Записки одинокой женщины. Часть 4

                «…Окончен бой,
                Зачах огонь
                И не осталось ничего.
                А мы живём,
                А нам с тобою
                Повезло назло!…»

                Группа «Агата Кристи». Песня «Как на войне».



  «…Кажется, я задремала. Пробуждение вышло резким. Так бывает, когда во сне происходит что-то блаженно – приятное… Когда во сне кого-то любишь, и тебя любят в ответ. И взаимная приязнь ласкает душу, как руки любимого – тело… И вдруг сладостная эйфория обрывается переходом в суровую действительность, в которой есть лишь холод, страх и одиночество. Не хочется выпутываться из обрывков сна, не хочется выбираться в выстуженную комнату из-под мягкого нагретого одеяла. Но нужно вскакивать, ибо встречи назначены ещё неделю назад, строго по графику, отчётность за прошлую неделю не писана, хотя уже наступило время её сдавать, а условия договоров бесцеремонно игнорируются субъектами, «именуемыми далее по тексту: Исполнитель».
  Ещё не успев разлепить веки, я привычно тянусь, чтобы откинуть крышку верного ноутбука…
 …Но вместо синтепонового одеяла, которому положено бесшумно соскользнуть, на землю с гулким звяканьем валится непонятно откуда взявшийся тяжёлый предмет. Удар металла о камень многократным эхом разносится под высокими сводами.
  Я просыпаюсь окончательно.
  Пыль уже полностью осела. Воздух чист и прозрачен. На полу у моих ног валяется нелепая самодельная коса. На лезвии темнеют присохшие обрывки мёртвой плоти.
  Идеальную тишину нарушают лишь остатки эха. Храм тёмен и пуст. Ни единой души – ни живой, ни мёртвой.
  Ах, да – вспоминаю. Я ведь пришла в этот мир, потому что невыносимо было оставаться в прежнем. В прежнем мире я не могла сделать ничего, будто скованная по рукам и ногам, как тот неудачник, которого примотали здесь цепями к символу вечной жизни. Скована незримо, но оттого не менее жёстко, странными обстоятельствами, созданными чужим волеизъявлением. Чужая воля против моих желаний… Как больно и обидно. Как нестерпимо и унизительно. Как убийственно положение, когда не можешь изменить НИЧЕГО!
  И я пришла сюда, чтобы убивать или быть убитой.
  Но даже те немногие мертвецы, с которыми ещё можно было переброситься парой слов, валяются ныне горстками пыли под моими ногами…
  И всё-таки, странное напряжение по-прежнему держит меня, не позволяя покинуть это место. Я недосказала. Ещё один, последний монолог.
  Кому его здесь произносить? Не осталось даже черепа, чтобы обратиться к нему, как сделал однажды Датский принц…
  Хотя… В дальнем конце зала боковым зрением замечаю мимолётное движение. Неужто?
Не веря глазам своим, медленно, плавно, чтобы не потревожить чужой прах, пробираюсь к той стене, где промелькнула тень.
  …Он стоял там, замерев – и впрямь похожий на тень. Не угловатый скелет, но вполне плотная фигура, укутанная в тёмный плащ с капюшоном. В его позе не было страха: только настороженность дикого зверя, прикидывающего, броситься ли на противника или удариться в бегство. Во мраке под капюшоном различимы были только глаза, похожие на пару тлеющих углей.
  Он был ненамного выше меня – весьма средний рост для мужчины – и не отличался особо мощным телосложением. Но за посредственным обликом чувствовалось присутствие некой особой силы. Так рядом с линией высоковольтных проводов постоянно присутствует еле уловимое, но жутковатое гудение.
  Не видя лица его, не слыша голоса, я сразу поняла, кто передо мной. Это мог быть только ОН. Тот Самый, Последний. Мой не состоявшийся Последний Шанс на обычное, живое и тёплое, человеческое счастье.
  - Ну, здравствуй, Лёня, - проронила я слова. Так медленно, раздельно срываются капли с плохо закрученного крана. – Вот и свиделись. Вот и нашлось время на встречу.
  - Ты ошиблась, женщина, - голос его прозвучал низко и резал слух шипящими тонами, не свойственными человеческой речи. Но я не повелась на эту уловку.
  - Да, я ошиблась, - твёрдо произнесла я. – В тебе. В нас.
  - Мы не знакомы.
  - Конечно. Если бы мы были действительно знакомы, твой поступок не стал бы для меня такой болезненной неожиданностью.
  - Мы вообще не знакомы.
  - Да. Теперь я тоже так думаю. Но ты настолько внезапно исчез, что я не успела с тобой объясниться. А это морально угнетает. Незавершённое дело… Помнишь, мы договаривались, что если ты вдруг захочешь со мной расстаться, то скажешь об этом честно, прямо?
  - Ты не понимаешь меня, женщина. Мы никогда прежде не встречались. И никогда ни о чём не договаривались.
  - Да, я помню, ты рассказывал, что иногда даёшь обещание вслух, но не даёшь его внутри себя, в своей душе. И, следовательно, считаешь, что не обязан его сдержать. Таким образом, произнесённые звуки оказываются пустым сотрясением воздуха.
  - Ты не…
  - Да, Лёнечка, - перебила я. – Мне теперь тоже кажется, что все наши бурные свидания мне лишь пригрезились. Как будто они случались не наяву, а подслушаны в какой-то песне. Как это? «Всё, что тебя касается, Всё, что меня касается, Всё только начинается, начинается…». И одежда разлетается в стороны, а тела летят друг к другу. Ты называл меня поразительно чувственной женщиной. Помнишь? «Белые обои, чёрная посуда… Нас в «хрущовке» двое – кто мы и откуда?». Песни, только чужие песни… Ни людей, ни судеб, ни чувств – только обрывки чужих строк. А потом была ещё одна, тоже песня, ты любил мне её цитировать, кручинясь о неких печальных моментах своего прошлого: «Предательство. Предательство. Предательство. Предательство. Души незаживающий ожог…». Кто бы мог подумать, что она окажется пророческой?
  - Ты сумасшедшая!
  - Ты и раньше так говорил. Я помню многие твои фразы. Да и фразы-то у нас во многом были общие… Ты начинал, а я доканчивала. Или наоборот. Однажды ты сказал: «Уж на что я интроверт, но ты – законченный интроверт. Удивительно, как ты выживать умудряешься…».
  - Оставь меня!
  - Да. Ты именно это имел в виду, когда заявил мне по телефону: «Я же сказал, что занят. Мы больше не можем встречаться». Тогда ты как раз был в отпуске. И был абсолютно занят.
  - Я и теперь занят. И ты сделаешь мне одолжение, если…
  - И ты сделаешь мне одолжение, если выслушаешь меня.
  Мы встретились впервые девять лет назад. Я тогда разменяла до середины свой третий десяток, а ты – свой четвёртый. Оба дрейфовали по волнам неприкаянности, как два цветка в проруби.
  Мы оба не строили серьёзных планов в отношении друг друга. Ты недавно развёлся и не имел, где голову преклонить. Я – ещё не была замужем, но уже не особо рассчитывала, что когда-нибудь обрету этот статус. И обоим хотелось нормального человеческого секса.
  Но знаешь, что… Я бы вряд ли обратила на тебя внимание, если бы мы не разговорились в первый день знакомства – на праздничной вечеринке, накануне Восьмого марта. Ты казался таким же, как все – никаким, - пока не открыл рот. Мы зацепились друг за друга сперва словами, а потом уж телами. Вот уж воистину: вначале было слово. Или Слово?... Не знаю, теперь уже никто не скажет…
  Мы зацепились друг за друга словами, а потом уж – телами. По крайней мере, так показалось мне. Может быть, с твоей точки зрения всё выглядело иначе…
  Восхитительное ощущение полёта в диалоге. Уже тогда, с первых слов, мы умели подхватить и закончить мысль друг друга.
  Близость мыслей естественным образом перетекла в близость тел в первый же вечер. Мне казалось, что мы знакомы очень давно.
  Потом были четыре месяца довольно бурных встреч… Мне повезло: подруга доверила ключи от комнаты в общаге, фактически ей на то время не нужной.
  А я не знала, как к тебе относиться. Несмотря на резко произошедшее сближение, между нами сохранялась невидимая стена. Мы сбегались и разбегались, оставаясь каждый сам по себе. Я не знала, как разрушить эту преграду, да и нужно ли… Ты словно не пускал меня в свой мир… Преграда исчезала только в постели, да и то временно. А потом… Там же, в постели, ты брался с увлечением читать Асприна – «Корпорация МИФ», помнишь, целая серия книг? Их дали почитать мне, та же самая подруга, а перехватил ты… Так вот, ты брался читать Асприна, а мне не доставалось ни книги, ни тебя… Хотя формально ты находился рядом…
  А потом ты нырял куда-то в своё бытие, на несколько дней. Мобильников тогда ещё не было. По крайней мере, у нас. Они вообще ещё только входили в обиход. Громоздкие радиотрубки. Нет, у нас не было и таких, мы созванивались по городским.
  А по городскому очень легко исчезнуть, если захочешь исчезнуть. Дома – нет дома. На работе – был, но вышел. Весь. У друзей – нет, не приходил. (А даже если бы и пришёл, тебе, коза драная, не доложимся… Оставь мужика в покое…).
  Это началось где-то в июле. Ты перестал приходить на назначенные встречи. Несколько раз я ждала часа по два, в условленном месте, под часами, на центральной улице города. Уж очень не хотелось возвращаться в одиночество…
  Оказалось, я приношу семейное счастье. Встречаясь со мной, ты умудрился помириться с бывшей женой, с которой до того рассорился в пух и прах. Ты вернулся в семью. А я – в свой призрачный интровертированный мирок.
  Помнится, я даже испытала облегчение. Да, я боялась тебя тогда. Не физически. Ты нёс в себе непонятное для меня напряжение. Вечное напряжение сжатой пружины, взведённого курка. Ты искал поводов и ситуаций, чтобы разжаться, выстрелить. Например, выбежать во время урагана во двор в одних плавках и отплясывать под грозой со шквальным ветром. Или вколоть себе порцию морфия, чтобы понаблюдать из-под потолка за своим телом, мирно лежащим на кушетке…
  Да, ты никак не вписывался в образ кандидата в мужья.
  Это был один из немногих моих романов (а у меня их и так было немного), который не оставил у меня в сердце со временем чувства обиды или досады. Скорее, беззлобное недоумение: ужели такие люди и отношения и впрямь встречаются на земле?
  Это был один из немногих моих романов, который я считала полностью изжитым, отыгранным и законченным.
  Минуло девять лет…
  Забавно: между нами разница в девять лет. И минуло – практически ровно девять лет.
  Я дважды успела сменить свой семейный статус. В смысле, вышла замуж, а потом – вышла из замужа. Попутно родила сына – как-то так само получилось. Поменяла работу. Потеряла смысл жизни. Нашла новый. Он оказался сконцентрированным на кончике шариковой ручки. Или гелевой ручки. Или в клавишах ноутбука, на которых прочерчены знаки алфавита.
Да, графомания неизлечима, сродни алкоголизму…
  Была весна. Самый конец мая. Время года, созданное для любви. После двухлетнего одиночества, к которому я не только привыкла, но даже научилась получать определённое удовольствие – после двухлетнего одиночества мне вдруг снова захотелось чувств. И не просто захотелось: я решительно ВОЗНАМЕРИЛАСЬ заполучить их от мира. Загадала желание и съела цветок сирени с пятью лепестками. Шансов – один на миллион, значит должно сработать. А потом я выбросила всё из головы, как минутную блажь.
  Через неделю в автобусе меня окликнул ты. Небритый, помятый – в общем, в естественном состоянии человека после суточного дежурства. Я читала распечатку книги, скачанной из интернета, и ничего вокруг не замечала. Я брела в тот миг по подземным катакомбам, сжимая серебряный меч, предназначенный для сражений с нечистью, и прижимаясь к каменным стенам, чтобы защитить спину от ударов коварных зомби… Обычные грёзы не слишком удачливого торгового представителя, испытывающего умеренную тошноту от своих должностных обязанностей… Обычное поведение человека, половина рабочего дня которого проходит в общественном транспорте. Вместо того, чтобы глазеть по сторонам, сразу проваливаешься в ближайший виртуальный мирок, чтобы хоть так отдохнуть от постоянного давления повседневности.
  Тебе пришлось нависнуть непосредственно надо мной, сидящей, и набраться смелости, чтобы подать голос.
  Узнали друг друга мы сразу. Мало изменились за прошедшие девять лет. Как были два великовозрастных инфантильных оболтуса, так и остались.
  Лёгкое замешательство. Смущённые полуулыбки. Обмен телефонами. Эра сотовых уже давно  началась.
  Я не была уверена, что ты позвонишь. И плохо представляла, как поведу себя, если ты предложишь встретиться. Одно лишь обстоятельство говорило в твою пользу: в те времена, когда мы были вместе, скучать мне не приходилось.
  А с возрастом проблема хронической скуки становится всё актуальнее…
  Ты позвонил дней через десять. Упорно называл меня Юлей, хоть я с рождения именовалась Ксенией. Потом долго пьяным голосом извинялся за ошибку в имени... 
  Мы встретились на центральной улице города. Под часами. Теми самыми.
  И вот тогда… Впервые в жизни я почувствовала на собственной шкуре, что означает выражение «крышу снесло». Мне будто срезало неким мифическим бульдозером верхний пласт ума, наслоившийся за вторую половину прожитой жизни. Мне снова было… не двадцать пять даже – восемнадцать!
  Мы целовались взасос посреди людной улицы, заполненной романтическими парочками молодёжи вдвое младше нас. И это было – восхитительно!...
  Ты хотел секса и «быть кому-то нужным». Я – примерно того же. Мы были свободны и могли творить, что захотим…
  Свободны, да.
  Очень скоро выяснилось, что свобода – понятие относительное. И не просто относительное, а многогранное, многослойное, многомерное и запутанное, как лабиринт острова Крит.
  Если кто-то читал в детстве запоем мифы Древней Греции, тот помнит, что в лабиринте острова Крит жило чудовище по имени Минотавр. Оно неизменно убивало всех заплутавших путешественников. Не знаю, со скуки ли, от голода или по заданию правительства…
  Как выяснилось, лабиринт твоей свободы тоже обитаем. Каким бы термином определить сущность, селившуюся там? Я бы назвала это: призрак… Или даже так: иллюзия семьи.
  Ты сообщил мне, что абсолютно свободен от семейных отношений, ибо состоишь в разводе уже десять лет. Но те же самые десять лет вы с «бывшей» супругой прожили в общей квартире, вместе с успевшей заметно подрасти – до статуса студентки университета – дочуркой.
  Я ещё насторожилась сначала… Как выяснилось, в вашей с супругой (бывшей супругой!) комнате имелся только один диван… Но ты утешил меня заверениями, что в жизни этой женщины давно и прочно присутствует другой мужчина, так что на общей жилплощади вы с ней пересекаетесь лишь как добрые соседи.
  Что делать. Ещё со времён Воланда всех россиян испортил квартирный вопрос.
  Именно этот квартирный вопрос и осложнил наши встречи. Ты рассказал, что формально, по договорённости с соседями по квартире, никто из вас не должен водить любовников/любовниц на общую территорию.
  Но разве помешают какие-то жалкие материальные преграды нашей Великой Любви! Ведь мы были вдвоём! И я порхала, как ополоумевшая старшеклассница.
  Мы находили места для свиданий. Несколько раз снимали квартиры на ночь. А порой просто распивали шампанское в густых зарослях сиреней и вишен на территории заброшенного детского садика. Это было лучшее шампанское, лучшие пластиковые стаканчики и лучшие кусты в моей жизни!
  Мы говорили о своих мирах. Ты был первым, с кем я не ощущала себя сумасшедшей, рассказывая о порождениях собственного воображения. Моя волшебная картина мира существовала в резонансе с твоей. Ты тоже творил миры силой своей фантазии и бывал в них то величественным демиургом, то скромным наблюдателем, то отважным авантюристом – одиночкой. Ты провозгласил своё жизненное кредо: не навреди! Ты хотел пройти по жизни так, чтобы никому не сделать плохо…
  Или я тогда тебя неправильно поняла???
  Я совершенно не думала, что сумею на четвёртом десятке испытать безумные чувства, свойственные разве что первой влюблённости. А твое тело творило с моим буквально чудеса.
  Мне никогда не хватало слов и смелости, а может и литературного таланта, чтобы описать  эти переживания. Я их просто – проживала. Больше того: именно в них я по-настоящему ЖИЛА.  Типичный шизоид, по классификации Лоуэна.
  Это была одна из моих небольших, но сугубо частных тайн. По-настоящему живой, живущей на земле, в воплощенном мире, я ощущала себя, лишь занимаясь любовью с любимым мужчиной. Перемещая взаимодействие эмоций во взаимодействие тел.
  В другое время я сама казалась себе полупрозрачным призраком, просачивающимся сквозь  реальность, не особо с ней контактируя.
  Так вот, в те летние месяцы, рядом с тобой, я ЖИЛА. Давно позабытое чувство! Я упивалась им, как старый алкоголик, дорвавшийся до бочки со спиртом…
  …А помнишь, мы залезли на чужую дачу? То есть, на совсем чужую – без спроса, в отсутствие хозяев?
  Посреди городского района сохранился кусочек дачной застройки, на склоне оврага, рядом с котельной и коллектором. А нам опять не было места, где бы кинуться в объятья друг друга.
  Ты спросил: «А ты меня вправду любишь?». И я сказала: «Да». Потому что сама была в тот миг в этом абсолютно уверена.
  Мир казался особенным. Исполненным глубинного смысла. Многозначительным. (Ещё бы – после бутылки-то шампанского практически натощак!). И ты взял меня за руку и сказал: пойдём. И провёл меня тропой средь непроглядных зарослей кустарника. Вывел к забору, сплетённому из колючей проволоки. Расплёл кусок проволоки, скреплявший два фрагмента решётки. И помог протиснуться в щель. А дальше по узенькой дорожке сквозь бурьян мы вышли к малюсенькому сараюшке, гордо носившему статус дачного домика. Ты уверял, что никогда не бывал здесь прежде. Но очень ловко нашел ключ среди балок, подпиравших навес. Мы попали внутрь сооружения, где все горизонтальные поверхности были устланы подсыхающим укропом… Ещё там оказался диван и даже постель на нём. Больше нам ничего не требовалось.
  На один вечер это был НАШ волшебный домик. Мы попали через его порог в некий магический мир. В нагваль, как выразились бы толтеки.
  И даже не потому, что секс в экстремальных местах приносит особенно острые ощущения…
  А просто… Ты в тот вечер сказал, что найдёшь нам приют – и нашёл. ТЫ  СДЕЛАЛ  ЭТО. Ты на некоторое время стал настоящим демиургом. Ты выкроил из пространства и времени кусок, предназначенный только для нас. То был замкнутый мирок с нами двоими, обособленный ото всей прочей реальности.
  Мы приходили в домик ещё дважды. И каждый раз обстановка в нём чуть менялась. Значит, без нас там показывались хозяева.
  Во второй визит мы остались там на ночь. Ты так хотел. И я тоже желала не расставаться с тобой ни днём, ни ночью. Хотя – если бы имела право выбора, – предпочла бы более комфортные условия.
  На тесном полуразваленном диване, где уснуть было практически невозможно, мы болтали о человеческих чувствах, о нежности и нужности, о том, какая смешная штука  - укроп, гораздо забористее любой анаши… Много смеялись, хотя давно уже успели протрезветь. И почему-то взялись читать вслух стихи любимого обоими поэта. Ты начинал, а я подхватывала. У меня хорошая память на хорошие стихи.
  Мы уходили оттуда вскоре после рассвета, в пять утра. Ты нарвал для меня несколько ягод вишни и клубники, нашедшиеся в бурьяновых дебрях…
  Когда мы явились туда в третий раз, ничего уже не получилось. Нас заметили дачные соседи и подняли шум. Мы ушли, гордо вскинув головы.
  Это был знак. Что волшебство заканчивается.
  А потом как-то незаметно наступил сентябрь. Ты отправился в очередной отпуск и уехал к родственникам в другой город. А меня с головой затопила работа, которой существенно прибавилось.
  Перед отъездом ты говорил, что, скорее всего, мы и дальше будем вместе. «Ну куда же я от тебя такой денусь?» - так говорил ты. Хотя объяснения в любви не сложились и на сей раз. «Мне нравится с тобой разговаривать, - признался ты. – Нравится заниматься с тобой любовью. Это очень странно, чтобы с одной и той же женщиной было интересно и в постели, и в разговоре». Нет, извини, вру. Ты сказал несколько иначе: «Чтобы с одной и той же женщиной можно было хорошо и поговорить, и потрахаться». Неважно… «Но любовь, - говорил ты, - это нечто другое. Это когда готов отдать за человека жизнь… или свободу… А я за тебя – не готов…». «Так и я за тебя не готова», - отшутилась я. А сама подумала: действительно, не готова, но это не мешает мне быть с тобой.
  Так вот, сентябрь…
  Когда ты вернулся из поездки, что-то пошло не так. Я уже не могла срываться с места, забросив все рабочие вопросы, и мчаться на встречу с тобой в любой миг, когда тебе заблагорассудится. А по вечерам, когда я освобождалась от всех обязанностей, ты вдруг становился чрезвычайно занят. Хотя и продолжал оставаться в отпуске.
  Мы договорились встретиться в выходные и снова снять квартиру на ночь, чтобы спокойно побыть вместе.
  Но так с тех пор больше и не встретились НИКОГДА. Ни в ближайшие выходные, ни в последующие, ни в будни. Никогда. Была ещё только парочка телефонных разговоров. Бодрым голосом ты рассказал, что ходишь на курсы вождения, и у тебя полно прочих дел, и с дочерью нужно что-то решать, и вообще… И вообще: ты очень ЗАНЯТ. Для меня лично: ЗАНЯТ.  Так что, скорее всего, сказал ты, мы не будем вместе. «Я ещё ничего не решил, - сказал ты. - Я всё время пытаюсь кому-то что-то доказать».
  - Я уже всё поняла, - ответила я в телефон. – Ты пытался доказать бывшей жене, что не только она может иметь мужчин, но и ты способен заводить себе любовниц, когда и где только пожелаешь. И ты ей это уже доказал. ПОСРЕДСТВОМ  МЕНЯ. Я послужила средством доказательства. Удобным орудием. Объектом. А теперь ты вернулся в семью. Так же, как и девять лет назад. История повторяется. 
  (Я могла бы добавить ещё пару слов про удобный диван, недавно проделанный ремонт, дизайн в японском стиле и приличную плазменную панель на подставке под потолком. Но это было, с одной стороны, слишком очевидно, с другой –  уже абсолютно неважно. Разве какие-то эфемерные чувства и мифическое родство душ сравнятся с этим неземным благолепием?).
  - Ну что ты, - засуетился ты на другом конце провода. Да какого провода – луча: радиолуча, соединяющего два мобильных телефона через спутник. – Что ты! Я же обещал тебе, что ты навсегда останешься в списке моих друзей, что бы ни случилось! Знаешь что: давай обязательно встретимся. Только сегодня я не могу…
  - Я тоже.
  - Давай, ты скинешь мне смс-ку, когда у тебя будет свободное время. И мы обязательно встретимся.
  - Я и так знаю, когда оно у меня будет. В воскресенье.
  - Вот и хорошо, - обрадовался ты. – Тогда в воскресенье ты скинешь мне смс-ку, и мы встретимся.
  - Ладно. Скину.
  - Ну, пока-пока. До воскресенья!

  В воскресенье я скинула условленную смс-ку. О том, что у меня есть время. Через час  - ещё одну. Через пять часов – третью. Космическое молчание стало мне ответом. Так молчат звёзды, к которым отчаянно взывают астрономы в поисках внеземных цивилизаций.
  Наверное, мои смс-ки послужили последним необходимым тебе компонентом в системе доказательств. Чтобы  КОМУ-ТО  ЧТО-ТО  ДОКАЗАТЬ.

  С тех пор минуло какое-то время… И вот я – здесь. Мы всё-таки встретились. Я чувствовала, что необходима ещё одна, самая последняя, встреча. Чтобы расставить все точки над i...».