Биомицин

Прохоровка: «Биомицин».
Начал писать (как всегда – с листа) обещанный вчера рассказ и вдруг осознал, что коротко никак не получится. Описываю одно событие, а оно вытягивает из памяти сначала какие-то детали и подробности, а затем, новые события и уже новые подробности. И этой бесконечной ленте воспоминаний, похоже, нет никакого конца. С тревогой начинаю понимать, что вместо интересной рыбацкой байки происходит формирование громоздкой «нетленки», нагло претендующей на звание, как минимум, полновесной повести. Но я не привык отказываться от собственных решений и нашел простой выход из сложившейся ситуации.
Рассказы будут короткими, но сформированы в циклы, объединяющие их, в первую очередь, по месту описываемых событий.
Итак, первый цикл рассказов пойдет под шапкой «Прохоровка», по названию  населенного пункта, расположенного на  берегу полноводного Днепра в среднем его течении между городами Канев и Черкассы.
 Впервые, название «Прохоровка», в качестве места для летнего отдыха,  прозвучало в нашей семье в начале 60-х, после женитьбы моего старшего брата Олега. Дело в том, что родом из этих благодатных мест был тесть Олега – Иван Андреевич. По рекомендации тестя, молодожены провели медовый месяц в доме его троюродной сестры и вернулись в полном восторге от летнего отдыха.
 Солнце, прекрасный песчаный пляж, дешевые фрукты и овощи, великолепная рыбалка и прекрасная теплая и солнечная погода. Что еще нужно для полноценного отдыха!
Я, начиная с 1966 года и по 1972 год, отдыхал в Прохоровке четыре лета, а брат с семьей, более десяти раз, вплоть до 1976 года, пока не стал строить дачу в ближнем Подмосковье.
Я не собираюсь придерживаться хронологической последовательности в описании моих рыбацких приключений на Днепре, а буду рассказывать о том, что произвело на меня самое неизгладимое впечатление.
События сегодняшнего рассказа произошли в конце июля 1970 года, наверное, самого жаркого июля, из всех проведенных мною на берегу Днепра.
В тот год мы приехали отдыхать втроем: Олег, его жена Светлана и ваш покорный слуга, студент 4-го курса Менделеевского института. Их 5-и летняя дочка Оксана, осталась с моими родителями на съемной даче в районе Павлова Посада, и мы с братом, теперь могли полностью отдаться рыбацкой страсти, не забивая голову вопросами своевременного приготовления трехразового питания, соблюдения режима сна и прочими вещами, которые всегда возникают при отдыхе с маленьким ребенком. Вы спросите: а причем здесь два мужика, если есть супруга, которая и должна заниматься этими вопросами? Охотно отвечу. Светлана, никогда плотно не занималась хозяйственными делами, переложив практически все домашние обязанности на плечи брата. Его супруга, всегда предпочитала кухне хорошую книгу, а рыбалке песчаный пляж и яркое солнце. Так что, возвращаясь после путины, мы с братом не только чистили рыбу, но и готовили обед, который, как правило, являлся одновременно и ужином. 
 Последние четыре года, мы перестали останавливаться у сестры Ивана Андреевича, поскольку бесплатное проживание у родственников, всегда сопряжено с какими-то обязательствами, выполнение которых никогда не способствует полноценному отдыху. Да и дом, тетки Татьяны, находился в центре села, в добрых 30-и минутах ходьбы от берега реки.
 Поэтому, Олег предпочитал снимать пару комнат в хатах находящихся в непосредственной близости от Днепра. В этот год мы остановились у тетки Гали, (заплатив за месяц проживания 60 рублей), одинокой женщины, похоронившей в прошлом году мужа.
Теперь несколько слов собственно о месте нашего отдыха – Прохоровке.
Прохоровка, это живописное, тихое украинское местечко расположенное на левом берегу Днепра в 130 км. от Киева. Если двигаться в сторону реки от края села (практически от хаты тёти Гали), то, пройдя небольшую лощинку с сочной зеленый травой, окаймленную высокими липами, дубами и березами, попадаешь в прозрачный сосновый бор, за которым виднеется: большой песчаный пляж, уходящий в волшебная гладь воды, а еще дальше - зеленые джунгли «птичьего» острова, закрывающего от ваших глаз основное, судоходное русло реки, проходящее вдоль высокого, скалистого Каневского правого берега.
Слева, прямо напротив края острова, на нашем берегу высится дебаркадер, к которому мы собственно и причалили, прибыв на «ракете» из Киева. Именно в этом месте рукав Днепра, отделяющий наш берег от острова «птичьего», сливается с основным руслом.
Да, да  я не ошибся. Село стоит не на самом Днепре, а на широкой, метров 400 протоке, которую местные иногда называют «Старицей». Кстати, протока в этом месте, будет даже пошире судоходной части реки.
Если же посмотреть вправо вдоль берега, то метрах в пятидесяти, среди сосен, покажутся уютные домики турбазы «Солнечная» и квадратный досчатый причал с десятками деревянных лодок, выкрашенных в ярко голубой цвет. Возможно, что за давностью лет, я напутал с названием турбазы, но она точно относилась к какому-то оборонному предприятию из Киева.
Так, хватит лирических отступлений, и перейдем к повествовательной части моего рассказа. Первый день отдыха ушел на обустройство нашего нехитрого быта и ревизию привезенных рыболовных снастей. Вещей мы захватили самый минимум и среди них, самым главным предметом был  большой герметически закрывающийся ларь, добытый братом в одной из авиационных частей. Олег, в то время был военнослужащим, в звании майора авиации, и служил в Академии им. Жуковского.
Еще в Москве, он обустроил ларь двумя решетчатыми съемными полками, на которых предполагалось коптить пойманную рыбу, благо здесь под рукой всегда было неограниченное количество вишневых и ольховых веточек. Из снастей, брат взял два металлических спиннинга с обычными «невскими» катушками в качестве донок для ловли леща, подъемник для мальков, и связку бамбуковых трехколенных удочек, произведенных еще в довоенное время (подарок тестя). Я же, в этот раз, решил опробовать стильный, но жутко тяжелый, пластиковый спиннинг производства ГДР, и отечественную безинерционную катушку, тоже весящую добрый килограмм.
 Подготовка снастей, в основном, свелась к восстановлению бамбуковых удочек, окончательно рассохшихся за время длительного бездействия и намотке новой лески на катушки спиннингов. Кстати, постоянно выскакивающие соединительные трубки бамбуковых удилищ потом сыграют с нами злую шутку.
 Утром следующего дня, мы, взяв у хозяйки две лопаты и заветную, волшебную (какая рыбалка без надежных примет!), жестяную коробку из под кинопленки, с крышкой в мелкое решето для хорошей вентиляции, направились в лощину на поиски червей.
В прошлые летние сезоны, когда жаркая погода перемежалась теплыми вечерними дождями, поиск червей был трудной и утомительной работой. Но в этот знойный июль рытье превратился просто в какие-то адские муки. После трех часов почти бесполезных поисков, мы смогли собрать 30 червей, то есть, минимальное количество наживки для нормальной утренней рыбалки.
Побросав мокрую от пота одежду, и спрятав банку с червями в тени под крыльцом хаты, мы побежали на пляж в одних плавках, где уже третий час загорала Светлана, с томиком любимого Хемингуэя.
 Бросившись с разбега в воду, я испытал настоящий шок: теплая, прозрачная вода у берега доходила только до колен! Более того, двести метров ходьбы по песчаному дну в сторону острова, повысили уровень воды в старице всего лишь до середины моей груди.
Днепр катастрофически обмелел, да так, что стали отчетливо видны: береговая линия острова, с причудливыми пнями и корягами, и многочисленные русла проток, уходящих в его зеленую глубину. Кстати, раньше, всё это великолепие было скрыто от наших глаз высокой водой и притопленными ветвями прибрежных кустов.
 Скорее всего, из-за этой жары, мы лишились самых уловистых мест в 20 метрах от острова, где по дну протоки проходила канава, местами достигавшая пятиметровой глубины, облюбованная крупным лещом.
Реально оценив сложившуюся ситуацию, брат решил на завтрашней зорьке испытать рыбацкого счастья на «Камнях», где в обычные годы глубина достигала 7-8 метров. «Камнями», местные жители называли место за фарватером, под высоким Каневским берегом, напротив каменистой гряды, состоящей из россыпи разновеликих обломков осыпавшейся в воды Днепра скалы.
 С местом для ловли  мы определились, но оставался открытым главный вопрос – лодка.
В прошлые годы, вопрос с плавсредством решался крайне просто: пузырь водки и червонец с портретом Ильича, гарантировали лодку на весь отпускной месяц. Но, заскочив после пляжа к лодочнику на турбазу, Олег получил, если не полный, то фактический отказ.
Федор Степанович, ставший за эти годы нашим хорошим приятелем, объяснил возникшие трудности сменой руководства турбазы и небывалым наплывом отдыхающих, в чём мы, лично убедились, проведя время на пляже. Включив все свое незаурядное обаяние, подкрепленное обещанием проявления небывалой щедрости, в разумных приделах, брату удалось склонить Степаныча к переговорам, которые были назначены на 21-00, то есть на момент закрытия лодочной станции.
Купив в магазинчике турбазы буханку хлеба, две пачки сигарет «Шипка» и четыре бутылки пива, мы вернулись домой. Наконец, к семи вечера, Светлана сподобилась сварганить обед-ужин, состоящий из шикарного (на восемь яиц) омлета с помидорами, жаренного на сале и салата из малосольных огурцов с помидорами и зеленью.  Все овощи Олег закупил в день приезда, а вот яйца и сало предоставила любезная хозяйка.
После недолгих обсуждений, мы пришли к единодушному мнению. Поскольку лодка, это жизненно необходимая вещь, за нее не жалко предложить 20 рублей и пол-литра медицинского спирта, захваченного мною из Москвы, в качестве лекарства в случае возникновения простуды.
Кстати, дополнительные расходы на лодку довольно ощутимо ударяли по нашим финансам, но другого выхода не было, так как рыба изначально планировалась как наше основное блюдо, да и многочисленные приятели в Москве уже привыкли к жирному вяленому лещу под холодное «Жигулевское».
Неожиданно, я подумал о том, что действительно, в студенческие годы катастрофически не было денег. Но, тем не менее, каждый новый день (особенно на рыбалке) приносил не просто радость, а какой-то щенячий восторг! Эх, где мои 20 лет…
Олег ушел на переговоры еще засветло, а мы со Светланой занялись любимыми делами.
Света вновь окунулась в волшебный мир кафе и узких улочек Парижа, а я, достав мелкий оселок для правки опасной бритвы, самозабвенно точил крючки на поводках и блеснах. Время пробежало незаметно, и только слипающиеся глаза навели меня на мысль, что уже довольно поздно. Посмотрев на хозяйские ходики, я с изумлением обнаружил, что уже перевалило за полночь, а брата всё нет. «Выходит, завтрашняя рыбалка накрылась медным тазом. Господи, только бы с Олегом всё было хорошо», - с тревогой подумал я и обратился к невестке:
-Света, почти час ночи, а Олега всё нет! Может, пройдемся до причала и встретим его?
-Да, куда он денется? Придет, - спокойно ответила та, даже не подняв головы от книги.
Прошло еще полчаса, прежде чем Светлана согласилась отправиться на поиски и мы, захватив два фонаря, вышли в тихую украинскую ночь.
 Фонари, несмотря на глухую ночь, оказались не нужны, поскольку полная луна сияющим серебром высветила пыльную сельскую дорогу, красиво очертив, на фоне звездного неба, шикарную крону вековых дубов.
Пройдя не более 50 метров в сторону реки, я вздрогнул от неожиданного хриплого крика, раздавшегося из почти черной, от залегших теней, придорожной канавы, протянувшейся вдоль покосившегося плетня:
-Ку-ку, Гриня!
Вдруг, прямо возле наших ног, освещенную часть дороги быстро переползло некое существо, таща за собой с металлическим стуком, что-то напоминающее очень длинный хвост. «Неужели гигантская рептилия?», - с ужасом подумал я и остановился как вкопанный. Тем временем, невестка, проявив незаурядную реакцию, прочно прижала ногой «хвост» к дороге и неизвестное животное пару раз дернувшись, оставила его, с шумом и ворчанием скатившись в придорожные кусты. Я нагнулся и осветил фонарем загадочный предмет – это была пара деревянных лодочных весел василькового окраса, с цифрами «одиннадцать» на каждой из лопастей, размашисто маркированных белой масляной краской. «Значит, брат договорился с лодочником. Кстати, «11» - мой любимый номер», - с радостью подумал я, когда со стороны темной обочины раздался громкий, рассерженный шепот Светланы:
-Олег, ты же мне обещал… Как тебе не стыдно. Постеснялся хотя бы брата!
В ответ прозвучало нечленораздельное хрюканье, какое-то мерзкое хихиканье, переходящее в жуткое, злобное завывание. Затем, брат вскочил, и низко нагнув голову, пробежал несколько метров в сторону дома, а потом, со всей дури, упал лицом в придорожную пыль. Мы, воспользовавшись моментом, крепко подхватили его под руки и поволокли к дому. Но не тут то было. Проявив какую-то нечеловеческую силу, Олег вырвался из наших рук и, бесконечно падая и вставая, бросился обратно в сторону реки.
Охота на пьяного до изумления брательника продолжалась практически до самого рассвета, пока он, повалив спиной чей-то старый плетень, не упал в заросли кукурузы, просто впав в полное беспамятство. С большим трудом нам удалось дотащить 80 килограммовую тушу до хаты и водрузить, не раздевая, на деревянный топчан.
 Олег прохрапел до середины следующего дня, а потом еще два дня медленно возвращался к цивилизованной жизни, поправляя здоровье холодным пивом, за которым я регулярно ходил на турбазу (ещё один ощутимый удар по нашему бюджету).
 Света, все это время просто игнорировала брата, не разговаривая с ним, и я, оставался единственным связующим звеном между поссорившимися супругами.
 На примирение враждующих сторон ушло еще два дня и первая, столь долгожданная, утренняя рыбалка, о Боже, случилась у нас только спустя неделю после приезда в Прохоровку.
Описываю эти события и улыбаюсь. Сейчас все произошедшее кажется мне очень забавным, сродни каким-нибудь «Самогонщикам» Гайдая.
 А тогда, вы не поверите, я испытал настоящий шок. Дело в том, что, сколько я себя помню, в нашей семье существовал культ старшего брата, с которым у меня разница в восемь лет. «Олег примерно учился и окончил школу с серебряной медалью; Олежек поступил в престижный ВУЗ – МАИ; брат активно занимается спортом; Олег с отличием окончил институт; Олежек пошел в армию, чтобы обеспечить своей семье достаток; смотри, как брат заботится о родителях» и т.д. и т.п.
У всех этих восторгов моих родителей (особенно матери) была одна цель: воспитать из меня (разгильдяя и картежника, не очень прилежного студента, поклонника длинных волос, тяжелого рока и западных фильмов), достойного члена общества, пусть, лишь немного, но похожего на старшего брата.
После своей женитьбы в 1964 году, брат переехал жить к супруге на улицу Зорге. Год спустя у него родилась дочь, и мы стали видеться гораздо реже, практически, только по большим праздникам. Поэтому, ни я, и тем более, ни наши родители, не могли даже предположить, что Олег, еще, будучи инженером в Долгопрудном (проектный институт связанный с космическими разработками), куда он попал по распределению, здорово пристрастился к спиртным напиткам.
 Все эти печальные подробности случайно открылись для меня в полном объеме только в середине 80-х, когда из жизни уже ушли наши родители, к счастью, так и не узнавшие о болезни любимого сына.
Ради бога извините, что совсем сбился с повествования.
Итак, проведя две утренние зорьки на «Камнях», мы стали «счастливыми» обладателями двух «носарей» грамм по 200 каждый, и одного тонкого как бумага подлещика. Да, с такими уловами нам просто грозило полуголодное существование, Кстати, для тех, кто не знает. «Носарь» - это серо-зеленая, очень колючая рыба, с длинным носом, заканчивающимся смешным ротиком, вроде как готовым к поцелую. Внешне, чем-то, напоминает судака, но только значительно меньше размером. Местные рыбаки говорят, что это гибрид судака с ершом, и из-за своей наваристости практически незаменимая вещь для хорошей ухи. Согласен, но для этого надо поймать и просто много другой рыбы.
На десятый день безрыбья, мы с братом предприняли мозговой штурм и решили попытать рыбацкого счастья в «тишАх» (ударение на последнем слоге). Так назвались проточные заводи и водоемы на острове, соединенные между собой и со старицей, многочисленными каналами и протоками.
 Любопытный факт: протоки существовали только со стороны старицы, и мы установили его опытным путем, прожив, в августе 1972 года, целый месяц на острове в статусе «Робинзонов». Но об этом приключении речь пойдет в следующем рассказе.
Остров «птичий» протянулся почти на два километра вдоль русла Днепра, имея местами ширину (прямо напротив Прохоровки) в 700-800 метров. По своей структуре, «птичий» остров – это бесчисленные протоки, рукава, озера и заливы с чистой проточной водой, и берегами, заросшими непролазными зелеными дебрями, наполненными птичьим гомоном и криком.
 Кстати, в конце 90-х остров приобрел статус государственного птичьего заповедника и теперь, я предполагаю, не очень доступен для охоты и рыбалки.
 Лодка у нас была широкая, пятиместная, с двумя сидениями посередине и большим ларем на корме для пойманной рыбы. Поэтому, утром, когда туман стал подниматься от немного остывшей воды, мы, подплыв к острову, выбрали самую широкую протоку и смело углубились в таинственный полумрак неизвестности.
Путь наш проходил через зеленый тоннель из кустов ивняка, шиповника, бузины, боярышника, веток плакучих ив, берез и ракит. Низкий свод тоннеля формировали ветки деревьев, туго перевитые плетями дикого винограда, плюща и хмеля, которые, через густую листву почти не пропускали утренний свет. Пригнувшись и орудуя веслами как шестами, отталкиваясь от тесных берегов, мы неуклонно продвигались к заветной цели, через серую мглу остатков тумана.
 Стояла звенящая тишина, изредка, прерываемая гулкими, хлесткими ударами крупной рыбы, где-то в глубине притопленных кустов. Эти волшебные звуки неизменно вызывали у меня приступы нетерпения и азарта, желания поскорее забросить удочки и испытать своё рыбацкое счастье.
 «Природа создала идеальные условия для съемок какого-нибудь боевика о войне в джунглях Юго-Восточной Азии», - успел подумать я, когда, справа от нас, неожиданно открылась темное зеркало открытой воды.
Первый водоём оказался довольно большим овальным озером, не менее 100 метров в поперечнике. Слева, в воде стояли мертвые деревья, с черными стволами, покрытыми лишайниками и мохом. Настоящая декорация для триллера «Маньяк из Луизианы».
 Наш берег, где мы выскочили на открытую воду, представлял собой сплошную стену притопленных в воде кустов, а вот противоположный, мог уже смело называться земной твердью, поскольку представлял собой довольно высокий склон, покрытый густой травой и редкими березами и осинами. Справа, склон полого сходил на нет, к устью очередного рукава, плотно затянутого зеленой ряской, и идущего в глубь острова, к следующему, не видимому от сюда водоему.
Не долго думая, мы приняли решение попытать счастья в этом озерце, поскольку восток заалел, предвещая скорый восход солнца. Торчащие из воды, скрюченные руки коряг, большие островки кувшинок, в обрамлении круглых зеленых листьев, прямо посередине водоема, говорили опытному рыболову только об одном: озеро было довольно мелким.
Промеряя глубину двумя последними коленами бамбуковой удочки, как шестом, мне, наконец, удалось отыскать более-менее приемлемое место для ловли, под правым, высоким берегом. Здесь, в большом окне, окаймленном кустами осоки, водорослей и кувшинок, глубина составляла около двух метров.
 Бросив несколько щедрых горстей прикормки из смеси пшенной каши с поджаренной макухой (подсолнечный жмых), мы быстро размотали удочки, насадили червей и сделали первый заброс.
Должен отметить, что наши действия трудно было назвать забросом, поскольку поплавок, едва коснувшись воды, тут же резко, под углом, ушел под воду, и леска затрепетала от скорой добычи. И, тут, начался не клёв, а настоящий жор, так как рыба, без разбору хватала: целого червя, его половину, и даже остатки шкурки, на практически голом крючке.
 Поражало разнообразие наших трофеев: ерши, окуни, щуренок, плотва, красноперка, подязики, густера, лини, подлещики, небольшой судачок, красные караси, несколько ельцов, голавлики и, внимание, вьюн! Ну, прямо праздник какой-то, для ихтиолога! Вся рыба имела яркий, родной окрас, как будто сошла со страниц иллюстрированного руководства для начинающего рыболова.
Когда солнце высоко поднялось, заставив нас снять ветровки и рубашки, клев неожиданно резко прекратился и все наши попытки вновь привадить рыбу, путем подкормки и частой замены наживки, оказались бесполезными. Карманные часы, мое приобретение на первую стипендию, показывали ровно 9-30.
 Усиливающийся, звенящий зной и абсолютно спокойная гладь воды, без каких-либо всплесков рыбы, говорили лишь об одном – пора сматывать удочки. В тот момент, когда мы уже были готовы сняться с якоря, из затянутого ряской рукава появился длинный, просмоленный челнок, на котором местные обычно перевозят траву, накошенную на острове для корма скотины. На корме лодки седел старик, и, молча, не обращая внимания на наше приветствие, ловко орудуя коротким, как лопата веслом, скрылся в протоке, которая на рассвете привела нас к этому уловистому месту.
-Олег, ты обратил внимание: у деда в лодке не было травы, - озадаченно спросил я.
-Саня, ты просто сослепу не заметил. У старика, из лодки торчали концы ореховых удилищ, - ответил брат и задумчиво продолжил:
 - Вообще, селяне, в «тишах» рыбу не ловят, считая, что тут клюёт одна мелочевка. Конечно, они правы. Посмотри наш улов. Ни одного экземпляра больше 200 грамм! Но вот откуда приплыл дед, и что он там удил – это очень интересно! Завтра поплывем на разведку!
Нельзя не согласиться с утверждением брата, что наш улов в то утро состоял из мелочи, но по весу был довольно ощутим. Олегов безмен (с погрешностью + - 500грамм) показал целых 12 килограмм, или, проще говоря, полный эмалированный таз рыбы. На её обработку и сортировку ушел почти целый день, и мы даже не смогли составить компанию Светлане, ушедшей загорать на пляж.
 Всю белую рыбу, покрупнее, уложив просоленными рядами в эмалированную кастрюлю, мы отправили на засолку под гнёт, для последующего вяления и превращения в закуску под пиво. Ерши и хищники пошли на наваристую уху, ну а прочая рыбёшка была превращена на противне в хозяйской печи в золотистый хрустящий деликатес.
 На этот праздник души мы пригласили нашу хозяйку и соседа Виктора Богдановича, который оказывал тетке Гале посильную помощь в организации её вдовьего хозяйства.
 Гости не остались в долгу и украсили праздничный стол: шматом сала, овощами, фирменными малосольными огурчиками и литром отборного самогона.
Застолье прошло во дворе хаты за длинным столом, в тени кроны большого платана, с украинскими и русскими песнями, шутками и рыбацкими байками.
В этот вечер, брат меня приятно удивил, приняв на себя обязанности тамады и резко ограничив своё потребление алкоголя. В одиннадцатом часу ночи мы с Олегом пошли
спать, поскольку завтра, на рассвете, нам вновь предстояло отправиться в путешествие, только, теперь уже по следам загадочного деда.
Было далеко за полночь и под почти черным, звездным украинским небом, под красивой густой кроной платана, в мерцании керосиновой лампы, угадывались силуэты трех человек. Мужской, чуть хрипловатый голос, рассказывал что-то очень забавное, поскольку его речь сопровождалась взрывами женского смеха, заставлявшего на миг умолкнуть, неутомимых цикад. Мы же, с Олегом, видели десятый сон, даже не предполагая, какое потрясение ждет нас уже сегодняшним утром.
На рассвете, мы, как по команде, одновременно проснулись, и, перекусив на скорую руку остатками вчерашнего пиршества, быстро покинули жилище, сгорая от нетерпения, в предчувствии новых рыбацких приключений.
Олег, широко вышагивая с веслами и большим подсачником на плече, задал такой темп, что я еле поспевал за ним, с большой холщевой мошной через плечо, набитой всякими рыболовными причиндалами и удочками со спиннингами в обеих руках. Срезая углы по придорожной траве, я с удивлением обнаружил полное отсутствие росы. Более того, когда мы подошли к причалу, остров предстал перед нами, в предрассветной мгле, во всей своей красе, без каких-либо признаков тумана, над серой гладью Днепра.
-Олег, ни тумана, ни росы. Как бы дождя не было? - озабоченно спросил я, устраиваясь на корме.
-Саня, мало вероятно. Посмотри на небо, - ответил брат, мощными гребками приближая нашу лодку к вчерашнему зеленому тоннелю.
Конечно, он был прав, поскольку розовеющее небо, с бледным диском луны, было абсолютно безоблачным.
Быстро, на одном дыхании, проскочив протоку и вчерашний уловистый водоем, мы углубились в затянутый плотной ряской рукав, уходивший резко влево,
 огибая невысокий косогор, плотно поросший кустами и высокой травой, сохранившими, не смотря на июльское пекло, сочный, зеленый цвет.
Правый берег этой протоки представлял собой обширное, подсохшее болото, густо покрытое осокой, из которой редко торчали худосочные осины и березы.
Очередной поворот и, вот оно, перед нами – новое озеро!
Честно говоря, какой-то радости от увиденного, мы не испытали, ведь нашему взору предстала: широкая, но мелкая канава, с темной, почти лишенной растительности водой, густо утыканная старыми пнями. Некоторые из них, торчали черными, гнилыми зубами, но основная масса скрывалась под небольшим слоем коричневатой воды, создавая реальную угрозу для фанерного днища нашей лодки.
В канаве ощущалось заметное течение, которое медленно поволокло нашу лодку в  дальний, левый конец водоема, украшенный плакучими ивами, опустившими свои ветви почти до самой воды.
Сразу за ивами начиналась новая протока, разделявшаяся на два рукава, самый широкий из которых, был перекрыт большой поваленной осиной. Выбрав оставшийся путь, мы обрекли себя на бурлацкий труд, так как рукав в нескольких местах обмелел до состояния небольшого ручейка, заставив нас, закатав до колен джинсы, волоком перетягивать судно на глубокую воду, чтобы продолжить наше утомительное путешествие.
Ну, вот, и это испытание позади, и наша лодка очутились в довольно большой тиши, полностью затянутой плотной зеленой ряской. Одного пробного заброса было достаточно, чтобы понять: ловить здесь рыбу не было никакой возможности, поскольку леска, даже при наличии, в качестве груза, двух свинцовых дробинок, была не в состоянии пробиться сквозь плотную зеленую массу и просто лежала на её поверхности.
Олег перебрался на корму и, свесив ноги в воду, стал тщательно отмывать их от маслянистого ила, налипшего во время волочения лодки. Я же, медленно гребя вдоль берега, стал искать новую протоку или рукав, для продолжения нашей экспедиции. Поиски, вскоре, увенчались успехом, да только обнаруженное русло, почти полностью пересохло и заросло густой травой и осокой.
-Саня, здесь полный голяк. Греби на вчерашнее место, глядишь, успеем немного порыбачить – времени только шестой час, - сказал брат и, окинув прощальным взглядом берег, неожиданно воскликнул: – Смотри, возле пересохшего ручья, вверх по склону, протоптана тропинка в траве. Стой, причаль тут! Нужно посмотреть, куда она ведет.
Оставив снасти в лодке, мы быстро поднялись по тропе и оказались на широкой поляне, с копёнками недавно накошенной травы. Наша дорожка исчезала за небольшим холмом, с несколькими высокими березами, обогнув который, мы, с удивлением, увидели почти круглое озеро, в оправе из довольно, крутых, высоких берегов. И, только возле самого березового леса, окаймлявшего поляну, берег водоема понижался, превращаясь в ярко зеленый ковер, сползающий языком к кромке деревьев.
«Водоем проточный», - подумал я, поняв, что сочная трава обозначает русло ручья, струящегося в сторону леса.
Тропинка обрывалась на берегу, уткнувшись в стену из переплетенных корней, большой березы, вывороченной из берега давнишним ураганом, поскольку корни под действием солнца, дождя и ветра, уже приобрели серо-белесый цвет костей доисторического чудовища.
Тело березы разрывало плотное кольцо водорослей и кувшинок, полого пропадая в сумраке глубины и открывая доступ к зеркалу чистой воды, лишенной каких-либо признаков противной ряски.
Правильная геометрическая форма, высокие берега, глубина, превышающая три метра – всё говорило о том, что, судя по всему, озеро имело искусственное происхождение и появилось в результате падения большой авиационной бомбы во время войны.
-Саня, смотри, а здесь бывают рыбаки, - заметил Олег, указывая на несколько рогулек, воткнутых в воду по бокам ствола березы. Брат был прав, так как помимо рогулек об этом свидетельствовали окурки папирос на песке возле корней и большая, жестяная банка из под болгарских помидор, днище которой было превращено гвоздем в мелкое решето. «Забавная банка, только не понятно для каких целей», - подумал я, возвращаясь к лодке за снастями.
Корни оказались очень удобными для сидения, позволявшими занять приятное положение, полулёжа, в то время как удочки, не занимая рук, лежали на рогульках. 
Пробило семь утра, и мы, к этому времени, успели сделать многое: плотно позавтракать бутербродами с салом и свежим огурцом; выпить термос кофе; сделать не менее десятка забросов каждый, постоянно меняя глубину с положения «полводы» до «со дна»; заменить по пять червей, которые благополучно умирали на крючке собственной смертью.
Но, КЛЕВА НЕ БЫЛО!!! Хотя рыба точна была, поскольку, когда я щелчком отправил в воду очередной окурок, откуда-то из глубины, мелькнула и тут же исчезла тень крупной рыбы, сразу определившей, что в водоем упало что-то совсем не съедобное.
Олег, прикрыв лицо от яркого солнца, армейской кепкой, тихонько похрапывал, а я, решил пройтись по берегу в сторону леса, как оказалось, на встречу удивительному открытию, которое ожидало меня на берегу ручья.
В это утро я постоянно испытывал какое-то внутреннее беспокойство. Вроде обычное, июльское утро, но, всё-таки, в природе было что-то не так. Ещё раз, окинув взглядом странное озеро, я неожиданно понял причину моей тревоги. Всю зорю стояла абсолютная тишина! Без всплесков рыбы и пения птиц.
Ручей протекал над слоем темного ила, покрытого мелкими дырочкам. При этом вода оставалась абсолютно прозрачной и очень холодной, в чём я убедился, зачерпнув целую пригоршню и освежив свое лицо. От моего резкого движения, со дна поднялось облако мути, вытолкнув на поверхность ручья шустрого рубинового червячка.
«Господи, это же мотыль! Вот для каких целей использовалась большая жестяная банка с дырками. Ей намывали мотыля!», - догадался я и быстро вернулся к поваленной березе. Здесь, оторвав кусок бязи, которой обычно вытираю руки, после пойманной рыбы, я, смочив его водой, уложил в деревянный пенал – мотыльницу, всегда лежащий в моей рыбацкой сумке – самобранке.
Всё остальное было делом техники, чем-то напоминавшей работу старателей. Зачерпываешь банкой хороший слой ила вместе с водой и начинаешь, круговыми движениями промывать его в ручье, пока на поверхности не всплывёт долгожданный мотыль.
За двадцать минут, мне удалось намыть по объему не меньше спичечного коробка крупного мотыля, который затем был заботливо укрыт влажной тканью в мотыльнице.
Трясущимися от нетерпенья руками, я заменил поводок, поставив «карасевый» крючок с коротким цевьем, насадил мотыля и сделал заброс.
Совершенно неожиданный порыв ветра отнес мою леску ближе к стволу березы и гусиное перо, чуть приподнявшись, бессильно упало на воду.
«Вот, блин, наверное, попал на притопленные ветки»,- подумал я и плавным движение удилища вправо стал  оттаскивать леску от опасного места. Но, ни тут то было. Леска натянулась, удилище заскрипело, а поплавок, даже не пошевелился, оставшись на месте. «Вот невезуха! Первый заброс и такой зацеп. Очень жаль японского поводка с крючком», - пробормотал я, и в отчаянии, еще раз сильно дернул удилищем вправо.
Неожиданно, леска поддалась, но поплавок, вместо того, чтобы вылететь из воды, утонул и устремился к центру озера. По удилищу прошли короткие, очень сильные удары, которые вызвали холодок в моем желудке, и пригнули конец удилища почти до самой воды. Черт, корни березы ограничивали мой маневр, не давая сделать несколько шагов назад, и я был вынужден вываживать крупную рыбу, поднимая удилище вверх, под предательское потрескивание рассохшегося бамбука.
Удочка заняла почти вертикальное положение, а добыча, отчаянно сопротивляясь, и не думала появляться из воды.
-Олег, подсачник! - громко закричал я, понимая, что ещё чуть-чуть и тонкий поводок не выдержит такой нагрузки.
-Саша, ты чего разорался? – мгновенно проснувшись, спросил брат. Но, увидев живописную сцену моей борьбы с загадочным трофеем, схватил подсачник и, перегнувшись через ствол березы, профессионально выхватил рыбу из воды.
В сетке сачка, сверкая червонным золотом крупной чешуи, упруго бился очень солидный карась, настоящий «сковородочник» с маленькой головкой, крутой толстой спиной и ярко - красным оперением плавников и короткого мощного хвоста.
-Да, больше чем полкило, - вынужден был констатировать брат, обычно склонный занижать вес моих рыбацких трофеев. После чего, он опустил в воду, большой, на четыре кольца садок, с моим первенцем и насадив мотыля сделал собственный заброс. Удача не заставила себя ждать и, через пару минут в садке уже сидел брат-близнец первого карася, как по размеру, так и по внешнему виду.
Не могу сказать, что клев был сумасшедшим, скорее стабильным. Правда, часто карась нас обманывал, съедая подчистую насадку, без каких-либо видимых сигналов на чувствительный поплавок.
Солнце было практически в зените, когда задул небольшой ветерок и на ясном, голубом небе появилось небольшое, почти перистое облачко, которое, вдруг, разродилось отчаянно сильным и крупным слепым дождем.
 «Вот вам, пожалуйста, и народные приметы», – подумал я, прячась рядом с Олегом под импровизированным тентом из накинутых на корни брезентовых ветровок.
На моих карманных было 11 утра, когда караси начали бесподобное шоу под дождем.
Золотые рыбы вылетали из воды, делали в воздухе пируэт и с шумом плюхались обратно в водоем, поднимая столбы брызг, искрящихся на солнце чистыми бриллиантами. И всё это фантастическое зрелище венчала широкая двойная радуга!
 Вот именно такие моменты память сохраняет на всю жизнь!
Дождь неожиданно прекратился, а вмести с ним и удивительное представление карасей, и мы продолжили испытывать наше рыбацкое счастье. Клев здорово усилился, и ближайшие полчаса были только и слышны короткие и выразительные возгласы: «Подсачник!»
Но, всему хорошему, когда-то настает конец и, в нашем случае, это произошло около полудня, когда клев резко прекратился.
Я уже сматывал снасти, как, вдруг, Олег, издав какой-то крякающий звук, резко вскочил на ноги, судорожно схватив обеими руками круто изогнутое удилище. Я встал на изготовку с подсачником, но совершенно напрасно. Первое, тонкое колено удочки брата, издав звук пробки, вылетающей из бутылки с шампанским, стрелой полетело в воду, а далеко впереди, у поверхности воды мелькнула мощная, черная спина, увенчанная высоким акульим плавником. Бамбуковая палка ушла под воду, затем несколько раз появилась над поверхностью водоема, в качестве огромного поплавка, а затем окончательно скрылась у противоположного берега под ковром из травы и листьев кувшинок.
Брат, бросил на песок бесполезные остатки удилища, сел и молча закурил. Прошло около минуты пока он, наконец, изрек:
-Короб, не меньше пяти килограммов. Ладно, пора домой. Всю рыбу не переловишь.
Короб – это местное название сазана, который чаще бывал добычей сетей рыболовных артелей, хотя иногда и радовал поклевками рыболовов-любителей.
Когда все снасти были собраны, Олег потащил за веревку садок из воды и тот жалобно затрещал. Я был вынужден зайти в воду и подхватить его за нижнее кольцо. Господи Боже, широкий и длинный как верша садок был на две трети заполнен отборной рыбой, поднявшей целый фонтан брызг.
Обратная дорога оказалась более утомительной и только в районе часа дня наша лодка уткнулась носом в причал. Время близилось к обеду и отдыхающие в массовом порядке швартовали свои лодки после водных прогулок. Олег остался на корме, поддерживая садок, а я аккуратно вытягивал его на дощатый настил.
-Молодые люди, почем свежая рыба? - раздался женский голос из-за моей спины.
-Рубль пара, - не задумываясь, среагировал брат.
 Мгновенно выстроилась живая очередь и в кепку Олега полетели рубли и трояки. Как всегда, в очереди начались разборки типа: «вы здесь не стояли», «пропустите, мне для ребенка» и «больше двух карасей не отпускать».
Через пятнадцать минут все закончилось и теперь удачные рыбаки, ставшие счастливыми обладателями 48 рублей и 50 копеек, стояли в очереди в ларёк, куда так удачно завезли волшебный напиток: «Біле міцне», а по нашему – «Биомицин» с 17% алкоголя и хорошей ценой в 1рубль 02 копейки.
Мы уже затоварились восьмью пузырями «биомицина», чтобы не бегать за добавкой (наивные люди), всякой закуской и сладостями, когда к нам обратился солидный мужчина с вопросом: «Когда ожидать продажи очередной партии живых карасей?».
Олег, тоном триумфатора, пообещал, что не позднее завтрашнего полдня и очень ошибся. Больше мы карася не ловили: ни на следующий день, ни три дня спустя, ни спустя почти месяц. Рыба в этом озерце просто перестала клевать. Зато, мы нашли - калено от нашей удочки, с порванной и окончательно перепутанной леской.