Про Игнатьева

      Пробило полночь. Свечи еще горели, но во всем доме было тихо, как в коробке из-под спичек. Игнатьеву же казалось, что дом кишит призраками, и что только здесь, за письменным столом, рядом с горящими свечами, от них можно было спастись. В голове его, ворча, и преодолевая дремоту, ворочались мысли.
  -  Даже не знаю, как рассказать Вам всю правду, - нерешительно произнес посетитель.
   Мысли Игнатьева вздрогнули, натянулись, и он мучительно начал вспоминать, откуда взялся его ночной гость, и что ему нужно. "Часа четыре уже здесь, и все молча" - подумал Борис – "И вообще, какого черта?"
Весь вид  этого старика, в немодном уже котелке, в костюме, устаревшем лет двадцать назад, вызывал у Игнатьева непреодолимое желание метнуть бронзовую пепельницу прямо в середину пенсне, сквозь которое глядели на Бориса темные, чистые и необыкновенно живые глаза. Борису хотелось услышать хруст переносицы, увидеть, как скомкается на полу подобие человека, сидящее сейчас напротив. Но он знал, что наверняка попадет в набалдашник в виде головы льва, трости, которую неизвестно откуда взявшийся посетитель держал перед собой; и что тысячи разных причин, которые мешали ему всю его жизнь, не дадут и на этот раз сделать то, что хочется.
    Игнатьеву было плохо в этом доме, где, казалось, даже мебель обратилась против него. И сейчас, неожиданно, он почувствовал страх у себя за спиной, страх, от того, что невозможно избежать встречи с тем, кто притаился за тонкими стеклами пенсне.
    - Дело в том, что Вы больше не принадлежите себе – играя словами, сказал гость, помогая львиной голове осматривать убогую обстановку игнатьевой комнаты.  Разум Бориса, окончательно проснувшийся, метался, панически ища объяснения всему происходящему. И где-то там, в самой глубине сознания, промелькнуло вдруг лицо того, кто так бесцеремонно терзал сейчас это самое сознание; а точнее не лицо, а только  блеск этих темных глаз, которые ни с чем другим спутать было нельзя. И уже через бесконечно долгую долю секунды, заполненную лицами, событиями, диалогами и переживаниями, все встало на свои места: все лишнее  вытянулось и размазалось по углам памяти, оставив Бориса один на один с тем самым лицом, за двадцать лет ничуть не изменившимся. Он вспомнил, как тогда, теперь уже безвозвратно давно, он ПРИДУМАЛ, сам СОЗДАЛ этого человека в своем воображении, дал ему имя, работу, наделил его разными чертами характера и … забыл об этом. Как же все это было давно! И вот теперь прошлое предстало перед ним в своем мистическом свете. Тогда все это казалось Игнатьеву игрой, фантазией, а теперь…
- Теперь Вы принадлежите мне в той же мере, в какой я принадлежу Вам.  И спрашивается: чего ради Вы обрекли меня на бесконечное существование в этом жестоком мире?!...
   Неожиданная резкость в голосе Этого вернула Бориса к реальности, он все вспомнил, веки его дрожали, слова молитв путались под ногами… В доме было темно и тихо, лишь огонек свечи  снисходительно потрескивал. Игнатьев откинулся на стуле, и закрыл лицо руками.