Пассажир

                кто-то заболевает и лечится,
кто-то заболевает и болеет,
на ком-то поставлена печать человека,
но есть просто единицы, севшие в обратный автобус.
заметив что, стемнело, мы вспомнили,
                что днём сами били фонари.
я лежу с пробитой мыслями головой,
да, они, как и кровь, образовали лужу,
которая отражает лица склонившихся друзей,
говорящих на том языке, который я периодически слышал,
когда смотрел в окно и видел улицу, дома, прохожих,
но я так и не изучил даже алфавит этого языка,
мне он не был нужен, ведь я чаще видел в окне другие вещи,
например, горизонт, который скрывался за девятиэтажками,
но я видел его, видел, как на нём танцевало солнце,
                хотя на самом деле
оно спало под асфальтом, на котором я оказался.
иногда смотря в окно, я видел стекло,
одно стекло, которое по мере того как я на него смотрел
переставала быть прозрачным, и превращалось в огромный мир,
схожий с бесконечным мегаполисом.
кто-то из друзей закрыл мои ещё смотрящие глаза...


- Здравствуйте, ну что начнём наш разговор? Как вас зовут?
- Иногда я все, иногда никто.
- Ясно. Как самочувствие?
- Шизофрения
- Как личные успехи?
- Стихи пишу.
- О чём, если не секрет?
- Основной темы нет, так что можно сказать стандартно: обо всём или не о чём.
- Рисуете?
- Бывает.
- Вас что-нибудь беспокоит?
- Да, люди раздражают.
- Вам здесь хорошо?
- Есть места получше.
- Вы максималист?
- Да.
- Любите политику?
- Нет.
- Футбол?
- Да, но не фанат.
- Вам снятся сны?
- Бывает.
- О чём они?
- Они людские.
- Вы верите в чудеса?
- В полном смысле этого слова нет.
- В судьбу.
- В некотором роде.
- В бога?
- Да, но у меня свой бог.
- О чём бы вы хотели рассказать?
- Как варить отрезанные веки.
- У вас чёрный юмор.
- Цветов не существует.
- А как же вы объясните, что мы видим различные цвета: зелёный, красный, синий?
- Глаза людей слепы.
- А уши глухи и рот немой?
- Примерно так, есть один цвет, без названья, но по смыслу цвет мрака и безысходности.
- У вас есть ко мне вопросы?
- Почему в магазинах не продают кровь на разлив?
- Зачем она нужна?
- Кипячёная она очень вкусная.
- Вы смотрели фильм «Ганнибал»?
- Да.
- Вас потряс этот фильм?
- Да.
- Теперь понятно, откуда такие желания.
- Понятным может быть только пульс.
- Поясните?
- Вы и сами поймете, когда он остановится.
- Сколько вам лет?
- У меня свои нормы всех исчислений, вам они не о чём не скажут.
- Кем вы себя считаете?
- Собой.
- А меня?
- Я знаю  то, что не знаете вы, и я не знаю  то, что вы никогда не узнаете.
- Вы считаете себя поэтом?
- Я же сказал, насчёт счёта у меня своя норма.
- А что, по-вашему, быть поэтом?
- Что-то вроде растения, впитывать углекислый газ и выделять кислород.
- То есть впитывать всё плохое и выдавать хорошее, тем самым, очищая жизнь людей?
- Примерно так.
- У вас есть кумиры.
- Отрицаю таковые.
- Цель жизни?
- Да.
- В чём она заключается?
- Поставить мир перед зеркалом и увидеть, как он будет сдирать с себя кожу, первоначально выдавив глаза.
- Вы жестоки?
- Нет.
- Но ваши, так скажем эпитеты, довольно кровожадны?
- Это гиперболы, без них никто не чувствует ветра, который бывает опасен.
- Вы любите одиночество?
- Легко его переношу, но нет.
- Вы любите людей?
- Слишком и потому их ненавижу.
- Как вы относитесь к телевиденью?
- Безразлично. Обычно не смотрю. Кстати, у меня такой вопрос к зрительному миру: что лучше идти, но знать, что до конца ты не пойдёшь, или не идти, зная, что если сделаешь хоть шаг, пойдёшь до конца?
- С чего вдруг возник такой вопрос?
- Также как и всё вокруг.
- Вы говорите непонятно.
- Смотря как понимать или смотря, что значит для вас понимание. Смысл или суть?
- А разница?
- Не только в словах.
- Вы пытаетесь меня запутать свои странными словосочетаниями?
- Разве они странные? Хотя возможно и пытаюсь.
- Вы в детстве страдали сомнамбулизмом?
- Да до 6 лет и ещё частенько впадал в лёгкую кататонию. Рассказать вам историю?
- О чём?
- Я назвал её "Пассажир".
- Ну что ж, давайте.

"Пассажир"

        На дворе был конец октября. Один из тех пасмурных октябрьских дней, говорящих, что вот она холодная красавица осень пришла и принесла с собой как всегда поэтическую депрессию, тоскливость секундных стрелок. Дождь шёл ночью, как всегда стуча по карнизам и создавая невероятную иллюзию таинственности. По крайней мере мне так казалось. Вокруг были лужи. Солнце только взошло, люди спешили на работу. Многие с раскрытыми зонтами, так как дождь всё ещё моросил, другие напялили чудные капюшоны. Я буду вести повествование от первого лица, так проще. Везде грязь и слякоть. Хочется никуда не вылазить, а лежать дома, под одеялом, крепко уснув, чтобы пропустить этот противный день, что не делай - всё раздражает. Всё серо и уныло, как за окном, так и в душе. Я умылся холодной водой. Ужасно. Горячей нет. Бриться лень, надо греть воду. Отопление ещё не включили и в квартире очень холодно. Этот постоянный холод медленно гасит меня, как жизнь гасит мечты и убивает надежды. Нужно быстрее одеться. Холод - обычное состояние, привычка, почему так стало? Ведь он так колит как край расколотого льда, как разбитое стекло из окна. Он истирает мне сердце мелкой тёркой и даже не собирает крошки в миску, сразу выбрасывая на ходу обдувая так, что всё это замерзает, покрывается инеем до глубины того, что ещё стучит и старается дышать.
       Как холодно. Голоса за стенами, за пределами и  гранями физического равновесия жизни ничего не могут дать. Они не хотя звучат и издаются искусственно, не неся за собой даже тени на какую-либо материю. А душа? Разве она ещё старается греть, когда всё вокруг - лёд, и этот лёд не собирается исчезать, или стать хотя бы снегом, он не видит смысла в этом, да и правильно, его нет, причин нет. Их некому создать, а что б они появились, тоже нет предпосылок. Это никому не нужно, и этот круг возможно бесконечный, если это только круг? Дай бог так, по иному это просто точка и из неё нет троп в окружающую вселенную, если она есть, и она объёмна и может вмещать всё это. Она может. Она стала любить холод. Она привыкла и ей безразлично отношение внутренней её оболочки к этому. Ей всё равно, и той и другой.
       Почему никто не пытается остановить мысль, ведь это важнее, чем остановка света. В чём сущность мыслей, которые текут так беспрепятственно, хотя иногда стараешься как-то ограничить их, но это рискованно, можно стать коматозником, ведь нарушения функционирования не головного мозга, а то из чего он, по сути, состоит в смысле идеального, то есть этих самых мыслей могут сдвинуть с точки, на которую мы были установлены в начале своего, так называемого, жизненного пути, если брать норму конечно. Путь дан, точка стоит, надо направление, а  его столько же, сколько прямых можно провести через опять же одну точку. Да, жизнь точечна.
        А если я загляну внутрь. И что же я вижу? Самоанархизм. Он, по сути, та же идея что мир хаос, и именно хаос управляет вселенной. В данном случае хаос просто задействован на микроуровне. Человек анархичен, точнее анархична его душа, если рассматривать что душа существует и анархия лишь беспорядок и ничто больше. Всё в беспорядке также как и поток мыслей или пучёк частиц или волн света. И главная задача научится управлять этим самоанархизмом, но сначала надо признать его. Я признал.
Ничего делать не хочется. Я глянул в окно. Ручейки дождя стекали по нему, преломляя картинку жизни. Всё обычно. Пора ехать в институт. Я вновь зашёл в ванну и закрыл по привычки за собой дверь. Хотя кроме меня здесь никого нет. Терпеть не могу открытых дверей.
        Я вышел через пятнадцать минут. Глянул в зеркало в коридоре и одел пальто. Бледность на лице ясно пробивалась из-под трёхдневной щетины. Я вышел и остановился на лестничной площадке. Влага в рукавах почувствовалась сразу. Не важно, скоро всё закончится. За соседской дверью жила забавная девчонка. Забавна она была тем, что ничего не подозревала о том, чем я жил. Этой странной непонятной жизнью олицетворяющей мой внутренний мир схожий с сегодняшней погодой. Я прислонился к её двери и стал слушать. Я слышал лишь шаги и отдалённый разговор, наверно на кухне. Интересно если бы они узнали что кто-то стоит, прислонившись к их двери, и пытается вникнуть хотя бы в частичку их частной жизни, они испугались бы, разозлились? Ладно, я сунул руки в карманы, чтобы кровь не падала на тротуар.
        Я чувствовал, как она струится у меня между пальцами. Моя остановка была на другой стороне. Так страшно переходить дорогу, но не потому что я боюсь машин или боюсь попасть им под колёса, во мне есть только один страх - умереть не так как хочешь, к тому же это горько и обидно. Я дошёл до остановки, уже чувствуя маленькое головокружение. Я мало смотрю по сторонам, но сейчас заметил двух стариков. Они разговаривали, кивая головами, один из них вожделенно смотрел на пакет, который он держал в руках, из него торчали три упаковки "Примы". Я рад, что этот старик нашёл своё счастье, а  вот другой, в более поношенном советском пальто выглядел несколько болезненно. Его немного шатало, кожа на лице отдавала желтизной, а в глазах  читался приматовский взгляд. За левым ухом у него торчал бычок какой-то папиросы, а то и самокрутки. Подошёл мой автобус. Почти пустой. Народ хлынул в него, как поток воды в канализацию, но я успел занять место у окна.
        Со мной села женщина лет сорока. Глаза её были пусты как сегодняшний дождь. Она уже адаптировалась к погоде. У неё всё будет нормально. Приедет на свою обычную работу, может выпьет чашку кофе, хотя вряд ли, скорей всего она мелкая служащая, сидящая в какой-нибудь холодной комнатёнки и тупо, почти неотрывно, набивающая самой непонятный текст. Да странно потратить сорок лет, чтобы достичь таких высот.
        Рукава мои заполнились кровью. Карманы тоже. Я отвернулся к окну. Оно было грязным со стороны улицы и всё в разводах от дождя. Ничего интересного. Куда любопытней смотреть в темноту. Хотя на противоположной стороне обочины я заметил одиноко стоящую девушку. Где-то я её уже видел, может даже я с ней знаком, хотя вряд ли вспомню.  Я помахал ей, чувствуя, как капля крови закатилась в рукав. Она заметила и удивлённо стала смотреть  на меня. Может, узнала? Да, наверное, она помахала мне в ответ, а потом скрылась из моего поля зрения. Подошёл кондуктор. Голоса сделались немного далёкими, и в голове нарастал гул.
- У вас что, молодой человек?
       Медленно проговаривая, чтобы не сбиться, я ответил, что у меня проездной, прекрасно зная, что его попросят предъявить.
- Показывайте.
       Если бы она всё знала, она бы вряд ли попросила об этом. Я вытащил руку из кармана с зажатым студенческим и в нём вложенным проездным. В её глазах я прочитал неожиданный страх как страх, у детей, разбивших мамину любимую вазу и мечтающие поскорей спрятаться и забыть о том, что сделали и отдалить наказание на более призрачный срок, чем семь часов, когда мать обычно возвращается с работы. Кондуктор как-то в миг всем телом отдёрнулась, хотела шагнуть назад, но там стояли люди. Тогда она просто ринулась дальше по автобусу. Я улыбнулся. Женщина рядом не шевельнулась. Я вновь сунул руку в карман.
       Студенческий пропитался кровью, и его корочка стала мягкой. Я неосознанно ощупывал его, как будто хотел найти в нём какой-то секрет,  это было, словно давить пальцами яблоко. Глаза закрывались. Я отдалённо слышал, что другие пассажиры о чём-то оживлённо разговаривают. Некоторые молчали, погрузившись в свои отсутствующие мысли. Кто-то говорил о погоде уже в сотый раз, кто-то спорил о политике, о ценах, о плохой жизни, кто-то о вчерашнем пиве и прочих вещах. Автобус был полон людей, но пассажир в нём был только один, и он умирал. И я мысленно представлял сотни и тысячи автобусов и троллейбусов, трамваев и машин, и думал, сколько всего пассажиров в этом городе. Сто? или всего десять или ещё меньше, а может я уже последний? Последний?! Последняя надежда или последняя язва, от которой все давно хотят излечиться? Уничтожить, растоптать как мерзкое насекомое. Моя остановка. Я встал и, чтоб уцепится за поручень, поднял руку. Я сделал это так резко, что из рукава не выпало ни капли. Но я почувствовал, как кровь стекает мне в кофту, растекаясь по правой стороне туловища. Женщина выпустила меня, не удостоив взглядом. Я пролез к дверям, стараясь никого не задевать. Меня шатало. По телу шла волна какого-то волшебного холода, похожего на тёплую боль, но было отвратительно неприятно и одновременно с долей странного блаженства. Я снова спрятал руки. Кого-то я всё же испачкал. И он, придя, домой обнаружит кровавое пятно, которое уже почернеет и почти засохнет, а оно бы и засохло, если бы не дождь, но он не подумает что это кровь. Он решит, что где-то вляпался в какую-то маслянистую жидкость. Обматерит всех людей и отдаст жене стирать. Сядет у телевизора с пивом и в миг забудет, что он живёт.
       Я вышел, точней почти выпал из автобуса, еле держась на ногах. Люди вокруг неодобрительно смотрели на меня, считая, что я напился с утра. Я сделал пару шагов и упал. Лишь через несколько минут ко мне кто-то подошёл, а потом всё опять стало обычно.





02.02-03.04.03
Питер, Новосибирск