Тропическая революция

         Я часто вспоминаю ту катастрофу. До сих пор не могу понять, как мне удалось выжить: по всем законам физики я не должен был спастись. Самолет развалился прямо в воздухе. Я отчетливо помню, как командир экипажа объявил по громкой связи, что они попытаются сесть на воду, но был ли хоть один шанс сделать это, в тот ужасный шторм? Чернота иллюминатора изредка прерывалась вспышками молний, в свете которых я видел, как мы приближаемся к воде. По салону летали сумки и рюкзаки, ударяясь об отчаянно кричащих пассажиров. Я даже помню, как в последний раз взглянул в иллюминатор. В белом свете мощного разряда, бушующие волны выглядели ужасающе. Они были совсем близко и я ждал, что в следующее мгновение увижу, как вода ударяется прямо в окошко.

        Но этого так и не случилось. Трещащий по швам фюзеляж не выдержал адских нагрузок и лопнул по швам. В один момент я, вместе с креслом, оказался в свободном полете. Дождь больно колол все тело в горизонтальном направлении, ветер расплющивал лицо и намертво пригвоздил меня к спинке. Совсем рядом с собой я слышал рев двигателей и скрежет раздираемого металла, но открыть глаза, чтобы увидеть эту картину, не получалось. Во время падения я несколько раз сталкивался с чем-то мягким: может это были вещи, а может люди – я уже никогда не узнаю. Самолет стал уходить вниз и вперед – я слышал это, но по-прежнему не мог открыть глаз. Я почувствовал, что неистово верчусь в разные стороны, отчего совершенно потерял ориентацию в пространстве. Еще через мгновение я услышал под собой оглушительный взрыв. Меня несколько раз, когда я поворачивался к эпицентру, обдало жаром. Сквозь закрытые веки я видел яркий огненный свет. Еще секунда, и я спинкой кресла ударился о волну.
    
       Тяжелое сиденье неумолимо тащит меня ко дну, сводя на нет мои отчаянные попытки барахтаться. Под водой разносятся страшные звуки крушения – я слышу даже гул двигателей, еще не успевших захлебнуться без воздуха. Под страшную какофонию я хватаюсь за пряжку ремня, удерживающего меня в кресле, и расстегиваю ее. Сиденье тут же уносится вниз, оставляя мне шансы всплыть до того, как захлебнусь. Я начинаю грести руками и ногами, хотя совершенно не могу определить, где дно, а где поверхность. Воздуха начинает ужасно не хватать, и я, полагаясь на удачу, плыву среди миллионов тонн воды, не зная, погружаюсь или всплываю. Я чувствую, что силы мои на исходе, с трудом сдерживаясь, чтобы не вдохнуть соленую воду. Уже не веря в спасение, я продолжаю отчаянно грести, хотя каждое движение дается с трудом. От нехватки кислорода, я начинаю терять сознание, движения замедляются, а набранный воздух больше не в состоянии удерживаться в легких и вырывается наружу сотнями пузырей. Я делаю последнее усилие, уже просто так, не веря в успех, но в этот миг, моя голова оказывается на поверхности бушующего океана.
 
       Я делаю громадный вдох, потом выдыхаю и снова начинаю жадно глотать воздух. Неподалеку я замечаю затухающее пламя и несколько обломков, болтающихся на волнах. Отдышавшись, я гребу на свет, но тот быстро гаснет, накрытый очередным валом. Я остаюсь один среди огромных волн под ливнем и грозой. Я пытаюсь просто как можно дольше удерживаться на плаву, но силы быстро таят. В свете очередной молнии я замечаю что-то оранжевое недалеко от меня. Запомнив направление, гребу туда: мертвый пассажир в спасательном жилете, лежит головой вниз. Я переворачиваю его и вижу, что у человека нет нижней части туловища, а руки, словно потеряв каркас костей, болтаются на волнах как куски шарфа.

       Одев жилет, я, наконец, могу перестать двигаться. Теперь я как поплавок болтаюсь на огромных водяных валах. Не знаю, сколько времени провел я, стараясь не захлебнуться под очередной волной, но когда шторм начал стихать, небо было уже светлым. Смена погоды, как всегда в тропиках, произошла быстро – уже через пару часов я видел утренние звезды, покачиваясь на спокойных волнах. Тогда я тщательно осмотрел себя и понял, что вышел из крушения без единой царапины.

      Палящее солнце было в зените, когда на горизонте показался берег. Сил не было совсем, но я на чистом энтузиазме начал грести к нему. Как жаль, что столько сил был потрачено впустую. Течение пронесло меня мимо далекого острова и я снова остался без надежд к спасению. На следующий день, когда безжалостное солнце уже лежало на горизонте а я был готов умереть от жажды, мне снова показалась полоска суши. Не смотря на печальный опыт прошлой попытки, я из последних сил плыл туда. На мое счастье, эта земля оказалась гораздо шире предыдущей и я не промазал. Меня прибило на каменистый берег с острыми камнями. Прибой несколько раз провел мною по коралловому дну, будто хотел реабилитироваться за то, что я выжил в авиакатастрофе без малейших травм. И вот, я, весь в крови и ссадинах, ступил на твердую землю. Тяжесть моего тела, после болтания в океане, оказалась не по силам атрофированным ногам, и я растянулся на камнях, не пройдя и двух шагов.
      
      Меня нашли местные рыбаки. Отнесли в деревню и оказали первую помощь. Я проспал два дня в доме одного доброго человека, который приютил меня. Потом рыбаки хорошо меня накормили и предложили отвезти в ближайший город. Я был очень признателен им за их заботу и мне очень хотелось их отблагодарить. Я узнал, что нахожусь на острове Фуэго Рива, что в пятистах милях к Югу от Эспаньолы. Это небольшое государство, до недавнего времени бывшее испанской колонией, в сорок шестом году, всего шесть лет назад, получило суверенитет. Новый президент, захвативший власть силой, все еще не определился со своей внутренней и внешней политикой, а потому, не вмешивался в дела простых граждан и давал спокойно разворовывать им собственную страну. Пока я был в деревне, туда несколько раз приезжал военный грузовик и солдаты грузили в него столько рыбы, сколько могли увезти. Жители не протестовали, поскольку за неповиновение военные могли сжечь всю деревню.

      Один из стариков рассказал мне, что армия на острове является практически самостоятельной силой. На каждый из двадцати округов острова президентом поставлен свой комендант, который фактически является единственным правителем своей территории и может творить на ней все, что заблагорассудится. Поэтому, простых граждан обирали до нитки совершенно безнаказанно.

     Я съездил в город, где позвонил родным и сообщил им, что со мной все в порядке. Там же я узнал, что могу отправиться во Флориду через две недели на торговом корабле из ближайшего порта. Вернувшись в деревню, я снова стал свидетелем военного ограбления. На этот раз в кузов поместился весь улов, что, однако, совершенно не смущало офицера, командующего пыхтящими от натуги солдатами. Один из жителей, тот, что приютил меня, попросил его оставить в деревне хотя бы часть рыбы, чтобы рыбакам было чем питаться, но тот воспринял это как неповиновение и застрелил человека. Тогда я, стоявший недалеко сзади от убийцы, незаметно подкрался к нему и оглушил камнем по голове. Солдаты, грузившие грузовик, заметили это, но разгневанные жители успели разоружить их прежде, чем они застрелили меня.

    Тогда мне в первый раз пришла мысль, что я делаю революцию. Офицера казнили родственники убитого, а четверых солдат и водителя машины мы заперли в амбаре. Мне объяснили, что за этим последует карательная операция и деревню обязательно сожгут. Тогда я решил опередить солдат: мы сами сожгли деревню, забрали все, ценное и ушли в джунгли, где разбили лагерь. Так и появился первый революционный отряд. Слух о неповиновении быстро разнесся по округе. Налицо было абсолютное бессилие военных: карать было некого, а на прочесывание джунглей не хватало людей. Через несколько недель (тогда я уже забыл о том, что собирался уплывать с острова) взбунтовалось еще несколько деревень. Жители жестоко расправились с приехавшими за продовольствием солдатами и тоже ушли в лес.
Весь округ всполохнул огнем революции. Власти, привыкшие только обогащаться за счет своих граждан, совершенно не знали, как потушить этот пожар. В стране ввели военное положение и начали призывать в армию всех резервистов. Это был роковой шаг, разрушивший вооруженные силы. Фермеры и рабочие, и так не довольные властью, были просто взбешены, когда их оторвали от своей работы и заставили служить. В войсках началось массовое дезертирство и переход на сторону восставших. Скоро искра революции разожгла крестьян соседних округов.
 
     Через три месяца остров был во власти гражданской войны. Я въехал в разрушенную столицу на бронированном джипе, как победитель. Президент покинул свою страну, прихватив столько ценного, сколько смог унести, фактически оставив государство мне. Разрозненные силы продолжали сопротивляться еще около месяца, пока я не объявил амнистию всем, кто сложит оружие перед революцией. Несколько сторонников прежнего режима, те, кому не простили бы прошлые преступления, все-таки ушли в леса, поменявшись с нами местами, но помешать нам уже не могли.

     Через три дня после того, как я объявил по радиостанции о победе революции, мы провели быстрые выборы, на которых за меня проголосовали почти все граждане, участвовавшие в голосовании. Никто даже не вспомнил, что я не являюсь гражданином Фуэго Рива, хотя этот недостаток мы устранили прямо во время инаугурации.
После законного восшествия во главу государства я каждый день выступал по радио с пламенными речами о светлом будущем. Народ с энтузиазмом воспринимал мои идеи, но без недовольных, конечно, не обходилось. Сначала я лично приезжал на каждую стачку или митинг, где успокаивал людей, обещая им решить их проблемы. Потом, когда государственные дела не давали мне такой возможности, я создал специальную пропагандистскую службу, которая выполняла эти функции.

    Народ ждал, что новый президент в одночасье решит все их проблемы, но этого не происходило и не могло произойти. Виной тому был всеобщий упадок экономики и государственного управления, вызванный прежним правителем и революцией. Я и мои верные соратники начинали все с нуля, поднимая массы громкими лозунгами, за которыми, по сути, ничего не было. Не обошлось и без вмешательства из вне. Бывший правитель, обосновавшийся теперь в Штатах, поливал грязью новый режим и неустанно жаловался, на то, как агент Советов преступным путем отнял у него власть и поработил его народ. Не смотря на то, что все мое знакомство с СССР ограничилось совместным распитием трофейного шнапса с советскими офицерами в побежденном Берлине, моя американская Родина свято поверила, что я завербованный агент и в ближайшее время впущу Красных на Фуэго Рива. Позже я узнал, что в то время Штаты готовы были поверить в любую ересь, поскольку сами просто проморгали мою революцию, устроенную прямо у них под носом.

    Теперь нас было не остановить. Скоро мы наладили поставки продовольствия в города и деревню, начали развивать промышленность и сельское хозяйство, заключили несколько международных договоров – в общем, жизнь в Фуэго Рива начала налаживаться.
На меня несколько раз покушались. Один раз, когда я выступал перед рабочими фабрики рома, один из них выхватил револьвер и разрядил в меня весь барабан. По чистой случайности все шесть пуль прошли мимо, даже не задев меня. После того случая, я больше никогда не был без охраны. В следующий раз, когда на встрече с народом мне преподнесли в дар бронзовую статуэтку, начиненную взрывчаткой, от взрыва погиб один из моих телохранителей и несколько мирных граждан.

   Кроме меня, были покушения и на моих соратников. Одного из них, ставшего при мне министром внутренних дел, убили, пустив под откос поезд, в котором он ехал. Еще двоих моих близких друзей-революционеров, «по-гангстерски» расстреляли из окна движущейся машины. Дело не ограничивалось покушениями на первых лиц, бомбы закладывались в полицейских участках, на станциях, в портах, больницах, на складах.  Тогда всем уже было ясно, что ситуацию мы упустили и в стране появилась новая сила, действующая методом террора. Для меня, не сведущего в делах разведки, это был страшный противник, поэтому для решения проблемы мне пришлось пригласить иностранных специалистов. По их настоянию я создал специальный отдел полиции по борьбе с контрреволюцией. Мы внедрили агентов в каждую организацию и каждый профсоюз. Теперь мои люди получали информацию из первых рук. Тогда мы и узнали, что на острове почти каждый третий недоволен нашей властью.
Новое ведомство быстро составило досье на особо активных граждан, агитирующих население против нас. Я приказал отделу пропаганды брать под контроль таких субъектов и проводить с ними работу по добровольному склонению на сторону власти. Я рассчитывал, что таким образом нам удастся мирно регулировать лояльность общества, но в реальности такие методы не принесли результата.

    Тогда мне пришлось дать указание об изоляции особо ретивых граждан от общества. Как исполнялся этот приказ, я даже боюсь себе представить, но положительные результаты были достигнуты. Пришлось, правда, построить больше тюрем, но народ понял нас и перестал открыто обсуждать свое правительство. Когда мы пересажали первых бунтарей, иностранные специалисты объяснили мне, что для поддержания порядка необходимо проводить такие чистки волнами, чтобы люди никогда не расслаблялись и не позволяли себе лишнего.

    Мы так и поступали. Под наши чистки попало немало действительных членов контрреволюционного подполья и, в конце концов, разведка добралась до его верхушки. Уничтожать ее, опять же, по советам иностранных специалистов, мы не стали, а внедрили туда несколько агентов. Как мне объяснили, так будет лучше, потому что все наши внутренние враги отныне у нас под прицелом и, более того, мы можем руководить ими в своих интересах.
 
     Подполье очень скоро пригодилось, когда, перед очередными выборами, в одном из округов Фуэго Рива большинство граждан собиралось поддержать оппозиционного кандидата. Я приказал разобраться с этой опасной ситуацией и наши агенты в подполье организовали несколько терактов, после чего правительственные силы с триумфом обезвредили террористическую ячейку и изобличили виновных, продемонстрировав тем самым нашу надежность. Мой рейтинг в округе взлетел до небес и выборы были выиграны под чистую.
Оппозиционного кандидата, кстати, мы устранили также при помощи контрреволюционеров.

     Разобравшись со внутренними врагами, мы чуть было не повернулись спиной к внешним. Пока мы боролись с антиреволюционными настроениями, Соединенные Штаты во всю готовились свергнуть мой режим силовым методом. Подполье и теракты были тоже их рук дело, но так как в этой битве мы победили, американцам не осталось ничего, кроме традиционного свержения режима при помощи армии.

     К Фуэго Рива подошли американские корабли. Советский дипломат сообщил мне, что они собираются атаковать мой дворец на рассвете, после чего сел в самолет и улетел с острова, на прощанье посоветовав мне никому не доверять. Я сразу же собрал самых близких своих соратников на экстренное совещание, где мы решили, как будем поступать. На случай вторжения в армейских частях имелись секретные пакеты с планами действий. Мы решили следить за береговой линией, пока не поймем, что оно началось и только тогда бить тревогу, чтобы исключить провокацию американцев. Пока, мы усилили охрану только моего аэродрома, где нас ждал самолет до Кубы. Та ночь была бессонной и тревожной в ожидании нападения. Особенно тревожными были предрассветные часы.

     Но все это было пустяком по сравнению с тем напряжением, когда в моем кабинете раздался телефонный звонок от командующего армией. Он сообщал, что с севера к столице направляется пятнадцать вертолетов. Я дал команду приводить войска в готовность и отразить нападение. Но в тот момент и я и все, кто был рядом, знали, что это конец.
Мы быстро спустились в гараж, где нас ждал лимузин. Когда мы, в сопровождении трех «Виллисов» выехали на площадь перед дворцом, я сквозь листву высоких пальм, заметил приближающиеся ко дворцу черные точки. Уже на выезде из города, мы слышали стрекот зенитных орудий и шум вертолетов. Когда мы подъехали к аэродрому, выяснилось, что полоса разбомблена, а мой личный самолет уничтожен. На аэродром уже высаживались американские десантники, не встречая практически никакого сопротивления.

     Мы развернулись и направились к ближайшей военной базе, чтобы спрятаться в бункере. О руководстве армией я и мои соратники в тот момент совершенно не думали, считая противоборство с супердержавой абсолютно бессмысленным. Вообще, когда я вспоминаю те часы, то представляю себя и товарищей мальчишками, набезобразничавшими на заднем дворе у соседа и понимающими, что наказание неотвратимо. Вот так мы поначалу и выглядели.

     Однако, когда мы прибыли на базу, выяснилось, что все не так плохо. Командующий войсками доложил, что американцы не атакуют остров всеми силами, а только высадили десант с вертолетов в нескольких точках. По всей видимости, целью операции было мое уничтожение – потому они захватили дворец и разбомбили аэродром. Но операция сорвалась из-за на удивление хорошей работы нашей противовоздушной обороны (не зря Советы поставляли нам зенитки), которая задержала вертолеты. Усиленная охрана моего аэродрома тоже оказалась эффективной, отбив атаку десантников и вынудив их убраться на своих вертолетах подальше.

     Пока мы сидели в штабе на военной базе, столичный гарнизон выбивал американских спецназовцев из моего дворца. Уже к исходу дня я выступил по радио, объявив о провале вероломного нападения Штатов на наше маленькое, но гордое государство. Генералы в своих речах расхваливали мое чуткое руководство войсками, а говоря о потерях американцев, называли трехзначные числа, хотя достоверно нам было известно лишь об одном сбитом вертолете, который, однако, сумел аварийно приземлиться, а весь экипаж подобрала другая машина.

     В любом случае, наш успех поднял уважение народа к власти до небывалых высот. Мы приобрели кредит доверия на долгие годы. Взамен, правда, нажили себе очень опасного врага, но, видит Бог, мы не вынуждали его нападать первым. Уже на следующее утро я встретился с советским дипломатом, который заверил меня, что его страна больше не допустит американского вторжения на мой остров. Таким образом, мы были вынуждены вести просоветскую политику. Пришлось изменять политический курс, сделав его «более социалистическим», консультироваться с покровителями по вопросам внешней политики. Скоро на Фуэго Рива появилась советская радиолокационная станция и охранный батальон.

     Америка, в свою очередь, ввела для нас торговое эмбарго и на всякий случай держала неподалеку несколько крейсеров, всегда держащих под прицелом орудий мой дворец (об этом упомянул американский президент в своем выступлении по телевидению).

     Но мы не унывали. Советская помощь была очень кстати для бедной экономики острова, поэтому народ, хотя и жил бедно, но не голодал, а еще мы стали получать небольшую прибыль от эксплуатации наших чудесных белоснежных пляжей, на которых так любили отдыхать туристы.

     В те годы моих единомышленников начала пожирать черная змея коррупции. Чиновники стремились заработать, пользуясь своей властью, и остановить эту гадину мы не могли. Чистки аппарата на время прихлопывали алчные руки, тянущиеся к народному достоянию, но вскоре все возвращалось на круги своя. Мы отдалились от народа, предоставив ему возможность самостоятельно решать свои проблемы, не ожидая помощи от власти. Я видел, что отношение ко мне, как к лидеру нации, изменилось, когда выступал перед народом, встречался с крестьянами и рабочими. Они не смели сказать мне в лицо о том, что их жизнь с момента свержения старой власти не стала лучше, но я видел недовольство в их глазах. Недовольство, которое в любой момент могло перерасти в гнев.

     Покушения на мою жизнь не прекращались, но, как ни странно, я всегда выходил сухим из воды. Даже когда мятежники, те, что все еще бродили по джунглям, устроили засаду и изрешетили лимузин, в котором я ехал, ни одна пуля не попала в меня. За моим исключением, в машине погибли все, в том числе министр обороны и сельского хозяйства – мои очень близкие друзья. Я уже сбился со счету, вспоминая попытки взорвать меня, но знаю точно, что их было не меньше десяти. И каждый раз чистая случайность уберегала меня от смерти, но при этом не спасала окружающих меня людей. В ЦРУ мне даже присвоили кодовое имя «счастливчик».

     К сожалению, личное везение не было связано с успехами моей страны. Полностью зависимая от советской помощи, Фуэго Рива был одним из беднейших государств Карибского бассейна. Наша несовершенная система управления быстро сгнила, позволив каждому, кто имел хоть какую-то власть, пользоваться ею в корыстных целях. Народ окончательно перестал нас уважать, и этим, безусловно, пользовались наши заморские враги.

     Революция началась внезапно и сразу охватила весь остров. Командовать повстанцами прибыл сам синьор бывший президент, о котором люди вспоминали в последнее время с ностальгией, забыв его прежние бесчинства. Армия была в куда лучшем состоянии, чем во время нашей революции, но и восставших снабжали современным оружием. Мне докладывали, что бойцов сопротивления готовят в Мексике, а потом тайно переправляют на Фуэго Рива.

     Советские войска решили не вмешиваться в гражданскую войну, отказались помогать нам в подавлении мятежа и быстро погрузились свои на корабли. Я знал, что американцы за моей спиной договорились с русскими о смене сфер влияния, и теперь ничто не могло остановить их.

     Когда Штаты поняли, что созданная ими революция затухает перед моей окрепшей армией, они под предлогом защиты американских туристов, которых никогда не было на Фуэго Рива, высадили  десант и взяли под контроль несколько портов. Они разбомбили несколько наших военных баз и активно поддерживали продвижение повстанцев корабельной артиллерией. За три дня вооруженные силы Фуэго Рива перестали существовать. Большая часть солдат и офицеров от безысходности перешла на сторону мятежников, остальные разбежались по лесам, не в силах больше оказывать сопротивление.

     Я был уже не в том возрасте, чтобы возвращаться в джунгли. Да и накопленное состояние позволяло мне проглотить это досадное поражение. Я и весь мой кабинет министров сели на небольшую яхту и, чудом обойдя американские корабли, взяли курс на Санто-Доминго. Уже через несколько недель я был в Швейцарии, где хранились мои миллионы.

     Сейчас я живу в хорошем доме в горах. Мне удалось тайно вывезти из США свою семью, с которой я не виделся много лет. Теперь мне нет дела ни до кого, кроме себя и своих близких, но я все равно часто думаю, сделал ли я что-нибудь великое в своей жизни? Освободил я людей Фуэго Рива или снова их поработил? Не лучше ли мне было погибнуть в той катастрофе?..