I

Октябрь.
 
Ну кто тебя просил?..
Десятое число октября. Где-то между станций метро, где-то комната, мгла, холодно, темно и мрачно.

 Чувства?.. Ноль, даже где-то под минус, они теперь лишние. Только дым сигареты, нещадно бьющий в глаза, которые слезятся постоянно. Только темнота, чтобы никого не видеть, когда все так отвратительны. Только холод, он сковывает все тело, особенно пальцы рук и ног, которых я уже не чувствую. Я ничего уже не чувствую. Пустота. Лишь ночь пытается утешать, обволакивая, укутывая в свои холодные объятия.
  Пустота.

 Ночь и чужие мужские руки, оставившие на мне словно следы, жуткие и стыдные. Я, глупая, пытаюсь их оттереть, но все, словно отмеченная: они уже не смоются. Стараюсь не думать, но мысли, мысли скачут впереди меня, дразнят, не дают успокоиться, да и покоя мне уже не будет. Ничего не будет, Господи, пусть ничего не будет.
 Пусть пустота.

 Мое тело не слушалось меня и пошло вслед за ним, понесло куда-то, а когда опомнилась, было уже поздно, мешать я ничему не хотела. Раз – один пропущенный звонок, два – один исходящий, три – змея, засевшая внутри меня и уже заполонившая все мое существо – ущемленная гордыня. О,как назвать это, любовь моя, как мне это назвать, все садом, никогда не простить. Растоптать в ответ, изгадить, уничтожить все хорошее, измарать душу, но – убить.

  Окурок, брошенный мною на ковер, все равно, ведь так хочется, чтобы все сгорело тут, к черту сгорело; вздох, с хрипом вырвавшийся из груди; онемевшие ноги еле-еле поднимаются, а руки наскоро, со спешкой, словно добыча, убегающая от хищника, набрасывают на себя одежду; соленая вода по щекам, я вытираю ее дрожащей ладонью, и за пальцами тянутся следы предательской туши; презрительный взгляд на чужого мне человека, еще презрительнее на лицо, отражающееся в зеркале.
 Ступни, медленно ступающие по холодным ступеням лестницы, а туфли в руках.
  До сих пор пустота.

 Я закуриваю сигарету, не надеясь.
 Вспоминая.
 «Помнишь?» - спрашиваю саму себя. Помню ли я, помню ли.... То, что не отпущу никогда, то, о чем любая другая может мечтать, просто то, что я так запросто решилась предать?.. О, я помню.
  Я посягнула на самое святое – на любовь, этот грех я не прощу себе никогда.
 
 Как быстро или медленно шли рука об руку, плечом к плечу. Кто-то дольше протягивал без того, чтобы не ощутить теплоту губ, таких родных и знакомых. Громкость музыки, которую слушали и подпевали, если знали слова. Сколько молчали, а сколько – говорили, перебивая, терпеливо выслушивая, с неугасающим восторгом пересказывая.. Как часто ловили взгляды и грелись в их нежности,, а как часто – отводили, стыдясь, смиряясь, боясь. Как ненормально ругались и как мирились с той неистовой страстью, с желанием. Сколько грубых и нежных слов, что стало привычно произносить.. Количество километров, пройденных вместе  и о пачках сигарет, брошенных под ноги. О месяцах то теплых, то холодных, в десятых числах которых я говорила, как долго мы вместе. Про money, потраченных на кальян и на прочую белиберду. Места на последнем ряду кинотеатра, когда кино, целый фильм можно увидеть в твоих глазах. Упрямство и страсть – иногда плановое, иногда нет. Осень, зима, весна и лето. Выпитое мною спиртное и бред, что я мурлыкала себе под нос, а ты не мог выслушивать.. Периоды, когда позволяла себе капризничать и твое плохое настроение, когда эти жалкие «ну зая, что случилось?», когда все, что угодно – только улыбнись же, да, вот так..... Еще - сколько гневных звонков друг другу и то, сколько раз твои кулаки оставили следы на чьей-нибудь наглой роже. Все-все помню, и о моих сдвигах по фазе - тоже. Еще - сколько раз за "наше" я от злости долбила по конке отбой.
  Этот отбой последний.
  Пусть он не понимает, что случилось, и отчаянно пытается понять, почему в наш день меня нет рядом, пусть даже понимает, где я и что мною движет, это уже необратимо, и я иду против движения машин этой холодной ночью...

 Неверная?.. Что ты, просто глупая.

Я не хотела вполовину быть с тобой, хотела либо быть и не расставаться, либо совсем не быть. Я не могу уже представить, чтобы я видела твои мои любимые глаза и упускала возможности в них утонуть. Прочь эту глупую, надоедливую грусть - она нам ни к чему уже.
  Пустота.
  Теперь навсегда.