Про разных драконов и всяч. королей. Гл. 2. испр

Глава 2.

       Полупьяные по случаю свадьбы государя придворные помогли новобрачным разоблачиться и, тихо хихикая, удалились.
       Новобрачная смотрела на супруга с волнением и надеждой.
       Она ведь и в самом деле была девственницей. Девушкой весьма строгого, но своеобразного воспитания. Ей, как и прочим благородным девицам, с детства внушали тот факт, что до брака нужно дожить нетронутой. В том смысле, что и поцелуи – грех, а не то что там что-то иное.
      
       Вместе с тем, дожидаться этого самого главного момента в жизни девицы она должна была у себя в светлице – окруженная мамками-няньками, с пяльцами в руках, и весьма лимитированным правом на общение. Будь Урия во времена младенчества принцессы чуть более богатой, а соседи ее чуть менее наглыми, возможно, так бы оно и было. Но…
       А впрочем, может и не было бы. Король Миклуш, отец Лизандры, был интересным человеком. С весьма специфичными взглядами на жизнь. В частности, он считал, что детям должна быть предоставлена определенная свобода. Да и не только детям. Миклуш был весьма либеральным монархом. Все его правление строилось на принципе: пока я что-то не повелел, можете хоть на голове стоять. Этот принцип распространялся и на взаимоотношения с членами семьи. В результате у маленькой Лизандры было лишь два ограничения: во-первых, до свадьбы нужно себя блюсти в чистоте (как мы уже говорили), во-вторых, за кого папа скажет, за того она замуж и пойдет.
       Остальное короля не касалось.
      
       Вот и вышло так, что росла кроха Лизетт вместе с братьями, а вовсе не в этой, как ее там, светелке. И занималась практически тем же. Тренировки так тренировки, поход так поход, пьянка так пьянка. Но подпускать к себе кого-то? Ни-ни! И хотя братья ее давно уже перепробовали множество лиц женского пола, сама Лизандра оставалась прямо-таки, как снег – холодной и белоснежной.
       Некое представление о происходящем в брачную ночь процессе она имела. То есть, в теории подкована была. И даже некоторые элементы практического воплощения наблюдала. Ну, понимаете, в походе всякое бывает. И, вместе с тем, она ну очень плохо представляла себе, как это может произойти с ней. Ну как?! Как?!!
      
       Ее собственная влюбленность в Роланда как-то пока не требовала воплотить себя в физическом контакте. Он нравился Лизандре как… как нравятся хорошие картины и породистые лошади. У него был приятный голос и нераздражающие манеры, он был умным и властным. Он хорошо выглядел, и не пытался объяснить будущей супруге, как ей следует жить. Он, похоже, воспринимал ее такую, какая она есть. И это очень-очень импонировало Лизандре.
Но это не значит, что она не боялась. И не надеялась на то, что Роланд сможет или захочет сделать так, чтобы страх отступил перед его лаской и ее желанием.
       Ах, если бы король был чуть менее пьяным и чуть более внимательным и нежным.

       Но Роланд искренне считал Лизандру всего лишь удачным приобретением. И его расположение к ней носило дружески-покровительственный характер, и не более того. 
Без платья, облаченная в одну лишь полупрозрачную сорочку, Лизандра показалась Роланду не просто привлекательной, а даже соблазнительной. Похоже, процесс изготовления наследников обещал быть приятным и интересным.
       Король переменил свое мнение, когда, вместо ласковой покорной кошечки обнаружил в своей постели сначала испуганную истеричку, а затем разъяренную кобру. Истеричка рыдала взахлеб, умоляя ее не трогать, кобра шипела и царапалась, щедро раздавая при этом обещания лишить тело короля целостности и исключить в дальнейшем возможность получения от него какого-либо потомства.
       Роланд имел еще шанс все исправить, тем более, что и истеричка, и кобра в душе готовы были сдаться, но вместо этого король фыркнул и удалился.
       В общем, фактическое исполнение брака в ту ночь так и не произошло.

       На следующую ночь ситуация повторилась. Роланд занервничал. Считая себя, не без оснований, интересным мужчиной, государь исключал возможность применения насилия по отношению к жене. Меж тем последняя любую его попытку исполнить супружеский долг категорически отвергала, не в силах объяснить Роланду, что именно она от него ждет. А он, видимо, не задумывался о том, что собственность иногда нужно уговаривать. А может, может это просто не было для него первостепенной задачей.
   
       Ситуация явно вышла из-под контроля. Король страдал от бессилия, Лизандра рыдала, ожидающие традиционного выноса окровавленной простыни придворные уже и не знали, что подумать.

       - И теперь я не знаю, что делать, - закончил свое повествование Роланд.
       - Так значит, ты ее не любишь, - задумчиво проговорил дракон.
       - Боже мой! – раздраженно воскликнул король, - мы же взрослые люди! Какая любовь?! Это сделка! Просто сделка. Одна из крупнейших сделок в моей жизни. И, как я сейчас понимаю, не слишком успешная.
       Шарик косо ухмыльнулся.
       - И сейчас ты хочешь расторгнуть контракт?
       - Не знаю. Я не знаю!
       Роланд помолчал немного, попинал носком сапога какой-то розовый кустик и тихо проговорил:
       - Мне ее жаль. Но если ситуация не изменится, я буду вынужден это сделать.
       Шарик нетерпеливо переступил с лапы на лапу.
       - Поговори с ней, - насупившись, сказал король и сел в седло.
       - Я? – изумился дракон, - ты не попутался? Ты всерьез считаешь, что именно я – ящер, и притом, прошу заметить, самец, должен обсудить с Вашей супругой, отчего она Вам, Ваше величество, не дает?!
       - Ты перескакиваешь, - угрюмо заметил король.
       - В смысле?
       - С «ты» на «Вы». Определись уж. И я просто не знаю, к кому мне обратиться. Я вообще не знаю, что мне делать!
       - Роланд, я тебя не узнаю.
       - Мне плевать. Если ты считаешь себя ее другом, ты обязан с ней поговорить.
       - Это шантаж, - прорычал дракон и для иллюстрации своего негодования пустил из ноздрей струйки дыма.
       Ни Роланд, ни Пофигист не обратили на это ровно никакого внимания.
       - Я на тебя рассчитываю, - проговорил король тусклым каким-то голосом и тронул поводья. Пофигист на удивление послушно потрусил в сторону города. До сих пор он оставался единственным копытным в стране, которого присутствие рядом огнедышащих ящеров совершенно не волновало.

       А Шаррауданапалларамм остался пребывать в замешательстве. Но не зря дракон гордился присущей ему способностью быстро соображать. Ведь если сам не знаешь, как ответить на сложный вопрос, всегда можно переложить эту почетную обязанность на кого-то другого. И другой обитал неподалеку. Собственно, в столице Миссонии.
       На вопрос, а не желает ли она случайно, отправиться домой, принцесса Милисента всегда с достоинством отвечала, что не налюбовалась еще красотами прекрасной Миссонии. Впрочем, ни для кого не было секретом, что если чьими красотами Милли еще и не налюбовалась, то уже точно не страны. Недаром же при дворе Роланда значительное количество внешне привлекательных мужчин владело музыкальными инструментами. А Милли ну очень любила музыку. Настолько, что никак не могла ей вполне насладиться.
       Шарик логично предположил, что если кто и может ему помочь, то только она.

       Черный дракон мрачной тенью скользил над крышами столицы. Его широкие перепончатые крылья затмевали тусклое солнце.
       И вот он приблизился к замку с самыми, между прочем, коварными намерениями.
       Заспанный стражник на стене глянул на ящера безо всякого любопытства и отвернулся. За последние три месяца ящеров этих развелось, как ворон. 
       - Милли, Мииииллиии, мать твою, выходи! – заорал Шарик, совершая рискованное снижение.
       Белокурая головка принцессы высунулась в окно.
       - Что тебе?
       - Жду тебя через сорок минут за стеной в двадцати метрах от северных ворот. Справа.
       Милли через плечо бросила взгляд в собственную спальню.
       - Я занята, - заявила она, - Шарик, давай позже.
       - Нового найдешь! – рявкнул Шаррауданапалларамм и взмыл ввысь, довольный своей мелкой хулиганской выходкой. О том, что принцесса Милисента должна найти себе кого-то нового благодаря исключительным голосовым данным дракона уже знала вся столица.

       Появилась она, допустим, не через сорок минут, а часа так через полтора. Прекрасная принцесса никак не могла себе позволить выйти за пределы замка в неподобающем виде (макияж, прическа, новое платье). Даже на встречу с ящерицей какой-то.
       Дракон быстро, не особенно стесняясь в выражениях, объяснил даме сложность ситуации.
       - Хм, - задумчиво произнесла Милисента и наморщила лоб, - я и не знала, что все так серьезно.
       - А о чем ты знала? – поинтересовался дракон.
       - Ну, она обмолвилась как-то, что слегка побаивается.
       - Чего?
       - Ну, этого….
       Иногда в Милли не к месту прорезывалась девичья стеснительность.
       - Чего?!
       - Ну, ты понимаешь…
       - Я? – изумился Шарик, - вы сговорились, да? Что я должен понимать? Что там такого в Роланде есть страшного, что его собственная жена кидается в него подсвечниками и орет?!
       - А она кидалась? – немедленно заинтересовалась принцесса.
       Шарик кивнул.
       - Я слушаю, - мрачно проговорил он.
       Милли всплеснула руками.
       - Вы, мужчины, такие странные! Дожить девицей до двадцати четырех лет, привыкнуть, так сказать, о… ну ты понимаешь… ни сном, ни духом, а тут на тебе! Ни тебе обнять, ни поцеловать, и сразу брачная ночь! А он от нее, наверное, ждал порывов бурной страсти! Пусть скажет спасибо, что она вообще его не прирезала ненароком. А она может!
       - Знаю. Что делать? 
       - Что делать… А он?
       - Не… Он ничего больше делать не будет. Роланд сейчас размышляет, как бы ему бракованный товар обратно вернуть.
       - Ах, бракованный!
       Милли уперла руки в бока и злобно сощурила глаза. Дракон молчал.
       - М-да, она этого не переживет, - наконец вздохнула Милисента.
       - Или он, - грустно добавил Шарик, - потому что прибьет она его и забудет спросить, как звали.
       - Не исключено.
       - А у нас бизнес, - тихо проговорил дракон.
       - Да ладно, Шарик! Не переживай! Я с ней поговорю! Иногда нам, женщинам, следует брать ситуацию в свои руки! – заявила Милисента, гордо задирая подбородок. Шарик поежился. У него появилось нехорошее предчувствие.