Морок

Вроде и надо бы делом заняться, да мысли скачут, а приложить их не к чему.
Девочка под психотропниками под самую макушку, а чувство жалости в ней неубитое, да любопытство неспокойное, даром, что накачали убийственными средствами. Да доктор - военный в белом халате, усталый, равнодушный, глядящий сверху на нас и не понимающий - чего нам, молодым девчонкам, не живется, да думается не о муже и ребенке маленьком, а о смерти, страданиях и крови непролитой, да наружу просящейся.
Спать бы надо, да не спится душе больной, взвинченной. Заснешь - так завтра опять день настанет, жить придется, а так вроде день к закату клонится и вроде уже и не будет ничего.
Коридоры длинные да двери запертые. Это мы заперты - да на съедение бойким дамочкам. Врут, что они больны - весело им; да глумиться над нами, неразумными, им вольготно.
Вот и картины на стенах, больными художниками писанные, в рамки деревянные вставленные. Вечное напоминание - талант и боль душевная порознь не ходят. Да почему фиолетовый цвет? Дался он им...
Глаза внимательные, острые - женщины с добрыми голосами следят за тобой неотлучно. Вроде сочувствуют, да плевать им на тебя. Работа у них такая - сочувствовать.
Когда же это кончится? Окна-то хитрые, и выбросился бы, да дерево всем телом не сломаешь, не пробьешься к облакам серым, чугунным, нависающим над Питером - как всегда промозглым, тоскливым и властным. Всем своим видом говорит он - смотри, вся природа подыхает под моими камнями, а я жив, и жить буду, буду дождями топить людей усталых, озлобленных, слепить глаза днем солнечным, лучами яркими, чтоб не видно было грязи - мусора, тоска в глаза чтоб не бросалась.
В туалете стены голые, да евроремонт сделан - для нас ли старались? Или, по обычаю, острые предметы убирали - не ровен час, порежемся?
Болит душа раненная, на бумагу просится, да руки не тем местом приделаны - не высказать, не выплеснуть, хоть кровью рисуй, хоть красками.
Душа раненная, юродивая, бьется - спать не дает, в жару, в бреду - никуда не денешься, не скроешься, не спрячешься от ока внутреннего, от голосов назойливых, от диалогов несуществующих.
Обратился потолок омутом, залил комнату - страшно. Понимать ли, что это галлюцинация бредовая души сумасшедшей, верить ли глазам своим, воспаленным от ночных бдений, дневных сидений, игры актерской, мастерской?
Теплеет в комнате. То ли теплее стало, то ли все равно уже. Пуста квартира, одинока. В темноте образы невысказанные бродят; знаешь ли - стоит оглянуться на них и они прячутся, отворачиваются, тихо за спиной пересмеиваются. Нет им дела до того, что я вижу их - бродят себе по пустынной квартире, повисают в воздухе немым вопросом - в своем ли я уме или с ума сошла и не заметила?
Дышится - шмыгается. Спят все - вольготно им спать, не зная, чем полна квартира, в которой и заплутать не долго. Огромные залы - свечи бы в них, в канделябры понаставить и чтоб горели всю ночь, теням души грели, если имеются таковые.
Спит и собака моя. Старенькая, седенькая - мерзнет во сне, лапками подрагивает, всхлипывает; морду в мой старый халат махровый спрячет, и легче ей. Мне бы так спрятаться. Не плачь, солнце, не всхлипывай - я сторожу. От теней безмолвных, от людей недобрых.
Холодно, морозно на улице. Темно в окнах, не горят люстры, даже ночники не горят уже - утро-то совсем близко. Надеть масочку, подобраться, в бой изготовиться. День сыграть на бис, ибо в противном случае жизнь насмарку пойдет, и годы даром прожиты, бесталанная голова моя все более пухнет от мыслей невмещающихся. Успеть бы за ними, да чтоб и поспать получилось - принято спать по ночам.
Что стихи? Так, творчество души одинокой, непонятой.
Тоскливо тебе, душа грешная, мятежная, непонятая. Смотришь в окно - природа мертва, заморожена, заснежены дороги, деревья красотой сохраненной глаз зачаровывают, душу бередят - на детские подвиги, на игру в снежки. Да холодно - уж не греет душу вера в светлое будущее, уже надежды остались позади, спрятались в мечтах несбывшихся.
Сидим мы по четверо человек в палате, одни в своем мире, и друг друга то понять не можем - чужую боль не почувствуешь. Лежим, глядя в потолок, или ходим по коридору бессмысленно, тупо уставясь в пол. Нет никому до нас дела.
Половина нас тут философы, да талантливые люди - непризнанные гении. Четыре стены, кровать с пружинами, тараканы в тумбочках, таблетки, кислая тушеная капутса три раза в день да решетки на окнах. Любовь казенная, обхождение выверенное - ибо люди нервные, чуткие, не дай бог - неосторожным словом обидеть.
Улыбаемся редко - не надо притворяться тут, в скорбном заведении; никто не ждет от тебя стандартной маски восковой, движений, по часам расписанным. Можешь плакать, смеяться, смотреть в окно часами или исписывать бесконечным бредом собственных мыслей листы серые, белые, голубые...
Просыпаться не хочется. Вспоминается что-то неизъяснимое, невыраженное, чего ждать-то уже не приходится, но хочется понадеяться. Боишься, что сбудутся тайные мысли - о чем тогда будешь мечтать?
Сознание сужено до тех пределов, которое способна вместить душа без боли, без страдания. Сопротивляется душа любому насилию, но покорна всему, что обещает покой долгожданный.
А теперь сидишь ночами, думаешь о чем-то, мысли скачут, прыгают, записать пытаешься, да бред выходит несуразный, что и понять-то нельзя, где сейчас, где потом, и как сменяются мысли, мыслищи, мысленочки...
Зачем механизированные действия? Зарабатываешь деньги, чтобы жить. Живешь, чтобы зарабатывать деньги. Одно без другого никак. Так в замкнутом круге и крутишься, разорвать хочется, мысль крамольная мелькает, неправомочная.
Какая-то ересь пьяная, неразборчивая.
Мне ли жаловаться? Летят стаи лебедей черных под луной. Луна нависает над нами, в окна заглядывает, подсматривает, посмеивается - холодно от смеха ее. Черные лебеди пререкликиваются, на лету в воронов превращаются - летят над городом, в окна заглядывают, с крыльев пыль стряхивают - от дальних странствий, от похорон чужих, от исканий истины.
Свет электрический приятнее солнца. Скамья неудобная, да когда писать-то было удобно? Слова потеряны, разбегаются, выпрыгивают с листа, под батареи прячутся. А глазки-то подсматривают - нет-нет да заглянут, поинтересуются - не поспать ли тебе, доченька, завтра день будет, вот и напишешь что-нибудь... Спит отделение.
Ходит за плечом моим, вечно по пятам - тень темная, не злая, не добрая, ходит да ждет чего-то, от прямых взглядов прячется, шугается - может, стесняется своего присутствия? Не прячься, не бойся, знаю о тебе, видела тебя - разную. Да что тебе надобно? Поговорить хочешь ли? Не хочешь - и славненько. Ходи себе, дожидайся, авось больше повезет тебе, чем мне, авось дождешься.
Часы разные - одни настойчивые, требовательные - так и вбивают в голову - должен, должен, - не спрячешься, никуда не денешься; и другие - белые, неторопливые, ненавязчивые да неприхотливые - спится тебе, спи бога ради, а мы потихоньку - тик-так, тик-так... Идет время, отсчитывается; медленно, незаметно жизнь обкрадывается, лишаясь чего-то важного; да заметно ли?
Поздний день, сумеречно. Холодно, но не важно это. Стены двухметровые, бетонные, захочешь - не перелетишь, не перепрыгнешь. Что смотришь на меня, мальчик худой, болезный, смотришь пустыми холодными глазами - али тебе не думается? Можешь ли ты еще голову поднять, на небо голубое посмотреть, глубину его почувствовать, бесконечность злую, навязчивую? Или крыльев орлиных от природы бог тебе не дал, и смотришь ты на меня, такую же бескрылую, израненную, в полете метко подстреленную и смотрящую на тебя тем же бессмысленным взглядом? Может, и не видишь меня вовсе-то, может, показалась я тебе? Уютнее в каморках наших, палатами именуемых. Открывай, сестра, дверь - холодно во дворе, пусто, небо серое, безрадостное, мальчик с пустыми глазами - и что мне, птице раненной, делать здесь?
Вишни хочется. Вишня сочная, мягкая, непроваренная - лета кусочек в нашей богом забытой дыре, Солнцем подаренная, чужими руками выращенная, собранная да в баночку сложенная, чтобы в ночь морозную после трудов праведных сладостью острой радовать, душу тешить да желудок раздражать.
Поезда один за другим идушие, разговоры непонятные, дух мятущийся тешущие. Книги умные, людьми ночами писанные, днями выстраданные - с правом пишут, с толком, с пониманием. Давишься уже, а читаешь - вкусно!
Ночь близится - ночь тихая, рабочая - даже тени не осмеливаются подойти - работаешь, трудишься. Посмотришь на них задумчиво - и снова в компьютер, пальцы по клавиатуре выстукивают в ритме - должен, должен, должен - можешь, можешь - хочешь... Ой ли?
Ночь подкралась, сном одолевает, россказни нашептывает - не справились тени подосланные, самой пришлось заняться. Забытье заманчиво - сулит выгоды немалые, отдых драгоценный. Давно забыт отдых-то. Что такое? Мозг воспаленный гудит, как улей растревоженный - кто здесь? Гость незванный, холодный, темный, стой где стоишь, побеседуем. Что сказать тебе - сам все знаешь. А чего пришел? Радуешься, злобствуешь беде моей, али силе моей завидуешь? Чего шарахнулся? Не бойся, не солнце это, машина поздняя проехала, фарами посветила, а ты уж и испугался, заметался. Далеко до утра, живи пока.
Заулыбалась тень, зашевелилась, рядом села и по голове погладила - спи, сестра. Примет ночь тебя...