***

Несуразный день.

                Анатолий Орлов 2

День с самого утра начался удивительно несуразно. В тиши спящей избы «взорвался» диким громом будильник армянского часового завода. Алексей спросонья стал шарить рукой по прикроватной тумбочке, чтобы заткнуть его орущую глотку и смахнул вместе с металлическим блюдом, в котором он стоял для усиления звука – молодая жена всегда боялась проспать. Блюдо, а в него помещается полведра вареной картошки, загрохотало и покатилось по деревянному полу через всю комнату, и хряпнулось о початую трехлитровую банку с малиновым вареньем, стоящую в холодке под окном. Банка, конечно, опрокинулась и раскололась, вылив на пол все сладкое содержимое.
Жена села в кровати, протирая глаза и недоумевая – откуда стук железнодорожных колес, если месяц назад приехала к мужу.
За стенкой, в соседней комнатушке, завопила дурным голосом баба Дуня:
- Алексе-ей! Кто-то в сенях шурует!
Наконец будильник замолчал. Алексей успокоил жену и бабку. Тут неожиданно диким голосом заверещала Мурка, обычно спавшая в ногах у молодых, а днем – на печке, забравшись в какой-нибудь валенок.
Алексей вскочил. По привычке в темноте нащупал брюки, всунул одну ногу в штанину и хотел встать на ноги. А пол-то от малиновых витаминов скользкий! Он и грохнулся в эту липкую сладкую жижу.
- Алексей! Кто-то в дом залез! Помоги-и-те-е! – закричала баба Дуня.
Валя опять села в кровати:
- Леша! Что случилось?
Алексей, уже в громко чертыхаясь, елозил по полу, запутавшись в штанах. Рядом каталась стеклянная банка без дна.
Жена, встревоженная непонятными громкими стуками и пронзительным кошачьим визгом, пошарив по стене, щелкнула выключателем. Барахтающийся на полу муж и красные пятна «крови» на белых кальсонах Алексея привели ее в ужас, и она закричала:
- Убивают! Помогите!
Перейдя от сна к яви, увидев мужа на полу в варенье и кошку, которая с испугу вместо валенка сунула голову в банку, не могла вытащить ее обратно и теперь с грохотом катала ее по половицам, не переставая орать не по-мартовски страшно и пронзительно. Валя засмеялась, постепенно переходя к хохоту с истерическим надрывом, даже с каким-то завыванием:
- Ой! Не могу! Ой, дышать трудно! О - о-о-ой! – уже только хрипло шептала Валентина, катаясь по широкой кровати с панцирной сеткой. Это дореволюционное супружеское ложе подозрительно расшатывалось и скрипело.
Из своей кельи показалась встревоженная баба Дуня в теплом лоскутном халате. Ее редкие серые волосы, растопыренные во все стороны, обрамляли морщинистое лицо с выпучеными неестественно глазами:
- Что, Валюша, уже схватки начались? Пришла пора?
Кошка, вырвавшая башку из банки, с красной от варенья мордой, до смерти напуганная, кинулась под защиту к хозяйке и прыгнула на плечи, вцепившись мертвой хваткой в седые волосы. Тут и у бабы Дуни прорезался голос. Да такой, что у Бондиных в доме напротив зажегся свет в окнах – в таком тщедушном теле и такой голосище!
А Валя стала вытворять что-то невероятное. Ее заливистый хохот достиг своего апогея. Глаза покраснели и молили о пощаде. Слезы лились ручьем. Широко открытый рот жадно, урывками, хватал воздух. Валентина задыхалась, судорожно зарывалась в подушки, одеяло. Алексея тоже стало «забирать», и он катался на липком полу все еще в одной штанине.
Баба Дуня, напуганная «окровавленной» Муркой, увидев красное на кальсонах Алексея и катающуюся на кровати Валю, уже осмысленно проскрипела:
- Алексей! Надо звать Верку - фершала!
Вера, жена техника Николая Бондина, что жили напротив, и где чье-то лицо прильнуло к окну, работала фельдшером в деревенской больничке на Кярострове.
Тут и конец пришел бы квартирантам, но старуха первой пришла в себя и стала креститься:
- Свят, свят! Иисусе Христе, Пресвятая мать Богородица! Прости и помилуй! Ну, озорники. Ну, охальники. Напугали старуху, чуть не умерла! А ты, варнавка? Я тебе сщас! – стала отрывать кошку от себя, но та намертво прилипла к хозяйке и только жалобно мяукала.
Постепенно все успокоились.

Алексей стал умываться. Из рукомойника, висевшего за печкой, полилась жирная вода с запахом вчерашних пельменей: «Все понятно, баба Дуня опять перепутала чугунки», - не рассердился Алексей. Они с женой Валентиной снимали комнатку у 90-летней бабы Дуни, проявляющей иногда специфичные черты характера, соответствующие ее возрасту. Но по нраву она была доброй, религиозной, с хитрецой поморской рыбачки – трудяги: старалась на всем экономить, старые вещи не выбрасывала и не раз переделывала. Иногда не отказывалась от угощения, особенно от стопки авиационного спирта. Тогда и сама могла угостить приготовленной неизвестно когда и неизвестно из чего подозрительно густой наливочкой. Она по-стариковски ворчливо опекала молодых квартирантов, по-своему любила их. Алексею с Валентиной было легко жить с бабой Дуней
Жена, еще не успокоившаяся от необычного пробуждения, подавая чай, нечаянно опрокинула кипяток на колени мужу. Хорошо, что Алексей уже натянул кожаные штаны – был бы смех сквозь слезы. Теперь без вступления оба схватились за животы. Дело молодое – каждый мизинчик для любящих людей был смешон. Надо успевать радоваться жизни. Добрый смех – долгая жизнь!
Поцеловал жену. Взял свой рабочий чемоданчик, где постоянно валялись фонарик, навигационная линейка НЛ-8, три дежурные пачки «Беломора» - Алексей только начал курить, но уже пытался «бросить», -запасные ключи и свечи к самолетным обогревателям БО-10 и БО-20. Валюша успела положить кулебяки из соленой трески. Уже стали трескоедами!
Выходя на улицу, в темных сенях опрокинул стопку пустых ведер. Ну, начался денек! Яшменна кладь!
Подморозило: «Градусов 18 есть», - подумал Алексей и бодро зашагал в сторону аэропорта. Ночное осеннее небо затянуто облаками. Электрический свет от лесозавода, где день и ночь работали пилорамы, и постоянно шла укладка досок и бруса в штабеля на экспорт, и, отражаясь от низкой облачности, щедро освещал деревушки Кяростров и Курган, что расположились на Кегострове, где располагался аэродром – ворота в Арктику.
Шагая по деревянным мосткам – тротуару «Северной Венеции», Алексей застрял одной ногой в провалившейся доске, второй конец которой, быстро поднимаясь, пытался ударить его в лоб, но остановился в десяти сантиметрах от цели. Нога ни туда, ни сюда. Доска крепко зацепила яловый сапог. Пришлось ногу из него вытащить и отогнуть доску. «Ну, дела-а! Как по Гоголю с нечистой силой. Чур, меня! - удивился Алексей. - Не к добру это!» - и трижды сплюнул. Летчики, вообще – то, суеверный народ. А тут еще дома черная кошка переполох устроила.
В диспетчерской аэропорта его встречали второй пилот Иван Горелов и бортрадист Павел Киселев. Экипаж Алексея одним из первых в Архангельске начал летать втроем без бортмеханика на Ли-2. Штурманов не хватало. В те времена ВВС своих штурманов еще не сокращали. А старики, аэрофлотовцы – штурмана, на войне погибли, или по состоянию здоровья списаны. Самые опытные работали в «Полярке». Бортмехаников снимали ради мнимой выгоды или ускоренно переучивали на пилотов. Их вводили в экипаж, когда вылетали на Север или в длительные командировки.
- Привет, парни! Как дела? Что-то подморозило сегодня.
- Командир, задержка будет, бо погоды нэма в Мезени, - с «хохлацким» акцентом сказал Иван.- Я штурманский план уже подписал. Самолет загружен, груз закреплен в самолете: пятьсот килограмм до Мезени и тонна с гаком в Нарьян-Мар. Моторы прогреты. Пойду, посмотрю, как отстой сливают.
- Закреплен, говоришь? – и все засмеялись.
Недавно в отряде произошел курьезный случай. В самолет Ан-2 погрузили лошадь. Надо было перевезти ее на Канин Нос, на побережье к оленеводам. Привязали бечевочкой за ручку двери – она, говорят, смирная была. Стали взлетать, ее силой инерции поволокло в хвост. Создалась предельно задняя центровка. Самолет не оторвать от земли. Догадались и прекратили взлет, а то бы разгрохали «Аннушку». Но лошадь – живое существо, тоже божья тварь, испугалась своего перекатывания в хвост, тоскливо заржала и, когда самолет остановился, потопала к пилотам узнать, в чем дело и найти успокоения у людей. В пилотскую дверь не заперта.
Подбежавшие к самолету технари видят: в пилотской кабине два знакомых побледневших и расстроенных лица пилотов – попадет все-таки за прерванный взлет – и чья – то третья морда, очень смахивающая на лошадиную. Командир самолета полгода потом проходил школу «Горького», занимался ударным трудом грузчика на рыбном складе.
- Беги, Иван. Самолет после техформы, проверяй повнимательнее.
- Борис Михалыч, обязательно садиться в Мезени?- спросил Алексей в диспетчерской у руководителя полетов. – Нельзя ли пролетом до Нарьян-Мара?
- Нет, Петрович. Зверобои ремонтируют свои шхуны, готовятся к выходу в Баренцово море, пока горло Белого не забито льдом. Срочно запросили в Архангельске детали для гребных винтов. Промысловиков ждет хорошая охота на тюленей. Да ты не волнуйся. В 9-ть часов в Мезени придет метеонаблюдатель, помусляет палец, зыркнет на термометр и выдаст тебе любую погоду по заказу.
Оба засмеялись. В Мезени наблюдала за погодой и передавала метеосводки на телетайп тетка Пелагея, которая, говорят, была знакома еще с политическим ссыльным Климом Ворошиловым.
- Лады!
Киселев доложил, что все регламенты и навигационные сборники получены.
- Спирт выписал?
- Десять литров. Три отлил кладовщице. Пошел на самолет проверять радиооборудование.
- Топай, Михалыч!

Павел Михайлович Киселев был в экипаже старше всех по возрасту. До войны ходил радистом на траулерах. Во время войны – радист в полковой разведке морской пехоты. С разведгруппой неоднократно побывал за линией фронта в Финляндии и Норвегии, принося из рейда ценные данные для флота. Приходилось корректировать огонь корабельной артиллерии, добывать пленных «языков». Однажды здорово прогремел на всю дивизию. Их дивизия уже несколько месяцев, врубившись в скалы под Петсамо, не могла прорвать фашистские укрепления в знаменитой Долине Смерти, несмотря на строгие и строжайшие приказы командующего Северным флотом. Как–то морячки – разведчики из рейда приволокли ротный термос с немецким шнапсом и втихаря от начальства причастились. И вот тут Павел Михайлович почувствовал, что немецкие егеря его с друзьями ну очень «достали». До самой печенки. Взял он свой ППШ, вылез из каменного окопа и крикнул:
- Братва-а-а! Морячки-и-и! Врежем «гансам»! За мной! Полундра-а!
Ну, морячкам при кличе «Полундра!» да после шнапса дай только удаль свою проявить, в лихом запале тельняшку рвануть на груди. «По-о-лу-ндра-а-а!!!» -  подхватили скалы эхом. За их ротой вся линия обороны полка окрасилась черными бушлатами, бескозырками и огласилась боевым ревом тысяч молодых глоток – все подумали, что приказ был. Мигом в едином порыве перемахнули через укрепления егерей, и пошли вперед. Начальство сначала опешило – «Кто приказал?» - но быстро сообразило и здорово помогло артиллерией с суши и с моря. Шум от неожиданного успеха быстро разнесся по всему фронту. Ну, конечно, корреспонденты «Кто? Что? Как? Что вами руководило?». Надо было Киселеву сказать «За Сталина! За Родину!», когда нашли его спящим в теплом немецком блиндаже. А он – «Запамятовал, братцы. Немного выпил с устатку. Извиняйте». И опять на бок – после крепкого шнапса да хорошей драки он всегда хорошо спал. Вот так по своему простодушию Павел Михайлович вместо Звезды Героя, а реляции были подписаны, получил орден Боевого Красного Знамени. Он и сейчас такой же: бесхитростный, простой, надежный.
Как-то чартером из Ташкента он привез чемодан дрожжей – деревня их Курган готовилась отметить свой святой праздник Ильин день. Летом спирта на Ли-2 для борьбы с обледенением не выписывали. Павел Михайлович добрый человек – привез дрожжей. Замполиты того времени ну очень беспокоились о моральном облике своих подчиненных. Они готовили строителей коммунизма. Замполит прознал своевременно о содержимом чемодана и пригласил радиста сразу же с прилета в свой кабинет. Михалыч быстро смекнул, чем беседа может грозить. Вот содержимое чемодана и «бухнул» в общественный туалет, что при входе в аэропорт. Дело летнее. Солнце шпарит добросовестно. Представляете, как это общественное деревянное заведение приподняло на свежих дрожжах? Весь Кегостров провонял, и в городе люди ходили с зажатым носом месяц. Говорят, моряки по этому аромату уже в районе Мудьюга определяли момент входа корабля в устье Северной Двины. С тех пор появилась у Михалыча подпольная кликуха «Парфюмер».

Прибежал Иван со стоянки:
-Командир, надо бензин сливать – в четвертом баке кран потек.
- Все понятно – самолет после «техформы». Дела-а-а! Как с утра не повезет, так весь день коту под хвост ползет!
Менять сливной кран – это задержка вылета: надо слить бензин в автоцистерну, а утром все «бочки» на заправке самолетов, потом – пересменка. Надо найти новый кран. На складе ответят: «Нет кранов!». Будет бутылка спирта – будет кран. На морозе кран менять, что на полюсе загорать! Считай, задержка на 3 – 4 часа.
- Эврика! Иван, Коля Бондин работает сегодня?
- Видел его на стоянке, он смену заканчивает.
- Наливай три бутылки спирта!
Алексей с Николаем Бондиным живут по соседству. Вместе с женами часто ходят в деревенский клуб на танцы. Вечеринки, какие по случаю – тоже вместе.
- Коля, кран потек. Поменяешь?
- Леша, нет проблем. Пойдем. Согреешь?
- Михалыч уже закуску держит.
Подошли к самолету. Николай приготовил ведро, моторист прибежал с новым, из заначки, краном.
- Концерт начинается! – Николай примерил кран, снял замасленную куртку. Закатал рукав свитера и рубашки на правой руке до плеча.
- Алле – е, гоп!
Быстро вывернул старый кран. Холодный бензин хлещет фонтаном, обжигая, как жидкий азот руку, и течет дальше на плечо и тело под одеждой. Испаряясь быстро на воздухе, еще больше мурашки по телу татарской ордой побежали, но и руки враз заледенели, и зубы заныли.
Но опытный технарь, монополист в этом деле, сработал быстро. Новый сливной кран точнехонько пошел по резьбе – ведро даже до половины не успело наполниться.
- Запомнили, салажата? – и шутливо поклонился.
Кто–то ему набросил куртку, и он пулей кинулся в кабину пилотов, нагретую от наземного обогревателя. Руку крепко растерли меховой шапкой. Киселев наполнил стакан неразбавленного спирта, приготовил кусок вареной трески и чайник с водой.
- Хо-о! – тяжело выдохнул Николай, медленно вылил содержимое стакана в рот. Задержал дыхание, запил водой, закусил.
- Коля, спасибо. Выручил! Возьми пару бутыльков – Иван приготовил.
Алексей вылез из самолета и пошел в диспетчерскую. Навстречу попался сменный инженер:
- Петрович, к обеду заменим кран.
- Опоздал, Сан Саныч. Уже!
- Бондин? – И оба засмеялись.

В 11 часов взлетели:
- Убрать шасси!
- Убираю,… Правая нога не убирается!
- Повтори еще раз! – Иван выпустил шасси и снова перевел кран на уборку:
- Правая нога не убирается!
- Михалыч! – заорал Алексей, ты штыри принял?
- Сам вытаскивал, Петрович! Могу показать.
- Верю, старик!
Штыри с флажками предохраняют шасси от случайной уборки на земле.
- Вышка, вышка! Я – борт 1280. Взлет произвел, одна стойка шасси не убирается! Повторяю попытку.
- Понял. Ждите. Вызываем командира отряда.
- Добро, самолет после техформы. Выполнялись регламентные работы.
- Понял. Вызываю инженера смены. Пройди над вышкой пониже, мы глянем на шасси.
- Иван, бери управление. Сделай стандартный разворот над дальним приводом, снижайся с курсом взлета до 50 метров.
- Понял, Петрович.
- Вышка, я – 1280, пройду над вами на высоте 50 метров.
- Понял, Алексей, не волнуйся! – это уже голос командира отряда Виктора Васильевича. – Слежу за тобой.
- 1280, я – Вышка… Правая стойка зависла. Вот что, Алексей… Садиться на «брюхо», винты загнутся в пионерском салюте, фюзеляж и крылья в металлолом. Бензин не вытечет – не сгоришь. Сам думай. Твое решение?
- Вышка, подгоните маслозаправщик, сверху накидайте чехлов от моторов. При посадке правой плоскостью «прилягу» на маслозаправщик. Помните, как садился Бурханов?
- 1280, поддерживаю твое решение. Готовься, Алексей!
- Парни, вопросы есть? – это к экипажу.
- Командир, садимся.
- Решено!
На том и остановились. Пока ушли в «зону ожидания» над дальним радиоприводом, набрав высоту 900 метров, чтобы дать возможность другим самолетам без задержки взлететь. В зоне ходили полтора часа, вырабатывая остаток бензина до минимально необходимого. Садиться с бензином в баках – вспыхнешь жарким пламенем, если при аварийной посадке пробьешь бензобак. Все обдумали, обговорили. Алексей принял решение:
- Иван, ты заходишь по ОСП (посадочная система из двух приводов). Снижение на глиссаде (траектория) держи 3 – 4 метра. После ближнего радиопривода беру управление на себя.
- Понял, командир.
- Михалыч, следи за эфиром, веди радиосвязь, перестраивай привода.
- Добро, командир.
- Вышка! Я – 1280, кто шоферить будет?
- Сазанов.
- На подножку к нему поставьте Николая Бондина. Он, лихой парень, будет корректировать скорость и направление шоферу.
- Понял. Сделаем.
- Ну, Алексей, готов? – это уже командир отряда.
- Вышка, я – борт 1280, разрешите заход на посадку. Дайте условия посадки.
- Высота нижней кромки облаков 200 метров, видимость 5 километров, давление 748 миллиметров ртутного столба, ветер справа под 50 градусов до 5 метров. Зона над аэродромом свободна. На земле все готово: пожарная машина, санитарка, техсостав.
- Борт 1280, я – Вышка, аварийный заход на посадку разрешаю! Сазанов и Бондин стоят со своей машиной в начале посадочной полосы и ждут
- Вышка, приступил к снижению. Шасси выпустил заранее, скоростным напором на всякий случай дожимал стойку, чтобы стойка встала на замок. Как буду над ближним приводом, машина пусть набирает скорость.
Начали снижение, на высоте 200 метров увидели землю. Иван пилотирует самолет чисто, спокойно. Алексей за 4 километра увидел в начале аэродрома маслозапрвщик.
- Полосу вижу, разрешите посадку.
- Борт 1280, я – Вышка, посадку разрешаю!
Иван еще раз проверил кран выпуска шасси. Алексей видит, что «масленка» набирает скорость. На левой подножке кто-то стоит и машет.
- Управление взял! Выпустить щитки!
- Выпущены!
Теперь все зависит от командира, от его выучки, его воли. Прочь все сомнения! Только посадка, только точность, ничто и никто не может изменить решение командира. Высота 10 метров, 5, 4, 3 – все внимание на «масленку». Посадочная скорость у самолета 110 километров в час, а у автомашины – 80-90. Обгонять ее нельзя.
- Скорость 130, 120. Скорость мала! Свалимся! – это Иван.
Правое крыло стало накрывать машину – Бондин машет: «Хорошо!». Алексей с силой затягивает рычаги газа, пытается взятием штурвала на себя еще уменьшить скорость. Элеронами создает левый крен. Правая плоскость с легким толчком ложится на маслозаправщик. Сейчас летчику и шоферу важно выдержать направление движения, иначе – столкновение, взрыв, пожар и … ваших нету!
Иван докладывает скорость:
- 80, 70, 60,… Ура-а-а! – и тут же от Михалыча получает по затылку:
- Не радуйся раньше времени, хлопчик!
Алексей чувствует, что правое крыло хорошо легло на «масленку», видит радостно орущего с поднятым большим пальцем Николая Бондина, и начинает осторожненько притормаживать левым колесом.
- Выключить зажигание! – Иван «бьет» по лапкам системы зажигания.
Вот и конец полосы: метров 150 осталось. Самолет останавливается. Внизу, у стоек шасси уже копошатся набежавшие технари. Подъехал командир отряда и показывает большой палей «молодцы!». Экипаж устал от пережитого, молчит. На лбу у командира выступили капельки терпкого пота. Первым просипел вдруг осевшим голосом Иван:
- Сэли.
Михалыч засмеялся:
- Веселенький рейс, - и задымил своим едким «Памиром».
- Спасибо, парни за работу! Пошли вниз.
Спустились по приставной лесенке. Техники правое крыло уже положили на «козелки», подвели тягач.
- Товарищ командир,… - начал докладывать командиру отряда Алексей, но тот прервал:
- Все нормально! Сам видел. Молодцы! Премирую каждого месячным окладом. Остаток дня считайте выходным, - и крепко пожал руки.
- Почему «нога» не убиралась? – спросил Алексей.
- Ночью техники меняли цилиндр выпуска шасси и не проверили его работу. Понадеялись на свой глаз – ватерпас. Я разберусь с ними.
Подошел Бондин. На голове чей-то шарф – шапку свою потерял.
- Спасибо, Николай! Сегодня второй раз выручаешь!
Подбежал улыбающийся Сазанов. Алексей от души крепко его потискал. Сазанов – небольшого росточка, неопределенного возраста мужичок. Маленькое лицо его все изрыто глубокими шрамами, словно только что его голову вытащили из мясорубки. Говорят, что на охоте его медведь подмял. Увидел, что охотник больше не дышит, забросал его валежником – опосля решил полакомиться и ушел. Сазанов очнулся и дополз до деревни. Там какой-то старик неумело, зато крепко заштопал изуродованное лицо. Так что это не только умелый шофер, но и мужественный человек.
Вечно от его одежды, замасленной до блеска, несло ЭАФом (эфиро- альдегидная фракция) или спиртом Демченко. Эти жидкости с отвратительным запахом применялись на самолетах для удаления льда с поверхностей. Сами пилоты выписывали настоящий спирт для заливки в диастерную систему с целью борьбы с обледенением в воздухе на лобовых стеклах и воздушных винтах. Правда, с лобовых стекол лед соскабливали через форточку длинной отверткой, делая «танковую» щель перед посадкой. С винтом наседавший лед сбрасывали изменением оборотов или шага воздушного винта.
Правда, как-то Алексея из-за тумана в Мурмашах посадили на аэродроме Алакуртти. Пассажиров солдаты утрамбовали в один фургон и отвезли на железнодорожный вокзал. Экипаж определили в офицерское общежитие.
Утром инженер полка, помогающий прогревать и запускать моторы на 45-ти градусном морозе, спросил:
- Для сугрева солдатикам ничего нет?
- Спирт Демченко.
- О-о-о! Давай – давай! – обрадовался он.
- Прикажи слить хоть весь из противообледенительной системы.
Тут же солдат – моторист с примерзшими к верхней губе соплями кинулся с канистрой выкачивать жидкость.
- Майор, как вы его пьете?
- Кружками. Утром только коньяком отрыгается.
Так вот к Сазонову и пристала кличка Митька - Свекловоз.
- Парни, командир дал нам выходной, - сказал Алексей, - зайдите в пилотскую кабину – опрокинем по мензурке за благополучную посадку!
- Еще раз спасибо, братцы, за помощь! За вас!
- За вас, летчики! Чтобы всегда количество взлетов совпадало с количеством посадок! Живите долго!

Вскоре Алексей бодро шагал домой, довольный и морозцем, веявшим от замерзшей уже Северной Двины, и встречами со знакомыми, и деревянным тротуаром, норовящим в любой момент треснуть по башке зазевавшегося пешехода, и, конечно, этим НЕСУРАЗНЫМ днем.
Когда вошел в избу, Валентина и баба Дуня разговаривали с кошкой, как вцепившуюся с утра в лоскутной халат, так и не отпускающую хозяйку до сих пор.
- Что такое?
- Мурка не может очухаться!
- Не беда, пройдет. Мышей только не будет ловить, - засмеялся Алексей и обнял свою ненаглядную Валюшу.
И все весело опять засмеялись. Только Мурка теснее прижималась к бабе Дуне и испуганно закрывала глаза.
Апрель, 1998 г.