он, как «местный», был незамедлительно командирован для переговоров с капитаном. Через пять минут мы уже во всех подробностях знали всю предысторию вопроса.  Оказывается, накануне вечером, команда широко отмечала предстоящие праздники и капитан, будучи опытным человеком, строго приказал «заначить» четвертинку водки для утреннего моциона. Естественно утром никто не мог вспомнить место захоронения «лекарства» и вообще, осталось ли оно в наличии.  Поскольку решение этой проблемы, при наличии у меня пакета с початой бутылкой «MacCormick» и остатками вагонного пиршества, было минутным делом, мы незамедлительно двинулись в капитанскую обитель, оставив Дейла и вещи на попечение священника, который в данном случае то же являлся заинтересованным лицом. Капитан любезно пригласил нас к столу, оставив при себе только моториста, а матросов (наверное, в наказание) отправил продавать билеты и осуществлять посадку пассажиров на катер. От нашей закуски флотоводец отказался и достал из-под стола тарелку с черным хлебом, большую открытую банку салаки пряного посола и стеклянного банку с остатками болгарского «охотничьего салата», в котором вчера явно гасили бычки «беломора». От участия в поправке здоровья мы с Арсеном благоразумно уклонились, за что получили благодарный взгляд моториста, поскольку ставили перед собой цель лишь обеспечить доставку капитана на судно после реанимации нашим «МакКормиком».  Сергей Иванович, напротив, без всяких раздумий согласился поправить своё здоровье и водка незамедлительно была разлита мотористом по трем мутным стаканам. Все замерли в ожидании тоста и капитан, сделав паузу, изрёк: «Шалом Шабад!». Мы с Арсеном удивленно переглянулись, а Сергей, выпив, сказал: «сильно!». Прошло не более 40 минут, а наш катер уже аккуратно швартовался на песчаной отмели, прямо под горой, на которой высились величественные церкви «Ширкова погоста». При этом, у меня сложилось впечатление, что капитан, в знак благодарности, отказался от остановки в предусмотренных расписанием населенных пунктах, и доставил нас «экспрессом».
Дорога до деревни вначале поворачивала влево, огибая мыс, на котором находился православный комплекс, а затем уходила вглубь, практически перпендикулярно к озеру, повторяя рельеф широкой протоки, собственно на берегу, которой и находилась цель нашего путешествия. Ходу, до дома Арсена, быстрым шагом, было не больше 15 минут. Да и те пролетели мгновенно, поскольку все наше внимание было приковано к красоте  открывшейся взору протоки: чистая и тихая вода отражала синеву летнего утра, а высокие строевые сосны, на противоположном берегу, светились стволами в лучах почти полуденного солнца. Дорога плавно перешла в единственную деревенскую улицу с большими, темного дерева, бревенчатыми домами, за которыми были приспособлены небольшие – 3-4 сотки огородики (скорее всего под зелень и картошку), полностью лишенные каких-либо плодовых деревьев и кустов. Вместо этого, напротив каждой избы (через дорогу) в протоке имелась собственная бухточка или заливчик, густо окаймленные высокой осокой и камышом. Каждая бухточка была обустроена мостками, у которых обязательно покачивалась лодка, либо длинная просмоленная плоскодонка или, даже, алюминиевый катер. Дом Арсена находился в самом конце деревни и издалека напоминал большой ангар из ржавого железа, с узкими бойницами окон, только недавно подвергшийся артиллерийскому обстрелу. При ближайшем рассмотрении – это была обычная бревенчатая изба, по всему периметру внахлёст обитая (с каким-то ожесточением) кусками ржавого кровельного железа. Края листов, скорее по садистским соображениям, не были прочно прибиты к бревнам и торчали во все стороны ржавыми, зазубренными лезвиями. Массивный каменный фундамент местами потрескался, и дом заметно просел на задний правый угол. Оказалось, что такой дизайн дома осуществил его бывший хозяин ещё в 30-х годах. Тогда, после закрытия большевиками прихода, воинствующие атеисты, из числа селян, быстро экспроприировали всю поповскую собственность, включая часть церковной утвари. Нашему герою досталась кровля от дома батюшки и часть крыши от часовни, которые он и приспособил в хозяйстве. Несмотря на то, что в солнечный летний день в доме стояла тяжелая атмосфера подбитого танка, Арсен считал демонтаж железной обшивки преждевременным, из-за связанных с этим действием физических нагрузок. Мы только приступили к сортировке, совместно с Еленой Константиновной, привезенных продуктов, как за окном раздался громкий треск приближающегося трактора. «Благодетель приехал! Опять всё водоснабжение уничтожит!» - в сердцах воскликнул Арсен. Дело в том, что Арсен, один из первых в деревне, обеспечил подачу воды в дом, прикрепив к мосткам в своей бухточке насос «малыш» и протянув от него 20 метров резинового шланга, часть которого неизбежно проходила под дорогой. «Благодетель» - Витёк, относился к той категории селян (вспомните классификацию Арсена), которые считали обязательным развести «москвича» на пару бутылок водки. С этой целью, он уже второй год «помогал» в приобретении и доставке кругляка для затеянного Арсеном строительства бани. Результатом бурной деятельности Витька стало четыре бревна первого венца и подобие остова крыши будущей бани, сваленные в высокую траву возле дома. Поскольку Витек, из всех средств передвижения, признавал только свой «Кировец», каждый его приезд приводил к обрыву шланга (независимо от глубины залегания и даже наличия металлической оплётки). Второй особенностью «благодетеля» была его привычка не отключать двигатель трактора во время общения с городскими клиентами. Витек, мужик неопределенного возраста с опухшим лицом, не успел прокричать (шум от трактора стоял неописуемый) свою грустную и поучительную историю о сложных взаимоотношениях с местным леспромхозом, как Арсен мудро предложил выпить. Елена Константиновна сервировала стол минимальным набором из сала, колбасы, соленых огурцов и зеленого лука и расставила: 150 граммовый стакан – Витьку (по-местному - чарочку), и четыре хрустальных рюмочки для остальных присутствующих. Быстро разлили «MacCormick» и тракторист, не дожидаясь короткого тоста Сергея Ивановича «С праздником!», принял свою дозу и, посмотрев на нас с большим удивлением, молча вышел. Буквально через минуту, затихающий рокот трактора раздавался уже в другом конце улицы. Во внезапно наступившей тишине Сергей, вслух прочел этикетку «MacCormick» - Grain Alcohol! Спирт! Так открылась страшная ошибка Арсена, взявшего в путешествие вместо второй бутылки водки чистый спирт!
Пить спирт в то утро мы не стали, а плотно позавтракали и завершили трапезу хорошей чашкой растворимого кофе, полная банка которого, всегда входила в рыбацкий «НЗ» Сергея Ивановича. Сам он отправился спать в отведенную для него гостевую «светелку», Арсен приступил к восстановлению водопровода и наладке лодочного мотора, а я занялся любимым делом – подготовкой снастей к вечерней зорьке. Обычно на рыбалку я беру следующие снасти: спиннинги - “Mitchell – Light” с небольшой, «окуневой» катушкой той же фирмы и трехметровый, достаточно мощный, с тестом до 30 гр., хлыст фирмы “D.A.M.”, оснащенный стандартной катушкой Daiwa. В отличие от Сергея Ивановича, я  был противником «воблеров», «твистеров» и всяких новомодных «джигговых» насадок, предпочитая старые, добрые вращающиеся блесна «Mapps» (всегда имею полтора десятка от 0 до № 5), отечественные «колебалки» (типа «окуневая») и самодельные «шторлинги» из латуни и меди. Удобно расположившись на крыльце дома, я довольно быстро снарядил оба спиннинга и Арсен попросил помочь привести в порядок его снасти. Итак, то, что Арсен, называл снастями, на поверку, оказалось некой сложной конструкцией состоящей   из двух довоенных, шестигранных, клееных спиннингов, практически лишенных колец, но имеющих одну ржавую «невскую» катушку, которой длительное время забивали гвозди, и четырех разрозненных колен от «пионерских» бамбуковых удочек. Вся эта «красота» была щедро опутана обрывками лески, переметов и украшена несколькими поплавками «гусиное перо», крупными ржавыми крючками и здоровенной (с хорошую плотву) белой блесной. После короткого, но довольно жесткого, допроса, Арсен сознался, что его рассказы о клёве на голый крючок носили собирательный, фольклорный характер,  а сам он, за три года, с момента покупки дома, рыбу ни разу не ловил!  Господи, как же часто, самые заветные мечты и «наполеоновские» планы, строятся лишь на чьём-то фольклоре! Из всего мусора удалось собрать бамбуковую двухколенку, оснастив её хорошей леской, японским поводком 0,15 мм с норвежским крючком. Поплавок оставили из гусиного пера, поскольку он всегда достаточно чувствителен при любых условиях ловли.  Так как сегодняшнюю вечернюю рыбалку решили посвятить ловле хищников, мы с Арсеном прошли 150 метров вниз по берегу протоки, подыскивая приемлемое место (то есть лишенное кустов и деревьев) для обучения его азам обращения со спиннингом. Место оказалось очень удачным: узкая каменистая коса уходила в глубь протоки, создавая небольшой перекат, за которым, мелкими водоворотами искрился довольно большой плёс почти лишенный водорослей и травы. Для тренинга Арсена, я использовал свой «ДАМовский» спиннинг, повесив, в качестве наживки, колеблющуюся блесну в виде окуня, Два заброса я произвел в лагуну, а третий непосредственно на перекат. Как только дуга катушки встала на место, я почувствовал очень сильный рывок и, через мгновение, из воды дала «свечку» достаточно крупная щука. Сопротивлялась она недолго, но очень отчаянно, и несколько минут спустя золотисто-зеленая  двухкилограммовая красавица билась на гальке берега. Хищница так глубоко заглотала блесну, что только чудом не перекусила леску, и мы с трудом, в четыре руки, извлекли наживку из пасти (зевник и щипцы остались в сумке на крыльце).  При этом, в ажиотаже, я довольно сильно поранил об жабры большой палец левой руки. Арсен порекомендовал сунуть на несколько минут руку в воду и тогда кровь остановиться без всяких последствий для организма. Действительно, все так и случилось. Более того, во время рыбалки, из-за жаркой погоды, мы пили много воды просто зачерпывая её алюминиевой кружкой за бортом. Не знаю, правда ли это, но по местным легендам вода в озере Вселуг содержит много серебра, оставаясь всегда чистой и удивительно вкусной. Превозмогая жгучее желание делать заброс за забросом, я понес трофей домой на импровизированном кукане из ивового прута, оставив Арсена тренироваться, «обстегивая» во всех направлениях лагуну. Всю дорогу до избы я думал о том, что иногда и сказки оказываются реальностью. Ну, прямо Шлиман и Троя! «Спортсмен» вернулся только через час и с горящими глазами сообщил, что у него сорвалась громадная рыбина (скорее коряга или камень), которую он даже не смог поднять со дна. Ну, вот ещё один человек стал пожизненным рабом пагубной страсти под великим именем – «Рыбалка!».  Проснулся Сергей Иванович и как-то болезненно прореагировал на восторженный рассказ Арсена о пойманной щуке.  Елена Константиновна пригласила на полновесный обед из первого, второго и «фронтовых» сто граммов разведенного 50 на 50 спирта, подкрашенного двумя стручками жгучего перца (этакая перцовка «экспресс»). После обеда, Сергей выпил обязательную кружку кофе, провел светскую беседу с мамой Арсена, и только после этого, в шесть вечера, наша экспедиция отправилась, на малых оборотах (на алюминиевой «казанке» Арсена), вниз по протоке.  Вечер стоял удивительно жаркий и безветренный. Клонящееся к закату солнце палило как полуденное и в воздухе летали десятки стрекоз и бабочек. В темной, но достаточно прозрачной воде, среди водорослей, чинно ходила довольно крупная плотва, а вокруг беспорядочно сновали большие стайки мальков. Полная идиллия, а клёва не было!  Сергей, как новатор, перепробовал десяток «воблеров», которые только вызывали панику среди мальков, Арсен ожесточенно махал моим «ДАМом», отказавшись менять утреннюю уловистую блесну, а я последовательно опробовал «Mapps», от нулевого до второго номера. В этих тщетных трудах и заботах прошли больше двух часов, когда, в километрах трех ниже по течению, вид протоки резко изменился. Берега, поросшие высоким хвойным лесом, мрачно сблизились, а сама протока превратилась в цепочку озер, окаймленных молодой осокой и частоколом прошлогоднего сухого камыша, с островками кувшинок и травы. Мы только успели выбрать место, удобное для ловли с обоих бортов, и заякориться, как всё началось! Сначала ухнуло в камышах, напротив носа лодки, затем где-то за кормой, потом практически у борта, и, в конце концов, вода, сразу в нескольких местах, стала кипеть от окунёвой охоты! Машинально сменив блесну на любимую бронзовую «Aglia № 3», я сделал точный заброс в самый центр бурлящей воды и быстро провел её под самой поверхностью. У лодки я почувствовал сильный, но холостой удар. Во второй заброс я подматывал леску значительно медленнее, с паузами и остановками, так что уже на середине проводки успел четко среагировать на сильную поклевку. Мой тонкий, чувствительный спиннинг согнулся дугой до самой воды, вожделенно подрагивая от сопротивления невидимой добычи. Ещё мгновение, и в лодке бился отменный, полукилограммовый окунь, очень горбатый, с по-зимнему яркой окраской и оперением. Сергей, хоть и будучи новатором, быстро заменил «воблера» на желтую «вертушку» и началась настоящая путина, поскольку каждый третий заброс был результативным. Окунь шёл отборный, и не было ни одного экземпляра меньше моего первенца.  Минут через двадцать, Арсен, ловивший с носа катера, издал утробный звук, и, пролетев мимо нас, на дно лодки  шлепнулась приличная щучка, которую он просто выдернул из воды, перекинув через себя. Арсен был настолько потрясен первой пойманной в своей жизни рыбой, что в течение минуты не мог вытащить сигарету из пачки. После многократных забросов в то же самое место, возле сухих камышей, он зацепил более серьезный экземпляр, который потребовал нашей помощи и подсачника. Это уже был настоящий «крокодил» - с темно-зеленой спиной и светлым брюхом в ярко желтую крапинку. Неожиданно клев прекратился, и на протоке установилась полная тишина, без каких-либо всплесков и посторонних звуков. Все невольно посмотрели на часы – 11 вечера, а светло как в начале рыбалки! Солнце, как большой оранжевый апельсин, заметно увеличившись в размере, весело над горизонтом и не думало уступать место неизбежной темноте. Весь наш улов, а рыбы было никак не меньше 15 килограммов, был аккуратно уложен Сергеем в большой пластмассовый ящик и пересыпан, предусмотрительно нарванной на берегу крапивой. Дело в том, что Сергей Иванович, следуя своей теории, лично усыплял каждый пойманный экземпляр ударом шила в хребет между головой и туловищем рыбы, таким образом, сохраняя свежесть и вкусовые качества улова. Мы быстро снялись с якоря и через полчаса уже выгружались у дома. Все, что было возможно, Елена Константиновна запихнула в небольшой морозильник, а из большей части улова было решено завтра сделать праздничный обед. Несмотря на поздний час, Арсен предложил сегодня же закоптить пойманных щук на ольховых веточках, используя его фирменную коптильню. Коптильня на самом деле оказалась двумя алюминиевыми сковородками, скрепленными между собой шарниром, которая устанавливалась на два кирпича над углями костра. Процесс копчения, на берегу протоки, оказался довольно трудоемким и мы только к часу ночи смогли закоптить нарезанных кусками щук (целиком они в сковородку не входили) и тройку окуней с головой. Именно в этот момент, наконец, опустилась звездная ночь, но восток уже светлел новой зарей! Поздний ужин закончился в третьем часу ночи, и мы приняли мудрое решение – встать на рыбалку не в 5-6 утра, а когда проснемся.
 Тем не менее, проснулся я ровно в 5-00 от истошных криков, доносящихся со стороны протоки. Я, со сна, довольно громко поинтересовался, что происходит? Арсен, не открывая глаз, пробормотал: «политинформация…», и продолжил спать, отвернувшись к стенке. Сон как рукой сняло и, по правде говоря, спать, в избе Арсена было сродни небольшому подвигу. Духота, в никогда не проветриваемом доме, стояла такая, что её можно было спокойно резать на куски. Причина этого кошмара скрывалась не только в физическом процессе теплоотдачи железной обшивки дома, но и в полном отсутствии форточек и открывающихся окон. Любопытно, но вовремя своих походов по Тверской области, я несколько раз ночевал в подобных домах и, удивительное дело, – везде были глухие рамы и не больше одной форточки в комнате, где располагалась печка. Быстро одевшись и собрав свою раскладушку, я потихоньку вышел на крыльцо в благодатную прохладу раннего утра. С берега дул не сильный, но устойчивый бриз, морща поверхность протоки мелкой рябью. В метрах сорока от нашего дома, медленно дрейфовала к противоположному берегу плоскодонка, в которой, широко расставив ноги, стоял сам «политинформатор». Одет селянин был в застиранную солдатскую майку, белые кальсоны и громадные, черные валенки. Завершала праздничный наряд игривая тирольская шляпа, правда без пера. «Оратор» читал лекцию громко, с большими паузами, наверное, чтобы аудитория лучше усвоила подаваемый материал. Собственно информация на 95% состояла из многоэтажного, но какого-то скучного и наивного матерного шлама, а вот остаток действительно поблескивал золотыми крупицами. К сожалению, я застал только последнюю треть выступления «политинформатора», а имей я полный текст, Николая Сванидзе, с его «историческими хрониками», просто бы задушила жаба от зависти! Итак, полностью привожу тот самый золотой остаток. «…он ему говорит – Васька, сука, куда ты лезешь! Ты же отца подведешь! Что Коганович? Тот еще советчик! Вон Лёвка Бронштейн все советовал.… И где теперь он? А я-то, я-то - мудак, тоже хорош! Почему не предупредил? Почему не послушался Вячеслава Михайловича?! Скрябин всегда мудрый был…. Лаврентий, Никита, Маленков, где они?  В жопе, а Вячеслава Михайловича – будьте добры, получите подарки к празднику! Гуляет в свое удовольствие по столице!». Тут лектор ошибся: Скрябин (Молотов) скончался в 1986 году. Хотя, может в своем бреду, селянин и не знал, что на дворе уже ельцинская демократия? После выступления, оратор оправился прямо в воду. Струя была такого хорошего напора, что круги от нее докатились до катера Арсена. Произведя утренний моцион, он медленно лег на дно лодки и окончательно затих.
К утреннему завтраку все собрались в половине восьмого и, с учетом кофе и обязательной светской беседы Сергея Ивановича, мы смогли стартовать на рыбалку только около девяти утра. Сегодняшний день было решено посвятить ловле «белой» рыбы, так многозначительно, Сергей называл плотву, уклейку, красноперку, подлещиков, и прочую, на мой взгляд,  сорную рыбу. В качестве насадки у нас было половина консервной банки червей, которых дети Арсена накопали накануне, и баночка полуокуклившихся опарышей, привезенных из Москвы. Ветер настолько усилился, что нам понадобилось добрых полчаса, для поиска более-менее тихой бухточки, у нашего, подветренного берега. В результате трехчасовой полудремы над поплавками, Арсен, на «пионерскую» двухколенку вытащил двух приличных подлещиков (не меньше 600 грамм каждый), а мы с Сергеем на пару ограничились двумя красноперками, плотвичкой и, самое любопытное, небольшим карасем темно бронзового окраса. Попытка, реабилитироваться, путем блеснения плёсов, покрытых белыми барашками, успеха не принесла и в час дня, я уже крепко спал на раскладушке, установленной в тени дома. Вечером состоялся большой прием с участием соседей дачников, на котором, помимо традиционного шашлыка, блистали наши окуни, зажаренные на противне в духовке до состояния, когда золотистый хвост каждой рыбы чуть загибался к верху, а плавнички, хрустя, таяли во рту. Наконец, наступило утро Дня Независимости. Ветрило задувал такой, что ни о какой рыбалке и не было речи. В 12 дня мы полным ходом плыли в Пено, и «Ширков погост» остался далеко за кормой. Обратный маршрут был разработан как автобусный: от Пено до Осташкова (30 минут), затем от Осташкова до Твери (4 часа), ну и в финале – 2 часа до Москвы. От обратной дороги осталось какое-то ощущение общего неудобства, тесноты и духоты, поскольку все автобусы были переполнены, и мы брали их штурмом. Только на вокзале в Твери нам удалось отлично поправиться холодным и вкусным местным пивом. Так, практически без происшествий, закончилась наша экспедиция на Верхневолжские озера. Хотя нет, чуть не запамятовал! Часть улова, который хранился в морозилке, и предназначался для супруги Арсена в Москве, он благополучно забыл в багажном отделении тверского автобуса, естественно, вместе со своим рюкзаком!
Пос. Теплень – Москва, октябрь-ноябрь 2006.