Поздно

Ночь закручивала воронку метели. Хорошо бы когда-нибудь выспаться, поежилась она угловато. Заметало снегом  остатки мусора.  Завтра улицы будут казаться чище, но что-то в этой чистоте есть подозрительно показательное , как чистая рубашка, надетая поверх.
Пора бы уже прекратить эти непрерывные поиски себя. Чем дольше ищешь , тем дальше от цели. Это если цель вообще существует.  Нет, цели нет и быть не может, слишком было бы тогда просто.  Нашел,  достиг,  самореализовался.  Следующий, проходите, пожалуйста.
Вот и вчера. Каждый раз, разговаривая с ним, надеешься на чудо. Кажется, вот,  рядом совсем, тот восторг взаимопонимания,  этот праздник, который всегда впереди тебя;  иногда удается догнать и жить потом воспоминаниями до следующей удачи.  Что ж такое придумать на обед. Все так быстро приедается, тем быстрее, чем больше выбор.
 
Впрочем, возможно, все эти поиски себя в живописи больше забирают, чем дают. Если удается что-то сделать с душевным жаром, то и остается этот кусочек души припечатанным к холсту. И, чем жалобней он там трепыхается, тем интереснее зрителю. Пока, наконец, исполосованной душе художника не удается обрасти панцирем или раствориться в вечности.  Вот и цель прорисовывается - прогореть так, чтоб больше искр, дыма,  да огня было. Чтоб зрители не скучали. А альтернатива еще печальнее - тлеть , тоскливо потрескивая,  обрастая пеплом.
Да, скорее  бы уже началась  весна,  и  природа подбросила бы нам немного безумства. Точно отмеренную порцию,  никакой самодеятельности.  И следы  печально беспросветной  мудрости зимы смыть неистовством половодья.  Вообще то проветрить подушки-одеяла пора бы уже,  кажется. И еще раз позавидовать счастливым людям, для которых каждое выполненное домашнее дело распрямляет морщинки на лбу и наполняет душу ежедневным умиротворением.

Она шла,  удаляясь от дома, но мысли продолжали крутиться по привычному кругу, не позволяя выключиться. Проходя мимо футбольного поля,  зацепилась взглядом за искусственное покрытие и огляделась вокруг.  Зеленый цвет покрытия был утомительно безупречен.  Зиме эта площадка не подчинялась,  у нее были свои часы работы и снег не имел к ней никакого отношения.  Казалось,  что играть в футбол тут можно только стерильно чистым игрокам с непроницаемыми лицами.  Зазвонил мобильный и снег стал намного мокрее и нахальнее.  Похоже, в магазин все же придется зайти на обратном пути.  В сущности, наши увлечения -  это разновидность добровольного рабства.  Быть рабом в каком-то смысле проще. А свобода не допускает выполнения  желаний,  она самодостаточна.  Свободные люди не заметны,  их нельзя идентифицировать,  они стерильны.

Неожиданный порыв ветра обрушил шапку снега с кустов,  качнул фонарь и заставил ее  замотать шарф поплотнее.  Она ускорила шаг,  казалось, ветер  скорее развеселил своим мальчишеством.   В сущности, все эти зимние выходки можно понять. Ради разнообразия и не такое придумывают. Да и что может быть изящнее безукоризненной зимней графики:  умело прочерченные деревья,  филигранно нанесенная изморозь .  Торжество черно-белого совершенства. 

Как всегда, в лесу все мысли сдувались доброжелательным ветерком.  Деревья одобрительно поскрипывали вслед.  Здесь она была в своем королевстве, каждая солнечная полянка казалась этой босоногой девочке дворцовым залом с люстрами сосен, муаровыми  коврами,  кружевами паутинок.  Входили гости, приглашенные на бал,  атмосфера зарождающегося праздника не оставляла равнодушным никого. И муравьи  спешили закончить работу,  и иволга от волнения остнавливалась на полуноте,  даже разморенная на солнце, невесть откуда здесь взявшаяся черепаха,  с девичьим любопытством выглядывала из под панциря.  Очень рада Вас видеть. Ах, ну что Вы!  Могу Вам по секрету рассказать...Теплый песок струился из ладоней  королевы, рассыпаясь драгоценными блестками на мягких подушках мха. Здесь, в лесу,  она  чуствовала себя как бы выпавшей из времени.  Как будто наблюдая свою жизнь со стороны, когда не видно ни конца ни начала, и только гул ветра в верхушках сосен напоминал о вечности.  Улыбаясь задумчиво, она положила в сумку пакет молока,  и нырнула опять в промозглую зимнюю темень.